– Его бы задержали на терминале, – возразил гэбист. – Да и откуда ему знать, что мы включились в игру?
   «Бизнесмен» сделал пренебрежительный жест.
   – Какая, к черту, граница? Отойди сотню метров в сторону от терминала и шагай напрямик через лес, пока не окажешься у русских…
   Обратите внимание, как он исчез. Не оставил ни клочка бумаги, ни даже отпечатков пальцев. Хозяин и его жена также не могут назвать точное время, когда постоялец с вещами покинул дом.
   – Время, положим, нам примерно известно, – задумчиво произнес Графтон. – Система электронного перехвата зафиксировала звонок из Юодкранте в 21.05. Известный нам телефон в К. не ответил, как и сутки назад, когда по этому номеру пытались прозвонить из Паланги…
   Еще один звонок был сделан в 21.07. Звонили в Севастополь. На другом конце провода ответил мужской голос. Есть предположение, что это был его родной дядя, который еще в недавнем прошлом занимал должность командира бригады морской пехоты. Дословно наш «друг» сказал следующее: «Не волнуйтесь, я в порядке. Так и передайте моим, пусть не беспокоятся. Когда смогу, перезвоню еще раз…» Как видите, не густо. Зато мы смогли по голосу уверенно идентифицировать личность звонившего.
   После того как Графтон проинструктировал гэбиста по поводу его дальнейших действий, он вызвался сопроводить «бизнесмена» в Ниду, до самой границы: Яблонскису следовало спешно отправиться в К., дабы уже с утра встретиться с силовиками Казанцева. С одним из этих людей он уже переговорил по телефону примерно час назад, накоротке введя того по просьбе Графтона в курс дела, но этого явно недостаточно.
   – Я не могу сейчас разложить перед вами весь пасьянс, Джон, – напутствовал по дороге Графтон своего молодого коллегу. – Поймите, этот русский нужен мне позарез, и вы обязаны доставить его живым и невредимым…

Глава 3

   Пока мозг Бушмина лихорадочно трудился над поиском выхода из, казалось бы, безвыходной ситуации, вокруг него произошли кое-какие перемены.
   Нагонявший их транспорт миновал развилку, и при ближайшем рассмотрении выяснилось, что это всего лишь безобидная иномарка.
   Спецназовец, изображавший из себя Рэмбо, забросил автомат за спину и отправился к придорожным кустикам, опорожнить мочевой пузырь. Через переднюю дверцу «пазика» наружу выбралась еще парочка бойцов, эти дружно задымили сигаретами.
   Что касается владельца «Опеля», то он к этому времени успел извлечь из багажника канистру с бензином, после чего в сопровождении гаишника направился к застывшей на обочине «Волге».
   Бушмину стоило немалых усилий разжать пальцы, намертво, казалось, прикипевшие к рукояти «вула». Тщательно одернув кожанку, он откинулся на спинку кресла, замерев в расслабленной позе.
   В салоне прозвучал мрачный смешок.
   Поздравляю, дружок. У тебя, кажется, развилась мания преследования.
   Несмотря на случившийся конфуз, кое-какие вопросы все же остались. К примеру, такой: а чем, собственно, продиктовано появление в этих краях, да еще в столь неурочный час, спецназовского контингента?
   Водитель, а по годам он был примерно ровесником Бушмину, оказался словоохотливым малым, к тому же неплохо информированным. Следовало лишь время от времени подправлять его наводящими вопросами.
   – Гаишники? Наши, из Зеленоградска. – Шофер угостился у пассажира сигаретой, прикурил, затем продолжил: – Своих они не трогают, если, конечно, не борзеть… В основном на трассе шуруют, там у них работы хватает…
   – Но тебя-то тормознули? Это что, у вас такой рэкет ментовский?
   Вместо того чтобы деньгами, берут бензином?
   – Да нет… Накладка у них вышла. День-деньской колесили по округе, какое-то спецмероприятие… Баки сухие, а до ближней заправки двадцать кэмэ. Решили подстраховаться, чтобы было на чем до дому добраться.
   Следующий свой вопрос Бушмин задал скучающим тоном:
   – А что, собственно, стряслось?
   – А ты разве не в курсе? – Шофер на мгновение повернул к нему голову, затем вновь сконцентрировался на дороге. Полотно дороги обсажено с двух сторон крепкими дубами, и даже кратковременная потеря водителем внимания может привести к большой беде. – Где-то с неделю назад, а может, чуть поболее, километрах в десяти отсюда, ежели в сторону моря, точнее, по направлению к Солнечногорску, там, где «дикие» раскопали «голубую» землю, – за раз пятерых мужиков положили. Говорят, что обе тачки, на которых они туда нагрянули, – в решето…
   Опустив боковое стекло, он щелчком выбросил окурок наружу.
   – В газетах про то писали, но как-то скупо… Неужели пропустил?
   – Я газеты в последнее время практически не читаю, – осторожно заметил Бушмин. – Да и в «ящик» редко заглядываю…
   Он на мгновение отключился от разговора. Эти пятеро «жмуров», о которых толкует водитель, наверняка из числа «зондеров».
   Куда тогда подевались еще трое? Надо же, не поленились переволочь трупы и обе тачки из Дачного, где состоялась разборка, на новое месторождение – а это примерно с полста километров. Эти покойнички, очевидно, не единственные, кому довелось совершить вынужденное путешествие: несмотря на свару, участники событий прячут концы.
   – А что в народе говорят?
   – Да всякое-разное… У нас здесь «голубенькую» земельку раскопали, слыхал, наверное? Кстати, сам по себе пласт, из которого камушки выковыривают, ни хрена не голубого цвета, а зеленоватого – я своими глазами раскоп видел. Но это так, к слову… Еще сравнительно недавно в Янтарном «зона» функционировала, а сами зеки, понятно, на комбинате в карьерах вкалывали. Вот из такой публики в основном и сложился контингент старателей, у нас их «дикими» прозвали…
   Это тебе, брат, не по пляжам шататься: вдруг повезет найти камушек-другой.
   Тут из раскопов, опять же по слухам, камни мешками таскают. «Купцы» прямо на месте за товар рассчитываются, и хотя дают за сырец треть цены, навар получается неслабый… Гоняют их крепко, иногда бьют смертным боем. В основном «янтарная мафия» наезжает… Видно, на этой почве и случилась разборка.
   – А те вояки, что повстречались нам на дороге?
   – Спецназ внутренних войск. Я так понимаю, что на «диких» нынче серьезную облаву устроили. Там несколько артелей работают, всего их будет человек двести… Драки, поножовщина – само собой.
   Доводилось и мне их возить, они к нам за водярой наведываются. Говорят, даже подпольный бордель в своем временном лагере открыли. Но ничего, теперь им лавочку точно прикроют…
   До города оставалось уже рукой подать, когда водитель чуть сбавил скорость, обратив внимание притихшего пассажира на весьма примечательную часть пейзажа. Один из придорожных дубов был заметно поврежден и как бы служил иллюстрацией к недавним мыслям Бушмина.
   Изуродованный ствол заплетен траурными лентами, возле места недавнего ДТП грудой наложены венки и охапки живых цветов.
   – Видал? – мрачно поинтересовался шофер. – Тихомиров, наиглавнейший из наших чекистов… Говорят, сам за рулем сидел. «Тридцать первая» всмятку… Может, ты и прав, командир, что газет в руки не берешь, – кругом сплошной мрак.
   Ночной город отнесся к возвращению Бушмина с кажущимся равнодушием.
   Высадившись с вещами неподалеку от окружной дороги, бывший морпех и несостоявшийся сотрудник частной охраны, а ныне заурядный бомж с весьма призрачными жизненными перспективами, оказался предоставлен всецело самому себе. Вернее, собственным страхам, ибо последние, конечно, и не подумали оставить его в покое.
   Бушмин подсуетился и успел-таки вскочить на подножку отходящего с кольца трамвая, очевидно, последнего… Темный пустой вагон болтало из стороны в сторону, как припозднившегося гуляку. Первые крупные капли дождя переспелыми виноградинами брызнули о стекло. В тусклом свете редких уличных фонарей смутно угадывались очертания городских кварталов, вскоре эта картинка должна смениться индустриальным пейзажем западной портовой окраины К. Бушмин знал город как свои пять пальцев, и подыскать безопасное убежище в любое время дня и ночи для него не составляло труда.
   Трамвай тронулся со второй по счету остановки, когда мимо него по пустынной ночной улице в направлении окружной дороги на приличной скорости промчались две легковушки и джип. Замыкающим, насколько мог судить Бушмин, наблюдая за картинкой сквозь струящиеся по стеклу потоки воды, шел черный «Ниссан». В городе была всего пара-тройка таких тачек. И на одной из них раскатывал его бывший работодатель – Вениамин Карсаков.
   Вспомнив, как он «опарафинился» всего каких-то полчаса назад, навоображав себе черт знает чего, Бушмин криво усмехнулся. Даже если это были его бывшие коллеги, то и флаг им, как говорится, в обе руки.
   Мало ли какие дела в городе у людей «янтарного барона»? У них своя свадьба, у Бушмина своя. Главное, чтобы не дошло до чьих-нибудь похорон. …И все же любопытно было узнать, что именно, вернее, кого именно имел в виду Филин, – а среди местной фауны и флоры, далеко не безобидной, водится и такой экземпляр, – когда во время их краткого общения по «телефону доверия» брякнул загадочную фразу: «Твоей персоной, приятель, заинтересовались на самом верху… на самом-самом верху, где-то в поднебесье»?
   Хотя зачем, спрашивается, ему это нужно знать?

Глава 4

   Казанцев слушал своего помощника вполуха. Из потока новостей, на которые стоило обратить внимание, он еще раньше выделил две. Одна из них, как водится, была хорошей, вторая – не очень.
   Обстановка в кабинете строгая, деловая. Никаких тебе дорогостоящих цацек вроде облицовки из янтарных панелей. Впрочем, на одной из стен два подлинных пейзажа Коро – скромные на первый взгляд, неброские картинки. Умный человек непременно обратит внимание.
   И поймет, что хозяин кабинета не просто состоятельный человек, а личность, наделенная отменным художественным вкусом.
   Казанцев стоял у окна, снабженного армированным стеклом, спиной к помощнику, который застыл посреди кабинета. Здание АКБ[2] «Балтийский» расположено в глубине Ленинского проспекта, в юго-западной части Замковой горы, так что из окон президентского офиса открывается широкая панорама: соединенный перемычкой эстакадного моста проспект, запруженный транспортным потоком, полноводная Преголя, остров Канта… Воздух поутру свеж и прозрачен, кажется, стоит лишь вытянуть руку – и можно коснуться пальцами золоченого шпиля Кафедрального собора.
   Казанцев – худощавый, поджарый, рост около ста восьмидесяти.
   Черные гладкие волосы, зачесанные назад, уже слегка посеребрены на висках. Одет всегда безукоризненно. В любой обстановке предпочитает хранить спокойствие; его холодное волевое лицо дышит внутренней затаенной энергией. Некоторые его побаиваются, но авторитету Казанцева это нисколько не вредит, даже наоборот. Он требователен и строг – это правда. Среди подчиненных слывет «просвещенным диктатором».
   Впрочем, большинство сотрудников, включая руководство контролируемых им структур, относятся к требовательности патрона с пониманием: так уважают силу и порядок, противопоставленные анархии и беспределу.
   Взгляд Казанцева в эти мгновения был направлен вовнутрь, в самого себя. Новость, хорошая новость, носила метафизический, вернее, даже мистический характер. Прошли еще одни сутки, и Кожухов А. А. не воскрес. Казанцев все же опасливо подумал: а вдруг не сдох? А что, если это какая-то уловка, мистификация? «Папа» горазд был на придумки. А вдруг он заявится неожиданно или позвонит, к примеру?
   «Ком цу мир, Лешенька… Что же это ты, сучий потрох, вытворяешь?!» Но нет. Ничего такого он уже не скажет. И подлянки никакой не скинет, разве что с того света будет грозиться. Но Казанцев не верил ни в бога, ни в черта, ни в загробный мир. И он точно знал, что пока никто еще оттуда назад не вернулся.
   Казанцев развернулся вполоборота к помощнику:
   – Что у нас еще на сегодня запланировано?
   Тот, соответствуя случаю, напустил на себя скорбный вид.
   – Алексей Игоревич, смею напомнить… Сегодня девятые сутки, как не стало уважаемого Александра Александровича…
   Казанцев едва сдержал циничную ухмылку.
   – Проследите, чтобы каждый день на могиле были свежие цветы.
   Памятник… Впрочем, мы эти вопросы уже обсуждали.
   – Звонила ваша супруга, – помощник на какое-то мгновение замялся. – Семья соберется в Солнечногорске в семь вечера.
   По лицу Казанцева пробежало легкое облачко. Он вспомнил, как во время похорон Ростислав, стоявший в окружении близких родственников усопшего, злобно процедил сквозь зубы: «Кое-кто полагает, что это ему сойдет с рук. Напрасно на это надеется…» И посмотрел при этом своими красными, как у дикого вепря, глазками именно на Казанцева.
   Мало ли кто и что думает? Да и какие есть основания для подобных подозрений?
   Гулял себе человек по бережку моря, дышал с утречка свежим воздухом.
   По традиции, в полном одиночестве – телохраны, держащиеся в отдалении, не в счет. Потом вдруг опустился на песчаный берег. Острый сердечный приступ, как позже определят врачи. Пока пытались привести Сан Саныча в чувство, пока дожидались прибытия «Скорой», бедняга скончался… Ну и где, спрашивается, здесь признаки насильственной смерти?
   Один из охранников, правда, вспомнил, что по пляжу ранним утром шатались какие-то оборванцы. Но на его слова никто не обратил внимания. Мало ли по округе бродит разного сброда? Охранникам не раз приходилось гонять с дачной полоски балтийского берега разных субъектов – перед тем как Кожухов отправлялся на свою ежедневную прогулку.
   Вскрытие подтвердило первоначальную догадку врачей. На всякий случай, впрочем, сделали аутопсию, взяв на анализ кровь и кусочки внутренних органов. Но следов ядовитых веществ на момент проведения экспертизы специалисты не обнаружили.
   Короче, зацепиться было решительно не за что. А посему – «мир праху раба божия Александра…». Уважаемого человека отпели и похоронили. Вместе с его задумками и планами, наверняка имевшими отношение к судьбе «янтарного барона».
   – Наталья Александровна звонила несколько раз, – напомнил о своем существовании помощник. – Жаловалась, что не может дозвониться на ваш мобильный телефон.
   Уловив реакцию банкира, помощник передал ему сотовый телефон. Казанцев в последнее время с трудом выносил свою «женушку». Отношения между ними обострились еще раньше, за несколько месяцев до смерти «папочки». Жили они уже практически раздельно, благо «янтарный барон» располагал загородными резиденциями в Солнечногорске и на Куршской косе, не считая городского особняка и роскошной двухуровневой квартиры в центре города.
   Наталью Казанцеву, в девичестве Кожухову, он обнаружил в Солнечногорске, на так называемой «атлантической вилле».
   – Наталья? Да, это я… Был занят… Нет, не приеду, у меня срочные и неотложные дела… Для меня это тоже трагедия… Переговорим позже, сейчас не могу.
   Дав отбой, Казанцев еще несколько секунд стоял неподвижно, дожидаясь, пока схлынут эмоции.
   – Что еще?
   – Через час совещание с представителями комбината… Звонил Карсаков, спрашивал, сможете ли вы его принять. Он уже выехал из «Балтии», должен вот-вот подъехать…
   – Как только появится, сразу проводите ко мне в кабинет.
   – Да, мне уже успели доложить, – сказал Казанцев, выслушав доклад силовика. – Подробности, правда, мне неизвестны.
   Когда удалось его запеленговать?
   Вениамин Карсаков входил в тройку самых влиятельных силовиков Казанцева, бизнес которого, равно как и личную безопасность ключевых специалистов, помимо собственной службы безопасности банка, охраняло еще до полудюжины частных охранных предприятий. Этому человеку, имевшему опыт работы в органах контрразведки, можно было доверять любые тайны – свою преданность «янтарному барону» он уже не раз доказывал на деле.
   – Запеленговали Бушмина около полутора суток назад, – после паузы сказал Карсаков. – Как выяснилось, последнее время он обретался на сопредельной территории Литвы. «Партнеры» не исключают, что он мог перебраться на нашу сторону… Как только нас поставили в известность, мы попытались организовать перехват… Точных данных, что он сейчас находится в городе или на территории анклава, у нас нет. Но исключить такую возможность мы тоже не можем…
   Это и была та самая новость, которая «не очень».
   – А как удалось вообще напасть на его след? Сработала ваша задумка?
   Карсаков погладил раздвоенный ямочкой массивный подбородок.
   – Я докладывал, что мы организовали плотную слежку за ведущими сотрудниками УБЭП, включая их начальника Белицкого. Последний, помимо прочего, имел короткий контакт с известной вам молодой женщиной.
   – Я в курсе, – перебил его банкир. – Меня сейчас интересует Бушмин.
   – Белицкий ретировался в Москву четверо… нет, пять суток назад.
   Буквально за несколько часов до отлета рейсового самолета он спешно наведался в один адресок – какую-то из явок УБЭП, о существовании которой мы даже не подозревали… Как нам удалось выяснить, там постоянно находился кто-нибудь из сотрудников Белицкого, иногда дежурил один, иногда оставалось двое… Эта явка функционировала примерно с декаду, нынче она пустует – полковник, очевидно, распорядился законсервировать ее, и даже линию на «Телекоме» обрубили… Номерок тот мы, естественно, пробили и взяли на заметку – чисто для проформы, признаюсь. Поскольку, как вам известно, у нас налажен регулярный «бартер» с «соседями», то в общую базу данных мы внесли и этот эпизод.
   Их очень интересуют известные вам события, имевшие место быть 1 и 2 мая, поэтому они внимательны к любым мелочам. То, что Белицкий попытается законтачить с Бушминым, чтобы либо переправить данного субъекта в столицу, либо вытащить из него информацию на месте, если тот вообще ею располагает, мы подозревали и раньше. Но Бушмин, как пресловутый Колобок, ушел от всех, в том числе и от Белицкого…
   – Бушмин находится в бегах, это ясно, – задумчиво кивнул банкир. – Ясно и то, что рано или поздно он должен был проявиться…
   Допустим, он действительно вернулся. Напрашивается вопрос – зачем? Как бы поступили вы, к примеру, окажись в его шкуре?
   Карсаков ухмыльнулся краешком губ.
   – Признаться, я бы не хотел оказаться на его месте… Что тут можно сказать? Какое-то время он шхерился в Литве, благо существует безвизовый проезд… Зачем вернулся? Ответ, думаю, прост. У него здесь полно дружков. Попытается раздобыть определенную сумму денег, заодно разжиться комплектом надежных документов… А потом рванет в известном только ему направлении. Окажись я на его месте, именно так бы и поступил. Перебрался бы в материковую Россию, затерялся в толще людских масс, нашел бы какую-нибудь дыру и провел там оставшуюся жизнь.
   – Полагаете, он так и поступит?
   – А вот об этом я судить не берусь. – Карсаков широко развел руками. – Я просто попытался ответить на ваш вопрос.
   – Чего хотят «соседи»?
   – Просят, чтобы мы организовали на своей территории интенсивные поиски. Я постоянно общаюсь с Яблонскисом, так вот он на этом настаивает.
   Мне нужна ваша санкция, Алексей Игоревич. Вы в курсе, что в городе нынче неспокойно. И этим, – Карсаков кивнул в сторону оконного проема, – наша активность может не понравиться.
   Казанцев понимающе покивал головой. По большому счету, уход Кожухова из жизни всех проблем еще не решил. Есть люди, которые мнят себя истинными хозяевами города и края. Без поддержки новых партнеров, а среди них числится и Графтон, представленный в свое время Казанцеву самим Дэвидом Уолтмэном – в качестве «нашего парня», – с этими опасными силами одному «янтарному барону» не справиться…
   «Союзники» уже активно помогают по части консультаций и обмена конфиденциальной информацией. Они же, видя, что их «стратегический партнер» в регионе попал в непростую ситуацию, что Москва всячески норовит «вернуть государству» процветающую ныне отрасль янтарного бизнеса, задействовали свои колоссальные связи – и зловредный Белицкий, наделенный большими полномочиями руководством федерального ведомства МВД, был тут же уволен с должности, а сама ситуация вокруг Казанцева и его окружения заметно разрядилась.
   Так что Казанцев, что называется, обязан. И сейчас не тот случай, когда он может «простить» свои долги, его попросту не поймут.
   – Даю «добро», – после раздумий сказал банкир. – По Бушмину даю вам полный карт-бланш. После того, как его «выпотрошат»…
   Впрочем, мы обсудим этот вопрос позднее.
   Когда дверь за Карсаковым закрылась, банкир направился к бару, откупорил бутылку «Хеннеси» и плеснул на самое донышко фужера. Провел рукой по лицу, словно смахнул невидимую липкую паутину. Затем медленно, смакуя, выпил коньяк.
   Откуда ему было знать, что человек, которого в течение трех с лишним суток подвергали непрерывным допросам, сломленный физически и духовно, развязал свой язык. И что именно в тот момент, когда Казанцев мысленно строил планы на будущее – теперь-то уж он свободен в своих поступках! – некие персоны за толстыми стенами громоздкого трехэтажного здания, над которым развевается флаг одного из мощных европейских государств, решали судьбу молодой женщины.
   Казанцев вооружился мобильным телефоном. Испытывая несвойственные ему колебания, он несколько изменил свои планы, решив для начала позвонить «свахе».
   – Казанцев, – отрывисто бросил он в трубку. – Чем сейчас занят, Вадим? Ты не мог бы подъехать? Нет, дело минутное…
   Хочу пошептаться с тобой по одному сугубо личному вопросу…

Глава 5

   Таксист доставил Розанову по назначению. Напоследок он оглядел оценивающим взглядом ладную женскую фигурку, упакованную в обтягивающие брючки и легкую замшевую куртку. Штучный товар, хоть внешность взять, хоть конституцию. Для того чтобы водить дружбу с такой пташкой, нужно как минимум сменить раздолбанный таксомотор на «шестисотый» «мерс».
   Или на тот белоснежный «Вольво-С80» – наиновейшая модель, последний писк автомобильной моды, – что следовал за ними от девятиэтажки на Артиллерийской, где, собственно, и взял на борт эту странную клиентку прибывший по вызову таксомотор.
   Прежде чем таксист успел развернуться и дать по газам, он стал свидетелем еще одной любопытной сценки. Буквально подрезав таксомотору нос, на площадке у Музея янтаря припарковался увязавшийся за ними «вольвешник».
   Из салона мигом вытряхнулись двое: невысокий худощавый мужчина в светлом костюме и щегольской шляпе и двухметрового роста парниша, судя по повадкам, телохран. Девушка, на вид ей было лет двадцать шесть, прошла мимо этой парочки своей легкой летучей походкой и при этом сделала ручкой пренебрежительный жест – так отмахиваются от назойливой мухи.
   Музей янтаря, уникальное в своем роде культурное учреждение, размещается в Башне Дона, по соседству с Ростгартенскими воротами и редюит-капониром бастиона «Обертайх», в районе современной площади Маршала Василевского. Укрепление возведено по проекту архитектора Э. Л. Астера и в прошлом являлось составной частью оборонительной линии крепости Кенигсберг.
   Строение знаменито еще тем, что именно здесь, на зубчатой верхушке Башни Дона, утром 10 апреля 1945 года было водружено красное знамя – символ победы Советской Армии. Эту дату можно считать также последним днем Кенигсберга и в целом всей Восточной Пруссии – хотя город будет переименован несколько позже.
   В гулком сумрачном вестибюле на глаза Розановой попался сотрудник ВОХРа. Это был улыбчивый парень примерно ее возраста, именно он поднял переполох в связи с «наводнением». В ночное время и в выходные дни они дежурят здесь посменно. В музее выходные по вторникам и средам. Надо полагать, жутковато здесь оставаться одному по ночам.
   Розанова ни за что бы не согласилась на нечто подобное – она числила себя отчаянной трусихой.
   – Елена Владимировна, у нас форменный потоп! – сообщил он «радостную» новость. – Звонил директору, но его нет дома. Пришлось вот вас побеспокоить – без начальства допускать ремонтников в подвалы я не имею права.
   Розанова подавила тяжелый вздох. Всегда одно и то же: кроме нее да еще двух-трех таких же, как она, энтузиастов, никто музеем не занимается.
   Зарплаты у сотрудников мизерные, да и те задерживают… Впрочем, работа в должности начальника научно-методического отдела и заместителя директора музея для Елены Розановой и в прежние времена не являлась основным источником доходов. Скорее это был ее тяжкий крест, который она по собственной же воле взвалила на свои хрупкие плечи еще четыре года назад.
   Реальность такова, что единственный в России Музей янтаря ныне влачит жалкое существование. Музейная экспозиция практически не пополняется, пять-семь новых экспонатов в год – это максимум. Финансирование крайне скудное, музей весь в долгах. Тот же Янтарный кабинет, к примеру, давно уже отказался от сотрудничества, найдя более прибыльные каналы для сбыта своей продукции. Выставочные залы, подсобные помещения и коммуникации нуждаются в капремонте. Надоело все это Розановой до чертиков. Но она знала одно: стоит ей уйти из музея, и все здесь рухнет в считанные дни.
   – В аварийную службу сообщили?
   Охранник повернул голову на звук раздавшихся в вестибюле шагов. Одного из визитеров он узнал без труда. Вадима Ломакина знают в городе если не все, то очень многие. Ну а уж те, кто хоть каким-то боком связан с янтарным бизнесом, просто обязаны его знать: Вадим Петрович – талантливейший художник, первый номер, если так можно выразиться, в сфере дизайна изделий из янтаря. В последние годы благодаря пышному ренессансу янтарных промыслов он круто поднялся и теперь владеет полудюжиной художественных салонов и промышленных мастерских.