Но Чижик не слушал товарища. После двухчасового похода силы его иссякли, и он хотел повернуть назад. Ян отыскал сухой островок и собрался разжечь костер, но тут выяснилось, что, пока они пробирались по болоту, все спички отсырели. Это очень огорчило Чижика.
– Погоди, – успокоил его Ян, – сейчас я тебе покажу, как поступают индейцы.
Маленький Бобр вырезал из сухой пихты две зажигательные палочки, и скоро перед мальчиками запылал костер. Чижик удивился: ведь ему никогда прежде не приходилось видеть, как добывают огонь трением.
Напившись чаю и закусив немного, Пит почувствовал себя лучше.
– Мы прошли миль шесть, – сказал Бобр, – и теперь, я думаю, скоро увидим лес, если он вообще тут есть.
Мальчики снова двинулись вперед через болота и выжженный лес.
Спустя час они подошли к островку, на котором высилось дерево с ветвями до самой земли. Ян взобрался на верхушку. На сколько хватало глаз, тянулись болота, кое-где поднимались холмы с обугленными стволами, а вдалеке темнела зеленая чаща. Это, видно, и был тот сосновый бор, к которому держали путь индейцы.
– Эй, Чиж! – крикнул Ян. – Посмотрел бы ты отсюда! Как красиво!
– Я бы хотел увидеть наш лагерь, – буркнул Пит. Ян спускался с сияющим лицом.
– Теперь уже близко!
– Сколько еще идти?
– Самое большее мили две.
– Это ты твердишь всю дорогу!
– Но я видел лес! И реку. Скоро уже!
Через полчаса они подошли к реке. Глубокая, прозрачная, она медленно катила свои воды. По берегам росли ивы, а на воде покоились бесчисленные кувшинки.
Вдруг откуда-то донеслось знакомое: «Кряк!» Ян схватил лук и бросился к камышам в небольшом заливе. Тут он увидел трех диких уток. Ян послал стрелу: две птицы улетели, одна осталась на воде. Палкой Ян вытянул утку на берег.
Пит сидел чернее тучи, но, увидав Яна с добычей, повеселел.
Еще один переход, и мальчики вошли в сухой сосновый бор.
– Мы победили! – радовался Ян. – Теперь можно возвращаться!
– У меня ноги не идут, – сказал Пит, – давай отдохнем хоть немного.
– Сейчас четыре, – сказал Ян, взглянув на часы. – По-моему, нам лучше заночевать здесь.
– Нет, нет! – запротестовал Пит. – Я хочу домой! Похоже, дождь будет.
Собирались тучи, но Ян все-таки уговорил Чижика немного задержаться и поесть. Ему хотелось остаться на ночлег, и он нарочно делал все очень медленно. Едва Ян разжег костер, как хлынул ливень. Когда дождь кончился, они развесили вокруг огня свою мокрую одежду. Так мальчики и заночевали в лесу, и Чижик впервые спал на мягкой подстилке из еловых веток.
На рассвете Ян вскипятил чай. Еды оставалось мало, и Ян решил зажарить утку по индейскому способу: выщипав перья, он закатал ее в сырую глину и засунул под горящие уголья. Через полчаса, когда Ян открыл свой глиняный пирог, утка оказалась подгоревшей с одно бока и сырой – с другого. Но кое-что можно было есть, и Ян позвал Чижика завтракать. Чижик был совсем больной. Он простудился, и вдобавок сказывалось вчерашнее питье болотной воды. Немного поев и выпив горячего чаю, он почувствовал себя лучше, но идти, конечно, не мог.
И тут впервые Яну стало страшно. Чем можно помочь заболевшему товарищу? Ведь до лагеря больше двенадцати миль!
Ян срезал кору на сухом маленьком деревце и написал карандашом на древесине: «Здесь ночевали 10 августа 18… Ян Иомен и Пит Бойл».
Потом он устроил товарища поближе к огню, а сам полез на высокое дерево. На северо-западе, за небольшими желтоватыми холмами, Ян разглядел несколько крытых ветками хижин и типи. Из одной курился дымок. Это наверняка было индейское поселение, о котором говорил Калеб. Ян быстро спустился с дерева и рассказал об этом Питу, но тот еле двигался. Было решено, что Ян отправится к индейцам один. Перед уходом он подложил в костер сырых веток, чтобы дым был далеко виден.
Через полчаса Ян подошел к двум бревенчатым хижинам и типи.
Собаки встретили Яна яростным лаем: пришлось отбиваться палкой. На шум из типи вышел индеец. Ян, как учил Калеб, сделал несколько приветственных жестов. Потом, ткнув себя в грудь, поднял два пальца – это означало, что он не один. Указав в сторону соснового леса, Ян объяснил, что там находится его больной товарищ и, стукнув себя по животу ребром ладони, дал понять, что он голоден. Индейский вождь вынес мальчику олений язык и занялся опять своим делом. Ян с благодарностью взял мясо, затем быстренько набросал у себя в тетради индейский лагерь и двинулся назад.
Пит сидел у костра, встревоженный долгим отсутствием товарища. Чувствовал он себя гораздо лучше. Через полчаса мальчики отправились в обратный путь, который проделали без особых приключений. В три часа над холмами показался дымок от костра Калеба, и к четырем они с радостными криками ввалились в лагерь.
Калеб устроил салют из револьвера, а Турок встретил ребят громким лаем. Оказалось, что все остальные вернулись еще накануне вечером.
Сэм сказал, что они «прошли миль десять и нигде не видали реки». Гай клялся, что они покрыли не меньше сорока миль и что он теперь вообще не верит, что там есть какая-нибудь река.
– Что же вы видели по дороге? – спросил их Ян.
– Ничего, кроме сожженного леса и скал.
– Вы взяли слишком к западу, – определил Калеб.
– Ну, расскажи ты, Черный Ястреб, что вы видели.
– Если Ястребиный Глаз прошел сорок миль, – начал вождь бойлеров, – то мы – все шестьдесят! Но, кроме болота и сгоревшего леса, там ничего нет. От индейского лагеря и следа не нашли. Я думаю, там никто не живет.
– А песчаные холмы видали? – спросил Ян.
– Нет.
– Ну, значит вы не дошли еще несколько миль до индейцев.
Маленький Бобр рассказал свою историю, великодушно умолчав о том, как вел себя в путешествии Чижик. А Чижик, захлебываясь от восторга, расписывал познания Яна и особенно подробно рассказал, как Ян во время дождя добыл палочками огонь.
Когда все кончили, Калеб сказал:
– Ян победил трижды, потому что нашел сосновый лес, который сам искал, потом – реку, которую искал Дятел, и еще индейцев, на поиски которых отправился Весли. Сэм и Весли, передайте Яну свои скальпы!
– Погоди, – успокоил его Ян, – сейчас я тебе покажу, как поступают индейцы.
Маленький Бобр вырезал из сухой пихты две зажигательные палочки, и скоро перед мальчиками запылал костер. Чижик удивился: ведь ему никогда прежде не приходилось видеть, как добывают огонь трением.
Напившись чаю и закусив немного, Пит почувствовал себя лучше.
– Мы прошли миль шесть, – сказал Бобр, – и теперь, я думаю, скоро увидим лес, если он вообще тут есть.
Мальчики снова двинулись вперед через болота и выжженный лес.
Спустя час они подошли к островку, на котором высилось дерево с ветвями до самой земли. Ян взобрался на верхушку. На сколько хватало глаз, тянулись болота, кое-где поднимались холмы с обугленными стволами, а вдалеке темнела зеленая чаща. Это, видно, и был тот сосновый бор, к которому держали путь индейцы.
– Эй, Чиж! – крикнул Ян. – Посмотрел бы ты отсюда! Как красиво!
– Я бы хотел увидеть наш лагерь, – буркнул Пит. Ян спускался с сияющим лицом.
– Теперь уже близко!
– Сколько еще идти?
– Самое большее мили две.
– Это ты твердишь всю дорогу!
– Но я видел лес! И реку. Скоро уже!
Через полчаса они подошли к реке. Глубокая, прозрачная, она медленно катила свои воды. По берегам росли ивы, а на воде покоились бесчисленные кувшинки.
Вдруг откуда-то донеслось знакомое: «Кряк!» Ян схватил лук и бросился к камышам в небольшом заливе. Тут он увидел трех диких уток. Ян послал стрелу: две птицы улетели, одна осталась на воде. Палкой Ян вытянул утку на берег.
Пит сидел чернее тучи, но, увидав Яна с добычей, повеселел.
Еще один переход, и мальчики вошли в сухой сосновый бор.
– Мы победили! – радовался Ян. – Теперь можно возвращаться!
– У меня ноги не идут, – сказал Пит, – давай отдохнем хоть немного.
– Сейчас четыре, – сказал Ян, взглянув на часы. – По-моему, нам лучше заночевать здесь.
– Нет, нет! – запротестовал Пит. – Я хочу домой! Похоже, дождь будет.
Собирались тучи, но Ян все-таки уговорил Чижика немного задержаться и поесть. Ему хотелось остаться на ночлег, и он нарочно делал все очень медленно. Едва Ян разжег костер, как хлынул ливень. Когда дождь кончился, они развесили вокруг огня свою мокрую одежду. Так мальчики и заночевали в лесу, и Чижик впервые спал на мягкой подстилке из еловых веток.
На рассвете Ян вскипятил чай. Еды оставалось мало, и Ян решил зажарить утку по индейскому способу: выщипав перья, он закатал ее в сырую глину и засунул под горящие уголья. Через полчаса, когда Ян открыл свой глиняный пирог, утка оказалась подгоревшей с одно бока и сырой – с другого. Но кое-что можно было есть, и Ян позвал Чижика завтракать. Чижик был совсем больной. Он простудился, и вдобавок сказывалось вчерашнее питье болотной воды. Немного поев и выпив горячего чаю, он почувствовал себя лучше, но идти, конечно, не мог.
И тут впервые Яну стало страшно. Чем можно помочь заболевшему товарищу? Ведь до лагеря больше двенадцати миль!
Ян срезал кору на сухом маленьком деревце и написал карандашом на древесине: «Здесь ночевали 10 августа 18… Ян Иомен и Пит Бойл».
Потом он устроил товарища поближе к огню, а сам полез на высокое дерево. На северо-западе, за небольшими желтоватыми холмами, Ян разглядел несколько крытых ветками хижин и типи. Из одной курился дымок. Это наверняка было индейское поселение, о котором говорил Калеб. Ян быстро спустился с дерева и рассказал об этом Питу, но тот еле двигался. Было решено, что Ян отправится к индейцам один. Перед уходом он подложил в костер сырых веток, чтобы дым был далеко виден.
Через полчаса Ян подошел к двум бревенчатым хижинам и типи.
Собаки встретили Яна яростным лаем: пришлось отбиваться палкой. На шум из типи вышел индеец. Ян, как учил Калеб, сделал несколько приветственных жестов. Потом, ткнув себя в грудь, поднял два пальца – это означало, что он не один. Указав в сторону соснового леса, Ян объяснил, что там находится его больной товарищ и, стукнув себя по животу ребром ладони, дал понять, что он голоден. Индейский вождь вынес мальчику олений язык и занялся опять своим делом. Ян с благодарностью взял мясо, затем быстренько набросал у себя в тетради индейский лагерь и двинулся назад.
Пит сидел у костра, встревоженный долгим отсутствием товарища. Чувствовал он себя гораздо лучше. Через полчаса мальчики отправились в обратный путь, который проделали без особых приключений. В три часа над холмами показался дымок от костра Калеба, и к четырем они с радостными криками ввалились в лагерь.
Калеб устроил салют из револьвера, а Турок встретил ребят громким лаем. Оказалось, что все остальные вернулись еще накануне вечером.
Сэм сказал, что они «прошли миль десять и нигде не видали реки». Гай клялся, что они покрыли не меньше сорока миль и что он теперь вообще не верит, что там есть какая-нибудь река.
– Что же вы видели по дороге? – спросил их Ян.
– Ничего, кроме сожженного леса и скал.
– Вы взяли слишком к западу, – определил Калеб.
– Ну, расскажи ты, Черный Ястреб, что вы видели.
– Если Ястребиный Глаз прошел сорок миль, – начал вождь бойлеров, – то мы – все шестьдесят! Но, кроме болота и сгоревшего леса, там ничего нет. От индейского лагеря и следа не нашли. Я думаю, там никто не живет.
– А песчаные холмы видали? – спросил Ян.
– Нет.
– Ну, значит вы не дошли еще несколько миль до индейцев.
Маленький Бобр рассказал свою историю, великодушно умолчав о том, как вел себя в путешествии Чижик. А Чижик, захлебываясь от восторга, расписывал познания Яна и особенно подробно рассказал, как Ян во время дождя добыл палочками огонь.
Когда все кончили, Калеб сказал:
– Ян победил трижды, потому что нашел сосновый лес, который сам искал, потом – реку, которую искал Дятел, и еще индейцев, на поиски которых отправился Весли. Сэм и Весли, передайте Яну свои скальпы!
XXX. Снова рысь
За ужином незаметно пролетело время. Мальчики хорошо отдохнули и к вечеру были готовы отправиться в новое путешествие.
– Здесь водятся еноты, мистер Кларк? – спросил Ян.
– По-моему, да. В лесу около владений Бидди Бэггса много следов, очень похожих на енотовые.
Места эти были неподалеку, и мальчикам не терпелось отправиться туда немедленно. Ночь стояла душная, безлунная. От комаров не было отбою. Турок бежал, усердно обнюхивал землю. Он напал на чей-то след и быстро скрылся из виду. Скоро издали послышался его лай.
– Енот? – нетерпеливо сказал Ян.
Калеб промолчал.
– Что там, мистер Кларк?
– Не знаю, что и думать, – медленно ответил старик. – Собака совсем терпение потеряла, лает как безумная. А на кого, понять не могу.
Когда охотники подошли ближе, они увидали, что Турок стоит под деревом и яростно лает, задрав морду.
– Огня скорей! – торопил Дятел.
Через минуту у всех в руках пылали ветки. Раз или два охотникам удалось увидеть блестящие глаза зверя.
– Ну, кто полезет? – спросил Калеб.
– Я! Я! – хором закричали все.
– Вы храбрые охотники, – сказал Калеб, – только неизвестно, какой зверь там на дереве. Может, это крупный енот. Только почему-то собака лает, словно на кошку. А ведь в округе недавно убили пуму. Зверь забрался на дерево, но это еще не значит, что он боится собаки. По тому, как лает Турок, я думаю, здесь вас может ждать опасность. Кто же все-таки полезет?
Все смолкли. Потом Ян сказал:
– Я попробую, если вы дадите мне револьвер.
– Так и я пойду! – тут же вызвался Весли.
– Бросим жребий.
Лезть на дерево выпало Яну. Теперь не было слышно шуток, как прежде, когда он шел на енота. Ян чувствовал напряженное молчание, и ему становилось все страшнее. Страх этот усилился, когда Ян забрался на большую липу, густая крона которой заслонила от него лица товарищей.
Ему хотелось повернуть назад, и, чтобы оправдать свое отступление, он уже собрался крикнуть: «Нет здесь никакого енота!» Но голос не повиновался ему.
– Эй, что там? – спросил кто-то снизу.
Ян не успел ответить, ему показалось, что где-то рядом ворчит енот. Мальчик даже перегнулся вниз и крикнул:
– Нашел!
В этот миг совсем близко кто-то яростно зарычал, и Ян увидел огромного зверя, который прыгнул на ветку ниже той, где сидел Ян. Квадратная морда, щетинистая, в полосках, – точно такую он видел когда-то в Гленьяне.
В страхе Ян выхватил револьвер, выстрелил и промахнулся.
– Рысь! – В голосе Яна послышался ужас.
– Не подпускай ее близко! – громко закричал Калеб.
Ян, собрав все свое мужество, снова выстрелил. Раненый зверь бросился на мальчика и вцепился ему в руку. Ян пытался перехватить револьвер левой рукой, но выронил его, наткнувшись на щетинистую шкуру зверя. Теперь Ян был беззащитен. Но раненый зверь вдруг выпустил руку Яна, стараясь удержаться на суку, и рухнул на землю. От радости Ян чуть было не потерял сознание.
– Где револьвер? – как сквозь сон, донесся до него голос Весли.
– Я давно уронил его! – ответил Ян.
– Куда?
Ян, не отвечая, спустился с дерева. Между тем рысь успела убежать и скрылась бы, но Турок не дал ей снова забраться на дерево.
Сэм отыскал в траве револьвер. Калеб схватил его, но Ян тихо сказал:
– Дайте мне! Я сам должен прикончить ее.
Раздался выстрел, потом другой, и индейцы огласили лес радостными криками. Только Маленький Бобр молчал. Калеб и Сэм поспешили к нему.
– Что с тобой, Ян?
Калеб взял его за руку. Она была мокрая.
– Смотрите – кровь!
– Да… она меня цапнула… там, на дереве… Я думал, что мне уже конец.
Все обступили Яна.
– Надо отвести его к воде!
– Наверное, колодец в лагере ближе всего. Калеб и Сэм вели Яна, а остальные тащили рысь. По дороге ему стало легче, и он рассказал, как все произошло.
– Ух! Я б, наверное, до смерти испугался! – сказал Сэм.
– И я тоже, – сказал Калеб, к удивлению всего племени. – Один на один с раненым зверем, без оружия! Тут уж дела плохи!
– А я ведь и сам ужасно испугался! – честно признался Ян.
На привале догорал костер. Холодная вода была рядом, и Яну обмыли руку. Ему было чуточку страшно смотреть на свою рану и пропитанный кровью рукав. Но восторженные возгласы товарищей звучали для него как музыка. Потом все долго сидели у костра, и Калеб сказал:
– Я знал! Давно знал, что ты молодец!
– Здесь водятся еноты, мистер Кларк? – спросил Ян.
– По-моему, да. В лесу около владений Бидди Бэггса много следов, очень похожих на енотовые.
Места эти были неподалеку, и мальчикам не терпелось отправиться туда немедленно. Ночь стояла душная, безлунная. От комаров не было отбою. Турок бежал, усердно обнюхивал землю. Он напал на чей-то след и быстро скрылся из виду. Скоро издали послышался его лай.
– Енот? – нетерпеливо сказал Ян.
Калеб промолчал.
– Что там, мистер Кларк?
– Не знаю, что и думать, – медленно ответил старик. – Собака совсем терпение потеряла, лает как безумная. А на кого, понять не могу.
Когда охотники подошли ближе, они увидали, что Турок стоит под деревом и яростно лает, задрав морду.
– Огня скорей! – торопил Дятел.
Через минуту у всех в руках пылали ветки. Раз или два охотникам удалось увидеть блестящие глаза зверя.
– Ну, кто полезет? – спросил Калеб.
– Я! Я! – хором закричали все.
– Вы храбрые охотники, – сказал Калеб, – только неизвестно, какой зверь там на дереве. Может, это крупный енот. Только почему-то собака лает, словно на кошку. А ведь в округе недавно убили пуму. Зверь забрался на дерево, но это еще не значит, что он боится собаки. По тому, как лает Турок, я думаю, здесь вас может ждать опасность. Кто же все-таки полезет?
Все смолкли. Потом Ян сказал:
– Я попробую, если вы дадите мне револьвер.
– Так и я пойду! – тут же вызвался Весли.
– Бросим жребий.
Лезть на дерево выпало Яну. Теперь не было слышно шуток, как прежде, когда он шел на енота. Ян чувствовал напряженное молчание, и ему становилось все страшнее. Страх этот усилился, когда Ян забрался на большую липу, густая крона которой заслонила от него лица товарищей.
Ему хотелось повернуть назад, и, чтобы оправдать свое отступление, он уже собрался крикнуть: «Нет здесь никакого енота!» Но голос не повиновался ему.
– Эй, что там? – спросил кто-то снизу.
Ян не успел ответить, ему показалось, что где-то рядом ворчит енот. Мальчик даже перегнулся вниз и крикнул:
– Нашел!
В этот миг совсем близко кто-то яростно зарычал, и Ян увидел огромного зверя, который прыгнул на ветку ниже той, где сидел Ян. Квадратная морда, щетинистая, в полосках, – точно такую он видел когда-то в Гленьяне.
В страхе Ян выхватил револьвер, выстрелил и промахнулся.
– Рысь! – В голосе Яна послышался ужас.
– Не подпускай ее близко! – громко закричал Калеб.
Ян, собрав все свое мужество, снова выстрелил. Раненый зверь бросился на мальчика и вцепился ему в руку. Ян пытался перехватить револьвер левой рукой, но выронил его, наткнувшись на щетинистую шкуру зверя. Теперь Ян был беззащитен. Но раненый зверь вдруг выпустил руку Яна, стараясь удержаться на суку, и рухнул на землю. От радости Ян чуть было не потерял сознание.
– Где револьвер? – как сквозь сон, донесся до него голос Весли.
– Я давно уронил его! – ответил Ян.
– Куда?
Ян, не отвечая, спустился с дерева. Между тем рысь успела убежать и скрылась бы, но Турок не дал ей снова забраться на дерево.
Сэм отыскал в траве револьвер. Калеб схватил его, но Ян тихо сказал:
– Дайте мне! Я сам должен прикончить ее.
Раздался выстрел, потом другой, и индейцы огласили лес радостными криками. Только Маленький Бобр молчал. Калеб и Сэм поспешили к нему.
– Что с тобой, Ян?
Калеб взял его за руку. Она была мокрая.
– Смотрите – кровь!
– Да… она меня цапнула… там, на дереве… Я думал, что мне уже конец.
Все обступили Яна.
– Надо отвести его к воде!
– Наверное, колодец в лагере ближе всего. Калеб и Сэм вели Яна, а остальные тащили рысь. По дороге ему стало легче, и он рассказал, как все произошло.
– Ух! Я б, наверное, до смерти испугался! – сказал Сэм.
– И я тоже, – сказал Калеб, к удивлению всего племени. – Один на один с раненым зверем, без оружия! Тут уж дела плохи!
– А я ведь и сам ужасно испугался! – честно признался Ян.
На привале догорал костер. Холодная вода была рядом, и Яну обмыли руку. Ему было чуточку страшно смотреть на свою рану и пропитанный кровью рукав. Но восторженные возгласы товарищей звучали для него как музыка. Потом все долго сидели у костра, и Калеб сказал:
– Я знал! Давно знал, что ты молодец!
XXXI. Возвращение
Серое утро снова предвещало дождь, и индейцы боялись, что им придется с тяжелой ношей возвращаться домой по грязи, но Калеб неожиданно обрадовал их.
– Я неподалеку встретил своего приятеля с фургоном, – сказал старый охотник. – Он обещал отвезти вас в лагерь.
Не прошло и часу, как они очутились снова в своем старом милом лагере у запруды.
Дождь кончился, и Калеб, уходя домой, сказал:
– Слушайте, ребята! Пора выбрать Главного Вождя.
По-моему, сейчас самое время. Я приду завтра, часа в четыре, и расскажу, как это делают индейцы.
В ту ночь Ян и Сэм ночевали в типи одни. Ян с гордостью поглядывал на забинтованную руку, с просочившимися пятнышками крови. Боли он не чувствовал. И вообще, все кончилось благополучно благодаря толстой рубашке. Ян спал как обычно и проснулся далеко за полночь с чувством какого-то удивительного счастья.
Вся его жизнь вдруг ясно предстала перед ним. Он вспомнил отца, который слепо стремился подавить в его сердце любовь к природе.
Потом подумал о Рафтене, человеке шумном, грубом на вид, но с добрым сердцем и светлой головой. Фермер, может быть, и проигрывал в сравнении с отцом, и все-таки Яну вдруг захотелось, чтобы отцом его был Рафтен. Ведь тот не считал пустяком любовь Яна к лесу и животным, а наоборот, еще больше укрепил в нем это чувство.
Вспомнился Яну и родной город. Он знал, что не дольше чем через год ему придется вернуться домой, и он знал также, что ему никогда не осуществить своей заветной мечты – стать зоологом, потому что отец обещал при первой возможности отдать его в лавку. В душе Яна вспыхнул протест. Может, остаться навсегда у Рафтенов?
Забрав его из школы и отослав на ферму, отец, очевидно, надеялся погасить у сына рвение к знаниям. Однако все получилось наоборот – желание отдать себя любимому делу еще сильнее овладело Яном.
Пусть будет так! Он вернется домой и станет мальчиком на посылках или еще кем-нибудь, чтобы зарабатывать себе на жизнь, его это не страшит. Но в свободные часы он будет заниматься тем, что целиком поглощает его мысли. Он будет натуралистом. Жизнь в лесу показала ему, что мир зверей и птиц – его мир, который он понимал и любил.
Сомнения Яна рассеялись, и снова он чувствовал себя счастливым.
Снаружи послышался шорох. Дверь типи приоткрылась, и вошел какой-то большой зверь. В другой раз Яна это бы и напугало, но теперь он еще находился во власти своих дум. Зверь подошел к постели мальчика, лизнул ему руку и улегся рядом, на земле. Это был Турок. Впервые старый пес искал ласки не у Калеба.
– Я неподалеку встретил своего приятеля с фургоном, – сказал старый охотник. – Он обещал отвезти вас в лагерь.
Не прошло и часу, как они очутились снова в своем старом милом лагере у запруды.
Дождь кончился, и Калеб, уходя домой, сказал:
– Слушайте, ребята! Пора выбрать Главного Вождя.
По-моему, сейчас самое время. Я приду завтра, часа в четыре, и расскажу, как это делают индейцы.
В ту ночь Ян и Сэм ночевали в типи одни. Ян с гордостью поглядывал на забинтованную руку, с просочившимися пятнышками крови. Боли он не чувствовал. И вообще, все кончилось благополучно благодаря толстой рубашке. Ян спал как обычно и проснулся далеко за полночь с чувством какого-то удивительного счастья.
Вся его жизнь вдруг ясно предстала перед ним. Он вспомнил отца, который слепо стремился подавить в его сердце любовь к природе.
Потом подумал о Рафтене, человеке шумном, грубом на вид, но с добрым сердцем и светлой головой. Фермер, может быть, и проигрывал в сравнении с отцом, и все-таки Яну вдруг захотелось, чтобы отцом его был Рафтен. Ведь тот не считал пустяком любовь Яна к лесу и животным, а наоборот, еще больше укрепил в нем это чувство.
Вспомнился Яну и родной город. Он знал, что не дольше чем через год ему придется вернуться домой, и он знал также, что ему никогда не осуществить своей заветной мечты – стать зоологом, потому что отец обещал при первой возможности отдать его в лавку. В душе Яна вспыхнул протест. Может, остаться навсегда у Рафтенов?
Забрав его из школы и отослав на ферму, отец, очевидно, надеялся погасить у сына рвение к знаниям. Однако все получилось наоборот – желание отдать себя любимому делу еще сильнее овладело Яном.
Пусть будет так! Он вернется домой и станет мальчиком на посылках или еще кем-нибудь, чтобы зарабатывать себе на жизнь, его это не страшит. Но в свободные часы он будет заниматься тем, что целиком поглощает его мысли. Он будет натуралистом. Жизнь в лесу показала ему, что мир зверей и птиц – его мир, который он понимал и любил.
Сомнения Яна рассеялись, и снова он чувствовал себя счастливым.
Снаружи послышался шорох. Дверь типи приоткрылась, и вошел какой-то большой зверь. В другой раз Яна это бы и напугало, но теперь он еще находился во власти своих дум. Зверь подошел к постели мальчика, лизнул ему руку и улегся рядом, на земле. Это был Турок. Впервые старый пес искал ласки не у Калеба.
ХХХII. Новый Главный Вождь
Калеб целый день был занят, но никто не знал, чем. Он и Сарианна хлопотали не покладая рук. Потом Калеб зашел к миссис Рафтен, и та тоже погрузилась в какие-то таинственные хлопоты. Гай слетал к своей матери, и скоро вся округа превратилась в шумный улей.
В Сэнгере всякие сборища играли такую же роль, как клуб и театр в большом городе. Неважно по какому случаю они устраивались – крестины, свадьба или похороны, возвращение, отъезд, постройка дома или покупка новой упряжи, – все служило благовидным предлогом, и поэтому пустить в ход эту карусель оказалось совсем не трудно.
Вечером к лагерю потянулись три шествия: одно составляло семейство Бернсов, другое – Рафтены всей семьей и последнее – Калеб, Сарианна и многочисленные Бойлы. Все несли какие-то свертки.
Гостей усадили на мягкой траве у запруды. Командовали Калеб и Сэм.
Праздник начался состязанием в беге. Победил Ян, несмотря на раненую руку, вторым был Весли. В «охоте на оленя» Ян участия не принимал. Потом Рафтен настоял, чтобы Ян показал, как он точно и быстро считает. Мальчику пришлось уступить, и Рафтен был в полном восторге.
– Вот что значит образование, Сэм! – громко сказал он. – Когда же ты сможешь так считать? Молодчина, Ян! Я принес тебе кое-что в подарок!
Рафтен вытащил из кошелька пять долларов и сказал:
– Община награждает тебя за убитую рысь. А если окажется, что это она таскала моих ягнят, я прибавлю еще.
Потом индейцы удалились в типи. Калеб тем временем воткнул в землю высокий шест, на котором был укреплен деревянный щит, обтянутый кожей, и прикрыл его мешковиной.
Гости уселись вокруг шеста, около которого с одной стороны лежали шкуры убитых Яном зверей и два чучела сов.
Раздался барабанный бой, и, оглашая лес воинственными криками, из типи выскочили сэнгерские индейцы в полной боевой раскраске. Они исполнили военный танец под барабан, в который бил Черный Ястреб. Индейцы сделали три круга у шеста, и барабан смолк. Когда все стихло, Великий Дятел встал и произнес речь:
– Великие Вожди! Младшие Вожди! Воины сэнгерских индейцев! Произошли события, которые лишили нашего племени ее Великого Вождя. Никогда больше племя не будет иметь ему равного, но сегодня мы собрались здесь, чтобы выбрать нового вождя.
Громкие крики «Хау! Хау!» и барабанный бой.
– Конечно, у каждого из нас свои достоинства. Но кто в этом племени лучший бегун? Маленький Бобр! «Хау! Хау! Хау!» и барабанный бой.
– Это мой барабан, мама, – шепнул Гай, забыв хлопнуть в ладоши.
– Кто лучший следопыт, кто быстрее всех влезает на деревья? Бобр! Кто выдержал испытание смелости на могиле Гарни? Бобр! Кто убил сову выстрелом в сердце, сразился один на один с рысью, не говоря уж про енота? Бобр! Кто может побороть каждого из нас? Бобр!
– А я могу всегда осилить Чарлза! – буркнул Гай.
– У кого из нас больше всего «гран ку» и скальпов? У Бобра!
– Ты позабыл сказать про ученость, – вставил Рафтен.
– У кого больше всех скальпов? – свирепо повторил Сэм. – Вот один, добытый им в борьбе с врагом! – И Дятел передал скальп Калебу, который укрепил его на щите.
– Этот скальп он получил в битве с Главным Вождем вражеского племени. – И Калеб прикрепил еще один скальп к щиту.
Так Дятел передал шесть скальпов.
– Больше всех побеждал Бобр. А как он рисует, пишет стихи, готовит еду! Только он, Маленький Бобр, достоин быть нашим вождем! Что скажут остальные?
И тут все закричали:
– Слава Маленькому Бобру!
«Хау! Хау! Хау! Бум! Бум! Бум!»
Калеб снял мешковину, покрывавшую шест, и все увидели, что на щите нарисован большой бизон, герб Сэнгера, а над ним – бобр, тотем их нового вождя. Калеб развернул сверток, лежавший подле шеста, и вынул индейскую военную куртку из кожи, краги и мокасины, расшитые бусами и украшенные рисунками. Все это сделала Сарианна под руководством Калеба. Новый вождь облачился в эти одежды и великолепный головной убор с перьями, присужденными за его последние подвиги. Гордый и счастливый, он вышел вперед.
Калеб оглядел его с отеческой нежностью и сказал:
– Я знал, что ты молодчина, еще в ту ночь, когда ты ходил на могилу Гарни. И снова убедился в этом, когда ты прошел Дальнее Болото. Тебе, Ян, все под силу, что только может человек.
Ян хотел было что-то сказать в ответ, но от смущения не мог произнести ни слова, и Сэм пришел ему на помощь:
– Да здравствует Великий Военный Вождь! – крикнул он.
Когда крики и приветствия стихли, начался веселый пир. Рафтен, который очень гордился речью, произнесенной его сыном, громогласно поклялся сделать из него адвоката. Улучив минутку, когда смолкли разговоры, Рафтен сказал:
– Сегодня, ребята, кончились ваши каникулы. Завтра с утра пора и за работу!
В Сэнгере всякие сборища играли такую же роль, как клуб и театр в большом городе. Неважно по какому случаю они устраивались – крестины, свадьба или похороны, возвращение, отъезд, постройка дома или покупка новой упряжи, – все служило благовидным предлогом, и поэтому пустить в ход эту карусель оказалось совсем не трудно.
Вечером к лагерю потянулись три шествия: одно составляло семейство Бернсов, другое – Рафтены всей семьей и последнее – Калеб, Сарианна и многочисленные Бойлы. Все несли какие-то свертки.
Гостей усадили на мягкой траве у запруды. Командовали Калеб и Сэм.
Праздник начался состязанием в беге. Победил Ян, несмотря на раненую руку, вторым был Весли. В «охоте на оленя» Ян участия не принимал. Потом Рафтен настоял, чтобы Ян показал, как он точно и быстро считает. Мальчику пришлось уступить, и Рафтен был в полном восторге.
– Вот что значит образование, Сэм! – громко сказал он. – Когда же ты сможешь так считать? Молодчина, Ян! Я принес тебе кое-что в подарок!
Рафтен вытащил из кошелька пять долларов и сказал:
– Община награждает тебя за убитую рысь. А если окажется, что это она таскала моих ягнят, я прибавлю еще.
Потом индейцы удалились в типи. Калеб тем временем воткнул в землю высокий шест, на котором был укреплен деревянный щит, обтянутый кожей, и прикрыл его мешковиной.
Гости уселись вокруг шеста, около которого с одной стороны лежали шкуры убитых Яном зверей и два чучела сов.
Раздался барабанный бой, и, оглашая лес воинственными криками, из типи выскочили сэнгерские индейцы в полной боевой раскраске. Они исполнили военный танец под барабан, в который бил Черный Ястреб. Индейцы сделали три круга у шеста, и барабан смолк. Когда все стихло, Великий Дятел встал и произнес речь:
– Великие Вожди! Младшие Вожди! Воины сэнгерских индейцев! Произошли события, которые лишили нашего племени ее Великого Вождя. Никогда больше племя не будет иметь ему равного, но сегодня мы собрались здесь, чтобы выбрать нового вождя.
Громкие крики «Хау! Хау!» и барабанный бой.
– Конечно, у каждого из нас свои достоинства. Но кто в этом племени лучший бегун? Маленький Бобр! «Хау! Хау! Хау!» и барабанный бой.
– Это мой барабан, мама, – шепнул Гай, забыв хлопнуть в ладоши.
– Кто лучший следопыт, кто быстрее всех влезает на деревья? Бобр! Кто выдержал испытание смелости на могиле Гарни? Бобр! Кто убил сову выстрелом в сердце, сразился один на один с рысью, не говоря уж про енота? Бобр! Кто может побороть каждого из нас? Бобр!
– А я могу всегда осилить Чарлза! – буркнул Гай.
– У кого из нас больше всего «гран ку» и скальпов? У Бобра!
– Ты позабыл сказать про ученость, – вставил Рафтен.
– У кого больше всех скальпов? – свирепо повторил Сэм. – Вот один, добытый им в борьбе с врагом! – И Дятел передал скальп Калебу, который укрепил его на щите.
– Этот скальп он получил в битве с Главным Вождем вражеского племени. – И Калеб прикрепил еще один скальп к щиту.
Так Дятел передал шесть скальпов.
– Больше всех побеждал Бобр. А как он рисует, пишет стихи, готовит еду! Только он, Маленький Бобр, достоин быть нашим вождем! Что скажут остальные?
И тут все закричали:
– Слава Маленькому Бобру!
«Хау! Хау! Хау! Бум! Бум! Бум!»
Калеб снял мешковину, покрывавшую шест, и все увидели, что на щите нарисован большой бизон, герб Сэнгера, а над ним – бобр, тотем их нового вождя. Калеб развернул сверток, лежавший подле шеста, и вынул индейскую военную куртку из кожи, краги и мокасины, расшитые бусами и украшенные рисунками. Все это сделала Сарианна под руководством Калеба. Новый вождь облачился в эти одежды и великолепный головной убор с перьями, присужденными за его последние подвиги. Гордый и счастливый, он вышел вперед.
Калеб оглядел его с отеческой нежностью и сказал:
– Я знал, что ты молодчина, еще в ту ночь, когда ты ходил на могилу Гарни. И снова убедился в этом, когда ты прошел Дальнее Болото. Тебе, Ян, все под силу, что только может человек.
Ян хотел было что-то сказать в ответ, но от смущения не мог произнести ни слова, и Сэм пришел ему на помощь:
– Да здравствует Великий Военный Вождь! – крикнул он.
Когда крики и приветствия стихли, начался веселый пир. Рафтен, который очень гордился речью, произнесенной его сыном, громогласно поклялся сделать из него адвоката. Улучив минутку, когда смолкли разговоры, Рафтен сказал:
– Сегодня, ребята, кончились ваши каникулы. Завтра с утра пора и за работу!
Послесловие
Канадский писатель Эрнест Сетон-Томпсон издал первый сборник своих рассказов под общим названием «Животные, которых я знал» в самом конце прошлого века (1898). Сборник имел огромный успех и за короткое время вышел в нескольких изданиях. Книга открывала тогдашним читателям новый, совсем неведомый им мир.
До половины прошлого столетия большинство даже ученых людей считало, что животный мир существует сам по себе, а человечество само по себе. Людям казалось оскорбительной простая мысль о том, что человек и животные едины по своему происхождению. Только великий Дарвин доказал эту истину – и тем совершил переворот в человеческих умах.
До выхода в свет трудов Дарвина людям и в голову не могло прийти всерьез писать рассказы из жизни животных. Сетон-Томпсон первый в мире выступил с рассказами, где героями были настоящие звери и птицы. Изучению этих героев он посвятил свою жизнь – и хорошо знал их. Сетон-Томпсон не только знал, но отлично понимал и очень любил зверей и птиц. В автобиографии («Моя жизнь») он правильно говорит о своем первом сборнике:
«Нет сомнения, что эта книга положила начало новому, реалистическому направлению в литературе о животных. В ней впервые правдиво обрисовано поведение животных.
До сих пор были известны только басни, сказки о животных и такие рассказы, где животные разговаривают и ведут себя, словно люди, переодетые в шкуры зверей».
В этом огромная заслуга замечательного писателя, в этом и объяснение быстрого распространения его книг во всех странах мира.
Всегда интересно, почему и как человек становится известным во всем мире. Всегда интересна биография такого человека.
Эрнест Сетон-Томпсон родился в 1860 году в Англии. Но уже через шесть лет семья его переехала в Канаду. С этих лет он хорошо помнил себя. В первую же зиму Эрнест пошел в школу.
«Долго-долго тянулась эта зима, – вспоминает он. – В марте наконец пришел настоящий весенний день…
Маленькая птичка прилетела на тополь около нашего дома и тихо запела… Мне показалось, что я видел ее синюю спинку.[10] Снова и снова пела она свою нежную песенку.
Не знаю почему, но я вдруг разрыдался. Я был взволнован этой песней до глубины души. С тех пор каждый год я ждал свою синюю птичку и с ней – весну».
Как знать, может быть, эта «синяя птица» и пробудила в нем то сильное чувство, которое сделало его всемирно известным писателем.
Он был талантливый мальчик. Учителя говорили его родителям, что он самый способный мальчик в школе. В шесть лет он прочел первую строчку в газете и в том же году начал вырезать из дерева птиц и зверей.
Эрнест был не только способным, но и упорным мальчиком. Увидев в магазине книгу «Птицы Канады», он решил купить ее во что бы то ни стало. Книга стоила один доллар. Чтобы собрать эти деньги, Эрнест продал своих кроликов, перенес дрова для соседей, собрал насекомых для коллекции одной англичанки и целый месяц соревновался с братом в рубке дров, зарабатывая последние недостающие двадцать пять центов. И вот желанная книга в руках. «Я был на седьмом небе от счастья», – вспоминает Сетон-Томпсон и в повести «Маленькие дикари» с любовью рассказывает читателям об этих событиях своего детства.
Птицы и звери волновали его больше всего на свете, и чем больше он рос, тем сильнее. Ни отсутствие книг по естествознанию, ни суровый отец, который и слышать не хотел, чтобы хоть один из его десяти сыновей стал натуралистом, ни мучительные болезни – никакие препятствия не могли помешать ему пойти по той дороге, идти по которой звала его с детства неутолимая страсть разгадывать все тайны и загадки в жизни птиц и зверей, страсть рассказывать об этих тайнах людям и передавать красоту животных в рисунках и вырезанных из дерева фигурках.
Сетон-Томпсон вспоминает: «…Я пошел своей собственной тропой, не зная и не спрашивая никого, была ли это лучшая дорога. Я знал только одно: это была моя дорога».
И он добился своего: стал замечательным естествоиспытателем, писателем и художником. В Канаде он получил должность «государственного натуралиста», что дало ему возможность с головой отдаться изучению животных.
Сетоном-Томпсоном написан ряд научных трудов по зоологии. За эти работы ему была присуждена высшая награда, присуждаемая в США за научные труды, – золотая медаль «Элиот».
В Америке Сетон-Томпсон с большим успехом читал свои рассказы перед широкой публикой. Одна за другой стали выходить его книги: «Жизнь гонимых», «Животные-герои», «Биография медведя», «Мустанг-иноходец» и другие.
Рисунки Сетона-Томпсона на полях книг похожи на зарисовки натуралиста, сделанные на полях рабочего дневника. Но рисунки эти передают не только внешний вид зверя или птицы, но и их характер, настроение и всегда – отношение к ним автора, полное любви и добродушного юмора.
Грэс Сетон-Томпсон, его жена-друг, принимала большое участие в литературной обработке его рассказов и оформлении их.
Конечно, то, что волнует нас в книгах Сетона-Томпсона, – лишь крошечная часть всего того, что пережил, наблюдал, зарисовал и разгадал автор. С детства он аккуратно вел дневник. К концу жизни у него скопилось пятьдесят толстых томов в кожаных переплетах – целая библиотека. «Книгопродавец, – улыбается Сетон-Томпсон, – не дал бы за них и ломаного гроша. А я не расстался бы с ними ни за какие миллионы. В них шестьдесят лет моей жизни, моих исканий».
Все это, так сказать, взгляд снаружи на работу, проделанную писателем в течение его долгой жизни (он умер в 1946 году). Но небывалый успех его рассказов и рисунков – у юных и взрослых читателей одинаково – объясняется прежде всего внутренними причинами: его могучей любовью к жизни и верой в нее. Он не боялся рисовать жизнь лесов, гор, прерий такой, как она есть, со всеми ее жестокостями. Нередко его герои-животные погибают в конце рассказа. Но такова правда жизни, нельзя скрывать ее и от детей, если не хочешь превратить их в плаксивых хлюпиков. Все герои этого жизнелюбивого писателя настолько полнокровны, что, как ни трагична их смерть, она тонет в общем потоке могучей земной жизни и никогда не оставляет после себя ощущения глухого тупика. Это отлично чувствуют дети и, погрустив о гибели любимца, сейчас же принимаются вспоминать его таким, каким он был в расцвете всех своих сил и способностей, делают его бессмертным героем своих игр.
Стараясь остановить, по возможности, бессмысленное и бесцельное истребление диких животных, Сетон-Томпсон организовал в Канаде «Лигу лесоведения», ставившую своей целью изучение молодежью родной природы и охрану животных.
«Я убежден, – говорит Сетон-Томпсон, – что каждое из этих животных представляет собой драгоценное наследие, которое мы не вправе уничтожать без крайней необходимости и не вправе отдавать на мучение нашим детям».
Полвека назад не было другого такого писателя, который так увлекал бы школьника любовью к животным, пробуждал бы страстный интерес к ним у миллионов читателей во всех странах.
И мы, люди двух разных поколений, составившие вместе эту статью о нем, сохраняем в душе глубокую сыновнюю благодарность к Сетону-Томпсону – певцу наших мохнатых и пернатых родственников. Много хороших чувств он пробудил у нас еще в детстве.
Виталий Бианки и Николай Сладков
До половины прошлого столетия большинство даже ученых людей считало, что животный мир существует сам по себе, а человечество само по себе. Людям казалось оскорбительной простая мысль о том, что человек и животные едины по своему происхождению. Только великий Дарвин доказал эту истину – и тем совершил переворот в человеческих умах.
До выхода в свет трудов Дарвина людям и в голову не могло прийти всерьез писать рассказы из жизни животных. Сетон-Томпсон первый в мире выступил с рассказами, где героями были настоящие звери и птицы. Изучению этих героев он посвятил свою жизнь – и хорошо знал их. Сетон-Томпсон не только знал, но отлично понимал и очень любил зверей и птиц. В автобиографии («Моя жизнь») он правильно говорит о своем первом сборнике:
«Нет сомнения, что эта книга положила начало новому, реалистическому направлению в литературе о животных. В ней впервые правдиво обрисовано поведение животных.
До сих пор были известны только басни, сказки о животных и такие рассказы, где животные разговаривают и ведут себя, словно люди, переодетые в шкуры зверей».
В этом огромная заслуга замечательного писателя, в этом и объяснение быстрого распространения его книг во всех странах мира.
Всегда интересно, почему и как человек становится известным во всем мире. Всегда интересна биография такого человека.
Эрнест Сетон-Томпсон родился в 1860 году в Англии. Но уже через шесть лет семья его переехала в Канаду. С этих лет он хорошо помнил себя. В первую же зиму Эрнест пошел в школу.
«Долго-долго тянулась эта зима, – вспоминает он. – В марте наконец пришел настоящий весенний день…
Маленькая птичка прилетела на тополь около нашего дома и тихо запела… Мне показалось, что я видел ее синюю спинку.[10] Снова и снова пела она свою нежную песенку.
Не знаю почему, но я вдруг разрыдался. Я был взволнован этой песней до глубины души. С тех пор каждый год я ждал свою синюю птичку и с ней – весну».
Как знать, может быть, эта «синяя птица» и пробудила в нем то сильное чувство, которое сделало его всемирно известным писателем.
Он был талантливый мальчик. Учителя говорили его родителям, что он самый способный мальчик в школе. В шесть лет он прочел первую строчку в газете и в том же году начал вырезать из дерева птиц и зверей.
Эрнест был не только способным, но и упорным мальчиком. Увидев в магазине книгу «Птицы Канады», он решил купить ее во что бы то ни стало. Книга стоила один доллар. Чтобы собрать эти деньги, Эрнест продал своих кроликов, перенес дрова для соседей, собрал насекомых для коллекции одной англичанки и целый месяц соревновался с братом в рубке дров, зарабатывая последние недостающие двадцать пять центов. И вот желанная книга в руках. «Я был на седьмом небе от счастья», – вспоминает Сетон-Томпсон и в повести «Маленькие дикари» с любовью рассказывает читателям об этих событиях своего детства.
Птицы и звери волновали его больше всего на свете, и чем больше он рос, тем сильнее. Ни отсутствие книг по естествознанию, ни суровый отец, который и слышать не хотел, чтобы хоть один из его десяти сыновей стал натуралистом, ни мучительные болезни – никакие препятствия не могли помешать ему пойти по той дороге, идти по которой звала его с детства неутолимая страсть разгадывать все тайны и загадки в жизни птиц и зверей, страсть рассказывать об этих тайнах людям и передавать красоту животных в рисунках и вырезанных из дерева фигурках.
Сетон-Томпсон вспоминает: «…Я пошел своей собственной тропой, не зная и не спрашивая никого, была ли это лучшая дорога. Я знал только одно: это была моя дорога».
И он добился своего: стал замечательным естествоиспытателем, писателем и художником. В Канаде он получил должность «государственного натуралиста», что дало ему возможность с головой отдаться изучению животных.
Сетоном-Томпсоном написан ряд научных трудов по зоологии. За эти работы ему была присуждена высшая награда, присуждаемая в США за научные труды, – золотая медаль «Элиот».
В Америке Сетон-Томпсон с большим успехом читал свои рассказы перед широкой публикой. Одна за другой стали выходить его книги: «Жизнь гонимых», «Животные-герои», «Биография медведя», «Мустанг-иноходец» и другие.
Рисунки Сетона-Томпсона на полях книг похожи на зарисовки натуралиста, сделанные на полях рабочего дневника. Но рисунки эти передают не только внешний вид зверя или птицы, но и их характер, настроение и всегда – отношение к ним автора, полное любви и добродушного юмора.
Грэс Сетон-Томпсон, его жена-друг, принимала большое участие в литературной обработке его рассказов и оформлении их.
Конечно, то, что волнует нас в книгах Сетона-Томпсона, – лишь крошечная часть всего того, что пережил, наблюдал, зарисовал и разгадал автор. С детства он аккуратно вел дневник. К концу жизни у него скопилось пятьдесят толстых томов в кожаных переплетах – целая библиотека. «Книгопродавец, – улыбается Сетон-Томпсон, – не дал бы за них и ломаного гроша. А я не расстался бы с ними ни за какие миллионы. В них шестьдесят лет моей жизни, моих исканий».
Все это, так сказать, взгляд снаружи на работу, проделанную писателем в течение его долгой жизни (он умер в 1946 году). Но небывалый успех его рассказов и рисунков – у юных и взрослых читателей одинаково – объясняется прежде всего внутренними причинами: его могучей любовью к жизни и верой в нее. Он не боялся рисовать жизнь лесов, гор, прерий такой, как она есть, со всеми ее жестокостями. Нередко его герои-животные погибают в конце рассказа. Но такова правда жизни, нельзя скрывать ее и от детей, если не хочешь превратить их в плаксивых хлюпиков. Все герои этого жизнелюбивого писателя настолько полнокровны, что, как ни трагична их смерть, она тонет в общем потоке могучей земной жизни и никогда не оставляет после себя ощущения глухого тупика. Это отлично чувствуют дети и, погрустив о гибели любимца, сейчас же принимаются вспоминать его таким, каким он был в расцвете всех своих сил и способностей, делают его бессмертным героем своих игр.
Стараясь остановить, по возможности, бессмысленное и бесцельное истребление диких животных, Сетон-Томпсон организовал в Канаде «Лигу лесоведения», ставившую своей целью изучение молодежью родной природы и охрану животных.
«Я убежден, – говорит Сетон-Томпсон, – что каждое из этих животных представляет собой драгоценное наследие, которое мы не вправе уничтожать без крайней необходимости и не вправе отдавать на мучение нашим детям».
Полвека назад не было другого такого писателя, который так увлекал бы школьника любовью к животным, пробуждал бы страстный интерес к ним у миллионов читателей во всех странах.
И мы, люди двух разных поколений, составившие вместе эту статью о нем, сохраняем в душе глубокую сыновнюю благодарность к Сетону-Томпсону – певцу наших мохнатых и пернатых родственников. Много хороших чувств он пробудил у нас еще в детстве.
Виталий Бианки и Николай Сладков