– Слава Богу, обошлось– пробормотал Одинцов. – Какой ужас, а?
Он оглянулся в мою сторону, ожидая сочувственной реплики, но я увидел в его глазах действительно ужас. Наверное, с таким выражением кролик смотрит на удава, который уже нагнул голову к своей жертве.
Я медленно обернулся. Передо мной стояла Марго. Ее вид был угрожающим.
– Вот я тебя и нашла, – произнесла она. – Теперь ты – мой.
– Мама? – удивился Равиль. – Но как ты дошла? И... и зачем?
– Нет... – Одинцов поднял вперед руку, словно пытаясь защититься от призрака. – Этого не может быть!
Марго медленно, шаркая ногами, обутыми в простые фланелевые тапочки, продвигалась вперед, а Юрий Юрьевич с каждым ее шагом отступал.
– Тогда, в Крыму, ты думал, что я умерла, – с трудом говорила она, шевеля обезображенными губами. – Ты подстроил катастрофу, чтобы избавиться от меня, так ведь? Скажи хоть сейчас, чем я тебе не угодила?
– Сгинь, пропади! – Одинцов беспомощно рассекал рукой воздух.
– Ведь сначала все было хорошо, ты понравился моим родителям, мы поехали отдыхать... Знаешь, все эти годы я хотела найти тебя и посмотреть в твои глаза, – сомнамбулически продолждала надвигаться на него Марго. – Ты снова женился, взял фамилию новой супруги, у тебя работа, дети. А я... Сколько всего было за эти годы... Меня насиловали, чуть не убили... Я исколесила всю страну в поисках тебя. И вот я тебя вижу лицом к лицу и хочу знать – почему ты решил избавиться от меня?
Равиль раскрыл рот от изумления и словно окаменел.
– Я... я... – беспомощно бормотал пятящийся Одинцов, – когда я узнал, что ты не любишь Окуджаву, то понял, что мы разные люди... Наверное, это было легкомыслием с моей стороны... Я имею в виду женитьбу. Я не смог бы объяснить твоим родителям, почему я с тобой развожусь. Да и приданое уже было почти истраче...
Я не заметил, как Одинцов приблизился к самому краю крыши. Он взмахнул руками, словно пытаясь уцепиться за воздух и рухнул вниз.
К сожалению, пожарные не догадались подставить свой брезент и по эту сторону дома тоже...
А внизу у подъезда Римма Павловна билась в истерике, прижимая к своей груди безмолвную Лейлочку.
Наконец, чудом спасшаяся девочка открыла свои губы и весело пролепетала:
– Ух ты! Это получше, чем американские горки! Мама, а ты будешь сегодня со мной так играть?
Римма Павловна ничего не могла ответить, она захлебывалась слезами.
– Прямо, как в стишке, – продолжала делиться своими впечатлениями девочка и продекламировала с выражением стихи Чуковского:
– Страшная горилла
Лялю утащила... как там дальше, мама, ты не помнишь? А, вот как:
И с ужасным криком
Кинулася вниз!
«Хорошо, что хоть этот ребенок обладает здоровой психикой, – думал я, возвращаясь домой. – Такой стресс – и все равно игра».
А моя игра, кажется, подходила к концу.
И все равно я ничего не понимал.
Хорошо, пусть Одинцов – преступник. Он устроил катастрофу, чтобы избавиться от своей жены. Его шантажировал Лалаев. Дочь Одинцова Кира сначала решила на свой лад разобраться с шантажистом, потом принялась за его семейство. Особо лакомым кусочком, разумеется, казалась ей малолетняя дочь моего покойного клиента.
Страшно подумать, что случилось бы, не подоспей мы с Равилем вовремя.
Теперь более-менее ясна основная канва событий: Лалаев шантажировал троих сотрудников фирмы «Марат». Основным объектом был Одинцов: причуды его неполноценной дочери плюс страшная тайна гибели первой жены давали продавцу «Пепси» почти неограниченный кредит.
Но Дмитрий Викторович решил не останавливаться на достигнутом. Он узнал о связи Бабенко с Ириной Шапиро и намеревался погреть руки еще и на страхе Владислава Сергеевича перед своей супругой.
Третьим объектом был Дикарев. Лалаев только-только стал соображать, в чем дело. Может быть, ему удалось бы сломать и Кузьму Петровича, угрожая ему тем, что копии компрометирующих его документов лежат в укромном месте и в случае его, Лалаева, смерти, будут немедленно преданы гласности. Таким образом он бы обезопасил свою жизнь и увеличил бы свой ежемесячный доход.
Стоп, но получается что никому из троих не было выгодно отправлять Лалаева на тот свет! Дмитрий Викторович не требовал много сразу, он предпочитал небольшую, но стабильную ренту.
Что-то не сходится... Где-то есть зазор, который я никак не могу закрыть фактами.
Теперь проследим приключения дипломата с компроматом. Одинцов передает папки Лалаеву. Тот вляпывается в историю с клофелинщиком и обращается ко мне, запурдив мне мозги. И вот тут – зазор. Клофелинщика убивают и убийца продает кейс Марго. Да еще этот дополнительный лист из дела Кузьмы Дикарева.
Да еще неизвестный человек, нанявший дядю Колю, чтобы тот украл «дипломат». Стоило продавать, чтобы потом снова красть!
Что же получается?
Именно этот вопрос я и задал Приятелю, когда вернулся домой.
Что-то снова смутно забрезжило на окраинах моей памяти, какое-то смутное воспоминание, но, как я ни старался, ничего не смог выудить оттуда.
Тем временем Приятель изготовил удостоверение местной электросети, указав, что предъявитель сего обслуживает фирму «Марат» и вывел его на принтере.
Я взял в руки бумагу и был просто потрясен способностями Приятеля. Печать оказалась в меру размытой, шрифт – в меру тупым, точь в точь как на фирменных бланках.
Оставалось лишь поставить на документе свою личную подпись, что я и не замедлил сделать, выбрав самые бледные чернила.
Я напихал в свою сумку нехитрый инвентарь, который полагается иметь при себе электрику и не спеша побрел к «Марату».
По дороге туда, в кармане моей куртки звякнул телефон. Я выудил его из кармана, прижал к уху трубку и услышал голос Риммы Павловны.
– Дорогой Валерий Борисович, – плавно говорила она. – Не думайте, что я про вас забыла. Считайте, что спасение моей дочери также входит в вашу работу по розыску злодеев, убивших моего мужа.
– Не возражаю, – кратко ответил я, – но пока дело еще не закрыто...
– Я верю в вас, – твердо заявила Римма Павловна. – Понимаю, что трудно оценить жизнь собственного ребенка, которого вы спасли, но все же я хотела бы поговорить с вами о гонораре.
– Я загляну к вам завтра, – пообещал я. – Где-нибудь во второй половине дня.
До «Марата» оставалось метров пятьдесят и мне хотелось побыстрее закончить разговор.
– А сейчас, извините, мне пора заняться делами, – проговорил я. – Никак не могу разобраться с папками, которые поручил мне найти ваш муж. Кто бы мог подумать, что из-за трех папок...
– Почему трех? – удивилась Римма Павловна. – В пятницу вечером, когда Дима пришел домой с работы, я ясно помню, что у него было четыре папки...
Глаза мои полезли из орбит. Ни фига себе пельмень, как однажды сказал слон, перемазанный мукой от хвоста до хобота, вертясь перед зеркалом.
Значит есть кто-то еще!
– Тогда тем более мне пора, – решительно заявил я Римме Павловне, обрубил линию и быстро взбежал по ступеням в холл.
– В седьмом кабинете у вас перегрузка, – пояснил я в ответ на вопросительный взгляд сторожа. – На станции зашкаливает.
Он мельком глянул на мой пропуск и махнул рукой:
– Проходи.
В здании никого не было. На втором этаже я замедлил шаги перед дверью с номером семь и подергал на себя ручку. Заперто.
Приложил ухо к двери. Никаких звуков. Даже лучик света не пробивался из-за панели.
Я огляделся и удовлетворенно потер ладони. Кажется, я нашел то, что нужно. Электрик я или нет?
Щиток был не заперт. Открыв дверцу я смело опустил вниз ручкоять главного рубильника.
Тут же погас свет в коридоре.
Из-за двери раздался дикий рев, от которого у меня в жилах застыла кровь.
Я услышал, как дверь распахнулась и в коридоре возникла огромная тень незнакомца с зажигалкой в руке.
Он бросился на меня и повалил на пол, приговаривая при этом:
– Сволочь, сволочь...
Послышались шаги охранника, взбегавшего по лестнице.
Туша мгновенно выпустила меня и отшатнулась в сторону.
– Что такое? Почему темно? – закричал охранник, осторожно выглядывая из-за угла и не решаясь ринуться в темноту.
До меня донесся характерный звук, которым засылают патрон в ствол.
– Все в порядке, – неожиданно раздался голос рядом со мной. – Замыкание.
Я подполз к щитку и снова врубил свет.
Туша оказалась не таким уж высоким человеком лет пятидесяти. Он одышливо колыхался, поправляя костюм и с угрозой смотрел в мою сторону.
– А-а, – обрадовался успокоенный охранник. – Это вы, Букенбай Минтимерович... Ну и ладно. А я-то уж думал, не случилось ли чего.
– Ничего не случилось, возвращайтесь на пост, – велел ему Букенбай.
Когда охранник исчез, обитатель седьмого кабинета воззрился на меня с нескрываемой ненавистью.
– Тебя Ольга прислала? – спросил он. – Вот сука! Значит, она все-таки решилась...
– Давайте пройдем к вам, – предложил я, не отвечая на вопрос. – У нас есть о чем поговорить.
В кабинете оказалось именно то, что я и предполагал. Вернее, то, что предполагал Приятель.
В пустом помещении в центре зала стоял стол с РС и стул, на котором висел плащ Букенбая. Рядом с одеждой, прямо на полу лежала пара перчаток и удавка.
– Вы решили расправиться с Ольгой Бабенко? – спросил я кивая на арсенал.
– А что мне оставалось делать? – пожад плечами Букенбай. – Эта стерва меня застукала. Сразу поняла, что к чему и начала потихоньку управлять мной. А я этого не люблю, понимаете?
– Так вы... – начало до меня доходить. – Ну, это уж слишком.
Только теперь я вспомнил оговорку Ольги, когда она заявила, что разговаривала с начальством своего мужа, хотя Бабенко возразил ей, что Букенбая Минтимеровича нет на месте. Да-да, они еще тогда говорили, что шефа почти не бывает на работе.
– Значит, вы подсели на эту игрушку? – в ужасе кивнул я на комп.
– Что вы в этом понимаете? – взвился Букенбай. – Да, я забросил дела! Да, я ничем не занимаюсь и не хочу заниматься! Знаете, сколько очков я уже набрал?
– Двести с чем-то тысяч, – машинально ответил я, воспомнив результаты, которые продемонстрировал мне Приятель.
– С чем-то... – передразнил меня Букебай. – Мне каждое очко после ста тысяч давалось часами упорной работы. Да что часами! Днями! Неделями! Я месяц не мог переступить стопятидесятитысячный порог! Зато сейчас! Таких результатов нет нигде и ни у кого! Ах, я был так близок к тремстам тысячам, когда вы выключили свет. Убить был готов, ей Богу!
– Убить... – повторил я. – Так Лалаев все пронюхал?
– Мерзкая крыса, – сплюнул Букенбай. – Так, машина еще не загрузилась? Тогда я вам расскажу. Значит, я понял, что надо что-то делать. Во-первых, не стоило действовать напрямую. Я догадался, что Лалаев имеет виды еще на некоторых моих сотрудников, и решил сыграть на этом. В принципе, у каждого рыльце в пушку... Когда я узнал, что Лалаев забрал домой дела, то понял, что судьба предоставляет мне отличный шанс. Дело в том, что на днях ко мне приходила такая жуткая баба, вся перекошенная, искала мужа, который вроде бы у меня работает. Я ее выгнал, конечно, а потом понял, что ей нужен был Одинцов и что она-то мне и поможет.
На экране уже светилось нортоновское меню, но Букенбай, слава Богу, не оглядывался, иначе снова бы немедленно засел за игру.
– Так вот, – продолжал он, – когда Лалаев унес домой папки Одинцова, Дикарева и Бабенко, я понял, что пожертвовав двумя сотрудниками, избавлюсь и от третьего. А нет Бабенки – нет и его жены. Тем паче там было что-то на сексуальной почве, а Ольга такого не прощает. Я решил убрать мерзавца и передать дипломат этой уродине. Уж она-то бы раздула скандал, и папки так или иначе всплыли бы наружу. Но папки украли. Черт попутал этого гада пить со всякой швалью. Короче, мои ребята все отследили и сделали этого вокзального лоха, а заодно и Лалаева. С каким удовольствием я подписывал распоряжение о выделении материальной помощи его семье! Но это так, эмоции. Папки снова перекочевали ко мне. Более того, я даже сделал на них неплохой бизнес: баба предложила мне уйму бабок, хотя я был готов просто подарить бумажки, лишь бы все выплыло наружу. Заодно я изъял и свою папочку, которую прихватил Лалаев, надеясь поподробнее изучить мою биографию. Зато я передал бабе листик из дела Дикарева, который тот заменил. Что на нем висело, какой криминал – мне по фигу, главное, что дело было на мази и никто бы не понял, что мой удар был направлен против лишь одного из этой троицы. Даже против его жены на самом деле. Но мне снова не повезло. Баба прихворнула, а эта кейс у нее скомуниздили. Я подозреваю, что Дикарев знал, где находится кейс и нанял какого-то мужика, чтобы он вернул папки. Но что там произошло на самом деле, я не понял. Дикарева-то тоже грохнули. Но я тут не при чем, клянусь. Когда папки вернулись на место, я понял, что вся комбинация полетела к черту и мне хана. Ольга уже намекала на то, что ее муженька нужно перевести ко мне в замы. Представляете, как бы я стал аргументировать это начальству фирмы! Осталось одно – убрать бабенкину жену... Но сначала я доведу игру до финала!
Букнебай понял, что заболтался. Он повернулся к компу и, не успел я произнести и слово, как сел к клаве. Быстро выведя на экран пустой резервуар, он стал в бешеном темпе швырять вниз разноцветные кубики и фигурки.
Такой игры я еще не видел. Мне случалось провести ночь за винг-коммандером или думом, было дело. Но то, что творил Букенбай, было выше человеческого разумения.
Сверху сыпалось все быстрее и быстрее. Уже на первом уровне его пальцы молотили по клавишам, как будто игра подходила к концу, а с нарастанием темпа при смене уровней началось что-то страшное.
Я понял, что это действительно безумие. Нащупывая в кармане «сотку», я думал, вызывать мне сначала милицию или скорую, но судьба сама сделала свой выбор.
Уже через десять минут Букенбай издал торжествующий крик:
– Есть!
Он трясущимися пальцами вписал в мерцающую строчку таблицы «Слай» в графе чемпиона и вдруг тяжело повалился на бок, схватившись за сердце. Скорая уже на понадобилась.
На экране компьютера светилась выделенная светом первая строка таблицы – триста тысяч очков. Немудрено свихнуться.
И все же, выиграть в эту игру нельзя. Все равно проиграешь, сколько бы очков не набрал...
Он оглянулся в мою сторону, ожидая сочувственной реплики, но я увидел в его глазах действительно ужас. Наверное, с таким выражением кролик смотрит на удава, который уже нагнул голову к своей жертве.
Я медленно обернулся. Передо мной стояла Марго. Ее вид был угрожающим.
– Вот я тебя и нашла, – произнесла она. – Теперь ты – мой.
– Мама? – удивился Равиль. – Но как ты дошла? И... и зачем?
– Нет... – Одинцов поднял вперед руку, словно пытаясь защититься от призрака. – Этого не может быть!
Марго медленно, шаркая ногами, обутыми в простые фланелевые тапочки, продвигалась вперед, а Юрий Юрьевич с каждым ее шагом отступал.
– Тогда, в Крыму, ты думал, что я умерла, – с трудом говорила она, шевеля обезображенными губами. – Ты подстроил катастрофу, чтобы избавиться от меня, так ведь? Скажи хоть сейчас, чем я тебе не угодила?
– Сгинь, пропади! – Одинцов беспомощно рассекал рукой воздух.
– Ведь сначала все было хорошо, ты понравился моим родителям, мы поехали отдыхать... Знаешь, все эти годы я хотела найти тебя и посмотреть в твои глаза, – сомнамбулически продолждала надвигаться на него Марго. – Ты снова женился, взял фамилию новой супруги, у тебя работа, дети. А я... Сколько всего было за эти годы... Меня насиловали, чуть не убили... Я исколесила всю страну в поисках тебя. И вот я тебя вижу лицом к лицу и хочу знать – почему ты решил избавиться от меня?
Равиль раскрыл рот от изумления и словно окаменел.
– Я... я... – беспомощно бормотал пятящийся Одинцов, – когда я узнал, что ты не любишь Окуджаву, то понял, что мы разные люди... Наверное, это было легкомыслием с моей стороны... Я имею в виду женитьбу. Я не смог бы объяснить твоим родителям, почему я с тобой развожусь. Да и приданое уже было почти истраче...
Я не заметил, как Одинцов приблизился к самому краю крыши. Он взмахнул руками, словно пытаясь уцепиться за воздух и рухнул вниз.
К сожалению, пожарные не догадались подставить свой брезент и по эту сторону дома тоже...
А внизу у подъезда Римма Павловна билась в истерике, прижимая к своей груди безмолвную Лейлочку.
Наконец, чудом спасшаяся девочка открыла свои губы и весело пролепетала:
– Ух ты! Это получше, чем американские горки! Мама, а ты будешь сегодня со мной так играть?
Римма Павловна ничего не могла ответить, она захлебывалась слезами.
– Прямо, как в стишке, – продолжала делиться своими впечатлениями девочка и продекламировала с выражением стихи Чуковского:
– Страшная горилла
Лялю утащила... как там дальше, мама, ты не помнишь? А, вот как:
И с ужасным криком
Кинулася вниз!
«Хорошо, что хоть этот ребенок обладает здоровой психикой, – думал я, возвращаясь домой. – Такой стресс – и все равно игра».
А моя игра, кажется, подходила к концу.
И все равно я ничего не понимал.
Хорошо, пусть Одинцов – преступник. Он устроил катастрофу, чтобы избавиться от своей жены. Его шантажировал Лалаев. Дочь Одинцова Кира сначала решила на свой лад разобраться с шантажистом, потом принялась за его семейство. Особо лакомым кусочком, разумеется, казалась ей малолетняя дочь моего покойного клиента.
Страшно подумать, что случилось бы, не подоспей мы с Равилем вовремя.
Теперь более-менее ясна основная канва событий: Лалаев шантажировал троих сотрудников фирмы «Марат». Основным объектом был Одинцов: причуды его неполноценной дочери плюс страшная тайна гибели первой жены давали продавцу «Пепси» почти неограниченный кредит.
Но Дмитрий Викторович решил не останавливаться на достигнутом. Он узнал о связи Бабенко с Ириной Шапиро и намеревался погреть руки еще и на страхе Владислава Сергеевича перед своей супругой.
Третьим объектом был Дикарев. Лалаев только-только стал соображать, в чем дело. Может быть, ему удалось бы сломать и Кузьму Петровича, угрожая ему тем, что копии компрометирующих его документов лежат в укромном месте и в случае его, Лалаева, смерти, будут немедленно преданы гласности. Таким образом он бы обезопасил свою жизнь и увеличил бы свой ежемесячный доход.
Стоп, но получается что никому из троих не было выгодно отправлять Лалаева на тот свет! Дмитрий Викторович не требовал много сразу, он предпочитал небольшую, но стабильную ренту.
Что-то не сходится... Где-то есть зазор, который я никак не могу закрыть фактами.
Теперь проследим приключения дипломата с компроматом. Одинцов передает папки Лалаеву. Тот вляпывается в историю с клофелинщиком и обращается ко мне, запурдив мне мозги. И вот тут – зазор. Клофелинщика убивают и убийца продает кейс Марго. Да еще этот дополнительный лист из дела Кузьмы Дикарева.
Да еще неизвестный человек, нанявший дядю Колю, чтобы тот украл «дипломат». Стоило продавать, чтобы потом снова красть!
Что же получается?
Именно этот вопрос я и задал Приятелю, когда вернулся домой.
– ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ УБИЛ КЛОФЕЛИНЩИКА, БЫЛ ЗАИНТЕРЕСОВАН В ТОМ, ЧТОБЫ ПАПКИ ИЗ ДИПЛОМАТА ПОЛУЧИЛИ ОГЛАСКУ, – огорошшил меня Приятель.– Но сейчас уже закончен рабочий день, – возразил я. – Там и во время работы-то никого нет. С какой стати я попрусь?
– Да? – переспросил я, потирая ноющий затылок. – Все равно не врубаюсь.
– СООБЩАЮ ДОПОЛНИТЕЛЬНУЮ ИНФОРМАЦИЮ, – продолжил Приятель. – ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЙ ЛИСТ ИЗ ДЕЛА ДИКАРЕВА ЯВЛЯЕТСЯ НЕ ОРИГИНАЛОМ, А КОПИЕЙ.
– То есть, оригинал Дикарев уничтожил? – уточнил я. – Но каким образом...
– В КРУПНЫХ ФИРМАХ ДОКУМЕНТЫ ОБЫЧНО ДЕЛАЮТСЯ В НЕСКОЛЬКИХ ЭКЗЕМПЛЯРАХ, – заявил Приятель. – НО ЭТО ВСЕ ЧАСТНОСТИ. САМОЕ ГЛАВНОЕ НА СЕГОДНЯ – НЕМЕДЛЕННО ИДИ В «МАРАТ». СЕДЬМОЙ КАБИНЕТ.
Что-то снова смутно забрезжило на окраинах моей памяти, какое-то смутное воспоминание, но, как я ни старался, ничего не смог выудить оттуда.
Тем временем Приятель изготовил удостоверение местной электросети, указав, что предъявитель сего обслуживает фирму «Марат» и вывел его на принтере.
Я взял в руки бумагу и был просто потрясен способностями Приятеля. Печать оказалась в меру размытой, шрифт – в меру тупым, точь в точь как на фирменных бланках.
Оставалось лишь поставить на документе свою личную подпись, что я и не замедлил сделать, выбрав самые бледные чернила.
Я напихал в свою сумку нехитрый инвентарь, который полагается иметь при себе электрику и не спеша побрел к «Марату».
По дороге туда, в кармане моей куртки звякнул телефон. Я выудил его из кармана, прижал к уху трубку и услышал голос Риммы Павловны.
– Дорогой Валерий Борисович, – плавно говорила она. – Не думайте, что я про вас забыла. Считайте, что спасение моей дочери также входит в вашу работу по розыску злодеев, убивших моего мужа.
– Не возражаю, – кратко ответил я, – но пока дело еще не закрыто...
– Я верю в вас, – твердо заявила Римма Павловна. – Понимаю, что трудно оценить жизнь собственного ребенка, которого вы спасли, но все же я хотела бы поговорить с вами о гонораре.
– Я загляну к вам завтра, – пообещал я. – Где-нибудь во второй половине дня.
До «Марата» оставалось метров пятьдесят и мне хотелось побыстрее закончить разговор.
– А сейчас, извините, мне пора заняться делами, – проговорил я. – Никак не могу разобраться с папками, которые поручил мне найти ваш муж. Кто бы мог подумать, что из-за трех папок...
– Почему трех? – удивилась Римма Павловна. – В пятницу вечером, когда Дима пришел домой с работы, я ясно помню, что у него было четыре папки...
Глаза мои полезли из орбит. Ни фига себе пельмень, как однажды сказал слон, перемазанный мукой от хвоста до хобота, вертясь перед зеркалом.
Значит есть кто-то еще!
– Тогда тем более мне пора, – решительно заявил я Римме Павловне, обрубил линию и быстро взбежал по ступеням в холл.
– В седьмом кабинете у вас перегрузка, – пояснил я в ответ на вопросительный взгляд сторожа. – На станции зашкаливает.
Он мельком глянул на мой пропуск и махнул рукой:
– Проходи.
В здании никого не было. На втором этаже я замедлил шаги перед дверью с номером семь и подергал на себя ручку. Заперто.
Приложил ухо к двери. Никаких звуков. Даже лучик света не пробивался из-за панели.
Я огляделся и удовлетворенно потер ладони. Кажется, я нашел то, что нужно. Электрик я или нет?
Щиток был не заперт. Открыв дверцу я смело опустил вниз ручкоять главного рубильника.
Тут же погас свет в коридоре.
Из-за двери раздался дикий рев, от которого у меня в жилах застыла кровь.
Я услышал, как дверь распахнулась и в коридоре возникла огромная тень незнакомца с зажигалкой в руке.
Он бросился на меня и повалил на пол, приговаривая при этом:
– Сволочь, сволочь...
Послышались шаги охранника, взбегавшего по лестнице.
Туша мгновенно выпустила меня и отшатнулась в сторону.
– Что такое? Почему темно? – закричал охранник, осторожно выглядывая из-за угла и не решаясь ринуться в темноту.
До меня донесся характерный звук, которым засылают патрон в ствол.
– Все в порядке, – неожиданно раздался голос рядом со мной. – Замыкание.
Я подполз к щитку и снова врубил свет.
Туша оказалась не таким уж высоким человеком лет пятидесяти. Он одышливо колыхался, поправляя костюм и с угрозой смотрел в мою сторону.
– А-а, – обрадовался успокоенный охранник. – Это вы, Букенбай Минтимерович... Ну и ладно. А я-то уж думал, не случилось ли чего.
– Ничего не случилось, возвращайтесь на пост, – велел ему Букенбай.
Когда охранник исчез, обитатель седьмого кабинета воззрился на меня с нескрываемой ненавистью.
– Тебя Ольга прислала? – спросил он. – Вот сука! Значит, она все-таки решилась...
– Давайте пройдем к вам, – предложил я, не отвечая на вопрос. – У нас есть о чем поговорить.
В кабинете оказалось именно то, что я и предполагал. Вернее, то, что предполагал Приятель.
В пустом помещении в центре зала стоял стол с РС и стул, на котором висел плащ Букенбая. Рядом с одеждой, прямо на полу лежала пара перчаток и удавка.
– Вы решили расправиться с Ольгой Бабенко? – спросил я кивая на арсенал.
– А что мне оставалось делать? – пожад плечами Букенбай. – Эта стерва меня застукала. Сразу поняла, что к чему и начала потихоньку управлять мной. А я этого не люблю, понимаете?
– Так вы... – начало до меня доходить. – Ну, это уж слишком.
Только теперь я вспомнил оговорку Ольги, когда она заявила, что разговаривала с начальством своего мужа, хотя Бабенко возразил ей, что Букенбая Минтимеровича нет на месте. Да-да, они еще тогда говорили, что шефа почти не бывает на работе.
– Значит, вы подсели на эту игрушку? – в ужасе кивнул я на комп.
– Что вы в этом понимаете? – взвился Букенбай. – Да, я забросил дела! Да, я ничем не занимаюсь и не хочу заниматься! Знаете, сколько очков я уже набрал?
– Двести с чем-то тысяч, – машинально ответил я, воспомнив результаты, которые продемонстрировал мне Приятель.
– С чем-то... – передразнил меня Букебай. – Мне каждое очко после ста тысяч давалось часами упорной работы. Да что часами! Днями! Неделями! Я месяц не мог переступить стопятидесятитысячный порог! Зато сейчас! Таких результатов нет нигде и ни у кого! Ах, я был так близок к тремстам тысячам, когда вы выключили свет. Убить был готов, ей Богу!
– Убить... – повторил я. – Так Лалаев все пронюхал?
– Мерзкая крыса, – сплюнул Букенбай. – Так, машина еще не загрузилась? Тогда я вам расскажу. Значит, я понял, что надо что-то делать. Во-первых, не стоило действовать напрямую. Я догадался, что Лалаев имеет виды еще на некоторых моих сотрудников, и решил сыграть на этом. В принципе, у каждого рыльце в пушку... Когда я узнал, что Лалаев забрал домой дела, то понял, что судьба предоставляет мне отличный шанс. Дело в том, что на днях ко мне приходила такая жуткая баба, вся перекошенная, искала мужа, который вроде бы у меня работает. Я ее выгнал, конечно, а потом понял, что ей нужен был Одинцов и что она-то мне и поможет.
На экране уже светилось нортоновское меню, но Букенбай, слава Богу, не оглядывался, иначе снова бы немедленно засел за игру.
– Так вот, – продолжал он, – когда Лалаев унес домой папки Одинцова, Дикарева и Бабенко, я понял, что пожертвовав двумя сотрудниками, избавлюсь и от третьего. А нет Бабенки – нет и его жены. Тем паче там было что-то на сексуальной почве, а Ольга такого не прощает. Я решил убрать мерзавца и передать дипломат этой уродине. Уж она-то бы раздула скандал, и папки так или иначе всплыли бы наружу. Но папки украли. Черт попутал этого гада пить со всякой швалью. Короче, мои ребята все отследили и сделали этого вокзального лоха, а заодно и Лалаева. С каким удовольствием я подписывал распоряжение о выделении материальной помощи его семье! Но это так, эмоции. Папки снова перекочевали ко мне. Более того, я даже сделал на них неплохой бизнес: баба предложила мне уйму бабок, хотя я был готов просто подарить бумажки, лишь бы все выплыло наружу. Заодно я изъял и свою папочку, которую прихватил Лалаев, надеясь поподробнее изучить мою биографию. Зато я передал бабе листик из дела Дикарева, который тот заменил. Что на нем висело, какой криминал – мне по фигу, главное, что дело было на мази и никто бы не понял, что мой удар был направлен против лишь одного из этой троицы. Даже против его жены на самом деле. Но мне снова не повезло. Баба прихворнула, а эта кейс у нее скомуниздили. Я подозреваю, что Дикарев знал, где находится кейс и нанял какого-то мужика, чтобы он вернул папки. Но что там произошло на самом деле, я не понял. Дикарева-то тоже грохнули. Но я тут не при чем, клянусь. Когда папки вернулись на место, я понял, что вся комбинация полетела к черту и мне хана. Ольга уже намекала на то, что ее муженька нужно перевести ко мне в замы. Представляете, как бы я стал аргументировать это начальству фирмы! Осталось одно – убрать бабенкину жену... Но сначала я доведу игру до финала!
Букнебай понял, что заболтался. Он повернулся к компу и, не успел я произнести и слово, как сел к клаве. Быстро выведя на экран пустой резервуар, он стал в бешеном темпе швырять вниз разноцветные кубики и фигурки.
Такой игры я еще не видел. Мне случалось провести ночь за винг-коммандером или думом, было дело. Но то, что творил Букенбай, было выше человеческого разумения.
Сверху сыпалось все быстрее и быстрее. Уже на первом уровне его пальцы молотили по клавишам, как будто игра подходила к концу, а с нарастанием темпа при смене уровней началось что-то страшное.
Я понял, что это действительно безумие. Нащупывая в кармане «сотку», я думал, вызывать мне сначала милицию или скорую, но судьба сама сделала свой выбор.
Уже через десять минут Букенбай издал торжествующий крик:
– Есть!
Он трясущимися пальцами вписал в мерцающую строчку таблицы «Слай» в графе чемпиона и вдруг тяжело повалился на бок, схватившись за сердце. Скорая уже на понадобилась.
На экране компьютера светилась выделенная светом первая строка таблицы – триста тысяч очков. Немудрено свихнуться.
И все же, выиграть в эту игру нельзя. Все равно проиграешь, сколько бы очков не набрал...