Страница:
Тут дверь открылась, и пред моим ликом предстали двое джентльменов, которых я уже видел сегодня вечером в зале кафе-бара. Один из них был одет в спортивный костюм, другой – в пышный мохеровый свитер. Заметив, что я перебазировался к стене, „спортсмен“ повернулся к „свитеру“ и сказал:
– А, очухался, козел злое. учий!
– Ну что, сука? – подал голос „мохер“ – Штирлиц е. ный, сейчас ты узнаешь, как в тылу врага шастать!
Я слегка откашлялся, что отозвалось болью в моем затылке, и вежливо сказал:
– Джентльмены, вы не могли бы не ругаться матом?
Молодчики недоуменно уставились сначала на меня, потом друг на друга. Первым пришел в действие „спортсмен“.
– Он что, дуркует? – спросил он своего товарища.
„Мохер“ оказался более сообразительным и сказал:
– Шутник попался.
После этого он направился ко мне с видом отнюдь не дружественным, что и подтвердил ударом ботинка мне прямо по дых. Мое сознание на миг померкло, но не исчезло. Я взвыл каким-то странным утробным голосом:
– Гхы-ы-ы!
Несколько секунд я не мог вдохнуть воздух. Мне помог это сделать подоспевший „спортсмен“, который въехал мне ногой по почкам. Я опять завопил что есть мочи и завертелся от боли волчком. На этом ребята не остановились, они педантично, хотя и несколько лениво выполняли свою повседневную работу, массируя меня своими ногами. В процессе этого они молчали, предоставив слово мне. Речь же моя состояла в основном из междометий типа „ох“, „ах“, „гы“ и „ы“. Впрочем, периодически я вставлял некоторые матерные слова. Когда они закончили трудиться, „мохер“ сказал „спортсмену“:
– Вот видишь, сам матом ругается, а нам не разрешает...
Храп, пристегни его наручниками, а то он какой-то шустрый.
– А может, его на крюк повесить? – выдвинул рацпредложение Храп.
– Нет, рано еще. Таксист просил выведать у него все, что можно, – ответил „мохер“.
Они оба ухватили меня за руки и поволокли к противоположной стене, из которой торчало металлическое кольцо. К нему они и пристегнули меня наручниками.
– Ну что, Карась, пойдем проверим обстановку, – сказал Храп.
Они удалились, оставив меня наедине с мясными тушами.
После того как эти два добрейших человека походили по мне, я стал индифферентно относиться к любой компании, даже к бессловесным мясным тушам, но температура в комнате была, мягко говоря, скорее привычна для них, чем для меня. Лежа на цементном полу, весь в синяках и ссадинах, я стал ощущать, что я вдобавок и покрываюсь инеем, и есть серьезные основания предполагать, что если я еще полежу здесь еще некоторое время, это закончится для меня фатально. С другой стороны, мысль о том, что сейчас вернутся эти два молодых человека и насадят меня на крюк, дабы выбить у меня сведения, которыми я, увы, не располагал, не внушала оптимизма. Наверное, лучше было превратиться в ледяную глыбу и тихо сдохнуть, чем снова ощутиться в заботливых руках таких коновалов, как Храп и Карась. Но именно на этот вариант обрекло меня провидение.
Джентльмены вернулись и решительно направились ко мне. Я уже приготовился как можно дороже продать свою жизнь, когда Карась сказал:
– Вставай, скотина, сегодня у нас по графику прогулка в лес, – и начал отстегивать наручники от кольца.
Я слегка насторожился неожиданно открывшейся перспективе и спросил:
– Куда мы с вами поедем?
– В лесок погуляти, – сказал Храп, усмехнувшись, заламывая мои руки за спину и застегивая наручники. Ухватив меня за руки, оба костолома поволокли меня к выходу. Я не знал, что меня ждет, но был искренне рад покинуть это холодное негостеприимное место.
В отличие от меня, молодчики хорошо ориентировались в лабиринтах подсобных помещений „Олимпа“. Мы повернули пару раз по коридорам и оказались перед дверью. Карась открыл дверь и осторожно выглянул наружу. Видимо, осмотр открывшейся ему местности удовлетворил его, и Карась утвердительно кивнул Храпу. Они потащили меня во двор, где стоял джип „Тойота-Лендкрузер“. Из автомобиля вылез еще один человек и молча открыл заднюю дверь. Храп с Карасем приподняли меня от земли, и швырнули мое тело в багажное отделение. После чего все влезли в автомобиль, водитель завел мотор, и машина плавно тронулась с места. Мы затормозили перед воротами, подождали, пока сторож откроет их, после этого водитель втопил педаль газа в пол и мы понеслись по вечерним улицам. Минут через пятнадцать подобной езды, на удивление проигнорированной гаишниками, мы въехали в лесной массив. Это я обнаружил благодаря тому, что верхушки домов сменились верхушками деревьев, видимых мною в обозримой части ветрового стекла автомобиля.
Я предположил, что меня везут на Молочную Поляну, стандартное место для криминальных разборок бандитов и профилактической работы „гоблинов“ с должниками. Еще через пять минут мы съехали с асфальтовой дороги и поехали по грунтовки, так как легкое покачивание сменилось небольшой тряской. Если бы мы ехали в „Жигулях“, то, наверное, из меня бы вытрясло душу. А так я относительно спокойно лежал, уткнувшись лицом в небольшую лужицу грязи на полу джипа.
Наконец машина остановилась. Бандиты не спеша вылезли, открыли багажную дверь „Тойоты“ и выволокли на небольшую, ярко освещенную луной поляну.
– Храп, волоки его к той березе, – и полез в багажник.
Храп подхватил меня и потащил к дереву. Там он прицепил меня наручниками к нижнему суку. Карась тем временем подошел к нам, неся сумку в одной руке и лопату в другой. Вслед за ним, взразвалочку, потягиваясь и позевывая, шел шофер „Тойоты“.
Я снова оценил свое положение: ночь, вдали от людей, лунная поляна, общество людей, не отягощенных добродетелями, намерения их отнюдь не сулят мне ничего хорошего. „Ну вот, хакер, ты и вляпался“, – подумал я невесело. Видимо, Приятель сказал бы мне, что я совершил глупость.
– Ну что, придурок, – как бы вторил моим мыслям Карась. – Сам будешь говорить, или тебе помочь?
– Господа, – как можно более миролюбиво сказал я, хотя будь у меня такая возможность, я разрезал бы этих подонков на кусочки. – Я могу рассказать вам все, что я знаю. Я готов всю оставшуюся жизнь быть вашей Шехерезадой и рассказывать вам сказки гораздо больше, чем тысячу ночей. Но я не могу, хоть вы меня убейте, – тут мой голос дрогнул, – рассказать вам того, чего я не знаю.
– Я думаю, – сказал Карась, – ты знаешь достаточно, чтобы нам было интересно. Сперва мы хотим знать, что ты делал у нас на складе.
– Я искал ваше руководство, – честно ответил я, после чего получил удар ногой в пах. Поскольку я стоял, прицепившись только одной рукой к дереву, и у меня была возможность для маневра, я увернулся, и Храп не попал не по жизненно важным органам. Ситуация, правда, складывалась для меня настолько критично, что возможно мне никогда не удастся ими воспользоваться.
– Не надо из нас дураков делать, – сказал Карась.
– В этом нет никакой необходимости, – вздохнув, тихо сказал я и тут же приготовился получить очередной удар, но понял, что до моих собеседников не дошел смысл сказанных мной слов.
– Я действительно искал ваше начальство, – продолжил я. – Мне необходимо было поговорить с Таксистом.
– А что же ты ему не позвонил по телефону? – резонно заметил Храп.
Ответить мне, честно говоря, было нечего. Что бы мне было действительно не позвонить по телефону! Не станешь же объяснять этим молодчикам, что в этом случае они долго бы спрашивали кто я, что я, зачем я, футболили бы меня неделю.
А так я нахрапом решил ворваться в кабинет большого начальника, минуя его секретарш и поговорить с ним по душам, воспользовавшись неожиданностью своего визита. Беда в том, что я не учел один маленький нюанс: начальник, к которому я рвался, был главой бандитского клана, а в роли секретарш выступили широкоплечие головорезы, мимо которых без соответствующей подготовки пройти очень трудно.
– Ладно, короче, я даю тебе еще один шанс, – сказал Карась. – Мы знаем, что Передрей со своими банковскими дружками что-то затеял. Скоро неделя, как вы обложили нас своей „наружкой“. Ваши топтуны каждый день ходят к нам в бар, что-то выглядывают и вынюхивают. А сегодня ты уже шляешься у нас по складу. Правда, мы сами виноваты, что тебя проворонили, пока выпроваживали это толстое чучело в пиджаке. Если ты сейчас, сука позорная, не скажешь, чего вам надо от Таксиста, мы тебя здесь похороним. А предварительно забьем тебе в жопу этот березовый сук.
– Разве этот сук вам уже больше не понадобится? – спросил я. – Судя по тому, что кора уже стерта, не одного меня приковали к нему наручниками... Разве это не ваше постоянное рабочее место?
Видимо, я уже смирился со своим положением и проявлял чудеса хладнокровия и острил.
– После того, как мы тебя здесь зароем, нам придется сменить поляну. Не можем же мы на твоей могиле заниматься своими делами! – пояснил Храп.
– Ребята, я тронут вашей заботой и сочувствием, – ласково сказал я.
– Сейчас мы тронем тебя еще сильнее, – ответил мне Храп и толкнул меня ногой в грудь так, что я ударился затылком об березу, на секунду потерял сознание, сполз вниз и повис на одной руке, прикрепленной к суку.
– Ты говорить будешь или нет, гвоздь беременный? – донесся до меня голос Карася.
– Я еще раз говорю, что меня никто не посылал. Я пришел туда по своим делам, никаких заданий Передреев мне не давал.
Я работаю сам по себе и никаких действий против вашего шефа предпринимать не собирался, – ответил я, пытаясь приподняться. – И вы будете полными педерастами, если не поверите этому. Дайте мне возможность поговорить с вашим шефом, я ему все объясню.
– Ты не только нашего шефа, ты вообще вряд ли кого увидишь, – сказал Карась, отстегивая наручники от сука.
– И за педерастов ответишь, – отозвался Храп и двинул мне уже рукой в лицо наотмашь.
Я опять упал. Храп подошел ко мне, воткнул прямо перед моим лицом в землю лопату и сказал:
– Сам виноват. Приговор себе подписал. Бери лопату и копай себе могилу. Ну давай, шустри... – и пнул меня ногой.
Я поднялся, и чтобы хотя бы на какое-то время избежать побоев, принялся как мог за работу. Все трое бандитов закурили и стали наблюдать за мной.
– Копай, копай, – сказал Карась. – Когда закончишь, снимешь штаны, мы тебе заткнем одну из щелей, чтобы из тебя страх говном не пошел.
Мое состояние было настолько критичным, что мне уже было все равно. Но мысль о том, что перед смертью меня еще и будут пытать извращенным образом, заставляла меня думать, как мне подороже продать жизнь или хотя бы избежать страданий. Я стал думать, кого из трех мне ударить лопатой, и смогу ли я куда-либо убежать. В этих раздумьях я углубился приблизительно сантиметров на двадцать в землю, когда случилось новое неожиданное событие, которое кардинально изменило ситуацию и продлило мою жизнь, надеюсь, на достаточно долгий период.
Поляну огласил душераздирающий вопль:
– Лежать, суки! Всем лечь!
Я хоть никогда и не относил себя к женским особям, тем более в таком вульгарном звучании, но тут же бросил лопату и упал в выкопанный мною же окоп, который оправдал свое название. Тишину поляны вслед за воплем стали разрывать звуки выстрелов. Краем глаза я заметил, как из чащи кустов на поляну ринулось несколько человек, вооруженных пистолетами, из которых они постоянно вели беспорядочную и частую стрельбу. Храп и шофер, пригнувшись, застыли как вкопанные, от такого неожиданного разворота событий. Не растерялся лишь один Карась, который бросился к сумке и стал что-то суетно из нее доставать. Я заметил, что к нему на всех парах мчится здоровенный детина, в котором я узнал Юру, моего знакомца по бару. Трудно было предполагать от такого тяжеловесного молодца подобной проворности, однако к тому моменту, когда Карась достал-таки из сумки короткоствольный автомат Калашникова, Юра врезался в него как самосвал в легковушку. От такого соприкосновения оружие отлетело в одну сторону, а сам Карась – совершенно в другую. Но Юра на этом не остановился. Едва Карась упал на землю, как Юра со всего размаха прыгнул на него сверху, приземлившись коленями на его грудь. Карась выдохнул так, как будто выпустил наружу весь имевшийся у него в организме запас воздуха, по инерции ухватившись за лацканы пиджака своего соперника. Но тот не оставил ему никаких шансов, двумя ударами кулака по челюсти, отключил его сознание надолго.
К этому времени напарники Карася также были распластаны по поляне и основательно обрабатывались подельниками Юры.
Должен сказать, что последние были не меньшими, если не большими профессионалами, и свое дело также любили, отдаваясь ему самозабвенно. Через пять минут Юра со своими товарищами подтащили все бесчувственные тела моих обидчиков к тому месту, где я начал, и очень надеюсь, закончил свою карьеру землекопа.
Я уже сидел, прислонившись к ставшей мне до боли знакомой и родной березе и принимал первую медицинскую помощь. Один из подручных Юры сбегал в стоящий недалеко автомобиль и принес оттуда аптечку. Физическая и психологическая изможденность так навалились на меня, что я даже не ойкал и не пикал, когда мне обрабатывали раны и ссадины.
Юрий стоял передо мной, широко расставив ноги, засунув руки в карманы брюк и скептически на меня посматривал.
– Ну что, ковбой, наигрался в детективов? Чуть живком не закопали? – наконец произнес он.
– А вы что, все это время за мной следили?
– Тебе круто повезло, – сказал он. – Они чуть не ушли от нас при въезде на Молочку. Один из нас чисто случайно заметил следы от шин „Тойоты“ на грунтовке. Короче говоря, пришлось пошарить, прежде чем вас найти. Я смотрю, ты за это время неплохо продвинулся в копании, – он кивком головы указал на окоп. – Еще немного, и тебе бы начали впихивать сук в зад...
– А откуда ты знаешь? – недоумевал я.
– Мы о Таксисте многое знаем, – усмехнулся он. – Это его методы воздействия.
– Я вижу, методы у вас у всех одни и те же, – заметил я, смотря на начинающих подавать признаки жизни подручных Рыбака.
– С волками жить – по-волчьи выть, – снова усмехнулся Юрий.
– А зачем вы взяли под наружное наблюдение кафе Рыбака?
– Нам особенно не объясняли, – поразмышляв, сказал Юрий.
– Сказали только, что возможно придется тебя подстраховать. Кроме того, у нас с ним свои счеты.
– Вы что, думаете, что он замешен в убийстве Зимина? – поднял я глаза на Юру.
– Мы не думаем, мы исполняем, – сказал он, отвернувшись.
– Думает руководство, – добавил он. – Видимо, руководство предполагало, что ты попрешься к Рыбаку, поэтому мы и охватили его поплотней, а он, сука, занервничал. А когда ты еще залез к ним в подсобку хрен знает зачем, они пошли на ответные действия.
– Выходит, вы меня и подставили? Если бы вы не давили на Таксиста, он и не повез бы меня на Молочку пытать...
– Все может быть, – подумав, ответил Юра, глядя на то, как его подчиненные выстраивают шеренгу рыбаковских бандитов с широко расставленными ногами и руками за головой. У Карася, скорее всего, после приземления на него Юры были сломаны ребра, так как он весь скрючился и стонал.
– Вот что, – энергично сказал я, чувствуя, что адреналин начинает активно поступать ко мне в кровь. – Коли вы меня подставили, вы дадите мне шанс докончить мою работу. Я должен переговорить с Рыбаком в любом случае.
Объяснив вкратце Юре, что он должен делать и где должен быть, я взял у него висевший у него на поясе сотовый телефон, я быстро направился к „Тойоте“. Проходя мимо стоящего ко мне спиной в раскоряку Храпа, я неожиданно для себя почувствовал такой прилив ярости, вспомнив, как этот бандюга издевался надо мной, что от всей души въехал ему ногой сзади между ног. Рев, огласивший поляну, напоминал голос разбуженного зимой медведя. Я не уверен, будут ли когда-нибудь у него после этого дети, но это меня абсолютно не волновало. Так же как не волновало его и состояние моих почек после пребывания в холодильной камере. „С волками жить – по-волчьи выть“ – процитировал я сам себе слова Юры.
Заведя „Тойоту“, я на большой скорости направился в город.
По дороге к „Олимпу“ я заехал к себе домой и, достав из потайного ящика „ПМ“, я проверил наличие патронов в обойме, поставил его на предохранитель и засунул его в карман.
Объехав кафе с обратной стороны, я без труда нашел ворота того дворика, в котором меня со всеми почестями зашвырнули в багажник. Я меня было чувство героя, возвратившегося в родной город на „белом коне“. Я установил машину прямо напротив ворот и, выжав до пола педаль акселератора, плавно отпустил сцепление. Мотор „Тойоты“ взвыл, колеса засвистели и автомобиль вышиб ворота, ввезя их с собой внутрь двора.
Резко затормозив во дворе, я быстро выскочил из кабины и направился к небольшой будке у ворот, напоминавшую пункт продажи абонементных билетов на городской транспорт. Рванув на себя дверь, я вломился внутрь и застал там опешившего от случившегося молодого парня-охранника. Я выхватил пистолет и ударил его по лицу рукояткой. Он тут же „батоном“ свалился с табуретки.
– Ну, падла, жить хочешь? – заорал я.
Охранник, которого прошиб приступ безмолвия, быстро закивал головой в знак согласия. Не дав ему опомниться, я грубо схватил его за шиворот и выволок во двор. Поставив его впереди себя, я уткнулся „Макаровым“ ему в затылок и сказал:
– Быстро веди меня к Таксисту, иначе пристрелю на месте, – и дав ему пинка для ускорения процесса, быстро пошел за ним в направлении единственной двери, ведущей в здание.
Подойдя к двери, охранник нажал на кнопку звонка и отстучал на ней что-то типа „Спартак-чемпион“.
– Ну, сука, если сейчас ты меня сдал, твои мозги полетят впереди тебя на три метра, – при этих моих словах парнишку затрясло мелкой дрожью.
Через несколько секунд дверь приоткрылась, и наружу высунулась голова еще одного охранника, который щурясь всматривался в окружающую действительность. В этот вечер она оказалась для него хуже, чем он предполагал, поскольку я с размаху треснул его по башке рукояткой „Макарова“. После чего я двинул по металлической двери ногой, и она обрушилась на голову охранника, довершив таким образом работу, начатую пистолетом. Всего этого было достаточно, чтобы охранник плавно сполз вниз и вывалился перед нами на порог. Мы не очень-то вежливо обошлись с ним, протопав по нему как лошади на водопой. Через некоторое время мы вышли в коридор, в который я впервые попал из зала. Прямо по этому коридору мы устремились в кухню в которой я уже был. Миновав последнюю, я во второй раз удивил работающих там поваров, которые удивленно наблюдали за нашим шествием, на какое-то время прекратив разделку продуктов питания. После чего я заметил, что они, переглянувшись, также сосредоточенно продолжили свою работу. Видимо, господа были тщательно проинструктированы насчет того, чтобы ничему не удивляться и ничему не придавать значения, кроме вкуса приготовляемой ими пищи. Выйдя из кухни в другой коридор, мы чуть не сбив по дороге официанта, мы почесали дальше. В конце коридора мы наткнулись на металлическую дверь, у входа в которую сидел охранник. Я тут же наставил на него пистолет, прикрываясь „вратовым“ и сказал:
– Быстро стучись. Скажи Рыбаку, чтобы он открыл. Меня зовут Мареев, мне надо с ним поговорить.
Охранник посмотрел на меня широко раскрытыми глазами, и потянулся к торчащему из стены диктофону с кнопкой и нажал ее:
– Тут какой-то ненормальный. Называет себя Мареевым, хочет поговорить, просит пропустить.
В диктофоне некоторое время молчали, потом сказали:
– Пропусти его.
– Он вооружен, – предупредил охранник.
– Пропусти его, – повторил голос.
Раздалось гудение, в двери что-то щелкнуло и она сама приоткрылась сантиметров на пять. Я оттолкнул стоящего передо мной „вратового“ в объятия сидевшего охранника и широко открыл дверь.
Как только я переступил порог комнаты, дверь за мной так же со щелчком автоматически закрылась, что существенно поубавило, но не устранило моей решимости. Мельком оглянув скупо обставленный кабинет, в котором кроме большого стеллажа справа от входа, закрытого на замки и мягкого дивана слева, стоял только большой письменный стол с прилегающими к нему двумя стульями для посетителей. За столом в кожаном кресле восседал хозяин кафе „Олимп“.
Это был высокий крупный мужчина, хотя и несколько сухощавый.
У него было прямая, как у атлета, осанка, скуластое бледное лицо, ямочка на подбородке, делавшая и без того суровый вид ее владельца еще более мужественным. Светлые волосы, хотя и были редкими, но были тщательны уложены. Мужчина смотрел немигающим спокойным взглядом голубых глаз. В них можно было прочитать одновременно насмешливость, настороженность и вызов. Стараясь не терять темпа, который я набрал начиная от ворот кончая входом в кабинет Рыбака, я решительно прошел к нему, засовывая пистолет, (так и не снятый с предохранителя), в карман пиджака. Подойдя к столу, я взял стул и, поставив его прямо напротив Рыбака, сел положив ногу на ногу. Ушибленная нога при этом сильно заныла.
– Моя фамилия Мареев, – сказал я дежурную фразу. – Я частный детектив, работающий по делу об убийстве Зимина.
Сегодня я пришел к вам в гости с намерением попросить вас переговорить со мной. Но к сожалению для меня обстоятельства обернулись так, что диалог наш несколько отложился из-за действий ваших людей, которые я с большой натяжкой могу назвать гостеприимными. Надеюсь, вас не пугает мой внешний вид, полагаю, что вы видели более качественные образцы работы ваших милых ребятишек. На сей раз вы зашли слишком далеко и сильно подставились. Я не знаю, специально это произошло или нет, хотели ли этого ваши соперники или нет, лично я в эту историю замешен случайно. Однако поскольку у меня после истории самое пострадавшее лицо, я и обладаю преимуществом выдвигать какие-либо условия. Я думаю, вы прекрасно понимаете, что ваша игра проиграна, и боюсь, что вам ничего не остается, как согласиться на мои требования.
После такого мощного, как мне показалось, вступления, я замолчал, чтобы перевести дух и потому что у меня заныло в затылке. Таксист прослушал мою длинную тираду, не дернув ни единым мускулом лица. Он еще несколько помедлил, потом прокашлялся, потом удобно устроился на подлокотниках своего кресла и спросил:
– Я хотел бы узнать, в чем заключается мой проигрыш и каковы ваши требования?
– Я думаю, что получение прибыли с нарушением закона является основой вашей деятельности, и нисколько не сомневаюсь в вашем профессионализме на этот счет. Но сегодня вы нарушили закон, при этом подставившись: ваши люди по вашей команде избили меня сначала в подсобном помещении, приковав к стене вместе с мясными тушами, после чего отвезли меня на Молочную поляну, продолжая со мной те же процедуры, что и здесь, с разнницей лишь в том, что там меня заставили еще и копать могилу. То ли они были уверены в своей безнаказанности, то ли их переиграли более сильные профессионалы своего дела, но их застукали на месте преступления – раз, сняли на видеокамеру – два. Таким образом, есть видеоматериалы, подтверждающие преступную деятельность ваших людей, в которых напрямую указывается на вашу причастность к этому делу. Если этим материалам дать ход, то вам в очередной раз придется поменять скромный, но уютный кабинет на еще более скромную, но совершенно неуютную камеру. Кроме этого, есть еще масса улик и свидетелей, подтверждающих преступные действия ваших сотрудников.
Служащие вам господа находятся на месте преступления на Молочной поляне.
Я сделал некоторую паузу.
– К сожалению, при задержании оказали сопротивление, что пагубно сказалось на их физическом и душевном здоровье, – при этом я сделал как можно более скорбное лицо. – И от этого они вряд ли сейчас находятся в лучшем состоянии, чем я. Это что касается первой части.
Вторая часть – требования. Вас поразит необычайная их простота и скромность. Мне просто надо, чтобы вы честно выдали мне информацию о том, что вас связывало с господином Передреевым и каковы сейчас ваши нынешние отношения.
Предваряя ваш вопрос, я хочу вам сказать, что я могу вам пообещать и только пообещать, чтобы все эти материалы не пошли дальше службы безопасности банка „Элвис“.
При последних словах Таксист слегка прищурился, отчего его лицо приняло несколько хищническое выражение. Он усмехнулся и сказал:
– Ну, думаю, я мало что потеряю.
– Значит, мои отношения с Передреевым, – вздохнул он, глядя в сторону, и начал свой рассказ. – Я думаю, что вы достаточно о них знаете. Расскажу лишь о самой сути. Когда Передрей сидел на своем заводишке, то я со своей бригадой были для него, как сейчас говорят, „крышей“. Потом по мере роста его политического капитала мы стали как бы его охраной, а он в свою очердь обеспечивал нам крышу. Поскольку у меня лучше получался бизнес, а у него сложилось с политикой, то он постоянно нырял ко мне в карман за бабками, а я ездил к нему решать организационные вопросы. Позже, когда он стал заметной фигурой с претензией на многое, Пашка стал чураться общения со старыми друзьями. Хотя бабки брать не перестал. Когда я просек это дело, я, предвидя возможные сложности, как это говорят юристы, формализовал наши отношения. Я по-прежнему давал ему конверты с бабуськами, но суммы значительно уменьшил. А поскольку потребности Пашки не уменьшались, ему стало явно не хватать. Когда ему наконец захотелось купить себе новую тачку и превратить дачку в загородный дом, он опять обратился ко мне за деньгами. Я предложил ему подписать договор, на основе которого я выдаю ему кредит на строительство дачи и покупаю ему также в кредит приглянувшуюся ему „седьмую“ бэ-эм-вэшку. Он не задумываясь согласился, только фыркнув при моих словах, настолько он был уверен в себе. Возможно, он и выплачивал или отрабатывал бы мне постепенно эти суммы, если бы его вконец не попутал бес. Серега Мавроди в Москве открыл свою лотерейку для дураков, так они здесь как с ума посходили все! Казалось бы, солидные люди: директора, банкиры, политики, мать их за ногу! Как последние идиоты побежали за акциями, многие из них с заемными деньгами помочь Сереге материально. Я тогда еще поразился, сколько дураков в этих высоких структурах... Ладно, простого лоха кинуть можно легко, он дальше своего станка не видит, но эти-то должны были знать чем это кончится! Ну, может, кто поумней был, поначалу поиграли, да и будя – бабки вынули вовремя. А те, кто пожаднее, или попозже начали? Среди них и Пашка мой оказался. Он лохом конкретным оказался, все денежки просрал!
– А, очухался, козел злое. учий!
– Ну что, сука? – подал голос „мохер“ – Штирлиц е. ный, сейчас ты узнаешь, как в тылу врага шастать!
Я слегка откашлялся, что отозвалось болью в моем затылке, и вежливо сказал:
– Джентльмены, вы не могли бы не ругаться матом?
Молодчики недоуменно уставились сначала на меня, потом друг на друга. Первым пришел в действие „спортсмен“.
– Он что, дуркует? – спросил он своего товарища.
„Мохер“ оказался более сообразительным и сказал:
– Шутник попался.
После этого он направился ко мне с видом отнюдь не дружественным, что и подтвердил ударом ботинка мне прямо по дых. Мое сознание на миг померкло, но не исчезло. Я взвыл каким-то странным утробным голосом:
– Гхы-ы-ы!
Несколько секунд я не мог вдохнуть воздух. Мне помог это сделать подоспевший „спортсмен“, который въехал мне ногой по почкам. Я опять завопил что есть мочи и завертелся от боли волчком. На этом ребята не остановились, они педантично, хотя и несколько лениво выполняли свою повседневную работу, массируя меня своими ногами. В процессе этого они молчали, предоставив слово мне. Речь же моя состояла в основном из междометий типа „ох“, „ах“, „гы“ и „ы“. Впрочем, периодически я вставлял некоторые матерные слова. Когда они закончили трудиться, „мохер“ сказал „спортсмену“:
– Вот видишь, сам матом ругается, а нам не разрешает...
Храп, пристегни его наручниками, а то он какой-то шустрый.
– А может, его на крюк повесить? – выдвинул рацпредложение Храп.
– Нет, рано еще. Таксист просил выведать у него все, что можно, – ответил „мохер“.
Они оба ухватили меня за руки и поволокли к противоположной стене, из которой торчало металлическое кольцо. К нему они и пристегнули меня наручниками.
– Ну что, Карась, пойдем проверим обстановку, – сказал Храп.
Они удалились, оставив меня наедине с мясными тушами.
После того как эти два добрейших человека походили по мне, я стал индифферентно относиться к любой компании, даже к бессловесным мясным тушам, но температура в комнате была, мягко говоря, скорее привычна для них, чем для меня. Лежа на цементном полу, весь в синяках и ссадинах, я стал ощущать, что я вдобавок и покрываюсь инеем, и есть серьезные основания предполагать, что если я еще полежу здесь еще некоторое время, это закончится для меня фатально. С другой стороны, мысль о том, что сейчас вернутся эти два молодых человека и насадят меня на крюк, дабы выбить у меня сведения, которыми я, увы, не располагал, не внушала оптимизма. Наверное, лучше было превратиться в ледяную глыбу и тихо сдохнуть, чем снова ощутиться в заботливых руках таких коновалов, как Храп и Карась. Но именно на этот вариант обрекло меня провидение.
Джентльмены вернулись и решительно направились ко мне. Я уже приготовился как можно дороже продать свою жизнь, когда Карась сказал:
– Вставай, скотина, сегодня у нас по графику прогулка в лес, – и начал отстегивать наручники от кольца.
Я слегка насторожился неожиданно открывшейся перспективе и спросил:
– Куда мы с вами поедем?
– В лесок погуляти, – сказал Храп, усмехнувшись, заламывая мои руки за спину и застегивая наручники. Ухватив меня за руки, оба костолома поволокли меня к выходу. Я не знал, что меня ждет, но был искренне рад покинуть это холодное негостеприимное место.
В отличие от меня, молодчики хорошо ориентировались в лабиринтах подсобных помещений „Олимпа“. Мы повернули пару раз по коридорам и оказались перед дверью. Карась открыл дверь и осторожно выглянул наружу. Видимо, осмотр открывшейся ему местности удовлетворил его, и Карась утвердительно кивнул Храпу. Они потащили меня во двор, где стоял джип „Тойота-Лендкрузер“. Из автомобиля вылез еще один человек и молча открыл заднюю дверь. Храп с Карасем приподняли меня от земли, и швырнули мое тело в багажное отделение. После чего все влезли в автомобиль, водитель завел мотор, и машина плавно тронулась с места. Мы затормозили перед воротами, подождали, пока сторож откроет их, после этого водитель втопил педаль газа в пол и мы понеслись по вечерним улицам. Минут через пятнадцать подобной езды, на удивление проигнорированной гаишниками, мы въехали в лесной массив. Это я обнаружил благодаря тому, что верхушки домов сменились верхушками деревьев, видимых мною в обозримой части ветрового стекла автомобиля.
Я предположил, что меня везут на Молочную Поляну, стандартное место для криминальных разборок бандитов и профилактической работы „гоблинов“ с должниками. Еще через пять минут мы съехали с асфальтовой дороги и поехали по грунтовки, так как легкое покачивание сменилось небольшой тряской. Если бы мы ехали в „Жигулях“, то, наверное, из меня бы вытрясло душу. А так я относительно спокойно лежал, уткнувшись лицом в небольшую лужицу грязи на полу джипа.
Наконец машина остановилась. Бандиты не спеша вылезли, открыли багажную дверь „Тойоты“ и выволокли на небольшую, ярко освещенную луной поляну.
– Храп, волоки его к той березе, – и полез в багажник.
Храп подхватил меня и потащил к дереву. Там он прицепил меня наручниками к нижнему суку. Карась тем временем подошел к нам, неся сумку в одной руке и лопату в другой. Вслед за ним, взразвалочку, потягиваясь и позевывая, шел шофер „Тойоты“.
Я снова оценил свое положение: ночь, вдали от людей, лунная поляна, общество людей, не отягощенных добродетелями, намерения их отнюдь не сулят мне ничего хорошего. „Ну вот, хакер, ты и вляпался“, – подумал я невесело. Видимо, Приятель сказал бы мне, что я совершил глупость.
– Ну что, придурок, – как бы вторил моим мыслям Карась. – Сам будешь говорить, или тебе помочь?
– Господа, – как можно более миролюбиво сказал я, хотя будь у меня такая возможность, я разрезал бы этих подонков на кусочки. – Я могу рассказать вам все, что я знаю. Я готов всю оставшуюся жизнь быть вашей Шехерезадой и рассказывать вам сказки гораздо больше, чем тысячу ночей. Но я не могу, хоть вы меня убейте, – тут мой голос дрогнул, – рассказать вам того, чего я не знаю.
– Я думаю, – сказал Карась, – ты знаешь достаточно, чтобы нам было интересно. Сперва мы хотим знать, что ты делал у нас на складе.
– Я искал ваше руководство, – честно ответил я, после чего получил удар ногой в пах. Поскольку я стоял, прицепившись только одной рукой к дереву, и у меня была возможность для маневра, я увернулся, и Храп не попал не по жизненно важным органам. Ситуация, правда, складывалась для меня настолько критично, что возможно мне никогда не удастся ими воспользоваться.
– Не надо из нас дураков делать, – сказал Карась.
– В этом нет никакой необходимости, – вздохнув, тихо сказал я и тут же приготовился получить очередной удар, но понял, что до моих собеседников не дошел смысл сказанных мной слов.
– Я действительно искал ваше начальство, – продолжил я. – Мне необходимо было поговорить с Таксистом.
– А что же ты ему не позвонил по телефону? – резонно заметил Храп.
Ответить мне, честно говоря, было нечего. Что бы мне было действительно не позвонить по телефону! Не станешь же объяснять этим молодчикам, что в этом случае они долго бы спрашивали кто я, что я, зачем я, футболили бы меня неделю.
А так я нахрапом решил ворваться в кабинет большого начальника, минуя его секретарш и поговорить с ним по душам, воспользовавшись неожиданностью своего визита. Беда в том, что я не учел один маленький нюанс: начальник, к которому я рвался, был главой бандитского клана, а в роли секретарш выступили широкоплечие головорезы, мимо которых без соответствующей подготовки пройти очень трудно.
– Ладно, короче, я даю тебе еще один шанс, – сказал Карась. – Мы знаем, что Передрей со своими банковскими дружками что-то затеял. Скоро неделя, как вы обложили нас своей „наружкой“. Ваши топтуны каждый день ходят к нам в бар, что-то выглядывают и вынюхивают. А сегодня ты уже шляешься у нас по складу. Правда, мы сами виноваты, что тебя проворонили, пока выпроваживали это толстое чучело в пиджаке. Если ты сейчас, сука позорная, не скажешь, чего вам надо от Таксиста, мы тебя здесь похороним. А предварительно забьем тебе в жопу этот березовый сук.
– Разве этот сук вам уже больше не понадобится? – спросил я. – Судя по тому, что кора уже стерта, не одного меня приковали к нему наручниками... Разве это не ваше постоянное рабочее место?
Видимо, я уже смирился со своим положением и проявлял чудеса хладнокровия и острил.
– После того, как мы тебя здесь зароем, нам придется сменить поляну. Не можем же мы на твоей могиле заниматься своими делами! – пояснил Храп.
– Ребята, я тронут вашей заботой и сочувствием, – ласково сказал я.
– Сейчас мы тронем тебя еще сильнее, – ответил мне Храп и толкнул меня ногой в грудь так, что я ударился затылком об березу, на секунду потерял сознание, сполз вниз и повис на одной руке, прикрепленной к суку.
– Ты говорить будешь или нет, гвоздь беременный? – донесся до меня голос Карася.
– Я еще раз говорю, что меня никто не посылал. Я пришел туда по своим делам, никаких заданий Передреев мне не давал.
Я работаю сам по себе и никаких действий против вашего шефа предпринимать не собирался, – ответил я, пытаясь приподняться. – И вы будете полными педерастами, если не поверите этому. Дайте мне возможность поговорить с вашим шефом, я ему все объясню.
– Ты не только нашего шефа, ты вообще вряд ли кого увидишь, – сказал Карась, отстегивая наручники от сука.
– И за педерастов ответишь, – отозвался Храп и двинул мне уже рукой в лицо наотмашь.
Я опять упал. Храп подошел ко мне, воткнул прямо перед моим лицом в землю лопату и сказал:
– Сам виноват. Приговор себе подписал. Бери лопату и копай себе могилу. Ну давай, шустри... – и пнул меня ногой.
Я поднялся, и чтобы хотя бы на какое-то время избежать побоев, принялся как мог за работу. Все трое бандитов закурили и стали наблюдать за мной.
– Копай, копай, – сказал Карась. – Когда закончишь, снимешь штаны, мы тебе заткнем одну из щелей, чтобы из тебя страх говном не пошел.
Мое состояние было настолько критичным, что мне уже было все равно. Но мысль о том, что перед смертью меня еще и будут пытать извращенным образом, заставляла меня думать, как мне подороже продать жизнь или хотя бы избежать страданий. Я стал думать, кого из трех мне ударить лопатой, и смогу ли я куда-либо убежать. В этих раздумьях я углубился приблизительно сантиметров на двадцать в землю, когда случилось новое неожиданное событие, которое кардинально изменило ситуацию и продлило мою жизнь, надеюсь, на достаточно долгий период.
Поляну огласил душераздирающий вопль:
– Лежать, суки! Всем лечь!
Я хоть никогда и не относил себя к женским особям, тем более в таком вульгарном звучании, но тут же бросил лопату и упал в выкопанный мною же окоп, который оправдал свое название. Тишину поляны вслед за воплем стали разрывать звуки выстрелов. Краем глаза я заметил, как из чащи кустов на поляну ринулось несколько человек, вооруженных пистолетами, из которых они постоянно вели беспорядочную и частую стрельбу. Храп и шофер, пригнувшись, застыли как вкопанные, от такого неожиданного разворота событий. Не растерялся лишь один Карась, который бросился к сумке и стал что-то суетно из нее доставать. Я заметил, что к нему на всех парах мчится здоровенный детина, в котором я узнал Юру, моего знакомца по бару. Трудно было предполагать от такого тяжеловесного молодца подобной проворности, однако к тому моменту, когда Карась достал-таки из сумки короткоствольный автомат Калашникова, Юра врезался в него как самосвал в легковушку. От такого соприкосновения оружие отлетело в одну сторону, а сам Карась – совершенно в другую. Но Юра на этом не остановился. Едва Карась упал на землю, как Юра со всего размаха прыгнул на него сверху, приземлившись коленями на его грудь. Карась выдохнул так, как будто выпустил наружу весь имевшийся у него в организме запас воздуха, по инерции ухватившись за лацканы пиджака своего соперника. Но тот не оставил ему никаких шансов, двумя ударами кулака по челюсти, отключил его сознание надолго.
К этому времени напарники Карася также были распластаны по поляне и основательно обрабатывались подельниками Юры.
Должен сказать, что последние были не меньшими, если не большими профессионалами, и свое дело также любили, отдаваясь ему самозабвенно. Через пять минут Юра со своими товарищами подтащили все бесчувственные тела моих обидчиков к тому месту, где я начал, и очень надеюсь, закончил свою карьеру землекопа.
Я уже сидел, прислонившись к ставшей мне до боли знакомой и родной березе и принимал первую медицинскую помощь. Один из подручных Юры сбегал в стоящий недалеко автомобиль и принес оттуда аптечку. Физическая и психологическая изможденность так навалились на меня, что я даже не ойкал и не пикал, когда мне обрабатывали раны и ссадины.
Юрий стоял передо мной, широко расставив ноги, засунув руки в карманы брюк и скептически на меня посматривал.
– Ну что, ковбой, наигрался в детективов? Чуть живком не закопали? – наконец произнес он.
– А вы что, все это время за мной следили?
– Тебе круто повезло, – сказал он. – Они чуть не ушли от нас при въезде на Молочку. Один из нас чисто случайно заметил следы от шин „Тойоты“ на грунтовке. Короче говоря, пришлось пошарить, прежде чем вас найти. Я смотрю, ты за это время неплохо продвинулся в копании, – он кивком головы указал на окоп. – Еще немного, и тебе бы начали впихивать сук в зад...
– А откуда ты знаешь? – недоумевал я.
– Мы о Таксисте многое знаем, – усмехнулся он. – Это его методы воздействия.
– Я вижу, методы у вас у всех одни и те же, – заметил я, смотря на начинающих подавать признаки жизни подручных Рыбака.
– С волками жить – по-волчьи выть, – снова усмехнулся Юрий.
– А зачем вы взяли под наружное наблюдение кафе Рыбака?
– Нам особенно не объясняли, – поразмышляв, сказал Юрий.
– Сказали только, что возможно придется тебя подстраховать. Кроме того, у нас с ним свои счеты.
– Вы что, думаете, что он замешен в убийстве Зимина? – поднял я глаза на Юру.
– Мы не думаем, мы исполняем, – сказал он, отвернувшись.
– Думает руководство, – добавил он. – Видимо, руководство предполагало, что ты попрешься к Рыбаку, поэтому мы и охватили его поплотней, а он, сука, занервничал. А когда ты еще залез к ним в подсобку хрен знает зачем, они пошли на ответные действия.
– Выходит, вы меня и подставили? Если бы вы не давили на Таксиста, он и не повез бы меня на Молочку пытать...
– Все может быть, – подумав, ответил Юра, глядя на то, как его подчиненные выстраивают шеренгу рыбаковских бандитов с широко расставленными ногами и руками за головой. У Карася, скорее всего, после приземления на него Юры были сломаны ребра, так как он весь скрючился и стонал.
– Вот что, – энергично сказал я, чувствуя, что адреналин начинает активно поступать ко мне в кровь. – Коли вы меня подставили, вы дадите мне шанс докончить мою работу. Я должен переговорить с Рыбаком в любом случае.
Объяснив вкратце Юре, что он должен делать и где должен быть, я взял у него висевший у него на поясе сотовый телефон, я быстро направился к „Тойоте“. Проходя мимо стоящего ко мне спиной в раскоряку Храпа, я неожиданно для себя почувствовал такой прилив ярости, вспомнив, как этот бандюга издевался надо мной, что от всей души въехал ему ногой сзади между ног. Рев, огласивший поляну, напоминал голос разбуженного зимой медведя. Я не уверен, будут ли когда-нибудь у него после этого дети, но это меня абсолютно не волновало. Так же как не волновало его и состояние моих почек после пребывания в холодильной камере. „С волками жить – по-волчьи выть“ – процитировал я сам себе слова Юры.
Заведя „Тойоту“, я на большой скорости направился в город.
По дороге к „Олимпу“ я заехал к себе домой и, достав из потайного ящика „ПМ“, я проверил наличие патронов в обойме, поставил его на предохранитель и засунул его в карман.
Объехав кафе с обратной стороны, я без труда нашел ворота того дворика, в котором меня со всеми почестями зашвырнули в багажник. Я меня было чувство героя, возвратившегося в родной город на „белом коне“. Я установил машину прямо напротив ворот и, выжав до пола педаль акселератора, плавно отпустил сцепление. Мотор „Тойоты“ взвыл, колеса засвистели и автомобиль вышиб ворота, ввезя их с собой внутрь двора.
Резко затормозив во дворе, я быстро выскочил из кабины и направился к небольшой будке у ворот, напоминавшую пункт продажи абонементных билетов на городской транспорт. Рванув на себя дверь, я вломился внутрь и застал там опешившего от случившегося молодого парня-охранника. Я выхватил пистолет и ударил его по лицу рукояткой. Он тут же „батоном“ свалился с табуретки.
– Ну, падла, жить хочешь? – заорал я.
Охранник, которого прошиб приступ безмолвия, быстро закивал головой в знак согласия. Не дав ему опомниться, я грубо схватил его за шиворот и выволок во двор. Поставив его впереди себя, я уткнулся „Макаровым“ ему в затылок и сказал:
– Быстро веди меня к Таксисту, иначе пристрелю на месте, – и дав ему пинка для ускорения процесса, быстро пошел за ним в направлении единственной двери, ведущей в здание.
Подойдя к двери, охранник нажал на кнопку звонка и отстучал на ней что-то типа „Спартак-чемпион“.
– Ну, сука, если сейчас ты меня сдал, твои мозги полетят впереди тебя на три метра, – при этих моих словах парнишку затрясло мелкой дрожью.
Через несколько секунд дверь приоткрылась, и наружу высунулась голова еще одного охранника, который щурясь всматривался в окружающую действительность. В этот вечер она оказалась для него хуже, чем он предполагал, поскольку я с размаху треснул его по башке рукояткой „Макарова“. После чего я двинул по металлической двери ногой, и она обрушилась на голову охранника, довершив таким образом работу, начатую пистолетом. Всего этого было достаточно, чтобы охранник плавно сполз вниз и вывалился перед нами на порог. Мы не очень-то вежливо обошлись с ним, протопав по нему как лошади на водопой. Через некоторое время мы вышли в коридор, в который я впервые попал из зала. Прямо по этому коридору мы устремились в кухню в которой я уже был. Миновав последнюю, я во второй раз удивил работающих там поваров, которые удивленно наблюдали за нашим шествием, на какое-то время прекратив разделку продуктов питания. После чего я заметил, что они, переглянувшись, также сосредоточенно продолжили свою работу. Видимо, господа были тщательно проинструктированы насчет того, чтобы ничему не удивляться и ничему не придавать значения, кроме вкуса приготовляемой ими пищи. Выйдя из кухни в другой коридор, мы чуть не сбив по дороге официанта, мы почесали дальше. В конце коридора мы наткнулись на металлическую дверь, у входа в которую сидел охранник. Я тут же наставил на него пистолет, прикрываясь „вратовым“ и сказал:
– Быстро стучись. Скажи Рыбаку, чтобы он открыл. Меня зовут Мареев, мне надо с ним поговорить.
Охранник посмотрел на меня широко раскрытыми глазами, и потянулся к торчащему из стены диктофону с кнопкой и нажал ее:
– Тут какой-то ненормальный. Называет себя Мареевым, хочет поговорить, просит пропустить.
В диктофоне некоторое время молчали, потом сказали:
– Пропусти его.
– Он вооружен, – предупредил охранник.
– Пропусти его, – повторил голос.
Раздалось гудение, в двери что-то щелкнуло и она сама приоткрылась сантиметров на пять. Я оттолкнул стоящего передо мной „вратового“ в объятия сидевшего охранника и широко открыл дверь.
Как только я переступил порог комнаты, дверь за мной так же со щелчком автоматически закрылась, что существенно поубавило, но не устранило моей решимости. Мельком оглянув скупо обставленный кабинет, в котором кроме большого стеллажа справа от входа, закрытого на замки и мягкого дивана слева, стоял только большой письменный стол с прилегающими к нему двумя стульями для посетителей. За столом в кожаном кресле восседал хозяин кафе „Олимп“.
Это был высокий крупный мужчина, хотя и несколько сухощавый.
У него было прямая, как у атлета, осанка, скуластое бледное лицо, ямочка на подбородке, делавшая и без того суровый вид ее владельца еще более мужественным. Светлые волосы, хотя и были редкими, но были тщательны уложены. Мужчина смотрел немигающим спокойным взглядом голубых глаз. В них можно было прочитать одновременно насмешливость, настороженность и вызов. Стараясь не терять темпа, который я набрал начиная от ворот кончая входом в кабинет Рыбака, я решительно прошел к нему, засовывая пистолет, (так и не снятый с предохранителя), в карман пиджака. Подойдя к столу, я взял стул и, поставив его прямо напротив Рыбака, сел положив ногу на ногу. Ушибленная нога при этом сильно заныла.
– Моя фамилия Мареев, – сказал я дежурную фразу. – Я частный детектив, работающий по делу об убийстве Зимина.
Сегодня я пришел к вам в гости с намерением попросить вас переговорить со мной. Но к сожалению для меня обстоятельства обернулись так, что диалог наш несколько отложился из-за действий ваших людей, которые я с большой натяжкой могу назвать гостеприимными. Надеюсь, вас не пугает мой внешний вид, полагаю, что вы видели более качественные образцы работы ваших милых ребятишек. На сей раз вы зашли слишком далеко и сильно подставились. Я не знаю, специально это произошло или нет, хотели ли этого ваши соперники или нет, лично я в эту историю замешен случайно. Однако поскольку у меня после истории самое пострадавшее лицо, я и обладаю преимуществом выдвигать какие-либо условия. Я думаю, вы прекрасно понимаете, что ваша игра проиграна, и боюсь, что вам ничего не остается, как согласиться на мои требования.
После такого мощного, как мне показалось, вступления, я замолчал, чтобы перевести дух и потому что у меня заныло в затылке. Таксист прослушал мою длинную тираду, не дернув ни единым мускулом лица. Он еще несколько помедлил, потом прокашлялся, потом удобно устроился на подлокотниках своего кресла и спросил:
– Я хотел бы узнать, в чем заключается мой проигрыш и каковы ваши требования?
– Я думаю, что получение прибыли с нарушением закона является основой вашей деятельности, и нисколько не сомневаюсь в вашем профессионализме на этот счет. Но сегодня вы нарушили закон, при этом подставившись: ваши люди по вашей команде избили меня сначала в подсобном помещении, приковав к стене вместе с мясными тушами, после чего отвезли меня на Молочную поляну, продолжая со мной те же процедуры, что и здесь, с разнницей лишь в том, что там меня заставили еще и копать могилу. То ли они были уверены в своей безнаказанности, то ли их переиграли более сильные профессионалы своего дела, но их застукали на месте преступления – раз, сняли на видеокамеру – два. Таким образом, есть видеоматериалы, подтверждающие преступную деятельность ваших людей, в которых напрямую указывается на вашу причастность к этому делу. Если этим материалам дать ход, то вам в очередной раз придется поменять скромный, но уютный кабинет на еще более скромную, но совершенно неуютную камеру. Кроме этого, есть еще масса улик и свидетелей, подтверждающих преступные действия ваших сотрудников.
Служащие вам господа находятся на месте преступления на Молочной поляне.
Я сделал некоторую паузу.
– К сожалению, при задержании оказали сопротивление, что пагубно сказалось на их физическом и душевном здоровье, – при этом я сделал как можно более скорбное лицо. – И от этого они вряд ли сейчас находятся в лучшем состоянии, чем я. Это что касается первой части.
Вторая часть – требования. Вас поразит необычайная их простота и скромность. Мне просто надо, чтобы вы честно выдали мне информацию о том, что вас связывало с господином Передреевым и каковы сейчас ваши нынешние отношения.
Предваряя ваш вопрос, я хочу вам сказать, что я могу вам пообещать и только пообещать, чтобы все эти материалы не пошли дальше службы безопасности банка „Элвис“.
При последних словах Таксист слегка прищурился, отчего его лицо приняло несколько хищническое выражение. Он усмехнулся и сказал:
– Ну, думаю, я мало что потеряю.
– Значит, мои отношения с Передреевым, – вздохнул он, глядя в сторону, и начал свой рассказ. – Я думаю, что вы достаточно о них знаете. Расскажу лишь о самой сути. Когда Передрей сидел на своем заводишке, то я со своей бригадой были для него, как сейчас говорят, „крышей“. Потом по мере роста его политического капитала мы стали как бы его охраной, а он в свою очердь обеспечивал нам крышу. Поскольку у меня лучше получался бизнес, а у него сложилось с политикой, то он постоянно нырял ко мне в карман за бабками, а я ездил к нему решать организационные вопросы. Позже, когда он стал заметной фигурой с претензией на многое, Пашка стал чураться общения со старыми друзьями. Хотя бабки брать не перестал. Когда я просек это дело, я, предвидя возможные сложности, как это говорят юристы, формализовал наши отношения. Я по-прежнему давал ему конверты с бабуськами, но суммы значительно уменьшил. А поскольку потребности Пашки не уменьшались, ему стало явно не хватать. Когда ему наконец захотелось купить себе новую тачку и превратить дачку в загородный дом, он опять обратился ко мне за деньгами. Я предложил ему подписать договор, на основе которого я выдаю ему кредит на строительство дачи и покупаю ему также в кредит приглянувшуюся ему „седьмую“ бэ-эм-вэшку. Он не задумываясь согласился, только фыркнув при моих словах, настолько он был уверен в себе. Возможно, он и выплачивал или отрабатывал бы мне постепенно эти суммы, если бы его вконец не попутал бес. Серега Мавроди в Москве открыл свою лотерейку для дураков, так они здесь как с ума посходили все! Казалось бы, солидные люди: директора, банкиры, политики, мать их за ногу! Как последние идиоты побежали за акциями, многие из них с заемными деньгами помочь Сереге материально. Я тогда еще поразился, сколько дураков в этих высоких структурах... Ладно, простого лоха кинуть можно легко, он дальше своего станка не видит, но эти-то должны были знать чем это кончится! Ну, может, кто поумней был, поначалу поиграли, да и будя – бабки вынули вовремя. А те, кто пожаднее, или попозже начали? Среди них и Пашка мой оказался. Он лохом конкретным оказался, все денежки просрал!