Страница:
– Но я твердо убежден, – прибавил Ленин с сарказмом, – что ваше правительство никогда не усвоит такого взгляда на вещи. Это реакционное правительство. Оно будет сотрудничать с русскими реакционерами.
Краткое содержание этой беседы Локкарт сообщил телеграммой английскому министерству иностранных дел. Через несколько дней он получил из Лондона зашифрованную депешу. Он быстро расшифровал и прочел ее. В депеше излагалась точка зрения «военного эксперта», заявившего, что России требуется одно – «небольшая, но решительная группа английских офицеров», чтобы возглавить «лойяльных русских», которые быстро покончат с большевизмом. Американский посол Фрэнсис 23 февраля писал своему сыну:
– Вы хотите помешать ратификации Брестского договора? – спросил Троцкий Робинса.
– Разумеется, – ответил Робинс. – Но за нее стоит Ленин, а ведь признайтесь, комиссар, что все решает Ленин.
– Вы ошибаетесь, – сказал Троцкий. – Ленин понимает, как серьезна угроза германского наступления. Если он сможет получить помощь от союзников, он откажется от Брестского мира, если нужно – отступит и от Петрограда и от Москвы к Екатеринбургу, закрепится на Урале, а оттуда будет с помощью союзников воевать против немцев.
По настоятельной просьбе Робинса, Ленин согласился написать правительству Соединенных Штатов официальную ноту. Он мало надеялся на благоприятный ответ, но был готов попытаться.
Эта нота была вручена Робинсу для передачи правительству США. В ней говорилось:
5 марта 1918 г. Локкарт отправил английскому министерству иностранных дел последнюю, умоляющую телеграмму о необходимости признать советское правительство.
14 марта Всероссийский Съезд Советов открылся в Москве. Два дня и две ночи делегаты обсуждали вопрос о ратификации Брестского договора. Сторонники Троцкого не жалели сил, пытаясь нажить политический капитал на этом непопулярном договоре; но сам Троцкий, по словам Робинса, «дулся и не пожелал приехать из Петрограда».
На второй день Съезда, за час до полуночи, Ленин подозвал к себе Робинса, сидевшего на ступеньке около трибуны.
– Что вам ответило ваше правительство?
– Ничего!
– А Локкарту?
– Ничего!
Ленин пожал плечами. – Сейчас я беру слово, – сказал он Робинсу. – Я буду выступать за ратификацию договора. Он будет ратифицирован.
Речь Ленина длилась час. Он не пытался скрыть, что Брестский мир – тяжелое испытание для России. Терпеливо и последовательно он доказывал, что советскому правительству, изолированному и со всех сторон окруженному опасностями, необходимо любой ценой добиться передышки.
Брестский договор был ратифицирован.
Резолюция съезда гласила:
3. Конец миссии
Глава III
1. Появление господина Массино
2. Сидней Рейли
3. Деньги и кровь
Краткое содержание этой беседы Локкарт сообщил телеграммой английскому министерству иностранных дел. Через несколько дней он получил из Лондона зашифрованную депешу. Он быстро расшифровал и прочел ее. В депеше излагалась точка зрения «военного эксперта», заявившего, что России требуется одно – «небольшая, но решительная группа английских офицеров», чтобы возглавить «лойяльных русских», которые быстро покончат с большевизмом. Американский посол Фрэнсис 23 февраля писал своему сыну:
Я думаю пробыть в России как можно дольше. Если будет заключен сепаратный мир, а вероятно, так оно и будет, мне не грозит опасность быть захваченным немцами. Однако такой сепаратный мир явится жестоким ударом для союзников, и если какая-нибудь часть России откажется признать право большевистского правительства заключить такой мир, я постараюсь перебраться туда и оказать поддержку восстанию.Вскоре после отправки этого письма Фрэнсис переехал в Вологду, где уже находился французский посол Нуланс и ряд других союзнических дипломатов. Было ясно, что правительства союзников приняли решение ни в какой форме не сотрудничать с Советской республикой. Робинс имел беседу с Троцким, который, публично признав, что допустил «ошибку», когда не выполнил указаний Ленина в Брест-Литовске, старался теперь реабилитировать себя в глазах Ленина.
– Вы хотите помешать ратификации Брестского договора? – спросил Троцкий Робинса.
– Разумеется, – ответил Робинс. – Но за нее стоит Ленин, а ведь признайтесь, комиссар, что все решает Ленин.
– Вы ошибаетесь, – сказал Троцкий. – Ленин понимает, как серьезна угроза германского наступления. Если он сможет получить помощь от союзников, он откажется от Брестского мира, если нужно – отступит и от Петрограда и от Москвы к Екатеринбургу, закрепится на Урале, а оттуда будет с помощью союзников воевать против немцев.
По настоятельной просьбе Робинса, Ленин согласился написать правительству Соединенных Штатов официальную ноту. Он мало надеялся на благоприятный ответ, но был готов попытаться.
Эта нота была вручена Робинсу для передачи правительству США. В ней говорилось:
В случае, если (а) Всероссийский Съезд Советов откажется ратифицировать мирный договор с Германией или (б) если германское правительство нарушит мирный договор и возобновит свое разбойничье нападение, то:Всероссийский Съезд Советов должен был собраться 12 марта для обсуждения вопроса о ратификации Брестского договора.
1. Может ли советское правительство рассчитывать на поддержку Соединенных Штатов Северной Америки, Великобритании и Франции в своей борьбе против Германии?
2. Какого рода помощь может быть предоставлена в ближайшем будущем, и на каких условиях военное имущество, транспортные средства, предметы первой необходимости?
3. Какого рода помощь могли бы оказать, в частности, Соединенные Штаты?..[7]
5 марта 1918 г. Локкарт отправил английскому министерству иностранных дел последнюю, умоляющую телеграмму о необходимости признать советское правительство.
«Еще ни разу с начала революции обстановка в России не была столь благоприятна для союзников, и этому способствовали те вопиющие условия мира, которые немцы навязали русским… Если правительство Его Величества не хочет немецкого господства в России, я просто умоляю вас не упускать этой возможности».Ответа из Лондона не последовало, пришло только письмо от жены Локкарта, в котором она просила его быть осторожнее и предупреждала, что в министерстве иностранных дел распространяются слухи, будто он стал «красным»…
14 марта Всероссийский Съезд Советов открылся в Москве. Два дня и две ночи делегаты обсуждали вопрос о ратификации Брестского договора. Сторонники Троцкого не жалели сил, пытаясь нажить политический капитал на этом непопулярном договоре; но сам Троцкий, по словам Робинса, «дулся и не пожелал приехать из Петрограда».
На второй день Съезда, за час до полуночи, Ленин подозвал к себе Робинса, сидевшего на ступеньке около трибуны.
– Что вам ответило ваше правительство?
– Ничего!
– А Локкарту?
– Ничего!
Ленин пожал плечами. – Сейчас я беру слово, – сказал он Робинсу. – Я буду выступать за ратификацию договора. Он будет ратифицирован.
Речь Ленина длилась час. Он не пытался скрыть, что Брестский мир – тяжелое испытание для России. Терпеливо и последовательно он доказывал, что советскому правительству, изолированному и со всех сторон окруженному опасностями, необходимо любой ценой добиться передышки.
Брестский договор был ратифицирован.
Резолюция съезда гласила:
Съезд утверждает (ратифицирует) мирный договор, заключенный нашими представителями в Брест-Литовске 3 марта 1918 года.
Съезд признает правильным образ действий Ц.И.К. и Совета народных комиссаров, постановивших заключить данный, невероятно тяжелый, насильственный и унизительный мир, ввиду неимения нами армии и крайнего истощения войною сил народа, получившего от буржуазии и буржуазной интеллигенции не поддержку в его действиях, а корыстно-классовое использование их.
3. Конец миссии
Посол Фрэнсис 2 мая телеграфировал в государственный департамент США: «Робинс, а вероятно и Локкарт, добиваются признания советского правительства, но вы и все союзники неизменно противились признанию. Я также упорно высказывался против и не считаю, что это было ошибкой».
Через несколько недель Робинс получил телеграмму от государственного секретаря Лансинга:
Возвратившись в Вашингтон, Робинс представил Лансингу доклад, в котором резко осуждал идею военной интервенции союзников в Советской России. К своему докладу Робинс приложил подробную программу развития русско-американских торговых отношений. Ленин передал эту программу Робинсу перед самым отъездом его из Москвы. Она предназначалась для президента Вильсона. Вильсон так и не увидел этой программы. Робинс сам пытался попасть к президенту, но безуспешно. Он повсюду натыкался на рогатки. Он пробовал выступить в прессе. Газеты либо не принимали его материала, либо искажали его…
Робинс был вынужден предстать перед сенатской комиссией по расследованию «большевизма» и «немецкой пропаганды».
Летом 1918 г., хотя Соединенные Штаты воевали не с Россией, а с Германией, «Нью-Йорк таймс» уже писала, что большевики – «наши злейшие враги».
Посол Фрэнсис пробыл в России до июля 1918 г. Время от времени он выступал с заявлениями и прокламациями, призывая русских к свержению советского правительства. Перед самым его отъездом в США Чичерин, новый комиссар иностранных дел, послал на его имя телеграмму – приветствие американскому народу. Впоследствии Фрэнсис рассказывал, как он поступил с посланием Чичерина. «Очевидно, эта телеграмма предназначалась для американских пацифистов, – вспоминал бывший посол в своей книге «Россия из окна американского посольства», – и я просто не передал ее, опасаясь, как бы государственный департамент ее не обнародовал».
Брюс Локкарт остался в России. «Мне следовало бы подать в отставку и вернуться домой», – говорил он впоследствии. Но вместо этого он продолжал работать агентом. В своих мемуарах он признается: «Не успел я опомниться, как оказался втянутым в движение, которое, какова бы ни была его первоначальная цель, теперь было направлено не против Германии, а против фактического правительства России».
Через несколько недель Робинс получил телеграмму от государственного секретаря Лансинга:
«При всех обстоятельствах считаю желательным ваше возвращение для личной беседы».По дороге во Владивосток, где он должен был сесть на пароход, Робинс получил из государственного департамента три телеграммы. Все они содержали один и тот же приказ: воздержаться от каких бы то ни было публичных выступлений.
Возвратившись в Вашингтон, Робинс представил Лансингу доклад, в котором резко осуждал идею военной интервенции союзников в Советской России. К своему докладу Робинс приложил подробную программу развития русско-американских торговых отношений. Ленин передал эту программу Робинсу перед самым отъездом его из Москвы. Она предназначалась для президента Вильсона. Вильсон так и не увидел этой программы. Робинс сам пытался попасть к президенту, но безуспешно. Он повсюду натыкался на рогатки. Он пробовал выступить в прессе. Газеты либо не принимали его материала, либо искажали его…
Робинс был вынужден предстать перед сенатской комиссией по расследованию «большевизма» и «немецкой пропаганды».
«Если я говорил правду, не лгал и не клеветал на людей, не называл их немецкими агентами, ворами, убийцами, злостными преступниками, это не значит, что я большевик! – заявил Робинс. – Но из всех представителей союзников в России никто не видел и не знает столько, сколько я, и я старался трезво смотреть на вещи. Я хочу говорить правду о людях и о политических движениях, без волнения и без злобы, даже если я с ними и не согласен… По мне пусть русские сами выбирают себе систему правления, независимо от того, совместима ли она с моими принципами… Нам прежде всего важно знать, что именно произошло в России, и мы и наша страна должны отнестись к ней честно и справедливо, без предвзятости и предубеждения… Пытаться победить идеи штыками – безнадежное дело… Единственный ответ на стремление к лучшей жизни – это лучшая жизнь».Но честный голос Робинса потонул в нараставшем вихре клеветы и дезинформации.
Летом 1918 г., хотя Соединенные Штаты воевали не с Россией, а с Германией, «Нью-Йорк таймс» уже писала, что большевики – «наши злейшие враги».
Посол Фрэнсис пробыл в России до июля 1918 г. Время от времени он выступал с заявлениями и прокламациями, призывая русских к свержению советского правительства. Перед самым его отъездом в США Чичерин, новый комиссар иностранных дел, послал на его имя телеграмму – приветствие американскому народу. Впоследствии Фрэнсис рассказывал, как он поступил с посланием Чичерина. «Очевидно, эта телеграмма предназначалась для американских пацифистов, – вспоминал бывший посол в своей книге «Россия из окна американского посольства», – и я просто не передал ее, опасаясь, как бы государственный департамент ее не обнародовал».
Брюс Локкарт остался в России. «Мне следовало бы подать в отставку и вернуться домой», – говорил он впоследствии. Но вместо этого он продолжал работать агентом. В своих мемуарах он признается: «Не успел я опомниться, как оказался втянутым в движение, которое, какова бы ни была его первоначальная цель, теперь было направлено не против Германии, а против фактического правительства России».
Глава III
ОБЕР-ШПИОН
1. Появление господина Массино
Страшен был в 1918 г. революционный Петроград, осажденный внешними врагами и подрываемый изнутри контрреволюционными заговорами. Не хватало продовольствия, топлива, транспорта. Плохо одетые люди дрожали от холода в бесконечных хлебных очередях на пронизанных ветром неметеных улицах. По ночам в городе стреляли. Банды грабителей держали в страхе население.[8] Отряды вооруженных рабочих обходили дома, искали у спекулянтов спрятанные запасы продовольствия, устраивали облавы на грабителей и бандитов.
Советское правительство еще не вполне овладело положением. Остатки старорежимной роскоши являли уродливый контраст с нищетою масс. Продолжали выходить антисоветские газеты, ежедневно предсказывавшие неминуемый конец советского строя. Еще были открыты дорогие рестораны и отели, где толпилась нарядная публика. Процветали ночные кабаре. Люди пили и танцевали, н за столиками ресторанов царские офицеры, балерины, крупные спекулянты и их любовницы шепотом передавали друг другу захватывающие новости: «Немцы идут на Москву! Троцкий арестовал Ленина!» Безумные надежды и вымыслы рождались под хлопанье пробок: водка лилась рекой. Множились интриги.
В ту весну в Петрограде появился некий господин Массино. Он называл себя «турецким коммерсантом». Это был бледный, длиннолицый, хмурый человек лет сорока с лишним, с высоким покатым лбом, беспокойным взглядом и чувственными губами. Держался он очень прямо, по-военному, отличался быстрой, почти бесшумной походкой. По всем признакам, он был богат; он нравился женщинам. В напряженной атмосфере советской столицы господин Массино с невозмутимым апломбом занимался своими делами.
По вечерам он часто заглядывал в ресторан Палкина – излюбленное убежище антисоветских элементов. Хозяин ресторана Сергей Палкин почтительно приветствовал его. В маленькой душной комнате позади зала господин Массино встречался с таинственными мужчинами и женщинами и тихо беседовал с ними. Одни говорили с ним по-русски, другие по-французски или по-английски. Господин Массино владел многими языками…
Молодое советское правительство прилагало все усилия, чтобы из хаоса создать порядок. Его огромные организационные задачи усложняла постоянная смертельная угроза контрреволюции. «Буржуазия, помещики и все богатые классы напрягают отчаянные усилия для подрыва революции», – писал Ленин. По его указанию была создана особая организация по борьбе с вредительством и шпионажем, с внешними и внутренними врагами – Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией, сокращенно – ЧК.
Когда весной 1918 г. советское правительство, опасаясь немецкого наступления, переехало в Москву, господин Массино двинулся за ним следом. Но в Москве томный богатый восточный купец преобразился. Теперь он ходил в кепке и кожаной куртке. Он бывал в Кремле. Когда у ворот его останавливал комсомолец-латыш из личной охраны правительства, господин Массино предъявлял ему советский документ на имя Сиднея Георгиевича Релинского, агента уголовного отдела петроградской ЧК.
«Проходите, товарищ Релинский!» – говорил латыш-часовой.
В другом районе Москвы, в роскошно обставленной квартире известной балерины Дагмары К., господин Массино, он же товарищ Релинский из ЧК, фигурировал как мосье Константин, агент английской разведки.
Кто он был – о том знал сотрудник английского посольства Брюс Локкарт: «Сидней Рейли – таинственная фигура английской агентурной разведки, заслуживший репутацию лучшего в Англии шпиона».
Советское правительство еще не вполне овладело положением. Остатки старорежимной роскоши являли уродливый контраст с нищетою масс. Продолжали выходить антисоветские газеты, ежедневно предсказывавшие неминуемый конец советского строя. Еще были открыты дорогие рестораны и отели, где толпилась нарядная публика. Процветали ночные кабаре. Люди пили и танцевали, н за столиками ресторанов царские офицеры, балерины, крупные спекулянты и их любовницы шепотом передавали друг другу захватывающие новости: «Немцы идут на Москву! Троцкий арестовал Ленина!» Безумные надежды и вымыслы рождались под хлопанье пробок: водка лилась рекой. Множились интриги.
В ту весну в Петрограде появился некий господин Массино. Он называл себя «турецким коммерсантом». Это был бледный, длиннолицый, хмурый человек лет сорока с лишним, с высоким покатым лбом, беспокойным взглядом и чувственными губами. Держался он очень прямо, по-военному, отличался быстрой, почти бесшумной походкой. По всем признакам, он был богат; он нравился женщинам. В напряженной атмосфере советской столицы господин Массино с невозмутимым апломбом занимался своими делами.
По вечерам он часто заглядывал в ресторан Палкина – излюбленное убежище антисоветских элементов. Хозяин ресторана Сергей Палкин почтительно приветствовал его. В маленькой душной комнате позади зала господин Массино встречался с таинственными мужчинами и женщинами и тихо беседовал с ними. Одни говорили с ним по-русски, другие по-французски или по-английски. Господин Массино владел многими языками…
Молодое советское правительство прилагало все усилия, чтобы из хаоса создать порядок. Его огромные организационные задачи усложняла постоянная смертельная угроза контрреволюции. «Буржуазия, помещики и все богатые классы напрягают отчаянные усилия для подрыва революции», – писал Ленин. По его указанию была создана особая организация по борьбе с вредительством и шпионажем, с внешними и внутренними врагами – Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией, сокращенно – ЧК.
Когда весной 1918 г. советское правительство, опасаясь немецкого наступления, переехало в Москву, господин Массино двинулся за ним следом. Но в Москве томный богатый восточный купец преобразился. Теперь он ходил в кепке и кожаной куртке. Он бывал в Кремле. Когда у ворот его останавливал комсомолец-латыш из личной охраны правительства, господин Массино предъявлял ему советский документ на имя Сиднея Георгиевича Релинского, агента уголовного отдела петроградской ЧК.
«Проходите, товарищ Релинский!» – говорил латыш-часовой.
В другом районе Москвы, в роскошно обставленной квартире известной балерины Дагмары К., господин Массино, он же товарищ Релинский из ЧК, фигурировал как мосье Константин, агент английской разведки.
Кто он был – о том знал сотрудник английского посольства Брюс Локкарт: «Сидней Рейли – таинственная фигура английской агентурной разведки, заслуживший репутацию лучшего в Англии шпиона».
2. Сидней Рейли
Среди авантюристов из политических подонков царской России, всплывших на поверхность во время первой мировой войны и примкнувших к «крестовому походу» против большевизма, не было фигуры более колоритной и своеобразной, чем капитан Сидней Джордж Рейли из английской разведки. «Человек наполеоновского склада!» – восклицает, вспоминая о нем, Брюс Локкарт, которого Рейли втянул в одну из самых рискованных и фантастических авантюр в истории Европы.
Как и когда Рейли начал работать в английской разведке, остается одной из многих тайн этой таинственной и мощной организации шпионажа. Сидней Рейли родился в царской России. Его отец был ирландский капитан, мать – русская, и вырос он на Черном море, в Одессе. До первой мировой войны он служил в Петербурге, в крупном концерне по изготовлению военно-морского оружия Мандрочовича и графа Шуберского. Уже тогда работа его носила весьма конфиденциальный характер. Через него поддерживалась связь названной русской фирмы с рядом промышленных и финансовых предприятий в Германии, в том числе с знаменитыми гамбургскими судостроительными заводами Блюма и Фосса. Перед самой войной в английское адмиралтейство в Лондоне стали регулярно поступать ценные сведения о германской программе строительства судов и подводных лодок. Поставлял эти сведения Сидней Рейли.
В 1914 г. Рейли очутился в Японии в качестве «доверенного представителя» Русско-азиатского банка. Из Японии он переправился в Соединенные Штаты, где беседовал с американскими банкирами и владельцами военных заводов. В досье английской агентурной разведки Рейли уже числился под условным именем «I Эсти» и зарекомендовал себя как весьма смелый и находчивый агент.
Рейли свободно владел семью языками и вскоре его отозвали из Соединенных Штатов, чтобы послать с важным заданием в Европу. В 1916 г. он перешел швейцарскую границу и оказался в Германии. Под видом офицера немецкого военно-морского флота он проник в германское адмиралтейство. Он достал и переправил в Лондон официальный код германской военно-морской разведки. Это было едва ли не самым блестящим образцом разведывательной работы в первую мировую войну…
В начале 1918 г. капитана Рейли перевели в Россию начальником английской разведки в этой стране. Трудно было бы найти на этот пост более подходящего человека. Рейли имел в России множество знакомых и обширные деловые связи, он был своим человеком в русских контрреволюционных кругах. Для самого Рейли назначение в Россию было важно и по личным причинам: его снедала лютая ненависть к большевикам и русской революции вообще. Он не скрывал своих контрреволюционных взглядов:
«Любой ценой, – заявлял он, – нужно истребить эту заразу, которая завелась в России. Мир с Германией, да, мир с кем угодно! Есть только один враг. Все человечество должно объединиться в священный союз против этого чудовища!»
Сразу же по приезде в Россию Рейли окунулся в антисоветскую деятельность.
Он поставил себе целью свергнуть советское правительство.[9]
Как и когда Рейли начал работать в английской разведке, остается одной из многих тайн этой таинственной и мощной организации шпионажа. Сидней Рейли родился в царской России. Его отец был ирландский капитан, мать – русская, и вырос он на Черном море, в Одессе. До первой мировой войны он служил в Петербурге, в крупном концерне по изготовлению военно-морского оружия Мандрочовича и графа Шуберского. Уже тогда работа его носила весьма конфиденциальный характер. Через него поддерживалась связь названной русской фирмы с рядом промышленных и финансовых предприятий в Германии, в том числе с знаменитыми гамбургскими судостроительными заводами Блюма и Фосса. Перед самой войной в английское адмиралтейство в Лондоне стали регулярно поступать ценные сведения о германской программе строительства судов и подводных лодок. Поставлял эти сведения Сидней Рейли.
В 1914 г. Рейли очутился в Японии в качестве «доверенного представителя» Русско-азиатского банка. Из Японии он переправился в Соединенные Штаты, где беседовал с американскими банкирами и владельцами военных заводов. В досье английской агентурной разведки Рейли уже числился под условным именем «I Эсти» и зарекомендовал себя как весьма смелый и находчивый агент.
Рейли свободно владел семью языками и вскоре его отозвали из Соединенных Штатов, чтобы послать с важным заданием в Европу. В 1916 г. он перешел швейцарскую границу и оказался в Германии. Под видом офицера немецкого военно-морского флота он проник в германское адмиралтейство. Он достал и переправил в Лондон официальный код германской военно-морской разведки. Это было едва ли не самым блестящим образцом разведывательной работы в первую мировую войну…
В начале 1918 г. капитана Рейли перевели в Россию начальником английской разведки в этой стране. Трудно было бы найти на этот пост более подходящего человека. Рейли имел в России множество знакомых и обширные деловые связи, он был своим человеком в русских контрреволюционных кругах. Для самого Рейли назначение в Россию было важно и по личным причинам: его снедала лютая ненависть к большевикам и русской революции вообще. Он не скрывал своих контрреволюционных взглядов:
«Немцы – это люди. Можно даже допустить, чтобы они нас победили. А здесь, в Москве, растет и крепнет самый страшный враг рода человеческого. Если цивилизация не успеет задушить это чудовище, пока еще не поздно, то чудовище в конце концов одолеет цивилизацию».В своих донесениях штабу английской разведки в Лондоне Рейли упорно советовал немедленно заключить с Германией мир и войти в союз с кайзером против большевистской угрозы.
«Любой ценой, – заявлял он, – нужно истребить эту заразу, которая завелась в России. Мир с Германией, да, мир с кем угодно! Есть только один враг. Все человечество должно объединиться в священный союз против этого чудовища!»
Сразу же по приезде в Россию Рейли окунулся в антисоветскую деятельность.
Он поставил себе целью свергнуть советское правительство.[9]
3. Деньги и кровь
Численно самой сильной антибольшевистской политической партией в России в 1918 г. были эсеры, проповедовавшие разновидность аграрного социализма. Под руководством Бориса Савинкова, товарища министра в кабинете Керенского и участника неудавшегося корниловского мятежа, воинствующие эсеры стали главными носителями антибольшевистских настроений. Своими экстремистскими методами и пропагандой они привлекли на свою сторону анархистские элементы, которых породил в России многовековый гнет царизма. Эсеры уже давно использовали террор в борьбе против царской власти. Теперь они готовились обратить это оружие против большевиков.
Эсеры получали денежную помощь от французской разведки. На средства, лично переданные ему французским послом Нулансом, Борис Савинков, восстановил в Москве старый террористический центр эсеров, назвав его «Союз возрождения России». В его задачи входила подготовка убийства Ленина и других советских вождей. По совету Сиднея Рейли, английская разведка тоже стала снабжать Савинкова деньгами для обучения и вооружения его террористов.
Но Рейли как ярый монархист не доверял эсерам в вопросе образования нового русского правительства на смену советскому. На Савинкова Рейли вполне полагался, но левые эсеры представлялись ему опасными, как слишком радикальная группа. Было известно, что некоторые из них связаны с троцкистской оппозицией, Рейли был готов использовать этих людей в своих целях, но в то же время он был полон решимости уничтожить в России все радикальные течения. Первым необходимым этапом на пути к восстановлению монархии он считал военную диктатуру. Не переставая финансировать и поощрять террористов-эсеров и другие «левые» антисоветские элементы, он начал тщательно подбирать людей в свою собственную конспиративную группу. Позже он описал систему ее работы в своих мемуарах:
Было очень важно, чтобы моя русская организация знала не слишком много и чтобы ни одна часть ее не могла выдать другую. Поэтому я остановился на системе «пятерок», при которой каждому участнику известны только четыре лица. Я сам, находясь на вершине пирамиды, знал их всех, вернее, не их самих, а их фамилии и адреса, и впоследствии эти сведения мне очень пригодились… Таким образом, в случае провала одной группы, организация в целом не могла быть обнаружена.
Организация Рейли, завязавшая сношения и с Союзом царских офицеров, и с остатками царской охранки, и с террористами Савинкова, и с другими контрреволюционными элементами, быстро разрасталась в Москве и в Петрограде. Рейли привлек в нее многих своих дореволюционных знакомых, которые оказались ему очень полезны. Среди них были: граф Шуберский – промышленник, в свое время использовавший Рейли для связи с германскими верфями; царский генерал Юденич; владелец одного из петроградских ресторанов Сергей Палкин; балерина Дагмара, квартира которой служила Рейли его московским штабом; Грамматиков – богатый адвокат, бывший секретный агент охранки, теперь служивший Рейли для связи с эсерами, и Вячеслав Орловский, Тоже бывший агент охранки, сумевший пробраться на работу в петроградскую ЧК, от которого Рейли и получил подложное удостоверение на имя сотрудника ЧК Сиднея Георгиевича Релинского, позволявшее ему свободно разъезжать по Советской стране.
Эти и другие агенты, проникавшие даже в Кремль и в генеральный штаб Красной армии, держали Рейли в курсе всех мероприятий советского правительства. Английский шпион хвалился, что запечатанные приказы по Красной армии «известны в Лондоне раньше, чем их вскрывают в Москве».
В московской квартире балерины Дагмары хранились крупные суммы денег, нужные Рейли для его операций и иногда достигавшие нескольких миллионов рублей. Частью он черпал средства из ресурсов английского посольства. Брюс Локкарт собирал деньги и пересылал их ему через капитана Хикса, агента английской разведки. Локкарт, которого Рейли втянул в эту работу, рассказал в своей книге, как собирались эти средства.
Множество русских имели скрытые запасы денег. Они с радостью отдавали их, так как в обмен получали векселя на лондонские банки. Чтобы не возбудить подозрений, мы действовали через одну английскую фирму в Москве. Там принимали русских, устанавливали курс и выдавали векселя. Для каждой сделки мы давали этой английской фирме официальную гарантию, что расчет по ней будет произведен в Лондоне. Деньги доставлялись в американское генеральное консульство и вручались Хиксу, а он передавал их по назначению.
Рейли ничего не упускал из вида, он даже наметил подробный состав правительства, которое должно было взять в свои руки власть немедленно по свержении Советов. Видное место в нем уделялось его личным друзьям.
Все было предусмотрено для образования временного правительства. Мой близкий друг и союзник Грамматиков должен был стать министром внутренних дел и руководить полицией и финансами. Шуберский, мой давний друг и деловой знакомый, глава одной из крупнейших в России торговых фирм, должен был стать министром путей сообщения. Юденич, Шуберский н Грамматиков – вот предполагавшийся состав временного правительства, которому предстояло подавить анархию, почти неизбежную после такого переворота.
Первые удары против Советов нанесли савинковские террористы.
20 июня 1918 г., после митинга у железнодорожников на товарной станции Николаевской ж. д. в Петрограде, был убит эсером-террористом Володарский, комиссар печати, пропаганды и агитации. 6 июля последовало убийство германского посла Мирбаха в Москве. Целью эсеров было посеять панику в рядах большевиков и одновременно спровоцировать немецкое наступление, которое, как они считали, решило бы судьбу большевизма.[10]
В день убийства германского посла в Большом театре в Москве заседал V Всероссийский Съезд Советов. Наблюдатели от союзников, сидя в золоченых ложах, слушали выступления делегатов съезда. Настроение было напряженное. Как только Брюс Локкарт, сидевший в ложе с группой других иностранных агентов и дипломатов, увидел входившего Сиднея Рейли, он понял, что произошло что-то важное. Английский шпион был бледен и взволнован. Шепотом, торопливо, он сообщил Локкарту о последних событиях.
Выстрел в Мирбаха должен был послужить сигналом к мятежу левых эсеров, поддержанному членами внутрипартийной оппозиции по всей стране. Вооруженные эсеры должны были ворваться в Большой театр и арестовать делегатов съезда. Но где-то что-то сорвалось. Театр окружен красноармейцами. На улицах стреляют, но ясно, что советское правительство – хозяин положения.
Не переставая говорить, Рейли шарил по карманам в поисках компрометирующих документов. Нашел, разорвал в клочки и проглотил. То же сделал один секретный агент француз, сидевший рядом с Локкартом.
Через несколько часов на сцену поднялся один из ораторов и объявил, что антисоветский мятеж, имевший целью свергнуть советское правительство силой оружия, уже подавлен Красной армией и ЧК. Население не оказало поддержки зачинщикам мятежа. Десятки эсеров-террористов, вооруженных бомбами, винтовками и пулеметами, обнаружены и арестованы. Многие из них убиты. Их главари либо пойманы, либо скрываются, либо бежали.
Эсеры получали денежную помощь от французской разведки. На средства, лично переданные ему французским послом Нулансом, Борис Савинков, восстановил в Москве старый террористический центр эсеров, назвав его «Союз возрождения России». В его задачи входила подготовка убийства Ленина и других советских вождей. По совету Сиднея Рейли, английская разведка тоже стала снабжать Савинкова деньгами для обучения и вооружения его террористов.
Но Рейли как ярый монархист не доверял эсерам в вопросе образования нового русского правительства на смену советскому. На Савинкова Рейли вполне полагался, но левые эсеры представлялись ему опасными, как слишком радикальная группа. Было известно, что некоторые из них связаны с троцкистской оппозицией, Рейли был готов использовать этих людей в своих целях, но в то же время он был полон решимости уничтожить в России все радикальные течения. Первым необходимым этапом на пути к восстановлению монархии он считал военную диктатуру. Не переставая финансировать и поощрять террористов-эсеров и другие «левые» антисоветские элементы, он начал тщательно подбирать людей в свою собственную конспиративную группу. Позже он описал систему ее работы в своих мемуарах:
Было очень важно, чтобы моя русская организация знала не слишком много и чтобы ни одна часть ее не могла выдать другую. Поэтому я остановился на системе «пятерок», при которой каждому участнику известны только четыре лица. Я сам, находясь на вершине пирамиды, знал их всех, вернее, не их самих, а их фамилии и адреса, и впоследствии эти сведения мне очень пригодились… Таким образом, в случае провала одной группы, организация в целом не могла быть обнаружена.
Организация Рейли, завязавшая сношения и с Союзом царских офицеров, и с остатками царской охранки, и с террористами Савинкова, и с другими контрреволюционными элементами, быстро разрасталась в Москве и в Петрограде. Рейли привлек в нее многих своих дореволюционных знакомых, которые оказались ему очень полезны. Среди них были: граф Шуберский – промышленник, в свое время использовавший Рейли для связи с германскими верфями; царский генерал Юденич; владелец одного из петроградских ресторанов Сергей Палкин; балерина Дагмара, квартира которой служила Рейли его московским штабом; Грамматиков – богатый адвокат, бывший секретный агент охранки, теперь служивший Рейли для связи с эсерами, и Вячеслав Орловский, Тоже бывший агент охранки, сумевший пробраться на работу в петроградскую ЧК, от которого Рейли и получил подложное удостоверение на имя сотрудника ЧК Сиднея Георгиевича Релинского, позволявшее ему свободно разъезжать по Советской стране.
Эти и другие агенты, проникавшие даже в Кремль и в генеральный штаб Красной армии, держали Рейли в курсе всех мероприятий советского правительства. Английский шпион хвалился, что запечатанные приказы по Красной армии «известны в Лондоне раньше, чем их вскрывают в Москве».
В московской квартире балерины Дагмары хранились крупные суммы денег, нужные Рейли для его операций и иногда достигавшие нескольких миллионов рублей. Частью он черпал средства из ресурсов английского посольства. Брюс Локкарт собирал деньги и пересылал их ему через капитана Хикса, агента английской разведки. Локкарт, которого Рейли втянул в эту работу, рассказал в своей книге, как собирались эти средства.
Множество русских имели скрытые запасы денег. Они с радостью отдавали их, так как в обмен получали векселя на лондонские банки. Чтобы не возбудить подозрений, мы действовали через одну английскую фирму в Москве. Там принимали русских, устанавливали курс и выдавали векселя. Для каждой сделки мы давали этой английской фирме официальную гарантию, что расчет по ней будет произведен в Лондоне. Деньги доставлялись в американское генеральное консульство и вручались Хиксу, а он передавал их по назначению.
Рейли ничего не упускал из вида, он даже наметил подробный состав правительства, которое должно было взять в свои руки власть немедленно по свержении Советов. Видное место в нем уделялось его личным друзьям.
Все было предусмотрено для образования временного правительства. Мой близкий друг и союзник Грамматиков должен был стать министром внутренних дел и руководить полицией и финансами. Шуберский, мой давний друг и деловой знакомый, глава одной из крупнейших в России торговых фирм, должен был стать министром путей сообщения. Юденич, Шуберский н Грамматиков – вот предполагавшийся состав временного правительства, которому предстояло подавить анархию, почти неизбежную после такого переворота.
Первые удары против Советов нанесли савинковские террористы.
20 июня 1918 г., после митинга у железнодорожников на товарной станции Николаевской ж. д. в Петрограде, был убит эсером-террористом Володарский, комиссар печати, пропаганды и агитации. 6 июля последовало убийство германского посла Мирбаха в Москве. Целью эсеров было посеять панику в рядах большевиков и одновременно спровоцировать немецкое наступление, которое, как они считали, решило бы судьбу большевизма.[10]
В день убийства германского посла в Большом театре в Москве заседал V Всероссийский Съезд Советов. Наблюдатели от союзников, сидя в золоченых ложах, слушали выступления делегатов съезда. Настроение было напряженное. Как только Брюс Локкарт, сидевший в ложе с группой других иностранных агентов и дипломатов, увидел входившего Сиднея Рейли, он понял, что произошло что-то важное. Английский шпион был бледен и взволнован. Шепотом, торопливо, он сообщил Локкарту о последних событиях.
Выстрел в Мирбаха должен был послужить сигналом к мятежу левых эсеров, поддержанному членами внутрипартийной оппозиции по всей стране. Вооруженные эсеры должны были ворваться в Большой театр и арестовать делегатов съезда. Но где-то что-то сорвалось. Театр окружен красноармейцами. На улицах стреляют, но ясно, что советское правительство – хозяин положения.
Не переставая говорить, Рейли шарил по карманам в поисках компрометирующих документов. Нашел, разорвал в клочки и проглотил. То же сделал один секретный агент француз, сидевший рядом с Локкартом.
Через несколько часов на сцену поднялся один из ораторов и объявил, что антисоветский мятеж, имевший целью свергнуть советское правительство силой оружия, уже подавлен Красной армией и ЧК. Население не оказало поддержки зачинщикам мятежа. Десятки эсеров-террористов, вооруженных бомбами, винтовками и пулеметами, обнаружены и арестованы. Многие из них убиты. Их главари либо пойманы, либо скрываются, либо бежали.