Сэйл Шарон. Бриллиант

   Томми сразу же узнал голос Хенли. И его особенно взбесило то, что Джесс даже не счел возможным лично позвонить и оставить сообщение. То, что послание было передано через третье лицо, показалось Томми возмутительным. В душе у него все так и кипело.
   Он снял со стола ноги, торопливо потушил сигарету, схватил пачку газет и с силой швырнул их через весь кабинет. Злополучная газетенка с фотографией упала к его ногам. Томми с отвращением взглянул на женщину, снятую в объятиях Джесса.
   — Ну ничего, я еще разделаюсь с тобой…

Глава 10

   Капли воды, как слезы, текли по оконному стеклу. Дул такой сильный ветер, что капельки скользили, вплетаясь друг в друга, образуя миниатюрные водные потоки. Даймонд почти ничего не видела за пеленой дождя. Обняв себя за плечи, она поежилась. Но ее знобило не от осеннего холода.
   Прошло уже несколько месяцев с того момента, когда она впервые появилась у Джесса в доме. За это время она настолько подпала под влияние этого мужчины, что стала даже мыслить, как он.
   Она помнила о том, что однажды сказал ей Томми: он делает все возможное, чтобы заинтересовать крупные звукозаписывающие фирмы ее демонстрационными записями. И Даймонд честно ждала, когда же Томми выполнит свое обещание, хотя большого доверия к этому человеку не испытывала. О контракте больше не заговаривали, зато всякий раз, когда они с Джессом появлялись на людях, их почему-то всегда обступали и забрасывали вопросами репортеры. И от этого Даймонд начала сильно уставать.
   Джесс делал все возможное, чтобы оградить девушку от той грязи, которую печатала о них «желтая» пресса, но она кое-что все-таки видела и знала: ее появление в жизни Джесса обсуждалось не в одной «желтой» газетенке.
   Услышав за спиной шаги, Даймонд обернулась и мгновенно надела на себя маску беззаботности, желая скрыть волнение, давно мучившее ее.
   — Льет как из ведра, — заметил Джесс, обнимая Даймонд и вдыхая аромат шампуня и пудры. — Так и хочется лечь и свернуться комочком…
   Она улыбнулась и прижалась к нему.
   — Все-то ты хочешь поскорее оказаться в постели. Джесс не уловил вызова в ее словах, но заметил, что Даймонд как-то вяло отреагировала на шутку.
   — Ты хорошо себя чувствуешь, дорогая? — заботливо спросил он. — Мне показалось, что за последние два месяца ты немного устала. Но ведь наша профессия вообще очень своеобразная. Иногда в жизни певца многие месяцы и даже годы как бы накапливается потенциал, а потом за очень короткое время совершается множество событий. Я, например, не сомневаюсь, что Томми стучится в каждую дверь, пытаясь привлечь к тебе интерес.
   — Должно быть, — тихо откликнулась Даймонд. В глубине души она была уверена, что Томми ничего не сделал для нее.
   — Пойдем со мной, — сказал Джесс. — У меня есть одно средство, которое превосходно лечит от грусти, навеваемой осенними дождями.
   Даймонд улыбнулась в ответ.
   — Хенли недалеко, на кухне, и значит, ты не должен очень громко изображать из себя доктора.
   — Дорогая, ты всегда плохо думаешь обо мне.
   Джесс попытался изобразить оскорбленную добродетель, но при этом так явно переигрывал, что Даймонд не удержалась и рассмеялась.
   — Я всегда говорю только правду, — сказала она, видя, как в глазах Джесса начинают плясать чертенята.
   — И все-таки пойдем со мной, — он потянул Даймонд за руку. — Обещаю, вся твоя хандра сразу пройдет.
   Она послушалась его. В конце концов, может, у нее хоть немного поднимется настроение. Но когда Даймонд поняла, что они идут в музыкальную комнату вместо спальни, на ее лице появилось выражение искреннего удивления.
   — Садись, — распорядился Джесс, указав на старенький кожаный пуф, стоявший посреди комнаты.
   Даймонд послушно уселась, скрестив ноги, и выжидательно посмотрела на Джесса. Тот вытащил из чехла гитару и надел ее на себя. Тогда Даймонд сцепила руки и, опершись о сплетенные пальцы подбородком, приготовилась слушать.
   Джесс исполнил одну песню, потом еще одну. Это были старые песни в стиле кантри из репертуара Реда Фоули, Текса Риттера и Хэнка Уильямса.
   — Тысячу лет не слышала этих песен, — призналась она, чувствуя, как нервное напряжение понемногу отпускает ее. — Отец часто насвистывал «Красные паруса на закате». Петь он совсем не умел, зато свистел отменно, — объяснила она.
   — Я ведь и сам тысячу лет их не исполнял, — сказал Джесс. — Тебе это известно…
   Она улыбнулась.
   — Спой еще, пожалуйста.
   — А знаешь, что я научился играть прежде всего? — Джесс осторожно провел пальцами по струнам гитары, обращаясь в намята ко временам далекого детства.
   Даймонд отрицательно покачала головой.
   — Гимны. Гимны и песни, которые пела моя мать в семидесятых. Те самые, которые исполнялись в сопровождении больших оркестров. Вспоминаешь, наверное, о чем я. Их тогда исполняли Томми Дорси, Гленн Миллер. Я знал слова «Потрясающей Грации» раньше, чем как следует выучил алфавит. А как только слышал «Такседо джанкш», сразу хватал отцовскую гитару и начинал подыгрывать.
   — В таком случае, почему же ты стал исполнителем в стиле кантри, Джесс? Ты же с детства слушал совсем другую музыку. — Даймонд огляделась по сторонам. Стены были увешаны наградами и прочими музыкальными трофеями, подтверждавшими его популярность и талант.
   — Потому что для меня песни в стиле кантри говорили больше, чем все остальные, вместе взятые. — Прядь черных волос упала Джессу на лоб, когда он вновь склонился над гитарой. — Да, гимны тоже, конечно, очень многое могут рассказать слушателю, не пойми меня превратно. Но ты наверняка понимаешь, что я имею в виду. Когда я впервые услышал тебя в баре Уайтлоу, то почувствовал в тебе такую же затаенную страсть. — Джесс посмотрел Даймонд в глаза. — В тот день, когда я услышал, как ты поешь… Как и все, кто был тогда в баре, я бы год жизни отдал, только бы стать тем героем, про которого шла речь в песне. Я и сейчас отдам год жизни за это, Даймонд. — Руки его замерли на гитаре.
   — Тебе не нужно отдавать год жизни, Джесс. Ты и так герой моего романа и прекрасно это знаешь.
   Джесс отложил гитару и поднялся со своего места. Даймонд уже шла к нему навстречу. И чуть погодя на стареньком кожаном пуфе в музыкальной комнате Джесс поднял Даймонд на небеса.
   Поначалу все было как во сне: долгие медленные поцелуи делались все более настойчивыми, губы Джесса — все более требовательными. Одежда мигом оказалась сброшенной, сердца учащенно забились. Когда Даймонд встала перед Джессом совершенно обнаженной, он вздрогнул от страсти.
   — Бог мой, женщина, как же ты восхитительно красива! — прошептал он в экстазе.
   Джесс взял в руки ее полные белые груди и мягко сжал их пальцами, почувствовав, как напряглись соски. Его собственное тело мгновенно ответило приливом возбуждения.
   Даймонд потерлась грудью о его грудь и откинула голову назад, чтобы дать Джессу возможность поцеловать ее в шею. Когда он нашел пульсирующую жилку у нее над ключицей и нежно ее поцеловал, Даймонд застонала от наслаждения.
   — Ты моя… — шепотом произнес Джесс, Голос его прерывался и звучал хрипло и страстно. — Только моя.
   Он посадил ее на кожаный пуф, чуть придерживая под спину, и подождал, пока на лице Даймонд не появится выражение желания смешанного со страхом. Джесс постарался как можно лучше запомнить эти смотрящие на него глаза и чуть приподнятые брови. Он еще немного помедлил, когда Даймонд уже раскрылась ему навстречу. Затем Джесс отчаянно вошел в нее, сразу ощутив горячий влажный жар ее лона. Джесс стал медленно двигаться, позабыв обо всем на свете, кроме наслаждения женщины, которая сейчас тесно прижималась к нему.
   Даймонд тяжело дышала, потом стала двигаться в такт его ритмичным нападениям: любовная гонка началась.
   У Джесса Игла было такое ощущение, словно он оторвался от земли и находится в свободном полете.
   Через несколько часов Джесс и Даймонд лежали на постели, крепко обнявшись, и слушали, как дождь барабанит по стеклу.
 
   — Поверь, — возразил Томми, — именно так и случится. Я гарантирую. Мне не очень понятно, что сейчас происходит, но как только мы вернемся домой, я первым делом все выясню.
   — Знаешь, я уже много раз это слышала, — сказала Даймонд, намеренно понижая голос до жесткого шепота. — Тебе отлично известно, что именно происходит. Не кто иной, как ты, много месяцев добивался именно такого положения дел. Я не такая идиотка, как ты думаешь. Так что если хочешь сделать мне приятно — заткнись.
   Томми был зол главным образом потому, что Даймонд видела все его ходы насквозь. Но он не желал признаваться себе, что она совершенно права. И еще Томми втайне восхищался этой женщиной, которая за все время ни разу не пожаловалась Джессу на их непростые отношения.
   Что же касается Джееса, то он свято верил каждому слову Томми и вполне искренне считал, что менеджер делает все возможное, устраивая Даймонд хороший контракт. Джесс также верил, что грязные сплетни, частенько попадавшие на страницы «желтой» прессы, являлись просто трепом злых языков.
   Томми бросил злобный взгляд в сторону Даймонд.
   — Никто никогда не говорил мне, чтобы я заткнулся, — рявкнул он в ответ.
   Даймонд насмешливо покачала головой.
   — Ой-ой. Как страшно, скажите, пожалуйста! — Интонации ее были полны сарказма. — Я уже сказала, чтобы ты заткнулся. Понимаю, ты не заткнешься, но это только твоя проблема, и я не собираюсь тебя уговаривать. — Даймонд пожала плечами и, не удержавшись, добавила: — Впрочем, и ты, и я, мы оба отлично знаем, что, если бы мне сильно захотелось… я сделала бы так, чтобы ты заткнулся.
   Томми заскрипел зубами. Даймонд напомнила ему этим, что может при необходимости одержать над ним верх в рукопашной схватке. Ее слова явились той последней каплей, которая переполнила чашу терпения Томми. Как раз в этот момент в комнату вошел Джесс, но Томми, совсем перестав себя контролировать, завопил:
   — Да что ты вообще понимаешь, безмозглая идиотка?!
   Джесс как вкопанный застыл в дверях. И внимательно посмотрел на Даймонд; которая, ни слова не говоря, прошла мимо него. Затем он обернулся к Томми, лицо которого заметно побледнело. Однако Джесс был не намерен выходить из себя.
   — Что между вами происходит? — жестко спросил он. — Стоит оставить вас наедине на пять минут и пойти позвонить, вы сразу деретесь, как кошка с собакой.
   И Томми принялся объяснять. Уж в чем, в чем, а в объяснениях он здорово поднаторел в последние месяцы.
   — Я просто в очередной раз пытался ей объяснить, что следует запастись терпением. Хотел сказать ей, что славу нельзя купить, как какой-нибудь товар в магазине быстрого обслуживания. А она совершенно не хочет слушать. Думает, я недостаточно активно продвигаю ее записи. Джесс, я могу тебе поклясться, что Даймонд ошибается.
   Джесс молча смотрел на своего менеджера. Пожалуй, в словах Томми была доля истины. Джесс и сам прекрасно знал, сколько иногда требуется времени, чтобы началась полоса удач в жизни певца. Некоторые ждали улыбки фортуны всю жизнь, но так и не могли дождаться.
   Джесс пожал плечами.
   — Я поговорю с ней, — пообещал он. — А ты лучше уходи отсюда. И не дай Бог, я еще хоть раз услышу, как ты орешь на нее! Понятно?
   — Разумеется, Джесс, — ответил Томми. — Ты ведь меня давно знаешь. Я просто немного вышел из себя. Забылся и накричал на нее. Я и на тебя иногда кричу. Но ведь не имея в виду ничего плохого.
   Джесс кивнул, усмехаясь. Действительно, иногда на Томми находило, и он делался совершенно неуправляемым.
   — Знаю, — сказал Джесс. — Я благодарен за все, что ты делаешь для нее, Томми.
   Томми, прищурившись, смотрел в спину Джесса, уходившего из комнаты.
   — Ну это едва ли… — пробормотал он себе под нос.
 
   Это было последнее турне Джесса в году. И началось оно невесело. Сразу же возникло много поводов для споров между Даймонд и Джессом.
   Вообще-то нельзя было сказать, что Даймонд с ним спорила. Да и Джесс только постоянно умолял ее понять то одно, то другое. Эти разговоры в конце концов не играли большой роли; положение оставалось прежним: Джессу надо было уезжать, а Даймонд не желала ехать вместе с ним.
   — Я не понимаю, почему для тебя это имеет такое значение? — И Джесс протянул к самому лицу Даймонд кипу газет. — Черт побери, дорогая, я, например, никогда даже не просматриваю внимательно весь тот мусор, который они печатают. А ты наоборот: мало того, что внимательно прочитываешь, после еще и расстраиваешься.
   — Или ты не слушаешь меня, или просто не желаешь понять, — отвечала Даймонд. — Половиной своей славы ты обязан собственному таланту, но другая половина зависит от того, как к тебе относятся твои поклонники. Разве не так?
   Джесс отшвырнул от себя пачку газет, не желая отвечать на ее вопрос. Вместо ответа он выразительно посмотрел на Даймонд.
   — Ты и сам отлично понимаешь, что я совершенно права. Просто ты упрям и не хочешь подтвердить это вслух, — заявила она. — И кроме того, я не хочу колесить в автобусе, набитом народом, по разным медвежьим углам, надеясь время от времени урывать минутку-другую с тобой. Если я поеду, где я буду спать? Об этом ты подумал? В автобусе не слишком много возможностей уединиться, ты сам знаешь. Мое присутствие к тому же смущает ребят, и они начинают раздражаться.
   — Но ведь я предлагал тебе полететь самолетом, а музыканты пускай едут на автобусе. Разве не предлагал? — нетерпеливо спросил Джесс.
   — Предлагал. Но это как раз и будет означать, что между тобой и твоими поклонниками вырастет огромная стена. Вдобавок ты еще отдалишься от своей группы. Вот уж тогда газеты примутся за тебя действительно серьезно!
   Как Даймонд ни хотелось, она все же не могла позабыть о корреспонденции на адрес Джесса, которую специально показал ей Томми. Там были десятки писем, авторы которых умоляли Джесса вернуться к своей прежней жизни и прогнать от себя женщину, которая губит его карьеру и его талант.
   Поклонники в письмах упрашивали его всецело отдаться музыке кантри и приводили в качестве примеров судьбы его знаменитых предшественников. Они, дескать, пели о семье и семейных традициях, о том, что бывает, когда любовь заслоняет человеку мир, пели о своих исторических корнях. Многие из фэнов Джесса Игла были уверены, что он совершил явную ошибку, допустив в свою личную жизнь Даймонд, которая, по их мнению, только тем и занималась, что пыталась пробиться в жизни, используя его удивительный талант и известность.
   Даймонд все больше боялась того, что ее постоянное присутствие рядом с Джессом приведет к тому, что он и вправду потеряет все, чего добился за долгие годы выступлений.
   — Черт побери, Даймонд, но я совсем не хочу оставлять тебя здесь одну! — Джесс сжал девушку в объятиях и так сильно сдавил, что она испугалась. По тону Джесса Даймонд чувствовала, что он и сам колеблется. И когда Джесс вздохнул и зарылся лицом в ее волосы, она поняла: он принял ее аргументы.
   Через минуту Джесс отстранился. Несколько секунд они пристально смотрели друг другу в глаза. Затем он взял в свои ладони лицо девушки и ласково провел большим пальцем по ее нижней губе.
   — Я люблю тебя, дорогая, — сказал он. — И как только вернусь, мы непременно поговорим о нашем будущем, хорошо?
   Это заявление было для Даймонд полной неожиданностью. Она прекрасно поняла, что именно Джесс имеет в виду. Взгляд его так явно обещал ей счастье, что у Даймонд против желания слезы навернулись на глаза.
   — Бог не даст мне солгать, Джеес Игл, я тоже тебя люблю!
   Даймонд обняла Джесса за шею и прижалась лицом к его груди. Когда они разжали объятия, ей вдруг захотелось крикнуть: «Не уезжай один, возьми меня с собой!» Но Даймонд сдержалась и ничего подобного не произнесла.
   Вместо этого она отвернулась и пошла позвонить Томми, чтобы предупредить его: Джесс скоро выезжает. Набирая номер, она старалась подавить чувство страха, гнездившееся в ее сердце. Ничего не должно произойти с Джессом. Ведь он всего-навсего отправляется со своей группой в очередное турне. Он будет выступать с концертами, будет исполнять свои песни, а потом вернется домой, усталый, но довольный.
   — Приезжай за ним, — коротко сказала она, не желая давать Томми возможности начать очередной спор или наговорить ей каких-нибудь гадостей. Решение о том, что Даймонд не поедет в турне, было принято ею и Джессом без малейшего вмешательства Томми.
   — Вещи уже собраны? — спросил Томми.
   — Мы давно уже ждем, — ответила она. Томми выругался про себя и бросил трубку. И только когда автобус приехал на ранчо Джесса, только когда Томми увидел его сердитое лицо и заплаканные глаза Даймонд, — лишь тогда он все понял. И на секунду его сердце наполнилось жалостью. Но Томми решил, что впоследствии Джесс еще будет благодарить его.
   С замиранием сердца Даймонд наблюдала за тем, как удаляется автобус. И вот уже ничего нельзя было различить, кроме поднятой в воздухе пыли.
   — Вам ничего не нужно, мисс Даймонд? — деликатно поинтересовался у нее Хенли. — Мне не слишком нравится, что вы остались здесь совсем одна.
   — Со мной все в полном порядке, — ответила она. — Он уехал всего на неделю. До моего приезда ты, насколько я понимаю, во время гастролей Джесса бывал свободен. Не стоит из-за моего присутствия менять заведенный порядок. — Даймонд улыбнулась, желая как-нибудь рассеять волнение, написанное на лице слуги. — Я вполне могу сама о себе позаботиться. Особенно если учесть, что прежде я все всегда делала сама.
   — И все же… — Хенли колебался.
   — Давай не будем больше об этом, — мягко попросила она. — Я очень благодарна тебе за то, что ты помог мне получить водительские права. Если мне что-нибудь понадобится, я поеду и куплю. Так что можешь спокойно отправляться в гости к своему брату, и не переживай обо мне, Джо Хенли. Он вздохнул, кивнул и улыбнулся. Когда он уже уходил, Даймонд крикнула ему вслед:
   — Я буду скучать без тебя, Джо. Ты тоже будь, пожалуйста, осторожнее.
 
   Слова Даймонд вызвали в душе Хенли приятную теплоту. Он все еще чувствовал ее, когда на следующий день приехал в дом Джесса. Даймонд там не было. И не было ничего из ее вещей.
   — Нет, нет, нет! — Хенли глазам своим не мог поверить. Но на столе лежала записка. «Дорогой Джесс», — так она начиналась. Когда Хенли читал ее, у него было ощущение, словно он нарушает государственную границу. Однако ему было понятно, что, если есть хоть какой-нибудь шанс обнаружить местонахождение Даймонд до приезда Джесса, он обязан этот шанс использовать. «Я никогда не забуду того, что ты для меня сделал. И никогда не забуду нашу любовь. Говорить „прощай“ всегда бывает непросто. А для меня совершенно немыслимо сказать это, глядя тебе в глаза. Прости мое коварство. Будь счастлив». И подпись — «Даймонд».
   Постскриптум был адресован Хенли. Когда он читал, слезы наворачивались ему на глаза: «Я буду скучать без тебя, Джо. Ради меня позаботься о Джессе. Его автомобиль ты можешь взять на станции. Ключи я заперла в салоне, так что придется тебе взять запасные».
   Хенли провел трясущейся рукой по лицу. Записка показалась ему какой-то слишком деловой и продуманной. Очень много было скрыто между строк. Хенли подозревал, что менеджер Джесса мог бы кое-что прояснить, но едва ли Томми когда-нибудь снизойдет до подобных объяснений.
   Хенли положил записку обратно на кухонный стол и пошел к телефону, чтобы вызвать такси. Может, когда он найдет автомобиль, станет больше известно о нынешнем местонахождении Даймонд.
 
   — То есть как это уехала?!
   Джесса было больно смотреть. Вместо ответа Хенли лишь покачал головой и протянул хозяину записку. Ему только это и осталось: Джесс ворвался в дом и закричал с порога: «Я вернулся!», а никого, кроме Хенли, в доме не оказалось.
   Сердце Джесса замерло в груди, когда Хенли протянул ему листок. Джесс прочитал записку один раз, потом перечитал, все еще надеясь, что это, возможно, шутка, веселый розыгрыш.
   — Странно, что всякий раз, кроме последней ночи, когда я звонил сюда, она оказывалась на месте. Я и не думал даже…
   Джесс быстро пошел к лестнице, перемахивая через несколько ступенек, сразу взлетел на верхний этаж и распахнул дверь ее комнаты. Он застыл в дверях, тупо уставившись на груду одежды, которую Даймонд оставила на постели. Все ее наряды оказались здесь: и зеленое платье с блестками, и красное коротенькое платьице, в котором Даймонд была на церемонии награждения. На кровати также лежали все подарки, которые в разное время Джесс дарил Даймонд. Ничего, совсем ничего не взяла она с собой.
   В душе Джесса образовалась чудовищная черная пустота. Затем все его существо внезапно наполнил гнев. Гнев, смешанный с такой душевной болью, что Джессу стало трудно дышать. Он вышел в коридор, шарахнул дверью о стену, и вслепую пошел из одной комнаты в другую, бесцельно распахивая двери.
   Последней на его пути оказалась музыкальная комната. Гитара, которую так часто брала Даймонд, лежала сейчас на диване. Джесс подошел и взял инструмент за гриф. Он почувствовал, как внутри у него все задрожало. Не замечая слез, которые: ручьем текли у него по щекам, Джесс перехватил гитару и со всего размаха ударил ею по столу. Он колотил инструментом по столешнице до тех пор, пока не лопнули струны и куски дерева не полетели в разные стороны. Вскоре от гитары остались одни осколки, напоминавшие разбитое сердце Джесса.
   Стоя в холле, Хенли старался даже не дышать. Ему не хотелось, чтобы Джесс знал: его резкие сдавленные рыдания слышны по всему этажу.
   Хенли ждал и прислушивался… Когда звуки в музыкальной комнате наконец стихли, он тихонько открыл дверь и застыл на пороге, не скрывая крайнего изумления. Вся комната была разгромлена, а самого Джесса и след простыл. Французские двери, выходившие в сад, были распахнуты настежь. Хенли поспешил в сад, но было уже поздно: Джесса там не было. Не было возле дома и его машины.
   Хенли стало страшно. Он оглянулся на окна дома и попытался представить себе душевное состояние Джесса. Сесть в такую минуту за руль было все равно, что играть в русскую рулетку, одновременно ведя машину.
   Хенли мгновенно бросился к телефону, поглубже вдохнул и постарался успокоиться, чтобы не сделать какой-нибудь ошибки.
   Через несколько гудков Томми поднял трубку. Как только Хенли начал говорить, Томми побледнел. Едва ли не впервые с тех пор, как он начал принимать меры по нейтрализации Даймонд, Томми пожалел о том, что вообще ввязался в это дело. Впрочем, правильнее было сказать, что менеджер сожалел не столько о совершенном по отношению к Даймонд Хьюстон, сколько о том, что ему лично приходилось все устраивать. Если теперь Джесс врежется в какое-нибудь дерево и разобьется насмерть, как тогда будет выглядеть он, Томми Томас?
   — Только держи себя в руках, — сказал он, обращаясь к Хенли. — Я непременно отыщу его. И обо всем позабочусь, как обычно. — Он нервно похлопал по карманам в поисках сигарет и вышел из комнаты. Внезапно остановившись, он подумал: «А какого черта, я, собственно, так терзаюсь? Кто знает, чем это все кончится?»
 
   Джесс пил беспробудно целую неделю и только на восьмой день смог членораздельно говорить и вообще формулировать свои мысли. Тогда он забросал Томми десятками вопросов, причем с каждым новым вопросом менеджеру становилось все труднее подыскивать ответы.
   — Черт возьми, да я совершенно ничего не делал для того, чтобы она ушла! — крикнул, не выдержав, Томми. — Почему всякий раз, когда что-нибудь происходит, ты обвиняешь одного меня?! — Томми стоял сейчас так близко к Джессу, что даже носки их ботинок соприкасались. Менеджер понимал, что, если он сейчас допустит хоть малейший промах, Джесс моментально заподозрит его в неискренности.
   — Потому, черт побери, что мне не раз говорили о ваших с ней многочисленных ссорах! — крикнул Джесс. — Мак уже признался, что добавил свою ложку дегтя. Его извиняет, может быть, только то, что он нашел в себе силы помириться с Даймонд до того, как она исчезла.
   Джесс швырнул чашку с недопитым кофе через всю комнату. Ударившись о стену кабинета Томми, чашка разлетелась вдребезги, оставив на белой поверхности отвратительное ржаво-коричневое пятно.
   — Куда ты?! — спросил Томми, чувствуя, как его охватывает паника.
   Джесс решительно направился к дверям.
   — Искать ее, вот куда! — бросил он на ходу. — И если я найду ее и все выясню, помоги Бог тому человеку, который приложил руку к ее исчезновению. Ты меня понял?! Я и убить тебя могу, так и знай!
   В ответ Томми сплюнул и выругался. Сунув Джессу под нос пачку газет, он заорал:
   — Ты не можешь никуда уехать! Тебе нужно быть здесь! Нужно работать над новым альбомом! Меньше чем через неделю он уже должен быть полностью готов.
   — А мне плевать на новый альбом! И на все остальное! Надо его рекламировать — рекламируй сам!
   — Если ты не будешь принимать участия в рекламной кампании, то вся твоя репутация пойдет прахом, так и знай!
   — Если верить твоим словам, моя репутация и так уже изрядно подмочена, — язвительно сообщил Джесс и вышел из кабинета, с силой хлопнув дверью.
   Томми ругался до тех пор, пока не стал повторяться. Затем он бессильно плюхнулся в свое кресло и схватился за голову.
   — Надо бы убить себя, но я так устал, что ни на что не гожусь, — пробормотал он, затем открыл свой ежедневник, в который записывал предстоящие встречи, Вздохнул и принялся отыскивать телефоны. Он сделал несколько звонков. Даже если придется вести переговоры всю ночь напролет, он обязан сделать это и к утру быть чистеньким во всех отношениях. Иначе его зовут не Томми Томас.