Водяная стена понеслась дальше и захлестнула низменное побережье. Как гигантский бульдозер она смела посевы риса на огромной территории плодородной дельты, десятки тысяч голов скота, размыла железнодорожные насыпи, уничтожила линии электропередач, разрушила мосты, превратила оживленные деревни в сплошные кладбища. -По самым скромным подсчетам, погибло и пропало без вести 350 тысяч человек, организации ООН называют цифру в 500 тысяч человек, а позже исчисляли число жертв даже в 1 миллион человек! Точное число жертв не поддается учету и неизвестно до сих пор. Кроме того еще миллионы людей остались без крова и без средств к существованию.
В тот год океан тысячами выбрасывал на берега тела утопленников, но некому было хоронить их, так как "счастливчиков", которые пережили ураган, косили холера и брюшной тиф.
Такова была страшная жатва этого циклона, не получившего персонального имени, но названного "Ураганом века".
Глава IV. КТО ЕСТЬ КТО
Мадам, эти люди - мои цветы.
Г. Гейне.
"Идеи"
Дневник Апухтина
На борту "Академика". Тихий океан, 30 июля.
Есть за рубежом такое издание - "Кто есть кто?", биографический справочник наиболее видных американцев, наших современников. В Соединенных Штатах он выпускается периодически. Я держал в руках этот увесистый том, тысячи на две страниц, в отличном переплете, на тонкой и очень прочной бумаге "библьдрук", на какой печатаются библии. По заверениям издателей, эта книга "вдохновляет всех американцев на активную деятельность в деле прогресса и совершенствования человечества..."
Здесь представлены, как сказано в предисловии, "мужчины и женщины, делающие историю нации, создающие их культуру, ведущие нас вперед во всех областях: религии, науке, бизнесе, армии". Листаешь - ив глазах рябит от бесчисленных политиканов и финансистов, сенаторов и губернаторов, воротил военно-промышленного комплекса, генералов, филантропов, представителей сионистского лобби, им же несть числа.
Нет, подальше от таких справочников. Нам нужен свой, где речь пойдет о людях другого чекана, об истинных деятелях жизни.
Попробую набросать "кто есть кто" на борту "Академика", ведь это целый мир, "Ноев ковчег" в некотором роде. Но о самом "Академике" позже. А сейчас - о главных действующих лицах.
Когда этот дневник начнет превращаться в книгу, мне надобно будет рассказать о главных действующих лицах на "Академике" - наиболее примечательных. А первое место среди них принадлежит, несомненно, Евгению Максимовичу Кудоярову, который одушевляет все усилия коллектива и вносит "живинку" во всякое дело.
Итак - о "батыре". Это словечко тюркского корня означает "богатырь" и пустил его в ход Рахимкулов, молодой магнитолог, восторженно относящийся к Кудоярову. Эта восторженность вообще присуща многим другим молодым научным сотрудникам, "бройлерам", как в шутку называют их "старики", (а в последнюю категорию зачислены все лица старше 30 лет). Каждый "бройлер" мечтает стать таким, как Кудоярев. Пример, конечно, достойный подражания, но - ox! - как трудно осуществима эта мечта.
Действительно богатырь - и духовно и физически, человек баснословно даровитый. В 60 почти лет - две докторские степени: физико-математических наукраз и географических - два. Математик, географ, путешественник, один из ведущих ученых в новой отрасли науки об Океане - тайфунологии, автор солидных научных трудов и писатель-фантаст... Время от времени приходят в мир люди, так богато одаренные, что ни одна область науки, техники, искусства, взятая в отдельности, не может насытить их кипучей творческой энергии. К таким людям исключительной духовной плодовитости, невольно вызывающих в памяти образы людей эпохи Возрождения, относится и Евгений Максимович. Он энциклопедически образован, фундаментально сведущ не только в океанологии, но и в физике моря, метеорологии, астрономии и многих смежных науках.
И еще характерная черта, которой я не встречал до сих пор у других людей - у него планетарное ощущение Земли. Как у Брюсова:
Я сын Земли,
Дитя планеты малой...
В беседах со мной он не раз говорил, что очень любит Землю в целом, все ее стихии. Для него планета нашане абстрактное понятие или поэтический образ, у него конкретное понятие о ней, выработанное долгими и далекими путешествиями.
Он любит природу не только за ее величественность и красоту, природа дорога и близка ему не только своей эстетической стороной. Он любит все живое за одно то, что это жизнь, ненавидит мертвое и враждебное человеку.
Вместе с тем Евгению Максимовичу присуще ощущение Космоса. Это очень явственно отразилось в его научно-фантастических произведениях: романе "Звезда и атом" - о вторжении ученых в мегамир, то есть в объекты протяженностью более пяти миллионов световых лет и в повести "Партизаны Космоса" - о контактах с инопланетными цивилизациями. Короче говоря, он, по Марку Аврелию*, "наблюдает движение светил, как принимающий участие в нем".
- Конечно, Андрей Сергеевич, освоение Космоса - это чертовски здорово, грандиозный замах, - говорил он мне, - но нельзя забывать, что на Земле, нашей Земле, много еще непознанного, прежде всего - Мировой Океан.
Кудояров неустанно призывал к познанию гидрокосмоса, к необходимости бережного отношения к Океану. В повести-предупреждении "Слепой гладиатор" он нарисовал картины смерти Океана в результате небрежного, преступного обращения империалистов с голубой житницей человечества; там были поистине страшные зарисовки невиданного бедствия планеты, написанные с уэллсовской образностью и убедительностью, напоминающие офорты Гойи.
В большом научном коллективе "Академика" Кудояров был демократичен, прост, внимателен к людям, вне зависимости от рангов и заслуг, очень общителен. Он умел скрашивать досуги людей неистощимой своей выдумкой. Вот, скажем, в вечерние часы он появляется в кают-компании, приветствуемый благожелательным гулом голосов, извлекает из кармана моток мягкой проволоки, плоскогубцы и сразу же около него образуется тесный кружок любопытствующих. Сильные пальцы Кудоярова начинают вертеть из проволоки мудреные головоломки, каждый раз новые. Объявляется премия за отгадку.
- Вот это, - с лукавой усмешкой говорит Кудояров, - два конца, два кольца и спиралька - очень ядовитая штучка, товарищи... Не всякому по зубам.
Постепенно в игру втягивается все больше и больше участников. Забавно видеть, как какой-нибудь высокоученый муж, облысевший над тайнами высшей математики, кряхтит, безуспешно пытаясь освободить спираль из плена колец - штучка, действительно, оказывается очень "ядовитой".
- Евгений Максимович, это невозможно, - взывает наконец вспотевший муж.
- Как невозможно? - отзывается Кудояров. Он берет головоломку из рук неудачника и.. - раз-два-три, демонстрирует решение, обычно - очень простое. - А ларчик просто открывался, - резюмирует он под общий смех.
Нужно слышать, с каким уважением, даже с нежностью, говорит о Кудоярове капитан Лех Казимирович Ковальский, "лицо номер два" по своему положению на "Академике".
- Вот вы вспоминаете о людях Возрождения, - говорит он, покачивая ногой в белой парусиновой туфле, - да Винчи, Рабле, Дюрер, Шекспир и другие, как вы изволите выражаться, "доблестные собеседники на пиршестве человеческого ума". Но я бы не стал забираться так далеко, во Францию да Италию. Сравнение напрашивается ближе. Знаете, с кем я бы сравнил Евгения Максимовича? С Ломоносовым. Тоже ведь "рыбацкую академию" прошел, такой же обширный ум. Поверьте мне, этот человечище создан для битвы, и нет опасности, которая остановила бы его на пути к познанию.
Сам капитан Лех - не менее яркая и самобытная фигура, рядом с Кудояровым. Всегда в отутюженном белом кителе с капитанскими шевронами на погонах, гладковыбритый, коренастый, он пристально смотрит на меня своими зеленоватыми кошачьими глазами. Я поражаюсь подвижности, с какой этот глубокий старик взбегает по трапам, и задаюсь вопросом: да сколько же ему лет? Пробовал я спрашивать Кудоярова, но тот ответил только, что это компетенция отдела кадров и что его самого, Кудоярова, на свете еще не было, когда капитан Лех уже ходил на больших океанских парусниках штурманом.
Знания капитана Леха во всем, что касалось моря, поражали своей обширностью. В сочетании с прекрасно сохранившейся феноменальной памятью это снискало ему прозвище "БМЭ", то есть "Большая Морская Энциклопедия".
Я сам плавал - и немало, не пассажиром, конечно, и кое-что знаю о море, но он сообщил мне столько нового, чрезвычайно интересного, так обогатил мои познания о гидрокосмосе, что я должен быть ему благодарен до конца дней своих.
Беседы с ним были необычайно занимательны и поучительны и могли бы послужить материалом для отдельной книги. Начав путь с юнги и закончив его капитаном флагмана советского научного флота, этот "Моряк летучей рыбы" и последний из могикан парусного флота хранил в своей памяти воспоминания о временах суровых и жестоких дальних плаваний, о старинных морских нравах и обычаях, и, конечно, по словам Чосера, "старинных былей, благородных сказок, былых преданий драгоценный клад". Лех Казимирович был большим знатоком морского фольклора, в особенности английского, так как в молодости много ходил на английских судах. Он помнил массу так называемых "песен полубака", немецкие, норвежские, шведские, голландские корабельные поверья о морских призраках, корабельных домовых - гобелинах, о злых духах моря, среди которых особенно популярен был Дейви Джонс, морской черт.
Есть на "Академике" профессор Ерусалимский, крупный ученый в области морской геологии, но в остальном, не касающемся его специальности, человек довольно недалекий. Как-то он задал Кудоярову бестактный вопрос:
- Смотрю и поражаюсь: зачем вы таскаете с собой капитана Ковальского, эти мощи? Ему уж лет сорок назад следовало бы уйти на пенсию. К тому же на "Академике" есть ЦВЭМ - цифровая вычислительная электронная машина, которая способна и без капитана привести судно из Ленинграда в Австралию.
Евгений Максимович смерил высокоумного профессора уничтожающим взглядом:.
- Товарищ Ерусалимский, вы напрасно отдаете предпочтение машине перед человеком. Я с уверенностью могу поручиться, что сорок самых хитрых машин не могут заменить одного капитана Ковальского. У них нет и не может быть одного качества - интуиции, которой обладает Лех Казимирович. Я сделал с ним не одно плавание и уверен, что он долго еще не сдаст. Ведь он из того поколения, когда на деревянных судах плавали железные люди.
Позже, передавая мне этот разговор, Кудояров заметил:
- Лех Казимирович совершенно одинок, семьей так и не обзавелся. Он - однолюб, все - и друзей, и семью заменяет ему море. Отнимите у него море - и он умрет от тоски.
Евгений Максимович и Лех Казимирович - очень разные люди. Я много раз задавался вопросом: что так тесно связывает этих людей? Тут нечто большее, чем взаимная привязанность и дружба. Потом понял: их глубокая любовь к гидрокосмосу, который для них - живое существо. Этакое языческое поклонение Отцу-Океану.
И еще - оба они неисправимые романтики. Я их отлично понимаю, ибо сам принадлежу к этому племени.
И, наконец, о третьем главном действующем лице нашей экспедиции. Это не человек, хотя и носит человеческое имя "Академик Хмелевский". Это огромное сооружение, чудо советского судостроения, четырехпалубный дизель-электроход: длина свыше 200 метров, водоизмещение 19 тысяч тонн, мощность двигателей 20 тысяч лошадиных сил. Машинное сердце судна позволяет ему развивать скорость до 22 узлов и в короткие сроки добираться до любых районов Мирового Океана.
Знакомство с "Академиком" - это увлекательное путешествие в мир самой современной и совершенной электроники и радиотехники.
Особая гордость "Академика" - научные лаборатории, специализированные по самым различным отраслям знания. В них десятки научных работников с помощью очень точных и совершенных приборов могут глубже и глубже исследовать природу Океана, процессы в его водах, связь их с атмосферными явлениями, проникать во многие тайны "соленого континента".
Свой вычислительный центр, грузовые и пассажирские лифты, киноконцертный и спортивный залы, поликлиника, словом, плавучий город науки и техники. Кстати, мощности бортовой электростанции вполне хватило бы для нужд небольшого города.
Какое значение придают партия и правительство работе коллектива "Академика", видно хотя бы из того, что судно наше имеет приданный ему спутник, точнее - управляемый космический корабль "ОКО" ("Океан - Космос"), движение которого так согласовано с движением Земли, что он как бы висит над тем районом океана, где находится в данный момент "Академик". Эта космическая станция позволяет нам поддерживать беспрестанную и надежную связь с Центром, с институтом, да и вообще в любой час дня и ночи связаться с любым телефонным абонентом на территории Советского Союза.
Контакт с "ОКО" и другими метеорологическими спутниками осуществляется с помощью параболических антенн. Они упрятаны в три огромных серебристых двадцатиметровых шара на верхней палубе, что придает кораблю совершенно экзотический вид.
И еще следует добавить, что знакомство с "Академиком Хмелевским" - процесс довольно сложный и длинный. Чтобы обойти все его помещения, задерживаясь в каждом не более пяти минут, мне понадобилось трое суток. Я облазил судно от трюмов до клотиков, но нигде не нашел хотя бы намека на "Перехватчика ураганов". А ведь я точно знал, что аппарат находится на борту.
Когда я спросил об этом Евгения Максимовича, он загадочно усмехнулся и похлопал меня по плечу:
- Потерпите - узнаете.
Я знал - когда Кудояров не хотел что-либо сказать, то добиваться этого бесполезно.
Вот пока первая "морская тайна".
Пресса
"СКЕЛЕТ В ШКАФУ"
Советский ученый, профессор Кирилл Румянцев снискал себе мировую известность своими смелыми и оригинальными проектами и идеями в области океанологии. О нем пишут много, но ни один из самых дошлых журналистов не может похвалиться, что взял у профессора Румянцева интервью или фотографировал его.
У англичан есть поговорка "Скелет в шкафу", что означает тщательно охраняемую неприглядную семейную тайну. Загадка профессора Румянцева объясняется просто: еще в начале его научной карьеры у него в лаборатории во время рискованного эксперимента произошел взрыв. Большой толстостенный стеклянный баллон, который он держал в руках, разлетелся вдребезги. Глаза чудом уцелели, но лицо оказалось страшно изуродовано осколками. Понадобилось 19 операций на лице и постановка искусственной нижней челюсти, чтобы привести лицо ученого в относительный порядок. Но навсегда осталась непередаваемо уродливая маска Квазимодо - вот причина, по которой профессор Румянцев никому не показывается и не разрешает себя фотографировать...
(Газета "Ивнинг ньюз", Лондон).
Одновременно мюнхенская "вечерка" - "Абендцайтунг" порадовала своих читателей очередной сенсацией:
"Как известно, никому из журналистов не удавалось до сих пор беседовать с профессором Румянцевым или сфотографировать его.
Перед отплытием научно-исследовательского судна "Академик Хмелевский" из Ленинградского порта наш специальный корреспондент побывал на борту корабля и получил у него интервью.
"Знаменитый ученый принял меня, - рассказал наш спец. корр., - в своей роскошно обставленной каюте.
Наш корр.: Уважаемый профессор, надеюсь, что цель плавания вашего корабля не является секретом?
Профессор Румянцев: Нет, почему же. Цель нашего научного похода - исследование Атлантиды, место гибели, которой я определил с достаточной точностью.
Наш корр.: Любопытно было бы знать - каким путем?
Проф. Румянцев: Гипотетическим путем. Могу заверить вас, что рассказ Платона об Атлантиде не является мифом.
Наш корр.: А испытания "Перехватчика ураганов"?
Проф. Румянцев: Я не знаю, о чем вы говорите.
Дальше совершенная галиматья, так как "наш спец. корреспондент" никогда в Ленинграде не бывал.
Фотографию "профессора Румянцева", на которой был запечатлен благообразный старичок с бородкой, шустрый корреспондент заимствовал из семейного альбома своей тетушки.
...А французский юмористический журнал "Канар аншене" ("Утка на цепи") откликнулся на газетную шумиху абстрактным рисунком. Подпись гласила: "Загадочная картинка. Где профессор Румянцев?" (отгадку см. на стр. 12).
Читатель, обратившись к стр. 12, узнавал, что профессора Румянцева, на этой картинке вообще нет.
Глава V. "ОКЕАН-ОКЕАННЩЕ"
Проф. Аронакс: Вы любите море, капитан?
Капитан Немо: О да, я люблю море! Море
это все... Дыхание его чисто и живитель
но... В его безбрежной пустыне человек не
чувствует себя одиноким, потому что все
время ощущает вокруг себя биение жизни. Мо
ре - огромный резервуар жизни...
Жюль Верн.
"20 тысяч лье под водой"
Океан в это утро полностью оправдывает свое название "Тихий". "Академик Хмелевский" режет носом воду, и она ложится по бокам форштевня двумя мягкими маслянистыми полудужьями.
Жизнь на борту "Академика" начиналась рано. Впрочем, это сказано не совсем точно - жизнь на судне не прекращалась, ни на секунду. И в то время, когда ученые мужи разных специальностей и степеней и свободные от вахты члены экипажа мирно похрапывают в своих каютах, "Академик" продолжает вспарывать воды Тихого океана. Кораблю не страшны штормовые широты и тропическая жара: он оснащен успокоителями качки и установками для кондиционирования воздуха. В рубке вахтенный следит за временем и пространством. Тихонько жужжит репитер гироскопического компаса. Изредка пощелкивает электронный штурма" - всевидящий глаз корабля, и в квадратном окошечке его бесконечно тянется лента, на которой самописец показывает вычисленный машиной курс корабля, да в другом, круглом окошечке выскакивают цифры. Меняются каждые четыре часа вахты. Ни на секунду не прекращает деятельности вычислительный центр. И кажется, что "Академик Хмелевский" - это не сугубо земной научноисследовательский корабль, а огромный звездолет, мчащий пытливых астронавтов к далеким, неведомым и желанным мирам.
Такое сравнение нередко приходило на ум Кудоярову, когда он в ночное время поднимался на верхнюю палубу: четыреста восемьдесят обитателей корабля связаны с родными домами только незримой нитью радиотелеграфной и радиотелефонной связи, но, как и на космическом корабле, Родина, кусочек Отчизны здесь, с ними - это территория "Академика Хмелевского", осененная советским флагом, с могучими двигателями и множеством самых современных и совершенных электронных и радиотехнических устройств, созданных руками советских людей. И корабль стремит их к главной цели - познанию Океана, необъятного и, в сущности, пока так же мало изученного, как и Космос.
Таким образом, под началом жизни на борту "Академика" следует понимать начало рабочего дня научных сотрудников.
Кудояров не любил сонь. "Во-первых, - говорил он, - много спать в тропиках - вредно, это расслабляет. Если вам хочется днем спать - примите холодный душ. Во-вторых, есть хорошая русская пословица: "Кто рано встает, тому кок прежде всех подает".
Уже в 5.30 во всех душевых раздавались шум водяных струй, плесканье и фырканье, а вскоре научные сотрудники сидели в кают-компании за завтраком, кто хотел - за общим длинным столом, кто за отдельными столиками на четырех человек. Накормить такую большую семью было делом нелегким, и главный, кок Агафонов, поднявшись раньше всех, всегда оказывался на высоте положения, орудуя со своими подручными на камбузе, белизной и блеском не уступавшем научной лаборатории.
В шесть часов, минута в минуту, заняли места во главе общего стола Кудояров и капитан Лех Казимирович.
Этот морской патриарх восседал по правую руку от Кудоярова, облаченный в двубортный белый китель. Черный галстук подчеркивал первозданную белизну старомодных стоячих воротничков с отогнутыми уголками, какие еще во времена парусного флота назывались "лиселями"*.
Так как подавляющее большинство научных сотрудников было людьми молодыми, то оживленный, хотя и нешумный разговор за завтраком носил преимущественно юмористический характер. Сегодня мишенью острот оказался Лев Маркович Киперфлак, прославившийся своей скаредностью. Злые языки утверждали, что он занимается упражнениями по системе йогов и ежедневно, закрывшись в своей каюте, стоит по два часа на голове. Сам Лев Маркович, кругленький, толстенький, дипломатично помалкивал, зная по горькому опыту, что ему не под силу дать отпор завзятым острословам, и ел сладкий пирожок с таким видом, будто это был последний пирожок в его жизни.
Внезапно заговорил динамик, и все узнали голос радиста Курчавы:
- Внимание, внимание! Говорит радиоузел дизель-электрохода "Академик Хмелевский". Через пять минут мы пересечем тропик Рака. Желающие полюбоваться на него могут собраться на левом борту. Просьба тропик руками не трогать.
Попавшихся на эту удочку, разумеется, не оказалось, но шуточное объявление и зычный гудок возвестили о том, что корабль вошел в тропическую зону океана. "Батыр" поглядел на часы, поднялся и, улыбаясь, сказал:
- Ну, хватит балагурить! Пора и за дела.
В минуту кают-компания опустела. Все разбрелись по рабочим местам: кто в ионосферскую лабораторию, кто в гидрографическую, или термики моря, или по изучению космических излучений и атмосферных возмущений и так далее, и так далее (всего лабораторий на "Академике" было тридцать две). Словом, начался рабочий день "линкора науки" по программе, детально разработанной на вчерашней планерке.
В каюту начальника экспедиции постучали. Вошел старший синоптик, долговязый и мрачноватый Скобелев со свернутой в трубку картой.
- Что передает служба неба? - спросил Кудояров.
- "ОКО" вышел на связь в 5.00, - отвечал Скобелев. - Товарищ Донец сообщает: в районе островов Галапагос сложились благоприятные условия для образования циклона...
- Наша синоптическая сводка?
- Вот, пожалуйста... - Скобелев развернул второй лист, поменьше.
Кудояров с интересом рассматривал карту, испещренную разноцветными стрелками.
Циклон еще находился в колыбели, но чувствительная аппаратура на борту "Академика" на расстоянии двухсот миль уловила инфразвуковые колебания. Эти колебания, или, на образном языке науки, "голос моря", несутся со скоростью звука, обгоняя ветер и волны, и служат верным предвестником зарождающегося урагана.
- Да, да, очень интересно. Обе сводки совпадают, - сказал Кудояров, многозначительно взглядывая на Скобелева. - Знаете что, давайте сделаем рекогносцировку в этом районе. В самое пекло, конечно, не полезем, но пройдем по границе депрессии, произведем замеры. Я сам полечу. А вы как?
- Я с удовольствием, Евгений Максимович. Размяться пора.
- Лады. И корреспондента прихватим, ему интересно будет.
Кудояров снял трубку телефона, вызвал старпома и приказал готовить вертолет.
Через полчаса полетная группа собралась на корме. Утренний океан застыл в штилевой дремоте, просто не верилось, что в каких-нибудь двух часах полета начинали пробуждаться демонические силы ветра и волн. Об этом говорили сводки.
В кормовой части корабля находился большой квадратный люк, задраенный гофрированной металлической крышкой. По знаку Кудоярова старпом включил скрытый двигатель, и половинки люка плавно откатились в стороны, открыв шахту. Специальный лифт подал из нее наверх платформу с гидровертолетом.
Если "Академика Хмелевского" называли плавучим научно-исследовательским институтом, то вертолет можно смело было назвать "летающей научной станцией". Он имел специальные баллоны для посадки на воду, мощный двигатель, большой "потолок" и радиус автономного полета, "мини-лабораторию" послушный, надежный и, с точки зрения технической эстетики, красивый воздушный корвет.
- Товарищ начальник экспедиции, корабль к полету готов! по-военному доложил пилот Андрис Лепет, сероглазый и белозубый, с небольшой черной бородкой, бронзово-загорелый крепыш.
- Горючее?
- На трое суток.
- Аварийный запас?
- Тоже.
- Ну, что же, пора! - сказал Кудояров. И пока люди занимали свои места в вертолете, он обратился к капитану Леху;
- Остаетесь моим заместителем. Будем к вечеру. Прошу обеспечить постоянную связь по радио. Ну, поехали, ваше величество, - добавил он, улыбаясь и кивая Андрису. - Долгие проводы - лишние слезы.
Гидровертолет взмыл вверх, затем лег на заданный курс. Над ним стлалась безоблачная синева тропического неба, а внизу - палево-голубая гладь океана, словно смазанная маслом. Кудояров поглядывал то в иллюминатор, то в застекленный смотровой люк под ногами.
- Эх, старина Океан-океанище! - задумчиво сказал он. Сколько в тебе добра, и... зла. Не правда ли, Андрей Сергеевич? - неожиданно обратился он к сидящему рядом Апухтину. Тот готов был лететь куда угодно и когда угодно и сейчас чувствовал себя на седьмом небе, сопутствуя такому научному светилу, как Кудояров.
В тот год океан тысячами выбрасывал на берега тела утопленников, но некому было хоронить их, так как "счастливчиков", которые пережили ураган, косили холера и брюшной тиф.
Такова была страшная жатва этого циклона, не получившего персонального имени, но названного "Ураганом века".
Глава IV. КТО ЕСТЬ КТО
Мадам, эти люди - мои цветы.
Г. Гейне.
"Идеи"
Дневник Апухтина
На борту "Академика". Тихий океан, 30 июля.
Есть за рубежом такое издание - "Кто есть кто?", биографический справочник наиболее видных американцев, наших современников. В Соединенных Штатах он выпускается периодически. Я держал в руках этот увесистый том, тысячи на две страниц, в отличном переплете, на тонкой и очень прочной бумаге "библьдрук", на какой печатаются библии. По заверениям издателей, эта книга "вдохновляет всех американцев на активную деятельность в деле прогресса и совершенствования человечества..."
Здесь представлены, как сказано в предисловии, "мужчины и женщины, делающие историю нации, создающие их культуру, ведущие нас вперед во всех областях: религии, науке, бизнесе, армии". Листаешь - ив глазах рябит от бесчисленных политиканов и финансистов, сенаторов и губернаторов, воротил военно-промышленного комплекса, генералов, филантропов, представителей сионистского лобби, им же несть числа.
Нет, подальше от таких справочников. Нам нужен свой, где речь пойдет о людях другого чекана, об истинных деятелях жизни.
Попробую набросать "кто есть кто" на борту "Академика", ведь это целый мир, "Ноев ковчег" в некотором роде. Но о самом "Академике" позже. А сейчас - о главных действующих лицах.
Когда этот дневник начнет превращаться в книгу, мне надобно будет рассказать о главных действующих лицах на "Академике" - наиболее примечательных. А первое место среди них принадлежит, несомненно, Евгению Максимовичу Кудоярову, который одушевляет все усилия коллектива и вносит "живинку" во всякое дело.
Итак - о "батыре". Это словечко тюркского корня означает "богатырь" и пустил его в ход Рахимкулов, молодой магнитолог, восторженно относящийся к Кудоярову. Эта восторженность вообще присуща многим другим молодым научным сотрудникам, "бройлерам", как в шутку называют их "старики", (а в последнюю категорию зачислены все лица старше 30 лет). Каждый "бройлер" мечтает стать таким, как Кудоярев. Пример, конечно, достойный подражания, но - ox! - как трудно осуществима эта мечта.
Действительно богатырь - и духовно и физически, человек баснословно даровитый. В 60 почти лет - две докторские степени: физико-математических наукраз и географических - два. Математик, географ, путешественник, один из ведущих ученых в новой отрасли науки об Океане - тайфунологии, автор солидных научных трудов и писатель-фантаст... Время от времени приходят в мир люди, так богато одаренные, что ни одна область науки, техники, искусства, взятая в отдельности, не может насытить их кипучей творческой энергии. К таким людям исключительной духовной плодовитости, невольно вызывающих в памяти образы людей эпохи Возрождения, относится и Евгений Максимович. Он энциклопедически образован, фундаментально сведущ не только в океанологии, но и в физике моря, метеорологии, астрономии и многих смежных науках.
И еще характерная черта, которой я не встречал до сих пор у других людей - у него планетарное ощущение Земли. Как у Брюсова:
Я сын Земли,
Дитя планеты малой...
В беседах со мной он не раз говорил, что очень любит Землю в целом, все ее стихии. Для него планета нашане абстрактное понятие или поэтический образ, у него конкретное понятие о ней, выработанное долгими и далекими путешествиями.
Он любит природу не только за ее величественность и красоту, природа дорога и близка ему не только своей эстетической стороной. Он любит все живое за одно то, что это жизнь, ненавидит мертвое и враждебное человеку.
Вместе с тем Евгению Максимовичу присуще ощущение Космоса. Это очень явственно отразилось в его научно-фантастических произведениях: романе "Звезда и атом" - о вторжении ученых в мегамир, то есть в объекты протяженностью более пяти миллионов световых лет и в повести "Партизаны Космоса" - о контактах с инопланетными цивилизациями. Короче говоря, он, по Марку Аврелию*, "наблюдает движение светил, как принимающий участие в нем".
- Конечно, Андрей Сергеевич, освоение Космоса - это чертовски здорово, грандиозный замах, - говорил он мне, - но нельзя забывать, что на Земле, нашей Земле, много еще непознанного, прежде всего - Мировой Океан.
Кудояров неустанно призывал к познанию гидрокосмоса, к необходимости бережного отношения к Океану. В повести-предупреждении "Слепой гладиатор" он нарисовал картины смерти Океана в результате небрежного, преступного обращения империалистов с голубой житницей человечества; там были поистине страшные зарисовки невиданного бедствия планеты, написанные с уэллсовской образностью и убедительностью, напоминающие офорты Гойи.
В большом научном коллективе "Академика" Кудояров был демократичен, прост, внимателен к людям, вне зависимости от рангов и заслуг, очень общителен. Он умел скрашивать досуги людей неистощимой своей выдумкой. Вот, скажем, в вечерние часы он появляется в кают-компании, приветствуемый благожелательным гулом голосов, извлекает из кармана моток мягкой проволоки, плоскогубцы и сразу же около него образуется тесный кружок любопытствующих. Сильные пальцы Кудоярова начинают вертеть из проволоки мудреные головоломки, каждый раз новые. Объявляется премия за отгадку.
- Вот это, - с лукавой усмешкой говорит Кудояров, - два конца, два кольца и спиралька - очень ядовитая штучка, товарищи... Не всякому по зубам.
Постепенно в игру втягивается все больше и больше участников. Забавно видеть, как какой-нибудь высокоученый муж, облысевший над тайнами высшей математики, кряхтит, безуспешно пытаясь освободить спираль из плена колец - штучка, действительно, оказывается очень "ядовитой".
- Евгений Максимович, это невозможно, - взывает наконец вспотевший муж.
- Как невозможно? - отзывается Кудояров. Он берет головоломку из рук неудачника и.. - раз-два-три, демонстрирует решение, обычно - очень простое. - А ларчик просто открывался, - резюмирует он под общий смех.
Нужно слышать, с каким уважением, даже с нежностью, говорит о Кудоярове капитан Лех Казимирович Ковальский, "лицо номер два" по своему положению на "Академике".
- Вот вы вспоминаете о людях Возрождения, - говорит он, покачивая ногой в белой парусиновой туфле, - да Винчи, Рабле, Дюрер, Шекспир и другие, как вы изволите выражаться, "доблестные собеседники на пиршестве человеческого ума". Но я бы не стал забираться так далеко, во Францию да Италию. Сравнение напрашивается ближе. Знаете, с кем я бы сравнил Евгения Максимовича? С Ломоносовым. Тоже ведь "рыбацкую академию" прошел, такой же обширный ум. Поверьте мне, этот человечище создан для битвы, и нет опасности, которая остановила бы его на пути к познанию.
Сам капитан Лех - не менее яркая и самобытная фигура, рядом с Кудояровым. Всегда в отутюженном белом кителе с капитанскими шевронами на погонах, гладковыбритый, коренастый, он пристально смотрит на меня своими зеленоватыми кошачьими глазами. Я поражаюсь подвижности, с какой этот глубокий старик взбегает по трапам, и задаюсь вопросом: да сколько же ему лет? Пробовал я спрашивать Кудоярова, но тот ответил только, что это компетенция отдела кадров и что его самого, Кудоярова, на свете еще не было, когда капитан Лех уже ходил на больших океанских парусниках штурманом.
Знания капитана Леха во всем, что касалось моря, поражали своей обширностью. В сочетании с прекрасно сохранившейся феноменальной памятью это снискало ему прозвище "БМЭ", то есть "Большая Морская Энциклопедия".
Я сам плавал - и немало, не пассажиром, конечно, и кое-что знаю о море, но он сообщил мне столько нового, чрезвычайно интересного, так обогатил мои познания о гидрокосмосе, что я должен быть ему благодарен до конца дней своих.
Беседы с ним были необычайно занимательны и поучительны и могли бы послужить материалом для отдельной книги. Начав путь с юнги и закончив его капитаном флагмана советского научного флота, этот "Моряк летучей рыбы" и последний из могикан парусного флота хранил в своей памяти воспоминания о временах суровых и жестоких дальних плаваний, о старинных морских нравах и обычаях, и, конечно, по словам Чосера, "старинных былей, благородных сказок, былых преданий драгоценный клад". Лех Казимирович был большим знатоком морского фольклора, в особенности английского, так как в молодости много ходил на английских судах. Он помнил массу так называемых "песен полубака", немецкие, норвежские, шведские, голландские корабельные поверья о морских призраках, корабельных домовых - гобелинах, о злых духах моря, среди которых особенно популярен был Дейви Джонс, морской черт.
Есть на "Академике" профессор Ерусалимский, крупный ученый в области морской геологии, но в остальном, не касающемся его специальности, человек довольно недалекий. Как-то он задал Кудоярову бестактный вопрос:
- Смотрю и поражаюсь: зачем вы таскаете с собой капитана Ковальского, эти мощи? Ему уж лет сорок назад следовало бы уйти на пенсию. К тому же на "Академике" есть ЦВЭМ - цифровая вычислительная электронная машина, которая способна и без капитана привести судно из Ленинграда в Австралию.
Евгений Максимович смерил высокоумного профессора уничтожающим взглядом:.
- Товарищ Ерусалимский, вы напрасно отдаете предпочтение машине перед человеком. Я с уверенностью могу поручиться, что сорок самых хитрых машин не могут заменить одного капитана Ковальского. У них нет и не может быть одного качества - интуиции, которой обладает Лех Казимирович. Я сделал с ним не одно плавание и уверен, что он долго еще не сдаст. Ведь он из того поколения, когда на деревянных судах плавали железные люди.
Позже, передавая мне этот разговор, Кудояров заметил:
- Лех Казимирович совершенно одинок, семьей так и не обзавелся. Он - однолюб, все - и друзей, и семью заменяет ему море. Отнимите у него море - и он умрет от тоски.
Евгений Максимович и Лех Казимирович - очень разные люди. Я много раз задавался вопросом: что так тесно связывает этих людей? Тут нечто большее, чем взаимная привязанность и дружба. Потом понял: их глубокая любовь к гидрокосмосу, который для них - живое существо. Этакое языческое поклонение Отцу-Океану.
И еще - оба они неисправимые романтики. Я их отлично понимаю, ибо сам принадлежу к этому племени.
И, наконец, о третьем главном действующем лице нашей экспедиции. Это не человек, хотя и носит человеческое имя "Академик Хмелевский". Это огромное сооружение, чудо советского судостроения, четырехпалубный дизель-электроход: длина свыше 200 метров, водоизмещение 19 тысяч тонн, мощность двигателей 20 тысяч лошадиных сил. Машинное сердце судна позволяет ему развивать скорость до 22 узлов и в короткие сроки добираться до любых районов Мирового Океана.
Знакомство с "Академиком" - это увлекательное путешествие в мир самой современной и совершенной электроники и радиотехники.
Особая гордость "Академика" - научные лаборатории, специализированные по самым различным отраслям знания. В них десятки научных работников с помощью очень точных и совершенных приборов могут глубже и глубже исследовать природу Океана, процессы в его водах, связь их с атмосферными явлениями, проникать во многие тайны "соленого континента".
Свой вычислительный центр, грузовые и пассажирские лифты, киноконцертный и спортивный залы, поликлиника, словом, плавучий город науки и техники. Кстати, мощности бортовой электростанции вполне хватило бы для нужд небольшого города.
Какое значение придают партия и правительство работе коллектива "Академика", видно хотя бы из того, что судно наше имеет приданный ему спутник, точнее - управляемый космический корабль "ОКО" ("Океан - Космос"), движение которого так согласовано с движением Земли, что он как бы висит над тем районом океана, где находится в данный момент "Академик". Эта космическая станция позволяет нам поддерживать беспрестанную и надежную связь с Центром, с институтом, да и вообще в любой час дня и ночи связаться с любым телефонным абонентом на территории Советского Союза.
Контакт с "ОКО" и другими метеорологическими спутниками осуществляется с помощью параболических антенн. Они упрятаны в три огромных серебристых двадцатиметровых шара на верхней палубе, что придает кораблю совершенно экзотический вид.
И еще следует добавить, что знакомство с "Академиком Хмелевским" - процесс довольно сложный и длинный. Чтобы обойти все его помещения, задерживаясь в каждом не более пяти минут, мне понадобилось трое суток. Я облазил судно от трюмов до клотиков, но нигде не нашел хотя бы намека на "Перехватчика ураганов". А ведь я точно знал, что аппарат находится на борту.
Когда я спросил об этом Евгения Максимовича, он загадочно усмехнулся и похлопал меня по плечу:
- Потерпите - узнаете.
Я знал - когда Кудояров не хотел что-либо сказать, то добиваться этого бесполезно.
Вот пока первая "морская тайна".
Пресса
"СКЕЛЕТ В ШКАФУ"
Советский ученый, профессор Кирилл Румянцев снискал себе мировую известность своими смелыми и оригинальными проектами и идеями в области океанологии. О нем пишут много, но ни один из самых дошлых журналистов не может похвалиться, что взял у профессора Румянцева интервью или фотографировал его.
У англичан есть поговорка "Скелет в шкафу", что означает тщательно охраняемую неприглядную семейную тайну. Загадка профессора Румянцева объясняется просто: еще в начале его научной карьеры у него в лаборатории во время рискованного эксперимента произошел взрыв. Большой толстостенный стеклянный баллон, который он держал в руках, разлетелся вдребезги. Глаза чудом уцелели, но лицо оказалось страшно изуродовано осколками. Понадобилось 19 операций на лице и постановка искусственной нижней челюсти, чтобы привести лицо ученого в относительный порядок. Но навсегда осталась непередаваемо уродливая маска Квазимодо - вот причина, по которой профессор Румянцев никому не показывается и не разрешает себя фотографировать...
(Газета "Ивнинг ньюз", Лондон).
Одновременно мюнхенская "вечерка" - "Абендцайтунг" порадовала своих читателей очередной сенсацией:
"Как известно, никому из журналистов не удавалось до сих пор беседовать с профессором Румянцевым или сфотографировать его.
Перед отплытием научно-исследовательского судна "Академик Хмелевский" из Ленинградского порта наш специальный корреспондент побывал на борту корабля и получил у него интервью.
"Знаменитый ученый принял меня, - рассказал наш спец. корр., - в своей роскошно обставленной каюте.
Наш корр.: Уважаемый профессор, надеюсь, что цель плавания вашего корабля не является секретом?
Профессор Румянцев: Нет, почему же. Цель нашего научного похода - исследование Атлантиды, место гибели, которой я определил с достаточной точностью.
Наш корр.: Любопытно было бы знать - каким путем?
Проф. Румянцев: Гипотетическим путем. Могу заверить вас, что рассказ Платона об Атлантиде не является мифом.
Наш корр.: А испытания "Перехватчика ураганов"?
Проф. Румянцев: Я не знаю, о чем вы говорите.
Дальше совершенная галиматья, так как "наш спец. корреспондент" никогда в Ленинграде не бывал.
Фотографию "профессора Румянцева", на которой был запечатлен благообразный старичок с бородкой, шустрый корреспондент заимствовал из семейного альбома своей тетушки.
...А французский юмористический журнал "Канар аншене" ("Утка на цепи") откликнулся на газетную шумиху абстрактным рисунком. Подпись гласила: "Загадочная картинка. Где профессор Румянцев?" (отгадку см. на стр. 12).
Читатель, обратившись к стр. 12, узнавал, что профессора Румянцева, на этой картинке вообще нет.
Глава V. "ОКЕАН-ОКЕАННЩЕ"
Проф. Аронакс: Вы любите море, капитан?
Капитан Немо: О да, я люблю море! Море
это все... Дыхание его чисто и живитель
но... В его безбрежной пустыне человек не
чувствует себя одиноким, потому что все
время ощущает вокруг себя биение жизни. Мо
ре - огромный резервуар жизни...
Жюль Верн.
"20 тысяч лье под водой"
Океан в это утро полностью оправдывает свое название "Тихий". "Академик Хмелевский" режет носом воду, и она ложится по бокам форштевня двумя мягкими маслянистыми полудужьями.
Жизнь на борту "Академика" начиналась рано. Впрочем, это сказано не совсем точно - жизнь на судне не прекращалась, ни на секунду. И в то время, когда ученые мужи разных специальностей и степеней и свободные от вахты члены экипажа мирно похрапывают в своих каютах, "Академик" продолжает вспарывать воды Тихого океана. Кораблю не страшны штормовые широты и тропическая жара: он оснащен успокоителями качки и установками для кондиционирования воздуха. В рубке вахтенный следит за временем и пространством. Тихонько жужжит репитер гироскопического компаса. Изредка пощелкивает электронный штурма" - всевидящий глаз корабля, и в квадратном окошечке его бесконечно тянется лента, на которой самописец показывает вычисленный машиной курс корабля, да в другом, круглом окошечке выскакивают цифры. Меняются каждые четыре часа вахты. Ни на секунду не прекращает деятельности вычислительный центр. И кажется, что "Академик Хмелевский" - это не сугубо земной научноисследовательский корабль, а огромный звездолет, мчащий пытливых астронавтов к далеким, неведомым и желанным мирам.
Такое сравнение нередко приходило на ум Кудоярову, когда он в ночное время поднимался на верхнюю палубу: четыреста восемьдесят обитателей корабля связаны с родными домами только незримой нитью радиотелеграфной и радиотелефонной связи, но, как и на космическом корабле, Родина, кусочек Отчизны здесь, с ними - это территория "Академика Хмелевского", осененная советским флагом, с могучими двигателями и множеством самых современных и совершенных электронных и радиотехнических устройств, созданных руками советских людей. И корабль стремит их к главной цели - познанию Океана, необъятного и, в сущности, пока так же мало изученного, как и Космос.
Таким образом, под началом жизни на борту "Академика" следует понимать начало рабочего дня научных сотрудников.
Кудояров не любил сонь. "Во-первых, - говорил он, - много спать в тропиках - вредно, это расслабляет. Если вам хочется днем спать - примите холодный душ. Во-вторых, есть хорошая русская пословица: "Кто рано встает, тому кок прежде всех подает".
Уже в 5.30 во всех душевых раздавались шум водяных струй, плесканье и фырканье, а вскоре научные сотрудники сидели в кают-компании за завтраком, кто хотел - за общим длинным столом, кто за отдельными столиками на четырех человек. Накормить такую большую семью было делом нелегким, и главный, кок Агафонов, поднявшись раньше всех, всегда оказывался на высоте положения, орудуя со своими подручными на камбузе, белизной и блеском не уступавшем научной лаборатории.
В шесть часов, минута в минуту, заняли места во главе общего стола Кудояров и капитан Лех Казимирович.
Этот морской патриарх восседал по правую руку от Кудоярова, облаченный в двубортный белый китель. Черный галстук подчеркивал первозданную белизну старомодных стоячих воротничков с отогнутыми уголками, какие еще во времена парусного флота назывались "лиселями"*.
Так как подавляющее большинство научных сотрудников было людьми молодыми, то оживленный, хотя и нешумный разговор за завтраком носил преимущественно юмористический характер. Сегодня мишенью острот оказался Лев Маркович Киперфлак, прославившийся своей скаредностью. Злые языки утверждали, что он занимается упражнениями по системе йогов и ежедневно, закрывшись в своей каюте, стоит по два часа на голове. Сам Лев Маркович, кругленький, толстенький, дипломатично помалкивал, зная по горькому опыту, что ему не под силу дать отпор завзятым острословам, и ел сладкий пирожок с таким видом, будто это был последний пирожок в его жизни.
Внезапно заговорил динамик, и все узнали голос радиста Курчавы:
- Внимание, внимание! Говорит радиоузел дизель-электрохода "Академик Хмелевский". Через пять минут мы пересечем тропик Рака. Желающие полюбоваться на него могут собраться на левом борту. Просьба тропик руками не трогать.
Попавшихся на эту удочку, разумеется, не оказалось, но шуточное объявление и зычный гудок возвестили о том, что корабль вошел в тропическую зону океана. "Батыр" поглядел на часы, поднялся и, улыбаясь, сказал:
- Ну, хватит балагурить! Пора и за дела.
В минуту кают-компания опустела. Все разбрелись по рабочим местам: кто в ионосферскую лабораторию, кто в гидрографическую, или термики моря, или по изучению космических излучений и атмосферных возмущений и так далее, и так далее (всего лабораторий на "Академике" было тридцать две). Словом, начался рабочий день "линкора науки" по программе, детально разработанной на вчерашней планерке.
В каюту начальника экспедиции постучали. Вошел старший синоптик, долговязый и мрачноватый Скобелев со свернутой в трубку картой.
- Что передает служба неба? - спросил Кудояров.
- "ОКО" вышел на связь в 5.00, - отвечал Скобелев. - Товарищ Донец сообщает: в районе островов Галапагос сложились благоприятные условия для образования циклона...
- Наша синоптическая сводка?
- Вот, пожалуйста... - Скобелев развернул второй лист, поменьше.
Кудояров с интересом рассматривал карту, испещренную разноцветными стрелками.
Циклон еще находился в колыбели, но чувствительная аппаратура на борту "Академика" на расстоянии двухсот миль уловила инфразвуковые колебания. Эти колебания, или, на образном языке науки, "голос моря", несутся со скоростью звука, обгоняя ветер и волны, и служат верным предвестником зарождающегося урагана.
- Да, да, очень интересно. Обе сводки совпадают, - сказал Кудояров, многозначительно взглядывая на Скобелева. - Знаете что, давайте сделаем рекогносцировку в этом районе. В самое пекло, конечно, не полезем, но пройдем по границе депрессии, произведем замеры. Я сам полечу. А вы как?
- Я с удовольствием, Евгений Максимович. Размяться пора.
- Лады. И корреспондента прихватим, ему интересно будет.
Кудояров снял трубку телефона, вызвал старпома и приказал готовить вертолет.
Через полчаса полетная группа собралась на корме. Утренний океан застыл в штилевой дремоте, просто не верилось, что в каких-нибудь двух часах полета начинали пробуждаться демонические силы ветра и волн. Об этом говорили сводки.
В кормовой части корабля находился большой квадратный люк, задраенный гофрированной металлической крышкой. По знаку Кудоярова старпом включил скрытый двигатель, и половинки люка плавно откатились в стороны, открыв шахту. Специальный лифт подал из нее наверх платформу с гидровертолетом.
Если "Академика Хмелевского" называли плавучим научно-исследовательским институтом, то вертолет можно смело было назвать "летающей научной станцией". Он имел специальные баллоны для посадки на воду, мощный двигатель, большой "потолок" и радиус автономного полета, "мини-лабораторию" послушный, надежный и, с точки зрения технической эстетики, красивый воздушный корвет.
- Товарищ начальник экспедиции, корабль к полету готов! по-военному доложил пилот Андрис Лепет, сероглазый и белозубый, с небольшой черной бородкой, бронзово-загорелый крепыш.
- Горючее?
- На трое суток.
- Аварийный запас?
- Тоже.
- Ну, что же, пора! - сказал Кудояров. И пока люди занимали свои места в вертолете, он обратился к капитану Леху;
- Остаетесь моим заместителем. Будем к вечеру. Прошу обеспечить постоянную связь по радио. Ну, поехали, ваше величество, - добавил он, улыбаясь и кивая Андрису. - Долгие проводы - лишние слезы.
Гидровертолет взмыл вверх, затем лег на заданный курс. Над ним стлалась безоблачная синева тропического неба, а внизу - палево-голубая гладь океана, словно смазанная маслом. Кудояров поглядывал то в иллюминатор, то в застекленный смотровой люк под ногами.
- Эх, старина Океан-океанище! - задумчиво сказал он. Сколько в тебе добра, и... зла. Не правда ли, Андрей Сергеевич? - неожиданно обратился он к сидящему рядом Апухтину. Тот готов был лететь куда угодно и когда угодно и сейчас чувствовал себя на седьмом небе, сопутствуя такому научному светилу, как Кудояров.