Страница:
Пигастер испуганно заморгал и кашлянул.
-- Мне показалось, что там были не просто слова, продиктованные
вежливостью... или жарой, -- заключил Озеров.
Лицо американца покрылось мелкими капельками пота. Однако он нашел в
себе силы усмехнуться:
-- Или коньяком, хотите сказать... О, этот русский коньяк...
-- И опять вы не поняли, -- возразил Озеров. -- Я совсем не имел в виду
той части разговора, о которой, по-видимому, думаете вы. Просто мне тогда
показалось, что под маской ученого-политика я разглядел ученого-человека.
Для проверки одной нашей гипотезы тело старика надо доставить в Улан-Батор.
Только там можно выяснить, отчего он умер. Вот я и подумал, что человек
иногда может одержать верх над политиком. Но, может быть, я ошибся.
Пигастер задумался. Он достал из кармана большой клетчатый платок и
принялся отирать лицо, глядя на дымящие барханы.
-- Нет, вы не ошиблись, -- сказал он наконец. -- И выбрали правильный
путь. Я восхищаюсь вами... Вы опасный противник, или... просто очень
порядочный человек. Впрочем, очень порядочные люди всегда наиболее опасны.
Разумеется, я не в силах отказать в просьбе ни вам, коллега, ни вашему другу
господину Батсуру.
-- Благодарю. Следовательно...
-- Следовательно, признаю себя побежденным. Второй раз... Однако работу
с вами буду вспоминать с искренним удовольствием. Надеюсь, что смогу
приветствовать вас в Америке. Но...
-- Но?..
-- Видите ли, коллега, как все американцы, я -- человек дела. И...
хотел бы поставить все-точки над и... Заключим джентльменское соглашение: вы
не будете вспоминать о моих промахах, а я забуду о том, что вы передали мне
от имени господина Очира. Признайтесь, это придумано вами. Господин Очир и
теперь не уверен, не придется ли выгрузить из самолета монгольскую падаль.
-- Если это для вас так важно, не стану разубеждать. Я готов принять
джентльменское соглашение.
-- Решено. Значит, мы сейчас расстанемся. И поймите меня правильно,
господин Озеров: я не противник истины. Как сказал ваш монгольский приятель:
дорог много, правда одна. Каждый из нас ехал сюда со своей точкой зрения.
Правда оказалась за господином Тумовым. Честь ему и хвала. Можете быть
уверены, что, возвратившись в Соединенные Штаты, я не погрешу против истины.
-- А как же с намеками между строк?
-- Неужели я болтал и об этом? -- удивился Пигастер. -- Ай-я-яй, как
нехорошо!.. Однако у вас поразительная память, господин Озеров. Эти "намеки"
не для огласки. Ведь каждый служит своему делу. Однако, уверяю вас, я
уезжаю... немного иным, чем приехал. Убедиться в своей ошибке, -- это уже
много... для ученого-человека.
К ним быстро подошел Тумов. Брови его были насуплены, глаза зло
сверкали. Он глубоко засунул кулаки в карманы плаща, словно опасаясь, что
может пустить их в ход.
-- Послушайте, -- резко начал он, -- через пять минут...
-- О-кей, господин Тумов, -- прервал Пигастер, -- мы тут как раз
говорили о вас. Ваша точка зрения победила. Я уезжаю вашим сторонником.
Господа, -- громко обратился он к присутствующим, -- мой уважаемый коллега
убедил меня. Я решил лететь. С сожалением покидаю ваше приятное общество.
Желаю всем счастливого пути.
Перед посадкой в самолет Очир крепко пожал руку Аркадию.
-- Вы губите свой талант, -- шутливо заметил он, похлопывая Озерова по
плечу. -- Вам надо идти в дипломаты. Желаю интересных открытий на юге Гоби.
Трое суток бушевал песчаный буран у подножия плато. Ветер срывал
палатки, опрокинул одну из машин. Густая ржавая мгла окутала пустыню.
Исчезло солнце. Молнии сверкали в песчаных тучах; тяжелые раскаты грома
перекатывались над плато, будили многоголосое эхо в глубоких расщелинах.
Поднятый в воздухе песок бесконечным потоком несся над лагерем. Под горами
песка оказались похороненными ящики с провиантом и бочки с горючим.
Люди забились в палатки, судорожно кашляли в непроглядной тонкой пыли.
Пыль слепила глаза, раздражала и жгла горло. Нельзя было зажечь костра,
примуса не горели. Буран разыгрался вскоре после отлета самолета и,
казалось, усиливался с часу на час. О судьбе самолета в лагере не знали.
Буря прервала радиосвязь.
Тумов, лежа на кровати в спальном мешке, сердито уговаривал Озерова и
Батсура, которые расположились прямо на кошмах на полу.
-- Куда вы поедете, непутевые головы! Теперь такие бураны будут
случаться все чаще. Дело идет к осени. Жить вам надоело?
-- Еще один скорпион, -- заметил, вместо ответа, Батсур и стукнул
молотком по брезентовому полу палатки. -- Даже им стало невмоготу. Так и
лезут в палатку один за другим.
-- Откажет мотор, -- продолжал Тумов, -- что будете делать одни в
пустыне за сотни километров от жилья и колодцев? -- Он судорожно закашлялся.
-- Не трать красноречия, Игорь, -- тихо сказал Озеров. -- Вопрос решен:
прекратится буран, и мы едем. Может, нам в руки дается неповторимый случай.
Когда еще экспедиция проникнет в эти места? Мы обязаны выяснить все, что в
наших силах.
-- Погоня за призраком! -- крикнул Тумов. -- Я готов понять вас, если
бы вы продолжали работу в окрестностях Адж-Богдо. Но забираться в глубь
неисследованной пустыни, удаляться на сотни километров от плато, которое вы
сами считаете главным объектом исследований, -- это хуже, чем безумие.
-- Иногда бывает полезно уйти от объекта исследований на некоторое
расстояние, -- заметил Озеров.-- Вблизи за частностями не всегда видно
главное.
-- Вы едете не за этим, -- перебил Тумов. -- Вас увлек бред умирающего
безумца. Ни один уважающий себя исследователь не стал бы тратить времени и
сил на такую чепуху.
-- Может быть, мы плохие исследователи, -- спокойно согласился Озеров.
-- Мы не смогли так легко и просто решить все вопросы, как решил их ты. Дай
же нам самим разобраться в своих ошибках. Возвратившись, мы, может быть,
поздравим тебя с подтверждением твоей гипотезы.
-- Или привезем новую, -- в тон Озерову добавил Батсур.
-- Но почему вы хотите искать доказательства ваших так называемых
"энергетических извержений" в сотнях километров от вулканов?
-- А кто тебе сказал, что мы едем искать доказательства "энергетических
извержений"?
Тумов подскочил на кровати.
-- Как, новая гипотеза?
-- Может быть.
-- Еще не легче!.. В чем она заключается?
-- Тебе не терпится припечатать наши новые представления словом
"фантазия", -- мягко сказал Озеров. -- Не выйдет, дружище. И скажу по
секрету, эти новые представления мне самому еще кажутся почти фантазией.
Потерпи... до нашего возвращения.
-- Конечно фантазия! -- упрямо крикнул Тумов. -- Все фантазия! Сплошная
фантазия!
-- Зеленая! -- добавил Батсур.
Все трое расхохотались и начали кашлять.
-- Твои намерения нам ясны, -- сказал Озеров. -- Спасибо за заботу, но
мы все-таки едем. Верно, Батсур?
-- Конечно! Зачем ждать, пока рога козла дорастут до неба, а хвост
верблюда до земли? Вот, кажется, и буран начинает утихать. Это хорошее
предзнаменование.
Они уехали утром следующего дня. Тумов отдал им лучший вездеход. В
просторный крытый кузов поместили бочки с бензином, продукты, спальные
мешки, приборы. Озеров устроился в кабине рядом с шофером -- суровым пожилым
монголом. Батсур, Жора и Жамбал должны были ехать в кузове.
-- Путь в тысячу километров всегда начинается с одного шага, -- сказал
Батсур и шагнул в тяжело нагруженный кузов вездехода.
Мерно заработал мощный мотор; вездеход плавно тронулся с места.
Весь лагерь собрался проводить путешественников. Зеленая машина
поднялась на один увал, перевалила его, потом появилась на другом, более
далеком. На мгновение вездеход задержался на гребне. Последний раз мелькнули
руки в окне кабины и в дверях кузова -- и вездеход исчез из глаз, словно
растворился в пустыне.
Тумов с тяжелым сердцем возвратился в лагерь. Мрачные предчувствия
томили его.
На другое утро караван машин, лошадей и верблюдов покинул стоянку у
горячего источника и длинной цепью потянулся на северо-запад, к обжитым
местам.
Лагерь стоял возле красноватых скал Атас-Ула вторую неделю. Вопреки
предсказаниям Тумова, погода держалась сносная. Днем допекала жара, ночью --
холод, но пыльные бури не повторялись.
Озеров и Батсур исколесили массив Атас-Ула по всем направлениям. Ничего
примечательного тут не оказалось. Красноватые башни, зубцы и карнизы,
изваянные ветрами в толще красноватых песчаников, были такие же, как на
других массивах великой пустыни. И так же расстилались вокруг бескрайние
каменистые плато, желтые волны барханов, сверкающие от солей плоские блюдца
такыров.
Монастырь ютился в небольшом ущелье. Он был совершенно разрушен и,
видимо, покинут очень давно. Только змеи бесшумно скользили по гладким
плитам и, заслышав гулкие шаги, торопились укрыться в нагромождениях камней.
Вода единственного источника была соленой и едва годилась для питья.
-- Якши вода, -- посмеивался Батсур. -- Суп солить не надо.
-- А скоро мы поедем отсюда? -- поинтересовался Жора, с отвращением
отодвигая эмалированную кружку с чаем.
-- Хоть завтра, богатырь. Надо только сначала найти подземелья.
-- А их тут нет.
-- Не торопись с выводами. Подземелья должны быть. Старик говорил даже
о подземном храме.
-- А если не тут?
Батсур нахмурился. Эта мысль и ему уже не раз приходила в голову. Что,
если они с Озеровым не поняли названия, которое прошептал умирающий? Старик
упомянул о пещерах. В одной из них должен находиться храм с большой статуей.
А тут не было и признака пещер.
-- Вернется Аркадий Михайлович, посоветуемся, -- сказал Батсур. --
Что-то долго его сегодня нет. Скоро ночь...
-- Интересно, где теперь наши? -- мечтательно протянул Жора. --
Наверно, уже в Алма-Ата, а может, и до Москвы добрались.
-- А мы все это знали бы, -- в тон ему пропел Батсур, -- если бы один
мой знакомый проверил вовремя радиоаппаратуру.
Жора густо покраснел:
-- Ей-богу, я не виноват, Батсур. Я же объяснял... Вы согласились взять
меня в самый последний момент, когда все было упаковано. А радио проверял
Игорь Николаевич... Наверно, это он вместо запасных батарей засунул в ящик с
радиоаппаратурой свиную тушенку. Он всегда все путал и все забывал. Таблицы
от приборов он мог сунуть в аптечку, мазь от ожогов -- к продуктам. Когда мы
стояли у базальтового плато, повар положил эту мазь в салат вместе с
майонезом. И никто не догадался. Все только удивлялись, почему салат пахнет
лекарством. А потом Игорь Николаевич попросил меня найти мазь от ожогов, и я
нашел пустую баночку вместе с банками из-под майонеза. Игорь Николаевич не
велел тогда никому говорить...
-- Нельзя, богатырь, дурным словом вспоминать отсутствующих друзей, --
сказал, посмеиваясь, Батсур. -- Друзья плохо будут спать. И ты плохо спать
будешь... Просто Игорь Николаевич немного рассеян, как все большие ученые. А
я бы все-таки, на твоем месте, сразу же проверил передатчик. Тогда мы не
потеряли бы связи с внешним миром. Этак нас еще разыскивать начнут, как
пропавших без вести.
Заскрипел песок под неторопливыми шагами.
К костру, возле которого сидели Батсур и Жора, подошел Озеров. Он был
один.
-- А где Жамбал? -- спросил Батсур, с беспокойством поглядывая на
приятеля.
-- Он остался там. -- Аркадий кивнул в ту сторону, откуда пришел. -- Мы
нашли вход в пещеры. Это километрах в пятнадцати отсюда. Свертываем лагерь,
и поехали...
Вездеход неторопливо катился по темной пустыне. Яркий свет фар вырывал
из мрака мелкую рябь бугристых песков, чахлые ветви полузасохшей караганы,
источенные ветром скалы. Они неожиданно появлялись, отбрасывали резкие
острые тени и, словно призраки растворялись во мраке. Пересекли плоскую
поверхность такыра, потом русло высохшей реки. Скользнула и исчезла в
темноте большая серая змея. Красноватые точки вспыхивали, словно искры, в
темных песках справа и слева от машины.
"Шакалы", -- подумал Батсур.
Он сидел в кабине вездехода между Озеровым и шофером-монголом.
Машину вел Аркадий. По каким-то одному ему известным признакам он
ориентировался в темном лабиринте барханов и скал.
"Огибаем массив с юга, -- соображал Батсур. -- Значит, Аркадий был
прав: пещеры находятся в западной части массива, а не на востоке, где
расположены развалины монастыря. Эти развалины ввели нас в заблуждение".
Озеров затормозил вездеход:
-- Сейчас будет крутой спуск и потом котловина. Там находится вход в
подземелья. Я хотел, чтобы вы посмотрели это место сразу, как взойдет
солнце. Хочу проверить свое впечатление.
-- Что-нибудь новое?
-- И да и нет.
Впереди далеко внизу вспыхнула и погасла яркая точка. Потом снова
зажглась и опять погасла.
-- Жамбал сигналит, -- сказал Озеров. -- Мы почти у цели.
Вездеход, ускоряя движение, скользнул вниз в котловину.
Спать улеглись прямо в кузове вездехода.
Жора предложил было поставить палатки, но Аркадий Михайлович как-то
странно улыбнулся и сказал, что некуда вбивать колья. Жора постучал молотком
в землю и убедился, что действительно под тонким, в несколько сантиметров,
слоем песка находится прочная звонкая скала.
Когда Жора проснулся, в вездеходе уже никого не было. Жора торопливо
выбрался наружу. Утро было удивительно тихое. Вездеход стоял в центре
обширной котловины с совершенно ровным дном. Ее дальний западный край был
освещен первыми лучами солнца, но на широком плоском дне еще лежала холодная
синеватая тень массива Атас-Ула. Чистое яркое небо распростерлось над
покровом желтых песков.
Жамбал и шофер вездехода, сидя на корточках, разжигали примус.
-- А где Батсур и Аркадий Михайлович? -- спросил Жора, щуря глаза от
ослепительной синевы неба.
-- Туда пошел, -- сказал Жамбал, махнув рукой. -- Дырка скала смотреть
пошел. Большой дырка. Ой-ой. Очень глубокий. Мы вчера нашел.
-- А почему меня не разбудили?
-- Зачем моя спрашиваешь? -- удивился Жамбал. -- Батсур спроси. Вон
идет...
Озеров и Батсур неторопливо шагали по направлению к вездеходу.
-- Удивительно, -- произнес Батсур, подходя. -- Удивительно, --
повторил он и вдруг сильно хлопнул Жору по спине. -- Ты понимаешь, что это
значит, богатырь?
-- Нет, -- сказал Жора, потирая спину.
-- И я не понимал, -- признался Батсур. -- А вот Аркадий Михайлович
понял; открытие потрясающее и почти невероятное.
-- Предложи другое объяснение, -- сказал Озеров.
-- Не могу. И, более того, думаю, что ты прав. Но все-таки не
помещается в голове.
-- Вы нашли подземный храм? -- спросил заинтересованный Жора.
-- Храм тоже должен быть, -- ответил Батсур. -- Пойдем его смотреть
после завтрака. Не он главное.
-- А что?
-- То, на чем ты стоишь.
-- Песок?
-- Твоя догадливость, богатырь, не угонится за твоей
любознательностью... Разгреби лапками песок и скажи, что находится под ним.
-- О, -- сказал Жора, разгребая песок.
-- Вот именно! То же самое изрек и я полчаса назад. Что это за порода?
Жора постучал молотком по гладкой, словно отполированной поверхности
темно-серого камня. Лег на живот, разгреб песок пошире, внимательно
разглядывая странную породу; перебрался на другое место, копнул там, --
обнаружил ту же породу.
Он ползал на четвереньках вокруг вездехода и везде под тонким слоем
рыхлого песка встречал твердую, как сталь, гладкую поверхность серого камня.
В ней почти не было трещин, и молоток отскакивал от нее, как от наковальни.
Жора поднялся, отбежал на несколько десятков метров в сторону, копнул песок.
То же самое...
-- Везде так? -- удивленно спросил он.
-- По всей котловине, -- ответил Озеров. -- Местами песка немного
больше. Впрочем, он, вероятно, не держится на этой гладкой поверхности. --
Его систематически сдувает ветрами. Так что это, по-вашему, Жора?
-- Если бы мы не находились в Гоби, я бы сказал, что это похоже на
полированный бетон, а вся эта площадь напоминает... аэродром.
-- Здорово! -- сказал Озеров. -- Вот не ожидал...
-- Ай да Жора! -- вскричал Батсур. -- Быть тебе академиком.
Поздравляю... Ну и удивил!..
-- Да вы меня не поняли, -- запротестовал Жора чуть не плача. -- И не
дали кончить. Я же сказал -- если бы мы не находились в Гоби. А мы в Гоби!
Каждому дурню ясно, что здесь не может быть бетона. За кого вы меня
принимаете? Конечно, я понимаю, что это совсем другое... Ну что? Поверхность
лавового покрова. Лава растекалась по дну котловины, и получилось такое...
Чего вы смеетесь? Разве не так?
-- Мы не смеемся, -- серьезно сказал Озеров.-- Только никогда не надо
сразу отказываться от суждений, которые самому тебе кажутся наиболее
справедливыми. Это немного похоже на аэродром, не правда ли?
-- Да, но...
-- И я так думаю. Это, конечно, не лава. Это скорее всего искусственный
материал, сходный с бетоном, но гораздо более прочный. И площадка эта, может
быть, служила чем-то вроде... аэродрома. Чем-то вроде... Не будем торопиться
с окончательными выводами. Посмотрим, что даст осмотр подземелий...
Исследование подземелья заняло целый день. Батсур, Озеров, Жамбал и
Жора медленно пробирались в лабиринте коридоров и залов. Ток свежего воздуха
увлекал вперед пламя самодельного факела. Шли по направлению движения
воздуха. Иногда останавливались, чтобы осмотреть боковые коридоры. Все ходы
и залы были высечены в массивном сером песчанике. На гладко отполированных
стенах не было заметно ни надписей, ни рисунков. Высокие полукруглые своды
залов поражали правильностью геометрических форм.
-- Странное сооружение, -- говорил Батсур. -- Какими инструментами
высечен этот лабиринт? -- Пожалуй, это не монгольская и даже не китайская
работа...
-- Конечно, это гораздо более древнее сооружение, -- согласился Озеров.
-- Вероятно, оно создавалось одновременно с площадкой, которую Жора назвал
аэродромом. А монгольские монахи значительно позже превратили его в
подземный храм.
-- Кто же построил все это? -- удивлялся Жора.
-- Не торопись, богатырь. Все узнаем! Когда три охотника едины в своих
усилиях, они свяжут самого сильного льва.
-- Разве в Монголии есть львы, Батсур?
-- Сейчас нет, но в минувшие геологические эпохи были. Я имел в виду...
Батсур не кончил. Впереди послышался какой-то шум.
-- Ветер? -- предположил Озеров.
-- Пожалуй, нет... Может, вода? Мы спустились довольно глубоко.
Они осторожно двинулись вперед. Шум становился все более явственным.
Ток воздуха стал настолько сильным, что почти задувал факел.
И вдруг впереди забрезжил слабый свет. Коридор кончился. Они очутились
в огромном круглом зале. Свет проникал откуда-то сверху и падал на каменное
лицо огромного изваяния, высеченного в стене зала.
-- Вот она -- статуя Великого Ламы, -- тихо сказал Батсур. -- Какой
колосс!..
Статуя имела в высоту более тридцати метров. Лама был изображен
сидящим, глаза его были закрыты, огромные руки с толстыми пальцами лежали на
коленях. У ног статуи из трещины в стене зала бил источник. Сильная струя
воды обрывалась водопадом и исчезала в глубоком тоннеле.
Жора поспешил попробовать воду на вкус.
-- Роскошная вода, -- объявил он. -- С самого отъезда из Алма-Ата не
пил такой.
-- Наверно, священный вода, -- предположил Жамбал. -- Возьмем с собой
побольше. Чай будет ай-ай какой...
Озеров и Батсур поднялись на огромный постамент статуи и, включив
электрические фонари, осматривали ворох разноцветного хлама, некогда
оставленного паломниками.
-- Историкам здесь найдется работа, -- заметил Батсур. -- Это,
вероятно, один из старейших храмов Монголии и, вдобавок, заброшенный очень
давно. Едва ли кто помнит о нем... Судя по этому тряпью, последние паломники
были здесь лет сто назад.
-- Все правильно, -- прервал вдруг Озеров. -- Вот кусок священной плиты
громовых духов, о которой говорил умирающий сторож.
В руке Аркадия заискрился большой осколок блестящего кристалла
-- Так я думал, -- продолжал Озеров. -- Это то же вещество, которое
Жора нашел в расщелине базальтового плато. Ты понимаешь, что это значит,
Батсур?..
-- Но ведь это не минерал... -- вскричал молодой монгол, рассматривая
переданный ему Аркадием осколок, -- это...
-- Конечно, это обломок какого-то прибора... Вот тебе и конденсация
солнечной энергии черным базальтовым плато.
-- Здесь высечена надпись, -- сказал Батсур, указывая на постамент
статуи.
Аркадий осветил причудливые письмена лучом электрического фонаря.
-- Надо обязательно прочитать ее, Батсур. Здесь лежал осколок этого
удивительного вещества. Надпись, вероятно, относится к нему.
-- Это по китайски, -- пробормотал Батсур, водя пальцем по иероглифам.
-- Почти ничего не понимаю . Что-то о тайне Гремящей расщелины, о громовых
духах Адж Богдо. Придется перерисовать и сфотографировать Потом переведем.
Пока Батсур копировал надпись, Озеров и Жора, помогая друг другу,
взобрались на плечо Великого Ламы.
-- Наверху в стене зала -- такие же "бойницы", как и в подземелье
монастыря, где жил старик-монгол! -- крикнул сверху Аркадий. -- Вероятно,
все эти подземелья некогда служили для одной цели. И, судя по ориентировке,
"бойницы" были направлены... в сторону базальтового плато. Неужели и отсюда
можно было наблюдать пляску громовых духов над Адж-Богдо?
-- Знаешь, Аркадий, -- сказал Батсур, когда Озеров спустился к подножию
статуи, -- по-моему, спящий Лама высечен на месте какого-то более древнего
сооружения. Статуя обработана гораздо грубее, чем стены подземных тоннелей и
залов, а вот кое-где на постаменте и на ногах статуи сохранились участки с
более совершенной обработкой камня.
-- Без сомнения, -- согласился Озеров, -- этот Лама сравнительно
молодой, а подземелью много тысяч лет. Много тысяч, Батсур.
-- Куда пойдем теперь? -- спросил Жора.
Озеров и Батсур переглянулись.
-- Теперь остается самое главное, -- торжественно объявил Озеров. --
Все исходные данные в наших руках. Старик-сторож оказался прав... Надпись
Батсур расшифрует по дороге. Теперь остается возвратиться к базальтовому
плато, хоть по воздуху добраться до его центрального вулкана и спуститься в
жерло Гремящей расщелины. Если, конечно, туда еще можно спуститься. Мы
слишком много времени потеряли на Атас-Ула. Теперь дорога каждая минута.
Через два дня зеленый вездеход подъехал к месту старого лагеря у
обрывов базальтового плато. Здесь запаслись свежей водой. Жора хотел
искупаться, но Озеров не разрешил.
-- На обратном пути, а сейчас некогда. Если опоздаем, "злые духи" не
пустят нас в Гремящую расщелину.
Жора мрачно полез в кузов вездехода. Последние дни он перестал
понимать, когда Аркадий Михайлович и Батсур говорили серьезно, а когда
подтрунивали над ним. Собственно, все началось в котловине возле Атас-Ула,
когда Жора ляпнул об аэродроме и о лаве... Теперь Батсур называл
"аэродромом" каждый встречный такыр, а Аркадий Михайлович, говоря о
подземельях Атас-Ула, именовал их не иначе, как "Подземный лабиринт у
аэродрома".
Батсур всю дорогу бился над расшифровкой китайской надписи. Что-то у
него не получалось. Трясясь в кузове вездехода, он бормотал о плясках
громовых духов, священных плитах и ламе. Из разговоров, которые вели на
коротких привалах Батсур и Аркадий Михайлович, тоже ничего нельзя было
понять. Казалось, что они оба всерьез поверили в старинную легенду,
рассказанную стариком-монголом и сейчас собираются заглянуть к злым духам,
обитающим в центре базальтового плато, и очень боятся опоздать.
На все вопросы Жоры Батсур неизменно отвечал:
-- Потерпи, богатырь. Еще не все ясно. Пока это гипотеза...
"Хороша гипотеза!" -- сердито думал Жора. Однако после промаха с
аэродромом остерегался высказывать свои мысли вслух. Он поделился сомнениями
с Жамбалом и молчаливым шофером. Шофер многозначительно поднял брови,
сплюнул сквозь зубы и по обыкновению промолчал, а Жамбал неожиданно сказал:
-- Все правильно! Надо злой дух прогоняй из Гоби. Новый жизнь пришел.
Зачем нам злой дух! Монахи уходил, пускай злой дух тоже уходил. Хорошо
будет...
Лагерь устроили под обрывами базальтового плато, километрах в тридцати
к западу от источника. На следующее утро, захватив радиометры и веревки,
направились к центральному вулканическому конусу, который находился
невдалеке. Летом со стороны источника к нему так и не удалось проникнуть
из-за трещин. Однако конус оказался недоступен и от нового лагеря. Глубокие
трещины, рассекающие покровы базальтовых лав, вскоре преградили путь
исследователям.
-- Здесь без вертолета не обойтись, -- со злостью сказал Батсур.
-- Как радиоактивность, Жора? -- поинтересовался Аркадий Михайлович.
-- Нормально...
-- До центрального конуса около километра. До его кратера километра
полтора. Пожалуй, еще рано, Батсур.
-- Если излучение направленное, то пожалуй. Но до Гремящей расщелины
остается каких-нибудь триста -- четыреста метров. Ее влияние должно
сказаться.
-- Не забывай, что разряд произошел всего несколько месяцев назад.
"О чем они?" -- думал Жора, с отвращением поглядывая на глубокие
трещины.
-- Аркадий Михаилович, -- спросил он после того как Озеров и Батсур
замолчали, -- что вы называете Гремящей расщелиной?
-- Вон то глубокое ущелье, которое подходит к центральному конусу. Мы
его хорошо рассмотрели с самолета. Из этой расщелины можно проникнуть в
жерло центрального вулкана. Это единственное жерло, в котором нет лавовой
пробки. И над ним мы наблюдали повышение радиоактивности.
-- А не попробовать ли пробраться к вулкану по самой расщелине? --
неуверенно предложил Жора. -- Ведь она наверно доходит до края плато...
-- Мне показалось, что там были не просто слова, продиктованные
вежливостью... или жарой, -- заключил Озеров.
Лицо американца покрылось мелкими капельками пота. Однако он нашел в
себе силы усмехнуться:
-- Или коньяком, хотите сказать... О, этот русский коньяк...
-- И опять вы не поняли, -- возразил Озеров. -- Я совсем не имел в виду
той части разговора, о которой, по-видимому, думаете вы. Просто мне тогда
показалось, что под маской ученого-политика я разглядел ученого-человека.
Для проверки одной нашей гипотезы тело старика надо доставить в Улан-Батор.
Только там можно выяснить, отчего он умер. Вот я и подумал, что человек
иногда может одержать верх над политиком. Но, может быть, я ошибся.
Пигастер задумался. Он достал из кармана большой клетчатый платок и
принялся отирать лицо, глядя на дымящие барханы.
-- Нет, вы не ошиблись, -- сказал он наконец. -- И выбрали правильный
путь. Я восхищаюсь вами... Вы опасный противник, или... просто очень
порядочный человек. Впрочем, очень порядочные люди всегда наиболее опасны.
Разумеется, я не в силах отказать в просьбе ни вам, коллега, ни вашему другу
господину Батсуру.
-- Благодарю. Следовательно...
-- Следовательно, признаю себя побежденным. Второй раз... Однако работу
с вами буду вспоминать с искренним удовольствием. Надеюсь, что смогу
приветствовать вас в Америке. Но...
-- Но?..
-- Видите ли, коллега, как все американцы, я -- человек дела. И...
хотел бы поставить все-точки над и... Заключим джентльменское соглашение: вы
не будете вспоминать о моих промахах, а я забуду о том, что вы передали мне
от имени господина Очира. Признайтесь, это придумано вами. Господин Очир и
теперь не уверен, не придется ли выгрузить из самолета монгольскую падаль.
-- Если это для вас так важно, не стану разубеждать. Я готов принять
джентльменское соглашение.
-- Решено. Значит, мы сейчас расстанемся. И поймите меня правильно,
господин Озеров: я не противник истины. Как сказал ваш монгольский приятель:
дорог много, правда одна. Каждый из нас ехал сюда со своей точкой зрения.
Правда оказалась за господином Тумовым. Честь ему и хвала. Можете быть
уверены, что, возвратившись в Соединенные Штаты, я не погрешу против истины.
-- А как же с намеками между строк?
-- Неужели я болтал и об этом? -- удивился Пигастер. -- Ай-я-яй, как
нехорошо!.. Однако у вас поразительная память, господин Озеров. Эти "намеки"
не для огласки. Ведь каждый служит своему делу. Однако, уверяю вас, я
уезжаю... немного иным, чем приехал. Убедиться в своей ошибке, -- это уже
много... для ученого-человека.
К ним быстро подошел Тумов. Брови его были насуплены, глаза зло
сверкали. Он глубоко засунул кулаки в карманы плаща, словно опасаясь, что
может пустить их в ход.
-- Послушайте, -- резко начал он, -- через пять минут...
-- О-кей, господин Тумов, -- прервал Пигастер, -- мы тут как раз
говорили о вас. Ваша точка зрения победила. Я уезжаю вашим сторонником.
Господа, -- громко обратился он к присутствующим, -- мой уважаемый коллега
убедил меня. Я решил лететь. С сожалением покидаю ваше приятное общество.
Желаю всем счастливого пути.
Перед посадкой в самолет Очир крепко пожал руку Аркадию.
-- Вы губите свой талант, -- шутливо заметил он, похлопывая Озерова по
плечу. -- Вам надо идти в дипломаты. Желаю интересных открытий на юге Гоби.
Трое суток бушевал песчаный буран у подножия плато. Ветер срывал
палатки, опрокинул одну из машин. Густая ржавая мгла окутала пустыню.
Исчезло солнце. Молнии сверкали в песчаных тучах; тяжелые раскаты грома
перекатывались над плато, будили многоголосое эхо в глубоких расщелинах.
Поднятый в воздухе песок бесконечным потоком несся над лагерем. Под горами
песка оказались похороненными ящики с провиантом и бочки с горючим.
Люди забились в палатки, судорожно кашляли в непроглядной тонкой пыли.
Пыль слепила глаза, раздражала и жгла горло. Нельзя было зажечь костра,
примуса не горели. Буран разыгрался вскоре после отлета самолета и,
казалось, усиливался с часу на час. О судьбе самолета в лагере не знали.
Буря прервала радиосвязь.
Тумов, лежа на кровати в спальном мешке, сердито уговаривал Озерова и
Батсура, которые расположились прямо на кошмах на полу.
-- Куда вы поедете, непутевые головы! Теперь такие бураны будут
случаться все чаще. Дело идет к осени. Жить вам надоело?
-- Еще один скорпион, -- заметил, вместо ответа, Батсур и стукнул
молотком по брезентовому полу палатки. -- Даже им стало невмоготу. Так и
лезут в палатку один за другим.
-- Откажет мотор, -- продолжал Тумов, -- что будете делать одни в
пустыне за сотни километров от жилья и колодцев? -- Он судорожно закашлялся.
-- Не трать красноречия, Игорь, -- тихо сказал Озеров. -- Вопрос решен:
прекратится буран, и мы едем. Может, нам в руки дается неповторимый случай.
Когда еще экспедиция проникнет в эти места? Мы обязаны выяснить все, что в
наших силах.
-- Погоня за призраком! -- крикнул Тумов. -- Я готов понять вас, если
бы вы продолжали работу в окрестностях Адж-Богдо. Но забираться в глубь
неисследованной пустыни, удаляться на сотни километров от плато, которое вы
сами считаете главным объектом исследований, -- это хуже, чем безумие.
-- Иногда бывает полезно уйти от объекта исследований на некоторое
расстояние, -- заметил Озеров.-- Вблизи за частностями не всегда видно
главное.
-- Вы едете не за этим, -- перебил Тумов. -- Вас увлек бред умирающего
безумца. Ни один уважающий себя исследователь не стал бы тратить времени и
сил на такую чепуху.
-- Может быть, мы плохие исследователи, -- спокойно согласился Озеров.
-- Мы не смогли так легко и просто решить все вопросы, как решил их ты. Дай
же нам самим разобраться в своих ошибках. Возвратившись, мы, может быть,
поздравим тебя с подтверждением твоей гипотезы.
-- Или привезем новую, -- в тон Озерову добавил Батсур.
-- Но почему вы хотите искать доказательства ваших так называемых
"энергетических извержений" в сотнях километров от вулканов?
-- А кто тебе сказал, что мы едем искать доказательства "энергетических
извержений"?
Тумов подскочил на кровати.
-- Как, новая гипотеза?
-- Может быть.
-- Еще не легче!.. В чем она заключается?
-- Тебе не терпится припечатать наши новые представления словом
"фантазия", -- мягко сказал Озеров. -- Не выйдет, дружище. И скажу по
секрету, эти новые представления мне самому еще кажутся почти фантазией.
Потерпи... до нашего возвращения.
-- Конечно фантазия! -- упрямо крикнул Тумов. -- Все фантазия! Сплошная
фантазия!
-- Зеленая! -- добавил Батсур.
Все трое расхохотались и начали кашлять.
-- Твои намерения нам ясны, -- сказал Озеров. -- Спасибо за заботу, но
мы все-таки едем. Верно, Батсур?
-- Конечно! Зачем ждать, пока рога козла дорастут до неба, а хвост
верблюда до земли? Вот, кажется, и буран начинает утихать. Это хорошее
предзнаменование.
Они уехали утром следующего дня. Тумов отдал им лучший вездеход. В
просторный крытый кузов поместили бочки с бензином, продукты, спальные
мешки, приборы. Озеров устроился в кабине рядом с шофером -- суровым пожилым
монголом. Батсур, Жора и Жамбал должны были ехать в кузове.
-- Путь в тысячу километров всегда начинается с одного шага, -- сказал
Батсур и шагнул в тяжело нагруженный кузов вездехода.
Мерно заработал мощный мотор; вездеход плавно тронулся с места.
Весь лагерь собрался проводить путешественников. Зеленая машина
поднялась на один увал, перевалила его, потом появилась на другом, более
далеком. На мгновение вездеход задержался на гребне. Последний раз мелькнули
руки в окне кабины и в дверях кузова -- и вездеход исчез из глаз, словно
растворился в пустыне.
Тумов с тяжелым сердцем возвратился в лагерь. Мрачные предчувствия
томили его.
На другое утро караван машин, лошадей и верблюдов покинул стоянку у
горячего источника и длинной цепью потянулся на северо-запад, к обжитым
местам.
Лагерь стоял возле красноватых скал Атас-Ула вторую неделю. Вопреки
предсказаниям Тумова, погода держалась сносная. Днем допекала жара, ночью --
холод, но пыльные бури не повторялись.
Озеров и Батсур исколесили массив Атас-Ула по всем направлениям. Ничего
примечательного тут не оказалось. Красноватые башни, зубцы и карнизы,
изваянные ветрами в толще красноватых песчаников, были такие же, как на
других массивах великой пустыни. И так же расстилались вокруг бескрайние
каменистые плато, желтые волны барханов, сверкающие от солей плоские блюдца
такыров.
Монастырь ютился в небольшом ущелье. Он был совершенно разрушен и,
видимо, покинут очень давно. Только змеи бесшумно скользили по гладким
плитам и, заслышав гулкие шаги, торопились укрыться в нагромождениях камней.
Вода единственного источника была соленой и едва годилась для питья.
-- Якши вода, -- посмеивался Батсур. -- Суп солить не надо.
-- А скоро мы поедем отсюда? -- поинтересовался Жора, с отвращением
отодвигая эмалированную кружку с чаем.
-- Хоть завтра, богатырь. Надо только сначала найти подземелья.
-- А их тут нет.
-- Не торопись с выводами. Подземелья должны быть. Старик говорил даже
о подземном храме.
-- А если не тут?
Батсур нахмурился. Эта мысль и ему уже не раз приходила в голову. Что,
если они с Озеровым не поняли названия, которое прошептал умирающий? Старик
упомянул о пещерах. В одной из них должен находиться храм с большой статуей.
А тут не было и признака пещер.
-- Вернется Аркадий Михайлович, посоветуемся, -- сказал Батсур. --
Что-то долго его сегодня нет. Скоро ночь...
-- Интересно, где теперь наши? -- мечтательно протянул Жора. --
Наверно, уже в Алма-Ата, а может, и до Москвы добрались.
-- А мы все это знали бы, -- в тон ему пропел Батсур, -- если бы один
мой знакомый проверил вовремя радиоаппаратуру.
Жора густо покраснел:
-- Ей-богу, я не виноват, Батсур. Я же объяснял... Вы согласились взять
меня в самый последний момент, когда все было упаковано. А радио проверял
Игорь Николаевич... Наверно, это он вместо запасных батарей засунул в ящик с
радиоаппаратурой свиную тушенку. Он всегда все путал и все забывал. Таблицы
от приборов он мог сунуть в аптечку, мазь от ожогов -- к продуктам. Когда мы
стояли у базальтового плато, повар положил эту мазь в салат вместе с
майонезом. И никто не догадался. Все только удивлялись, почему салат пахнет
лекарством. А потом Игорь Николаевич попросил меня найти мазь от ожогов, и я
нашел пустую баночку вместе с банками из-под майонеза. Игорь Николаевич не
велел тогда никому говорить...
-- Нельзя, богатырь, дурным словом вспоминать отсутствующих друзей, --
сказал, посмеиваясь, Батсур. -- Друзья плохо будут спать. И ты плохо спать
будешь... Просто Игорь Николаевич немного рассеян, как все большие ученые. А
я бы все-таки, на твоем месте, сразу же проверил передатчик. Тогда мы не
потеряли бы связи с внешним миром. Этак нас еще разыскивать начнут, как
пропавших без вести.
Заскрипел песок под неторопливыми шагами.
К костру, возле которого сидели Батсур и Жора, подошел Озеров. Он был
один.
-- А где Жамбал? -- спросил Батсур, с беспокойством поглядывая на
приятеля.
-- Он остался там. -- Аркадий кивнул в ту сторону, откуда пришел. -- Мы
нашли вход в пещеры. Это километрах в пятнадцати отсюда. Свертываем лагерь,
и поехали...
Вездеход неторопливо катился по темной пустыне. Яркий свет фар вырывал
из мрака мелкую рябь бугристых песков, чахлые ветви полузасохшей караганы,
источенные ветром скалы. Они неожиданно появлялись, отбрасывали резкие
острые тени и, словно призраки растворялись во мраке. Пересекли плоскую
поверхность такыра, потом русло высохшей реки. Скользнула и исчезла в
темноте большая серая змея. Красноватые точки вспыхивали, словно искры, в
темных песках справа и слева от машины.
"Шакалы", -- подумал Батсур.
Он сидел в кабине вездехода между Озеровым и шофером-монголом.
Машину вел Аркадий. По каким-то одному ему известным признакам он
ориентировался в темном лабиринте барханов и скал.
"Огибаем массив с юга, -- соображал Батсур. -- Значит, Аркадий был
прав: пещеры находятся в западной части массива, а не на востоке, где
расположены развалины монастыря. Эти развалины ввели нас в заблуждение".
Озеров затормозил вездеход:
-- Сейчас будет крутой спуск и потом котловина. Там находится вход в
подземелья. Я хотел, чтобы вы посмотрели это место сразу, как взойдет
солнце. Хочу проверить свое впечатление.
-- Что-нибудь новое?
-- И да и нет.
Впереди далеко внизу вспыхнула и погасла яркая точка. Потом снова
зажглась и опять погасла.
-- Жамбал сигналит, -- сказал Озеров. -- Мы почти у цели.
Вездеход, ускоряя движение, скользнул вниз в котловину.
Спать улеглись прямо в кузове вездехода.
Жора предложил было поставить палатки, но Аркадий Михайлович как-то
странно улыбнулся и сказал, что некуда вбивать колья. Жора постучал молотком
в землю и убедился, что действительно под тонким, в несколько сантиметров,
слоем песка находится прочная звонкая скала.
Когда Жора проснулся, в вездеходе уже никого не было. Жора торопливо
выбрался наружу. Утро было удивительно тихое. Вездеход стоял в центре
обширной котловины с совершенно ровным дном. Ее дальний западный край был
освещен первыми лучами солнца, но на широком плоском дне еще лежала холодная
синеватая тень массива Атас-Ула. Чистое яркое небо распростерлось над
покровом желтых песков.
Жамбал и шофер вездехода, сидя на корточках, разжигали примус.
-- А где Батсур и Аркадий Михайлович? -- спросил Жора, щуря глаза от
ослепительной синевы неба.
-- Туда пошел, -- сказал Жамбал, махнув рукой. -- Дырка скала смотреть
пошел. Большой дырка. Ой-ой. Очень глубокий. Мы вчера нашел.
-- А почему меня не разбудили?
-- Зачем моя спрашиваешь? -- удивился Жамбал. -- Батсур спроси. Вон
идет...
Озеров и Батсур неторопливо шагали по направлению к вездеходу.
-- Удивительно, -- произнес Батсур, подходя. -- Удивительно, --
повторил он и вдруг сильно хлопнул Жору по спине. -- Ты понимаешь, что это
значит, богатырь?
-- Нет, -- сказал Жора, потирая спину.
-- И я не понимал, -- признался Батсур. -- А вот Аркадий Михайлович
понял; открытие потрясающее и почти невероятное.
-- Предложи другое объяснение, -- сказал Озеров.
-- Не могу. И, более того, думаю, что ты прав. Но все-таки не
помещается в голове.
-- Вы нашли подземный храм? -- спросил заинтересованный Жора.
-- Храм тоже должен быть, -- ответил Батсур. -- Пойдем его смотреть
после завтрака. Не он главное.
-- А что?
-- То, на чем ты стоишь.
-- Песок?
-- Твоя догадливость, богатырь, не угонится за твоей
любознательностью... Разгреби лапками песок и скажи, что находится под ним.
-- О, -- сказал Жора, разгребая песок.
-- Вот именно! То же самое изрек и я полчаса назад. Что это за порода?
Жора постучал молотком по гладкой, словно отполированной поверхности
темно-серого камня. Лег на живот, разгреб песок пошире, внимательно
разглядывая странную породу; перебрался на другое место, копнул там, --
обнаружил ту же породу.
Он ползал на четвереньках вокруг вездехода и везде под тонким слоем
рыхлого песка встречал твердую, как сталь, гладкую поверхность серого камня.
В ней почти не было трещин, и молоток отскакивал от нее, как от наковальни.
Жора поднялся, отбежал на несколько десятков метров в сторону, копнул песок.
То же самое...
-- Везде так? -- удивленно спросил он.
-- По всей котловине, -- ответил Озеров. -- Местами песка немного
больше. Впрочем, он, вероятно, не держится на этой гладкой поверхности. --
Его систематически сдувает ветрами. Так что это, по-вашему, Жора?
-- Если бы мы не находились в Гоби, я бы сказал, что это похоже на
полированный бетон, а вся эта площадь напоминает... аэродром.
-- Здорово! -- сказал Озеров. -- Вот не ожидал...
-- Ай да Жора! -- вскричал Батсур. -- Быть тебе академиком.
Поздравляю... Ну и удивил!..
-- Да вы меня не поняли, -- запротестовал Жора чуть не плача. -- И не
дали кончить. Я же сказал -- если бы мы не находились в Гоби. А мы в Гоби!
Каждому дурню ясно, что здесь не может быть бетона. За кого вы меня
принимаете? Конечно, я понимаю, что это совсем другое... Ну что? Поверхность
лавового покрова. Лава растекалась по дну котловины, и получилось такое...
Чего вы смеетесь? Разве не так?
-- Мы не смеемся, -- серьезно сказал Озеров.-- Только никогда не надо
сразу отказываться от суждений, которые самому тебе кажутся наиболее
справедливыми. Это немного похоже на аэродром, не правда ли?
-- Да, но...
-- И я так думаю. Это, конечно, не лава. Это скорее всего искусственный
материал, сходный с бетоном, но гораздо более прочный. И площадка эта, может
быть, служила чем-то вроде... аэродрома. Чем-то вроде... Не будем торопиться
с окончательными выводами. Посмотрим, что даст осмотр подземелий...
Исследование подземелья заняло целый день. Батсур, Озеров, Жамбал и
Жора медленно пробирались в лабиринте коридоров и залов. Ток свежего воздуха
увлекал вперед пламя самодельного факела. Шли по направлению движения
воздуха. Иногда останавливались, чтобы осмотреть боковые коридоры. Все ходы
и залы были высечены в массивном сером песчанике. На гладко отполированных
стенах не было заметно ни надписей, ни рисунков. Высокие полукруглые своды
залов поражали правильностью геометрических форм.
-- Странное сооружение, -- говорил Батсур. -- Какими инструментами
высечен этот лабиринт? -- Пожалуй, это не монгольская и даже не китайская
работа...
-- Конечно, это гораздо более древнее сооружение, -- согласился Озеров.
-- Вероятно, оно создавалось одновременно с площадкой, которую Жора назвал
аэродромом. А монгольские монахи значительно позже превратили его в
подземный храм.
-- Кто же построил все это? -- удивлялся Жора.
-- Не торопись, богатырь. Все узнаем! Когда три охотника едины в своих
усилиях, они свяжут самого сильного льва.
-- Разве в Монголии есть львы, Батсур?
-- Сейчас нет, но в минувшие геологические эпохи были. Я имел в виду...
Батсур не кончил. Впереди послышался какой-то шум.
-- Ветер? -- предположил Озеров.
-- Пожалуй, нет... Может, вода? Мы спустились довольно глубоко.
Они осторожно двинулись вперед. Шум становился все более явственным.
Ток воздуха стал настолько сильным, что почти задувал факел.
И вдруг впереди забрезжил слабый свет. Коридор кончился. Они очутились
в огромном круглом зале. Свет проникал откуда-то сверху и падал на каменное
лицо огромного изваяния, высеченного в стене зала.
-- Вот она -- статуя Великого Ламы, -- тихо сказал Батсур. -- Какой
колосс!..
Статуя имела в высоту более тридцати метров. Лама был изображен
сидящим, глаза его были закрыты, огромные руки с толстыми пальцами лежали на
коленях. У ног статуи из трещины в стене зала бил источник. Сильная струя
воды обрывалась водопадом и исчезала в глубоком тоннеле.
Жора поспешил попробовать воду на вкус.
-- Роскошная вода, -- объявил он. -- С самого отъезда из Алма-Ата не
пил такой.
-- Наверно, священный вода, -- предположил Жамбал. -- Возьмем с собой
побольше. Чай будет ай-ай какой...
Озеров и Батсур поднялись на огромный постамент статуи и, включив
электрические фонари, осматривали ворох разноцветного хлама, некогда
оставленного паломниками.
-- Историкам здесь найдется работа, -- заметил Батсур. -- Это,
вероятно, один из старейших храмов Монголии и, вдобавок, заброшенный очень
давно. Едва ли кто помнит о нем... Судя по этому тряпью, последние паломники
были здесь лет сто назад.
-- Все правильно, -- прервал вдруг Озеров. -- Вот кусок священной плиты
громовых духов, о которой говорил умирающий сторож.
В руке Аркадия заискрился большой осколок блестящего кристалла
-- Так я думал, -- продолжал Озеров. -- Это то же вещество, которое
Жора нашел в расщелине базальтового плато. Ты понимаешь, что это значит,
Батсур?..
-- Но ведь это не минерал... -- вскричал молодой монгол, рассматривая
переданный ему Аркадием осколок, -- это...
-- Конечно, это обломок какого-то прибора... Вот тебе и конденсация
солнечной энергии черным базальтовым плато.
-- Здесь высечена надпись, -- сказал Батсур, указывая на постамент
статуи.
Аркадий осветил причудливые письмена лучом электрического фонаря.
-- Надо обязательно прочитать ее, Батсур. Здесь лежал осколок этого
удивительного вещества. Надпись, вероятно, относится к нему.
-- Это по китайски, -- пробормотал Батсур, водя пальцем по иероглифам.
-- Почти ничего не понимаю . Что-то о тайне Гремящей расщелины, о громовых
духах Адж Богдо. Придется перерисовать и сфотографировать Потом переведем.
Пока Батсур копировал надпись, Озеров и Жора, помогая друг другу,
взобрались на плечо Великого Ламы.
-- Наверху в стене зала -- такие же "бойницы", как и в подземелье
монастыря, где жил старик-монгол! -- крикнул сверху Аркадий. -- Вероятно,
все эти подземелья некогда служили для одной цели. И, судя по ориентировке,
"бойницы" были направлены... в сторону базальтового плато. Неужели и отсюда
можно было наблюдать пляску громовых духов над Адж-Богдо?
-- Знаешь, Аркадий, -- сказал Батсур, когда Озеров спустился к подножию
статуи, -- по-моему, спящий Лама высечен на месте какого-то более древнего
сооружения. Статуя обработана гораздо грубее, чем стены подземных тоннелей и
залов, а вот кое-где на постаменте и на ногах статуи сохранились участки с
более совершенной обработкой камня.
-- Без сомнения, -- согласился Озеров, -- этот Лама сравнительно
молодой, а подземелью много тысяч лет. Много тысяч, Батсур.
-- Куда пойдем теперь? -- спросил Жора.
Озеров и Батсур переглянулись.
-- Теперь остается самое главное, -- торжественно объявил Озеров. --
Все исходные данные в наших руках. Старик-сторож оказался прав... Надпись
Батсур расшифрует по дороге. Теперь остается возвратиться к базальтовому
плато, хоть по воздуху добраться до его центрального вулкана и спуститься в
жерло Гремящей расщелины. Если, конечно, туда еще можно спуститься. Мы
слишком много времени потеряли на Атас-Ула. Теперь дорога каждая минута.
Через два дня зеленый вездеход подъехал к месту старого лагеря у
обрывов базальтового плато. Здесь запаслись свежей водой. Жора хотел
искупаться, но Озеров не разрешил.
-- На обратном пути, а сейчас некогда. Если опоздаем, "злые духи" не
пустят нас в Гремящую расщелину.
Жора мрачно полез в кузов вездехода. Последние дни он перестал
понимать, когда Аркадий Михайлович и Батсур говорили серьезно, а когда
подтрунивали над ним. Собственно, все началось в котловине возле Атас-Ула,
когда Жора ляпнул об аэродроме и о лаве... Теперь Батсур называл
"аэродромом" каждый встречный такыр, а Аркадий Михайлович, говоря о
подземельях Атас-Ула, именовал их не иначе, как "Подземный лабиринт у
аэродрома".
Батсур всю дорогу бился над расшифровкой китайской надписи. Что-то у
него не получалось. Трясясь в кузове вездехода, он бормотал о плясках
громовых духов, священных плитах и ламе. Из разговоров, которые вели на
коротких привалах Батсур и Аркадий Михайлович, тоже ничего нельзя было
понять. Казалось, что они оба всерьез поверили в старинную легенду,
рассказанную стариком-монголом и сейчас собираются заглянуть к злым духам,
обитающим в центре базальтового плато, и очень боятся опоздать.
На все вопросы Жоры Батсур неизменно отвечал:
-- Потерпи, богатырь. Еще не все ясно. Пока это гипотеза...
"Хороша гипотеза!" -- сердито думал Жора. Однако после промаха с
аэродромом остерегался высказывать свои мысли вслух. Он поделился сомнениями
с Жамбалом и молчаливым шофером. Шофер многозначительно поднял брови,
сплюнул сквозь зубы и по обыкновению промолчал, а Жамбал неожиданно сказал:
-- Все правильно! Надо злой дух прогоняй из Гоби. Новый жизнь пришел.
Зачем нам злой дух! Монахи уходил, пускай злой дух тоже уходил. Хорошо
будет...
Лагерь устроили под обрывами базальтового плато, километрах в тридцати
к западу от источника. На следующее утро, захватив радиометры и веревки,
направились к центральному вулканическому конусу, который находился
невдалеке. Летом со стороны источника к нему так и не удалось проникнуть
из-за трещин. Однако конус оказался недоступен и от нового лагеря. Глубокие
трещины, рассекающие покровы базальтовых лав, вскоре преградили путь
исследователям.
-- Здесь без вертолета не обойтись, -- со злостью сказал Батсур.
-- Как радиоактивность, Жора? -- поинтересовался Аркадий Михайлович.
-- Нормально...
-- До центрального конуса около километра. До его кратера километра
полтора. Пожалуй, еще рано, Батсур.
-- Если излучение направленное, то пожалуй. Но до Гремящей расщелины
остается каких-нибудь триста -- четыреста метров. Ее влияние должно
сказаться.
-- Не забывай, что разряд произошел всего несколько месяцев назад.
"О чем они?" -- думал Жора, с отвращением поглядывая на глубокие
трещины.
-- Аркадий Михаилович, -- спросил он после того как Озеров и Батсур
замолчали, -- что вы называете Гремящей расщелиной?
-- Вон то глубокое ущелье, которое подходит к центральному конусу. Мы
его хорошо рассмотрели с самолета. Из этой расщелины можно проникнуть в
жерло центрального вулкана. Это единственное жерло, в котором нет лавовой
пробки. И над ним мы наблюдали повышение радиоактивности.
-- А не попробовать ли пробраться к вулкану по самой расщелине? --
неуверенно предложил Жора. -- Ведь она наверно доходит до края плато...