Шалимов Александр Иванович. Человек, который замедлял и ускорял время

   И старший лейтенант схватил руку Тимофея и принялся трясти ее.
   Майор Вепров задумчиво покачал головой:
   - Никогда бы не поверил, если бы сам не видел... Фантастика какая-то... - Он пожал плечами и посмотрел на капитана, который продолжал щуриться, держась руками за стол. - Слушай-ка, - продолжал он озабоченно, - а куда девались твои окуляры?
   Все почему-то посмотрели в угол, где лежали осколки абажура и растекалась по паркету лужа воды.
   - Не знаю, - пробормотал капитан, ощупывая свое лицо.
   - Вот окуляры товарища капитана, - сказал Тимофей, извлекая из кармана аккуратно сложенные очки. - Пришлось их снять, на всякий случай, в момент обезоруживания.
   Капитан прерывисто вздохнул и, не глядя на Тимофея, протянул руку за очками.
   - Феноменально, - объявил старший лейтенант. Майор Вепров промолчал. Он поглядел на Тимофея, потом на капитана, потом опять на Тимофея. Поднял с пола шариковую ручку и листок пропуска. Подписал пропуск и протянул Тимофею.
   - Ну что же, - сказал он очень серьезно. - Спасибо, товарищ Иванов, идите отдыхайте. Может, мы вас еще разок потревожим, а может, и нет... Всего вам доброго.
   - А в отпуск мне можно уехать? - поинтересовался на всякий случай Тимофей. - Я в отпуске в этом году не был. Думаю в Крым поехать или на Кавказ...
   - Поезжайте куда хотите, на здоровье.
   - Только не прерывайте тренировок, - посоветовал старший лейтенант.
   Облегченно выдохнув, Тимофей вышел в коридор. После его ухода в кабинете некоторое время царило молчание.
   - Вот такие пироги получаются, - заметил наконец майор Вепров. - Ну а ты, - обратился он к капитану, - ты ведь тоже каратэ занимался, чемпион. Что скажешь?
   - Я абсолютно ничего не успел сделать, - расстроение объяснял капитан. - Это было как молния.
   - А вы, друзья, не догадались снять все это ускоренной съемкой? - поинтересовался пожилой в штатском, вынимая изо рта потухшую трубку.
   - Не догадались, Пал Палыч, - сокрушенно сказал майор. В следующий раз сделаем.
   - Ни-ни, - погрозил пальцем Пал Палыч. - Никакого следующего раза. Оставьте пока парня в покое. Присматривайте за ним, конечно. Издали... С такими... способностями до беды недалеко. Вы меня поняли? Вот так. Людям верить надо... Раз говорит - тренировка, значит - тренировка. И у нас с этим пора порядок навести. Чтобы тренеры не зря деньги получали. Надо подготовить проект приказа. Ну ладно, поразвлекались, и хватит. Я пошел к себе...
   С этими словами Пал Палыч поднялся, сунул в карман трубку и, тяжело ступая, вышел из кабинета.
   - Ничего не понимаю, - покачал головой майор.- Просто чертовщина какая-то.
   - Что вам, собственно, непонятно? - удивился старший лейтенант. - Тренировка... Вы слышали, и Пал Палыч тоже так думает. Йоги постоянными тренировками еще и не такого добиваются.
   - Может, он действительно йог, - предположил капитан.
   - Или пришелец из другой галактики, - невесело усмехнулся майор.
   И снова все замолчали.
   По дороге Тимофей почувствовал, что сильно проголодался, и завернул в гастроном. Народу в магазине было немного. На прилавке лежали аккуратные горки только что нарезанной ветчины. Стоя в очереди, Тимофей наметил себе горку, которую попросит. Однако мужчина, стоявший впереди, взял целый килограмм, и продавщица, набирая для него ветчину, бросила на весы и кусок, который приглянулся Тимофею. Когда подошла очередь Тимофея, нарезанной ветчины уже почти не оставалось, но рядом лежал аппетитный едва начатый окорок с симпатичной коричневой корочкой. Тимофей проглотил набежавшую слюну и отдал продавщице чек. Она быстро собрала с подноса остатки, шлепнула на весы.
   - Нет, мне оттуда отрежьте, - запротестовал Тимофей и указал на окорок. - Обрезки мне не нужны. Беру всего двести граммов.
   - Какие такие обрезки? - затараторила продавщица. - Мы обрезками не торгуем, у нас весь товар одинаковый. Заелись совсем... - И она принялась торопливо заворачивать отвешенную ветчину в бумагу.
   - Отрежьте мне оттуда, - настойчиво повторил Тимофей. Этого не возьму.
   - А это куда девать буду? - завопила продавщица, швырнув пакет на прилавок под руки Тимофея.
   - Не знаю. Я плагил за ветчину, а не за обрезки.
   - Не нравится, не бери, - отрезала продавщица, демонстративно поворачиваясь к Тимофею спиной.
   - Жалобную книгу попрошу, - пригрозил Тимофей.
   Очередь заволновалась, а какой-то солидный мужчина в кожаном пальто и модном трехцветном вязаном кепи - он стоял за Тимофеем - назидательно сказал:
   - Нехорошо... При чем тут жалобная книга, молодой человек? Девушка все правильно сделала... Вы давайте проходите, не задерживайте очередь. - И он грубо потеснил Тимофея плечом.
   - Что толкаетесь! - возмутился Тимофей. Но мужчина в кожаном пальто сделал вид, что не слышит, и, перегнувшись через прилавок, принялся что-то тихо объяснять продавщице. Та расцвела, закивала и начала старательно и деликатно нарезать тонкие пластики розовой ветчины от окорока, хотя на подносе еще лежало несколько размочаленных кусочков - таких же, какие она только что завернула Тимофею. Аккуратно нарезанные ломтики легли на весы; Тимофей заметил, что продавщица отвешивает тоже двести граммов.
   Решение пришло мгновенно. Когда продавщица протянула аккуратный пакетик мужчине в кожаном пальто, Тимофей мысленно скомандовал: "Время, остановись..." Потом осторожно извлек из пальцев оцепеневшей продавщицы пакетик с ветчиной, вставил на его место свой с обрезками, взял с подноса ломтик белого ветчинного сала, сунул в открытый рот продавщицы, поддал плечом кожаное пальто и, лавируя среди неподвижных людских фигур, направился к выходу.
   Проходя мимо кассы, он случайно заглянул внутрь и увидел пачки крупных купюр в выдвинутом ящике кассового аппарата. Застывшая кассирша рассматривала на свет пятидесятирублевку, только что полученную от накрашенной женщины в замшевом пальто.
   У Тимофея перехватило дыхание. Он остановился и заглянул поверх стеклянной перегородки в кассу. Денег было очень много, и достаточно было протянуть руку, чтобы взять их, а потом уйти спокойно и безопасно... Все эти люди вокруг были сейчас персонами музея восковых фигур.
   "Что со мной происходит, - думал Тимофей, тяжело дыша. Что же это я? Да разве возможно такое? Никогда!.. Ни за что и никогда!".
   И он стремительно выскочил из магазина и побежал по улице, петляя между неподвижными людскими фигурами. Только через три квартала в небольшом сквере он остановился и шепнул:
   - Ну, время, давай, иди нормально...
   Призрачный мир вокруг снова ожил, а Тимофей в изнеможении присел на скамейку, смертельно перепугав какую-то бабушку, гревшуюся на осеннем солнце. Старуха никак не могла сообразить, откуда взялся этот рыжий в черном плаще с бледным, без кровинки лицом и остановившимся взглядом. Она осторожно отодвинулась на самый край скамейки, перекрестилась, косясь на Тимофея, потом на всякий случай перекрестила его и, убедившись, что он все-таки не исчезает, кряхтя встала и поплелась к другой скамейке, от греха подальше.
   * * *
   Поразмышляв на бульваре, Тимофей решил, что теперь самое время попробовать сдать экзамен по теормеху. Поэтому вечером он отправился в институт и прежде всего зашел в вечерний деканат.
   Замдекана Аким Акимыч Кнутов был на своем месте. Отчитывал очередного хвостиста. Дождавшись очереди, Тимофей присел к столу Акима Акимыча и молча положил перед ним листок бумаги.
   - А, Иванов, - поднял на него глаза замдекана. - На отчисление?
   - Что вы, Аким Акимыч! Я насчет теормеха...
   - Сколько можно? Роза Львовна и слушать не хочет...
   - Подготовлюсь, Аким Акимыч. Честное слово...
   - Не знаю, не знаю... Даже если и выдуришь у нее т-ройку, дальше-то что будет? Сессия на носу.
   - Подготовлюсь, Аким Акимыч. Я сейчас мало пропускаю.
   - Мало, мало, - повторил замдекана, роясь в своих бумагах. Ну конечно... Вот, пожалуйста; коллоквиум на прошлой неделе опять прогулял?
   - Так получилось, Аким Акимыч. Целая история...
   - У тебя, Иванов, вечно истории. Не одно, так другое... Нет, знаешь, я тебя на отчисление представляю. Сколько можно? Третий год на третьем курсе.
   - Этот год будет переломным, слово даю.
   - Все это ты проректору скажешь. Я больше не могу... У меня такие, как ты, вот где сидят. - И Аким Акимыч похлопал ладонью по своей худой шее.
   - Аким Акимыч...
   - Все, кончен разговор. Послезавтра придешь на прием к проректору.
   Зазвонил телефон. Аким Акимыч взял трубку. Тимофей сидел совершенно растерянный, низко опустив голову. Что же теперь делать? Проректор с ним и разговаривать не станет. Подпишет отчисление, и конец. Может, рассказать Акиму Акимычу про бандитов и про часы? А зачем? Скажет, что к теормеху это отношения не имеет, и вообще, скажет, последний срок сдачи был не на прошлой неделе, а месяц назад. И, в общемто, это правильно... А может, рассказать ему про свое удивительное свойство, открывшееся на прошлой неделе? Но Тимофей тотчас прогнал эту мысль. Про такое лучше не рассказывать... Да и не поверит никто. Или подумают, что рехнулся... А что?.. Запросто могут подумать... Выхода явно не было; Тимофей тяжело вздохнул и поднял голову, намереваясь встать. Он заметил, что Аким Акимыч, прижав трубку левой рукой к левому уху, смотрит на него как-то странно. Видимо, сообразив, что Тимофей хочет уйти, Аким Акимыч, отрицательно затряс лохматой головой и ткнул указательным пальцем в крышку стола. Жест этот означал только одно - сиди... В душе Тимофея снова затеплилась надежда, и он стал прислушиваться к телефонному разговору. Но реплики Акима Акимыча были настолько отрывочны, что ничего понять было нельзя:
   - Да... Нет... Может быть... Ну, не совсем олух... но около того... Понял... Понял... Не знаю... Тройки и то не с первого раза... Сейчас... Сейчас...
   Тимофей подумал, что слова замдекана могут с равным основанием относиться и к нему и ко многим еще... Надежда снова начала угасать, но тут Аким Акимыч вдруг прервал разговор, и, прикрыв трубку ладонью, тихо спросил Тимофея:
   - Вы где сейчас работаете?
   Тимофей сказал, и Аким Акимыч тотчас повторил это невидимому собеседнику. Видимо, речь шла все-таки о Тимофее, и он снова с надеждой уставился на замдекана, стараясь не проронить ни слова.
   На этот раз Аким Акимыч долго молчал, слушал, что говорилось на другом конце провода. Иногда он хмурился и раскрывал рот, но невидимый собеседник не позволил прервать себя. Только один раз Аким Акимыч громко сказал - "хм" - и с сомнением покачал головой. Потом он стал кивать и наконец сказал:
   - Ясно... Все понял... Сделаем. - И положил трубку.
   Тимофей ждал, не сводя с него глаз.
   Аким Акимыч потер переносицу и придвинул к себе заявление Тимофея.
   - Ну ладно, - сказал он задумчиво, - сдавай.
   Тимофею показалось, что он ослышался.
   - Теормех? Можно?.. А когда, Аким Акимыч?
   - Когда-когда? Когда готов будешь.
   - Так срок-то какой даете?
   - Какой еще срок! - вспылил вдруг замдекана. - Подготовитесь и сдавайте... Когда сможете.
   - А Роза Львовна?
   - Скажу ей завтра.
   - Ух, ну спасибо, Аким Акимыч.
   - Не за что! Ректор сейчас звонил, - замдекана указал на телефонный аппарат. - А ему из исполкома. Вот такое дело.
   - Так я могу идти, Аким Акимыч? - спросил Тимофей, осторожно забирая со стола драгоценное разрешение.
   - Пожалуйста, - дернул плечом замдекана. И уже, когда Тимофей был в дверях, Аким Акимыч вдруг подмигнул ему и спросил: - Кто это о тебе в исполкоме так печется?
   - Дядя, наверно, - небрежно бросил Тимофей, прикрывая за собой дверь.
   - Ух ты, - пробормотал Аким Акимыч, оставшись один. Чуть не влип... Балда... - Он постучал кулаком по своей лохматой голове и углубился в бумаги.
   На экзамен по теормеху Тимофей пришел во всеоружии... Он, конечно, готовился в последнюю ночь, а кроме того, в портфеле у него лежали два учебника, конспект лекций, взятый у знакомой девушки с четвертого курса, типовые решения задач и справочник по теоретической механике. Больше всего Тимофей надеялся на конспект и справочник, однако и в учебниках многие места он отметил закладками. Кроме того, в кармане у него были две "шпоры", сложенные гармошками, длинные, как солитеры.
   Роза Львовна встретила Тимофея с видом обреченной великомученицы. На днях по поводу "этого Иванова" с ней долго и мутно разговаривал замдекана. Из разговора она уяснила только одно: и декан и ректор и еще какой-то "дядя Иванова" в исполкоме не допускают мысли, что студент-вечерник Иванов может четвертый раз подряд получить у нее двойку.
   - Да проконсультируйте вы его и пустите к черту, то есть... с богом, - сказал в заключение замдекана.
   - Уже консультировала, много раз.
   - Еще проконсультируйте... Вода камень точит.
   - Насчет камня, Аким Акимыч, я с вами согласна, но теоретическая механика, извините, не вода... будущему инженеру, а ведь мы с вами, кажется, готовим инженеров, без нее нельзя...
   - Оставьте вы ваш ядовитый тон, - махнул рукой Аким Акимыч. - Одним дурнем больше, одним меньше, какая разница! Речь идет о тройке. А от тройки до двойки далеко ли? На производстве выучится, если дойдет до диплома.
   - Приятно слышать такие речи от замдекана.
   - А вы посидели бы на моем месте. Не то бы еще сказали.
   - А вы на моем?
   - Я экзамены тоже принимаю. Бывает: "три" пишу - "два" в уме...
   - Ну хорошо, - вздохнула Роза Львовна. - Сдаюсь. Но учтите, в последний раз...
   И она вышла из деканата с высоко поднятой головой, гордая тем, что донесет этот крест до конца...
   "Крест" явился ей в лице Тимофея ровно в восемнадцать тридцать. Он поставил свой туго набитый портфель на столик возле дверей, вежливо поздоровался и положил перед ней экзаменационный листок с зачеткой.
   - Может быть, у вас есть вопросы ко мне до экзамена? жалобно спросила Роза Львовна.
   Нет, вопросов у него не было.
   - Ну хорошо, берите билет.
   Он взял, не выбирая, верхний и, даже не посмотрев на него, пошел и сел в последний ряд.
   Аудитория была совсем небольшая, их было только двое, и все-таки Роза Львовна запротестовала.
   - Нет-нет, Иванов, садитесь поближе.
   Он сел напротив нее во втором ряду, раскрыл чистую тетрадь и углубился в изучение билета.
   "Странный он какой-то сегодня, - подумала Роза Львовна. А может, все-таки подготовился и ответит что-нибудь?"
   Она раскрыла журнал с только что опубликованной статьей по теории множеств и углубилась в чтение. Время от времени она поднимала глаза и подозрительно посматривала на Тимофея. Он сидел неподвижно, прикрыв ладонью глаза. Потом начал что-то писать, потом опять задумался. Роза Львовна прикинула, что он будет готовиться не меньше часа. Она за это время успеет прочитать статью, а может, и сделает выписки. Однако, к ее величайшему изумлению, через десять минут он поднялся и сказал, что готов отвечать. В тетради у него несколько страниц были исписаны мелким бисерным почерком.
   "Когда он успел, - подумала Роза Львовна. - Наверно, списывал... Но как и когда?"
   На всякий случай она бегло просмотрела его записи. Это были ответы на вопросы билета.
   - Ну хорошо, я слушаю, - сказала она.
   Он начал отвечать, поглядывая в свои записи. Первый вопрос, второй, третий... Он отвечал настолько прилично, что Роза Львовна не сочла возможным задавать дополнительные вопросы. Раз, правда, он сбился, но она не стала углубляться в его ошибку. У нее все время было ощущение, что они бредут по высоко натянутому канату, и если он сорвется, то, пожалуй, и она не сможет удержаться на высоте. Однако он благополучно дошел до конца третьего вопроса, отложил записи и билет и вопросительно взглянул на нее.
   Она заколебалась. Задать ему дополнительный вопрос или нет? Дневнику за подобные ответы она могла бы с чистой совестью поставить четверку, без всяких дополнительных вопросов. Но тут четверка казалась ей кощунством. Экзамен сдавался в четвертый раз. "Задам все-таки один вопрос на сообразительность", - решила она. Он, конечно, не ответит, и я с полным основанием поставлю ему полноценную тройку.
   Выслушав вопрос, Тимофей закусил губы.
   - Можно подумать? - спросил он не очень уверенно.
   - Думайте.
   Он опять прикрыл ладонью глаза и некоторое время сидел неподвижно. Потом встрепенулся и начал что-то писать.
   - Не надо записывать, - сказала Роза Львовна, - просто ответьте коротко, что получится.
   Как ни странно, он ответил правильно. Не очень грамотно, но правильно... Опять получалась четверка, и Роза Львовна готова была заплакать от обиды. Ну какая же это четверка, если экзамен сдается в четвертый раз?!
   Тимофей терпеливо ждал. "Кажется, он уверен, что отметка будет хорошей, - злорадно подумала Роза Львовна, - а я вот все-таки не поставлю четверку. Не поставлю, и все... Пусть жалуется, требует комиссию... Поставлю тройку".
   Она объявила оценку, добавив, что снижает ее на один балл, потому что экзамен сдавался уже многократно.
   - То есть многократно не сдавался, - поправилась она. Сегодня вы отвечали вполне прилично, Иванов, но оценку за предмет я вам ставлю только "удовлетворительно". И если вы не согласны...
   Он изумил ее еще раз, быстро заявив, что со всем согласен и благодарен ей.
   - Спасибо и вам, - смущенно сказала Роза Львовна, - что все-таки выучили мой предмет.
   Он усмехнулся как-то странно, попрощался и торопливо вышел.
   Перед уходом из аудитории Роза Львовна все-таки заглянула внутрь стола, за которым он сидел. К ее величайшему облегчению, там ничего не оказалось.
   Зимнюю экзаменационную сессию, к удивлению замдекана, Тимофей сдал успешно. Даже ухитрился получить две четверки. Аким Акимыч удивился еще больше, когда Тимофей, заглянув после сессии в деканат, объявил, что хочет кончать институт досрочно.
   "Фантастика какая-то", - подумал замдекана и мысленно добавил - "ненаучная"; но вслух ничего не сказал, только плечами пожал; давай, мол, если сможешь...
   Сам Тимофей лишь во время сессии по-настоящему оценил свой необыкновенный дар... В сущности, все оказалось чертовски просто. Останавливай время и учи сколько влезет. Хоть на работе, хоть дома... Начальник отдела сначала недобро косился на учебники, которые вдруг появились возле тимофеевского кульмана, однако молчал, потому что Тимофей стал значительно перевыполнять нормы и не заикался об отпуске, который ему полагался для сдачи экзаменов. А отпуска сотрудников в конце года, хоть и вполне законные, приводили начальника в состояние бессильной ярости, по причине горящих планов. Тимофей же молчал об отпуске потому, что задумал один эксперимент... Для этого эксперимента требовалось время, то есть отпуск, когда длительное исчезновение Тимофея могло пройти незамеченным. Ну а экзамены - с ними на этот раз удалось справиться без отрыва от НИИ.
   Во время сессии Тимофей даже обрел вкус к занятиям. Если при сдаче первого экзамена в ход были пущены все пособия и подробные "шпоры", то на последнем Тимофей воспользовался лишь конспектом и то для перестраховки. На тройку материал был проработан. И тройку Тимофей законно получил бы без помощи конспекта. Ну а с конспектом вытянул на "четыре".
   Для товарищей по отделу Тимофей стал полной загадкой. Предположения, что он "загордился", что ему "газирозаннная вода ударила в голову" отпали сами собой. Что-то с ним случилось, а вот что, никто не понимал... Отмечать премию он теперь отказывался, в кино вместе со всеми не ходил. На девушек-чертежниц не обращал внимания. Зойка просто с ума сходила от ревности, похудела и побледнела, отчего стала еще привлекательнее, а он - хоть бы что...
   Жора, на остроты которого все вдруг как-то перестали реагировать, изнывал от осознанного и затаенного в глубине души ощущения собственной неполноценности рядом с Тимофеем. Когда распался в конце года спортивный кружок по освоению "приемов Иванова", как его называл сам Петр Семенович, который исправно посещал все занятия, Жора испытал только мимолетное удовольствие. А Тимофей, который на занятиях кружка играл роль дирижера в этом маленьком "оркестре" и который на глазах у всех от занятия к занятию все больше входил в расположение Петра Семеновича, не сделал ни малейшей попытки восстановить кружок своего имени. С точки зрения Жоры, все это было алогично, а где крылась причина, Жора не мог понять, как ни старался. И когда он читал во взгляде Тимофея вместо былой неуверенности и постоянной настороженности спокойную отрешенность и равнодушное превосходство, у него начинались колики где-то в желчном пузыре.
   В довершение всех бед Тимофей получал теперь больше, чем Жора: за перевыполнение норм, за кружок... Могло даже случиться, что его выдвинут на Доску почета... А уж этого Жора не пережил бы.
   Чтобы подправить свой явно пошатнувшийся авторитет, Жора решился на меру крайнюю, и с его собственной точки зрения весьма рискованную: он объявил, что поступает на вечернее отделение того самого института, в котором учился Тимофей. Это опрометчивое решение обернулось солью на его собственные незаживающие раны...
   Тимофей, услышав о намерении Жоры, предложил ему помочь при подготовке к вступительным экзаменам. Жора счел момент благоприятным для ядовитой атаки.
   - Нет уж, спасибо, Тим, - сказал он как можно радушнее, я как-нибудь сам справлюсь. Лучше своими хвостами занимайся. А то ведь могут и исключить, не посмотрев, что ты у нас герой.
   - Не хочешь, не надо, - пожал плечами Тимофей.
   - Между прочим, Жорик, хвостов у Тима давно нет, - заявила Зойка. - А эту сессию он сдал лучше многих...
   Тимофей удивился, что Зойка в курсе его последних институтских дел; он о них никому в НИИ не рассказывал. Потом он вспомнил, что видел ее однажды вечером в институте. "Вероятно, и она поступила на вечерний", - решил Тимофей и перестал об этом думать.
   А Жора, которому очень нравилась Зойка, наоборот, думал об этом всю ночь, и, так как хорошо знал, что Зойка нигде не учится, он к утру решил поговорить и с Зойкой и с Тимофеем...
   Подходящий случай представился на следующий день. Тимофей отпросился у начальника отдела и ушел на час раньше. Почти тотчас куда-то исчезла Зойка. Жора понял, что назначена встреча... С горечью во рту и с томлением в сердце он отправился на разведку.
   До окончания работы оставался еще почти час. Жора спустился в вестибюль и обнаружил, что Зойкиного пальто на вешалке нет. Тогда он торопливо оделся и, соврав вахтерше, что идет в поликлинику, выскочил на улицу. Уже темнело, падал мокрый снег, и в десяти шагах ничего не было видно. Жора решил для начала проверить кассы кинотеатра, который находился поблизости; тем более что через полчаса должен был начаться очередной сеанс. Однако, едва повернув за угол, Жора нос к носу столкнулся с Зойкой. Она торопливо шла навстречу в распахнутом пальто и небрежно наброшенной на голову шерстяной косынке. В руках у нее была авоська со свертками. Авоська сначала удивила Жору, но он быстро сообразил, что, видимо, готовится более серьезная встреча у Зойки. Это открытие окончательно расстроило его.
   - Жорик? - искренне удивилась Зойка, когда он преградил ей дорогу. - Ты куда собрался?
   - А ты?
   - Я? Никуда... На минуту в магазин забегала. Останусь сегодня работу кончать... Вот пожевать на вечер купила.
   "Врет, ясно", - решил Жора и ядовито спросил:
   - Что и Тимофей, конечно, останется?
   - При чем тут Тимофей! - помрачнела Зойка.
   - При том, что противно смотреть, как ты за ним бегаешь...
   - А тебе-то что? Может, завидно?..
   - Ох, Зойка! - В голосе Жоры послышалась угроза.
   - Знаешь что, Жорик? Шагай-ка ты куда шагал. - Она попыталась обойти его, но он не позволил.
   - Постой, мне надо с тобой поговорить...
   - Не о чем нам разговаривать, Жора.
   - Постой! - Он схватил ее за руку.
   - Пусти...
   Пытаясь вырваться, она поскользнулась и чуть не упала.
   Неожиданно из снежной пелены возник Тимофей. При виде Жоры, который пытался удержать раскрасневшуюся, рассерженную Зойку, Тимофей в недоумении остановился.
   - Ребята, вы что?
   - А-а, значит, у вас тут встреча назначена, - зашипел Жора, отпуская Зойку.
   - Скотина! - прошептала Зойка и, размахнувшись, влепила Жоре звонкую пощечину.
   - Ах ты... - завопил Жора и так сильно оттолкнул Зойку, что она не удержалась и упала. Тимофей растерялся: то ли помочь Зойке, то ли проучить этого Жору? Так как Зойка, казалось, в полном недоумении сидела на снегу и Жора не делал ни малейшей попытки помочь ей, Тимофей выбрал первое.
   - Ошалел? - крикнул он Жоре и принялся поднимать Зойку. Она медленно встала, держась за него, но когда Тимофей хотел собрать ее рассыпавшиеся покупки, она вдруг уткнулась ему в плечо и громко подетски заплакала.
   - Ну-ну, успокойся, Зоя, - тихо сказал Тимофей. - Успокойся... Ты ушиблась, что ли?
   Зойка затрясла головой, продолжая всхлипывать. Жора молча наблюдал эту сцену. Тимофей мельком взглянул на него. Одна щека у Жоры была белая, а другая побагровела.
   - Ну и хам же ты, Жора, - заметил Тимофей и, покачав головой, добавил: - Просто подонок...
   - Ага, - подтвердила Зойка, вытирая слезы.
   - Ну, кто из нас подонок, товарищ Иванов, это мы еще выясним, - угрожающе сказал Жора, делая шаг вперед. - Вали отсюда... У нас с ней личный разговор.
   Тимофей с изумлением взглянул на Зойку. Она возмущенно затрясла головой.
   - Он напился, что ли? - тихо спросил Тимофей у Зойки.
   - Откуда я знаю! Просто одурел...
   - Иди отсюда, пока цел, - повторил сквозь зубы Жора и, сделав еще шаг вперед, вдруг схватил Тимофея за плечо и сильно встряхнул.
   Тимофей попробовал освободить плечо, но не смог. Жора держал его цепко.
   - Отпусти, - сказал Тимофей, упираясь обеими руками в грудь Жоры и пробуя оттолкнуть его.