Шалимов Александр Иванович. Человек, который замедлял и ускорял время

   - Ax так, - завопил Жора, - драться хочешь! Ну так получай, получай!..
   И он принялся молотить Тимофея кулаками, стараясь попасть в лицо и в горло.
   Тимофей вначале только заслонялся от кулаков Жоры, но когда один из ударов пришелся по носу и Тимофей почувствовал на губах соленый вкус крови, он разозлился и сам перешел в наступление.
   - Ребята, вы что, ребята, перестаньте! - кричала перепуганная Зойка, крутясь около них. - Тим, перестань... Жорка, ну хватит... Ребята!
   Тимофей ослабил натиск и в этот момент получил такой удар в ухо, что кувырком полетел на землю. Ошеломленный падением, он еще не успел подняться, когда подскочивший Жора снова опрокинул его ударом ноги. Этот прием, видимо, понравился Жоре, и он принялся избивать лежащего Тимофея ногами, стараясь попасть в живот и в голову.
   - Жорка, перестань, убьешь его, перестань, - громко кричала Зойка, стараясь оттащить Жору от лежащего Тимофея. Помогите кто-нибудь...
   Повернув к ней искривленное яростью лицо, Жора наотмашь ударил Зойку по голове.
   Она тоже упала и, уже лежа на снегу, крикнула с обидой и болью:
   - Тим, что же ты! Ну примени какой-нибудь прием...
   "Да, действительно, - мелькнуло в голове лежащего Тимофея, который только заслонялся от сыпавшихся на него со всех сторон ударов. - Что это я? Время, стой!.."
   Тишина... Замершие в воздухе снежинки. Неподвижный Жора с занесенной для удара ногой... Тимофей с трудом поднялся. Все тело ныло. Лицо было мокрое. Он провел ладонью по лицу. Кровь... Рядом на снегу сидела Зойка, глядя на Тимофея широко раскрытыми немигающими глазами. Он хотел помочь ей, но передумал. Обернулся к Жоре. Тот застыл на одной ноге, как в развороте лихого танца. На носке ботинка другой высоко поднятой ноги виднелась кровь. Это была его - Тимофея кровь...
   - Ну, Жора, ну друг! - ошеломленно пробормотал Тимофей и осуждающе покачал головой. - Вот ведь каков...
   Бить Жору было противно, и Тимофей, заглянув в неподвижные, побелевшие от ярости глаза Жоры, решил наказать его иначе... В двадцати шагах от места схватки на пустынном бульваре находился фонтан "Хрустальная струя". Он еще действовал. Ровная, словно стеклянная лента воды обрывалась с бетонной ступени в небольшой водоем, окруженный узкими деревянными ящиками, в которых летом были цветы.
   Тимофей подхватил под руки неподвижного Жору, не без труда доволок до фонтана и, раздвинув ногой ящики, окунул его в бассейн с водой, на поверхности которой искрились тонкие прозрачные льдинки. Воды в бассейне оказалось Жоре по пояс. Этого было явно недостаточно. Тимофей подтянул Жору к неподвижной хрустальной струе, которая накрыла его до плеч, подобно блестящей мантии.
   Полюбовавшись на дело своих рук, Тимофей прихрамывая возвратился к Зойке и пустил время в ход. Тотчас вокруг них закружились снежинки, и Зойка радостно сказала:
   - Тим, милый, ты жив?.. Боже, что он с тобой сделал... Дай, оботру тебе лицо.
   Тимофей помог ей встать, и она принялась осторожно вытирать его лицо своим носовым платком, а потом газовой косынкой, которую сняла с шеи. И на платке и на косынке Тимофей заметил краем глаза темно-красные пятна.
   - А где он? - вдруг с испугом спросила Зойка и оглянулась по сторонам.
   "Действительно, что с ним? - подумал Тимофей. - Не захлебнулся бы".
   В этот момент послышалась странная возня, фырканье, плеск воды, и Тимофей разглядел сквозь снежную мглу, как что-то темное выбралось на четвереньках из бассейна, судорожными рывками поднялось на ноги и, тихо скуля и подвывая, рвануло вдоль бульвара.
   - Ой, Тим, что ты с ним сделал? - прошептала пораженная Зойка, глядя на Тимофея широко раскрытыми глазами, в которых читались и восторг, и ужас, и восхищение.
   - А я ему п-поддал, и он - в бассейн, - сказал Тимофей и вдруг почувствовал, что у него подгибаются колени. Он пошатнулся, ухватился за Зойку. Она поняла: осторожно поддержала его, а потом он вдруг увидел ее лицо совсем близко и ощутил на своих израненных губах осторожное прикосновение ее прохладных нежных губ.
   На другой день Жора на работу не вышел, а в обеденный перерыв по НИИ пополз слушок, что вчера вечером Тимофей Иванов зверски избил Жору из-за Зойки...
   Проверить ничего было нельзя. Тимофея и Зойку вместе с целой бригадой сотрудников НИИ с утра послали в овощехранилище сортировать картошку. Они вернулись в институт только к концу рабочего дня, и слухи тотчас получили подтверждение: во-первых, у Тимофея вся физиономия была в синяках, ссадинах и зеленке, а во-вторых, его тотчас же вызвали в местком. Зойка, узнав, в чем дело, попыталась опровергнуть слухи и стала рассказывать, как все происходило в действительности. Ее слушали, загадочно улыбались, а неизвестно откуда взявшаяся Нинель Аристарховна нравоучительно заметила:
   - Уж вам-то, моя милая, в этой ситуации лучше помолчать...
   Зойка густо покраснела и ринулась к председателю месткома. Распахнув без стука дверь его кабинета, она обнаружила, что там полно людей. В центре их внимания был Тимофей, который сидел на стуле, низко опустив голову. Председатель месткома, увидев Зойку, сказал не допускающим возражений тоном:
   - Я занят. Не заходите. - И многозначительно пообещал: Вас еще вызовем...
   Заседание в месткоме затянулось. Зойка решила дождаться его окончания. Ждать пришлось долго. В конце концов дверь распахнулась и из кабинета начали выходить участники заседания. Большинство делали вид, что не замечают Зойку, которая стояла у самых дверей. Некоторые исподтишка поглядывали на нее с откровенным любопытством. Тимофей вышел одним из последних. Он тоже хотел проскользнуть мимо Зойки, но она схватила его за руку и пошла рядом. Он хмуро косился на нее и молчал.
   В вестибюле она заставила его сесть на скамейку и сама села рядом. Тимофей продолжал молчать. Наконец она не выдержала:
   - Ну в чем дело, Тим? Он наврал что-нибудь?
   - Наврал...
   - Что именно.
   - Заявление прислал... Что он хотел по-хорошему, я его избил и пытался утопить... И какой-то там акт медицинской экспертизы... Пишет, что подаст на меня в суд за избиение и чтобы меня исключили из профсоюза.
   Зойка схватилась за голову:
   - Эх, Тим, мы с тобой вчера не сообразили... Надо было тебе идти в поликлинику и взять справку от врача, что тебя избили. Это еще и сегодня не поздно.
   Тимофей махнул рукой:
   - Никуда я не пойду... Понимаешь, почему-то они все, - он кивнул в сторону месткома, - ну все, как один, против меня. И ничему не хотят верить.
   - Поверят... Вон, как он тебя изуродовал. Я же молчать не стану. Он сначала меня зацепил...
   - Понимаешь, Зойка, он и про тебя в заявлении написал... Такое... - Тимофей махнул рукой.
   - А что он мог про меня написать? - искренне удивилась Зойка. - Что по морде ему съездила? Так за дело.
   - Не знаю, - расстроенно сказал Тимофей. - Я ведь не знаю, что там у вас с ним было...
   - Ничего не было...
   Тимофей настороженно взглянул на нее.
   - А вот он написал...
   - Да что написал-то?
   - Много... Ну, в общем, что... - Тимофей замялся. - Ну, жил с тобой.
   Зойка онемела от изумления. У нее даже перехватило дыхание. Она хотела что-то сказать и не могла. Наконец она с трудом выдавила:
   - Врешь, Тим...
   - Ну что ты! - пожал плечами Тимофей.
   - Да как он мог?
   - А еще написал, что... ты от него ушла и... мы с тобой... ну, понимаешь?.. А он хотел заставить тебя вернуться.
   Зойка вдруг расхохоталась:
   - Очумел совсем. Что за дурак!
   Тимофей удивленно взглянул на нее. После двухчасовых разговоров в месткоме все это совсем не казалось ему смешным.
   - Значит, справку взял из поликлиники, - сказала Зойка, становясь вдруг серьезной. - Что ж, и я могу справку взять... - она закусила губы и умолкла.
   - Какую справку? - не понял Тимофей.
   - А вот увидишь... И возьму, если они не оставят тебя в покое... Так что не беспокойся, Тим, все будет хорошо... Ну, пока... Я сегодня остаюсь работать.
   И она убежала наверх.
   Тимофей махнул рукой и пошел одеваться.
   * * *
   В покое их, однако, не оставили...
   Уже на следующий день вокруг них сомкнулось кольцо отчуждения. В отделе многозначительно переглядывались, посматривали на Тимофея и Зойку с усмешками, шептались, но сразу умолкали, как только кто-то из них оказывался близко. Зойкины подружки-чертежницы старательно избегали ее удивленных взглядов, отвечали односложно, сами не заговаривали с ней. Зойка обиделась и расстроилась, даже всплакнула в обеденный перерыв, а Тимофей еще больше замкнулся и совсем перестал отзываться. Зойке с трудом удалось вытянуть из него несколько слов.
   Жора появился в отделе через два дня. Он пришел с палкой, прихрамывал, страдальчески кривился, шея была замотана теплым шарфом. К удивлению многих, на лице у Жоры не было ни кровоподтеков, ни ссадин. Только нос был красный и распух. Впрочем, скоро все догадались, что это от насморка. Жора часто и громко чихал... Тимофея и Зойку он демонстративно не заметил. Разумеется, они ответили тем же. Со всеми остальными сотрудниками и особенно с сотрудницами отдела Жора был очень сердечен. Он по очереди обошел всех и подолгу каждому что-то тихо рассказывал. И все сокрушенно качали головами и осуждающе поглядывали в сторону Тимофея и Зойки.
   Бесконечные разговоры так и не позволили Жоре до перерыва взяться за работу. После обеденного перерыва начальник отдела осторожно поинтересовался у Жоры, по какое число у него бюллетень. Жора чихнул и небрежно объяснил, что от бюллетеня отказался, поэтому можно считать, что он уже на работе.
   - Ну, тогда давай... - сказал начальник.
   - Да, да, - пообещал Жора и ушел в местком.
   В месткоме он пробыл долго, а когда возвратился, туда вызвали Зойку. Она вернулась довольно быстро, раскрасневшаяся и очень возбужденная, бросила странный взгляд на Жору и издали от своего стола усмехнулась Тимофею. Смысла этой улыбки Тимофей не понял. В кармане у него лежал полученный утром вызов в милицию, и Тимофей весь день гадал - приглашают ли его в связи с задержанными бандитами или уже сработало заявление Жоры. Чтобы успеть к назначенному часу, Тимофею опять пришлось отпрашиваться у начальника. Он показал вызов. Начальник вздохнул, покачал головой и поинтересовался, как у Тимофея с работой; чертежи были срочные...
   Тимофей заверил, что завтра к перерыву все кончит.
   Начальник почесал за ухом и ни к селу ни к городу неожиданно сказал:
   - И чего было с ним связываться?.. Дерьмо ведь на палочке, - и вопросительно посмотрел на Тимофея.
   - Чего, чего? - не понял Тимофей.
   - А, ничего, - махнул рукой начальник. - Это я так... Лирика... Идите, а то опоздаете.
   В управлении милиции он попал к тому самому лысому капитану в очках... Если у Тимофея еще и оставались какие-то сомнения, то при виде непроницаемо торжествующего взгляда капитана они мгновенно исчезли.
   - Присядем, гражданин Иванов, - сказал капитан тоном, который не обещал ничего хорошего.
   Тимофей весь похолодел и присел.
   Капитан раскрыл папку, извлек оттуда лист бумаги и принялся внимательно перечитывать его. Время от времени он поднимал голову и испытующе смотрел на Тимофея.
   Наконец он кончил читать, отложил бумагу, откинулся в кресле, скрестил руки на груди, прищурился под очками и сказал:
   - Как же это вы, гражданин Иванов? Рукоприкладство в общественном месте... Нанесение телесных повреждений и еще после того, как вы у бедного парня девушку отбили. Вы что же, для этого тренировались?
   Тимофей промолчал.
   - Вы поняли, по какому делу я вас вызвал?
   Тимофей молча кивнул.
   - Хулиганские действия, попытка покушения на жизнь. Это уголовное преступление: статья...
   Капитан задумался, под какую статью лучше всего подвести Тимофея.
   - Не было ничего такого, товарищ капитан, - устало сказал Тимофей. - Написать можно что угодно... А свидетели?
   - К заявлению потерпевшего медицинское заключение приложено, - перебил капитан. - Вот оно. - И он показал Тимофею синий листок-анкету, густо исписанный мелким корявым почерком, со штампом и печатями.
   - Все равно не было, - повторил Тимофей. - По-другому было... Я его только окунул в бассейн у "Хрустальной струи". Разве там можно человека утопить?
   - Человека можно в любой луже утопить, - назидательно сказал капитан. - Были случаи.
   - Так ведь свидетель есть, - настаивал Тимофей. - Она все видела.
   - Вы имеете в виду гражданку Несерчаеву? - уточнил капитан.
   - Ее...
   - Ну, видите ли, она лицо заинтересованное и не может рассматриваться в качестве беспристрастного свидетеля.
   - В чем она заинтересована?
   - Это вы оставьте, Иванов. Мне ведь все известно.
   - Клевета, товарищ капитан. По-другому было.
   - Что именно по-другому? Я вам заявления потерпевшего еще не показывал.
   - А я его знаю. Он такое заявление в местком подал... Меня уже вызывали и...
   - Что "и"?
   - Заявление показали... Ругали... Грозили... Он в заявлении написал, чтобы меня судили и исключили из профсоюза.
   - Вот что, - сказал капитан. - Значит, в местком тоже... Ну, судить вас или нет, это мы будем решать... Посмотрим...
   - Так за что судить-то, товарищ капитан?
   - А вот за это самое, - капитан постучал пальцем по заявлению Жоры. - Кстати, Иванов, почему у вас физиономия в синяках? Еще с кем-нибудь подрались?
   - Это он, - сказал Тимофей.
   - Кто он?
   - Он, - Тимофей указал на заявление Жоры.
   Капитан явно удивился:
   - И вы позволили?.. Между прочим, у него на лице синяков я не заметил.
   - А откуда им взяться? Я ему ничего не успел сделать.
   - Не успели? Как не успели?
   - Очень просто... У него руки длинные.
   - А эти ваши "приемы"?
   - Я их не применял... Забыл про них...
   - Чудеса рассказываете... А бассейн?
   - Так это уже после было, товарищ капитан. Я упал, и он меня ногами стал бить. Ну, и тут я вспомнил... про приемы... И купнул его в бассейне. Он сразу вылез, но больше драться не стал... Убежал...
   - Еще бы, - сказал капитан и почему-то поежился..
   - А больше ничего не было, - заверил Тимофей и осторожно потрогал кончиком языка свою разбитую губу, которая опять начала кровоточить.
   Капитан задумался, внимательно глядя на него. Потом подвинул несколько листов чистой бумаги и сказал:
   - Напишите объяснение. Все как было, с самого начала. Подробно и разборчиво.
   Тимофей пересел за соседний стол и принялся писать. Писал он долго. Получилась почти целая страница. Однако капитан забраковал его работу.
   - Что это вы придумали, - недовольно сказал он, пробежав глазами написанное. - При чем тут время?.. И надо подробнее. Все как было. Пишите еще раз, только побыстрее.
   Тимофей тяжело вздохнул. Бросил взгляд на часы. Скоро семь. Он сидит уж два часа... Подробнее, это еще два часа... Выхода не было, и Тимофей решил приостановить время...
   - Вот, - сказал он, протягивая капитану исписанные листки.
   - Уже, - встрепенулся капитан, откладывая газету. - Ну это другое дело... Но, - он озадаченно взглянул на Тимофея, - когда вы успели?
   - А что?
   - Быстро очень...
   - Так вы и велели побыстрее.
   Капитан некоторое время с сомнением разглядывал лежащие перед ним листки бумаги, потом испытующе посмотрел на Тимофея.
   "Опять промахнул, - подумал Тимофей. - Надо было обождать немного..."
   К счастью, капитан, видимо, сам торопился:
   - Ну ладно, - сказал он. - Идите пока.
   - Куда? - уточнил Тимофей.
   - Домой, вероятно, - пожал плечами капитан и протянул Тимофею его пропуск.
   Выходя из кабинета, Тимофей еще раз взглянул на табло часов. Девятнадцать и одна минута...
   "Странно, что не придрался", - мелькнуло у него в голове.
   Утром, придя на работу, Тимофей обнаружил, что его почти готовый чертеж залит зеленой тушью. В другое время подобное происшествие вызвало бы в отделе бурю возмущения и море сочувствия. Но теперь все было иначе... Соседи посматривали на испорченный чертеж с подчеркнутым безразличием и плохо скрываемым злорадством. Никто даже не подошел.
   - Не надо было оставлять, - услышал Тимофей чью-то реплику.
   Неоконченные чертежи оставляли на столах все, закрывая их бумагой или газетами. Так же поступил вчера и Тимофей перед уходом в милицию. Тушь кто-то вылил на чертеж, предварительно приподняв застилавшую его газету. Собственно, кто это сделал, Тимофею, было ясно, но никаких доказательств у него не было.
   Прибежала Зойка, заахала, стала советовать, как попытаться смыть тушь. Перевернули чертеж, и оказалось, что пятна прошли насквозь.
   - Знаешь, Тим, а ведь это не тушь, - заявила Зойка, понюхав самое большое пятно, - по-моему, это зеленка.
   Пустой флакон из-под зеленки действительно валялся под столом Тимофея.
   - Ну вот, сам и залил, - насмешливо сказали сзади. - Нечего было сюда зеленку притаскивать. Мазался бы дома...
   - А ты сюда ее принес? - тихо спросила Зойка.
   Он отрицательно покачал головой. Зойка только вздохнула в ответ.
   Пришел начальник отдела.Увидел испорченный чертеж. Всплеснул руками:
   - Сегодня сдавать... Уже назначена защита проекта... Черт знает что!
   - Я переделаю, - сказал Тимофей.
   Начальник посмотрел на него с состраданием и молча отошел.
   Тимофей взял чистый лист бумаги и направился к светостолу. Через минуту он возвратился, прикрепил бумагу к чертежной доске, подперся ладонью и задумался. Вокруг перемигивались, посмеивались, но так как Тимофей сидел неподвижно и не начинал чертить, на него перестали обращать внимание.
   Незадолго до обеденного перерыва Тимофей вдруг встал, свернул бумагу в рулон и пошел в кабинет начальника отдела. Когда дверь за ним закрылась, все заговорили сразу.
   - Сколько человек подвел...
   - Сегодня срок. Защиты не будет... Премия - ау...
   - Ничего, сейчас начальник всех на прорыв бросит... Выкрутится...
   - А я откажусь... Я свое задание только к четырем кончу.
   - И я...
   - И я...
   - И вообще Иванов вместо того, чтобы начать переделывать, полдня впустую просидел. Думал о чем-то.
   - О чем? О своих делах... Судить ведь будут.
   - И правильно...
   Дверь в кабинет начальника отдела отворилась, и в чертежной сразу стало тихо.
   Вышел Тимофей с рулоном, за ним начальник отдела. Вид у начальника был странный: одной рукой он почесывал затылок, другой - поглаживал подбородок, а на лице у него застыло выражение приятного обалдения. Он проводил Тимофея до середины зала, остановился, хотел что-то сказать, но раздумал. Постояв немного, он повернулся на каблуках, сунул руки в карманы и, насвистывая вальс из "Мартина-рудокопа", вышел в коридор.
   По чертежной пробежал легкий шелест. Так шелестит морская волна, тихо набегая на влажный песок. Но шелест, стремительно нарастая, превратился в гул прибоя, когда Тимофей подошел к своему столу, развернул рулон, и все увидели готовый чертеж, уже завизированный начальником...
   * * *
   Следующим днем было воскресенье, и Тимофей решил осуществить наконец опыт, о котором думал давно... Чудесная способность замедлять время и растягивать его как резиновую ленту заставила Тимофея задать себе вопрос, а нельзя ли время ускорить, как бы подогнать его...
   Если он обладал и такой способностью, то, превратив часы в секунды, а годы в часы, он может стать путешественником во времени, и тогда... Тогда открывались такие перспективы, о которых Тимофей боялся даже мечтать. Кто знает, быть может, у него, опережая его собственное время, просто проявилось свойство, которое в будущем станет достоянием всех людей. Тогда его место там - в этом неведомом, но обязательно прекрасном будущем,
   Тимофей понимал, что опыт с ускорением времени весьма опасен. Если окажется, что ускорение слишком велико, он может опоздать в понедельник на работу, или того хуже - затормозить время лишь во вторник, а это уже будет означать прогул. В его нынешнем положении прогул без уважительных причин стал бы еще одним отягчающим обстоятельством.
   Он решил начать опыты прямо с утра. Встал рано, застелил постель, приготовил на завтрак кофе и яичницу с колбасой. Сел к столу и на всякий случай еще раз проверил свою способность замедлять время. Все было в полном порядке.
   Цифры, показывающие отсчет секунд на табло электронных часов, сразу замерли без движения.
   Тимофей подождал немного, не отрывая взгляда от часов, потом мысленно сказал "о'кэй!" и пустил время в ход.
   Очень довольный, он отхлебнул кофе, отрезал кусочек яичницы, положил в рот, но ему так не терпелось проверить вторую возможность, еще более драгоценную, чем первая, что он не вытерпел и, зажмурившись, произнес:
   - Время, пожалуйста, иди быстрее...
   Ему показалось, что ничего не произошло. Он испытал ужасное чувство разочарования и, подождав немного, открыл глаза. На всякий случай он бросил взгляд на часы и вдруг увидел, что цифры сменяют друг друга с невероятной быстротой. Он сначала подумал, что это секунды, но оказалось, что это часы. В окошечках для минут и секунд вообще ничего нельзя было разобрать.
   Сообразив, что случилось, Тимофей отчаянно закричал:
   - Стой, время, стой... Иди нормально...
   Стремительный бег чисел на табло часов остановился, проступили минуты и с обычной скоростью стали сменяться отсчеты секунд. Электронные часы теперь показывали девятнадцать часов сорок одну минуту и тридцать пять секунд.
   Тимофей вздохнул с облегчением. Хорошо еще, что успел. Отсчет секунд изменился на сорок, потом на сорок пять. За окно было темно. Тимофей вдруг почувствовал неприятный вкус во рту. Вероятно, одно из яиц оказалось не совсем свежим. Именно этот кусочек он положил в рот перед началом своего опыта и еще не успел прожевать. Тимофей поспешно выплюнул его и с недоумением обнаружил, что вместо недавно поджаренной яичницы на сковороде лежит высохший желто-зеленый блин с отвратительным запахом.
   И тогда он понял... Бросил испуганный взгляд на календарь часов. На календаре был четверг. Хорошо, что месяц и год не изменились...
   Он еще не успел сообразить, что теперь делать, как послышался очень сильный стук в дверь. Тимофей пошел открывать. На площадке стояли двое из НИИ. Один был Вася - совсем молоденький паренек; ом работал в отделе первый год, поэтому его избрали страхделегатом. Второго Тимофей почти не знал. Звали его Тихон Терентьевич... Он был членом месткома и работал не то пожарником, не то по технике безопасности. Тихону Терентьевичу было за пятьдесят. Его морщинистое, словно сжатое в кулачок личико с маленьким вздернутым носом и длинными торчащими усами напоминало морду кота, перекошенную от нестерпимого любопытства.
   - Чего вы так барабаните? - спросил Тимофей, приглашая их в переднюю.
   - Никто не открывал, мы четвертый раз заходим, - сказал Вася. - А ты что, заболел?
   - Я - нет, то есть да, - поправился Тимофей, сообразив, почему они пришли. - Да вы раздевайтесь, проходите в комнату, - добавил он, помолчав.
   - Мы не надолго, проведать только, - объяснил Вася. - Вот тебе яблок принесли. Возьми. - И он сунул в руки оторопевшему Тимофею пакет с яблоками. - Ну, раз ты болеешь, тогда ничего не выйдет... Вы завтра, Тихон Терентьевич, скажите в месткоме...
   - А чем больны-то? - поинтересовался Тихон Терентьевич, стараясь заглянуть в комнату.
   - Да... с головой что-то, - сказал Тимофей и для большей убедительности постучал себя пальцем по виску.
   - Так-так... Голова, значит, болит... Бывает, конечно, многозначительно заметил Тихон Терентьевич и потянул носом, принюхиваясь.
   - А что в отделе слышно? - спросил Тимофей.
   - Ничего особенного, - пожал плечами Вася. - Проект защитили. На "хорошо"... Ребята до сих пор понять не могут, как ты тогда с чертежом успел. Спорят... Ты как, тушь со старого смыл или новый сделал?
   - Новый...
   - Просто фантастика! - сказал Вася, глядя с восхищением на Тимофея. - Хотел бы я так научиться...
   - Между прочим, - заметил Тихон Терентьевич, продолжая принюхиваться и морщась, - на завтра суд назначили. Переносить его или придете?
   - Какой суд? - не понял Тимофей.
   - Товарищеский... Из милиции бумага пришла, что они привлекать не будут и предлагают рассмотреть на заседании товарищеского суда.
   - Вот как, - оторопел Тимофей. - Значит, товарищеским... А кого?
   - Как кого? - искренне удивился Тихон Терентьевич. - Вас, конечно. Кого же еще?
   - Меня одного? - уточнил Тимофей.
   - Одного.
   - Ну ладно... Только я завтра не приду.
   Тихон Терентьевич развел руками:
   - Перенесем... А вы выздоравливайте скорее!
   Не успел Тимофей закрыть дверь, как зазвонил телефон. Это была Зойка.
   - Тимофей? Что с тобой? Ты где был?
   - Дома.
   - А почему не брал трубку?
   - Спал, наверно.
   - Я раз десять звонила. Что с тобой?
   - Заболел.
   - Так, может, помочь? Я приду.
   - Не надо. Уже лучше.
   - Слушай, Тимофей, они на завтра товарищеский суд назначили.
   - А я не приду...
   - Правильно, только они ведь не отвяжутся. Жорка все воду мутит... Да ты не бойся. Я обязательно выступлю и расскажу, как было. Ему еще и за клевету всыпят.
   - А от тебя они отцепились?
   - Понимаешь, отцепились... Я еще в прошлую пятницу, когда меня в местком вызвали, все им выложила. Сказала, что могу доказать, что Жорка врет... Председатель месткома испугался и говорит, что дело не во мне, а в драке, то есть в тебе. И если я буду сидеть тихо, то обо мне разговора не будет... Сказал даже, что на Доску почета меня выдвинут... Но я все равно выступлю и скажу.
   - Не надо, - устало возразил Тимофей. - Раз они тебя не трогают, я сам как-нибудь выкручусь. Хорошо, что милиция отцепилась...
   - Нет, Тим, ты меня не уговаривай, - перебила Зойка и снова начала, как автоматными очередями, про справку, про Жорку, про чистую воду, про правду, которая должна восторжествовать...
   Тимофей слушал ее, а сам думал о том, как завтра получить бюллетень.