Шалимов Александр Иванович. ПЛАНЕТА ТУМАНОВ. Сборник НФ.

   — Придется потерпеть. Сейчас неудобно…
   Занавес дрогнул и раздвинулся.

   На возвышении, покрытом яркой циновкой, скрестив ноги, сидел человек. Его тело, руки и ноги были окутаны складками белого плаща, широкое коричневое лицо с толстыми губами и крупным носом казалось высеченным из камня. Массивные веки прикрывали глаза. В курчавых черных волосах блестел золотой обруч. Очевидно, это и был вождь Муаи собственной персоной и… в полном одиночестве. Больше в зале никого не было видно. Исчез даже наш таинственный провожатый, говоривший по-английски.
   Мы с Тоби встали; я неловко поклонился. Ни один мускул не дрогнул на лице человека, сидевшего на возвышении. Если бы не дыхание, слегка колеблющее складки плаща, восседающую перед нами фигуру можно было бы принять за каменное изваяние.
   Я скосил глаза на Тоби. Он переступал с ноги на ногу и крутил головой с таким видом, точно ему давил горло несуществующий воротничок.
   Приветственная речь начисто вылетела у меня из головы. К тому же я понятия не имел, на каком языке говорить.
   Молчание явно затягивалось, и меня начала разбирать злость. Что означает все это представление? Может быть, над нами опять хотят позабавиться?
   Вождь первый нарушил молчание.
   — Ну? — сказал он.
   Это «ну» могло быть произнесено на любом из тысячи пятисот языков Земли, и я снова очутился в затруднительном положении — на каком же языке отвечать?
   — Ну, — повторил вождь. — Вы собираетесь молчать до вечера?
   Он говорил на довольно правильном французском языке.
   Я торопливо ответил по-французски.
   Это оказалось нелегко — с хода переводить приветствие на французский язык. К тому же я забыл начало и переиначил титул вождя.
   Он прервал меня, махнув рукой:
   — Переходите ближе к делу!
   Я принялся пространно объяснять цели нашей экспедиции, задачи бурения, сам способ бурения скважины. Подчеркнул, что скважина не причинит никакого вреда острову и его обитателям. Я старался говорить как можно более популярно: упрощал терминологию, по возможности заменял технические выражения словами, которые должны были быть ему понятны.
   Он слушал довольно внимательно, потом спросил:
   — Зачем нужна эта скважина?
   Он употребил именно слово «скважина», а не «дырка в острове» — выражение, которым пользовался я в своих объяснениях.
   Вопрос поставил меня в тупик. Объяснять ему строение кораллового атолла? Рассказывать о кимберлитах, которые мы надеялись обнаружить на глубине под коралловой постройкой?..
   Я уклончиво ответил, что мы хотим «заглянуть внутрь острова», убедиться, нет ли там чего-нибудь, что в дальнейшем могло бы принести пользу жителям Муаи.
   — Например? — резко перебил он.
   Я почувствовал себя как на экзамене. Пот ручьями струился по щекам, стекал за воротник рубашки.
   — Разные вещи могут оказаться на глубине, — пробормотал я не очень уверенно.
   Он чуть приподнял тяжелые веки и принялся рассматривать меня с явным любопытством. Потом он сказал:
   — Это верно… Разные вещи могут оказаться на глубине. Например, и такие, которые вам даже не снились… Допустим, вы не знаете, зачем эта скважина; допустим ваш начальник, которого тут нет, не объяснил вам этого. Но я — верховная власть на острове — должен я знать, что, где и зачем вы хотите сделать? Или вы не согласны со мной?
   Судя по языку, по манере выражаться, он получил кое-какое образование и производил впечатление довольно цивилизованного человека. Поэтому я решился…
   Я рассказал ему об устройстве атолла, о том, что под коралловой постройкой должен находиться скальный цоколь. Этот цоколь скорее всего является древним вулканом. До вулкана мы и хотим добраться скважиной.
   Я готов был побиться об заклад, что он обязательно заинтересуется древним вулканом и захочет узнать, не начнет ли вулкан извергаться после бурения скважины.
   Но он только сказал:
   — Там, где собираетесь бурить, вы не достигнете цоколя.
   — Почему же?
   — Там цоколь глубоко.
   Счастье еще, что Тоби не понимает по-французски. По-видимому, мне давно пора было возмутиться… Кажется, этот коричневый монумент собирается учить меня.
   Я сказал возможно более решительно и холодно:
   — О том, какое место подходит для бурения, разрешите судить мне.
   Слово «мне» я подчеркнул.
   Неожиданно он согласился:
   — Разумеется… У вас могут быть свои соображения. Это ваше право
   Он помолчал и добавил:
   — Но я не могу разрешить вам бурить там, где вы задумали.
   — Почему?
   Дипломат никогда не задал бы подобного вопроса. Но я был плохим дипломатом… Он тотчас дал мне это почувствовать: он даже не счел нужным ответить, только пожал плечами.
   — Однако я должен бурить, — пробормотал я, чтобы прервать наступившее молчание.
   Он снова пожал плечами.
   — Пожалуйста, бурите, но в другом месте. Например, там, где вы высадились.
   Кажется, я начал понимать… Для него это был вопрос амбиции. Ах, коричневая мумия! Но я тоже упрям… Недаром моя бабка была ирландкой!
   — Вы можете выбрать и какое-нибудь иное место, — сказал он, словно поняв мои мысли, — исключая всю западную половину острова.
   «Ага, идешь на попятную! — со злорадством подумал я. Нет, так легко не уступлю…»
   — Мы устроили лагерь как раз на западе, — заметил я вслух. — И уже успели перенести туда часть оборудования…
   Тут я осекся. Он не мог не знать, что происходило с нашим оборудованием.
   Однако на этот раз он не воспользовался моим промахом. Он только сказал:
   — Обдумайте условие. Если оно вас не устраивает, от бурения придется отказаться.
   Это прозвучало как ультиматум.
   — Но… — начал я.
   — Никаких «но». С первым вопросом покончено. Переходим ко второму.
   Не скрою, я снова растерялся. Это муаец оказался более решительным, чем можно было предполагать. Я не знал, что отвечать, и молчал.
   — Ну?
   У меня мелькнула мысль, что его «ну» звучали не очень вежливо… Я попытался собрать расползавшиеся мысли: «Ближайший пароход будет через полтора месяца, нас четверо, а их…»
   — Ну?
   «Клянусь Плутоном, он, конечно, понимает, что сила на его стороне. Значит… Значит, надо быть дипломатом, хотя это чертовски трудно…»
   — Второй вопрос связан с первым, — сказал я возможно спокойнее. — Мне нужна помощь при монтаже буровой установки. Десяток-полтора здоровых ребят. Конечно, я заплачу и вам тоже… Цена…
   — Цена потом, — нетерпеливо прервал он. — Если вы согласитесь изменить место бурения, дам вам десять человек.
   — Еще одно… У нас исчезало оборудование… То есть не совсем исчезало. Кто-то перетаскивал его ночью обратно…
   — А, — сказал он. — Вероятно, кто-то из… моих подданных. Может быть, им тоже не нравилось место, которое вы выбрали?
   Это было уже слишком!
   — Послушайте… — начал я.
   Он не дал мне продолжать:
   — Не сердитесь на них, они славные ребята. Я скажу им и… они перестанут шутить…
   — А мы и не позволим больше дурачить нас; я уже отдал распоряжение…
   — Послушайте, — сказал он. — Зачем ссориться? Кажется, вы тоже неплохие ребята… Раз уж вы приехали, сделайте свое дело, и жители Муаи с радостью проводят вас. Но не забывайте о наших… о моих условиях.
   — Хорошо, — ответил я. — Я изменю место бурения. У меня не остается другого выхода, однако…
   — Ну вот и хорошо, — сказал он неожиданно мягким тоном. И советую вам подумать о районе выгрузки, тем более что, как вы вскоре убедитесь, «сделать дырку» в атолле Муаи — задача трудная… Независимо от того, где бурить.
   — Послушайте, — возмутился я, — если это намек…
   — Это не намек, — резко прервал он. — Вы уже «делали дырки» на островах, подобных Муаи?
   — Нет.
   — Ну, вот видите…
   — Хорошо, — сказал я. — Эту заботу предоставьте мне. Каковы же окончательные условия?
   — Условие одно. Вы его слышали.
   — А цена?
   — Вы имеете в виду оплату рабочих? С ними договоритесь сами.
   Он решительно не хотел понять меня.
   — Я имею в виду… стоимость аренды площадки под скважину и… все прочее… Сколько?
   — Я не думал об этом, — объявил он. — Пожалуй, вы правы. Кое-что вам придется заплатить. Немного… Об этом договоритесь после с моим советником.
   Еще не легче. У него, оказывается, есть советник. Интересно, кто такой?
   — А где я могу увидеть вашего советника?
   — Он придет сам… Позже.
   — Но я бы хотел быстрее начать.
   — Начинайте, рабочие придут завтра.
   — О'кэй. Тогда, кажется, все… Может быть, вам что-нибудь надо от меня… от нас?
   Вместо ответа он сделал какой-то знак рукой. Тотчас беззвучно опустился занавес, скрывший его от наших глаз.
   Он даже не счел нужным попрощаться. Мы с Тоби переглянулись.
   — Кажется, уладили, — пробормотал я без особой уверенности.
   — А это? — спросил Тоби, указывая глазами на узел, который держал в руках.
   Занавес дрогнул. Из-за него снова появился провожатый, который привел нас сюда.
   — Пойдемте, — сказал он. — Я провожу вас.
   Тоби протянул ему узелок.
   — Что это?
   — Это… сувениры, — пояснил я. — На память.
   — Справедливейшему из справедливых… или мне?
   Я махнул рукой:
   — Сделайте так, как сочтете более удобным.
   Он молча взял узелок и жестом пригласил нас следовать за ним.
   Какое множество подробностей способна сохранить человеческая память! Нужна только маленькая затравка, чтобы начать вспоминать… А уже потом воспоминания набегают, как морские волны. Одно за другим — без конца… Затравка — мои записные книжки. Я листаю страницы, и корявые сухие строчки оживают. Кажется, я слышу шум океана и звенящие удары металла о металл. Это ребята соединяют звенья вышки.
   Вот запись от 15 января:
   «Мы полным ходом собираем буровую. Новое место я выбрал на внешней восточной стороне атолла, метрах в трехстах от причала. С помощью десятка молодых муайцев, присланных Справедливейшим, мы уже перетащили на новую площадку все оборудование и палатки лагеря. Мы живем теперь на самом берегу океана, возле остова буровой. Вышка растет не по дням, а по часам. Скоро можно начинать бурение».
   …Как мы все ждали этого волнующего момента! И наконец он наступил… Питер включил двигатель, мотор заработал. Через несколько минут буровая коронка с вчеканенными в нее алмазами впервые впилась в тело рифа Муаи. Бурение началось.
   За первый день мы прошли немного — всего несколько погонных метров. Перед заходом солнца Питер остановил мотор, и мы подняли на поверхность первый керн — желтоватый столбик кораллового известняка, частицу тела рифа.
   Торжественное событие решено было отметить за «праздничным столом». Большой брезент расстелили прямо на чистом коралловом песке пляжа. Вокруг брезента заняли места мы вчетвером и шестеро коричневых помощников. Эти шестеро показались мне наиболее умелыми и ловкими. И я не ошибся. Неделю спустя они работали на скважине, как заправские буровики.
   Одиннадцатым за нашим праздничным столом был Ку Map. Он торчал возле буровой с утра до вечера.
   Праздничный обед был великолепен. Его приготовил молчаливый Тоби. Теперь, сидя за столом и слушая похвалы по адресу черепахового супа, запеченных в тесто тунцов, маринованных крабрв и прочих яств, Тоби лишь скромно улыбался и молча посасывал трубку.
   — Ну, а как там поживает вождь Муаи? — спросил Питер, подмигивая Ку Мару. — Не выпить ли нам за его здоровье?
   — Я не знает, — сказал, улыбаясь, Ку Map.
   — Неужели он никогда не выходит из своего дома?
   — Я не знает.
   — Ты все знаешь, чертенок, только говорить не хочешь. Почему? Верно, вы все его очень боитесь.
   — Никакой муаи не боится. Никто не боится; я тоже, — гордо сказал Ку Map, протягивая руку за очередной горстью засахаренных орехов.
   — Муаи вождь очень хороший, о-о! — на ломаном английском языке сказал Ну Ка Вонг Танну, которого мы все называли Нука, — самый молодой из наших новых помощников.
   — А чем он хороший? — поинтересовался Питер.
   — О, — сказал Нука. — О-о! — повторил он, широко разводя руками и поднимая глаза к звездам.
   — Ясно, — объявил Питер. — Святой, наверно?
   — Что такой «святой»? — быстро спросил Ку Map.
   — Это такой, которому все молятся.
   — Что такой «молятся»?
   — Ну, кланяются, поднимают руки вверх и бьют лбом об землю.
   — У-у, — разочарованно протянул Ку Map. — «Молятся» — это очень плохо. Голова будет болеть. Нет, вождь Муаи не святой…
   — Надо было пригласить вождя к нам на праздник, — заметил Джо.
   — Сделаем это, когда кончим бурение, — пообещал я.
   Ку Map тихонько захихикал в темноте.
   «25 января.
   Бурение продвигается чертовски медленно. За десять дней мы не прошли и пятидесяти метров Риф оказался сильно кавернозным. Пока пустоты были небольшими, мы еще кое-как справлялись с ними. Но вчера буровой инструмент провалился сразу на несколько метров. Алмазная коронка вышла из строя. На ликвидацию аварии ушел целый день. Если дело пойдет так и дальше, мы не кончим скважину в установленный срок…»
   Помню, я тогда сказал Питеру:
   — Можно подумать, что этот Справедливейший знает кое-что о строении рифа Муаи. Он намекал при нашей встрече, что бурить будет трудно…
   Питер насмешливо глянул на меня:
   — И вы, шеф!..
   — Что и я?
   — Готовы уверовать в его необыкновенность. Все это чепуха!
   — Кроме вчерашней аварии.
   — Пустяки. Теперь будем бурить осторожнее…
   Питер еще не закрыл рта, как мотор на буровой начал чихать и заглох.
   Тотчас прибежал встревоженный Джо.
   — Идите скорей. Опять!
   — Что опять?
   — Инструмент провалился.
   На этот раз дело оказалось гораздо серьезнее. Вероятно, произошел обвал стенок каверны: буровой инструмент зажало в скважине. Мы провозились до ночи, но так и не смогли извлечь коронку на поверхность.
   Весь следующий день ушел на безуспешные попытки освободить инструмент. Скважина зажала его мертвой хваткой. Мы никак не могли заставить ее приоткрыть каменные челюсти.
   К вечеру третьего дня Питер, который все это время раскрывал рот лишь для замысловатых ругательств, швырнул на песок тяжелый ключ и сказал:
   — Все! Я испробовал все знакомые мне штучки, шеф. Придется бросить эту скважину и начать рядом новую. Считайте эти пятьдесят метров разведкой.
   — Подождем до завтра, — предложил я. — Утро вечера мудренее.
   Утром я стал к станку сам. Я знал один хитрый прием, которому научился от буровиков на Аляске. Он заключался в особом раскачивании инструмента. Способ был рискованный. Можно было разорвать буровые штанги. Но иногда он помогал.
   Я расставил ребят по местам. Объяснил каждому, что делать. Восемь пар глаз впились в меня с напряженным вниманием, ожидая команд. Не было только Питера. Он считал затею бесполезной и ушел купаться.
   — Включить мотор! — крикнул я.
   Мотор заработал.
   Я легонько нажал на рычаг подъемного механизма и, к моему величайшему изумлению, инструмент пошел вверх, как нож из куска масла. Это было непостижимо…
   Мы подняли колонну штанг на всю высоту буровой, свинтили их. Мотор снова заработал. Вскоре над устьем скважины появилась коронка…
   Мы прокричали троекратное «ура».
   На наши вопли прибежал Питер в купальных трусах и заморгал выгоревшими ресницами.
   — Как это удалось вам, шеф? — спросил он, внимательно осматривая покореженную алмазную коронку.
   — Шеф такое слово знает, — объяснил Джо. — Пошептал — и конец…
   — Инструмент не был зажат, я поднял его наверх без всякого дополнительного усилия.
   — Бросьте шутить, — хрипло проворчал Питер.
   — Я говорю вполне серьезно.
   — Посмотрите, что с коронкой и керноприемником, — сказал Питер. — Их расплющило. Такие аварии не ликвидируются сами.
   — И тем не менее я поднял инструмент без труда.
   — Чудеса какие-то.
   — Может быть, куски породы, зажавшие инструмент, сами провалились на глубину в следующую каверну?
   — Вы когда-нибудь слышали про такое? — прищурился Питер.
   — Нет, но, в конце концов, скважин на коралловых атоллах пробурено не так много.
   — Все равно чудеса, шеф…
   «2 февраля.
   После той загадочной аварии бурим с большой осторожностью. Скважина постепенно углубляется. Наши ящики понемногу заполняются желтоватыми столбиками керна. Известняк продолжает оставаться сильно кавернозным. Этот риф — как гигантская губка. Дырок в нем больше, чем породы. Мы прошли уже около четырехсот метров, а керна подняли всего сто пятьдесят. Остальное приходится на каверны…»
   Кажется, это произошло именно 2 февраля… Потом я не вел записи несколько недель…
   Утром Ку Map настойчиво допытывался, какой глубины достигла скважина. Когда я сказал, он глянул на меня недоверчиво:
   — Чистый правда говоришь?
   — Конечно. А собственно, зачем тебе точная глубина скважины?
   — Надо…
   — Ну, а все-таки, зачем?
   Ку Map заулыбался.
   — Один маленький задача решаю. Сколько дней бурить будешь, чтобы сделать дырка через вся Земля.
   — Ну и что получается?
   — Ничего не получается…
   Мне показалось, что он хитрит. Может быть, кто-то из островитян поручил ему узнать глубину скважины? Может быть, это был сам Справедливейший?.. Непонятно только, зачем для этого понадобился Ку Map. Каждый вечер наши помощники уходили ночевать в селение, и от них можно было получить все сведения.
   Вскоре Ку Map куда-то исчез. В обед его никто не видел.
   Когда спала жара, мы вернулись на буровую. К станку стал Питер. Я присел под тентом, чтобы описать недавно извлеченный керн.
   Вдруг кто-то окликнул меня. Голос был незнакомый. Я поспешно оглянулся. Под тент заглядывал невысокий коренастый человек в белой полотняной рубашке и шортах. На голове у него красовалась маленькая белая панамка. Черные очки прикрывали глаза. На вид ему было лет пятьдесят, хотя могло быть и гораздо больше. Его гладко выбритое лицо, руки и ноги покрывал темно-коричневый тропический загар. Тем не менее у меня ни на миг не возникло сомнения, что передо мной белый.
   — Мое почтение, сэр, — вежливо сказал он по-английски. Надеюсь, я не помешал вам. Меня зовут Карлссон. Дэвид Карлссон.
   «Вероятно, советник Справедливейшего», — мелькнуло у меня в голове.
   — Очень приятно, — сказал я, поднимаясь.
   Мы обменялись рукопожатием, и я назвал себя.
   — О, вас я знаю, — улыбнулся он.
   «Еще бы, — подумал я. — Интересно только, где ты прятался полтора месяца? И, главное, зачем?»
   Он словно понял мои мысли.
   — Мне говорили о вас и ваших товарищах давно, — пояснил он. — А сам я возвратился на остров лишь вчера. Я находился… на соседнем атолле.
   «Бабке своей рассказывай!» — подумал я. Но ему вежливо сказал:
   — Очень приятно познакомиться. Я тоже догадывался о вашем существовании. Вероятно, вы советник здешнего правителя?
   — И да, и нет, — скромно объявил он, усаживаясь под тентом.
   — Выпьете чего-нибудь?
   — Благодарю. Я пью только воду. Чистую морскую воду.
   — Морскую? — вырвалось у меня.
   — Почему вас это удивляет? Каждый при желании может приучить свой организм к морской воде. Все это — дело привычки. Строго говоря, морская вода даже полезнее для организма, чем опресненная. Очень многие обитатели островного мира пьют. морскую воду, когда у них под рукой нет пресной. А для себя я это сделал правилом.
   — Вот как, — произнес я, чтобы сказать что-нибудь.
   Мы помолчали. Как гостеприимный хозяин я попытался поддержать разговор:
   — Вы уже давно живете на островах?
   — Да.
   — Но, вероятно, часто ездите отдыхать на континент — в Европу или в Америку, не так ли?
   — Нет. Я не был на континенте много лет.
   — И не наскучила вам Микронезия?
   — Нет.
   Он не отличался многословностью во всем, что касалось его особы. Я попробовал переменить тему разговора:
   — Кажется, погода начинает меняться. Побаиваюсь урагана. Крепления вышки не очень надежны.
   Он окинул буровую испытующим взглядом.
   — Выдержат. Это превосходная конструкция. Вероятно, последняя модель?
   — Самая новая. Облегченного типа.
   — Да-да, — он кивнул с видом знатока. — Научились наконец делать буровые установки. Пятнадцать лет назад о таких не могли и мечтать. А как глубина?
   — Рассчитана до полутора километров, но, при желании, можно вытянуть и два. Правда, с глубиной скорость бурения сильно замедляется…
   — Разумеется, — он снова кивнул. — Кстати, о погоде не тревожьтесь. В ближайшие недели она не изменится.
   — Вы располагаете столь долговременным прогнозом? — удивился я. — Здесь на островах?
   — Да, причем надежным прогнозом, — он многозначительно поднял палец.
   — Мы регулярно слушаем прогнозы по радио, — заметил я. На этот район они крайне неопределенны и, как правило, кратковременны.
   — Вы имеете в виду радиостанцию в Такуоба, — он пренебрежительно махнул рукой. — Что они знают!
   — Там ближайшая метеостанция. Другие источники мне не известны.
   — Да-да, конечно, — сказал он. — Но в этой части Тихого океана особая климатическая зона. Циклоны обычно обходят нас стороной. Прогнозы Такуоба для Муаи не подходят. Мы вынуждены составлять свои собственные. Вы убедитесь, что они довольно точны, если пробудете тут еще некоторое время.
   — Вынужден буду пробыть, — я подчеркнул слово «вынужден». — Ведь скважина еще далека до завершения.
   — Значит, вы полны решимости вскрыть вулканический цоколь Муаи? — спросил он равнодушным тоном.
   «Ого, — подумал я, — Справедливейший точно передал содержание нашего разговора».
   — Такова поставленная передо мной задача, — пояснил я, рисуя карандашом на песке разрез атолла.
   — Значит, как только вы убедитесь, что цоколь Муаи сложен обычным базальтом, а не алмазоносным кимберлитом, вы прекратите бурение и покинете остров?..
   Я с изумлением посмотрел на него… Однако он внимательно разглядывал мой рисунок на песке.
   — Послушайте, господин Карлссон, — сказал я. — Давайте уточним нашу… гм… игру. Вам что-нибудь известно о строении атолла Муаи?
   — Допустим.
   — Но глубокого бурения тут не было?
   — Глубокого… нет.
   — Однако вы знаете, на чем покоится коралловая постройка острова?
   — Предположим, что да.
   — И могли бы доказать это?
   — Могу дать вам несколько метров керна, состоящего из обычного базальта тихоокеанского типа.
   — Зачем?
   — Как доказательство, что вы вскрыли цоколь Муаи. А на какой глубине, это вы придумаете сами. Ведь вашей фирме важно получить породы цоколя и убедиться, что искать кимберлиты тут бесполезно.
   — Послушайте, вы…
   — Нет, сначала вы послушайте меня. Прежде всего не воображайте, что предлагаю вам жульническую сделку. Я хочу лишь облегчить вашу задачу и ускорить ваш отъезд отсюда.
   — Значит…
   — Пока еще ничего не значит. На какой глубине вы предполагаете встретить… вулканические породы?
   Я пожал плечами:
   — Никто из нас этого точно не знает, включая и главного геолога фирмы. Может быть, от пятисот до тысячи пятисот метров?..
   — Очень хорошо, — сказал он, беря у меня из рук карандаш. — Все, вероятно, так и было бы, если бы внизу под рифом Муаи находился правильный вулканический конус. А если этот конус разрушен, например, вулканическим взрывом или волнами еще до образования рифа?
   — Тогда может быть все, что угодно…
   — Вот именно, — согласился он. — Позволю себе немного исправить ваш рисунок, — он провел на песке несколько линий. — Что скажете теперь?
   — Теперь каждый профан скажет, что надо бурить вот здесь — в западной части острова. В восточной вулканические породы залегают слишком глубоко.
   — Превосходно. Готов поставить вам отличную оценку по геологии, но… есть одно «но». На западе ваша скважина встретит вулканические породы на небольшой глубине только в одном случае — если бурить вертикально. Обратите внимание, что на рисунке я изобразил склон вулканического конуса достаточно крутым. Если скважина искривится, — он сделал ударение на последнем слове, — я повторяю, если она искривится, вулканических пород вы вообще не встретите. Скважина пойдет в теле рифа параллельно им.
   — Все это теоретические рассуждения, — заметил я. — И не понимаю…
   — Не понимаете… Жаль! — сказал он, выпрямляясь и стирая ногой рисунок на песке. — Полагал, что вы более догадливы… Тогда сделаем несколько предположений. Чисто теоретических предположений, разумеется… Первое: предположим, что появление на некоем острове гостей не вызвало восторга у населения этого острова. Второе: допустим, что жители острова очень миролюбивы; не желая портить отношений с гостями, они тем не менее хотят предельно сократить пребывание гостей на своей земле. Третье: учитывая необычность обстановки, позволим себе сделать еще одно совершенно невероятное допущение, что жители острова подсказали гостям кое-что по существу дела… Ну, например, подсказали место бурения скважины с таким расчетом, чтобы гости как можно скорее выполнили свою задачу и распрощались с островом. Если вам всего этого мало, я готов сделать четвертое предположение: что гостям на этом острове ужасно не везет. Начав бурить в таком месте, где можно было встретить древние лавы на глубине пятьдесят-шестьдесят метров от поверхности, гости так искривили скважину, что теперь едва ли встретят их вообще.
   Он умолк и быстро набросал еще один рисунок на песке: разрез рифа, положение вулканического цоколя, линию искривленной скважины.