Страница:
Я начал кое-что соображать. Я прямо спросил его:
— Вы имеете возможность проникать внутрь острова?
Он кивнул.
— По кавернам внутри рифового массива?
— Да, тут есть целая система пещер, заполненных морской водой. На глубине риф Муаи состоит чуть ли не из одних дыр. Лабиринты подводных пещер открываются прямо в океан.
— У вас есть скафандр?
— Есть.
— Проникнув в лабиринт, можно добраться и до вулканического основания рифа, не так ли?
— Да, местами древние лавы находятся совсем неглубоко.
— Хорошо, — сказал я. — Возьму у вас эти несколько метров базальтового керна, и мы уедем с первой же оказией; но сначала я должен убедиться, что все это правда.
— Вы сможете сделать это завтра же. Но вы должны дать мне слово джентльмена и честного человека, что все останется между нами. Никто, даже ваши помощники, не должны узнать о тайне Муаи. Мы хотим жить спокойно. Одни и спокойно… Вы поняли меня?
— Кое-что понял… И буду молчать. Обещаю вам, Карлссон.
— Хорошо. Приходите завтра утром к коттеджу.
Он легко поднялся, пожал мне руку и ушел. Ребятам я сказал, что приходил советник Справедливейшего и пригласил меня на новую аудиенцию к вождю. Я даже и не подозревал, что говорю чистейшую правду.
Карлссон встретил меня на центральной площади поселка и провел прямо в коттедж мимо стражей, которые сделали вид, что не замечают нас. Миновав несколько обставленных по-европейски комнат, мы очутились… в небольшой библиотеке. Это было совершенно круглое помещение без окон со стеклянным потолком. Вокруг стен тянулись стеллажи, сплошь заставленные книгами. Посредине стоял небольшой рабочий стол. Возле него кресла.
Я надеялся, что Карлссон объяснит мне как-то европейский облик всего этого дома, его странную пустоту, наконец присутствие здесь библиотеки, однако он молчал. Порывшись в ящиках стола, он достал два электрических фонаря, один положил в карман, другой протянул мне. Потом он отодвинул ногой циновку на полу и открыл небольшой люк. Под крышкой люка оказалась узкая винтовая лестница, ведущая куда-то вниз. По-видимому, это был второй вход в подземелье.
— Тут у меня внизу кое-какие лаборатории, — сказал Карлссон. — Но последнее время я в них бываю редко, поэтому освещение выключено. Нам с вами придется воспользоваться фонарями.
— Здесь есть электрическое освещение? — удивился я.
Он сделал вид, что не расслышал вопроса. Мы спускались ощупью в темноте. Я насчитал шестьдесят ступенек. Потом Карлссон включил свой фонарь. Сильный луч света вырвал из темноты шероховатые стены довольно широкого извилистого коридора. В стенах коридора темнели двери. Все, они были закрыты на засовы. По правде сказать, это больше походило на подземную тюрьму, чем на лаборатории. Мне стало жутковато.
— Идемте, — сказал Карлссон. — Мы уже внутри рифового массива, но еще находимся выше уровня океана. Эти пещеры естественные. Мы тут только кое-что подровняли…
Не дожидаясь моего ответа, он двинулся вперед. Мне не оставалось ничего иного, как включить фонарь и последовать за ним. Коридор изгибался, петлял, разветвлялся, и вскоре я совершенно потерял ориентировку. Чувствовал только, что мы постепенно спускаемся все ниже и ниже.
Внезапно я услышал плеск. Где-то совсем близко была вода. Стены коридора ушли в стороны, и мы очутились в довольно большой пещере. Своды ее тонули во мраке, а совсем близко у наших ног с тихим шелестом ударяли в каменный пол волны. Это было подземное озеро, а вернее, небольшой подземный залив. В сдержанном непокое его вод отражалось дыхание близкого океана.
— Мы почти у цели, — услышал я голос Карлссона. — Сейчас прилив, и вода поднялась высоко. Пока мы наденем скафандры и приготовимся к спуску, вода начнет спадать. Вам приходилось когда-нибудь погружаться на тридцать-сорок метров?
— Нет, — признался я.
— Ну, не беда. У меня хорошие скафандры — легкие и надежные. Надеюсь, вы справитесь. Единственная опасность нашей экскурсии — мурены. Они заплывают в эти лабиринты. Придется взять оружие. Попадаются и спруты, но небольшие. Крупные сюда забираются редко.
«Еще не легче, — подумал я. — Прогулка к вулканическому цоколю Муаи может оказаться богатой впечатлениями… Черт меня дернул согласиться! Впрочем, теперь отступать поздно… Пусть лучше воображает, что для меня все это — раз плюнуть…»
Скафандры действительно оказались превосходными. Я натянул свой без труда, и Карлссон помог мне закрепить шлем. Дышать было очень легко. Гибкий металлический шланг соединял шлем с небольшими баллонами, укрепленными за спиной. В баллонах, по-видимому, находился кислород.
— Сделайте несколько глубоких вдохов, — услышал я голос Карлссона. — Так, хорошо. Можете отвечать мне, скафандры радиофицированы.
— Замечательная штука, — сказал я, имея в виду скафандр. — Последняя модель?
— Нет. Они изготовлены лет пятнадцать назад. Впрочем, я не уверен, что сейчас научились делать лучше.
— Я и таких не видел.
— Эти сделаны по специальному заказу. Они рассчитаны для глубин до трехсот метров.
— Ого! Разве возможно такое погружение в легком скафандре?
— После небольшой тренировки вполне возможно. Мне приходилось погружаться в нем и глубже…
Я с сомнением покачал головой, но Карлссон не заметил этого движения. Мой шлем остался неподвижным, и я убедился, что он очень просторен: в нем можно было свободно вертеть головой во все стороны.
— В гребне шлема находится осветитель. Включающее устройство под левым баллоном, — снова услышал я голос Карлссона. — Вы можете включать и выключать свет левой рукой.
Я засунул руку за спину и нащупал какой-то язычок. Дернул за него. Вспыхнул яркий свет, похожий на свет автомобильных фар. «Фары» находились где-то над головой. Это напоминало фонарь шахтерской лампочки, только свет был гораздо сильнее. Поворачиваясь, я теперь мог осмотреть подземелье. Ребристые стрельчатые своды уходили высоко вверх. Местами с них свисали ажурные каменные драпировки, похожие на белоснежные кружева. Сталактиты опускались к самой воде и отбрасывали на ее поверхность резкие причудливые тени. Под водой скалы круто обрывались. В глубине царил густой фиолетово-синий мрак; там вспыхивали и гасли удивительные красноватые искорки. Картина была настолько фантастической, что, кажется, я даже позабыл на время о своих страхах.
— Вы готовы? — прозвучал голос Карлссона.
— Д-да… — сказал я. Для меня самого это «да» прозвучало не очень убедительно.
— Тогда в путь! Не отставайте от меня и посматривайте по сторонам…
Он спустился по каменным ступеням и исчез. Темная вода сомкнулась над его шлемом, но тотчас же озарилась изнутри. Это Карлссон включил свой осветитель. Я увидел на глубине красновато-оранжевые ребра подводных скал. Тени крупных рыб метнулись в стороны.
— Ну, где вы там? — послышался издалека голос Карлссона.
Я вдруг вспомнил слова Питера: «В случае чего, шеф, мы устроим вам вполне приличные похороны…» В данной ситуации о похоронах не могло быть и речи. Я просто исчезну бесследно — и меня сожрут гнездящиеся в непроглядном мраке мурены. Боже, на какие идиотские выходки решаются иногда вполне благоразумные и уравновешенные люди.
— Ну, — прозвучало издали.
Мне пришло в голову, что это «ну» я уже слышал однажды… Впрочем, предаваться воспоминаниям было некогда. Свет фонаря Карлссона заметно ослабел, превратившись в размытое золотистое пятно.
Если я не заставлю себя тотчас же войти в воду, Карлссон исчезнет на глубине…
— Ух ты, бултых! — сказал я сам себе. Лет сорок назад так приговаривала моя бабушка, когда сажала меня в большой эмалированный таз, чтобы искупать.
Я сделал шаг, потом другой. Тело вдруг стало удивительно легким, и я почувствовал, что плыву.
Карлссона удалось догнать без труда. Мы поплыли рядом. Странные большеглазые рыбы с прозрачными плавниками неторопливо уступали нам дорогу; некоторые с любопытством разглядывали нас. Подводное ущелье, по которому мы спускались, постепенно сужалось.
— Мурен сегодня не видно, — раздался у меня в ушах голос Карлссона. — Ушли с началом отлива. Зато вижу кальмара. Неплохой экземплярчик. Этот может и атаковать.
Впереди появилось что-то похожее на веретенообразную торпеду. Торпеда неторопливо плыла нам навстречу. Кажется, она была длиной в несколько метров.
Мне вдруг ужасно захотелось очутиться на берегу, на горячем песке пляжа… Во рту сразу пересохло…
Карлссон обогнал меня. Я заметил, что он засунул левую руку за спину и поворачивает диск на конце одного из баллонов.
Бледная торпеда побагровела, изогнулась гигантской запятой и вдруг превратилась в темное мохнатое облако.
— Удрал, — с удовлетворением в голосе сказал Карлссон. Обозлился, покраснел и удрал. Они всегда багровеют, когда взволнованы… Ультразвуковой излучатель, — пояснил он, похлопывая по левому баллону. — Спруты не выносят его действия. Сразу выпускают «дымовую завесу» и ретируются. Тонкая нервная организация! С муренами хуже… Эти бестии — «толстокожие». Иногда приходится их потрошить.
Но мурен мы так и не встретили.
Мы спускались по ущелью еще минут десять. Потом оно резко расширилось, и мы оказались в огромной подводной пещере. Наши осветители словно пригасли. Их свет потерялся в толще воды, заполняющей гигантскую полость.
— Эта пещера возникла вдоль границы вулканического конуса и рифа, — сказал Карлссон. — Видите черные породы? Это древние лавы — базальты. Обычные тихоокеанские базальты, а не кимберлиты…
Мы подплыли ближе, и я убедился, что Карлссон прав. Конечно, это был базальт. Вульгарный базальт. Риф Муаи покоился на обыкновенном вулкане. В западной части Тихого океана таких вулканов сотни. Их лавы выходят прямо на поверхность, образуя вулканические острова.
— Я хотел бы взять образцы…
— Надо опуститься немного глубже, там, у подножия обрыва, можно найти обломки.
Мы погрузились еще на десяток метров, и я увидел осыпь темных камней. Некоторые были покрыты наростами коралловых стеблей. Выбрав несколько обломков, я опустил их в карман скафандра.
— Как с дыханием? — поинтересовался Карлссон.
— Отлично.
— Тогда опустимся еще немного. Вы сможете увидеть вашу скважину.
«Здорово!» — подумал я.
Мы углубились в запутанный лабиринт коралловых скал, похожий на гигантское каменное кружево. Как ухитрялся Карлссон находить правильный путь в этих сотах?..
В одном месте, кажется, он заколебался: куда плыть дальше… Мне снова стало не по себе, и я уже готов был пожалеть, что не отказался от продолжения прогулки. Впрочем, через секунду в наушниках шлема послышался его голос:
— Ага, вот она, чуть правее…
Еще несколько движений, и я увидел в скальной нише металлический стержень. Всякие сомнения исчезли. Это действительно была обсадная труба нашей скважины. Уже тут было заметно, что скважина наклонена.
— Какая здесь глубина? — поинтересовался я.
— Метров шестьдесят. Авария у вас произошла выше, но сейчас туда трудно проникнуть.
— Значит, вы помогли тогда освободить инструмент?
— Вначале вы бурили очень неосторожно, — сказал Карлссон. — Совсем не учитывали особенностей этих пород. Получился обвал. Чтобы освободить ваш инструмент, пришлось применить заряд взрывчатки. Но, кажется, взрыв сильно повредил буровую коронку?
— Пустяки, у нас были запасные. Примите мою благодарность за помощь.
— Не за что! Просто мы боялись, что вы не сможете ликвидировать аварию и измените место скважины. Это сильно задержало бы ваши работы.
— Однако вы очень заинтересованы в окончании наших работ и, очевидно, в нашем быстрейшем отъезде…
— Сегодня вы догадливее, чем вчера.
Обратный путь мы совершили без всяких приключений. Я не мог не признать, что Карлссон великолепно ориентируется в подводных лабиринтах Муаи. Без сомнения, он занимался их исследованиями не один год.
Через час мы уже отдыхали в библиотеке коттеджа. Карлссон принес поднос с напитками. Я налил себе виски с содовой. Карлссон ограничился стаканом воды. Подозреваю, что это действительно была морская вода… Мы легко согласовали план дальнейших действий.
Жители поселка пригласят нас всех на рыбную ловлю. В последний момент я под каким-нибудь предлогом останусь. Непогода задержит моих товарищей и их спутников на соседнем острове на несколько дней. За это время я постараюсь предельно углубить скважину и получу от Карлссона базальтовый керн, как доказательство того, что скважина вошла в вулканический цоколь острова. Потом вернутся мои товарищи, мы демонтируем буровую и уедем с пароходом, который должен прибыть на Муаи через три недели.
У меня вертелся на языке один вопрос, и я не преминул задать его, кончая второй стаканчик виски с содовой:
— Кто, собственно, был инициатором всего этого плана Справедливейший или вы, Карлссон?
— Считайте, что мы оба, — скромно ответил Карлссон.
— Но почему, черт побери, вы все так заинтересованы в нашем исчезновении с острова?
— Вероятно, на этот вопрос отвечать не обязательно, — задумчиво произнес Карлссон. — Вы поймете сами… Впрочем, кое-что я могу сказать… перед вашим отъездом.
— А, однако, этот Гомби наврал, — переменил я тему разговора.
Карлссон с изумлением взглянул на меня.
— Я имею в виду кимберлитовые вулканы в Тихом океане, пояснил я, отхлебывая виски. — Удивительно, как ему сразу все поверили… И уже несколько лет гоняются за призраками.
— Ах, вот вы о чем, — тихо сказал Карлссон. — Нет, Гомби говорил правду… Кимберлитовые вулканы в Тихом океане есть. И их множество. Но они глубоко — там, под пятикилометровой толщей воды. Они на дне глубоководных котловин. И над ними нет вулканических конусов. Это всего-навсего воронки взрыва, как и на суше, — в Африке, в Сибири. Извержение кимберлитового вулкана — чудовищный взрыв на большой глубине; в результате взрыва земная кора оказывается как бы простреленной насквозь. Продукты взрыва не образуют вулканического конуса. Они улетают в межпланетное пространство, если хотите — превращаются в метеориты. А на месте взрыва остается труба или воронка, заполненная алмазоносными обломками. Это и есть кимберлит, загадочный кимберлит — свидетель взрыва под земной корой.
— Никогда не слышал об этом, — признался я. — Я читал книгу профессора Гомби, но там написано иначе…
— Гомби вначале и думал иначе. Позднее он изменил свои представления.
— А где написано об этом?
— Нигде…
— Вы знали его?
— Да.
— При каких обстоятельствах Эн погиб?
— Это была чудовищная подлость, — тихо сказал Карлссон. О, чудовищная! Дельцы из Алмазной корпорации перепугались, что открытие алмазов на дне океана уменьшит их доходы. Последовала серия диверсий. Сначала уничтожили глубоководную станцию, созданную Гомби у Маршалловых островов. В газетах писали, что это несчастный случай, но это была диверсия. Потом та же участь постигла главную базу экспедиции. Она находилась на одном из атоллов невдалеке отсюда. Когда Гомби и его уцелевшие товарищи эвакуировались с острова, теплоход наскочил на мину, а вернее, был торпедирован неизвестной подводной лодкой. И снова миру была рассказана басня: басня о гибели судна во время шторма.
— Возможно ли! — сказал я. — Это в наши дни! И неужели никто не спасся?..
— В наши дни случаются и худшие вещи, — возразил Карлссон.
Меня удивило, что он не ответил на мой вопрос. Я хотел повторить его, но Карлссон продолжал:
— После этой истории, я имею в виду историю Гомби, я окончательно разуверился в людях — в так называемых цивилизованных людях. Я навсегда ушел из их, мира и поселился тут, на этом атолле.
— И вы… счастливы?
— Пожалуй, да. Люди тут примитивны, но они честны и не испорчены цивилизацией. Они ловят мне рыбу, а я учу их понимать окружающий мир и самих себя. И лечу, если кто-нибудь захворает. Но болеют тут редко.
— Вы, вероятно, ведете и научные исследования?
— Так, пустяки, для души.
— Какова же ваша главная профессия?
— У меня их много. Вам наскучит, если начну перечислять…
— А Справедливейший?
— Что Справедливейший?
— Он не мешает вам?
Карлссон улыбнулся:
— Мы встречаемся очень редко.
— Но вы живете в одном доме с ним?
— И тем не менее встречаемся редко.
— Например, когда приходится давать аудиенцию незваным гостям?
Он окинул меня проницательным взглядом.
— О, — сказал он, — оказывается, вы более догадливы, чем я вначале думал. Вы не ошиблись… Но пусть все это останется между нами. И простите меня за тот маленький маскарад. В глазах окружающего мира Муаи должен быть одним из тысяч обычных островов. А на каждом острове Микронезии есть свой более или менее странный вождь…
Я не мог скрыть изумления:
— Значит, вы и есть Справедливейший! Я-то ведь думал, что вы тот таинственный гид, который встречал нас и провожал.
Карлссон весело рассмеялся:
— Все-таки я чуть-чуть переоценил вас. Я и то, и другое. Для этих мистерий у меня имеются две превосходные маски. Не хочу, чтобы мои сограждане принимали участие в таких инсценировках. Кое-кто из них не отказался бы и даже неплохо сыграл бы отведенную роль, но я оставляю за собой… всю внешнюю политику. Мы так условились. Внешняя политика — моя сфера, внутренняя — их. Достаточно и того, что во время визитов они не отказываются торчать у дверей этого дома.
— Значит, у вас демократия?
— Самая полная.
Я чувствовал, что мне давно пора уходить и… все не мог заставить себя расстаться с этим удивительным человеком. Несмотря на внешнюю жесткость, от него исходило какое-то особенное обаяние. Население острова, должно быть, боготворило его…
— Послушайте, Карлссон, — сказал я. — Если когда-нибудь я разочаруюсь в благах цивилизации, подобно вам, примете меня в свою общину? Я буду хорошим подданным, обещаю.
— Это должны решить они все, — очень серьезно ответил Карлссон. — У нас ведь демократия…
«10 марта.
Завтра прибывает пароход. Наш груз сложен на берегу: звенья буровой, штанги, ящики с керном. Кажется, мои ребята довольны. Вместо шести — два с половиной месяца. А свои деньги они получат полностью. Ведь задача выполнена. Разумеется, начальство не будет в восторге. Алмазоносных кимберлитов мы не нашли на Муаи. К счастью для населения острова… В любом случае один проигрывает, другой выигрывает. Я лично доволен, что выиграли наши друзья — муайцы и старик Карлссон. Их идиллия будет сохранена… Вопрос, надолго ли?»
Тогда все удалось сделать именно так, как мы задумали с Карлссоном. Ребята отсутствовали восемь дней. Правда, они вернулись злые и встревоженные. Они опасались какого-нибудь нового подвоха со стороны островитян. Однако, когда я рассказал, что все эти дни скважина бурилась и мне удалось вскрыть базальт, они пришли в восторг.
Даже молчаливый Тоби произнес целую речь. Только Питер, придирчиво оглядывая базальтовый керн, проворчал, ни к кому не обращаясь:
— Чудеса творятся на здешних проклятых островах… Ну, если за них платят…
Он пожал плечами и больше не возвращался к этой теме.
В последний вечер островитяне пригласили нас в деревню на праздник. Это был прощальный праздник в нашу честь. На центральной площади, напротив коттеджа вождя, собралось все население острова. Нас посадили на самое почетное место — на возвышение, устланное мягкими циновками. Пир начался с заходом солнца и продолжался до восхода луны.
Когда бледный диск всплыл из темных вод океана и проложил широкую серебристую дорогу к берегу атолла, начались танцы. Гибкие темные фигуры то стремительно двигались в едином согласованном ритме, то застывали четкими изваяниями на фоне искрящейся поверхности океана. Танцам вторило негромкое мелодичное пение. Порой оно затихало, словно задуваемое порывами теплого ветра. Ветер шелестел листьями пальм и увлекал в темноту белые плащи танцовщиц…
Мне вдруг стало очень грустно. Грустно оттого, что это была последняя ночь на чудесном острове, где мы пережили столько удивительных и забавных приключений… А еще грустно потому, что Карлссон так и не пришел на прощальную встречу. Мне хотелось поговорить с ним еще раз перед отъездом. Хотелось, чтобы он объяснил…
Кто-то тихонько потянул меня за рукав. Я оглянулся. Позади сидел на корточках Ку Map. У него тоже был не очень-то веселый вид.
— Ну, что скажешь? — спросил я возможно более бодрым тоном.
— Завтра поедешь?
— Поеду.
— А куда?
— Далеко. Сначала на Гаваи, потом в Америку.
— Зачем?
— Гм, зачем!.. Работать… Надо работать дальше…
— Делать дырки на других островах?
— На островах или на большой земле.
Ку Map вздохнул:
— Так целый жизнь будешь делать дырки?
— Надо работать, Ку Map. Каждый человек должен делать свою работу. Вы здесь ловите рыбу и черепах…
— О, — перебил Ку Map, презрительно надувая губы, — рыба жарить можно, черепаха — суп варить. А твой дырка что?
— Мы с тобой не поймем друг друга, дорогой, — сказал я, обнимая его за плечи. — Люди чаще всего не понимают один другого, и это очень плохо.
— Плохо, совсем плохо, — согласился Ку Map.
— Поедем с нами, — предложил я.
— Зачем?
— Научу тебя работать на буровом станке. Будешь ездить по всему свету и делать дырки. Заработаешь много денег…
— Нет, — серьезно ответил Ку Map. — Не поеду. Мне тут очень хорошо… Здесь мама и бабка Хмок Фуа Кукамару…
— И отец?
— Отец — нет. Он ушел туда, — Ку Map указал в океан, — и не пришел назад.
— Утонул?
— Я не знаю. Никто не знает… Может, утонул, может, ушел Америка. Назад не пришел.
— Так поедем со мной. Может быть, мы разыщем твоего отца. Или, если захочешь, я буду твоим отцом.
— Спасибо, — сказал Ку Map. — Нет, лучше ты приходи Муаи, когда надоест делать дырка. Приходи, пожалуйста…
— А Справедливейший? Если он не захочет принять?
— Захочет. Очень захочет.
— Откуда ты знаешь!
— Знаю. Все знаю, — Ку Map хитро улыбнулся. — Ты два раза говорил с ним и даже ходил далеко туда. — Ку Map постучал коричневым пальцем по циновке, на которой мы сидели.
— А ты сам бывал там, в подводных пещерах внутри острова?
— О, — Ку Map надул губы. — Каждый муаи ходил туда. Мы там ловим рыба. Там всегда самый лучший рыба. А еще там есть школа, и книжки, и машина, которая может делать свет. Много разных вещей.
— Под водой?
— Зачем под водой. Там есть много пещера без воды. Очень хороший пещера. Сухой. Там — на другой сторона острова.
— Где мы сначала хотели бурить?
— Да.
— Понимаю… Почему же сразу никто не сказал, нам об этом?
— Муаи не знал, какой вы все человек. Может, плохой человек?..
— А теперь знаете?
Ку Map широко улыбнулся:
— Теперь знаем.
— Кто же сделал все это: пещеры, школу, свет? Научил ловить рыбу внутри острова?
Ку Map снова улыбнулся:
— Ты знаешь… Он говорил тебе. А пещера всегда был. Такой пещера есть и на других островах, только поменьше.
— А машина, которая делает свет?
— Машина мы привезли с другой остров, — шепнул Ку Map, наклоняясь к самому моему уху. — Есть такой остров недалеко. Там тоже ученый человек делал дырка. Давно… Потом все пропало. Плохой человек все испортил. Муаи привезли оттуда много разный машина, вещи, книга. Хороший книга.
— Это Справедливейший показал?
— Он. Он все показывал, учил. Хорошо учил. Всех учил, и большой и маленький. Муаи теперь все ученый. Ученый и сильный.
— И хитрый?
— Немножко хитрый. Каждый ученый человек немножко хитрый.
— Слушай, Ку Map, но теперь, когда все муаи стали учеными и хитрыми, многие, наверно, хотят уехать с острова на большую землю? И уезжают?
Ку Map отрицательно покачал круглой курчавой головой:
— Нет. Раньше хотел уезжать, когда плохо жил. Как мой отец. Теперь нет.
— Значит, Справедливейший сделал вас всех счастливыми?
Ку Map задумался, сморщил нос и нахмурил брови. Потом сказал:
— Я так думаю: он помогал муаи, учил. А счастливый муаи стал сам. Муаи хотел стать счастливый, научился и стал… Понимаешь?
— Кажется, понимаю. А скажи мне еще, как вы зовете его, когда встречаетесь с ним? Вы ведь часто встречаетесь, не правда ли? Неужели каждый раз, обращаясь к нему, муаи говорят: Справедливейший из справедливых, мудрейший из мудрых, вышедший из синих вод… и как там дальше?
Ку Map звонко расхохотался:
— Нет, это вы его так зовете. Мы так не можем. Долго говорить надо. Если столько говорить, муаи ничего не успеют сделать. Мы его зовем дядюшка Гомби, но те… — Ку Map прижал палец к губам. — Это не говори никому. Он не хочет, чтобы это знали… И никакой другой человек пусть не знает. Обещаешь?
— Обещаю, — машинально повторил я. «Так вот оно что: дядюшка Гомби! Ну конечно, если бы я имел время подумать немного, не грех было додуматься и самому»…
Ку Map шептал мне еще что-то в самое ухо. Я его не слушал. Я думал об этом удивительном и странном человеке… Сила или слабость двигали его поступками? Допустим, что он помог группке островитян стать счастливыми… Но он сошел с избранного однажды пути; встретив сопротивление, сам перечеркнул свои открытия. Отказался от борьбы с несправедливостью. А погибшие товарищи?.. Разве не его обязанностью было рассказать миру правду? Конечно, он гениальный ученый, но, остановившись на полпути, он, кажется, хочет теперь, чтобы люди забыли об его открытиях? Почему?.. Если каждый честный человек, разуверившийся в справедливости современного мира, захочет бежать на далекие острова?.. Уход на Муаи разве не бегство? Фу, черт, я ведь тоже последние дни всерьез подумываю о райской жизни на этих островах… Правда, не сейчас, а позднее. Но не все ли равно!..
— Вы имеете возможность проникать внутрь острова?
Он кивнул.
— По кавернам внутри рифового массива?
— Да, тут есть целая система пещер, заполненных морской водой. На глубине риф Муаи состоит чуть ли не из одних дыр. Лабиринты подводных пещер открываются прямо в океан.
— У вас есть скафандр?
— Есть.
— Проникнув в лабиринт, можно добраться и до вулканического основания рифа, не так ли?
— Да, местами древние лавы находятся совсем неглубоко.
— Хорошо, — сказал я. — Возьму у вас эти несколько метров базальтового керна, и мы уедем с первой же оказией; но сначала я должен убедиться, что все это правда.
— Вы сможете сделать это завтра же. Но вы должны дать мне слово джентльмена и честного человека, что все останется между нами. Никто, даже ваши помощники, не должны узнать о тайне Муаи. Мы хотим жить спокойно. Одни и спокойно… Вы поняли меня?
— Кое-что понял… И буду молчать. Обещаю вам, Карлссон.
— Хорошо. Приходите завтра утром к коттеджу.
Он легко поднялся, пожал мне руку и ушел. Ребятам я сказал, что приходил советник Справедливейшего и пригласил меня на новую аудиенцию к вождю. Я даже и не подозревал, что говорю чистейшую правду.
Карлссон встретил меня на центральной площади поселка и провел прямо в коттедж мимо стражей, которые сделали вид, что не замечают нас. Миновав несколько обставленных по-европейски комнат, мы очутились… в небольшой библиотеке. Это было совершенно круглое помещение без окон со стеклянным потолком. Вокруг стен тянулись стеллажи, сплошь заставленные книгами. Посредине стоял небольшой рабочий стол. Возле него кресла.
Я надеялся, что Карлссон объяснит мне как-то европейский облик всего этого дома, его странную пустоту, наконец присутствие здесь библиотеки, однако он молчал. Порывшись в ящиках стола, он достал два электрических фонаря, один положил в карман, другой протянул мне. Потом он отодвинул ногой циновку на полу и открыл небольшой люк. Под крышкой люка оказалась узкая винтовая лестница, ведущая куда-то вниз. По-видимому, это был второй вход в подземелье.
— Тут у меня внизу кое-какие лаборатории, — сказал Карлссон. — Но последнее время я в них бываю редко, поэтому освещение выключено. Нам с вами придется воспользоваться фонарями.
— Здесь есть электрическое освещение? — удивился я.
Он сделал вид, что не расслышал вопроса. Мы спускались ощупью в темноте. Я насчитал шестьдесят ступенек. Потом Карлссон включил свой фонарь. Сильный луч света вырвал из темноты шероховатые стены довольно широкого извилистого коридора. В стенах коридора темнели двери. Все, они были закрыты на засовы. По правде сказать, это больше походило на подземную тюрьму, чем на лаборатории. Мне стало жутковато.
— Идемте, — сказал Карлссон. — Мы уже внутри рифового массива, но еще находимся выше уровня океана. Эти пещеры естественные. Мы тут только кое-что подровняли…
Не дожидаясь моего ответа, он двинулся вперед. Мне не оставалось ничего иного, как включить фонарь и последовать за ним. Коридор изгибался, петлял, разветвлялся, и вскоре я совершенно потерял ориентировку. Чувствовал только, что мы постепенно спускаемся все ниже и ниже.
Внезапно я услышал плеск. Где-то совсем близко была вода. Стены коридора ушли в стороны, и мы очутились в довольно большой пещере. Своды ее тонули во мраке, а совсем близко у наших ног с тихим шелестом ударяли в каменный пол волны. Это было подземное озеро, а вернее, небольшой подземный залив. В сдержанном непокое его вод отражалось дыхание близкого океана.
— Мы почти у цели, — услышал я голос Карлссона. — Сейчас прилив, и вода поднялась высоко. Пока мы наденем скафандры и приготовимся к спуску, вода начнет спадать. Вам приходилось когда-нибудь погружаться на тридцать-сорок метров?
— Нет, — признался я.
— Ну, не беда. У меня хорошие скафандры — легкие и надежные. Надеюсь, вы справитесь. Единственная опасность нашей экскурсии — мурены. Они заплывают в эти лабиринты. Придется взять оружие. Попадаются и спруты, но небольшие. Крупные сюда забираются редко.
«Еще не легче, — подумал я. — Прогулка к вулканическому цоколю Муаи может оказаться богатой впечатлениями… Черт меня дернул согласиться! Впрочем, теперь отступать поздно… Пусть лучше воображает, что для меня все это — раз плюнуть…»
Скафандры действительно оказались превосходными. Я натянул свой без труда, и Карлссон помог мне закрепить шлем. Дышать было очень легко. Гибкий металлический шланг соединял шлем с небольшими баллонами, укрепленными за спиной. В баллонах, по-видимому, находился кислород.
— Сделайте несколько глубоких вдохов, — услышал я голос Карлссона. — Так, хорошо. Можете отвечать мне, скафандры радиофицированы.
— Замечательная штука, — сказал я, имея в виду скафандр. — Последняя модель?
— Нет. Они изготовлены лет пятнадцать назад. Впрочем, я не уверен, что сейчас научились делать лучше.
— Я и таких не видел.
— Эти сделаны по специальному заказу. Они рассчитаны для глубин до трехсот метров.
— Ого! Разве возможно такое погружение в легком скафандре?
— После небольшой тренировки вполне возможно. Мне приходилось погружаться в нем и глубже…
Я с сомнением покачал головой, но Карлссон не заметил этого движения. Мой шлем остался неподвижным, и я убедился, что он очень просторен: в нем можно было свободно вертеть головой во все стороны.
— В гребне шлема находится осветитель. Включающее устройство под левым баллоном, — снова услышал я голос Карлссона. — Вы можете включать и выключать свет левой рукой.
Я засунул руку за спину и нащупал какой-то язычок. Дернул за него. Вспыхнул яркий свет, похожий на свет автомобильных фар. «Фары» находились где-то над головой. Это напоминало фонарь шахтерской лампочки, только свет был гораздо сильнее. Поворачиваясь, я теперь мог осмотреть подземелье. Ребристые стрельчатые своды уходили высоко вверх. Местами с них свисали ажурные каменные драпировки, похожие на белоснежные кружева. Сталактиты опускались к самой воде и отбрасывали на ее поверхность резкие причудливые тени. Под водой скалы круто обрывались. В глубине царил густой фиолетово-синий мрак; там вспыхивали и гасли удивительные красноватые искорки. Картина была настолько фантастической, что, кажется, я даже позабыл на время о своих страхах.
— Вы готовы? — прозвучал голос Карлссона.
— Д-да… — сказал я. Для меня самого это «да» прозвучало не очень убедительно.
— Тогда в путь! Не отставайте от меня и посматривайте по сторонам…
Он спустился по каменным ступеням и исчез. Темная вода сомкнулась над его шлемом, но тотчас же озарилась изнутри. Это Карлссон включил свой осветитель. Я увидел на глубине красновато-оранжевые ребра подводных скал. Тени крупных рыб метнулись в стороны.
— Ну, где вы там? — послышался издалека голос Карлссона.
Я вдруг вспомнил слова Питера: «В случае чего, шеф, мы устроим вам вполне приличные похороны…» В данной ситуации о похоронах не могло быть и речи. Я просто исчезну бесследно — и меня сожрут гнездящиеся в непроглядном мраке мурены. Боже, на какие идиотские выходки решаются иногда вполне благоразумные и уравновешенные люди.
— Ну, — прозвучало издали.
Мне пришло в голову, что это «ну» я уже слышал однажды… Впрочем, предаваться воспоминаниям было некогда. Свет фонаря Карлссона заметно ослабел, превратившись в размытое золотистое пятно.
Если я не заставлю себя тотчас же войти в воду, Карлссон исчезнет на глубине…
— Ух ты, бултых! — сказал я сам себе. Лет сорок назад так приговаривала моя бабушка, когда сажала меня в большой эмалированный таз, чтобы искупать.
Я сделал шаг, потом другой. Тело вдруг стало удивительно легким, и я почувствовал, что плыву.
Карлссона удалось догнать без труда. Мы поплыли рядом. Странные большеглазые рыбы с прозрачными плавниками неторопливо уступали нам дорогу; некоторые с любопытством разглядывали нас. Подводное ущелье, по которому мы спускались, постепенно сужалось.
— Мурен сегодня не видно, — раздался у меня в ушах голос Карлссона. — Ушли с началом отлива. Зато вижу кальмара. Неплохой экземплярчик. Этот может и атаковать.
Впереди появилось что-то похожее на веретенообразную торпеду. Торпеда неторопливо плыла нам навстречу. Кажется, она была длиной в несколько метров.
Мне вдруг ужасно захотелось очутиться на берегу, на горячем песке пляжа… Во рту сразу пересохло…
Карлссон обогнал меня. Я заметил, что он засунул левую руку за спину и поворачивает диск на конце одного из баллонов.
Бледная торпеда побагровела, изогнулась гигантской запятой и вдруг превратилась в темное мохнатое облако.
— Удрал, — с удовлетворением в голосе сказал Карлссон. Обозлился, покраснел и удрал. Они всегда багровеют, когда взволнованы… Ультразвуковой излучатель, — пояснил он, похлопывая по левому баллону. — Спруты не выносят его действия. Сразу выпускают «дымовую завесу» и ретируются. Тонкая нервная организация! С муренами хуже… Эти бестии — «толстокожие». Иногда приходится их потрошить.
Но мурен мы так и не встретили.
Мы спускались по ущелью еще минут десять. Потом оно резко расширилось, и мы оказались в огромной подводной пещере. Наши осветители словно пригасли. Их свет потерялся в толще воды, заполняющей гигантскую полость.
— Эта пещера возникла вдоль границы вулканического конуса и рифа, — сказал Карлссон. — Видите черные породы? Это древние лавы — базальты. Обычные тихоокеанские базальты, а не кимберлиты…
Мы подплыли ближе, и я убедился, что Карлссон прав. Конечно, это был базальт. Вульгарный базальт. Риф Муаи покоился на обыкновенном вулкане. В западной части Тихого океана таких вулканов сотни. Их лавы выходят прямо на поверхность, образуя вулканические острова.
— Я хотел бы взять образцы…
— Надо опуститься немного глубже, там, у подножия обрыва, можно найти обломки.
Мы погрузились еще на десяток метров, и я увидел осыпь темных камней. Некоторые были покрыты наростами коралловых стеблей. Выбрав несколько обломков, я опустил их в карман скафандра.
— Как с дыханием? — поинтересовался Карлссон.
— Отлично.
— Тогда опустимся еще немного. Вы сможете увидеть вашу скважину.
«Здорово!» — подумал я.
Мы углубились в запутанный лабиринт коралловых скал, похожий на гигантское каменное кружево. Как ухитрялся Карлссон находить правильный путь в этих сотах?..
В одном месте, кажется, он заколебался: куда плыть дальше… Мне снова стало не по себе, и я уже готов был пожалеть, что не отказался от продолжения прогулки. Впрочем, через секунду в наушниках шлема послышался его голос:
— Ага, вот она, чуть правее…
Еще несколько движений, и я увидел в скальной нише металлический стержень. Всякие сомнения исчезли. Это действительно была обсадная труба нашей скважины. Уже тут было заметно, что скважина наклонена.
— Какая здесь глубина? — поинтересовался я.
— Метров шестьдесят. Авария у вас произошла выше, но сейчас туда трудно проникнуть.
— Значит, вы помогли тогда освободить инструмент?
— Вначале вы бурили очень неосторожно, — сказал Карлссон. — Совсем не учитывали особенностей этих пород. Получился обвал. Чтобы освободить ваш инструмент, пришлось применить заряд взрывчатки. Но, кажется, взрыв сильно повредил буровую коронку?
— Пустяки, у нас были запасные. Примите мою благодарность за помощь.
— Не за что! Просто мы боялись, что вы не сможете ликвидировать аварию и измените место скважины. Это сильно задержало бы ваши работы.
— Однако вы очень заинтересованы в окончании наших работ и, очевидно, в нашем быстрейшем отъезде…
— Сегодня вы догадливее, чем вчера.
Обратный путь мы совершили без всяких приключений. Я не мог не признать, что Карлссон великолепно ориентируется в подводных лабиринтах Муаи. Без сомнения, он занимался их исследованиями не один год.
Через час мы уже отдыхали в библиотеке коттеджа. Карлссон принес поднос с напитками. Я налил себе виски с содовой. Карлссон ограничился стаканом воды. Подозреваю, что это действительно была морская вода… Мы легко согласовали план дальнейших действий.
Жители поселка пригласят нас всех на рыбную ловлю. В последний момент я под каким-нибудь предлогом останусь. Непогода задержит моих товарищей и их спутников на соседнем острове на несколько дней. За это время я постараюсь предельно углубить скважину и получу от Карлссона базальтовый керн, как доказательство того, что скважина вошла в вулканический цоколь острова. Потом вернутся мои товарищи, мы демонтируем буровую и уедем с пароходом, который должен прибыть на Муаи через три недели.
У меня вертелся на языке один вопрос, и я не преминул задать его, кончая второй стаканчик виски с содовой:
— Кто, собственно, был инициатором всего этого плана Справедливейший или вы, Карлссон?
— Считайте, что мы оба, — скромно ответил Карлссон.
— Но почему, черт побери, вы все так заинтересованы в нашем исчезновении с острова?
— Вероятно, на этот вопрос отвечать не обязательно, — задумчиво произнес Карлссон. — Вы поймете сами… Впрочем, кое-что я могу сказать… перед вашим отъездом.
— А, однако, этот Гомби наврал, — переменил я тему разговора.
Карлссон с изумлением взглянул на меня.
— Я имею в виду кимберлитовые вулканы в Тихом океане, пояснил я, отхлебывая виски. — Удивительно, как ему сразу все поверили… И уже несколько лет гоняются за призраками.
— Ах, вот вы о чем, — тихо сказал Карлссон. — Нет, Гомби говорил правду… Кимберлитовые вулканы в Тихом океане есть. И их множество. Но они глубоко — там, под пятикилометровой толщей воды. Они на дне глубоководных котловин. И над ними нет вулканических конусов. Это всего-навсего воронки взрыва, как и на суше, — в Африке, в Сибири. Извержение кимберлитового вулкана — чудовищный взрыв на большой глубине; в результате взрыва земная кора оказывается как бы простреленной насквозь. Продукты взрыва не образуют вулканического конуса. Они улетают в межпланетное пространство, если хотите — превращаются в метеориты. А на месте взрыва остается труба или воронка, заполненная алмазоносными обломками. Это и есть кимберлит, загадочный кимберлит — свидетель взрыва под земной корой.
— Никогда не слышал об этом, — признался я. — Я читал книгу профессора Гомби, но там написано иначе…
— Гомби вначале и думал иначе. Позднее он изменил свои представления.
— А где написано об этом?
— Нигде…
— Вы знали его?
— Да.
— При каких обстоятельствах Эн погиб?
— Это была чудовищная подлость, — тихо сказал Карлссон. О, чудовищная! Дельцы из Алмазной корпорации перепугались, что открытие алмазов на дне океана уменьшит их доходы. Последовала серия диверсий. Сначала уничтожили глубоководную станцию, созданную Гомби у Маршалловых островов. В газетах писали, что это несчастный случай, но это была диверсия. Потом та же участь постигла главную базу экспедиции. Она находилась на одном из атоллов невдалеке отсюда. Когда Гомби и его уцелевшие товарищи эвакуировались с острова, теплоход наскочил на мину, а вернее, был торпедирован неизвестной подводной лодкой. И снова миру была рассказана басня: басня о гибели судна во время шторма.
— Возможно ли! — сказал я. — Это в наши дни! И неужели никто не спасся?..
— В наши дни случаются и худшие вещи, — возразил Карлссон.
Меня удивило, что он не ответил на мой вопрос. Я хотел повторить его, но Карлссон продолжал:
— После этой истории, я имею в виду историю Гомби, я окончательно разуверился в людях — в так называемых цивилизованных людях. Я навсегда ушел из их, мира и поселился тут, на этом атолле.
— И вы… счастливы?
— Пожалуй, да. Люди тут примитивны, но они честны и не испорчены цивилизацией. Они ловят мне рыбу, а я учу их понимать окружающий мир и самих себя. И лечу, если кто-нибудь захворает. Но болеют тут редко.
— Вы, вероятно, ведете и научные исследования?
— Так, пустяки, для души.
— Какова же ваша главная профессия?
— У меня их много. Вам наскучит, если начну перечислять…
— А Справедливейший?
— Что Справедливейший?
— Он не мешает вам?
Карлссон улыбнулся:
— Мы встречаемся очень редко.
— Но вы живете в одном доме с ним?
— И тем не менее встречаемся редко.
— Например, когда приходится давать аудиенцию незваным гостям?
Он окинул меня проницательным взглядом.
— О, — сказал он, — оказывается, вы более догадливы, чем я вначале думал. Вы не ошиблись… Но пусть все это останется между нами. И простите меня за тот маленький маскарад. В глазах окружающего мира Муаи должен быть одним из тысяч обычных островов. А на каждом острове Микронезии есть свой более или менее странный вождь…
Я не мог скрыть изумления:
— Значит, вы и есть Справедливейший! Я-то ведь думал, что вы тот таинственный гид, который встречал нас и провожал.
Карлссон весело рассмеялся:
— Все-таки я чуть-чуть переоценил вас. Я и то, и другое. Для этих мистерий у меня имеются две превосходные маски. Не хочу, чтобы мои сограждане принимали участие в таких инсценировках. Кое-кто из них не отказался бы и даже неплохо сыграл бы отведенную роль, но я оставляю за собой… всю внешнюю политику. Мы так условились. Внешняя политика — моя сфера, внутренняя — их. Достаточно и того, что во время визитов они не отказываются торчать у дверей этого дома.
— Значит, у вас демократия?
— Самая полная.
Я чувствовал, что мне давно пора уходить и… все не мог заставить себя расстаться с этим удивительным человеком. Несмотря на внешнюю жесткость, от него исходило какое-то особенное обаяние. Население острова, должно быть, боготворило его…
— Послушайте, Карлссон, — сказал я. — Если когда-нибудь я разочаруюсь в благах цивилизации, подобно вам, примете меня в свою общину? Я буду хорошим подданным, обещаю.
— Это должны решить они все, — очень серьезно ответил Карлссон. — У нас ведь демократия…
«10 марта.
Завтра прибывает пароход. Наш груз сложен на берегу: звенья буровой, штанги, ящики с керном. Кажется, мои ребята довольны. Вместо шести — два с половиной месяца. А свои деньги они получат полностью. Ведь задача выполнена. Разумеется, начальство не будет в восторге. Алмазоносных кимберлитов мы не нашли на Муаи. К счастью для населения острова… В любом случае один проигрывает, другой выигрывает. Я лично доволен, что выиграли наши друзья — муайцы и старик Карлссон. Их идиллия будет сохранена… Вопрос, надолго ли?»
Тогда все удалось сделать именно так, как мы задумали с Карлссоном. Ребята отсутствовали восемь дней. Правда, они вернулись злые и встревоженные. Они опасались какого-нибудь нового подвоха со стороны островитян. Однако, когда я рассказал, что все эти дни скважина бурилась и мне удалось вскрыть базальт, они пришли в восторг.
Даже молчаливый Тоби произнес целую речь. Только Питер, придирчиво оглядывая базальтовый керн, проворчал, ни к кому не обращаясь:
— Чудеса творятся на здешних проклятых островах… Ну, если за них платят…
Он пожал плечами и больше не возвращался к этой теме.
В последний вечер островитяне пригласили нас в деревню на праздник. Это был прощальный праздник в нашу честь. На центральной площади, напротив коттеджа вождя, собралось все население острова. Нас посадили на самое почетное место — на возвышение, устланное мягкими циновками. Пир начался с заходом солнца и продолжался до восхода луны.
Когда бледный диск всплыл из темных вод океана и проложил широкую серебристую дорогу к берегу атолла, начались танцы. Гибкие темные фигуры то стремительно двигались в едином согласованном ритме, то застывали четкими изваяниями на фоне искрящейся поверхности океана. Танцам вторило негромкое мелодичное пение. Порой оно затихало, словно задуваемое порывами теплого ветра. Ветер шелестел листьями пальм и увлекал в темноту белые плащи танцовщиц…
Мне вдруг стало очень грустно. Грустно оттого, что это была последняя ночь на чудесном острове, где мы пережили столько удивительных и забавных приключений… А еще грустно потому, что Карлссон так и не пришел на прощальную встречу. Мне хотелось поговорить с ним еще раз перед отъездом. Хотелось, чтобы он объяснил…
Кто-то тихонько потянул меня за рукав. Я оглянулся. Позади сидел на корточках Ку Map. У него тоже был не очень-то веселый вид.
— Ну, что скажешь? — спросил я возможно более бодрым тоном.
— Завтра поедешь?
— Поеду.
— А куда?
— Далеко. Сначала на Гаваи, потом в Америку.
— Зачем?
— Гм, зачем!.. Работать… Надо работать дальше…
— Делать дырки на других островах?
— На островах или на большой земле.
Ку Map вздохнул:
— Так целый жизнь будешь делать дырки?
— Надо работать, Ку Map. Каждый человек должен делать свою работу. Вы здесь ловите рыбу и черепах…
— О, — перебил Ку Map, презрительно надувая губы, — рыба жарить можно, черепаха — суп варить. А твой дырка что?
— Мы с тобой не поймем друг друга, дорогой, — сказал я, обнимая его за плечи. — Люди чаще всего не понимают один другого, и это очень плохо.
— Плохо, совсем плохо, — согласился Ку Map.
— Поедем с нами, — предложил я.
— Зачем?
— Научу тебя работать на буровом станке. Будешь ездить по всему свету и делать дырки. Заработаешь много денег…
— Нет, — серьезно ответил Ку Map. — Не поеду. Мне тут очень хорошо… Здесь мама и бабка Хмок Фуа Кукамару…
— И отец?
— Отец — нет. Он ушел туда, — Ку Map указал в океан, — и не пришел назад.
— Утонул?
— Я не знаю. Никто не знает… Может, утонул, может, ушел Америка. Назад не пришел.
— Так поедем со мной. Может быть, мы разыщем твоего отца. Или, если захочешь, я буду твоим отцом.
— Спасибо, — сказал Ку Map. — Нет, лучше ты приходи Муаи, когда надоест делать дырка. Приходи, пожалуйста…
— А Справедливейший? Если он не захочет принять?
— Захочет. Очень захочет.
— Откуда ты знаешь!
— Знаю. Все знаю, — Ку Map хитро улыбнулся. — Ты два раза говорил с ним и даже ходил далеко туда. — Ку Map постучал коричневым пальцем по циновке, на которой мы сидели.
— А ты сам бывал там, в подводных пещерах внутри острова?
— О, — Ку Map надул губы. — Каждый муаи ходил туда. Мы там ловим рыба. Там всегда самый лучший рыба. А еще там есть школа, и книжки, и машина, которая может делать свет. Много разных вещей.
— Под водой?
— Зачем под водой. Там есть много пещера без воды. Очень хороший пещера. Сухой. Там — на другой сторона острова.
— Где мы сначала хотели бурить?
— Да.
— Понимаю… Почему же сразу никто не сказал, нам об этом?
— Муаи не знал, какой вы все человек. Может, плохой человек?..
— А теперь знаете?
Ку Map широко улыбнулся:
— Теперь знаем.
— Кто же сделал все это: пещеры, школу, свет? Научил ловить рыбу внутри острова?
Ку Map снова улыбнулся:
— Ты знаешь… Он говорил тебе. А пещера всегда был. Такой пещера есть и на других островах, только поменьше.
— А машина, которая делает свет?
— Машина мы привезли с другой остров, — шепнул Ку Map, наклоняясь к самому моему уху. — Есть такой остров недалеко. Там тоже ученый человек делал дырка. Давно… Потом все пропало. Плохой человек все испортил. Муаи привезли оттуда много разный машина, вещи, книга. Хороший книга.
— Это Справедливейший показал?
— Он. Он все показывал, учил. Хорошо учил. Всех учил, и большой и маленький. Муаи теперь все ученый. Ученый и сильный.
— И хитрый?
— Немножко хитрый. Каждый ученый человек немножко хитрый.
— Слушай, Ку Map, но теперь, когда все муаи стали учеными и хитрыми, многие, наверно, хотят уехать с острова на большую землю? И уезжают?
Ку Map отрицательно покачал круглой курчавой головой:
— Нет. Раньше хотел уезжать, когда плохо жил. Как мой отец. Теперь нет.
— Значит, Справедливейший сделал вас всех счастливыми?
Ку Map задумался, сморщил нос и нахмурил брови. Потом сказал:
— Я так думаю: он помогал муаи, учил. А счастливый муаи стал сам. Муаи хотел стать счастливый, научился и стал… Понимаешь?
— Кажется, понимаю. А скажи мне еще, как вы зовете его, когда встречаетесь с ним? Вы ведь часто встречаетесь, не правда ли? Неужели каждый раз, обращаясь к нему, муаи говорят: Справедливейший из справедливых, мудрейший из мудрых, вышедший из синих вод… и как там дальше?
Ку Map звонко расхохотался:
— Нет, это вы его так зовете. Мы так не можем. Долго говорить надо. Если столько говорить, муаи ничего не успеют сделать. Мы его зовем дядюшка Гомби, но те… — Ку Map прижал палец к губам. — Это не говори никому. Он не хочет, чтобы это знали… И никакой другой человек пусть не знает. Обещаешь?
— Обещаю, — машинально повторил я. «Так вот оно что: дядюшка Гомби! Ну конечно, если бы я имел время подумать немного, не грех было додуматься и самому»…
Ку Map шептал мне еще что-то в самое ухо. Я его не слушал. Я думал об этом удивительном и странном человеке… Сила или слабость двигали его поступками? Допустим, что он помог группке островитян стать счастливыми… Но он сошел с избранного однажды пути; встретив сопротивление, сам перечеркнул свои открытия. Отказался от борьбы с несправедливостью. А погибшие товарищи?.. Разве не его обязанностью было рассказать миру правду? Конечно, он гениальный ученый, но, остановившись на полпути, он, кажется, хочет теперь, чтобы люди забыли об его открытиях? Почему?.. Если каждый честный человек, разуверившийся в справедливости современного мира, захочет бежать на далекие острова?.. Уход на Муаи разве не бегство? Фу, черт, я ведь тоже последние дни всерьез подумываю о райской жизни на этих островах… Правда, не сейчас, а позднее. Но не все ли равно!..