Страница:
Я чувствую, как сердце колотится. Делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться. Почему этот кардиолог обязательно хочет мне все объяснить?
– При трансплантации размер органов должен быть примерно одинаковым. Так что ваш донор должен был иметь кулак такого же размера, как и ваш… Я сейчас выключу экран, а вы даже не посмотрели!
Слушая доктора Леру, я разглядываю свои кулаки. Сжимаю их, разжимаю, повторяю это движение. У него или у нее были такие же кулаки. Маленькие кулачки. Наверняка это была женщина. Внезапно я интуитивно понимаю это. Она, должно быть, была молодой. Я представляю себе ее темноволосой, волосы средней длины, широкая улыбка. Она наверняка любила жизнь. Может быть, у нее тоже были дети. Я слышу, как бьется ее сердце, – мое сердце. Доктор Леру мягко окликает меня:
– Шарлотта? Хотите, чтобы я объяснил вам, или я выключаю?
До этого мгновения я никогда не воображала себе моего донора. То есть я, конечно, о нем думала, но мимолетно, не задумываясь о его смерти. Но можно ли считать умершим человека, у которого продолжает жить такая жизненно важная часть? Я решаю гнать прочь эти внезапные мысли и приближаюсь к экрану. Заинтригованная тем, что я там увидела, я расспрашиваю доктора Леру:
– А вот эти фигурки – это мои стенты? Похоже на железные плечики.
Он хохочет:
– Нет, стент крошечный, это маленькая пружинка, которая при распрямлении прочищает затор в сосуде, у вас их два – один тут, а другой там.
Он уверенно показывает на две точки на экране. Сколько я ни вглядываюсь, ничего не вижу, кроме его длинных пальцев и красивых розовых ногтей, и ничего интересного на экране.
– Не вижу… Тогда что это за плечики? Просто шкаф какой-то…
– Это скрепки, которыми сшивали вашу грудную клетку.
– Я же говорила вам, что не хочу смотреть… А конец каждой скрепки как будто завинчен от руки?!
– Так оно и есть.
– Это же все ручная работа, они, по крайней мере, не разойдутся?
Голова у меня снова начинает кружиться, доктор встает и тут же берет меня за руку, чтобы подбодрить. Я вздрагиваю от разряда статического электричества, и мы одинаковыми движениями поспешно отдергиваем руки, пристально глядя друг на друга.
– Не беспокойтесь, все надежно. А теперь сходите на биопсию, а я с вами встречусь сразу после нее на эхографии. Я читаю в вашей истории болезни, что вы не переносите уколов в шею, да? Будем действовать через пах. Приступим?
– Идите, я за вами.
Через несколько минут, в кабинете доктора Перу
– Все в порядке?
– Да. Мое сердце ущипнули совершенно безболезненно.
– Сейчас проведу эхографию.
Доктор замечательно мягок. Он описывает каждое свое действие очень подробно, медленно водит влажным зондом по моему телу мерным движением, которое меня успокаивает. Пока все его внимание поглощает контрольный монитор, я рассматриваю его профиль, небольшой нос и губы, которые он все время прикусывает.
– Скоро закончу, все в порядке. Ваше сердце ведет себя хорошо, Шарлотта, у вас сердце как у девушки…
Это был понедельник, стояло мерзкое лето, с неба лились ушаты воды, снаружи день был похож на ночь, и когда я выходила из-под резкого света неоновых ламп, переменчивая улыбка сердечных дел мастера еще стояла у меня перед глазами. Его слова отдавались бесконечным эхом и превращались в музыку. «Ваше сердце чувствует себя хорошо, Шарлотта. Сердце как у девушки…»
– Значит, вы с две тысячи третьего года получаете неорал. Вам объяснили, какие трудности возникают при приеме этого лекарства больными, проходящими тритерапию?
Я лежу, прижав ладонь к повязке, молча, с закрытыми глазами. Сердце бьется хорошо. Ритм ровный, может быть, чуть частит. Не меньше восьми тысяч литров крови в день… через мой трансплантат… запертый в кое-как скрепленной скобками грудной клетке… сердце девушки… сколько ей было лет…
– Шарлотта, вам плохо?
Кружится голова. А вдруг, если я и дальше не буду отвечать, витать в своих кровавых видениях и гипнотических отзвуках голоса доктора… Может, он сделает мне искусственное дыхание?..
– Шарлотта?
Он снова чуть пожимает мне руку.
На этот раз это не электрический разряд, а другой, очень яркий ток. Я открываю глаза. Для начала неплохо.
– Извините, я немного задремала, просто у вас голос такой, я смутно слышала, что вы мне говорили. Да, неорал… Меня просто предупредили о возможных побочных эффектах, о том, что я зарасту волосами, как обезьяна, и что будет постоянная дрожь… К счастью, ни того ни другого не случилось. Напротив, у меня исчезли все волосы на теле. Я лысая, как клеенка. Даже немного неудобно… Как лягушка. Зато волосы на голове стали гуще и больше блестят, чем раньше, – прямо реклама для шампуня.
– Неорал – необходимое средство против отторжения тканей. Без такого средства подавляющее большинство трансплантатов не прижилось бы. Всякий трансплантат – это инородное тело, с которым наша иммунная система, естественно, начинает бороться. Неорал обладает свойством снижать способность вашей защитной системы отторгать инородные тела. Это иммуноблокатор, тогда как тритерапия направлена, наоборот, на усиление вашей иммунной системы путем блокирования вредных воздействий ВИЧ… Понимаете, как трудно подобрать дозировку?
– Я понимаю. Я полагаюсь на вас. Пока все хорошо, как будто все совместимо. Дозировка подобрана верно… Когда у нас с вами следующая встреча?
– Это зависит от результатов, но вообще – через шесть месяцев…
– Как долго! За шесть месяцев что угодно может случиться!
– Я дам вам на всякий случай номер своего мобильного телефона. Вот моя визитка.
Я быстро хватаю ее и засовываю в сумку. Агент Шарлотта идет по следу любви! Миссия выполнена. Мне не хочется расставаться с доктором Леру И ему тоже?
После нашей встречи время тянулось бесконечно долго. Я знаю огнеопасную природу своего сердца, и после многих лет и пары затрещин от жизни я пытаюсь заливать огонь – каплей воды. Моя лучшая подруга Лили постоянно повторяет мне, что я «слишком давлю», так что на этот раз никакого давления, никаких телефонных сообщений, никаких срочных вызовов, никакой симуляции приступа… Я была готова на все ради любви, но на этот раз ничего не будет! Хороший травяной чай, интересная книжка, и через десять минут я откладываю все в сторону, я не могу сидеть на месте. Хватаю мобильник, на котором девственная чистота – никаких сообщений. Да есть ли у него, по крайней мере, мой номер телефона?! Да, может быть, в новом досье его нет, но у Генриетты есть точно. Я буду ждать. Я достаю из сумочки его визитку, аккуратно кладу ее на письменный стол и смотрю. Десять маленьких циферок отделяют меня от его ласкового голоса, действующего на меня как успокаивающий бальзам…
Ждать – вот действие или, вернее, бездействие, которое мне труднее всего переносить. «Подождите, пожалуйста»… Но почему? Мы все время чего-то ждем. Как будто у нас в запасе вечность. Но нет. Отсчет уже давно пошел, честное слово. Заткните уши пальцами, сидите тихо и слушайте… Вы слышите биение вашего сердца? Тихое тук-тук жизни внутри вас? Тиканье часов? Никогда нельзя терять время, убивать его. Почему надо пройти на волосок от смерти, чтобы понять, что жить нужно срочно, нужно гореть, любить, наполнять жизнь, каждый фрагмент жизни. Во мне живет это чувство неотложности, которое не всегда разделяли мои возлюбленные. У них другое понятие времени.
Чтобы избежать безбрачия, мне пришлось научиться синхронизировать себя, маскировать спешку, прикрывать ее капелькой терпения, замедлять ритм сердца.
Лежа на кровати, я закрываю глаза. Я концентрирую внимание на таинственном тиканье, на этом сердце размером с кулак. Чувствительном сердце, темп которого я могу ускорить одной мыслью… доктор Леру… Потом воображаемый портрет этой женщины, вернувшей мне жизнь… потом кубометры крови, которые ее сердце прокачивает в моем теле… Как она умерла? Было ли ей больно? Видит ли она меня откуда-нибудь?
Сердце колотится. Я открываю глаза. Еще светло. Пойду прогуляюсь и загляну к Лили.
– Во-первых, перестань выдумывать себе кино! – огорошивает она меня с ходу. – Кардиолог и возлюбленная после трансплантации… Ты спятила!
– Я артистка, романтическая и иррациональная. Я все время придумываю себе кино, это моя жизнь, моя природа, я расширяю жизнь, я приукрашиваю ее!
– И искажаешь! Ты видела этого человека один раз во время медосмотра…
– Еще я думаю о своем доноре. Симпатичный доктор сказал, что у нас одинакового размера кулаки. Что забор моего имплантанта произошел в госпитале Сен-Поль…
– Он тебе так сказал?!
– У него это вырвалось, потом он спохватился – а я впервые попыталась представить себе своего донора…
Хотелось бы мне знать, как будет развиваться эта история…
– Какая история?
– С доктором… Между нами правда что-то произошло… Ты думаешь, он так привлекает меня, потому что кардиолог? Моя психологиня наверняка с тобой согласилась бы… Он и правда такой надежный…
Вспомнив про Клер, я вдруг подумала об одном из ее ответов…
«Я психоаналитик, а не гадалка…» Без всякого перехода я спрашиваю у Лили:
– У тебя есть номер твоей новой гадалки?
– Да, конечно, она супер.
Лили роется в своей огромной сумке-помойке, в которой она за недолгое время находит практически все. Она протягивает мне наспех напечатанную визитку, которую я недоверчиво читаю.
«Наташа, коуч-интуит – это что-то новенькое! – ясновидение, таро, линии руки, духовная поддержка, очистка кармы».
– Ты это серьезно?!
– Поверь мне, она супер.
– Что такого суперского она тебе сказала?
– Что я очень скоро встречу любовь, она видит артиста, немного чокнутого, но невероятно страстного…
Лили говорит уверенно, предсказание полностью овладело ею.
Я звоню Наташе. «Вы очень удачно позвонили, – отвечает она, – у меня только что отменился один пациент».
За сто евро в час у нее наверняка много отмен. Я решаю подумать.
– Перестань ты вечно считать деньги, деньги в жизни не главное! – взрывается Лили.
– О'кей, но у меня нет денег. Сто евро, ты представляешь себе?
Лили разведена с богатым бизнесменом, разбогатевшим на дисконтных продажах по Интернету. Искупая пристрастие к молоденьким женщинам, он обеспечил своей бывшей супруге и матери своего единственного ребенка приличный доход. А у меня все иначе. У меня просто развод. Лили – культурная и замечательная женщина, у нее всегда прекрасное настроение. Она примерно моего возраста – тридцать с небольшим… И значит, вполне молода. Кожа у нее матовая и шелковистая, большие светло-карие, почти золотистые глаза, немного грустные, когда она не смеется, что бывает редко, ее рот – совершенство и просто манит к поцелую. Ростом она на добрую голову выше меня, и регулярное созерцание ее аппетитных форм ввергает меня в депрессию. Я перезваниваю Наташе и спрашиваю ее, не может ли она в виде исключения снизить расценки для молодой актрисы, находящейся на мели. «Ну, это даже не мель, а просто сухое место». Наташа смеется. Мне не смешно. Я клоун поневоле. Наташа соглашается. Я отправляюсь на встречу с коучем-интуитом.
Лили решает не ходить со мной, а дождаться меня дома, «чтоб у нас не было наложения волн»…
Время от времени я хожу к ясновидящему. Мой отец – известный инженер и картезианец, периодически выслушивающий отчеты о моих эзотерических опытах, обычно отчитывает меня, говоря, что я «бросаю деньги на ветер». А я в ответ заявляю, что меня это развлекает и успокаивает. По-настоящему я в это не верю, но сама мысль о том, что необъяснимое или волшебное могут существовать за гранью реальности, мне, пожалуй, нравится.
Наташа встречает меня на последнем этаже скучноватого жилого дома. Ее квартира состоит из двух соединенных вместе комнат для прислуги, недалеко от вокзала Сен-Лазар. Карабкаясь по бесконечной лестнице, я чувствую, как под ногами вибрирует пол: внизу проходит метро. Обычно я люблю это ощущение, такое парижское, но тут прямо под домом молнией пролетает скорый поезд.
– Здравствуйте, Шарлотта!
– Здравствуйте… Невероятно, просто землетрясение.
– Что вы хотите, это Сен-Лазар. Подождите, пожалуйста, несколько минут, я сейчас освобожусь.
Конечно, давайте подождем… В холле, в полном соответствии с визитной карточкой, я обнаруживаю набор «для ясновидящих»: свечи с разными запахами, горящие повсюду на полу, густые благовония, которые медленно берут меня за горло, буддийские картинки с множеством поз, изображение зеленого дракона, нарисованная на стене рука с ярко-красными линиями, золотая плошка с рисом на низком столике и в рамке из облупленного бамбука прейскурант за визиты с практичным указанием: «Карты и чеки не принимаются. Спасибо за понимание. Наташа». Все ясно. Мне хочется повернуть назад и спуститься по лестнице, а денежки свои сохранить для массажа с базовыми маслами, которые наверняка снимут мое нервное напряжение. Наташа-гадалка несомненно почувствовала, что я настроена на уход: я слышу ее шаги.
Она открывает большой пухлый рот и предлагает мне следовать за ней.
– А зачем плошка с рисом?
– Это фэн-шуй, дает процветание, как и маленький фонтан при входе.
– Фэн-шуй?
– Китайское искусство жизни, позволяющее сочетать материальный мир и различные энергии, отрицательную энергию инь и положительную энергию ян…
– Я знаю про инь и ян.
– Ну так фэн-шуй – это умение их уравновешивать.
Ясновидящая одета в элегантный кафтан яркой расцветки, и на ней целое скопление бус из искусственного жемчуга и разных камней, – видимо, они вносят весомый вклад в царственность ее осанки. На пальцах у нее множество колец из всяческих металлов – жести, меди, серебра, всех форм и самых разных стилей.
Во время моих эзотерических встреч одна и та же мысль занимает мой ум: как человек, заявляющий, что располагает даром читать будущее и, значит, управлять им – а это дар уникальный, сумасшедший, бесконечно ценный и даже дьявольский, – как подобный человек может жить в таких стесненных обстоятельствах?
Если бы Наташа умела угадывать будущее людей, весь мир обивал бы у нее пороги, Наташа стала бы богатой…
– Зачем вы обращаетесь к гадалке, если вы в это не верите?
Я удивлена, что Наташа так легко может читать мои мысли.
– Может быть, для того, чтобы услышать разумный вопрос – вроде этого. Да, действительно, полностью я в это не верю, но, признаюсь, я противоречива.
– Вы, кажется, актриса.
– Да, то есть была…
– Можно? – говорит Наташа и берет меня за руку.
Потом она раскрывает ладонь и разглаживает ее, как будто разворачивает секретную карту.
– Вы вернетесь в кино и на телевидение, но я вижу еще какую-то творческую работу – вы рисуете, поете?
– Я занималась живописью – да, немного, ничего из ряда вон выходящего, еще я пою, обожаю петь, беру уроки, записываю пилотный диск с гениальными друзьями, осталось только найти продюсера…
– Все получится – это или что-либо другое… А как ваше здоровье? (Книга моя к тому времени еще не вышла.) Как ваше здоровье?
– Я хочу узнать это от вас!
Наташа всматривается в мое лицо, в декольте, и я тут же закрываю глаза, чтобы очистить мозг. Не хочу, чтобы она еще раз прочла мои мысли. Она либо знает, либо не знает.
– У вас усталый вид, что это за метки у вас вокруг шеи? И я вижу начало шрама. Это к сердцу, да? Но не беспокойтесь, ваше сердце вас не подведет.
– То есть вы хотите сказать, новое сердце не подведет…
Наташа выглядит удивленной и тут же заявляет:
– Да, вот именно…
Она хватает карточную колоду, просит меня перетасовать и снять левой рукой. Я даю ей несколько карт, которые она по одной открывает.
– А что ваша мать – она не очень в форме…
Наташа показывает пальцем на даму червей, которую я только что открыла, потом на пиковую восьмерку…
У меня возникает нервный смех, и мне тут же становится неловко.
– Да уж точно. Она даже умерла от рака семь лет назад.
– Да, точно, я видела, что там какая-то проблема…
Наташа не сдается.
– Да, серьезная проблема… – говорю я.
– Ясновидение – не точная наука… Ваша мать вас охраняет, вы знаете это?
– Надеюсь. Иногда я ощущаю ее присутствие, но предпочитаю об этом не говорить…
– Вы хотите, чтобы мы закончили, Шарлотта? Я не чувствую в вас большой восприимчивости.
– …А любовь?
– Я вижу встречу, этот человек работает в той же области, что и вы, актер или профессионал кино, он, кажется, боится, очень боится, но чего?
Я продолжаю молчать. Наташа говорит снова:
– А может быть, это врач, кто-то, кто вас лечит, он робок, вы производите на него большое впечатление, он любит вас тайно, вы с ним уже встречались, да?
Наташа, возможно, интерпретировала так широкую улыбку, которая возникла у меня на лице, хотя оно и застыло в ожидании новой сенсации.
– Я встретила человека, это точно… Вернее, у меня была приятная… биопсия…
– Себастьен?
До меня доходит, что я даже не знаю имени доктора моего сердца.
– Я слышу имя Себастьен, – длинное имя, начинающееся на «с», что-то такое свистящее…
– Не знаю. А с этим Себастьеном… что получится?
– Возьмите эту колоду и тасуйте ее, сосредоточенно думая о нем, снимите и дайте мне семь карт, левой рукой, это важно…
Новая колода не совсем обычная, в ней и кубки, и золотые монеты, и сабли…
– Долго это не продлится. Настоящая любовь придет позже, сначала в ваших снах… Вы ведь сейчас часто видите сны, правда?
– Как обычно… То есть нет, я не помню своих снов, потому что принимаю снотворное… Прекрасно. Мне пора, у меня не очень много времени.
– И вы слегка разочарованы?
– Да, чуть-чуть. – Я не умею врать.
– Но я не сержусь на вас. Вы симпатичная.
– Любовь придет, Шарлотта, сердце выдержит, и верьте своим снам…
– Великолепно…
Я улыбаюсь, вскакиваю, машу рукой и убегаю.
Едва выйдя на улицу, принимаю звонок от любопытной Лили.
– Ну, она супер, правда?
– Да не очень. Она увидела проблему со здоровьем у моей матери и роман с Себастьеном, актером или врачом. Роман продлится недолго, но большая любовь придет, естественно. Есть и хорошие новости: она не взяла с меня денег.
– Однако обычно она на высоте, странно.
Лили огорчена.
– Я позвоню в больницу.
– Зачем?
– Я поняла, что не знаю имени доктора Леру! Или поищи, пожалуйста, в гостиной! Я где-то положила его карточку… на письменном столе! Перезвони, целую.
Лили выполняет просьбу и через несколько минут выпаливает:
– Не такая уж она плохая, моя гадалка: доктор С. Леру!
– Стивен, Стивен Леру! – кричит мне Генриетта по телефону, чтобы я наверняка расслышала.
Моя доисторическая Генриетта не доверяет мобильным телефонам, они раздражают, часто барахлят, она отказывается заводить себе мобильник.
– Доктор после понедельника несколько раз про вас говорил, попросил номер вашего телефона…
– Гениально! Стивен. Это же бретонское имя, да?
– Да, кажется, он родом из Бретани. Но я мало его знаю. Он не очень разговорчивый.
– Ну хорошо хоть, что его зовут Стивен…
– Какое это имеет значение?
– Потому что с Себастьеном у нас бы долго не продлилось. Значит, я жду его звонка, да?
– А Себастьен – это кто?
– Никто, потом объясню.
– Вы загадками говорите, детка…
– А правда, что мой трансплантат взяли в госпитале Венсан-де-Поль? Это записано у меня в деле?
– Что такое?! Да кто вам это сказал?
– Он.
– Этого не может быть. Вы бредите, деточка. Доктор Леру ни в коем случае не мог дать вам такую информацию… Вы прекрасно знаете, что все это абсолютно анонимно… Хотите, чтобы я передала доктору Леру, что вы звонили?
– Нет… Погодите! Да, передайте!
Скоро начнется рекламная кампания по продвижению моей книги, она обещает быть очень активной. Выбранная моим издателем пресс-атташе – Тони – предлагает мне провести несколько дней в рыбачьем домике, которым она владеет на Корсике, недалеко от Порто-Веккьо.
– Там жутко мило, все так неформально, будем готовить рыбу на гриле и жариться в бухте под утесом, можем заодно обсудить рекламную кампанию, отдохнуть перед сентябрьским штурмом, – знаешь, мне жутко понравилась твоя книга. Так ты приедешь?
– О'кей, приеду, очень мило, что ты пригласила меня.
Тони – одна из самых известных пресс-атташе Парижа. В ее ежедневнике – небольшого формата, но толстый, как справочник «Желтые страницы», без которого, как она твердит, она бы пропала, – наверняка весь Париж. Возраста у Тони нет. Она еще красива. Голос у нее хрипловатый, прокуренный. Ее улыбка кажется мне элегантной маской на весьма негладкой жизни. Когда я из любопытства пытаюсь потихоньку спросить ее ассистентку про возраст начальницы, та молча смотрит на меня, выпучив глаза, как будто я собираюсь нарушить государственную тайну. У Тони не будет легального возраста для выхода на пенсию.
Ее энергия меня просто поражает. Рецепт? «Удовольствие и только удовольствие. От жизни, от работы, от всего – от всего, что случается в жизни, милочка».
Тони – человек очень профессиональный, но и ласковый, любящий очаровывать, оберегать, очень спонтанный.
Она действует «по наитию, по зову сердца». Ей понравилась книжка, она хочет за нее бороться. Она берет меня с собой и под свое крыло. Я знаю прекрасно, что пройдет несколько месяцев – и все закончится. Что Тони исчезнет из моей жизни с окончанием рекламного периода. У нее столько друзей, что времени для меня не найдется. Это нормально. Значит, сердечно обнимемся после встречи с прессой, может, даже всплакнем, пообещаем созвониться «как-нибудь на днях» и не созвонимся. Такое дело – шоу-бизнес, связи очень сильные и мимолетные. Обожание и расставание, любовь и забвение. Чувствительные сердца лучше поберечь.
Я встретила Стивена в понедельник, теперь четверг, длинный уик-энд на Корсике приближается, и ничего не происходит. Ни сообщений, ни звонков, ничего. Мои планы совместной жизни с милым доктором постепенно исчезают из виду. Настроение у меня грустное. Лили не понимает. Как можно выдумать себе целый роман после одного-единственного приема у врача? Да, я такая, я человек интуитивный, может быть, даже больше, чем Наташа. Что-то такое произошло между доктором и мной. Я почувствовала ток. Когда он первый раз дотронулся до меня, мне захотелось снова ощутить его прикосновение, чтобы он трогал меня везде, все время, чтобы его рука как можно дольше лежала на мне. Нет, со мной не каждый раз так бывает, Лили. Тут дело в температуре кожи, в неизвестной алхимии. Мимолетный блеск в глазах – и миг спустя человек раскрывается тебе, отдается, он беззащитен, его можно взять, как спелый плод с ветки. На мгновение два стыдливых существа сталкиваются и дополняют друг друга. Но время идет и убивает это мгновение, если не воссоздать его снова. Я еще увижусь с доктором Леру, я знаю это. Я сама пойду к нему, если он не объявится. Я бы хотела, чтобы он позвонил мне, чтобы он по-старомодному немного поухаживал за мной. Нет, я не сделаю первый шаг, решено. Я устала от манипуляций, устала от нерешительных мужчин, которых надо подстегивать. У меня традиционное воспитание, и я твердо намерена вернуться к истокам. Шарлотта – вольная охотница – сегодня умирает. Я не буду звонить доктору. Я сбегу на Корсику, на простор, сложу пожитки, буду жариться на солнце и загорать до полного забвения. В пятницу в полдень я складываю сумку. На Париж вдруг навалилась жара. На секунду я прерываю сборы и разгибаюсь. «Если он не пойдет ко мне, я сама к нему пойду…» Внезапно эти мысли, адресованные доктору, находят во мне иной отклик. Смогу ли я когда-нибудь узнать, кто был мой донор, познакомиться с его близкими, раскрыть тайну? Я не фиксируюсь на этих поразительных мыслях. Я обнимаю своего кота Икринку, наполняю ему миску и засыпаю в аквариум моей Коко щедрую горсть гранулированного корма. Я уезжаю всего на несколько дней, завтра зайдет Лили. Тара у отца. Он прекрасно с ней справляется. Настроение у дочки отличное. «Ты привезешь мне подарочек?» – «Да, ангел мой». Отвечая Таре, я вдруг понимаю, что ничего не знаю о Корсике и о том, что там может оказаться. Я еду совершенно спокойно, или почти спокойно. И тут раздается тихий звон. Сообщение! Я бросаюсь к мобильнику. Лили желает мне приятных выходных. Очень мило. На этот раз непонятно, кто мне звонит. Скрытый номер. Я дергаюсь, как будто мне пятнадцать лет, и я сама на себя сержусь. Я не отвечаю на звонки со скрытых номеров. Я прослушаю сообщение. Это Тони, не может найти свой мобильник и авиабилет, звонит с телефона дочери, опаздывает и предлагает встретиться прямо в аэропорту. Хорошо.
Вещи наконец сложены. Не умею путешествовать налегке. Куда бы я ни отправлялась, мне всегда нужно брать с собой теплое большое пальто – это бретонская привычка.
Я мерзлячка и беру с собой свитера даже на Корсику, даже летом, несколько шикарных нарядов и несколько неформальных и весь косметический набор. Я прочла как-то очень трогательную статью, очаровательно-романтическую и старомодную, об актрисе Франсуазе Дорлеак. Я люблю ее страстность, ее грацию. Постоянно в кого-то влюбляясь, она всегда путешествовала с чемоданами, набитыми всевозможной одеждой, где были вещи на все времена года, меха, шелка, бальные платья и джинсы, независимо от направления и времени года, – не из каприза и не ради себя, нет, просто чтобы быть готовой последовать за человеком, которого она может встретить, хоть на край света, в тропики, в любой климат.
– При трансплантации размер органов должен быть примерно одинаковым. Так что ваш донор должен был иметь кулак такого же размера, как и ваш… Я сейчас выключу экран, а вы даже не посмотрели!
Слушая доктора Леру, я разглядываю свои кулаки. Сжимаю их, разжимаю, повторяю это движение. У него или у нее были такие же кулаки. Маленькие кулачки. Наверняка это была женщина. Внезапно я интуитивно понимаю это. Она, должно быть, была молодой. Я представляю себе ее темноволосой, волосы средней длины, широкая улыбка. Она наверняка любила жизнь. Может быть, у нее тоже были дети. Я слышу, как бьется ее сердце, – мое сердце. Доктор Леру мягко окликает меня:
– Шарлотта? Хотите, чтобы я объяснил вам, или я выключаю?
До этого мгновения я никогда не воображала себе моего донора. То есть я, конечно, о нем думала, но мимолетно, не задумываясь о его смерти. Но можно ли считать умершим человека, у которого продолжает жить такая жизненно важная часть? Я решаю гнать прочь эти внезапные мысли и приближаюсь к экрану. Заинтригованная тем, что я там увидела, я расспрашиваю доктора Леру:
– А вот эти фигурки – это мои стенты? Похоже на железные плечики.
Он хохочет:
– Нет, стент крошечный, это маленькая пружинка, которая при распрямлении прочищает затор в сосуде, у вас их два – один тут, а другой там.
Он уверенно показывает на две точки на экране. Сколько я ни вглядываюсь, ничего не вижу, кроме его длинных пальцев и красивых розовых ногтей, и ничего интересного на экране.
– Не вижу… Тогда что это за плечики? Просто шкаф какой-то…
– Это скрепки, которыми сшивали вашу грудную клетку.
– Я же говорила вам, что не хочу смотреть… А конец каждой скрепки как будто завинчен от руки?!
– Так оно и есть.
– Это же все ручная работа, они, по крайней мере, не разойдутся?
Голова у меня снова начинает кружиться, доктор встает и тут же берет меня за руку, чтобы подбодрить. Я вздрагиваю от разряда статического электричества, и мы одинаковыми движениями поспешно отдергиваем руки, пристально глядя друг на друга.
– Не беспокойтесь, все надежно. А теперь сходите на биопсию, а я с вами встречусь сразу после нее на эхографии. Я читаю в вашей истории болезни, что вы не переносите уколов в шею, да? Будем действовать через пах. Приступим?
– Идите, я за вами.
Через несколько минут, в кабинете доктора Перу
– Все в порядке?
– Да. Мое сердце ущипнули совершенно безболезненно.
– Сейчас проведу эхографию.
Доктор замечательно мягок. Он описывает каждое свое действие очень подробно, медленно водит влажным зондом по моему телу мерным движением, которое меня успокаивает. Пока все его внимание поглощает контрольный монитор, я рассматриваю его профиль, небольшой нос и губы, которые он все время прикусывает.
– Скоро закончу, все в порядке. Ваше сердце ведет себя хорошо, Шарлотта, у вас сердце как у девушки…
Это был понедельник, стояло мерзкое лето, с неба лились ушаты воды, снаружи день был похож на ночь, и когда я выходила из-под резкого света неоновых ламп, переменчивая улыбка сердечных дел мастера еще стояла у меня перед глазами. Его слова отдавались бесконечным эхом и превращались в музыку. «Ваше сердце чувствует себя хорошо, Шарлотта. Сердце как у девушки…»
– Значит, вы с две тысячи третьего года получаете неорал. Вам объяснили, какие трудности возникают при приеме этого лекарства больными, проходящими тритерапию?
Я лежу, прижав ладонь к повязке, молча, с закрытыми глазами. Сердце бьется хорошо. Ритм ровный, может быть, чуть частит. Не меньше восьми тысяч литров крови в день… через мой трансплантат… запертый в кое-как скрепленной скобками грудной клетке… сердце девушки… сколько ей было лет…
– Шарлотта, вам плохо?
Кружится голова. А вдруг, если я и дальше не буду отвечать, витать в своих кровавых видениях и гипнотических отзвуках голоса доктора… Может, он сделает мне искусственное дыхание?..
– Шарлотта?
Он снова чуть пожимает мне руку.
На этот раз это не электрический разряд, а другой, очень яркий ток. Я открываю глаза. Для начала неплохо.
– Извините, я немного задремала, просто у вас голос такой, я смутно слышала, что вы мне говорили. Да, неорал… Меня просто предупредили о возможных побочных эффектах, о том, что я зарасту волосами, как обезьяна, и что будет постоянная дрожь… К счастью, ни того ни другого не случилось. Напротив, у меня исчезли все волосы на теле. Я лысая, как клеенка. Даже немного неудобно… Как лягушка. Зато волосы на голове стали гуще и больше блестят, чем раньше, – прямо реклама для шампуня.
– Неорал – необходимое средство против отторжения тканей. Без такого средства подавляющее большинство трансплантатов не прижилось бы. Всякий трансплантат – это инородное тело, с которым наша иммунная система, естественно, начинает бороться. Неорал обладает свойством снижать способность вашей защитной системы отторгать инородные тела. Это иммуноблокатор, тогда как тритерапия направлена, наоборот, на усиление вашей иммунной системы путем блокирования вредных воздействий ВИЧ… Понимаете, как трудно подобрать дозировку?
– Я понимаю. Я полагаюсь на вас. Пока все хорошо, как будто все совместимо. Дозировка подобрана верно… Когда у нас с вами следующая встреча?
– Это зависит от результатов, но вообще – через шесть месяцев…
– Как долго! За шесть месяцев что угодно может случиться!
– Я дам вам на всякий случай номер своего мобильного телефона. Вот моя визитка.
Я быстро хватаю ее и засовываю в сумку. Агент Шарлотта идет по следу любви! Миссия выполнена. Мне не хочется расставаться с доктором Леру И ему тоже?
После нашей встречи время тянулось бесконечно долго. Я знаю огнеопасную природу своего сердца, и после многих лет и пары затрещин от жизни я пытаюсь заливать огонь – каплей воды. Моя лучшая подруга Лили постоянно повторяет мне, что я «слишком давлю», так что на этот раз никакого давления, никаких телефонных сообщений, никаких срочных вызовов, никакой симуляции приступа… Я была готова на все ради любви, но на этот раз ничего не будет! Хороший травяной чай, интересная книжка, и через десять минут я откладываю все в сторону, я не могу сидеть на месте. Хватаю мобильник, на котором девственная чистота – никаких сообщений. Да есть ли у него, по крайней мере, мой номер телефона?! Да, может быть, в новом досье его нет, но у Генриетты есть точно. Я буду ждать. Я достаю из сумочки его визитку, аккуратно кладу ее на письменный стол и смотрю. Десять маленьких циферок отделяют меня от его ласкового голоса, действующего на меня как успокаивающий бальзам…
Ждать – вот действие или, вернее, бездействие, которое мне труднее всего переносить. «Подождите, пожалуйста»… Но почему? Мы все время чего-то ждем. Как будто у нас в запасе вечность. Но нет. Отсчет уже давно пошел, честное слово. Заткните уши пальцами, сидите тихо и слушайте… Вы слышите биение вашего сердца? Тихое тук-тук жизни внутри вас? Тиканье часов? Никогда нельзя терять время, убивать его. Почему надо пройти на волосок от смерти, чтобы понять, что жить нужно срочно, нужно гореть, любить, наполнять жизнь, каждый фрагмент жизни. Во мне живет это чувство неотложности, которое не всегда разделяли мои возлюбленные. У них другое понятие времени.
Чтобы избежать безбрачия, мне пришлось научиться синхронизировать себя, маскировать спешку, прикрывать ее капелькой терпения, замедлять ритм сердца.
Лежа на кровати, я закрываю глаза. Я концентрирую внимание на таинственном тиканье, на этом сердце размером с кулак. Чувствительном сердце, темп которого я могу ускорить одной мыслью… доктор Леру… Потом воображаемый портрет этой женщины, вернувшей мне жизнь… потом кубометры крови, которые ее сердце прокачивает в моем теле… Как она умерла? Было ли ей больно? Видит ли она меня откуда-нибудь?
Сердце колотится. Я открываю глаза. Еще светло. Пойду прогуляюсь и загляну к Лили.
– Во-первых, перестань выдумывать себе кино! – огорошивает она меня с ходу. – Кардиолог и возлюбленная после трансплантации… Ты спятила!
– Я артистка, романтическая и иррациональная. Я все время придумываю себе кино, это моя жизнь, моя природа, я расширяю жизнь, я приукрашиваю ее!
– И искажаешь! Ты видела этого человека один раз во время медосмотра…
– Еще я думаю о своем доноре. Симпатичный доктор сказал, что у нас одинакового размера кулаки. Что забор моего имплантанта произошел в госпитале Сен-Поль…
– Он тебе так сказал?!
– У него это вырвалось, потом он спохватился – а я впервые попыталась представить себе своего донора…
Хотелось бы мне знать, как будет развиваться эта история…
– Какая история?
– С доктором… Между нами правда что-то произошло… Ты думаешь, он так привлекает меня, потому что кардиолог? Моя психологиня наверняка с тобой согласилась бы… Он и правда такой надежный…
Вспомнив про Клер, я вдруг подумала об одном из ее ответов…
«Я психоаналитик, а не гадалка…» Без всякого перехода я спрашиваю у Лили:
– У тебя есть номер твоей новой гадалки?
– Да, конечно, она супер.
Лили роется в своей огромной сумке-помойке, в которой она за недолгое время находит практически все. Она протягивает мне наспех напечатанную визитку, которую я недоверчиво читаю.
«Наташа, коуч-интуит – это что-то новенькое! – ясновидение, таро, линии руки, духовная поддержка, очистка кармы».
– Ты это серьезно?!
– Поверь мне, она супер.
– Что такого суперского она тебе сказала?
– Что я очень скоро встречу любовь, она видит артиста, немного чокнутого, но невероятно страстного…
Лили говорит уверенно, предсказание полностью овладело ею.
Я звоню Наташе. «Вы очень удачно позвонили, – отвечает она, – у меня только что отменился один пациент».
За сто евро в час у нее наверняка много отмен. Я решаю подумать.
– Перестань ты вечно считать деньги, деньги в жизни не главное! – взрывается Лили.
– О'кей, но у меня нет денег. Сто евро, ты представляешь себе?
Лили разведена с богатым бизнесменом, разбогатевшим на дисконтных продажах по Интернету. Искупая пристрастие к молоденьким женщинам, он обеспечил своей бывшей супруге и матери своего единственного ребенка приличный доход. А у меня все иначе. У меня просто развод. Лили – культурная и замечательная женщина, у нее всегда прекрасное настроение. Она примерно моего возраста – тридцать с небольшим… И значит, вполне молода. Кожа у нее матовая и шелковистая, большие светло-карие, почти золотистые глаза, немного грустные, когда она не смеется, что бывает редко, ее рот – совершенство и просто манит к поцелую. Ростом она на добрую голову выше меня, и регулярное созерцание ее аппетитных форм ввергает меня в депрессию. Я перезваниваю Наташе и спрашиваю ее, не может ли она в виде исключения снизить расценки для молодой актрисы, находящейся на мели. «Ну, это даже не мель, а просто сухое место». Наташа смеется. Мне не смешно. Я клоун поневоле. Наташа соглашается. Я отправляюсь на встречу с коучем-интуитом.
Лили решает не ходить со мной, а дождаться меня дома, «чтоб у нас не было наложения волн»…
Время от времени я хожу к ясновидящему. Мой отец – известный инженер и картезианец, периодически выслушивающий отчеты о моих эзотерических опытах, обычно отчитывает меня, говоря, что я «бросаю деньги на ветер». А я в ответ заявляю, что меня это развлекает и успокаивает. По-настоящему я в это не верю, но сама мысль о том, что необъяснимое или волшебное могут существовать за гранью реальности, мне, пожалуй, нравится.
Наташа встречает меня на последнем этаже скучноватого жилого дома. Ее квартира состоит из двух соединенных вместе комнат для прислуги, недалеко от вокзала Сен-Лазар. Карабкаясь по бесконечной лестнице, я чувствую, как под ногами вибрирует пол: внизу проходит метро. Обычно я люблю это ощущение, такое парижское, но тут прямо под домом молнией пролетает скорый поезд.
– Здравствуйте, Шарлотта!
– Здравствуйте… Невероятно, просто землетрясение.
– Что вы хотите, это Сен-Лазар. Подождите, пожалуйста, несколько минут, я сейчас освобожусь.
Конечно, давайте подождем… В холле, в полном соответствии с визитной карточкой, я обнаруживаю набор «для ясновидящих»: свечи с разными запахами, горящие повсюду на полу, густые благовония, которые медленно берут меня за горло, буддийские картинки с множеством поз, изображение зеленого дракона, нарисованная на стене рука с ярко-красными линиями, золотая плошка с рисом на низком столике и в рамке из облупленного бамбука прейскурант за визиты с практичным указанием: «Карты и чеки не принимаются. Спасибо за понимание. Наташа». Все ясно. Мне хочется повернуть назад и спуститься по лестнице, а денежки свои сохранить для массажа с базовыми маслами, которые наверняка снимут мое нервное напряжение. Наташа-гадалка несомненно почувствовала, что я настроена на уход: я слышу ее шаги.
Она открывает большой пухлый рот и предлагает мне следовать за ней.
– А зачем плошка с рисом?
– Это фэн-шуй, дает процветание, как и маленький фонтан при входе.
– Фэн-шуй?
– Китайское искусство жизни, позволяющее сочетать материальный мир и различные энергии, отрицательную энергию инь и положительную энергию ян…
– Я знаю про инь и ян.
– Ну так фэн-шуй – это умение их уравновешивать.
Ясновидящая одета в элегантный кафтан яркой расцветки, и на ней целое скопление бус из искусственного жемчуга и разных камней, – видимо, они вносят весомый вклад в царственность ее осанки. На пальцах у нее множество колец из всяческих металлов – жести, меди, серебра, всех форм и самых разных стилей.
Во время моих эзотерических встреч одна и та же мысль занимает мой ум: как человек, заявляющий, что располагает даром читать будущее и, значит, управлять им – а это дар уникальный, сумасшедший, бесконечно ценный и даже дьявольский, – как подобный человек может жить в таких стесненных обстоятельствах?
Если бы Наташа умела угадывать будущее людей, весь мир обивал бы у нее пороги, Наташа стала бы богатой…
– Зачем вы обращаетесь к гадалке, если вы в это не верите?
Я удивлена, что Наташа так легко может читать мои мысли.
– Может быть, для того, чтобы услышать разумный вопрос – вроде этого. Да, действительно, полностью я в это не верю, но, признаюсь, я противоречива.
– Вы, кажется, актриса.
– Да, то есть была…
– Можно? – говорит Наташа и берет меня за руку.
Потом она раскрывает ладонь и разглаживает ее, как будто разворачивает секретную карту.
– Вы вернетесь в кино и на телевидение, но я вижу еще какую-то творческую работу – вы рисуете, поете?
– Я занималась живописью – да, немного, ничего из ряда вон выходящего, еще я пою, обожаю петь, беру уроки, записываю пилотный диск с гениальными друзьями, осталось только найти продюсера…
– Все получится – это или что-либо другое… А как ваше здоровье? (Книга моя к тому времени еще не вышла.) Как ваше здоровье?
– Я хочу узнать это от вас!
Наташа всматривается в мое лицо, в декольте, и я тут же закрываю глаза, чтобы очистить мозг. Не хочу, чтобы она еще раз прочла мои мысли. Она либо знает, либо не знает.
– У вас усталый вид, что это за метки у вас вокруг шеи? И я вижу начало шрама. Это к сердцу, да? Но не беспокойтесь, ваше сердце вас не подведет.
– То есть вы хотите сказать, новое сердце не подведет…
Наташа выглядит удивленной и тут же заявляет:
– Да, вот именно…
Она хватает карточную колоду, просит меня перетасовать и снять левой рукой. Я даю ей несколько карт, которые она по одной открывает.
– А что ваша мать – она не очень в форме…
Наташа показывает пальцем на даму червей, которую я только что открыла, потом на пиковую восьмерку…
У меня возникает нервный смех, и мне тут же становится неловко.
– Да уж точно. Она даже умерла от рака семь лет назад.
– Да, точно, я видела, что там какая-то проблема…
Наташа не сдается.
– Да, серьезная проблема… – говорю я.
– Ясновидение – не точная наука… Ваша мать вас охраняет, вы знаете это?
– Надеюсь. Иногда я ощущаю ее присутствие, но предпочитаю об этом не говорить…
– Вы хотите, чтобы мы закончили, Шарлотта? Я не чувствую в вас большой восприимчивости.
– …А любовь?
– Я вижу встречу, этот человек работает в той же области, что и вы, актер или профессионал кино, он, кажется, боится, очень боится, но чего?
Я продолжаю молчать. Наташа говорит снова:
– А может быть, это врач, кто-то, кто вас лечит, он робок, вы производите на него большое впечатление, он любит вас тайно, вы с ним уже встречались, да?
Наташа, возможно, интерпретировала так широкую улыбку, которая возникла у меня на лице, хотя оно и застыло в ожидании новой сенсации.
– Я встретила человека, это точно… Вернее, у меня была приятная… биопсия…
– Себастьен?
До меня доходит, что я даже не знаю имени доктора моего сердца.
– Я слышу имя Себастьен, – длинное имя, начинающееся на «с», что-то такое свистящее…
– Не знаю. А с этим Себастьеном… что получится?
– Возьмите эту колоду и тасуйте ее, сосредоточенно думая о нем, снимите и дайте мне семь карт, левой рукой, это важно…
Новая колода не совсем обычная, в ней и кубки, и золотые монеты, и сабли…
– Долго это не продлится. Настоящая любовь придет позже, сначала в ваших снах… Вы ведь сейчас часто видите сны, правда?
– Как обычно… То есть нет, я не помню своих снов, потому что принимаю снотворное… Прекрасно. Мне пора, у меня не очень много времени.
– И вы слегка разочарованы?
– Да, чуть-чуть. – Я не умею врать.
– Но я не сержусь на вас. Вы симпатичная.
– Любовь придет, Шарлотта, сердце выдержит, и верьте своим снам…
– Великолепно…
Я улыбаюсь, вскакиваю, машу рукой и убегаю.
Едва выйдя на улицу, принимаю звонок от любопытной Лили.
– Ну, она супер, правда?
– Да не очень. Она увидела проблему со здоровьем у моей матери и роман с Себастьеном, актером или врачом. Роман продлится недолго, но большая любовь придет, естественно. Есть и хорошие новости: она не взяла с меня денег.
– Однако обычно она на высоте, странно.
Лили огорчена.
– Я позвоню в больницу.
– Зачем?
– Я поняла, что не знаю имени доктора Леру! Или поищи, пожалуйста, в гостиной! Я где-то положила его карточку… на письменном столе! Перезвони, целую.
Лили выполняет просьбу и через несколько минут выпаливает:
– Не такая уж она плохая, моя гадалка: доктор С. Леру!
– Стивен, Стивен Леру! – кричит мне Генриетта по телефону, чтобы я наверняка расслышала.
Моя доисторическая Генриетта не доверяет мобильным телефонам, они раздражают, часто барахлят, она отказывается заводить себе мобильник.
– Доктор после понедельника несколько раз про вас говорил, попросил номер вашего телефона…
– Гениально! Стивен. Это же бретонское имя, да?
– Да, кажется, он родом из Бретани. Но я мало его знаю. Он не очень разговорчивый.
– Ну хорошо хоть, что его зовут Стивен…
– Какое это имеет значение?
– Потому что с Себастьеном у нас бы долго не продлилось. Значит, я жду его звонка, да?
– А Себастьен – это кто?
– Никто, потом объясню.
– Вы загадками говорите, детка…
– А правда, что мой трансплантат взяли в госпитале Венсан-де-Поль? Это записано у меня в деле?
– Что такое?! Да кто вам это сказал?
– Он.
– Этого не может быть. Вы бредите, деточка. Доктор Леру ни в коем случае не мог дать вам такую информацию… Вы прекрасно знаете, что все это абсолютно анонимно… Хотите, чтобы я передала доктору Леру, что вы звонили?
– Нет… Погодите! Да, передайте!
Скоро начнется рекламная кампания по продвижению моей книги, она обещает быть очень активной. Выбранная моим издателем пресс-атташе – Тони – предлагает мне провести несколько дней в рыбачьем домике, которым она владеет на Корсике, недалеко от Порто-Веккьо.
– Там жутко мило, все так неформально, будем готовить рыбу на гриле и жариться в бухте под утесом, можем заодно обсудить рекламную кампанию, отдохнуть перед сентябрьским штурмом, – знаешь, мне жутко понравилась твоя книга. Так ты приедешь?
– О'кей, приеду, очень мило, что ты пригласила меня.
Тони – одна из самых известных пресс-атташе Парижа. В ее ежедневнике – небольшого формата, но толстый, как справочник «Желтые страницы», без которого, как она твердит, она бы пропала, – наверняка весь Париж. Возраста у Тони нет. Она еще красива. Голос у нее хрипловатый, прокуренный. Ее улыбка кажется мне элегантной маской на весьма негладкой жизни. Когда я из любопытства пытаюсь потихоньку спросить ее ассистентку про возраст начальницы, та молча смотрит на меня, выпучив глаза, как будто я собираюсь нарушить государственную тайну. У Тони не будет легального возраста для выхода на пенсию.
Ее энергия меня просто поражает. Рецепт? «Удовольствие и только удовольствие. От жизни, от работы, от всего – от всего, что случается в жизни, милочка».
Тони – человек очень профессиональный, но и ласковый, любящий очаровывать, оберегать, очень спонтанный.
Она действует «по наитию, по зову сердца». Ей понравилась книжка, она хочет за нее бороться. Она берет меня с собой и под свое крыло. Я знаю прекрасно, что пройдет несколько месяцев – и все закончится. Что Тони исчезнет из моей жизни с окончанием рекламного периода. У нее столько друзей, что времени для меня не найдется. Это нормально. Значит, сердечно обнимемся после встречи с прессой, может, даже всплакнем, пообещаем созвониться «как-нибудь на днях» и не созвонимся. Такое дело – шоу-бизнес, связи очень сильные и мимолетные. Обожание и расставание, любовь и забвение. Чувствительные сердца лучше поберечь.
Я встретила Стивена в понедельник, теперь четверг, длинный уик-энд на Корсике приближается, и ничего не происходит. Ни сообщений, ни звонков, ничего. Мои планы совместной жизни с милым доктором постепенно исчезают из виду. Настроение у меня грустное. Лили не понимает. Как можно выдумать себе целый роман после одного-единственного приема у врача? Да, я такая, я человек интуитивный, может быть, даже больше, чем Наташа. Что-то такое произошло между доктором и мной. Я почувствовала ток. Когда он первый раз дотронулся до меня, мне захотелось снова ощутить его прикосновение, чтобы он трогал меня везде, все время, чтобы его рука как можно дольше лежала на мне. Нет, со мной не каждый раз так бывает, Лили. Тут дело в температуре кожи, в неизвестной алхимии. Мимолетный блеск в глазах – и миг спустя человек раскрывается тебе, отдается, он беззащитен, его можно взять, как спелый плод с ветки. На мгновение два стыдливых существа сталкиваются и дополняют друг друга. Но время идет и убивает это мгновение, если не воссоздать его снова. Я еще увижусь с доктором Леру, я знаю это. Я сама пойду к нему, если он не объявится. Я бы хотела, чтобы он позвонил мне, чтобы он по-старомодному немного поухаживал за мной. Нет, я не сделаю первый шаг, решено. Я устала от манипуляций, устала от нерешительных мужчин, которых надо подстегивать. У меня традиционное воспитание, и я твердо намерена вернуться к истокам. Шарлотта – вольная охотница – сегодня умирает. Я не буду звонить доктору. Я сбегу на Корсику, на простор, сложу пожитки, буду жариться на солнце и загорать до полного забвения. В пятницу в полдень я складываю сумку. На Париж вдруг навалилась жара. На секунду я прерываю сборы и разгибаюсь. «Если он не пойдет ко мне, я сама к нему пойду…» Внезапно эти мысли, адресованные доктору, находят во мне иной отклик. Смогу ли я когда-нибудь узнать, кто был мой донор, познакомиться с его близкими, раскрыть тайну? Я не фиксируюсь на этих поразительных мыслях. Я обнимаю своего кота Икринку, наполняю ему миску и засыпаю в аквариум моей Коко щедрую горсть гранулированного корма. Я уезжаю всего на несколько дней, завтра зайдет Лили. Тара у отца. Он прекрасно с ней справляется. Настроение у дочки отличное. «Ты привезешь мне подарочек?» – «Да, ангел мой». Отвечая Таре, я вдруг понимаю, что ничего не знаю о Корсике и о том, что там может оказаться. Я еду совершенно спокойно, или почти спокойно. И тут раздается тихий звон. Сообщение! Я бросаюсь к мобильнику. Лили желает мне приятных выходных. Очень мило. На этот раз непонятно, кто мне звонит. Скрытый номер. Я дергаюсь, как будто мне пятнадцать лет, и я сама на себя сержусь. Я не отвечаю на звонки со скрытых номеров. Я прослушаю сообщение. Это Тони, не может найти свой мобильник и авиабилет, звонит с телефона дочери, опаздывает и предлагает встретиться прямо в аэропорту. Хорошо.
Вещи наконец сложены. Не умею путешествовать налегке. Куда бы я ни отправлялась, мне всегда нужно брать с собой теплое большое пальто – это бретонская привычка.
Я мерзлячка и беру с собой свитера даже на Корсику, даже летом, несколько шикарных нарядов и несколько неформальных и весь косметический набор. Я прочла как-то очень трогательную статью, очаровательно-романтическую и старомодную, об актрисе Франсуазе Дорлеак. Я люблю ее страстность, ее грацию. Постоянно в кого-то влюбляясь, она всегда путешествовала с чемоданами, набитыми всевозможной одеждой, где были вещи на все времена года, меха, шелка, бальные платья и джинсы, независимо от направления и времени года, – не из каприза и не ради себя, нет, просто чтобы быть готовой последовать за человеком, которого она может встретить, хоть на край света, в тропики, в любой климат.