Шеффилд Чарльз. Холоднее льда

   — Хорошо, сэр, — Гобель наконец сел и стал с любопытством оглядывать рассеянное повсюду содержимое Совиной Пещеры. — Какое странное место.
   — Вы не помните, вы раньше здесь бывали?
   — Нет, я здесь никогда не бывал. Я в этом уверен. А почему я сейчас здесь? Почему я не в школе?

 
   Восемь часов спустя Свами Савачарья запер скользящую дверь каземата, направился к своему любимому креслу и, дрожа, осел в него.
   То был вечер множества унижений. Сова мог насчитать по меньшей мере четыре таковых.
   Первое: кто-то имел беззастенчивость вторгнуться в неприкосновенное пространство Совиной Пещеры с тем, что можно было расценить только как опасное оружие. Следовало признать, что медперсонал Ганимеда не обнаружил у Ярроу Гобеля каких-либо физических повреждений. Они идентифицировали синтетический нейропередатчик, извлеченный из посылки, и теперь работали над расшифровкой молекулы, которую этот передатчик запустил генеральному инспектору в мозг через гематоэнцефалический барьер. Они также утверждали, что со временем — скажем, месяцев через пять-шесть — Гобель полностью восстановит свою память и свой взрослый разум. Тогда он уже не будет тем восьмилетним ребенком, который приветствовал их сегодня вечером в Совиной Пещере.
   Но на этом оскорбления не закончились.
   Второе: самого Свами Савачарью, бурно протестующего, выволокли из пещеры и подвергли унизительной серии физических и психиатрических тестов. Это закончилось только после того, как Сова, дабы доказать ясность своей памяти, процитировал несколько интересных страниц из личного компьютерного досье на своего главного мучителя.
   Третье: желая отвлечь от себя внимание, Сова вынужден был пойти на умышленную ложь. Он сказал сотрудникам службы безопасности, что посылка была предназначена для ее инспекции Ярроу Гобелем. Сам Гобель был не в том положении, чтобы выразить несогласие, а на всем Ганимеде не удалось обнаружить никого, кто признался бы в доставке посылки или хотя бы о ней слышал. Но тем не менее это была ложь, а следовательно, поступок, недостойный Свами Савачарьи.
   Четвертое: мир и покой в голове у Совы был непоправимо нарушен. Многие годы он думал, что Совиная Пещера — абсолютно безопасное укрытие. Теперь это уже было не так. Следовало ли ему в таком случае отсюда сбежать? И если да, то куда? Сова не мог придумать ничего безопасней пещеры — никакого места, чьи входы, выходы, слепые пятна и тайники он знал бы лучше. В то же самое время, если он останется в Совиной Пещере, тогда ему придется признать, что он может стать в буквальном смысле сидячей мишенью для нового нападения.
   Сова оглядел свой многолетний дом, остановил взгляд на обеденном столе и добавил к перечню оскорблений своей персоны пятое: святотатственное кощунство. Кулинарный шедевр был непоправимо разрушен, прежде чем он или Ярроу Гобель успели попробовать хотя бы кусочек. Если бы он только попросил генерального инспектора подождать и открыть посылку после обеда… но тогда Сова с большой долей вероятности оказался бы достаточно близко, чтобы разделить с Гобелем содержимое посылки.
   Пора было заканчивать сетовать и начинать думать. Итак, кто и почему?
   Прежде всего, мишень нападения. Предположительно, сам Свами Савачарья — но вовсе не обязательно так. Визит Ярроу Гобеля не был секретом; кто знал, скольким людям сам Гобель об этом рассказал? И генеральный инспектор немного опоздал, прибыв вскоре после того, как посылка была подброшена в Совиную Пещеру рассыльным «фон Нейманном». Впрочем, если бы Гобель прибыл вовремя, он все равно получил бы посылку, поскольку Сова был занят приготовлением пищи, а зная интересы генерального инспектора, не могло быть никаких сомнений, что он немедленно пожелал бы осмотреть доставленный диск.
   Так что мишенью мог быть или Савачарья, или Гобель, или они оба. Однако инстинкт подсказывал Сове, что в данном случае целились именно в него. Если бы эти люди заодно прихватили и Гобеля, они, надо полагать, не сильно бы расстроились.
   Но почему?
   Имелось только два правдоподобных мотива, ибо Сова был связан только с двумя новыми предприятиями: он нащупывал путь назад во времени — к пассажирам и грузу злополучного «Океана», выискивая причину его бегства с Мандрагоры и уничтожения одним из собственных орудий Пояса. И он пытался найти в пределах системы Юпитера тайного противника Сайруса Мобилиуса.
   У Совы уже начали складываться кое-какие идеи касательно второй проблемы, но об этом никто не должен был знать. Он ни с кем по этому делу не разговаривал, а Сайрус Мобилиус пообещал строгую секретность.
   Это, разумеется, не означало, что Мобилиус с необходимостью ее обеспечил. Первое правило совиного анализа имело непосредственное следствие: «Не существует такой вещи, как надежная персона, — есть лишь разные степени ненадежности». И отсюда вытекало еще одно непосредственное следствие: «У каждого — своя программа».
   Так что, вполне возможно, Мобилиус с кем-то переговорил — или даже был непосредственным участником нападения. Но это была довольно маловероятная версия. Линия мысли, которая выглядела для Совы наиболее правдоподобно, включала в себя «Океан». Что заключало в себе подлинную иронию, ибо этим самым вечером он готов был бросить эту охоту как безнадежную и бесцельную.
   Но если кто-то так хотел оставить знание о прошедших событиях скрытым, что отважился атаковать его напрямую…
   Сова сгорбился в своем кресле. На его недавно побритый череп был натянут черный капюшон. Пока что все вроде бы шло как надо, но он упускал из вида что-то важное.
   Ага, сама атака. Она была какой-то… нерешительной. Коробочка такого же размера могла вместить в себя достаточно взрывчатки, чтобы обратить в пар Сову, Гобеля и все в Совиной Пещере. Однако вместо этого было использовано оружие, которое не являлось ни смертельным, ни физически вредоносным. Более того — если верить медикам, нанесенный им ущерб даже не являлся необратимым.
   Сова поднялся с мягкого сиденья и заковылял к коммуникационному терминалу. Он отменил все запросы на финансирование всего, связанного с «Океаном» или с периодом, близким к концу Великой войны. Затем Савачарья написал две докладные записки Магрит Кнудсен. Одна недвусмысленно заявляла, что его недавние расследования Великой войны оказались бесплодными, другая подчеркивала, что он больше не может тратить на них ни времени, ни средств. Наконец Сова стер из компьютера все файлы, содержащие информацию об «Океане», Мандрагоре, банках данных Паллады и траекториях спасательных капсул.
   После чего он забрался в каталог «Мегахиропс», спрятанный под семью слоями внутренних указателей и рассчитанный на сопротивление самому изобретательному, могущественному и настойчивому компьютерному взломщику. Все файлы, связанные с «Океаном», были уже скопированы туда и надежно защищены от прочтения и переписывания.
   Свами Савачарья отнюдь не закончил с «Океаном». Уже нет. Если уж на то пошло, он это Ярроу Гобелю задолжал.
   Но теперь следовало уйти в глубокое подполье.

14. КАМИЛЛА ПРЕДПРИНИМАЕТ ПРОВЕРКУ

   Деньги и влияние, влияние и деньги — с ними ты могла ходить по воде, дышать вакуумом, воскрешать мертвых. Мало того, ты даже могла получить приоритетный высокоскоростной корабль от «Абаки» до Европы, когда все стандартные манифесты заявляли, что еще много недель ничего доступного в твоем распоряжении не окажется.
   Все предыдущие двадцать семь лет своего существования Камилла Гамильтон не обладала ни деньгами, ни влиянием. Она даже не знала, что подобная власть вообще существует.
   Но теперь это ощущение ей определенно нравилось.
   Буквально расцветая от предоставленного ей неограниченного кредита Сайрусом Мобилиусом и допуска на Европу, полученного от Хильды Брандт, Камилла наблюдала, как стены бюрократии с грохотом рушатся.
   Отправиться на Европу, чтобы послужить сразу и Мобилиусу, и Брандт? Просто класс!
   — Но безусловно, мэм, корабль может быть предоставлен вам через трое суток… нет, пусть будет двое суток.
   Одни сутки, если Камилла пожелала бы смириться с неудобствами одноместного корабля. А если она готова была отправиться прямо сейчас? Тогда как насчет восьми часов — будет ли это достаточно скоро для ее потребностей?
   Не будь это настолько подкрепленное властью путешествие, все это сильно бы озадачивало. И, понятное дело, когда расписание полета было одобрено и корабль уже подходил, Камилла вдруг обнаружила, что не готова лететь. Нежданный сигнал лучился от ее персонального идентификатора на «Абаке» — сигнал, пришедший аж из самого центра РСН.
   Похоже, тайный эксперимент Камиллы, который она оставила в глубоком фоновом режиме, давал результаты, и результаты эти оказывались настолько странными, что компьютеры РСН, даже поддержанные ее Факсом третьего уровня, не знали, что из них извлечь. Камилла тоже. Она быстро их просмотрела, увидела, что программа наблюдения в далеком инфракрасном диапазоне выдает пики данных, не соответствующие никаким сигнатурам в справочниках, и решила, что озадачена не меньше собственного Факса. То, в чем нуждался мир, был Факс шестого уровня — более компетентный и сообразительный, чем сама персона.
   Камилла сгрузила данные в том виде, в каком они пришли, в накопительное устройство высокой плотности. Они смогут отправиться вместе с ней на Европу, а по пути она проделает самый что ни на есть добросовестный их анализ.
   Как раз в этот момент прибыл корабль, и Камилла испытала второе потрясение. Она согласилась на одноместное судно, рассчитывая вылететь с «Абаки» на автопилоте. Затем она сама посадила бы его на Европу.
   Но нет. Такой вариант не годился для воротилы Пояса высокого ранга, который, очевидно, имел связи и с Сайрусом Мобилиусом, и с Хильдой Брандт. Это должна была быть особая служба.
   Поэтому корабль прибыл со своей собственной, совершенно ненужной командой: пилотом Сильваной Верзиллой. Здоровенная, веселая, сплошь торс и зубы, Верзилла идеально соответствовала своей фамилии. После первых же нескольких ее слов Камилла убедилась, что Верзилла готова сделать все, что госпожа только пожелает. Это дало ей некоторое представление о том, какой тип путешествия предпочитают некоторые чиновники Генеральной Ассамблеи Юпитера.
   Быть может, все было бы не так уж и плохо, будь пилот Верзилла мужчиной.
   Камилла покрепче прижала свой пакет с данными к груди, увернулась от слишком уж дружелюбной руки, которая попыталась помочь ей забраться на борт, и сама залезла в кабину.
   — Сколько продлится полет до Европы? — спросила она через плечо.
   Верзилла рассмеялась.
   — Сколько госпожа пожелает. Шесть часов — или шестьдесят.
   А после того, как они доберутся до Европы? Пилот по-прежнему будет рядом — нежеланная пара рук, а также, без сомнения, других частей тела. Камилла кивнула в сторону иллюминатора, где сплошь покрытая шрамами поверхность Каллисто заполняла три четверти небосклона.
   — Мне нужно там кое-что подобрать. Что, если мы по-быстрому туда заскочим перед главным полетом?
   — Никаких проблем. Я просто добавлю это к запрограммированному полетному плану. У меня одни желания — ваши команды.
   «Вот так космическая прогулочка», — подумала Камилла. Впрочем, все это безобразие не было виной пилота. Сильвана Верзилла всего лишь выполняла то, что от нее ожидали, за что ей платили. Камилла решилась. Пилот Верзилла могла сделать еще одну вещь, чтобы отработать свое жалованье.
   За время пятнадцатиминутного броска с «Абаки» к космопорту Каллисто Камилла в темпе составила список личных вещей, которые понадобятся ей на Каллисто. После того как они приземлились и уютно устроились на стоянке, Камилла подошла к люку, постояла там, и на лице у нее выразилось сомнение.
   Это заняло всего несколько секунд.
   — Есть проблемы? Я могу чем-то помочь? — Верзилла тут же оказалась у нее под боком, их плечи соприкасались.
   — Нет, ничего такого, просто я не знаю дороги по этому космопорту. — Камилла пыталась выглядеть хрупкой и беззащитной, но прикидывала, что ей удастся только одно из двух. — Может пройти очень много времени, прежде чем я найду то, что мне нужно. А нужна мне всего-навсего вот эта вот ерунда.
   Камилла протянула нацарапанный на бумажке список и тридцать секунд спустя наблюдала, как пилот Верзилла ухмыляется ей на прощание и направляется по поверхности спутника к зданию космопорта.
   Потребовалось еще пять минут и очередное магическое заклинание с именами Мобилиуса и Брандт, прежде чем Камилла была допущена к взлету.
   На душе у нее было скверно от того, как она обошлась с Верзиллой. Но не очень скверно.
   Когда Камилле потребуется пилот-приятель, с которым можно будет переспать, она, черт побери, запросто себе такого найдет.

 
   Путешествие на Европу заняло скорее девять часов, чем те шесть, которые ввела в компьютер пилот Верзилла. Но даже в это дополнительное время у Камиллы не было никакого шанса изучить данные, присланные ей из центра РСН. У нее в списке имелась масса других вещей. Камилла должна была подготовиться к решению главной задачи: оснащению Европейского океана «мобилями».
   Она уведомила космопорт горы Арарат о своем входе в сферу влияния Европы, но указала, что на данный момент не имеет намерения приземляться. Сперва ей хотелось осмотреть лежащий внизу мир. Камилла опустила корабль до пятидесяти километров, положила его на прецессионную орбиту, которая в итоге обвела бы его вокруг всего спутника, и устроилась поудобнее для сеанса наблюдения.
   Возможно, она проявляла упрямство. Из всех обращенных к ней в центре РСН замечательных слов Сайруса Мобилиуса, одно постоянно всплывало у нее в голове. Еще и импульсивна? Он ее в этом обвинил. Временами — без сомнения импульсивна. Камилла попыталась представить себе физиономию пилота Верзиллы, когда та вернется и обнаружит, что и Камилла, и корабль исчезли.
   Итак, упряма и импульсивна. Но когда дело доходило до непосредственного размышления и нудного, тяжелого труда, требуемого для выполнения задания, Камилла не стала бы второй ни за кем в Солнечной системе. Так что она подстроила фокус и принялась за работу.
   Крутящийся внизу шар имел два заметно различных типа поверхности. Один тип был темным и грубым, испещренным пятнами старых метеоритных кратеров всех размеров. Другой был ярче и выглядел более однообразным, однако его буквально исполосовывали длинные, узкие гребни льда. Эти гребни имели сотни километров в длину, но лишь десятки метров в вышину. Они также громоздились друг на друга, образуя беспорядочный сетчатый узор подобно ниткам, как попало обтягивающим мячик.
   Оба типа европейской поверхности имели одну общую черту. Издали они выглядели очень гладкими, но путешествие по этой поверхности независимо от типа стало бы просто дьявольщиной.
   Теперь Камилла понимала недостаток интереса к детальным поверхностным картам Европы. Они были бы попросту бесполезны. Она вообразила, как едет по этой местности. Путь через каждые несколько километров прерывался бы крутыми спусками, расщелинами и вертикальными стенами льда. Никто не проехал бы по Европе достаточно далеко, если не считать участка поблизости от горы Арарат и еще нескольких мест, где поверхности случилось оказаться необычно гладкой и ровной.
   Детальные поверхностные карты стали бы пустой тратой времени еще по одной причине. Система трещин и ледяных гребней была достаточно заметной, и ее легко было нанести на карту с орбиты. Но как насчет ее постоянства? Под воздействием приливных сил все эти трещины и гребни должны были медленно, но неуклонно сдвигаться. Только океанское дно, находящееся далеко вне поля зрения под жесткой оболочкой, должно было долгие периоды времени оставаться неизменным.
   После четырех часов наблюдения Камилла уже увидела достаточно. И приняла решение. Все точки размещения «мобилей» должны будут выбираться согласно рельефу океанского дна. Это была еще одна «деталь» задания, о которой Мобилиус не потрудился упомянуть. Причем данная деталь подразумевала доступ к потаенному океану Европы, в котором Хильда Брандт Камилле начисто отказала.
   Однако эти карты морского дна могли иметься в банке данных Европы, равно как и другая информация относительно глубины льда и апвеллингов, которая также требовалась Камилле. Одно было совершенно ясно: на орбите она никогда не получит того, что ей нужно.
   Камилла запросила разрешение на посадку. На следующем же витке голубой коммуникационный луч протянулся вверх, взял контроль над судном и направил его по маршруту к мягкой посадке в самом центре космопорта горы Арарат.
   — Прежде чем вы выйдете наружу, вам следует надеть скафандр отклонения потока частиц, — произнес твердый голос из коммуникационного пульта в момент контакта. — Наружная окружающая среда в настоящее время не защищена. Вездеход вас ожидает.
   Камилла уже была в скафандре. Она направилась было к люку, но в последний момент повернулась, прихватила накопитель с экспериментальными данными из центра РСН и сунула его во внутренний карман скафандра. Вполне возможно, на эти данные еще очень долго не будет надежды взглянуть, но потерять их Камилла никак не хотела. Кто-то еще мог пробраться на этот корабль и угнать его с такой же легкостью, с какой это сделала она.
   Ее первый наземный взгляд на поверхность не соответствовал впечатлению с орбиты. Камилла ступила на гладкую каменную равнину, вогнутую и полого идущую вверх к закругленному краю, быть может, в километре оттуда. Не наблюдалось никаких признаков изломанных ледяных гребней. Забираясь в пустой вездеход, Камилла поняла, почему. Она находилась точно в центре гладкой чаши космопорта; остальная часть спутника была скрыта за его стенами.
   Неважно. Очень скоро она его увидит.
   Через две минуты Камилла выяснила, что насчет этого она ошибается. Вездеход зафиксировал ее присутствие и покатил прочь, но он отнюдь не направился вверх по склону к гребню модифицированного кратера. Вместо этого машина проехала, быть может, полмили мимо беспорядка заброшенных посадочных площадок для десантных судов и ярко раскрашенных резервуаров, а затем стала спускаться по тоннелю в скалистой стене.
   — Скафандр отклонения частиц теперь можно снять, — произнес тот же бесстрастный голос. — Уровни радиации окружающей среды удовлетворительные.
   Камиллу озадачило отсутствие блокпостов. Учитывая европейскую заботу о недопущении заражения, она ожидала, что ее сразу же встретят, расспросят и, может статься, даже обследуют. Однако прибытие на Европу повлекло за собой еще меньше волокиты, чем прибытие на Ганимед.
   Ответ пришел к ней, пока Камилла снимала скафандр. Контроль здесь гарантировался планетарной структурой. Твердый Ганимед был испещрен пещерами, тоннелями и шахтами лифтов, но он имел сотни входных точек в свои недра. А на Европе находился только один космопорт и только одно поселение. На заранее запрограммированном вездеходе каждый визитер направлялся через единственный входной канал. Если вы только не были достаточно безумны, чтобы направиться пешком прочь от корабля, на котором вы прибыли, больше вы никуда добраться не могли.
   А отсутствие встречающих имело смысл совсем по другой причине. «Гора Арарат» была научно-исследовательским учреждением, а очень немногих ученых и инженеров обычно интересует разный там этикет и политес. Камилле такое отношение было хорошо знакомо, и она вполне ему симпатизировала. Всякий ученый, которому пришлось бы потратить время на заботу о вновь прибывающих, занялся бы этим с крайней неохотой — считая, что это время крадут у его драгоценных теорий или экспериментов.
   Если не считать того, что мужчина, ожидавший в месте последней остановки вездехода, похоже, опровергал прикидки Камиллы. Он был невысокий, крепкий и мускулистый, с помятой физиономией грабителя-неудачника. На его покрытом шрамами лице определенно светилась улыбка — не совсем улыбка радушия, но… чего? Облегчения? Впрочем, неважно. Любая улыбка было лучше на все согласной ухмылки пилота Верзиллы.
   — Меня зовут Базз Сандстрем. Я заместитель директора базы «Гора Арарат». — Мужчина протянул руку, которая целиком поглотила ладошку Камиллы.
   — Камилла Гамильтон.
   Сандстрем кивнул.
   — Я так полагаю, вы порядком устали после вашего путешествия. Предлагаю вам начать с еды и отдыха. — Он повел ее дальше по тоннелю. Стены становились все глаже, и вскоре Камилла заметила, что местами в них встроены металлические двери, но пол и потолок оставались голым и недекорированным камнем. Камилла одобрительно кивнула. Именно так и должна была выглядеть научно-исследовательская станция — просто и функционально, как место для великого множества напряженной работы.
   Они шли все дальше и дальше, пока Сандстрем наконец не ввел Камиллу в небольшую комнатку, где имелись только койка, стол и единственный стул.
   — Здесь все ваше. Будьте как дома. Уверен, вы жаждете прямо сейчас присоединиться к вашим коллегам, но в данный момент это невозможно.
   Поймав озадаченный взгляд Камиллы, Сандстрем неверно его истолковал.
   — Они по-прежнему в погружаемом аппарате, подо льдом. Не волнуйтесь, они в полной безопасности. Припасов у них достаточно, чтобы пробыть под водой несколько недель, если они, конечно, того захотят.
   «Коллеги, — подумала Камилла. — Погружаемые аппараты. Путешествия подо льдом».
   — А кто там сейчас внизу? — Она почувствовала какой-то прокол.
   — Джон Перри и Вильса Шир. Никто не сказал нам, что Вильса — квалифицированный юпитерианский пилот. Знаете, как эти два шутника меня разыграли? — На лице у Базза Сандстрема появилось выражение досады.
   — Погодите минутку. — Камилла не могла допустить, чтобы это непонимание продолжалось. — Кто такая Вильса Шир, я знаю — она знаменита. Но я даже никогда не слышала о Джоне Перри.
   — Но разве вы не по тому же самому… — Сандстрем уставился на Камиллу. — Вводная запись показывает, что вы прибыли сюда с одобрения доктора Брандт, как и те двое.
   Камилла выудила из кармана свою карточку с визой одобрения и протянула ее Сандстрему. Тот ее осмотрел.
   — Полный порядок, — он вернул карточку назад. — Итак, вы получили одобрение. А что, сразу две группы будут проверять наличие на Европе аборигенных форм жизни? Никто мне об этом не говорил.
   Крутой прокол.
   — Я здесь вовсе не за тем, чтобы искать аборигенные формы жизни.
   — Что? Тогда зачем же вы здесь?
   — Чтобы собрать информацию. О глубинах океанского дна. О толщине льда. — Лицо замдиректора менялось, пока Камилла излагала свои задачи, но теперь останавливаться уже было нельзя. — О прозрачности воды. О температурах. Все это мне потребуется, прежде чем я пойму, где следует разместить большие «мобили». Это входит в проект трансформации Европы.
   Тут Камилла выложила другой свой туз — одобрение неограниченного кредита от Сайруса Мобилиуса. Но, как она и опасалась, на Европе ценность всех карт уже изменилась. Сандстрем бросил один быстрый взгляд на кредитную карточку, и стало очень похоже, что он готов плюнуть в лицо Камилле.
   — Вы хотите сказать, что работаете на Сайруса Мобилиуса? Не понимаю, как вы осмелились здесь показаться. Вот ублюдок! Он пытается разрушить для нас все — загубить всю работу, которую мы все эти годы проделывали. Позвольте мне еще раз взглянуть на разрешение доктора Брандт.
   Камилла молча вручила ему карточку со штампом и стала наблюдать, как Сандстрем подвергает ее куда более тщательному осмотру.
   — Ничего не понимаю. Она подлинная. — Он уставился на Камиллу. — Вы друг доктора Брандт?
   — Доктор Брандт лично и непосредственно дала мне разрешение прибыть на Европу. — Данный момент не казался Камилле подходящим для строгого и точного ответа о степени дружбы.
   — Не могу понять, почему. Но она наверняка не давала вам разрешения спускаться по Вентилю и начинать обгаживать океан. — Сандстрем шлепнул карточку обратно Камилле на ладонь. — Первый раз я не посмотрел, но здесь ясно сказано: допуск к базе «Гора Арарат» и к нашим архивам, а также к замерзшей поверхности. Удачи вам, если вы достаточно безумны, чтобы отправиться по ней погулять. Но это все. Никакого доступа к Вентилю или к жидкому океану.
   — Я знаю. Как мне получить доступ к местным базам данных?
   — Не спрашивайте меня, леди. Это уже ваша проблема. — Базз Сандстрем волком глянул на Камиллу. — Я уже потратил куда больше времени, помогая вам, чем собирался. А знаете, у вас чертовски крепкие нервы. Вы заявляетесь сюда готовить катастрофу, которая превратит Европу из храма науки в свиное корыто для алчных дельцов, — и ожидаете, что мы станем вам помогать. Вы можете остаться — раз у вас есть разрешение, не в моей власти заставить вас отсюда свалить. Но будь я проклят, если хоть пальцем шевельну ради вашего удобства. И я также позабочусь о том, чтобы все сотрудники «Горы Арарат» знали, зачем вы здесь.
   Сандстрем еще какое-то мгновение упирался огненным взором в Камиллу, а затем повернулся и направился прочь. У дверного прохода он в последний раз обернулся.