Страница:
— Как только люди увидят это изображение, медовый месяц будет закончен, — продолжил Ламмерман, втискиваясь в кресло сбоку от Камиллы. Двухметрового роста и могучего телосложения, он втрое превосходил ее по весу. Пол-литровый контейнер с супом Дэвид опорожнил тремя быстрыми глотками, пока Камилла прятала свой за монитором. Дэвид быстро его оттуда вытащил, открыл крышку и снова вручил Камилле.
— Что, слишком хорошо? — спросила она, послушно делая глоток. — Я об изображениях, понятное дело, не о супе.
— Так хорошо, что лучше и не бывает. Как только люди поймут, что все уже наверху и пашет как зверь, нас выдавят из графика. Все наше время уйдет какому-нибудь серому кардиналу, в голове у которого лет пятьдесят никаких мыслей не водилось.
Вообще-то Дэвид не хотел давать ответ, и в нем не нуждался. Они с Камиллой уже достаточно по этому поводу поворчали. Это была старая как мир жалоба молодых астрономов. Ты делал всю собачью работу, убивал годы на починку, чистку и калибровку приборов, одновременно планируя наблюдательные программы для занятия самыми фундаментальными проблемами астрономии; а как только все оказывалось в идеальной готовности, твои начальники и предполагаемые благодетели приходили, присваивали лучшее время для наблюдений и развозили его по капелькам на устаревшие и дискредитированные теории.
В свои двадцать четыре года Дэвид Ламмерман был уже вполне компетентен, и прекрасно это знал. Кроме того, он был нетерпелив. Его совсем не утешала мысль о том, что когда-нибудь его время придет. И в свои двадцать семь лет Камилла Гамильтон уже начинала задумываться, придет ли когда-нибудь ее время. В центре РСН она была на два года дольше Дэвида, и он знал ее возможности, даже если больше никто их не замечал.
— Тогда увольняйся. — Камилла смогла прочесть мысли Дэвида, вглядываясь в него поверх контейнера с супом. — А я заберу твое время для наблюдений.
— С тебя станется. Так и пытаешься это провернуть. — Дэвид улыбнулся Камилле и сел, вороша рукой роскошную копну кудрявых светлых волос. Камилла отметила, какой он симпатичный и здоровый на вид. Здоровый умственно и физически. Она была уверена и в том, и в другом — уверена так, что не готова была еще кому-то в этом признаться.
Здесь-то и содержалась ирония. В течение трех лет совместной работы, часто круглосуточной, когда они неизменно делили одни и те же тесные жилые помещения, — а после первых трех месяцев одну и ту же постель, — у них с Дэвидом ни разу не возникло ни одного толкового спора. Они обо всем друг другу рассказывали. Камилла доверила бы Дэвиду все, что у нее было, включая саму ее жизнь. Но… она не готова была сделать открытое признание.
Дэвид не мог этого понять. Камилла и сама этого не понимала. Быть может, так получалось из-за Тима Кайзера, предшественника Дэвида Ламмермана в центре РСН? Они с Тимом тоже были любовниками — правда, недолго. Когда Тим наконец объявил ей, что знает о ее романах с полдюжиной других мужчин в центре, что он больше не может выносить ее пренебрежения и что для дальнейшей работы он отбывает обратно на Землю, Камилла ощутила подлинную скорбь… и великое облегчение.
Пусть же это больше не повторится.
— У нас будет не больше дня-двух. — Голос Дэвида вторгся в ее мысли. — Затем народ поймет, что РСН работает без сучка и задоринки. Так что лучше сделать как можно больше прямо сейчас. Андромеда вполне годится для медиа-атаки, но давай все-таки установим несколько по-настоящему серьезных мишеней. Что-нибудь на приличном расстоянии отсюда.
«Вот оно и началось», — подумала Камилла. Она предпочла бы избежать взгляда Дэвида, но заставила себя развернуть кресло и обратиться к нему лицом.
— Я уже это сделала. РСН установлена на мишень в одиннадцати миллиардах световых лет отсюда. — Камилла говорила торопливо, зная, что ее следующие слова остановят одобрительный кивок Дэвида. — Она будет наблюдать за протозвездным облаком, которое я обнаружила на прошлогоднем пробном прогоне.
— Формирование звездных систем! Это же низкоэнергетично, а кроме того, это бесполезная наука. Мы не должны тратить ни миллисекунды на подобную чепуху.
— Только потому, что твоим интересам случилось сосредоточиться на квазарах…
— Интенсивные источники энергии — вот где можно узнать что-то действительно новое. Но не в протозвездных облаках. Просто преступление брать все возможности РСН и транжирить их на круглосуточное наблюдение за тем, что можно так же прекрасно увидеть, используя другой инструмент…
— Чушь! Ты не хуже меня знаешь, что это неправда. Если мы вообще когда-то собираемся понять эффективные сечения аномальных термоядерных реакций, которые мы фиксируем прямо здесь, в нашей родной Солнечной системе, нам требуется РСН. Мы должны пронаблюдать за звездной термоядерной реакцией и формированием звездных систем в самом начале, прежде чем сверхновые произведут рассеяние элементов и изменят правила игры.
Хотя Камилла спорила так же горячо, как и Дэвид — и наслаждалась этим, вот что было самое поразительное! — она подозревала, что все это пустая трата времени. Они уже не один год понимали, что этот день придет. Пока Распределительная Система Наблюдения работала кое-как или вообще не работала, постепенно доходя до нового функционирования после разрушения во время Великой войны, они с Дэвидом уже отхватили себе достаточное время для наблюдений, преследуя собственные частные интересы. Но с полным возвращением РСН в строй — а этого факта они скрыть не могли, — наблюдатели-визитеры роем слетятся сюда. Они потребуют свою долю пирога. Их программы будут иметь приоритет над потребностями пары недавних выпускников университета. Камилла с Дэвидом, оба самоуверенные и упрямые, вынуждены будут сражаться за крохи и огрызки времени для наблюдений.
И они будут сражаться. Даже между собой они договорились только о дистанции для хороших мишеней, но больше ни о чем. Дэвида интересовало наблюдение за определенным классом квазаров как инструмент для ответа на некоторые космологические вопросы. Камилла находила космологию слишком спекулятивной, слишком схожей с теологией. Ответы же на вопросы, которые она ставила в связи с определенными термоядерными процессами, непременно должны были привести к новым экспериментам в лабораториях Весты. С точки зрения Камиллы, физическим экспериментам и наблюдению при помощи РСН следовало подпитывать друг друга через посредство компьютерных моделей и тем самым друг друга развивать. А информация, вытекавшая из работы Дэвида, была, на ее взгляд, слишком односторонней.
— У тебя нет никакой возможности выяснить, когда ты ошибаешься, — не раз и не два говорила она ему. — В этом проклятие астрономии. У тебя нет способа выполнить эксперимент, здесь или на Поясе, а потом сказать: «Что ж, это показывает, что моя теория — сплошная чепуховина, но это в то же самое время предлагает мне другую теорию, которую я также могу проверить».
Камилла встала. Спор был очень стар. Она не хотела сидеть и без конца его вести, когда можно было заняться чем-то гораздо более продуктивным.
— Ты куда? — Дэвид тоже встал.
— Пройдет не менее пяти часов, прежде чем наблюдения начнут поступать. Я хочу еще раз на конфигурации Супер-РСН посмотреть.
Это вовсе не была полная ложь. Всего неделю тому назад они с Дэвидом закончили разработку координированного космического блока из пятисот тысяч орбитальных телескопов, размещенных по всему пути от Юпитера до Меркурия. Они согласились, что это станет следующим логическим шагом в исследовании края вселенной. И еще они согласились, что, хотя вычисление орбит и динамический контроль за блоком представляют собой серьезные проблемы, главное препятствие здесь все-таки не техническое. Ему предстояло стать — и не было ли это историей всех крупных наблюдательных приборов, когда-либо построенных? — финансовым.
До сегодняшнего дня Супер-РСН оставалась бумажной мечтой. И, может статься, таковой ей и суждено было остаться. А что Камилле действительно хотелось проделать, так это прочесть файлы входящих сообщений на центр РСН. Сверхчеткие изображения М31 и планеты земного типа внутри спиральной «руки» Андромеды уже были разосланы — направлены по лучу в систему Юпитера, а также на Марс и на Землю. Именно отклики на эти изображения как доказательство того, что первое интегрированное испытание РСН прошло с блестящим успехом, могли сказать, станет ли Супер-РСН чем-то куда большим, нежели просто мечтой, причем еще при жизни Камиллы и Дэвида. И отклики эти должны были приходить прямо сейчас.
Дэвид тащился позади, пока Камилла выходила из наблюдательного зала РСН и направлялась к коммуникационному отделу. По выражению его лица она могла судить о том, что он еще далеко не со всем смирился.
— Итак, ты забралась в систему и зацапала свою очередь, ничего мне не сказав, — пробурчал Дэвид. — Ты воспользовалась преимуществом того факта, что это было не мое дежурство. И намеренно ничего мне не сказала. Да уж, по-настоящему дерьмовая проделка.
— Кончай меня этой ерундой кормить. — Камилла оглянулась на него через плечо, проплывая сквозь начисто лишенную гравитации ступицу центра РСН. Она не собиралась признавать за собой вину, которой не испытывала. — Предположим, РСН дошла бы до полного функционирования в твое дежурство, и мне не случилось бы оказаться поблизости. Что бы ты тогда сделал?
Она слышала дыхание Дэвида и чувствовала его дрейф в паре метров позади. Сразу он ничего не ответил, но молчание как раз и было тем ответом, в котором Камилла нуждалась.
— А я тебе скажу, — продолжила она. — Ты бы живо настроил РСН на один из тех дурацких, трижды проклятых высокоэнергетичных квазаров. А когда я пришла бы на дежурство, ты бы рассказал мне, что ты проделал, и мне бы пришлось это переваривать — причем тоже куда дольше, чем один день. Твои низкие световые уровни нуждаются в более длинных периодах экспозиции.
— Ты, похоже, обо всех по себе судишь. — Но тону Дэвида недоставало убежденности. Когда дело доходило до его священных экспериментов, он ничем не отличался от Камиллы. Оправдание, но не разрешение. Сперва ты хватаешь время для наблюдений, а перебранка потом.
— Ты определенно такой же, как я, — мягко сказала Камилла. — Как раз поэтому ты так мне и нравишься.
Она предлагала перемирие. Наконец они добрались до входа в коммуникационный отдел. Зал пустовал, но это было нормально. Центр РСН по-прежнему обслуживался минимальным количеством персонала; там было всего девять инженеров и техников, включая Дэвида с Камиллой, — и это на объекте, где разместится более двухсот человек, когда Распределительная Система Наблюдения получит полную нагрузку.
Блок входящих сообщений мигал голубым, указывая на прибытие сигнала с пометкой «срочно». Местный персонал привык это игнорировать, и рев сирены по всему центру давным-давно был отключен. Представления о срочности на Земле и Ганимеде редко совпадали с приоритетами центра РСН.
— Давай посмотрим, как им наши картинки понравились, — Камилла изучила дисплей входящих сообщений. — Впрочем, минутку. Самое первое не для РСН. Оно личное. Для тебя, причем с Земли. Из Гусвика. У тебя что, высокопоставленные друзья в столице, про которых ты мне никогда не рассказывал?
Камилла просто болтала, не ожидая ответа. Личные сообщения были именно такими. О них не спрашивали. И так или иначе, у Дэвида не было от нее секретов. Но его реакция была просто шокирующей. Он застыл в неподвижности, нервно кусая нижнюю губу.
— Извини, — Камилла отступила от пульта. — Прочти его здесь, если хочешь, или используй личный экран. Я подожду снаружи, пока ты не закончишь.
И тут последовал еще один сюрприз. Предложение уйти делалось как формальность и почти всегда отклонялось. Даже личные послания в центр РСН не были такими уж личными, потому что когда ты несколько лет буквально варился в одном котле с твоими собратьями, число секретов сокращалось до нуля. А послания Дэвиду в особенности никогда не утаивались от Камиллы.
Однако сейчас он кивал.
— Если тебе не трудно. Уйти, то есть. На несколько минут. Мне бы хотелось прочесть его здесь.
Выбора у нее не оставалось. Камилле не терпелось поскорее узнать, как изображения от полностью функционирующей РСН — результат пятилетних усилий, здесь, в центре пустоты — были восприняты по всей системе. Но теперь она должна была подождать. Личные послания всегда имели приоритет.
Камилла покинула зал и зависла у двери. Все ее планы касательно наблюдений, не говоря уж о будущем Супер-РСН, зависели от ответов, которые она должна была получить в ближайшие несколько дней. А Дэвид был так же этим увлечен, так же заинтересован. Как же могло его личное послание стать важнее будущего их совместной работы? Черт, ведь Дэвид даже не знал, о чем это сообщение, когда сказал, что хочет его прочесть; он знал только, откуда оно. Эта информация что-то для него значила. Но она ничего не говорила Камилле. Когда она последний раз видела сводку переписи населения, свыше двух миллионов человек жили в Гусвике, и население острова Южная Георгия по-прежнему росло, пока климат Земли теплел.
Камиллу так и подмывало проскользнуть внутрь и взглянуть, но она не смогла заставить себя это сделать. Дэвид был слишком расстроен и явно встревожен. Так что она взяла себя в руки и продолжила нетерпеливо ожидать у двери.
Дэвид был занят минут десять, которые Камилле показались несколькими часами. Когда же он наконец появился, всякая ее досада на него мигом испарилась. Вся его оптимистичная напористость исчезла, сменившись болезненной нерешительностью. На Камиллу он смотрел так, как будто впервые в жизни ее видел.
— Гм… н-да. Так ты сказала, что хотела бы получить мое время для наблюдений? Так? Ну, я полагаю… теперь, как мне представляется… — Даже в речи звучало потрясение. Всезнающий, сверхуверенный в себе Дэвид Ламмерман вдруг трансформировался в неловкого увальня с завязанным в узел языком. — Короче, полагаю, оно целиком твое. На все обозримое будущее.
— Дэвид, что случилось? Могу я чем-то помочь?
— Уфф, — он помотал своей блондинистой шевелюрой и даже на нее не взглянул. — Я должен… отправиться на Землю. Немедленно. Должен сесть на первый же корабль. Как можно скорее.
— Но почему? Ты не должен уезжать. Следующие несколько дней здесь, в центре РСН, станут решающими.
Камилла не хотела этого говорить. Ей хотелось попросить: «Дэвид, любимый, скажи мне. Я имею право знать. Что бы это ни было». Но, прежде чем она снова заговорила, Дэвид кивнул, повернулся и поплыл обратно к ступице. Камилла направилась было за ним, но затем передумала. Она вернулась в коммуникационный зал и подобралась к экрану исходящих сообщений.
Читать чужое личное сообщение без разрешения было еще хуже, чем стоять рядом, когда человек его читает. Но здесь совершенно очевидно была насущная необходимость. Дэвида попросили — приказали ему — сделать что-то, чего он явно делать не хотел. И, быть может, он послал обратное сообщение, которое не было помечено как «личное».
Камилла просмотрела исходящие сообщения, но от Дэвида ничего не было. Ни личного, никакого. Выходит, он даже спорить не попытался.
А как насчет оплаты? Путешествие на Землю за минимальное время было очень дорогим. У Дэвида вроде бы никогда особых денег не водилось. Так кто же оплатит его перелет?
Поддаваясь искушению, Камилла подошла к входящему экрану. Там показывалось прибытие дюжины сообщений, но среди них — ни одного личного. Она села за пульт и запросила базу данных на предмет информации по всем личным сообщениям, принятым в центре РСН за последние двенадцать часов.
Там оказалось всего одно. Оно было типа «прочти-и-сотри», которое лишь раз проявилось на экране, а затем было стерто из памяти компьютера, как только получатель за него расписался.
Камилла сдалась. И начала просматривать входящие поздравительные послания о результатах работы РСН, а также настойчивые просьбы о включении в график наблюдателей-визитеров. Ей потребовалось полностью сосредоточиться, чтобы зафиксировать их общую суть. В тот отрезок времени, который должен был стать самым восхитительным в центре РСН со дня окончания Великой войны четверть века назад, сумела протянуться далекая рука и все испоганить.
Разум Камиллы снова и снова повторял одно и то же. Кто-то захотел вернуть Дэвида Ламмермана обратно на Землю; кто-то находится в таком положении, что это ему требуется присутствие Дэвида, хочет последний этого или нет. И по какой-то странной особенности этого человека, ни он, ни Дэвид не желали раскрывать его личность.
Двенадцать часов спустя Камилла снова сидела у компьютера. Часть ее разума была сосредоточена на подробнейшей термоядерной калькуляции. Этот процесс шел автоматически — как функция спинного мозга. Вся остальная ее часть, в том числе глубочайшее внутреннее ядро, было совсем в другом месте.
Дэвид отправлялся на Землю. Мало того, он отправлялся туда по причинам, которые он не обсудил, не собирался обсуждать — не мог обсуждать? — с Камиллой.
И как же теперь ее самодовольная вера в то, что она знает Дэвида лучше любого другого человека во всей Солнечной системе? Камилла знала историю его семьи, его образование, его привязанности и неприязни, его фантазии и фобии. Теперь получалось, она совершенно ничего не знала. Камилла не понимала, почему Дэвид так расстроен, почему он отправляется на Землю, почему не желает об этом говорить. Могла там быть другая женщина? Но даже если могла, какое она имела право ревновать — она, которая так твердо держалась за свою независимость?
Посреди ее эмоционального разброда вычисления продолжались все дальше и дальше как сложный танец женщины с машиной. Некому было пронаблюдать за этим странным партнерством, а также за тем способом, посредством которого роли этих двоих минута за минутой смещались в непостижимую разновидность единства.
— Что, слишком хорошо? — спросила она, послушно делая глоток. — Я об изображениях, понятное дело, не о супе.
— Так хорошо, что лучше и не бывает. Как только люди поймут, что все уже наверху и пашет как зверь, нас выдавят из графика. Все наше время уйдет какому-нибудь серому кардиналу, в голове у которого лет пятьдесят никаких мыслей не водилось.
Вообще-то Дэвид не хотел давать ответ, и в нем не нуждался. Они с Камиллой уже достаточно по этому поводу поворчали. Это была старая как мир жалоба молодых астрономов. Ты делал всю собачью работу, убивал годы на починку, чистку и калибровку приборов, одновременно планируя наблюдательные программы для занятия самыми фундаментальными проблемами астрономии; а как только все оказывалось в идеальной готовности, твои начальники и предполагаемые благодетели приходили, присваивали лучшее время для наблюдений и развозили его по капелькам на устаревшие и дискредитированные теории.
В свои двадцать четыре года Дэвид Ламмерман был уже вполне компетентен, и прекрасно это знал. Кроме того, он был нетерпелив. Его совсем не утешала мысль о том, что когда-нибудь его время придет. И в свои двадцать семь лет Камилла Гамильтон уже начинала задумываться, придет ли когда-нибудь ее время. В центре РСН она была на два года дольше Дэвида, и он знал ее возможности, даже если больше никто их не замечал.
— Тогда увольняйся. — Камилла смогла прочесть мысли Дэвида, вглядываясь в него поверх контейнера с супом. — А я заберу твое время для наблюдений.
— С тебя станется. Так и пытаешься это провернуть. — Дэвид улыбнулся Камилле и сел, вороша рукой роскошную копну кудрявых светлых волос. Камилла отметила, какой он симпатичный и здоровый на вид. Здоровый умственно и физически. Она была уверена и в том, и в другом — уверена так, что не готова была еще кому-то в этом признаться.
Здесь-то и содержалась ирония. В течение трех лет совместной работы, часто круглосуточной, когда они неизменно делили одни и те же тесные жилые помещения, — а после первых трех месяцев одну и ту же постель, — у них с Дэвидом ни разу не возникло ни одного толкового спора. Они обо всем друг другу рассказывали. Камилла доверила бы Дэвиду все, что у нее было, включая саму ее жизнь. Но… она не готова была сделать открытое признание.
Дэвид не мог этого понять. Камилла и сама этого не понимала. Быть может, так получалось из-за Тима Кайзера, предшественника Дэвида Ламмермана в центре РСН? Они с Тимом тоже были любовниками — правда, недолго. Когда Тим наконец объявил ей, что знает о ее романах с полдюжиной других мужчин в центре, что он больше не может выносить ее пренебрежения и что для дальнейшей работы он отбывает обратно на Землю, Камилла ощутила подлинную скорбь… и великое облегчение.
Пусть же это больше не повторится.
— У нас будет не больше дня-двух. — Голос Дэвида вторгся в ее мысли. — Затем народ поймет, что РСН работает без сучка и задоринки. Так что лучше сделать как можно больше прямо сейчас. Андромеда вполне годится для медиа-атаки, но давай все-таки установим несколько по-настоящему серьезных мишеней. Что-нибудь на приличном расстоянии отсюда.
«Вот оно и началось», — подумала Камилла. Она предпочла бы избежать взгляда Дэвида, но заставила себя развернуть кресло и обратиться к нему лицом.
— Я уже это сделала. РСН установлена на мишень в одиннадцати миллиардах световых лет отсюда. — Камилла говорила торопливо, зная, что ее следующие слова остановят одобрительный кивок Дэвида. — Она будет наблюдать за протозвездным облаком, которое я обнаружила на прошлогоднем пробном прогоне.
— Формирование звездных систем! Это же низкоэнергетично, а кроме того, это бесполезная наука. Мы не должны тратить ни миллисекунды на подобную чепуху.
— Только потому, что твоим интересам случилось сосредоточиться на квазарах…
— Интенсивные источники энергии — вот где можно узнать что-то действительно новое. Но не в протозвездных облаках. Просто преступление брать все возможности РСН и транжирить их на круглосуточное наблюдение за тем, что можно так же прекрасно увидеть, используя другой инструмент…
— Чушь! Ты не хуже меня знаешь, что это неправда. Если мы вообще когда-то собираемся понять эффективные сечения аномальных термоядерных реакций, которые мы фиксируем прямо здесь, в нашей родной Солнечной системе, нам требуется РСН. Мы должны пронаблюдать за звездной термоядерной реакцией и формированием звездных систем в самом начале, прежде чем сверхновые произведут рассеяние элементов и изменят правила игры.
Хотя Камилла спорила так же горячо, как и Дэвид — и наслаждалась этим, вот что было самое поразительное! — она подозревала, что все это пустая трата времени. Они уже не один год понимали, что этот день придет. Пока Распределительная Система Наблюдения работала кое-как или вообще не работала, постепенно доходя до нового функционирования после разрушения во время Великой войны, они с Дэвидом уже отхватили себе достаточное время для наблюдений, преследуя собственные частные интересы. Но с полным возвращением РСН в строй — а этого факта они скрыть не могли, — наблюдатели-визитеры роем слетятся сюда. Они потребуют свою долю пирога. Их программы будут иметь приоритет над потребностями пары недавних выпускников университета. Камилла с Дэвидом, оба самоуверенные и упрямые, вынуждены будут сражаться за крохи и огрызки времени для наблюдений.
И они будут сражаться. Даже между собой они договорились только о дистанции для хороших мишеней, но больше ни о чем. Дэвида интересовало наблюдение за определенным классом квазаров как инструмент для ответа на некоторые космологические вопросы. Камилла находила космологию слишком спекулятивной, слишком схожей с теологией. Ответы же на вопросы, которые она ставила в связи с определенными термоядерными процессами, непременно должны были привести к новым экспериментам в лабораториях Весты. С точки зрения Камиллы, физическим экспериментам и наблюдению при помощи РСН следовало подпитывать друг друга через посредство компьютерных моделей и тем самым друг друга развивать. А информация, вытекавшая из работы Дэвида, была, на ее взгляд, слишком односторонней.
— У тебя нет никакой возможности выяснить, когда ты ошибаешься, — не раз и не два говорила она ему. — В этом проклятие астрономии. У тебя нет способа выполнить эксперимент, здесь или на Поясе, а потом сказать: «Что ж, это показывает, что моя теория — сплошная чепуховина, но это в то же самое время предлагает мне другую теорию, которую я также могу проверить».
Камилла встала. Спор был очень стар. Она не хотела сидеть и без конца его вести, когда можно было заняться чем-то гораздо более продуктивным.
— Ты куда? — Дэвид тоже встал.
— Пройдет не менее пяти часов, прежде чем наблюдения начнут поступать. Я хочу еще раз на конфигурации Супер-РСН посмотреть.
Это вовсе не была полная ложь. Всего неделю тому назад они с Дэвидом закончили разработку координированного космического блока из пятисот тысяч орбитальных телескопов, размещенных по всему пути от Юпитера до Меркурия. Они согласились, что это станет следующим логическим шагом в исследовании края вселенной. И еще они согласились, что, хотя вычисление орбит и динамический контроль за блоком представляют собой серьезные проблемы, главное препятствие здесь все-таки не техническое. Ему предстояло стать — и не было ли это историей всех крупных наблюдательных приборов, когда-либо построенных? — финансовым.
До сегодняшнего дня Супер-РСН оставалась бумажной мечтой. И, может статься, таковой ей и суждено было остаться. А что Камилле действительно хотелось проделать, так это прочесть файлы входящих сообщений на центр РСН. Сверхчеткие изображения М31 и планеты земного типа внутри спиральной «руки» Андромеды уже были разосланы — направлены по лучу в систему Юпитера, а также на Марс и на Землю. Именно отклики на эти изображения как доказательство того, что первое интегрированное испытание РСН прошло с блестящим успехом, могли сказать, станет ли Супер-РСН чем-то куда большим, нежели просто мечтой, причем еще при жизни Камиллы и Дэвида. И отклики эти должны были приходить прямо сейчас.
Дэвид тащился позади, пока Камилла выходила из наблюдательного зала РСН и направлялась к коммуникационному отделу. По выражению его лица она могла судить о том, что он еще далеко не со всем смирился.
— Итак, ты забралась в систему и зацапала свою очередь, ничего мне не сказав, — пробурчал Дэвид. — Ты воспользовалась преимуществом того факта, что это было не мое дежурство. И намеренно ничего мне не сказала. Да уж, по-настоящему дерьмовая проделка.
— Кончай меня этой ерундой кормить. — Камилла оглянулась на него через плечо, проплывая сквозь начисто лишенную гравитации ступицу центра РСН. Она не собиралась признавать за собой вину, которой не испытывала. — Предположим, РСН дошла бы до полного функционирования в твое дежурство, и мне не случилось бы оказаться поблизости. Что бы ты тогда сделал?
Она слышала дыхание Дэвида и чувствовала его дрейф в паре метров позади. Сразу он ничего не ответил, но молчание как раз и было тем ответом, в котором Камилла нуждалась.
— А я тебе скажу, — продолжила она. — Ты бы живо настроил РСН на один из тех дурацких, трижды проклятых высокоэнергетичных квазаров. А когда я пришла бы на дежурство, ты бы рассказал мне, что ты проделал, и мне бы пришлось это переваривать — причем тоже куда дольше, чем один день. Твои низкие световые уровни нуждаются в более длинных периодах экспозиции.
— Ты, похоже, обо всех по себе судишь. — Но тону Дэвида недоставало убежденности. Когда дело доходило до его священных экспериментов, он ничем не отличался от Камиллы. Оправдание, но не разрешение. Сперва ты хватаешь время для наблюдений, а перебранка потом.
— Ты определенно такой же, как я, — мягко сказала Камилла. — Как раз поэтому ты так мне и нравишься.
Она предлагала перемирие. Наконец они добрались до входа в коммуникационный отдел. Зал пустовал, но это было нормально. Центр РСН по-прежнему обслуживался минимальным количеством персонала; там было всего девять инженеров и техников, включая Дэвида с Камиллой, — и это на объекте, где разместится более двухсот человек, когда Распределительная Система Наблюдения получит полную нагрузку.
Блок входящих сообщений мигал голубым, указывая на прибытие сигнала с пометкой «срочно». Местный персонал привык это игнорировать, и рев сирены по всему центру давным-давно был отключен. Представления о срочности на Земле и Ганимеде редко совпадали с приоритетами центра РСН.
— Давай посмотрим, как им наши картинки понравились, — Камилла изучила дисплей входящих сообщений. — Впрочем, минутку. Самое первое не для РСН. Оно личное. Для тебя, причем с Земли. Из Гусвика. У тебя что, высокопоставленные друзья в столице, про которых ты мне никогда не рассказывал?
Камилла просто болтала, не ожидая ответа. Личные сообщения были именно такими. О них не спрашивали. И так или иначе, у Дэвида не было от нее секретов. Но его реакция была просто шокирующей. Он застыл в неподвижности, нервно кусая нижнюю губу.
— Извини, — Камилла отступила от пульта. — Прочти его здесь, если хочешь, или используй личный экран. Я подожду снаружи, пока ты не закончишь.
И тут последовал еще один сюрприз. Предложение уйти делалось как формальность и почти всегда отклонялось. Даже личные послания в центр РСН не были такими уж личными, потому что когда ты несколько лет буквально варился в одном котле с твоими собратьями, число секретов сокращалось до нуля. А послания Дэвиду в особенности никогда не утаивались от Камиллы.
Однако сейчас он кивал.
— Если тебе не трудно. Уйти, то есть. На несколько минут. Мне бы хотелось прочесть его здесь.
Выбора у нее не оставалось. Камилле не терпелось поскорее узнать, как изображения от полностью функционирующей РСН — результат пятилетних усилий, здесь, в центре пустоты — были восприняты по всей системе. Но теперь она должна была подождать. Личные послания всегда имели приоритет.
Камилла покинула зал и зависла у двери. Все ее планы касательно наблюдений, не говоря уж о будущем Супер-РСН, зависели от ответов, которые она должна была получить в ближайшие несколько дней. А Дэвид был так же этим увлечен, так же заинтересован. Как же могло его личное послание стать важнее будущего их совместной работы? Черт, ведь Дэвид даже не знал, о чем это сообщение, когда сказал, что хочет его прочесть; он знал только, откуда оно. Эта информация что-то для него значила. Но она ничего не говорила Камилле. Когда она последний раз видела сводку переписи населения, свыше двух миллионов человек жили в Гусвике, и население острова Южная Георгия по-прежнему росло, пока климат Земли теплел.
Камиллу так и подмывало проскользнуть внутрь и взглянуть, но она не смогла заставить себя это сделать. Дэвид был слишком расстроен и явно встревожен. Так что она взяла себя в руки и продолжила нетерпеливо ожидать у двери.
Дэвид был занят минут десять, которые Камилле показались несколькими часами. Когда же он наконец появился, всякая ее досада на него мигом испарилась. Вся его оптимистичная напористость исчезла, сменившись болезненной нерешительностью. На Камиллу он смотрел так, как будто впервые в жизни ее видел.
— Гм… н-да. Так ты сказала, что хотела бы получить мое время для наблюдений? Так? Ну, я полагаю… теперь, как мне представляется… — Даже в речи звучало потрясение. Всезнающий, сверхуверенный в себе Дэвид Ламмерман вдруг трансформировался в неловкого увальня с завязанным в узел языком. — Короче, полагаю, оно целиком твое. На все обозримое будущее.
— Дэвид, что случилось? Могу я чем-то помочь?
— Уфф, — он помотал своей блондинистой шевелюрой и даже на нее не взглянул. — Я должен… отправиться на Землю. Немедленно. Должен сесть на первый же корабль. Как можно скорее.
— Но почему? Ты не должен уезжать. Следующие несколько дней здесь, в центре РСН, станут решающими.
Камилла не хотела этого говорить. Ей хотелось попросить: «Дэвид, любимый, скажи мне. Я имею право знать. Что бы это ни было». Но, прежде чем она снова заговорила, Дэвид кивнул, повернулся и поплыл обратно к ступице. Камилла направилась было за ним, но затем передумала. Она вернулась в коммуникационный зал и подобралась к экрану исходящих сообщений.
Читать чужое личное сообщение без разрешения было еще хуже, чем стоять рядом, когда человек его читает. Но здесь совершенно очевидно была насущная необходимость. Дэвида попросили — приказали ему — сделать что-то, чего он явно делать не хотел. И, быть может, он послал обратное сообщение, которое не было помечено как «личное».
Камилла просмотрела исходящие сообщения, но от Дэвида ничего не было. Ни личного, никакого. Выходит, он даже спорить не попытался.
А как насчет оплаты? Путешествие на Землю за минимальное время было очень дорогим. У Дэвида вроде бы никогда особых денег не водилось. Так кто же оплатит его перелет?
Поддаваясь искушению, Камилла подошла к входящему экрану. Там показывалось прибытие дюжины сообщений, но среди них — ни одного личного. Она села за пульт и запросила базу данных на предмет информации по всем личным сообщениям, принятым в центре РСН за последние двенадцать часов.
Там оказалось всего одно. Оно было типа «прочти-и-сотри», которое лишь раз проявилось на экране, а затем было стерто из памяти компьютера, как только получатель за него расписался.
Камилла сдалась. И начала просматривать входящие поздравительные послания о результатах работы РСН, а также настойчивые просьбы о включении в график наблюдателей-визитеров. Ей потребовалось полностью сосредоточиться, чтобы зафиксировать их общую суть. В тот отрезок времени, который должен был стать самым восхитительным в центре РСН со дня окончания Великой войны четверть века назад, сумела протянуться далекая рука и все испоганить.
Разум Камиллы снова и снова повторял одно и то же. Кто-то захотел вернуть Дэвида Ламмермана обратно на Землю; кто-то находится в таком положении, что это ему требуется присутствие Дэвида, хочет последний этого или нет. И по какой-то странной особенности этого человека, ни он, ни Дэвид не желали раскрывать его личность.
Двенадцать часов спустя Камилла снова сидела у компьютера. Часть ее разума была сосредоточена на подробнейшей термоядерной калькуляции. Этот процесс шел автоматически — как функция спинного мозга. Вся остальная ее часть, в том числе глубочайшее внутреннее ядро, было совсем в другом месте.
Дэвид отправлялся на Землю. Мало того, он отправлялся туда по причинам, которые он не обсудил, не собирался обсуждать — не мог обсуждать? — с Камиллой.
И как же теперь ее самодовольная вера в то, что она знает Дэвида лучше любого другого человека во всей Солнечной системе? Камилла знала историю его семьи, его образование, его привязанности и неприязни, его фантазии и фобии. Теперь получалось, она совершенно ничего не знала. Камилла не понимала, почему Дэвид так расстроен, почему он отправляется на Землю, почему не желает об этом говорить. Могла там быть другая женщина? Но даже если могла, какое она имела право ревновать — она, которая так твердо держалась за свою независимость?
Посреди ее эмоционального разброда вычисления продолжались все дальше и дальше как сложный танец женщины с машиной. Некому было пронаблюдать за этим странным партнерством, а также за тем способом, посредством которого роли этих двоих минута за минутой смещались в непостижимую разновидность единства.
3. СОЛНЕЧНЫЙ КОРОЛЬ
К тому времени, как ему стукнуло двадцать лет, Джон Перри уверился в двух великих истинах. Жизнь в водном мире глубоких океанов имеет смысл; она логична, предсказуема и спокойна. А жизнь в воздушном мире, на поверхности или над ней, ничем таким не обладает; она случайна, обманчива и причудлива.
Теперь у него были новые тому доказательства. Одно из них топало в нескольких шагах впереди него. Джон смотрел на выкрашенный в красное затылок Нелл Коттер, сверкающий под мягким декабрьским солнцем, и задумывался о загадке ее присутствия на палубе. У нее не было никакого права там быть. Даже после того, что случилось в глубинах Тихоантарктического гребня.
Когда «Капля» вернулась на поверхность, ни один из них двоих не нашел для другого больше пары слов. Джон был обеспокоен и озадачен внезапным приказом вернуться на поверхностную базу, причем без всякого объяснения, тогда как Нелл все еще была сильно шокирована случившимся в двух километрах внизу моретрясением. Она не обладала уверенностью Джона в надежности «Капли» или верой в его способности пилота и навигатора. Для Джона Перри эпизод с извержением океанского ложа был все еще ясным в памяти, но уже отдаленным эмоционально — как опыт, увиденный через стекло, которое экранировало эмоции. Для Нелл Коттер тот эпизод был новым, непосредственным и устрашающим. Ее эйфория, когда она поняла, что не погибнет в черной бездне, только усиливала это ощущение.
На поверхности Нелл уверенно заявила, что уже записала все, что ей требовалось. Итак, запись видеошоу была закончена. Когда они расстались на пристани плавучей базы, Джон со своей стороны никак не ожидал, что они увидятся снова. Он пошел к себе — составлять отчет. И вскоре столкнулся с типичным образчиком иррациональности Админа. Ему сказали, что он должен немедленно отправиться в Аренас, в канцелярию замминистра.
Зачем? Никто в административных конторах базы не захотел или не смог ему этого сказать. Это и озадачивало, и возмущало.
При чем тут замминистра? Зачем политику высокого уровня понадобился Джон Перри с его гидротермальными отдушинами и изучением глубоководных форм жизни? Согласно тупоголовому лейтенанту, который выдал ему полетные документы, такому человеку Джон Перри определенно был ни к чему. Но больше тот лейтенант никакой информации ему не предоставил.
Джон медленно прошел по всей длине тысячеметровой плавучей взлетно-посадочной палубы к короткому наклонному трапу и ожидающему рядом самолету. И в какой-то момент метрах в десяти впереди него вдруг загадочным образом появилась Нелл Коттер. Она шагала в середине группы из четырех членов персонала среднего ранга, легко и звонко смеялась — так же расслабленно, как и шла. Не было заметно никаких признаков того, что она пережила травму. Способность Нелл оправляться от удара — или прикидываться, что оправилась, — просто поражала. Но у нее определенно не было никакого права направляться к самолету. Он принадлежал Системе Глобального Океанического Мониторинга, и на его борт допускались только члены СГОМ. Джон точно знал, что у Нелл нет никакой связи с группой.
Однако пять минут спустя они уже летели на восток на шести махах, и Нелл Коттер прошла по проходу, чтобы сесть рядом с Джоном Перри.
Его вопросу она только посмеялась.
— Вообще-то я не очень навязывалась. Я просто немного поговорила о шоу. Затем я показала им вот это… — она похлопала по миниатюрной видеокамере, — и объяснила, что, пока камера крутится, работа еще не закончена.
— Вы сказали тем людям, что должны отправиться в Аренас вместе со мной, чтобы доделать ваше шоу? Но это ложь. Запись закончена. Вы не можете использовать меня как предлог для посадки.
Она положила руку ему на плечо.
— Ну-ну, не возбуждайтесь. («Что же такое с Ледяным Человеком?» — подумала Нелл.) Я должна быть завтра в Стэнли, чтобы встретиться с продюсером шоу. Если бы я отправилась коммерческим рейсом, вышло бы восемнадцать часов на гидросамолете. Я была бы совсем развалиной, когда туда бы добралась. Кому это нужно? И, кстати, говоря, не похоже, чтобы я выжала кого-то с его законного места. — Нелл обвела рукой интерьер самолета, где половина из сорока сидений была свободна, а затем подалась вперед, чтобы заглянуть Джону Перри в глаза. — Бросьте, доктор Перри… или я могу звать вас просто Джон? Я всего-навсего подсела на попутку. Смените гнев на милость и позвольте мне угостить вас выпивкой.
— На объектах СГОМ алкоголь строжайше запрещен. Как и все прочие наркотики.
— Тогда я угощу вас бокалом в Пунта-Аренасе.
— Извините. — Джон отвернулся от ее прямого взгляда и уставился в окно, где дневное солнце преображало крилевые фермы на южном горизонте в роскошное золотое кружево. — У меня нет времени ни для чего подобного. После прибытия меня ожидает немедленная встреча с замминистра Лосадой. — Джон застыдился в тот же самый момент, как это сказал. Все было вполне правдиво, но все же получалось так, будто он прятался от Нелл за встречей, которой не ожидал и не понимал; более того, которой он вообще не хотел.
Если Джон рассчитывал дать Нелл отпор, то все усилия оказались напрасны. Она подалась еще ближе, и он смог почувствовать цветочный аромат ее парфюма.
— Значит, после того, как вы с ним увидитесь, я вас угощу. Я кое-что слышала о Мануэле Лосаде и могу вас заверить, что вам непременно потребуется выпивка, если вы с ним хотя бы пару минут пообщаетесь. — Лицо Нелл было в считанных сантиметрах от лица Джона, а ее правая рука по-прежнему покоилась на его плече. — На самом деле у меня есть идея куда получше. Прежде чем мне дали это задание, я рассчитывала снять одно событие. Оно как раз сегодня в Аренасе состоится. Мы должны оказаться там вовремя и сможем вместе туда сходить. Это роскошный обед Внутреннего Круга в честь Сайруса Мобилиуса, по десять тысяч песо с носа.
— У меня нет десяти тысяч песо… у меня нет даже одной тысячи. И я должен немедленно явиться к замминистра, как только мы приземлимся.
— Лосада не заметит разницы, если вы явитесь завтра, а не сегодня. И не волнуйтесь насчет оплаты. У меня есть билеты для прессы. Две штуки.
— Меня туда не пустят. Я не пресса.
«Милый мой, — подумала Нелл. — Да где ж ты всю жизнь был? В двух километрах под водой? Пожалуй, не так далеко от истины».
— Джон, они никогда не узнают, кто вы такой, если вы только сами им этого не скажете. Вы будете со мной, и я улажу всю болтовню. Разве я не задолжала вам вечер за то, что вы весь день со мной возились, а под конец еще и самым натуральным образом мне жизнь спасли?
Джон уставился в невинные карие глаза Нелл и задумался, как же у нее это получилось. Она предложила ему совершенно невероятную последовательность событий, но при этом заставила их казаться абсолютно естественными. Он был вызван в столицу на встречу, которая в лучшем случае представлялась зловещей. А Нелл Коттер запросто предложила, чтобы он наплевал на приказ начальника его начальника и отправился провести веселый вечерок в городе. Джон даже передернулся, но в то же самое время все это его странным образом заворожило. Никогда в жизни не доводилось ему встречать кого-то, хоть отдаленно похожего на Нелл. Он отчаянно хотел отправиться с ней на обед, причем по причинам, которые шли гораздо дальше желания послушать Сайруса Мобилиуса, Солнечного Короля, человека-легенду. Джон помотал головой и перевел дух.
Теперь у него были новые тому доказательства. Одно из них топало в нескольких шагах впереди него. Джон смотрел на выкрашенный в красное затылок Нелл Коттер, сверкающий под мягким декабрьским солнцем, и задумывался о загадке ее присутствия на палубе. У нее не было никакого права там быть. Даже после того, что случилось в глубинах Тихоантарктического гребня.
Когда «Капля» вернулась на поверхность, ни один из них двоих не нашел для другого больше пары слов. Джон был обеспокоен и озадачен внезапным приказом вернуться на поверхностную базу, причем без всякого объяснения, тогда как Нелл все еще была сильно шокирована случившимся в двух километрах внизу моретрясением. Она не обладала уверенностью Джона в надежности «Капли» или верой в его способности пилота и навигатора. Для Джона Перри эпизод с извержением океанского ложа был все еще ясным в памяти, но уже отдаленным эмоционально — как опыт, увиденный через стекло, которое экранировало эмоции. Для Нелл Коттер тот эпизод был новым, непосредственным и устрашающим. Ее эйфория, когда она поняла, что не погибнет в черной бездне, только усиливала это ощущение.
На поверхности Нелл уверенно заявила, что уже записала все, что ей требовалось. Итак, запись видеошоу была закончена. Когда они расстались на пристани плавучей базы, Джон со своей стороны никак не ожидал, что они увидятся снова. Он пошел к себе — составлять отчет. И вскоре столкнулся с типичным образчиком иррациональности Админа. Ему сказали, что он должен немедленно отправиться в Аренас, в канцелярию замминистра.
Зачем? Никто в административных конторах базы не захотел или не смог ему этого сказать. Это и озадачивало, и возмущало.
При чем тут замминистра? Зачем политику высокого уровня понадобился Джон Перри с его гидротермальными отдушинами и изучением глубоководных форм жизни? Согласно тупоголовому лейтенанту, который выдал ему полетные документы, такому человеку Джон Перри определенно был ни к чему. Но больше тот лейтенант никакой информации ему не предоставил.
Джон медленно прошел по всей длине тысячеметровой плавучей взлетно-посадочной палубы к короткому наклонному трапу и ожидающему рядом самолету. И в какой-то момент метрах в десяти впереди него вдруг загадочным образом появилась Нелл Коттер. Она шагала в середине группы из четырех членов персонала среднего ранга, легко и звонко смеялась — так же расслабленно, как и шла. Не было заметно никаких признаков того, что она пережила травму. Способность Нелл оправляться от удара — или прикидываться, что оправилась, — просто поражала. Но у нее определенно не было никакого права направляться к самолету. Он принадлежал Системе Глобального Океанического Мониторинга, и на его борт допускались только члены СГОМ. Джон точно знал, что у Нелл нет никакой связи с группой.
Однако пять минут спустя они уже летели на восток на шести махах, и Нелл Коттер прошла по проходу, чтобы сесть рядом с Джоном Перри.
Его вопросу она только посмеялась.
— Вообще-то я не очень навязывалась. Я просто немного поговорила о шоу. Затем я показала им вот это… — она похлопала по миниатюрной видеокамере, — и объяснила, что, пока камера крутится, работа еще не закончена.
— Вы сказали тем людям, что должны отправиться в Аренас вместе со мной, чтобы доделать ваше шоу? Но это ложь. Запись закончена. Вы не можете использовать меня как предлог для посадки.
Она положила руку ему на плечо.
— Ну-ну, не возбуждайтесь. («Что же такое с Ледяным Человеком?» — подумала Нелл.) Я должна быть завтра в Стэнли, чтобы встретиться с продюсером шоу. Если бы я отправилась коммерческим рейсом, вышло бы восемнадцать часов на гидросамолете. Я была бы совсем развалиной, когда туда бы добралась. Кому это нужно? И, кстати, говоря, не похоже, чтобы я выжала кого-то с его законного места. — Нелл обвела рукой интерьер самолета, где половина из сорока сидений была свободна, а затем подалась вперед, чтобы заглянуть Джону Перри в глаза. — Бросьте, доктор Перри… или я могу звать вас просто Джон? Я всего-навсего подсела на попутку. Смените гнев на милость и позвольте мне угостить вас выпивкой.
— На объектах СГОМ алкоголь строжайше запрещен. Как и все прочие наркотики.
— Тогда я угощу вас бокалом в Пунта-Аренасе.
— Извините. — Джон отвернулся от ее прямого взгляда и уставился в окно, где дневное солнце преображало крилевые фермы на южном горизонте в роскошное золотое кружево. — У меня нет времени ни для чего подобного. После прибытия меня ожидает немедленная встреча с замминистра Лосадой. — Джон застыдился в тот же самый момент, как это сказал. Все было вполне правдиво, но все же получалось так, будто он прятался от Нелл за встречей, которой не ожидал и не понимал; более того, которой он вообще не хотел.
Если Джон рассчитывал дать Нелл отпор, то все усилия оказались напрасны. Она подалась еще ближе, и он смог почувствовать цветочный аромат ее парфюма.
— Значит, после того, как вы с ним увидитесь, я вас угощу. Я кое-что слышала о Мануэле Лосаде и могу вас заверить, что вам непременно потребуется выпивка, если вы с ним хотя бы пару минут пообщаетесь. — Лицо Нелл было в считанных сантиметрах от лица Джона, а ее правая рука по-прежнему покоилась на его плече. — На самом деле у меня есть идея куда получше. Прежде чем мне дали это задание, я рассчитывала снять одно событие. Оно как раз сегодня в Аренасе состоится. Мы должны оказаться там вовремя и сможем вместе туда сходить. Это роскошный обед Внутреннего Круга в честь Сайруса Мобилиуса, по десять тысяч песо с носа.
— У меня нет десяти тысяч песо… у меня нет даже одной тысячи. И я должен немедленно явиться к замминистра, как только мы приземлимся.
— Лосада не заметит разницы, если вы явитесь завтра, а не сегодня. И не волнуйтесь насчет оплаты. У меня есть билеты для прессы. Две штуки.
— Меня туда не пустят. Я не пресса.
«Милый мой, — подумала Нелл. — Да где ж ты всю жизнь был? В двух километрах под водой? Пожалуй, не так далеко от истины».
— Джон, они никогда не узнают, кто вы такой, если вы только сами им этого не скажете. Вы будете со мной, и я улажу всю болтовню. Разве я не задолжала вам вечер за то, что вы весь день со мной возились, а под конец еще и самым натуральным образом мне жизнь спасли?
Джон уставился в невинные карие глаза Нелл и задумался, как же у нее это получилось. Она предложила ему совершенно невероятную последовательность событий, но при этом заставила их казаться абсолютно естественными. Он был вызван в столицу на встречу, которая в лучшем случае представлялась зловещей. А Нелл Коттер запросто предложила, чтобы он наплевал на приказ начальника его начальника и отправился провести веселый вечерок в городе. Джон даже передернулся, но в то же самое время все это его странным образом заворожило. Никогда в жизни не доводилось ему встречать кого-то, хоть отдаленно похожего на Нелл. Он отчаянно хотел отправиться с ней на обед, причем по причинам, которые шли гораздо дальше желания послушать Сайруса Мобилиуса, Солнечного Короля, человека-легенду. Джон помотал головой и перевел дух.