Страница:
— Если вы предпочитаете так об этом думать. У меня есть только еще одно пожелание, а затем я должен буду перейти к важной работе, которая не терпит отлагательств. — Его темные глаза почти закрылись, так что Магрит ничего в них прочесть не смогла. — Я знаю, что у вас есть и темперамент, и талант для крутых переговоров. Пусть же эти станут совсем крутыми.
— Сова, неужели вы думаете, что только вы терпеть не можете людей, которые вами помыкают? Тогда приходите и посмотрите, какого цвета у меня кишки. Я ненавижу этих ублюдков, а ведь я их даже не знаю. Поверьте, я устрою им крутые переговоры. А если вы сможете найти что-то, способное обеспечить мне поддержку, долго не ждите. Я присвою вашему звонку высший приоритет.
Ранние служебные характеристики Свами Савачарьи буквально кишели такими терминами, как «грязный», «прожорливый», «высокомерный», «неряшливый», «упрямый» и «ленивый». Подобные оценки Сова считал в высшей степени несправедливыми и оскорбительными. Он никоим образом не был ленив.
И теперь, как только Магрит исчезла из дисплея, он прошел к кухонной кладовке и вернулся оттуда с полными блюдами мятных леденцов, апельсиновых желейных конфеток, марципанов и рахат-лукума. Ему определенно предстояло долгое занятие.
Сова установил параметры, дал санкцию на неограниченные расходы и инициировал поиск по всему Неводу.
Прежде чем человек сможет дать отпор, ему требуется обзавестись оружием. Задолго до того, как Магрит завершит любые переговоры, Сова намеревался узнать о заправилах «Лигон-Индустрии» больше, чем о любых других людях в Солнечной системе. Крупная организация, подобно любой другой крупной структуре, всегда имела свое слабое место. Именно это место Сова собирался у «Лигон-Индустрии» найти.
А что он предпримет тогда? Сова этого не знал. Он действовал, руководствуясь древней мудростью: «Фундаментальной ошибкой является теоретизировать до получения данных». Однако он определенно намеревался что-нибудь предпринять.
— Сова, неужели вы думаете, что только вы терпеть не можете людей, которые вами помыкают? Тогда приходите и посмотрите, какого цвета у меня кишки. Я ненавижу этих ублюдков, а ведь я их даже не знаю. Поверьте, я устрою им крутые переговоры. А если вы сможете найти что-то, способное обеспечить мне поддержку, долго не ждите. Я присвою вашему звонку высший приоритет.
Ранние служебные характеристики Свами Савачарьи буквально кишели такими терминами, как «грязный», «прожорливый», «высокомерный», «неряшливый», «упрямый» и «ленивый». Подобные оценки Сова считал в высшей степени несправедливыми и оскорбительными. Он никоим образом не был ленив.
И теперь, как только Магрит исчезла из дисплея, он прошел к кухонной кладовке и вернулся оттуда с полными блюдами мятных леденцов, апельсиновых желейных конфеток, марципанов и рахат-лукума. Ему определенно предстояло долгое занятие.
Сова установил параметры, дал санкцию на неограниченные расходы и инициировал поиск по всему Неводу.
Прежде чем человек сможет дать отпор, ему требуется обзавестись оружием. Задолго до того, как Магрит завершит любые переговоры, Сова намеревался узнать о заправилах «Лигон-Индустрии» больше, чем о любых других людях в Солнечной системе. Крупная организация, подобно любой другой крупной структуре, всегда имела свое слабое место. Именно это место Сова собирался у «Лигон-Индустрии» найти.
А что он предпримет тогда? Сова этого не знал. Он действовал, руководствуясь древней мудростью: «Фундаментальной ошибкой является теоретизировать до получения данных». Однако он определенно намеревался что-нибудь предпринять.
10.
Р-П-И. Регистрация, Подтверждение, Интерпретация. Таковы были три столпа, на которых покоился проект СЕТИ. Без одной из этих трех процедур любая попытка была обречена на провал. Если не удается зарегистрировать, ты с самого начала ничего не получаешь. Если не удается подтвердить вроде бы обнаруженное, ты опять-таки ничего получаешь.
Однако, самым досадным опытом становился успех регистрации и подтверждения, за которым следовало долгосрочное фиаско при попытке интерпретации. Ты знал, что у тебя есть сигнал, знал, что он искусственного происхождения, знал, что он приходит издалека, из-за пределов Солнечной системы. Но что он, черт побери, означал? Если ты не мог ответить на этот вопрос, тебе следовало приготовиться к массе скептического отношения в твой адрес.
— Мы зарегистрировали сигнал со звезд.
— В самом деле? И что там говорится?
— Понятия не имеем.
— А. Ну-ну. Спасибо. Дайте нам знать, когда будете иметь.
Такова была интерпретация, нечто в далеком будущем. А Милли, в первом приливе наивного энтузиазма, посчитала, что это великое будущее может быть не таким далеким, раз с регистрацией все было закончено. Только теперь она осознавала всю степень этой ошибки.
Джек Бестон пригласил на собрание пятерых человек. Одной из этих пятерых была загадочная Зеттер, которая по своему обыкновению предпочитала молчание разговору. Остальных Милли уже встречала на станции Л-4, но ей никогда их не представляли. По сути, в своей поглощенности собственной работой она их едва замечала. Теперь же она их определенно заметила. Также Милли пожалела о том, что перед самым собранием не сходила в туалет. То ли от нервозности, то ли от предвкушения, но она испытывала в этом смысле растущий дискомфорт.
— Итак, Солсбери. — Джек обратился к худому мужчине с черными обвисшими усами и темными, подернутыми влагой глазами. — Есть это дело в аналоговой?
Таким вежливым Милли Людоеда еще не видела. Он казался холодным, почти расслабленным — пока ты не обращала внимание на засунутую в карман левую руку и постоянное позвякивание не то монеток, не то ключей.
Солсбери кивнул.
— Если есть в цифровой, есть и в аналоговой.
Это был осторожный, консервативный ответ. Такие ответы Милли еще только училась оценивать по достоинству. Первоначальные сигналы из космоса, либо радиоволны, либо нейтринные импульсы, приходили в аналоговой форме. До компьютерного анализа и выведения на дисплей они проходили аналогово-цифровое преобразование. Все традиционные проблемы А-Ц преобразования возникали в этом процессе. Можно было получить эффект «подрезывания» импульсов ввиду использования недостаточного числа цифровых фрагментов или эффект «вымышленного имени», сдвиг частоты, вызванный неверной скоростью апробирования. Можно было потерять информацию или создать ложную «информацию» там, где таковая отсутствовала. Тим Солсбери не говорил о том, что там был сигнал или что там не было сигнала — это в сферу его компетенции не входило. Он просто говорил о том, что наличие или отсутствие сигнала не было следствием преобразования А-Ц.
— Действительно. — Джек не перешел к своему обычному допросу третьей степени, а вместо этого повернулся к женщине справа от Милли. — Танкард?
Милли решила, что даже здесь определенный ранг имел свои привилегии. Ханна Краусс, обычная наставница Милли, была заметна по своему отсутствию. Здесь находились самые старшие и доверенные работники Джека Бестона, и по их виду можно было понять, что они не позволят кому бы то ни было обливать их дерьмом. Что же касалось Пат Танкард, то, даже если она когда-то была уязвимой младшей сотрудницей, Милли сильно сомневалась в том, что ее хоть как-то беспокоили нежеланные сексуальные подходцы Людоеда. Темные волосы Танкард были коротко подстрижены, на безымянных пальцах обеих рук она носила золотые кольца, а на ее мускулистом левом бицепсе красовалась голографическая татуировка. С одного угла эта татуировка читалась как «Эллен», а с другого там можно было увидеть стройную длинноволосую блондинку.
— Если в этих данных и есть артефакты, то они не связаны с результатами того, что проделала Милли Ву. — Пат Танкард ободрительно ей улыбнулась. Теперь Милли поняла, что не раз слышала этот медовый баритон в душевых, где он мурлыкал старомодные романтические баллады. Танкард продолжила: — Я расположила все операторы в предпочтительном для меня порядке, который в целом не соответствует порядку, использованному вчера. Если там был сигнал, там по-прежнему есть сигнал. Короче говоря, что было, то и есть.
Порядок, в котором проводились операции, мог генерировать иллюзию значимого сигнала. Даже нечто столь элементарное, как переход от декартовых к полярным координатам в двухмерном блоке, мог формировать «значимые» образы, которые пропадали, когда ты производила этот переход в другой точке обработки.
Это был еще один шаг к регистрации. Милли следовало испытать прилив уверенности. Однако вместо этого она испытывала растущее напряжение, а нажим на ее мочевой пузырь сделался решительно дискомфортным. Вдобавок ее мутило — примерно так, как бывает в первые несколько минут при нулевом «жэ», когда желудок приподнимается, чтобы давить на диафрагму. Сколько же ей еще придется здесь высидеть, прежде чем Джек Бестон объявит свое окончательное решение?
Милли решила, что прежде чем она сможет уйти, она досидится до того, что ее вырвет или что лопнет ее мочевой пузырь. Для последней перспективы имелся не слишком многообещающий прецедент. Тихо Браге, последний из великих астрономов «дотелескопной эпохи», а также эксцентричный надсмотрщик еще покруче Джека Бестона, по правилам этикета не смог встать и уйти с придворного пиршества раньше, чем это сделает герцог. В результате он пострадал от разрыва мочевого пузыря и через несколько дней скончался.
— Крускаль?
Голос Джека снова ворвался в тяжкие раздумья Милли. Женщина напротив нее кивнула.
— Если сигнал проистекает от некого процесса естественного происхождения, то это неизвестный науке процесс. — Женщина была пухлой и коренастой, с оливковой кожей и акцентом, который предполагал, что на юпитерианскую станцию Л-4 она прибыла откуда-то из Внутренней системы — скорее всего, с Земли, а также, надо полагать, из обсерватории, по-прежнему базирующейся в Кордильерах.
— Более того, — продолжила Ирма Крускаль, — любой естественный процесс, генерирующий подобный сигнал, должен быть во многих смыслах самым что ни на есть неестественным. Энтропия поднимается и падает в полном соответствии с тем, что можно было бы ожидать, если бы высокоэнтропийное повторяющееся сообщение разделяли длинные низкоэнтропийные указатели начала и конца. Разумеется, это ничего не говорит нам в отношении подтверждения и интерпретации.
Все проявляли схожую осторожность, удерживаясь от проявлений излишнего оптимизма. Милли твердила себе, что именно так и следует поступать — не слишком возбуждаться, не слишком надеяться. Тем не менее, она чувствовала, как дрожат ее коленки. И она поплотней прижимала их друг к другу.
Бестон повернулся ко второму мужчине в рабочей группе. Хрупкий и крошечный, Арнольд Рудольф выглядел старше самого Господа Бога. Истинного его возраста, похоже, не знал никто, даже всеведущая Ханна, но ходили слухи, будто он присутствовал еще на закрытии великой радиотарелки в Аресибо и был одной из главных движущих сил при разработке первых интерферометрических блоков космического проекта СЕТИ.
Рудольф любезно кивнул Джеку Бестону, но начинать явно не торопился. После довольно долгого ожидания, которое сдвинуло Милли на самый краешек сиденья, он все же произнес:
— История СЕТИ началась задолго до колонизации человеком космоса и даже задолго до запуска первого искусственного спутника Земли. Разумеется, эта история, будучи наполнена ложными положительными реалиями, побуждает нас к предельной осторожности. — На Милли Рудольф при этом даже не взглянул, что она приняла за дурной знак.
— Человеческий разум, — продолжал он, — имеет невероятную способность регистрировать образы или обнаруживать их там, где их и в помине нет. Тысячи лет тому назад наши далекие предки дали названия созвездиям, потому что увидели в звездах образы. Более двухсот лет тому назад Скиапарелли показалось, будто он увидел на поверхности Марса линейные черты, выемки, которые Персиваль Ловелл в свою очередь интерпретировал как «каналы» и счел свидетельством существования на Марсе разумной жизни. Семьдесят лет тому назад трюк Хобарта более чем на год ввел всех сотрудников проекта СЕТИ в заблуждение.
Тут Арнольд Рудольф сделал паузу. Милли хотелось орать на него и топать ногами. Однако никто ни сказал не слова и даже не шевельнулся, а посему ей пришлось стиснуть зубы.
— Тем не менее. — Рудольф сделал еще одну паузу и оглядел небольшое помещение, которое представляло собой прихожую перед апартаментами Джека Бестона. На сей раз его взгляд охватил и Милли. — Тем не менее, я не считаю, что данная аномалия является результатом ложного распознавания образа. Там что-то есть. Было бы преждевременно рассуждать о том, что это такое или даже переживет ли оно необходимый процесс подтверждения. Но там что-то есть. Эта аномалия реальна. Глупо с моей стороны было бы пытаться сдержать свое волнение при мысли о возможном значении данного открытия.
Недостаток этого самого волнения был так очевиден, что Милли пришлось несколько раз подумать, прежде чем она осмыслила, что именно только что сказал Рудольф.
Аномалия реальна! Это сигнал! Главные помощники Джека Бестона были убеждены в том, что это подлинное открытие.
И сам Джек Бестон, на вид такой же спокойный, как Арнольд Рудольф, кивал.
— Полагаю, что касается регистрации, то дальше нам идти попросту некуда. Поэтому я предлагаю перейти к подтверждению. Но сначала мне следует сообщить вам кое о чем еще. Сегодня утром я подготовил сообщение. На основе услышанного я предполагаю зашифровать его и по плотному лучу послать в Ганимедский государственный архив, чтобы оно там хранилось, пока мы не дадим добро на его обнародование. В данном сообщении объявляется об обнаружении сигнала, который считается исходящим из-за пределов Солнечной системы, а также имеющим скорее искусственное, нежели естественное происхождение. Таким образом устанавливается первоочередность нашей заявки. Такое же сообщение будет послано по плотному лучу на станцию «Цербер» в юпитерианской точке Л-5. А теперь давайте перейдем к предварительной стадии подтверждения. — Он повернулся к Зеттер. — Ваш анализ?
— Направление от источника первоначального сигнала известно в пределах пяти угловых минут. — Зеттер говорила абсолютно монотонным голосом, совсем как зомби. «Интересно, она по природе такая или выучилась?» — задумалась Милли. Зеттер тем временем продолжала:
— Я изучила все возможные источники сигнала человеческого происхождения, в прошлом и настоящем, чтобы проверить, не лежит ли какой-либо из них в пределах конуса, образуемого углом в пять угловых минут. Потенциальный сигнал действовал самое большее три месяца. Я сделала допуск для нашего собственного движения в пределах данного периода, регулируя эффекты параллакса приемника. Мое заключение таково, что никакой известный корабль, пилотируемый или беспилотный, не может служить источником потенциального сигнала. Однако. — Наконец-то хоть одно сказанное ею слово несло в себе какое-то напряжение. — Это не вычеркивает все возможности. Мы могли принимать сигнал от осадка.
Пока остальные кивали, Милли силилась припомнить инструкции из руководства. Не был ли «осадок» тем же самым, что и «остаток», неким артефактом, оставшимся от Великой войны?
— В качестве одного из вариантов, — продолжила Зеттер, — рассмотрим ослепленную ракету типа «искатель», которая летит на максимальном газу, пока горючее не кончается, после чего ложится в дрейф. За треть столетия такой «искатель» мог бы улететь на половину светового года от Солнца. Никакая проверка, произведенная посредством приемников станции, сама по себе не сможет отличить такой источник от аналогичного, действующего на действительно межзвездных расстояниях.
— Именно об этом я и подумал. Нам требуется подтверждение того, что данный сигнал приходит из-за пределов Солнечной системы. Поэтому я отправляю весточку Ублюдку. Все хорошо, всем спасибо, собрание закончено. — Джек развернулся лицом к Милли. — А вы готовьтесь к путешествию. Мы с вами сегодня же отправляемся в юпитерианскую точку Л-5, на станцию «Цербер». Скажем… часика через два. — И он направился к двери в свои личные апартаменты, но уже у самой двери небрежно добавил через плечо: — Между прочим, сигнал значится в наших документах как аномалия Ву-Бестона.
Милли потребовалось какое-то время, чтобы эта информация до нее дошла. Итак, ее не только назвали, но и назвали первой. В случае любого крупного научного открытия считалось традицией, чтобы имя научного руководителя или название научной группы было упомянуто перед чьим-либо еще. Самой знаменитой оказией в этом плане являлось открытие пульсаров, не вылезавшее у Милли из головы во время ее более ранней работы по поиску сигналов СЕТИ. Именно Джоселин Белл, недавняя выпускница университета, подметила значимые странности в распечатке, что привело к обнаружению вращающихся нейтронных звезд; однако, Нобелевскую премию за это открытие получили Мартин Райл и Энтони Хьюиш, старшие члены научно-исследовательской группы.
Называя аномалию таким образом, Джек Бестон гарантировал, что в данном случае подобной несправедливости не произойдет.
— Спасибо, — выдохнула Милли. Все ее напряжение, вся нервозность и тошнота последнего часа магическим образом испарились. С желудком и мочевым пузырем был полный порядок.
— Спасибо, — повторила она. Каких-то других слов найти почему-то не удалось. Но Джек уже исчез, и дверь за ним закрылась.
Все остальные глазели на Милли. Наконец Пат Танкард заговорила.
— Два твоих спасибо для Людоеда — это нечто. Но прежде всего спасибо тебе. Прими мои поздравления. Ты сделала стоящим все, чем я последние десять лет занималась. — Она согнула руку, и блондинка на ее бицепсе ухмыльнулась. — И еще удачи. Ты поймешь, почему я тебе ее желаю, когда с Филипом Ублюдком познакомишься.
Еще час, и они отправятся в путь. Джек Бестон дал Милли два часа на подготовку, но она понятия не имела, куда ушел первый. В счастливом обалдении она бродила по станции «Аргус», пока Ханна Краусс ее не изловила.
— Мои, поздравления, Милли. Аномалия Ву-Бестона. Как тебе, а? — Чуточку зависти в голосе Ханна подавить не сумела, но там была только самая чуточка. — Ты уже готова отправляться? На вид ты определенно готова.
— Я даже об этом не думала. А что мне взять?
— Только личные вещи. Быть может, взять кинжал, чтобы держать Джека Бестона на дистанции во время полета? Успокойся, моя милая, это всего лишь шутка. Но не трудись брать с собой какие-либо данные о сигнале, потому что все необходимое мы на станцию «Цербер» по плотному лучу уже выслали.
Возможно, Ханна шутила насчет того, чтобы держать Джека Бестона на расстоянии; однако Милли, когда она с одним лишь дорожным чемоданчиком прибыла на «Ведьму Агнези», было как-то не до шуток. Она поставила себе целью добраться туда раньше Джека, чтобы хорошенько там осмотреться перед их отбытием со станции «Аргус». Этот корабль представлял собой нечто вроде личной космической яхты Джека Бестона, и Милли надеялась, что он ей что-то об этом человеке расскажет.
Первое впечатление от корабля мало что поведало ей о Джеке, зато оно захватило ее как несомненное свидетельство бестоновского богатства. Мотор был такого типа, какого Милли никогда раньше не видела, и он позволял плавно менять ускорение, когда и как тебе того захочется. Она не должна была почувствовать ни рывков, ни толчков, ни тошнотворных поворотов коммерческого судна. Навигационная система была полностью автоматизирована. Джеку Бестону даже не требовалось прикладывать к ней руки во время полета к станции «Цербер» (и это заставило Милли с тревогой задуматься о том, куда еще он может свои руки приложить). Что же касалось интерьера, то вся отделка, которую она видела, бродя от каюты к каюте, оказалась за пределами ее воображения. Картины подозрительно напоминали подлинники, а поручни для передвижения в условиях невесомости сплошь были из редкой древесины, импортированной с Земли.
Личные каюты Джека Бестона, на которые Милли бросила быстрый и неуполномоченный взор, включали в себя гостиную, кухню, где имелось самое современное оборудование, какое только Милли могла вообразить, и большую спальню. Интересно, кому там предполагалось спать? Сам Джек был насколько тощ, что попросту потерялся бы в этой пуховой безбрежности.
Возможно, внезапное получение крупного богатства со всяким бы это проделало — в особенности если способы, которыми этот всякий мог тратить деньги, были бы чрезвычайно ограниченны.
История в том виде, в каком Ханна поведала ее Милли, могла показаться грустной, чудесной или нелепой — в зависимости от точки зрения.
Филип и Джек Бестоны выросли на Ганимеде в условиях достаточно скромных. Они не были ни настолько бедны, чтобы страдать от жизненных невзгод, ни настолько богаты, чтобы стать частью «золотой молодежи», представителям которой казалось, что Ганимед и вся Солнечная система существуют исключительно для их игр. Однако Филип и Джек знали, что происходят из семьи, которая некогда была при деньгах. С тех пор, впрочем, прошло уже больше столетия. Теперь они были просто умными, амбициозными и энергичными.
До шестнадцатого дня рождения Филипа этого было вполне достаточно. Через три недели после того дня, когда они были в школе, им позвонили. Братьев попросили прийти, когда им будет удобно, в контору Бранксома и Рейда, но никому об этом не говорить. Ввиду последнего настояния дело становилось еще более интересным. Ни Филип, ни Джек никогда не слышали ни о Бранксоме, ни о Рейде, однако звонивший заверил их, что эти двое в течение многих поколений были юридическими советниками семьи Бестонов.
Первоначальные Бранксомы и Рейды давным-давно умерли, объяснила братьям Марта Сафо Рейд, сухонькая старушка лет под восемьдесят. Она усадила Филипа и Джека в своем убогом кабинетике на вызывающе старомодные кресла с подголовниками. Затем, вручив им зеленый чай в древних фарфоровых чашках, приступила к делу.
— Хочу рассказать вам довольно странную историю. Наверное, вы уже слышали о Марке Туллии Бестоне?
Ища поддержки, Джек повернулся к старшему брату. Филип неуверенно спросил:
— Это типа… ну, наш двоюродный прапрадедушка?
Марта Рейд кивнула.
— Добавьте еще одно пра, и все будет верно. Марк Туллий Бестон выдрессировал первое поколение китовых работников и составил себе гигантское состояние на земных океанских фермах. Однако ни в какие долговременные любовные связи он не вступал, и умер sine prole.
Заметив обмен недоуменными взглядами, она пояснила:
— Это означает, что он умер бездетным. Не желая передавать свое состояние сестрам, братьям, племянникам или племянницам, что было бы в такой ситуации самым обычным решением, Марк Туллий пошел по совершенно иной тропе. Он учредил трест, начальный капитал которого образовывало все его состояние. Далее, после его смерти капиталами теста следовало управлять, разумно их инвестируя, однако во всех иных отношениях эти капиталы должны были оставаться нетронутыми в течение периода в три четверти столетия. Затем наследники могли их получить. Следует, правда, заметить, что Марк Туллий Бестон был человеком, которого многие считали весьма эксцентричным.
Марта Рейд не стала отвлекаться на Филипа и Джека, по взглядам которых друг на друга не сложно было предположить, что они считают Марка Туллия Бестона законченным психом.
— Завещание Бестона установило, — продолжила она, — что наследование должно стать ограниченным. Иначе говоря, наследство могло отойти только тем членам семьи, которые удовлетворяли определенным критериям, а кроме того, его можно было тратить только определенными способами. Эти способы были достаточно четко очерчены. Унаследованное богатство нельзя было тратить на удовольствия и развлечения. Его следовало прикладывать исключительно к таким предприятиям, которые смогли бы существенно изменить будущее рода человеческого и благотворно на этот самый род повлиять.
Должным образом Марк Туллий Бестон скончался. Первый результат его смерти был, пожалуй, полностью предсказуем. Его завещание было опротестовано всеми его живыми родственниками, ибо все они оказались лишены наследства в пользу отдаленного будущего. Завещание пережило три судебных процесса, и трест был учрежден. Об остальной части этой истории вы, я думаю, уже начинаете догадываться.
Джек опять взглянул на Филипа, ища поддержки. Тот спросил:
— Э-э… типа, всю эту ерундовину в Великую войну раздолбали?
— На самом деле нет, хотя это весьма разумное предположение. Трест сохранился, и его доходы, в хорошие времена или в плохие, росли вплоть до настоящего дня. И задолго до Великой войны менеджерам треста пришло в голову вложить существенную часть капиталов в развитие Внешней системы. Теперь, однако, мы должны перейти к дню сегодняшнему. Прошло семьдесят пять лет со дня смерти Марка Туллия Бестона. Выражаясь еще определеннее, сегодня как раз годовщина его кончины. Правила линии наследования были достаточно сложными, но четко определенными. Вы, Филип Бестон и Джек Бестон, являетесь единственными наследниками Марка Туллия Бестона. В полном соответствии с его завещанием вы наследуете равные доли его движимого и недвижимого имущества.
— Типа, нам деньги причитаются? — Изложение наконец достигло той точки, в которой братья сумели что-то для себя уяснить.
— В конечном итоге, но не в ближайшие годы. Старший брат — то есть, вы, Филип — должен достичь возраста двадцати трех лет. Более того, капиталы могут быть использованы каждым из вас только в первоначально описанной манере; а именно, для таких предприятий, которые существенно и благотворно повлияют на будущее человечества.
— А наши предки об этом знают?
— Ваши родители пока еще ничего об этом не знают. Марк Туллий Бестон предвидел ситуацию, в которой индивиды станут искать способы использования кредита в счет будущего унаследования, и постарался ее избежать.
— А должны будут наши родители об этом узнать? — спросил Джек.
— Полагаю, это неизбежно. Но я не вижу здесь особой проблемы.
— Это потому, — сказал Джек, — что вы нашей мачехи не знаете.
А Филип горестно вздохнул:
— Эх, блин. Никаких денег мы не получим. Мы получим кучу проблем.
— Как я об этом слышала, — продолжала Ханна, — родители Филипа и Джека предприняли собственную попытку подкопаться под условия завещания, всеми силами стараясь заграбастать деньги своих детишек. Но успеха имели не больше, чем те, кто семьдесят пять лет назад пытался то же самое провернуть. Единственным результатом всех этих усилий стало то, что Филип и Джек решили больше никогда не разговаривать со своей мачехой.
А затем Филип и Джек сделались достаточно взрослыми, чтобы унаследовать капиталы Марка Туллия Бестона. У них перед носом оказался такой куш, какого они никогда не мечтали получить, но они понятия не имели, как прибрать его к рукам. Они предлагали всякую всячину, основываясь на собственных интересах, но управители треста все это отвергали. К примеру, Марта Рейд очень низко оценила значение для будущего человечества строительства стокилометрового катка на Каллисто, предложенного Филипом, или проведения ежегодных гонок на звездолетах по всей Солнечной системе, предложенного Джеком.
Однако, самым досадным опытом становился успех регистрации и подтверждения, за которым следовало долгосрочное фиаско при попытке интерпретации. Ты знал, что у тебя есть сигнал, знал, что он искусственного происхождения, знал, что он приходит издалека, из-за пределов Солнечной системы. Но что он, черт побери, означал? Если ты не мог ответить на этот вопрос, тебе следовало приготовиться к массе скептического отношения в твой адрес.
— Мы зарегистрировали сигнал со звезд.
— В самом деле? И что там говорится?
— Понятия не имеем.
— А. Ну-ну. Спасибо. Дайте нам знать, когда будете иметь.
Такова была интерпретация, нечто в далеком будущем. А Милли, в первом приливе наивного энтузиазма, посчитала, что это великое будущее может быть не таким далеким, раз с регистрацией все было закончено. Только теперь она осознавала всю степень этой ошибки.
Джек Бестон пригласил на собрание пятерых человек. Одной из этих пятерых была загадочная Зеттер, которая по своему обыкновению предпочитала молчание разговору. Остальных Милли уже встречала на станции Л-4, но ей никогда их не представляли. По сути, в своей поглощенности собственной работой она их едва замечала. Теперь же она их определенно заметила. Также Милли пожалела о том, что перед самым собранием не сходила в туалет. То ли от нервозности, то ли от предвкушения, но она испытывала в этом смысле растущий дискомфорт.
— Итак, Солсбери. — Джек обратился к худому мужчине с черными обвисшими усами и темными, подернутыми влагой глазами. — Есть это дело в аналоговой?
Таким вежливым Милли Людоеда еще не видела. Он казался холодным, почти расслабленным — пока ты не обращала внимание на засунутую в карман левую руку и постоянное позвякивание не то монеток, не то ключей.
Солсбери кивнул.
— Если есть в цифровой, есть и в аналоговой.
Это был осторожный, консервативный ответ. Такие ответы Милли еще только училась оценивать по достоинству. Первоначальные сигналы из космоса, либо радиоволны, либо нейтринные импульсы, приходили в аналоговой форме. До компьютерного анализа и выведения на дисплей они проходили аналогово-цифровое преобразование. Все традиционные проблемы А-Ц преобразования возникали в этом процессе. Можно было получить эффект «подрезывания» импульсов ввиду использования недостаточного числа цифровых фрагментов или эффект «вымышленного имени», сдвиг частоты, вызванный неверной скоростью апробирования. Можно было потерять информацию или создать ложную «информацию» там, где таковая отсутствовала. Тим Солсбери не говорил о том, что там был сигнал или что там не было сигнала — это в сферу его компетенции не входило. Он просто говорил о том, что наличие или отсутствие сигнала не было следствием преобразования А-Ц.
— Действительно. — Джек не перешел к своему обычному допросу третьей степени, а вместо этого повернулся к женщине справа от Милли. — Танкард?
Милли решила, что даже здесь определенный ранг имел свои привилегии. Ханна Краусс, обычная наставница Милли, была заметна по своему отсутствию. Здесь находились самые старшие и доверенные работники Джека Бестона, и по их виду можно было понять, что они не позволят кому бы то ни было обливать их дерьмом. Что же касалось Пат Танкард, то, даже если она когда-то была уязвимой младшей сотрудницей, Милли сильно сомневалась в том, что ее хоть как-то беспокоили нежеланные сексуальные подходцы Людоеда. Темные волосы Танкард были коротко подстрижены, на безымянных пальцах обеих рук она носила золотые кольца, а на ее мускулистом левом бицепсе красовалась голографическая татуировка. С одного угла эта татуировка читалась как «Эллен», а с другого там можно было увидеть стройную длинноволосую блондинку.
— Если в этих данных и есть артефакты, то они не связаны с результатами того, что проделала Милли Ву. — Пат Танкард ободрительно ей улыбнулась. Теперь Милли поняла, что не раз слышала этот медовый баритон в душевых, где он мурлыкал старомодные романтические баллады. Танкард продолжила: — Я расположила все операторы в предпочтительном для меня порядке, который в целом не соответствует порядку, использованному вчера. Если там был сигнал, там по-прежнему есть сигнал. Короче говоря, что было, то и есть.
Порядок, в котором проводились операции, мог генерировать иллюзию значимого сигнала. Даже нечто столь элементарное, как переход от декартовых к полярным координатам в двухмерном блоке, мог формировать «значимые» образы, которые пропадали, когда ты производила этот переход в другой точке обработки.
Это был еще один шаг к регистрации. Милли следовало испытать прилив уверенности. Однако вместо этого она испытывала растущее напряжение, а нажим на ее мочевой пузырь сделался решительно дискомфортным. Вдобавок ее мутило — примерно так, как бывает в первые несколько минут при нулевом «жэ», когда желудок приподнимается, чтобы давить на диафрагму. Сколько же ей еще придется здесь высидеть, прежде чем Джек Бестон объявит свое окончательное решение?
Милли решила, что прежде чем она сможет уйти, она досидится до того, что ее вырвет или что лопнет ее мочевой пузырь. Для последней перспективы имелся не слишком многообещающий прецедент. Тихо Браге, последний из великих астрономов «дотелескопной эпохи», а также эксцентричный надсмотрщик еще покруче Джека Бестона, по правилам этикета не смог встать и уйти с придворного пиршества раньше, чем это сделает герцог. В результате он пострадал от разрыва мочевого пузыря и через несколько дней скончался.
— Крускаль?
Голос Джека снова ворвался в тяжкие раздумья Милли. Женщина напротив нее кивнула.
— Если сигнал проистекает от некого процесса естественного происхождения, то это неизвестный науке процесс. — Женщина была пухлой и коренастой, с оливковой кожей и акцентом, который предполагал, что на юпитерианскую станцию Л-4 она прибыла откуда-то из Внутренней системы — скорее всего, с Земли, а также, надо полагать, из обсерватории, по-прежнему базирующейся в Кордильерах.
— Более того, — продолжила Ирма Крускаль, — любой естественный процесс, генерирующий подобный сигнал, должен быть во многих смыслах самым что ни на есть неестественным. Энтропия поднимается и падает в полном соответствии с тем, что можно было бы ожидать, если бы высокоэнтропийное повторяющееся сообщение разделяли длинные низкоэнтропийные указатели начала и конца. Разумеется, это ничего не говорит нам в отношении подтверждения и интерпретации.
Все проявляли схожую осторожность, удерживаясь от проявлений излишнего оптимизма. Милли твердила себе, что именно так и следует поступать — не слишком возбуждаться, не слишком надеяться. Тем не менее, она чувствовала, как дрожат ее коленки. И она поплотней прижимала их друг к другу.
Бестон повернулся ко второму мужчине в рабочей группе. Хрупкий и крошечный, Арнольд Рудольф выглядел старше самого Господа Бога. Истинного его возраста, похоже, не знал никто, даже всеведущая Ханна, но ходили слухи, будто он присутствовал еще на закрытии великой радиотарелки в Аресибо и был одной из главных движущих сил при разработке первых интерферометрических блоков космического проекта СЕТИ.
Рудольф любезно кивнул Джеку Бестону, но начинать явно не торопился. После довольно долгого ожидания, которое сдвинуло Милли на самый краешек сиденья, он все же произнес:
— История СЕТИ началась задолго до колонизации человеком космоса и даже задолго до запуска первого искусственного спутника Земли. Разумеется, эта история, будучи наполнена ложными положительными реалиями, побуждает нас к предельной осторожности. — На Милли Рудольф при этом даже не взглянул, что она приняла за дурной знак.
— Человеческий разум, — продолжал он, — имеет невероятную способность регистрировать образы или обнаруживать их там, где их и в помине нет. Тысячи лет тому назад наши далекие предки дали названия созвездиям, потому что увидели в звездах образы. Более двухсот лет тому назад Скиапарелли показалось, будто он увидел на поверхности Марса линейные черты, выемки, которые Персиваль Ловелл в свою очередь интерпретировал как «каналы» и счел свидетельством существования на Марсе разумной жизни. Семьдесят лет тому назад трюк Хобарта более чем на год ввел всех сотрудников проекта СЕТИ в заблуждение.
Тут Арнольд Рудольф сделал паузу. Милли хотелось орать на него и топать ногами. Однако никто ни сказал не слова и даже не шевельнулся, а посему ей пришлось стиснуть зубы.
— Тем не менее. — Рудольф сделал еще одну паузу и оглядел небольшое помещение, которое представляло собой прихожую перед апартаментами Джека Бестона. На сей раз его взгляд охватил и Милли. — Тем не менее, я не считаю, что данная аномалия является результатом ложного распознавания образа. Там что-то есть. Было бы преждевременно рассуждать о том, что это такое или даже переживет ли оно необходимый процесс подтверждения. Но там что-то есть. Эта аномалия реальна. Глупо с моей стороны было бы пытаться сдержать свое волнение при мысли о возможном значении данного открытия.
Недостаток этого самого волнения был так очевиден, что Милли пришлось несколько раз подумать, прежде чем она осмыслила, что именно только что сказал Рудольф.
Аномалия реальна! Это сигнал! Главные помощники Джека Бестона были убеждены в том, что это подлинное открытие.
И сам Джек Бестон, на вид такой же спокойный, как Арнольд Рудольф, кивал.
— Полагаю, что касается регистрации, то дальше нам идти попросту некуда. Поэтому я предлагаю перейти к подтверждению. Но сначала мне следует сообщить вам кое о чем еще. Сегодня утром я подготовил сообщение. На основе услышанного я предполагаю зашифровать его и по плотному лучу послать в Ганимедский государственный архив, чтобы оно там хранилось, пока мы не дадим добро на его обнародование. В данном сообщении объявляется об обнаружении сигнала, который считается исходящим из-за пределов Солнечной системы, а также имеющим скорее искусственное, нежели естественное происхождение. Таким образом устанавливается первоочередность нашей заявки. Такое же сообщение будет послано по плотному лучу на станцию «Цербер» в юпитерианской точке Л-5. А теперь давайте перейдем к предварительной стадии подтверждения. — Он повернулся к Зеттер. — Ваш анализ?
— Направление от источника первоначального сигнала известно в пределах пяти угловых минут. — Зеттер говорила абсолютно монотонным голосом, совсем как зомби. «Интересно, она по природе такая или выучилась?» — задумалась Милли. Зеттер тем временем продолжала:
— Я изучила все возможные источники сигнала человеческого происхождения, в прошлом и настоящем, чтобы проверить, не лежит ли какой-либо из них в пределах конуса, образуемого углом в пять угловых минут. Потенциальный сигнал действовал самое большее три месяца. Я сделала допуск для нашего собственного движения в пределах данного периода, регулируя эффекты параллакса приемника. Мое заключение таково, что никакой известный корабль, пилотируемый или беспилотный, не может служить источником потенциального сигнала. Однако. — Наконец-то хоть одно сказанное ею слово несло в себе какое-то напряжение. — Это не вычеркивает все возможности. Мы могли принимать сигнал от осадка.
Пока остальные кивали, Милли силилась припомнить инструкции из руководства. Не был ли «осадок» тем же самым, что и «остаток», неким артефактом, оставшимся от Великой войны?
— В качестве одного из вариантов, — продолжила Зеттер, — рассмотрим ослепленную ракету типа «искатель», которая летит на максимальном газу, пока горючее не кончается, после чего ложится в дрейф. За треть столетия такой «искатель» мог бы улететь на половину светового года от Солнца. Никакая проверка, произведенная посредством приемников станции, сама по себе не сможет отличить такой источник от аналогичного, действующего на действительно межзвездных расстояниях.
— Именно об этом я и подумал. Нам требуется подтверждение того, что данный сигнал приходит из-за пределов Солнечной системы. Поэтому я отправляю весточку Ублюдку. Все хорошо, всем спасибо, собрание закончено. — Джек развернулся лицом к Милли. — А вы готовьтесь к путешествию. Мы с вами сегодня же отправляемся в юпитерианскую точку Л-5, на станцию «Цербер». Скажем… часика через два. — И он направился к двери в свои личные апартаменты, но уже у самой двери небрежно добавил через плечо: — Между прочим, сигнал значится в наших документах как аномалия Ву-Бестона.
Милли потребовалось какое-то время, чтобы эта информация до нее дошла. Итак, ее не только назвали, но и назвали первой. В случае любого крупного научного открытия считалось традицией, чтобы имя научного руководителя или название научной группы было упомянуто перед чьим-либо еще. Самой знаменитой оказией в этом плане являлось открытие пульсаров, не вылезавшее у Милли из головы во время ее более ранней работы по поиску сигналов СЕТИ. Именно Джоселин Белл, недавняя выпускница университета, подметила значимые странности в распечатке, что привело к обнаружению вращающихся нейтронных звезд; однако, Нобелевскую премию за это открытие получили Мартин Райл и Энтони Хьюиш, старшие члены научно-исследовательской группы.
Называя аномалию таким образом, Джек Бестон гарантировал, что в данном случае подобной несправедливости не произойдет.
— Спасибо, — выдохнула Милли. Все ее напряжение, вся нервозность и тошнота последнего часа магическим образом испарились. С желудком и мочевым пузырем был полный порядок.
— Спасибо, — повторила она. Каких-то других слов найти почему-то не удалось. Но Джек уже исчез, и дверь за ним закрылась.
Все остальные глазели на Милли. Наконец Пат Танкард заговорила.
— Два твоих спасибо для Людоеда — это нечто. Но прежде всего спасибо тебе. Прими мои поздравления. Ты сделала стоящим все, чем я последние десять лет занималась. — Она согнула руку, и блондинка на ее бицепсе ухмыльнулась. — И еще удачи. Ты поймешь, почему я тебе ее желаю, когда с Филипом Ублюдком познакомишься.
Еще час, и они отправятся в путь. Джек Бестон дал Милли два часа на подготовку, но она понятия не имела, куда ушел первый. В счастливом обалдении она бродила по станции «Аргус», пока Ханна Краусс ее не изловила.
— Мои, поздравления, Милли. Аномалия Ву-Бестона. Как тебе, а? — Чуточку зависти в голосе Ханна подавить не сумела, но там была только самая чуточка. — Ты уже готова отправляться? На вид ты определенно готова.
— Я даже об этом не думала. А что мне взять?
— Только личные вещи. Быть может, взять кинжал, чтобы держать Джека Бестона на дистанции во время полета? Успокойся, моя милая, это всего лишь шутка. Но не трудись брать с собой какие-либо данные о сигнале, потому что все необходимое мы на станцию «Цербер» по плотному лучу уже выслали.
Возможно, Ханна шутила насчет того, чтобы держать Джека Бестона на расстоянии; однако Милли, когда она с одним лишь дорожным чемоданчиком прибыла на «Ведьму Агнези», было как-то не до шуток. Она поставила себе целью добраться туда раньше Джека, чтобы хорошенько там осмотреться перед их отбытием со станции «Аргус». Этот корабль представлял собой нечто вроде личной космической яхты Джека Бестона, и Милли надеялась, что он ей что-то об этом человеке расскажет.
Первое впечатление от корабля мало что поведало ей о Джеке, зато оно захватило ее как несомненное свидетельство бестоновского богатства. Мотор был такого типа, какого Милли никогда раньше не видела, и он позволял плавно менять ускорение, когда и как тебе того захочется. Она не должна была почувствовать ни рывков, ни толчков, ни тошнотворных поворотов коммерческого судна. Навигационная система была полностью автоматизирована. Джеку Бестону даже не требовалось прикладывать к ней руки во время полета к станции «Цербер» (и это заставило Милли с тревогой задуматься о том, куда еще он может свои руки приложить). Что же касалось интерьера, то вся отделка, которую она видела, бродя от каюты к каюте, оказалась за пределами ее воображения. Картины подозрительно напоминали подлинники, а поручни для передвижения в условиях невесомости сплошь были из редкой древесины, импортированной с Земли.
Личные каюты Джека Бестона, на которые Милли бросила быстрый и неуполномоченный взор, включали в себя гостиную, кухню, где имелось самое современное оборудование, какое только Милли могла вообразить, и большую спальню. Интересно, кому там предполагалось спать? Сам Джек был насколько тощ, что попросту потерялся бы в этой пуховой безбрежности.
Возможно, внезапное получение крупного богатства со всяким бы это проделало — в особенности если способы, которыми этот всякий мог тратить деньги, были бы чрезвычайно ограниченны.
История в том виде, в каком Ханна поведала ее Милли, могла показаться грустной, чудесной или нелепой — в зависимости от точки зрения.
Филип и Джек Бестоны выросли на Ганимеде в условиях достаточно скромных. Они не были ни настолько бедны, чтобы страдать от жизненных невзгод, ни настолько богаты, чтобы стать частью «золотой молодежи», представителям которой казалось, что Ганимед и вся Солнечная система существуют исключительно для их игр. Однако Филип и Джек знали, что происходят из семьи, которая некогда была при деньгах. С тех пор, впрочем, прошло уже больше столетия. Теперь они были просто умными, амбициозными и энергичными.
До шестнадцатого дня рождения Филипа этого было вполне достаточно. Через три недели после того дня, когда они были в школе, им позвонили. Братьев попросили прийти, когда им будет удобно, в контору Бранксома и Рейда, но никому об этом не говорить. Ввиду последнего настояния дело становилось еще более интересным. Ни Филип, ни Джек никогда не слышали ни о Бранксоме, ни о Рейде, однако звонивший заверил их, что эти двое в течение многих поколений были юридическими советниками семьи Бестонов.
Первоначальные Бранксомы и Рейды давным-давно умерли, объяснила братьям Марта Сафо Рейд, сухонькая старушка лет под восемьдесят. Она усадила Филипа и Джека в своем убогом кабинетике на вызывающе старомодные кресла с подголовниками. Затем, вручив им зеленый чай в древних фарфоровых чашках, приступила к делу.
— Хочу рассказать вам довольно странную историю. Наверное, вы уже слышали о Марке Туллии Бестоне?
Ища поддержки, Джек повернулся к старшему брату. Филип неуверенно спросил:
— Это типа… ну, наш двоюродный прапрадедушка?
Марта Рейд кивнула.
— Добавьте еще одно пра, и все будет верно. Марк Туллий Бестон выдрессировал первое поколение китовых работников и составил себе гигантское состояние на земных океанских фермах. Однако ни в какие долговременные любовные связи он не вступал, и умер sine prole.
Заметив обмен недоуменными взглядами, она пояснила:
— Это означает, что он умер бездетным. Не желая передавать свое состояние сестрам, братьям, племянникам или племянницам, что было бы в такой ситуации самым обычным решением, Марк Туллий пошел по совершенно иной тропе. Он учредил трест, начальный капитал которого образовывало все его состояние. Далее, после его смерти капиталами теста следовало управлять, разумно их инвестируя, однако во всех иных отношениях эти капиталы должны были оставаться нетронутыми в течение периода в три четверти столетия. Затем наследники могли их получить. Следует, правда, заметить, что Марк Туллий Бестон был человеком, которого многие считали весьма эксцентричным.
Марта Рейд не стала отвлекаться на Филипа и Джека, по взглядам которых друг на друга не сложно было предположить, что они считают Марка Туллия Бестона законченным психом.
— Завещание Бестона установило, — продолжила она, — что наследование должно стать ограниченным. Иначе говоря, наследство могло отойти только тем членам семьи, которые удовлетворяли определенным критериям, а кроме того, его можно было тратить только определенными способами. Эти способы были достаточно четко очерчены. Унаследованное богатство нельзя было тратить на удовольствия и развлечения. Его следовало прикладывать исключительно к таким предприятиям, которые смогли бы существенно изменить будущее рода человеческого и благотворно на этот самый род повлиять.
Должным образом Марк Туллий Бестон скончался. Первый результат его смерти был, пожалуй, полностью предсказуем. Его завещание было опротестовано всеми его живыми родственниками, ибо все они оказались лишены наследства в пользу отдаленного будущего. Завещание пережило три судебных процесса, и трест был учрежден. Об остальной части этой истории вы, я думаю, уже начинаете догадываться.
Джек опять взглянул на Филипа, ища поддержки. Тот спросил:
— Э-э… типа, всю эту ерундовину в Великую войну раздолбали?
— На самом деле нет, хотя это весьма разумное предположение. Трест сохранился, и его доходы, в хорошие времена или в плохие, росли вплоть до настоящего дня. И задолго до Великой войны менеджерам треста пришло в голову вложить существенную часть капиталов в развитие Внешней системы. Теперь, однако, мы должны перейти к дню сегодняшнему. Прошло семьдесят пять лет со дня смерти Марка Туллия Бестона. Выражаясь еще определеннее, сегодня как раз годовщина его кончины. Правила линии наследования были достаточно сложными, но четко определенными. Вы, Филип Бестон и Джек Бестон, являетесь единственными наследниками Марка Туллия Бестона. В полном соответствии с его завещанием вы наследуете равные доли его движимого и недвижимого имущества.
— Типа, нам деньги причитаются? — Изложение наконец достигло той точки, в которой братья сумели что-то для себя уяснить.
— В конечном итоге, но не в ближайшие годы. Старший брат — то есть, вы, Филип — должен достичь возраста двадцати трех лет. Более того, капиталы могут быть использованы каждым из вас только в первоначально описанной манере; а именно, для таких предприятий, которые существенно и благотворно повлияют на будущее человечества.
— А наши предки об этом знают?
— Ваши родители пока еще ничего об этом не знают. Марк Туллий Бестон предвидел ситуацию, в которой индивиды станут искать способы использования кредита в счет будущего унаследования, и постарался ее избежать.
— А должны будут наши родители об этом узнать? — спросил Джек.
— Полагаю, это неизбежно. Но я не вижу здесь особой проблемы.
— Это потому, — сказал Джек, — что вы нашей мачехи не знаете.
А Филип горестно вздохнул:
— Эх, блин. Никаких денег мы не получим. Мы получим кучу проблем.
— Как я об этом слышала, — продолжала Ханна, — родители Филипа и Джека предприняли собственную попытку подкопаться под условия завещания, всеми силами стараясь заграбастать деньги своих детишек. Но успеха имели не больше, чем те, кто семьдесят пять лет назад пытался то же самое провернуть. Единственным результатом всех этих усилий стало то, что Филип и Джек решили больше никогда не разговаривать со своей мачехой.
А затем Филип и Джек сделались достаточно взрослыми, чтобы унаследовать капиталы Марка Туллия Бестона. У них перед носом оказался такой куш, какого они никогда не мечтали получить, но они понятия не имели, как прибрать его к рукам. Они предлагали всякую всячину, основываясь на собственных интересах, но управители треста все это отвергали. К примеру, Марта Рейд очень низко оценила значение для будущего человечества строительства стокилометрового катка на Каллисто, предложенного Филипом, или проведения ежегодных гонок на звездолетах по всей Солнечной системе, предложенного Джеком.