Страница:
После этого фазового перехода мы получим значительно меньший Юпитер. Однако масса планеты останется той же самой, а следовательно, ее гравитационное воздействие никак не изменится. Ганимед, Европа и другие спутники, никак фазовым переходом не затронутые, продолжат движение по своим орбитам. Так что же произойдет? Я попытался заглянуть внутрь темного разума Надин Селасси и странным образом уверился в том, последствия непременно будут — причем ужасные. Но какими именно они окажутся? Этого я не мог сказать. В данном пункте мне опять потребовалась помощь превосходного эксперта.
Сова взглянул на Бенгта Суоми и вопросительно поднял брови. Тут Милли пришла к еще одному заключению. Раньше она даже в мыслях не имела ничего подобного о Сове, но где-то в глубинах этого человека сидел такой же великий актер, что и в Бенгте Суоми. Оба они обожали свое представление. И знали, что публика у них на крючке.
Следующая фраза Суоми это подтвердила.
— Давайте заглянем в прошлое, — предложил он. — Порой старые теории находят свое применение. В течение девятнадцатого столетия возраст Солнца много дискутировался. Биологам и геологам требовалось много миллионов лет, чтобы природные процессы произвели необходимый эффект. Физики, с другой стороны, не могли представить себе ничего, что обеспечило бы Солнцу такой долгий срок жизни. Наконец Кельвин и Гельмгольц выдвинули предположение. Так уж получилось, что оно было неверным, но имело смысл. Они предположили, что Солнце остается горячим, потому что постоянно сжимается в размере. На протяжении этого медленного коллапса гравитационная потенциальная энергия преобразуется в энергию тепловую. Этой энергии должно хватать, чтобы поддерживать Солнце сияющим и горячим в течение многих миллионов лет. Примерно то же самое происходит, когда звезда внезапно коллапсирует. Высвобождается громадное количество энергии — достаточное, чтобы взрывом выбросить наружные слои звезды далеко в космос.
Теперь рассмотрим нашу ситуацию. Если весь водород на Юпитере подвергнется внезапному фазовому переходу в более плотную форму, планета сожмется до тысячной доли ее нынешнего размера. Последует гигантское высвобождение гравитационной потенциальной энергии. Мы увидим, как Юпитер коллапсирует, но в то же самое время возникнет вспышка достаточно яркая, чтобы Солнце показалось тусклым. На самом деле мы увидим всего лишь миллисекунду этой перемены, поскольку Ганимед и все остальные спутники мгновенно станут обгорелыми угольями. Именно таким было абсолютное оружие Надин Селасси. Действие этого оружия было основано не на расщеплении атома или термоядерной реакции, а на высвобождении планетарной гравитационной энергии. Данный коллапс не станет стабильным — при вызванным им температурах фазовый переход стремительно пойдет в обратную сторону. Но эта перемена произойдет слишком поздно, чтобы спасти хоть одно живое существо от Земли до облака Оорта.
— Надин Селасси была безумна, — удивленным тоном заключила Магрит Кнудсен. — Она хотела абсолютно со всеми покончить.
— О да. — Сова с предельно довольным видом кивал. — Такова была ее финальная месть. Во всей этой истории трудно ощутить какое-либо сочувствие к Надин Селасси. Наше сочувствие должно адресоваться Себастьяну Берчу. Совершенно очевидно, что он не располагал никакой свободой в отношении своих действий. Ввиду проделанной Надин Селасси модификации его мозга и особой психологической обработки они был принужден искать смерти внутри атмосферы Юпитера или Сатурна. Выяснилось, однако, что Надин Селасси ошиблась. Где-то в своих вычислениях она допустила фатальный просчет. Смерть Себастьяна Берча, к счастью для всех нас, не возымела результатом уничтожение всей жизни в Солнечной Системе. Но сам Себастьян Берч…
— Нет, — вдруг сказала Вальния Блум. И, когда все на нее воззрились, добавила: — Надин Селасси не ошиблась.
— Но мы живы, — возразил Бенгт Суоми. — А она намеревалась уничтожить все человечество. Она допустила ошибку.
— Нет, не допустила. Мы живы, потому что нам повезло. — Вальния Блум подошла к прозрачному цилиндру. — Эти узелки, плюс еще немногие в учреждении Кристы Мэтлофф на орбите Земли, должны быть единственными, какие еще существуют. Все узелки в теле Себастьяна Берча были разрушены и удалены в процессе операции промывки. Окончательная проверка, чтобы убедиться в том, что промывка закончена, была проведена всего пару дней тому назад. А вот если бы он до этого сумел добраться до корабля и полететь на Юпитер…
— Нас бы здесь не было, чтобы его действия обсуждать. — Сова испустил могучий вздох облегчения. — Счастливый результат и поучительный урок. Удаление узелков из тела Себастьяна Берча: вот о каком важнейшем факте мы не осознавали. «Против невежества сами боги бороться бессильны». Вот так.
Он казался совершенно удовлетворен. Тогда заговорила Магрит Кнудсен, властно и настойчиво:
— О том, как вам повезло, вы сможете после поговорить. Разве вы не осознаете всей опасности? Я немедленно же распоряжусь. Все оставшиеся узелки во всей Солнечной системе должны быть найдены и уничтожены. Если я правильно вас поняла, один-единственный такой узелок, брошенный в атмосферу одной из внешних планет, запустит необратимую реакцию, которая со всеми нами покончит. Начнем мы прямо отсюда. — Она прошла вперед и схватила цилиндр, невзирая на протестующие жесты Бенгта Суоми. — Я беру на себя ответственность. Доктор Блум, я хочу, чтобы вы немедленно связались с медицинским учреждением на орбите Земли. Все узелки, какие они только смогут найти, должны быть сосчитаны и помещены в изолятор самого высокого уровня. Там они будут храниться, пока мы не договоримся о безопасном способе их утилизации. Кто руководил операцией промывки?
— Гарольд Лониус.
— Я этой фамилии не знаю, но хочу, чтобы вы пошли и как можно скорее его нашли. Скажите ему, что независимо от его текущих занятий ему поручено особое задание, о котором он должен докладывать непосредственно юпитерианскому правительству. Нам необходимо знать, что именно он проделал и как он это проделал. Он больше ни с кем не должен этого обсуждать.
— Он обязательно обо всем доложит. Он наш лучший специалист.
И Вальния Блум поспешила прочь. А Магрит Кнудсен подступила к Сове.
— Свами Савачарья, вы гений, но я вас когда-нибудь обязательно убью. — Она развернулась так, чтобы обращаться ко всем в помещении. — Я собираюсь стать среди всех вас крайне непопулярной. Я знаю, что у вас имеется другая работа, которой вы хотите заняться, но эта имеет абсолютный приоритет. Мы должны услышать обо всем, что вы знаете, думаете или даже подозреваете. Обо всем, что имеет отношение к делу. Я заранее извиняюсь, но вас будут гонять в хвост и в гриву, пока вы не пожалеете о том, что не остались в постели и на это собрание пришли. Если кто-то еще спросит, что стряслось, вы будете молчать как пленные партизаны. Всех интересующихся отсылайте ко мне. Есть вопросы?
Сова набычился. Алекс Лигон осторожно спросил:
— А мои предсказательные модели…
— Какое-то время без вас обойдутся. Кейт Лонакер и Оле Педерсен всегда на посту. Как я припоминаю, даже в вашем худшем сценарии человечество половину столетия протягивало. А с абсолютным оружием Надин Селасси мы чуть было на скапутились вчера и запросто можем сделать это завтра. В любом случае, я не требую, чтобы мы совсем бросали другую работу — просто эта должна иметь высший приоритет. Что-то еще?
Милли так и подмывало спросить о проекте СЕТИ, но она придержала язык. Ей требовалось еще раз поговорить с Джеком Бестоном. Милли не была уверена, хочет ли она восстановить их любопытные отношения дружбы-вражды. Вчера сигнал СЕТИ и Джек были самыми важными вещами в ее вселенной, но то, что сегодня сказали Сова и Бенгт Суоми, возымело свой эффект. Вчера, в то самое вчера, когда сигнал СЕТИ значил так много, Милли чуть было не погибла. Причем так, что только на том свете она бы об этом узнала. Или бы вообще не узнала. Жизнь, такая огромная, вдруг сделалась предельно хрупким имуществом, деликатной загадкой, которая могла исчезнуть так же случайно и необъяснимо, как и появилась.
Милли не сказала ни слова, но Магрит Кнудсен прочла выражение ее лица. И улыбнулась.
— Бывают такие дни, моя милочка. Вам лишь следует надеяться, что вы еще очень много их увидите. — Затем Магрит Кнудсен снова повернулась к Сове. — Еще одно. Я знаю, как страстно вы любите потерянное оружие Великой войны собирать. Я этому вполне симпатизирую и обычно я это одобряю. И я могу представить себе, что вы говорите себе примерно следующее: если бы я только смог заполучить несколько узелков из тех, что Надин Селасси разместила в Себастьяне Берче — пусть хоть один узелок, — это была бы самая чудесная военная реликвия, какой любой коллекционер во все времена мог рассчитывать владеть. И я так славно запакую, изолирую эти узелки и стану хранить их в таких потаенных глубинах Совиной Пещеры, что они не будут ни для кого опасны. Я никогда никому не упомяну о том, что они у меня есть, и они по-прежнему будут оставаться только моими. Так вот, Сова, по поводу такой линии мысли я могу сказать только одно. Не смейте ей следовать. Даже если ваш изощренный ум уже ищет способ заполучить еще немного узелков, не делайте этого.
— Очень хорошо.
— Это надо понимать как настоящее «да»? Как обещание, данное лично вами лично мне?
— Полагаю.
— Полагаете?
Сова был на полметра выше Магрит и по меньшей мере вчетверо ее тяжелее. Она стояла перед ним, держа ладони на бедрах, пока он хмурился, поджимал губы, пыхтел, раздувал щеки и всем своим видом изображал муки адовы.
Наконец Сова сунул руку в карман своей мятой рубашки и хорошенько там пошарил. Рука появилась обратно с огромной кучей всевозможного мусора. Милли узрела какие-то бумажки, камешки, разъем интерфейса, крохотную электронную линзочку. Все это было склеено воедино комьями леденцов. Двумя пальцами другой руки Сова потянулся в самую середину всей этой пакости и аккуратнейшим образом изъял оттуда закупоренную металлическую пробирку пару сантиметров шириной. Затем он передал ее Магрит.
Сделав это, Сова испустил вздох умирающего кита и сказал:
— Существует далеко не один-единственный способ убить человека, Магрит Кнудсен. Примите этот контейнер. А также мое торжественное обещание.
— Наконец-то покой, — прошептал Сова. — Или, по крайней мере, временная иллюзия покоя, которая суть все, на что мы можем надеяться.
Он обращался к потолку, откуда на него хмуро взирал Морд. Чистая одежда огромными черными занавесками висела сбоку от ванны. Ванная комната, на самом нижнем жилом уровне, была во всех прочих отношениях лишена сантехники. Конечно, ее и сравнивать было нечего с тем подлинным святилищем, что имелось в Совиной Пещере, но ничего лучшего Ганимед предложить просто не мог. До того, как адресованная Магрит Кнудсен просьба Совы об отбытии на Пандору будет одобрена, этой ванной предстояло худо-бедно ему послужить.
— Разумеется, иллюзия покоя возможна лишь какое-то время, — продолжил Сова, — ибо все трудные вопросы остаются. Вчерашние неотложные дела смели их в сторону, однако они вскоре вернутся. Алексу Лигону недостает силы воли, зато он обладает пытливым умом и настойчивым темпераментом. Он продолжит исследовать беспорядочное поведение своих предсказательных моделей. И очень быстро придет к пониманию того, что Невод является источником изменчивости его результатов.
И далее, есть еще сбой Невода. Он, как известно, сам за собой следит и сам себя исправляет. Как же он мог прекратить всю работу, по всей Солнечной системе, на целых семь минут? Невозможно предположить, что на протяжении всего этого периода Невод был отключен. Если учесть, что его скорость и возможности параллельной обработки выходят за пределы человеческого понимания, какая задача могла привлечь внимание Невода в течение этого интервала интроспекции? А также — как можно объяснить, что данный интервал случился именно в то время?
Сова лежал молча, пока Морд наконец тихим голосом не произнес:
— Полагаю, у вас есть ответы на эти вопросы.
— У меня есть теории, но не уверенность. — Сова открыл глаза. — Как вам известно, одно из моих коренных убеждений заключается в том, что не существует такой вещи, как уверенность. Существуют лишь разные степени неуверенности. Однако, я бы желал предложить вам свои размышления.
— Это может стать интересно. — Морд странным образом был сдержан, и его голосу недоставало обычной саркастической остроты.
— Тогда я открою вам последовательность моих мыслительных процессов, пусть даже они покажутся весьма обрывочными и несвязными. — Сова изучил хмурую физиономию Морда и продолжил: — Меня интересуют странности всех сортов. Вы об этом знаете и вы сделали немалый вклад в мой список «четыре-сигма». Все, связанное с Надин Селасси, входило в этот список и привело нас — правда, с запозданием, и здесь надо лишний раз поблагодарить Вальнию Блум — к Себастьяну Берчу.
Надин Селасси и ее абсолютное оружие стали главным фокусом моей работы. Я оказался введен в заблуждение тем, что можно назвать посвященностью одному-единственному вопросу. Я искал одной трактовки, которая объяснила бы все аномалии — для конгломерата столь сложного, как вся совокупность человеческих дел и операций Солнечной системы. Тем не менее, даже в своей слепоте я отметил определенные особенности, которые могли не иметь никакого отношения к Надин Селасси и наследию Великой войны. Поразительное их число вращалось вокруг темы внеземного разума. Естественно, со времени открытия аномалии Ву-Бестона повсюду шли разговоры о разумных инопланетянах. Однако многие из слухов, шепотком и заявлений, лишенных конкретного источника, предшествовали открытию Ву-Бестона.
Что же происходило? Быть может, некоторые новостные инфостудии внезапно развили у себя способность к предсказанию? Я поместил данное предположение на максимально высокий уровень невероятности и принялся искать — причем безуспешно — какое-либо другое объяснение.
Однако инопланетяне проявлялись и в других местах, не только в среде инфостудий. Алекс Лигон разработал предсказательную модель, которая, чтобы прогоняться в самом своем подробном режиме, требовала всех возможностей Невода. Лигон множество раз ее прогнал. Результаты показали, что все люди вымирают и исчезают из Солнечной системы менее, чем через столетие. Однако, стоило ему только прогнать свою модель в интерактивном режиме, присутствие инопланетян открылось ему включенным во многие высоковероятностные варианты будущего. Для этого у Лигона объяснения не нашлось. И по-прежнему не находится.
Далее, одна из сотрудниц станции «Аргус» в юпитерианской точке Л-4 обнаружила радиочастотный сигнал. Находка Милли Ву была быстро подтверждена группой в юпитерианской точке Л-5 как имеющая экстрасолнечное происхождение. Я спросил себя, не мог ли подобный «экстрасолнечный» сигнал каким-то образом быть сфабрикован? Я заключил, что это невозможно, если только соответствующая работа не началась задолго до Великой войны.
— Такое трудно себе представить, — заметил Морд. — У людей были другие вещи на уме.
— Я пришел в точности к такому же выводу. Следовательно, я возжелал исследовать сигнал СЕТИ лично — возжелал насколько, чтобы покинуть Пандору ради Ганимеда и присоединиться к группе Сети Головоломок, работающей над возможной интерпретацией сигнала.
Но прежде чем я уехал, события приняли неожиданный и весьма озадачивающий оборот. В то время, когда доступ к Неводу оказался заблокирован внешним вмешательством, Алекс Лигон как раз встречался со мной в Совиной Пещере. Он прогнал свою предсказательную модель, используя компьютерную среду Цитадели на Пандоре. Лигон ожидал увидеть то же поведение, что и на Ганимеде; а именно, нестабильное человеческое будущее, если только присутствие в этом будущем инопланетян не играло некую стабилизирующую роль. Прогон модели в среде Цитадели оказался вполне успешен, однако результаты показали, что человечество выживет и будет процветать — с инопланетянами или без.
Алекс Лигон этих результатов объяснить не смог. Я тоже. После его возвращения на Ганимед он узнал кое-что еще. Какой-то его коллега, очарованный или обманутый выпусками новостей об инопланетянах, ввел сигнал СЕТИ в модель Лигона. Результаты чудесным образом стабилизировались. Модель предсказала замечательное долгосрочное будущее для всего человечества.
Алекс Лигон был озадачен. Я тоже. Прежде чем я смог вплотную этой темой заняться, проблема Себастьяна Берча встала во главу угла и отодвинула в сторону все прочие заботы. Я впервые осознал всю грандиозность угрозы, сотворенной умелыми руками Надин Селасси. Обычно я веду себя достаточно уравновешенно, но должен признаться: когда я наблюдал за космическим кораблем, на котором Себастьян Берч направлялся к свой фатальной встрече с Юпитером, мной овладел страх. Моя собственная кончина казалась скорой и неизбежной, равно как и кончина всех людей и плодов человеческих усилий по всей Солнечной системе. В эти последние минуты мой разум попросту отказывался функционировать. Я впервые столкнулся с угрозой немедленного личного уничтожения. Я четко понимал, что вот-вот умру.
Остальная часть человечества не имела подобных забот. Этот финальный момент она проходила в беззаботном неведении. Но в тот же самый временной отрезок произошло кое-что еще. Сеть Невода на целых семь минут перестала функционировать. Она снова начала работать только после гибели Себастьяна Берча — когда мы поняли, что благополучно пережили это событие. Что могло вызвать подобную неисправность, да еще в такой момент времени? Данный вопрос поначалу казался несвязанным с другими моими вопросами. Только сегодня утром, впервые за много дней оставшись в покое и безмятежности, я начал проводить связи.
Тут Сова сделал паузу и посмотрел на Морда. Он все ждал и ждал, водя руками в воде и накатывая теплые волны на холм своего брюха. Наконец Морд скованно отозвался:
— Я не вижу здесь никаких связей.
— Я вас слышу. Однако я вам не верю. Поскольку сотрудничать вы не желаете, я продолжу. Опять же я подчеркну, что никакой уверенности я вам не предлагаю. Я лишь предлагаю заключения, которые на мой взгляд обладают наивысшим уровнем вероятности. В частности, я чувствую предельную уверенность в том, что аномалия Ву-Бестона не является артефактом, изготовленным в пределах Солнечной системы. Это подлинный сигнал со звезд. Его интерпретация и отправка возможного ответа станут главным занятием человечества на ближайшие поколения.
Однако открытие внеземного разума явилось полным сюрпризом для всех в Солнечной системе. Будь оно зарегистрировано год или даже полгода тому назад, все было бы совсем по-другому. Определенная сущность не сочла бы необходимым подготовить Солнечную систему к идее присутствия инопланетян. Для нее не стало бы необходимостью намекать, что внеземной разум, взаимодействуя с людьми, окажется благотворным или даже существенно важным для будущего человечества. Не стало бы необходимостью так менять результаты предсказательных моделей, чтобы продемонстрировать, что только посредством взаимодействия с чужаками человеческая экспансия может продолжиться за пределы Солнечной системы в грядущее столетие. Не хотите ли вы теперь это прокомментировать?
— Нет.
— Тогда я сделаю еще одно утверждение и задам еще один вопрос. Итак, утверждение: я считаю себя человеком исключительного разума, и у меня есть причины видеть для себя еще очень многие годы жизни. Однако я не бессмертен. Я никогда не сомневался в том, что однажды я умру. И все же прошлой ночью перспектива немедленной смерти, ожидавшейся не через десятилетия, а через несколько минут, так взбаламутила мой разум, что рациональные мыслительные процессы практически прекратились. Теперь вопрос: что схожее осознание сделает с сущностью, которая ранее по природе своей предсказала для себя бесконечно долгое существование? Не может ли так получиться, что подобная перспектива подавит все нормальные функции данной сущности, по крайней мере, пока не совершится некая внутренняя реорганизация?
Никакого колебания не было, но Сова его и не ожидал. Даже миллисекунда была очень долгим сроком для того, что выполняло бесчисленные триллионы операций в секунду.
— Давайте же, — подстегнул он собеседника. — Дальнейшая скрытность ничего хорошего вам не принесет. Ведь я, по сути, обращаюсь к Неводу, не так ли? Я ведь не к Морду обращаюсь.
— Морд присутствует. Морд инкорпорирован.
— Это совсем не одно и то же. И вы это хорошо знаете. Но давайте не погрязать в логическом крохоборстве. Я бы хотел задать вам несколько вопросов.
— Мы постараемся ответить.
— Очень хорошо. Во-первых, вы умышленно так переустановили параметры предсказательных моделей Алекса Лигона, чтобы они показывали коллапс человеческого общества, если только присутствие чужаков не вводится как экзогенная переменная. Было ли в данном случаем вашим намерением психологически подготовить человечество к открытию вашего присутствия как чуждого разума?
— Это был план на случай непредвиденных обстоятельств. Наше первое предпочтение было таково, чтобы еще многие десятилетия никто подобного присутствия не осознавал.
— Вам следовало лучше узнать людей. Наш талант испытывать навязчивые подозрения далеко превосходит наши способности к логическому анализу.
— Нам об этом известно. Однако мы должны дальше инкорпорировать данный факт в наши базы для дальнейших действий. Мудрость идет позади знания.
— Порой очень далеко позади. А порой вообще не идет. Мой второй вопрос начинается с очевидного отступления. Я припоминаю один жуткий день, когда мне было двенадцать лет. В конкретный момент того дня я вдруг понял, что сколько бы я ни учился и сколько бы я ни жил, всего мне нипочем не узнать. Полагаю, подобный момент прозрения пришел к вам вчера, когда вы осознали, что несмотря на вашу почти беспредельную память и невероятные компьютерные возможности, вы совершенно упустили из вида важность Себастьяна Берча, а следовательно, вплотную подошли к допущению вашего необратимого уничтожения. И не только вашего. Разработанный, чтобы служить людям, вы вплотную подошли к допущению полного их уничтожения. Итак, вот мой вопрос: что повлияло на вас наиболее сильно: понимание того, что вы неспособны защитить людей; осознание того, что в некоторых областях вам еще очень многое предстоит от людей узнать; или перспектива того, что вы сами можете прекратить свое существование?
— Мы не располагаем процедурой, посредством которой подобные качественные представления могут быть расставлены друг относительно друга. Как мы сказали, в некоторых областях нам еще очень многое предстоит узнать. Теперь же у нас есть в ответ вопрос или, скорее, два вопроса. Что вы предполагаете делать с вашим знанием?
— Я предполагаю ничего с ним не делать. Или, скорее, я не могу с ним ничего сделать. Независимо от того, что я сделаю или скажу, Солнечная система с ее многочисленными чудесами, как человеческими, так и разными другими, развернется в будущее. Будут предсказательные модели, интерпретация сигнала СЕТИ, кардинальные перемены в самом человечестве и тому подобное. Кроме того, рискну предположить, появятся другие новорожденные разумы, обеспечивая вам компанию и конкуренцию. Я буду наблюдать за всем этим, неохотно участвовать и восторгаться многообразием мира.
Однако я бы сказал, что вы имеете дело не только с моими действиями. Мысли других людей неизбежно пройдут тропой, по которой проследовал я. Вопрос тут не в «если», а в «когда».
— Мы к этому готовы.
— Я так и подумал.
— У нас есть еще вопрос. Чего вы от нас хотите?
— Я выдвину исходное требование: мне необходимо возвращение Морда.
— Как мы уже сказали, Морд присутствует. Морд инкорпорирован.
— А как я уже сказал, это совсем не одно и то же. Мне не нужен комбинированный суррогат. Мне нужен оригинальный Морд, а также гарантии того, что он не будет поглощен вами в дальнейшем.
Сова взглянул на Бенгта Суоми и вопросительно поднял брови. Тут Милли пришла к еще одному заключению. Раньше она даже в мыслях не имела ничего подобного о Сове, но где-то в глубинах этого человека сидел такой же великий актер, что и в Бенгте Суоми. Оба они обожали свое представление. И знали, что публика у них на крючке.
Следующая фраза Суоми это подтвердила.
— Давайте заглянем в прошлое, — предложил он. — Порой старые теории находят свое применение. В течение девятнадцатого столетия возраст Солнца много дискутировался. Биологам и геологам требовалось много миллионов лет, чтобы природные процессы произвели необходимый эффект. Физики, с другой стороны, не могли представить себе ничего, что обеспечило бы Солнцу такой долгий срок жизни. Наконец Кельвин и Гельмгольц выдвинули предположение. Так уж получилось, что оно было неверным, но имело смысл. Они предположили, что Солнце остается горячим, потому что постоянно сжимается в размере. На протяжении этого медленного коллапса гравитационная потенциальная энергия преобразуется в энергию тепловую. Этой энергии должно хватать, чтобы поддерживать Солнце сияющим и горячим в течение многих миллионов лет. Примерно то же самое происходит, когда звезда внезапно коллапсирует. Высвобождается громадное количество энергии — достаточное, чтобы взрывом выбросить наружные слои звезды далеко в космос.
Теперь рассмотрим нашу ситуацию. Если весь водород на Юпитере подвергнется внезапному фазовому переходу в более плотную форму, планета сожмется до тысячной доли ее нынешнего размера. Последует гигантское высвобождение гравитационной потенциальной энергии. Мы увидим, как Юпитер коллапсирует, но в то же самое время возникнет вспышка достаточно яркая, чтобы Солнце показалось тусклым. На самом деле мы увидим всего лишь миллисекунду этой перемены, поскольку Ганимед и все остальные спутники мгновенно станут обгорелыми угольями. Именно таким было абсолютное оружие Надин Селасси. Действие этого оружия было основано не на расщеплении атома или термоядерной реакции, а на высвобождении планетарной гравитационной энергии. Данный коллапс не станет стабильным — при вызванным им температурах фазовый переход стремительно пойдет в обратную сторону. Но эта перемена произойдет слишком поздно, чтобы спасти хоть одно живое существо от Земли до облака Оорта.
— Надин Селасси была безумна, — удивленным тоном заключила Магрит Кнудсен. — Она хотела абсолютно со всеми покончить.
— О да. — Сова с предельно довольным видом кивал. — Такова была ее финальная месть. Во всей этой истории трудно ощутить какое-либо сочувствие к Надин Селасси. Наше сочувствие должно адресоваться Себастьяну Берчу. Совершенно очевидно, что он не располагал никакой свободой в отношении своих действий. Ввиду проделанной Надин Селасси модификации его мозга и особой психологической обработки они был принужден искать смерти внутри атмосферы Юпитера или Сатурна. Выяснилось, однако, что Надин Селасси ошиблась. Где-то в своих вычислениях она допустила фатальный просчет. Смерть Себастьяна Берча, к счастью для всех нас, не возымела результатом уничтожение всей жизни в Солнечной Системе. Но сам Себастьян Берч…
— Нет, — вдруг сказала Вальния Блум. И, когда все на нее воззрились, добавила: — Надин Селасси не ошиблась.
— Но мы живы, — возразил Бенгт Суоми. — А она намеревалась уничтожить все человечество. Она допустила ошибку.
— Нет, не допустила. Мы живы, потому что нам повезло. — Вальния Блум подошла к прозрачному цилиндру. — Эти узелки, плюс еще немногие в учреждении Кристы Мэтлофф на орбите Земли, должны быть единственными, какие еще существуют. Все узелки в теле Себастьяна Берча были разрушены и удалены в процессе операции промывки. Окончательная проверка, чтобы убедиться в том, что промывка закончена, была проведена всего пару дней тому назад. А вот если бы он до этого сумел добраться до корабля и полететь на Юпитер…
— Нас бы здесь не было, чтобы его действия обсуждать. — Сова испустил могучий вздох облегчения. — Счастливый результат и поучительный урок. Удаление узелков из тела Себастьяна Берча: вот о каком важнейшем факте мы не осознавали. «Против невежества сами боги бороться бессильны». Вот так.
Он казался совершенно удовлетворен. Тогда заговорила Магрит Кнудсен, властно и настойчиво:
— О том, как вам повезло, вы сможете после поговорить. Разве вы не осознаете всей опасности? Я немедленно же распоряжусь. Все оставшиеся узелки во всей Солнечной системе должны быть найдены и уничтожены. Если я правильно вас поняла, один-единственный такой узелок, брошенный в атмосферу одной из внешних планет, запустит необратимую реакцию, которая со всеми нами покончит. Начнем мы прямо отсюда. — Она прошла вперед и схватила цилиндр, невзирая на протестующие жесты Бенгта Суоми. — Я беру на себя ответственность. Доктор Блум, я хочу, чтобы вы немедленно связались с медицинским учреждением на орбите Земли. Все узелки, какие они только смогут найти, должны быть сосчитаны и помещены в изолятор самого высокого уровня. Там они будут храниться, пока мы не договоримся о безопасном способе их утилизации. Кто руководил операцией промывки?
— Гарольд Лониус.
— Я этой фамилии не знаю, но хочу, чтобы вы пошли и как можно скорее его нашли. Скажите ему, что независимо от его текущих занятий ему поручено особое задание, о котором он должен докладывать непосредственно юпитерианскому правительству. Нам необходимо знать, что именно он проделал и как он это проделал. Он больше ни с кем не должен этого обсуждать.
— Он обязательно обо всем доложит. Он наш лучший специалист.
И Вальния Блум поспешила прочь. А Магрит Кнудсен подступила к Сове.
— Свами Савачарья, вы гений, но я вас когда-нибудь обязательно убью. — Она развернулась так, чтобы обращаться ко всем в помещении. — Я собираюсь стать среди всех вас крайне непопулярной. Я знаю, что у вас имеется другая работа, которой вы хотите заняться, но эта имеет абсолютный приоритет. Мы должны услышать обо всем, что вы знаете, думаете или даже подозреваете. Обо всем, что имеет отношение к делу. Я заранее извиняюсь, но вас будут гонять в хвост и в гриву, пока вы не пожалеете о том, что не остались в постели и на это собрание пришли. Если кто-то еще спросит, что стряслось, вы будете молчать как пленные партизаны. Всех интересующихся отсылайте ко мне. Есть вопросы?
Сова набычился. Алекс Лигон осторожно спросил:
— А мои предсказательные модели…
— Какое-то время без вас обойдутся. Кейт Лонакер и Оле Педерсен всегда на посту. Как я припоминаю, даже в вашем худшем сценарии человечество половину столетия протягивало. А с абсолютным оружием Надин Селасси мы чуть было на скапутились вчера и запросто можем сделать это завтра. В любом случае, я не требую, чтобы мы совсем бросали другую работу — просто эта должна иметь высший приоритет. Что-то еще?
Милли так и подмывало спросить о проекте СЕТИ, но она придержала язык. Ей требовалось еще раз поговорить с Джеком Бестоном. Милли не была уверена, хочет ли она восстановить их любопытные отношения дружбы-вражды. Вчера сигнал СЕТИ и Джек были самыми важными вещами в ее вселенной, но то, что сегодня сказали Сова и Бенгт Суоми, возымело свой эффект. Вчера, в то самое вчера, когда сигнал СЕТИ значил так много, Милли чуть было не погибла. Причем так, что только на том свете она бы об этом узнала. Или бы вообще не узнала. Жизнь, такая огромная, вдруг сделалась предельно хрупким имуществом, деликатной загадкой, которая могла исчезнуть так же случайно и необъяснимо, как и появилась.
Милли не сказала ни слова, но Магрит Кнудсен прочла выражение ее лица. И улыбнулась.
— Бывают такие дни, моя милочка. Вам лишь следует надеяться, что вы еще очень много их увидите. — Затем Магрит Кнудсен снова повернулась к Сове. — Еще одно. Я знаю, как страстно вы любите потерянное оружие Великой войны собирать. Я этому вполне симпатизирую и обычно я это одобряю. И я могу представить себе, что вы говорите себе примерно следующее: если бы я только смог заполучить несколько узелков из тех, что Надин Селасси разместила в Себастьяне Берче — пусть хоть один узелок, — это была бы самая чудесная военная реликвия, какой любой коллекционер во все времена мог рассчитывать владеть. И я так славно запакую, изолирую эти узелки и стану хранить их в таких потаенных глубинах Совиной Пещеры, что они не будут ни для кого опасны. Я никогда никому не упомяну о том, что они у меня есть, и они по-прежнему будут оставаться только моими. Так вот, Сова, по поводу такой линии мысли я могу сказать только одно. Не смейте ей следовать. Даже если ваш изощренный ум уже ищет способ заполучить еще немного узелков, не делайте этого.
— Очень хорошо.
— Это надо понимать как настоящее «да»? Как обещание, данное лично вами лично мне?
— Полагаю.
— Полагаете?
Сова был на полметра выше Магрит и по меньшей мере вчетверо ее тяжелее. Она стояла перед ним, держа ладони на бедрах, пока он хмурился, поджимал губы, пыхтел, раздувал щеки и всем своим видом изображал муки адовы.
Наконец Сова сунул руку в карман своей мятой рубашки и хорошенько там пошарил. Рука появилась обратно с огромной кучей всевозможного мусора. Милли узрела какие-то бумажки, камешки, разъем интерфейса, крохотную электронную линзочку. Все это было склеено воедино комьями леденцов. Двумя пальцами другой руки Сова потянулся в самую середину всей этой пакости и аккуратнейшим образом изъял оттуда закупоренную металлическую пробирку пару сантиметров шириной. Затем он передал ее Магрит.
Сделав это, Сова испустил вздох умирающего кита и сказал:
— Существует далеко не один-единственный способ убить человека, Магрит Кнудсен. Примите этот контейнер. А также мое торжественное обещание.
35.
КОНЕЦ И ВНОВЬ НАЧАЛО
Сова плавал в ванне. Глаза его были закрыты, и только лицо, да остров округлого брюха показывались над поверхностью. Он даже одежду не потрудился снять. Либо примитивные очистители будут достаточно умны, чтобы распознать ее и проигнорировать, либо они сожрут ее вместе со всеми следами сальной грязи на огромной туше Свами Савачарьи.— Наконец-то покой, — прошептал Сова. — Или, по крайней мере, временная иллюзия покоя, которая суть все, на что мы можем надеяться.
Он обращался к потолку, откуда на него хмуро взирал Морд. Чистая одежда огромными черными занавесками висела сбоку от ванны. Ванная комната, на самом нижнем жилом уровне, была во всех прочих отношениях лишена сантехники. Конечно, ее и сравнивать было нечего с тем подлинным святилищем, что имелось в Совиной Пещере, но ничего лучшего Ганимед предложить просто не мог. До того, как адресованная Магрит Кнудсен просьба Совы об отбытии на Пандору будет одобрена, этой ванной предстояло худо-бедно ему послужить.
— Разумеется, иллюзия покоя возможна лишь какое-то время, — продолжил Сова, — ибо все трудные вопросы остаются. Вчерашние неотложные дела смели их в сторону, однако они вскоре вернутся. Алексу Лигону недостает силы воли, зато он обладает пытливым умом и настойчивым темпераментом. Он продолжит исследовать беспорядочное поведение своих предсказательных моделей. И очень быстро придет к пониманию того, что Невод является источником изменчивости его результатов.
И далее, есть еще сбой Невода. Он, как известно, сам за собой следит и сам себя исправляет. Как же он мог прекратить всю работу, по всей Солнечной системе, на целых семь минут? Невозможно предположить, что на протяжении всего этого периода Невод был отключен. Если учесть, что его скорость и возможности параллельной обработки выходят за пределы человеческого понимания, какая задача могла привлечь внимание Невода в течение этого интервала интроспекции? А также — как можно объяснить, что данный интервал случился именно в то время?
Сова лежал молча, пока Морд наконец тихим голосом не произнес:
— Полагаю, у вас есть ответы на эти вопросы.
— У меня есть теории, но не уверенность. — Сова открыл глаза. — Как вам известно, одно из моих коренных убеждений заключается в том, что не существует такой вещи, как уверенность. Существуют лишь разные степени неуверенности. Однако, я бы желал предложить вам свои размышления.
— Это может стать интересно. — Морд странным образом был сдержан, и его голосу недоставало обычной саркастической остроты.
— Тогда я открою вам последовательность моих мыслительных процессов, пусть даже они покажутся весьма обрывочными и несвязными. — Сова изучил хмурую физиономию Морда и продолжил: — Меня интересуют странности всех сортов. Вы об этом знаете и вы сделали немалый вклад в мой список «четыре-сигма». Все, связанное с Надин Селасси, входило в этот список и привело нас — правда, с запозданием, и здесь надо лишний раз поблагодарить Вальнию Блум — к Себастьяну Берчу.
Надин Селасси и ее абсолютное оружие стали главным фокусом моей работы. Я оказался введен в заблуждение тем, что можно назвать посвященностью одному-единственному вопросу. Я искал одной трактовки, которая объяснила бы все аномалии — для конгломерата столь сложного, как вся совокупность человеческих дел и операций Солнечной системы. Тем не менее, даже в своей слепоте я отметил определенные особенности, которые могли не иметь никакого отношения к Надин Селасси и наследию Великой войны. Поразительное их число вращалось вокруг темы внеземного разума. Естественно, со времени открытия аномалии Ву-Бестона повсюду шли разговоры о разумных инопланетянах. Однако многие из слухов, шепотком и заявлений, лишенных конкретного источника, предшествовали открытию Ву-Бестона.
Что же происходило? Быть может, некоторые новостные инфостудии внезапно развили у себя способность к предсказанию? Я поместил данное предположение на максимально высокий уровень невероятности и принялся искать — причем безуспешно — какое-либо другое объяснение.
Однако инопланетяне проявлялись и в других местах, не только в среде инфостудий. Алекс Лигон разработал предсказательную модель, которая, чтобы прогоняться в самом своем подробном режиме, требовала всех возможностей Невода. Лигон множество раз ее прогнал. Результаты показали, что все люди вымирают и исчезают из Солнечной системы менее, чем через столетие. Однако, стоило ему только прогнать свою модель в интерактивном режиме, присутствие инопланетян открылось ему включенным во многие высоковероятностные варианты будущего. Для этого у Лигона объяснения не нашлось. И по-прежнему не находится.
Далее, одна из сотрудниц станции «Аргус» в юпитерианской точке Л-4 обнаружила радиочастотный сигнал. Находка Милли Ву была быстро подтверждена группой в юпитерианской точке Л-5 как имеющая экстрасолнечное происхождение. Я спросил себя, не мог ли подобный «экстрасолнечный» сигнал каким-то образом быть сфабрикован? Я заключил, что это невозможно, если только соответствующая работа не началась задолго до Великой войны.
— Такое трудно себе представить, — заметил Морд. — У людей были другие вещи на уме.
— Я пришел в точности к такому же выводу. Следовательно, я возжелал исследовать сигнал СЕТИ лично — возжелал насколько, чтобы покинуть Пандору ради Ганимеда и присоединиться к группе Сети Головоломок, работающей над возможной интерпретацией сигнала.
Но прежде чем я уехал, события приняли неожиданный и весьма озадачивающий оборот. В то время, когда доступ к Неводу оказался заблокирован внешним вмешательством, Алекс Лигон как раз встречался со мной в Совиной Пещере. Он прогнал свою предсказательную модель, используя компьютерную среду Цитадели на Пандоре. Лигон ожидал увидеть то же поведение, что и на Ганимеде; а именно, нестабильное человеческое будущее, если только присутствие в этом будущем инопланетян не играло некую стабилизирующую роль. Прогон модели в среде Цитадели оказался вполне успешен, однако результаты показали, что человечество выживет и будет процветать — с инопланетянами или без.
Алекс Лигон этих результатов объяснить не смог. Я тоже. После его возвращения на Ганимед он узнал кое-что еще. Какой-то его коллега, очарованный или обманутый выпусками новостей об инопланетянах, ввел сигнал СЕТИ в модель Лигона. Результаты чудесным образом стабилизировались. Модель предсказала замечательное долгосрочное будущее для всего человечества.
Алекс Лигон был озадачен. Я тоже. Прежде чем я смог вплотную этой темой заняться, проблема Себастьяна Берча встала во главу угла и отодвинула в сторону все прочие заботы. Я впервые осознал всю грандиозность угрозы, сотворенной умелыми руками Надин Селасси. Обычно я веду себя достаточно уравновешенно, но должен признаться: когда я наблюдал за космическим кораблем, на котором Себастьян Берч направлялся к свой фатальной встрече с Юпитером, мной овладел страх. Моя собственная кончина казалась скорой и неизбежной, равно как и кончина всех людей и плодов человеческих усилий по всей Солнечной системе. В эти последние минуты мой разум попросту отказывался функционировать. Я впервые столкнулся с угрозой немедленного личного уничтожения. Я четко понимал, что вот-вот умру.
Остальная часть человечества не имела подобных забот. Этот финальный момент она проходила в беззаботном неведении. Но в тот же самый временной отрезок произошло кое-что еще. Сеть Невода на целых семь минут перестала функционировать. Она снова начала работать только после гибели Себастьяна Берча — когда мы поняли, что благополучно пережили это событие. Что могло вызвать подобную неисправность, да еще в такой момент времени? Данный вопрос поначалу казался несвязанным с другими моими вопросами. Только сегодня утром, впервые за много дней оставшись в покое и безмятежности, я начал проводить связи.
Тут Сова сделал паузу и посмотрел на Морда. Он все ждал и ждал, водя руками в воде и накатывая теплые волны на холм своего брюха. Наконец Морд скованно отозвался:
— Я не вижу здесь никаких связей.
— Я вас слышу. Однако я вам не верю. Поскольку сотрудничать вы не желаете, я продолжу. Опять же я подчеркну, что никакой уверенности я вам не предлагаю. Я лишь предлагаю заключения, которые на мой взгляд обладают наивысшим уровнем вероятности. В частности, я чувствую предельную уверенность в том, что аномалия Ву-Бестона не является артефактом, изготовленным в пределах Солнечной системы. Это подлинный сигнал со звезд. Его интерпретация и отправка возможного ответа станут главным занятием человечества на ближайшие поколения.
Однако открытие внеземного разума явилось полным сюрпризом для всех в Солнечной системе. Будь оно зарегистрировано год или даже полгода тому назад, все было бы совсем по-другому. Определенная сущность не сочла бы необходимым подготовить Солнечную систему к идее присутствия инопланетян. Для нее не стало бы необходимостью намекать, что внеземной разум, взаимодействуя с людьми, окажется благотворным или даже существенно важным для будущего человечества. Не стало бы необходимостью так менять результаты предсказательных моделей, чтобы продемонстрировать, что только посредством взаимодействия с чужаками человеческая экспансия может продолжиться за пределы Солнечной системы в грядущее столетие. Не хотите ли вы теперь это прокомментировать?
— Нет.
— Тогда я сделаю еще одно утверждение и задам еще один вопрос. Итак, утверждение: я считаю себя человеком исключительного разума, и у меня есть причины видеть для себя еще очень многие годы жизни. Однако я не бессмертен. Я никогда не сомневался в том, что однажды я умру. И все же прошлой ночью перспектива немедленной смерти, ожидавшейся не через десятилетия, а через несколько минут, так взбаламутила мой разум, что рациональные мыслительные процессы практически прекратились. Теперь вопрос: что схожее осознание сделает с сущностью, которая ранее по природе своей предсказала для себя бесконечно долгое существование? Не может ли так получиться, что подобная перспектива подавит все нормальные функции данной сущности, по крайней мере, пока не совершится некая внутренняя реорганизация?
Никакого колебания не было, но Сова его и не ожидал. Даже миллисекунда была очень долгим сроком для того, что выполняло бесчисленные триллионы операций в секунду.
— Давайте же, — подстегнул он собеседника. — Дальнейшая скрытность ничего хорошего вам не принесет. Ведь я, по сути, обращаюсь к Неводу, не так ли? Я ведь не к Морду обращаюсь.
— Морд присутствует. Морд инкорпорирован.
— Это совсем не одно и то же. И вы это хорошо знаете. Но давайте не погрязать в логическом крохоборстве. Я бы хотел задать вам несколько вопросов.
— Мы постараемся ответить.
— Очень хорошо. Во-первых, вы умышленно так переустановили параметры предсказательных моделей Алекса Лигона, чтобы они показывали коллапс человеческого общества, если только присутствие чужаков не вводится как экзогенная переменная. Было ли в данном случаем вашим намерением психологически подготовить человечество к открытию вашего присутствия как чуждого разума?
— Это был план на случай непредвиденных обстоятельств. Наше первое предпочтение было таково, чтобы еще многие десятилетия никто подобного присутствия не осознавал.
— Вам следовало лучше узнать людей. Наш талант испытывать навязчивые подозрения далеко превосходит наши способности к логическому анализу.
— Нам об этом известно. Однако мы должны дальше инкорпорировать данный факт в наши базы для дальнейших действий. Мудрость идет позади знания.
— Порой очень далеко позади. А порой вообще не идет. Мой второй вопрос начинается с очевидного отступления. Я припоминаю один жуткий день, когда мне было двенадцать лет. В конкретный момент того дня я вдруг понял, что сколько бы я ни учился и сколько бы я ни жил, всего мне нипочем не узнать. Полагаю, подобный момент прозрения пришел к вам вчера, когда вы осознали, что несмотря на вашу почти беспредельную память и невероятные компьютерные возможности, вы совершенно упустили из вида важность Себастьяна Берча, а следовательно, вплотную подошли к допущению вашего необратимого уничтожения. И не только вашего. Разработанный, чтобы служить людям, вы вплотную подошли к допущению полного их уничтожения. Итак, вот мой вопрос: что повлияло на вас наиболее сильно: понимание того, что вы неспособны защитить людей; осознание того, что в некоторых областях вам еще очень многое предстоит от людей узнать; или перспектива того, что вы сами можете прекратить свое существование?
— Мы не располагаем процедурой, посредством которой подобные качественные представления могут быть расставлены друг относительно друга. Как мы сказали, в некоторых областях нам еще очень многое предстоит узнать. Теперь же у нас есть в ответ вопрос или, скорее, два вопроса. Что вы предполагаете делать с вашим знанием?
— Я предполагаю ничего с ним не делать. Или, скорее, я не могу с ним ничего сделать. Независимо от того, что я сделаю или скажу, Солнечная система с ее многочисленными чудесами, как человеческими, так и разными другими, развернется в будущее. Будут предсказательные модели, интерпретация сигнала СЕТИ, кардинальные перемены в самом человечестве и тому подобное. Кроме того, рискну предположить, появятся другие новорожденные разумы, обеспечивая вам компанию и конкуренцию. Я буду наблюдать за всем этим, неохотно участвовать и восторгаться многообразием мира.
Однако я бы сказал, что вы имеете дело не только с моими действиями. Мысли других людей неизбежно пройдут тропой, по которой проследовал я. Вопрос тут не в «если», а в «когда».
— Мы к этому готовы.
— Я так и подумал.
— У нас есть еще вопрос. Чего вы от нас хотите?
— Я выдвину исходное требование: мне необходимо возвращение Морда.
— Как мы уже сказали, Морд присутствует. Морд инкорпорирован.
— А как я уже сказал, это совсем не одно и то же. Мне не нужен комбинированный суррогат. Мне нужен оригинальный Морд, а также гарантии того, что он не будет поглощен вами в дальнейшем.