Сравнивая циклы, Эдгарсон не нашел между ними особых различий. Несколько новых компаний взамен обанкротившихся; несколько пунктов в ту или другую сторону в оценке вероятности. Но ничего кардинально нового.
Эдгарсона не интересовала теория, он жаждал прибыли. Но все же он считал своим долгом выяснить почему. Поэтому он зарылся в кучу справочников.
В дом Фаулза он вернулся поздно вечером. Познакомившись с историей Порифа и психологией порифиан, Эдгарсон нашел ответы на некоторые вопросы. Согласно учебнику психологии, порифиане были проще землян и жителей Звездного Пояса и вели себя более предсказуемо. Не составляло труда составить ясную, четкую картину личности порифианина, что в случае с человеком Земли было невозможно.
Индивидуальная психология оказалась труднее всего, но после ее освоения сводная психология далась на порядок легче. Эдгарсон обнаружил, что порифиане – конформисты. Сознательно и неосознанно они верили своей статистике и хотели, чтобы ее предсказания сбывались. Часто они меняли свои планы только затем, чтобы вписаться в предсказанный сценарий. На взбалмошной Мойре-2 такое было бы невозможно.
Излюбленное занятие большинства миров – война. Горстка планет обрела смысл жизни в искусстве или религии. На Порифе же главной страстью была статистика и вероятности. Казалось, порифианам помогает сама природа. Своенравная старая леди отменила здесь стандартный закон усреднения. Здешняя константа – не процесс уравнивания, а точность прогнозов. Например, если возгорание возникало раньше срока, то не было сквозняка, чтобы раздуть слабый огонь до масштабов пожара. А если человек попадал в катастрофу раньше, чем ему было предсказано, то каким-то чудом его отбрасывало в сторону – так, чтобы он не пострадал.
В общем, природа решила сделать Пориф понятным и предсказуемым местом для жизни. И подходящим местом для землянина, желающего быстро сколотить капитал.
С этой мыслью Эдгарсон уснул. Наутро он спустился в библиотеку, чтобы снова поразмыслить над своими планами. Усевшись в пухлое кресло Фаулза, он бросил в рот местную разновидность сливы и задумался.
Первый шаг к богатству – стартовый капитал, а первый шаг к стартовому капиталу – женитьба на Хетте. Получив после женитьбы доступ к ее деньгам, он сможет играть на бирже – если, конечно, можно назвать игрой верное дело. У него есть полгода до конца цикла Б. К этому времени он должен разбогатеть.
Да и жениться на Хетте не так уж и неприятно – Эдгарсону нравились рыжеволосые астенички с женственными формами.
Не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня, сказал он себе. Хетта ушла по магазинам, Фаулз уехал дожидаться пожара на отдаленной ферме. Эдгарсон отыскал подборку книг «Население. Статистические данные, цикл Б» (170 томов, перекрестное индексирование). Хетту он обнаружил на странице 1189 в томе 23. Она была классифицирована как «неуравновешенный астеник женского пола, темно-рыжая, 32-saa3b».
Согласно справочнику, персона с характером Хетты подчинялась пятидневному эйфорично-депрессивному циклу, типичному для рыжеволосых астеников. Депрессивный провал начинался на закате третьего дня. В это время рыжеволосым астеникам требовались комфорт, поэзия, понимание, тихая музыка и красивые закаты.
Эдгарсон усмехнулся, записал информацию в блокнот и вернулся к чтению.
Пик эйфории наступал на пятый день и продолжался почти два часа. Этот период характеризовала сильная склонность к влюбленности (вероятность 89 %), жажда приключений и тяга к загадочному и неизвестному.
Эдгарсон усмехнулся еще шире и продолжил читать дальше.
На пятидневный цикл накладывался другой, более масштабный и менее выраженный цикл длительностью тридцать пять дней. Он носил название «вторичный ритм нежности».
Книга содержала и массу других полезных подробностей.
Эдгарсон составил график циклов Хетты на следующий месяц с комментариями и подсказками самому себе и дочитал последний параграф.
Неуравновешенность Хетты была общей особенностью всех рыжих астеников. «Патологические наклонности, крайняя подавленность – вероятность 7 %». Что, по меркам Порифа, означало «равно нулю».
Вооруженный знаниями, Эдгарсон приступил к ухаживанию.
– Позволь рассказать тебе о космосе и великих планетах, – предложил он Хетте, когда та была на пике эйфории.
– О, конечно, расскажи, – обрадовалась Хетта. – Как бы я хотела отправиться в путешествие!
– Почему бы и нет? – сказал Эдгарсон, осторожно вытягивая руку вдоль спинки дивана. – Почему бы не погонять на двухместном скутере меж звездами? Испытать приключения в незнакомых портах! Получить незабываемые впечатления в отдаленных краях!
– Как это замечательно! – воскликнула Хетта и не отодвинулась, когда его рука мягко обняла ее за плечи.
В свободное от ухаживаний время Эдгарсон штудировал деловую статистику. Он составил список из десяти компаний, которым был обещан бурный рост, рассчитал, сколько времени следует держать их акции, во что вложить полученную прибыль и что можно купить на маржинальный кредит. По его расчетам, к концу месяца прибыль должна была составить несколько сотен тысяч.
– Ты такая изысканная, – промурлыкал он Хетте на экстремуме ее ритма нежности. – Такая чудесная. Такая трогательная.
– Правда?
– Да, – вздохнул Эдгарсон. – Как бы я хотел…
– Что?
– Ах, ничего. – Он вздохнул еще раз и завел душещипательный рассказ о вымышленных событиях своего детства. Это сработало. На Эдгарсона обрушилась вся нерастраченная нежность Хетты.
– Бедный мальчик, – прошептала она.
Вездесущая рука Эдгарсона обняла ее.
– Я люблю тебя, Хетта, – хрипло проговорил он, чувствуя себя полным идиотом. Да, к такому пафосу он не привык. На Земле и Мойре-2 известные вопросы между мужчинами и женщинами решались легко и к обоюдному удовольствию за какие-то пять минут. Но на Порифе, и тем более с девушкой вроде Хетты, такой подход явно не годился.
Продолжая играть роль сентиментального влюбленного, Эдгарсон не забывал и о своем бизнес-плане. Если верить данным «Деловой статистики», в конце цикла у него будет десять миллиардов чистой прибыли. Он просчитал все: как получит первый доход, сколько реинвестирует, насколько расширится на марже, сколько положит под проценты. Дальше он планировал вложить деньги в землю, фермы, водоканалы, страховые компании, банки и государственные бумаги. Десятилетний цикл заканчивался через несколько месяцев. И он хотел обезопасить свои активы на период между циклами.
Эдгарсон сделал предложение, когда у Хетты начался депрессивный провал. Он накупил ей сладостей, окружил девушку заботой и любовью. Фонограф играл ее любимые песни, которые предлагал Эдгарсон. И в довершение ко всему ее глазам предстал великолепный красочный закат – мечта любого любителя закатов.
Конечно, это было неслучайно. Эдгарсон тщательно все спланировал. Закат он подобрал в «Погодной статистике, цикл Б» по наводке из холинимской «Великой книги закатов».
Его предложение руки и сердца имело предсказанный с вероятностью 89,7 % успех. Через три дня они поженились.
Вооруженный деньгами жены, которых оказалось даже больше, чем он ожидал, Эдгарсон приступил к инвестированию. До конца цикла оставалось пять месяцев, и он собирался использовать их как можно более эффективно.
Статистические книги не подвели. Прибыль росла именно так, как он запланировал, – с точностью до последнего десятичного знака.
Эдгарсон попытался подбить новоиспеченного шурина на пару беспроигрышных ставок, но у Фаулза был период угрюмости. Он держался за свой небольшой пакет заурядных акций и решительно отказывался играть на бирже.
– Да что с тобой такое? – спросил как-то Эдгарсон, когда его прибыль перевалила за восемьсот тысяч. – Ты не веришь вашей же статистике?
– Конечно верю, – сердито зыркнув на зятя, ответил Фаулз. – Но мы дела так не делаем.
Ответ Фаулза поставил Эдгарсона в тупик. Отказываться от денег, которые буквально сыплются в руки! Именно эта черта больше всего отличала жителей Порифа от землян.
– Ты совсем не будешь покупать акции? – спросил Эдгарсон.
– Обязательно буду. Я куплю пакет «Хемстел лимитед».
Эдгарсон заглянул в «Деловую статистику», которая стала для него настоящей библией, и нашел названную компанию. Судя по прогнозу, ее ждали в текущем цикле с вероятностью 77 % значительные убытки.
– Ну и зачем ты их покупаешь?
– Им нужен оборотный капитал. Это молодая компания, и по моим расчетам…
– Все, хватит! Ты меня утомляешь, – сказал Эдгарсон.
Фаулз одарил его еще более мрачным взглядом и ушел.
А что я могу поделать, сказал себе Эдгарсон. И потом, кто-то же должен вкладываться в неперспективные акции. Все не могут разбогатеть. Поддерживая проблемные компании, порифианцы поступают благородно. И что с ними делать? Таких не переубедишь.
Остается только забрать их деньги.
Наступили горячие деньки. Нужно было покупать точно вовремя и продавать точно вовремя. Порифианский фондовый рынок напоминал оркестр: чтобы получить от него максимум отдачи, требовалось играть точно, как по нотам.
Дела Эдгарсона шли в гору.
Теперь он почти не уделял внимания Хетте. Еще бы, ведь сколачивание крупного капитала – это работа без выходных. Эдгарсон рассчитывал, что наверстает упущенное позже. Кроме того, Хетта и так считала, что он замечательный муж.
С приближением конца цикла Б Эдгарсон начал готовиться к промежутку между циклами. В течение года будут составляться и публиковаться прогнозы на следующий цикл. В этот период Эдгарсон не хотел рисковать.
Большинство его активов должны преодолеть промежуток между циклами Б и А без особых потерь. Это акции высоконадежных компаний с высокими значениями вероятностей. Но он желал абсолютной уверенности, поэтому продал наиболее рискованные акции и вложил деньги в фермы, городскую недвижимость, отели, парки, государственные облигации… в общем, во все самое надежное.
Сверхприбыли он разместил в банках. Конечно, даже самый надежный банк может разориться. Но не пять таких банков! Не десять!
– Хочешь хороший совет? – спросил шурин за два дня до конца цикла. – Бери акции «Верст». Покупай их, да побольше.
Заглянув в книги, Эдгарсон узнал, что «Верст» – на пороге конкурсного управления, и холодно посмотрел на Фаулза. Порифианина, видимо, не радует его присутствие в доме. Фаулз не одобрял методы, какими Эдгарсон прибирает к рукам денежки, вот он и пытается ставить ему палки в колеса.
– Я обдумаю твое предложение, – сказал Эдгарсон, провожая Фаулза к двери. Зачем спорить с идиотом?
Наступил последний день цикла Б. Эдгарсон просидел все утро у телефонов в ожидании новостей.
Зазвонил телефон.
– Да.
– Сэр, падают акции «Маркинсон компани».
Эдгарсон улыбнулся и повесил трубку. Акции «Маркинсон» – отличная инвестиция. Они отыграют любые потери. После того как они пройдут через этот провал – если это действительно провал, – у них будет десять лет, чтобы наверстать упущенное. Вот тогда-то он их и сбросит!
«Бери много, оставляй мало», – таков был его девиз.
Телефоны стали звонить чаще. Все больше компаний, в которые он вложился, объявляли себя банкротами и прекращали работу. Производства останавливались. Железная руда шла на бирже по цене шлака. Рудники обесценивались.
Но Эдгарсон не бил тревогу. У него еще были фермы, недвижимость, страховые компании, судоходные пути, гособлигации…
Следующий звонок принес известие о его самой крупной ферме: она сгорела дотла. Погибли зерновые, и вообще все…
– Хорошо, – сказал Эдгарсон. – Получайте страховку.
Следующий звонок сообщил, что головная страховая компания обанкротилась вслед за гарантами размещения.
Эдгарсон начал беспокоиться. Да, его корабль получил несколько серьезных пробоин, однако потеряно еще далеко не все…
Кошмар продолжался. Телефоны трезвонили день и ночь. Банки закрывались один за другим. Флагманские предприятия Эдгарсона теряли капитал и прекращали работу, как, впрочем, и остальные его компании. Фермы сгорали дотла, наводнения размывали дороги, трубопроводы взрывались. Люди терпели убытки и подавали на Эдгарсона в суд. Налетели ураганы, за ними последовали землетрясения. Прорвало все плотины, построенные за последние сто лет. Рушились здания.
«Стечение обстоятельств», – говорил себе Эдгарсон, смертельной хваткой удерживая боевой дух на высоте.
Правительство объявило о временном переходе на внешнее управление – если найдутся желающие, конечно. На этой новости Эдгарсон потерял несколько миллиардов, по сравнению с чем его прежние потери можно было считать слабым преуспеванием.
Прошел месяц, и Эдгарсон потерял большинство своих активов. Шатаясь в прострации по дому, он забрел в библиотеку Фаулза. Хетта, свернувшись клубочком, сидела в углу – видимо, снова пребывала в депрессии. Фаулз стоял в центре комнаты, скрестив руки на груди, и смотрел на Эдгарсона с глубоким удовлетворением.
– Что происходит? – хрипло спросил Эдгарсон.
– В период между циклами, – объявил Фаулз, – все вероятности меняют значение на противоположное.
– Что?
– Ты не знал? – удивился Фаулз. – А я думал, ты крупный финансист.
– Объясни.
– Как, по-твоему, статистики получают свои цифры? Если бы прогнозы с высоким значением вероятности исполнялись всегда, они были бы стопроцентными. Все события, вероятность которых ниже пятидесяти процентов, то есть те, которые не произошли в течение цикла, случаются как раз в промежутке между циклами.
– Не может быть, – выдохнул Эдгарсон.
– Смотри. Допустим, тебе нужно уравнять некие шансы – в соответствии с законом природы. Что-то на девяносто процентов истинно. На протяжении десяти лет эти девяносто процентов работают как сто. Чтобы девяностапроцентный прогноз не нарушал закона природы, в течение следующих десяти лет это что-то должно быть на десять процентов ложно. Или стопроцентно ложно на протяжении одного года. Понимаешь? Если все десять лет цикла предприятие было на девяносто процентов успешным, то в год между циклами оно станет стопроцентно неблагополучным. И никак иначе.
– Повтори еще раз, – с трудом выдавил Эдгарсон.
– Думаю, ты все понял, – сказал Фаулз. – Вот почему все мы покупаем акции с низкой вероятностью роста в течение цикла. В промежуточный год они показывают отличный результат.
– О боже, – сказал Эдгарсон и упал в кресло.
– Ты же не думал, что твои акции будут расти вечно? – спросил Фаулз.
Эдгарсон именно так и думал! Вернее, принял как должное.
Разумом он понимал, что Фаулз прав. На других планетах шансы уравниваются постоянно. Но не на Порифе. Здесь все идет или в одну сторону, или в другую. Десять лет все идет к максимуму. А потом всего за год откатывается на прежний минимум. Ну да, все уравнивается. Но каким диким способом!
Фаулз вышел, но Эдгарсон даже не заметил этого. Где-то настойчиво звонил телефон.
– Да? – Эдгарсон взял параллельную трубку, некоторое время слушал, потом бросил. Его долг достиг нескольких миллиардов, сообщили ему, главным образом из-за маржинальных покупок. А на Порифе безответственных банкротов сажают в тюрьму.
– Что ж, – сказал Эдгарсон. – Наверное, я должен…
– Не двигайся, черт бы тебя побрал, – злобно проговорила Хетта, поднимаясь на ноги. Обеими руками она сжимала револьвер – древний, основанный на химической реакции. В цивилизованных мирах такие не используют уже много веков, однако его убойная сила от этого не стала меньше.
– О, как же я тебя ненавижу! – заявила Хетта со свойственной ей экзальтацией. – Я ненавижу всех, но ты самый худший. Не двигайся!
Эдгарсон прикинул вероятность благополучно выпрыгнуть в окно. К несчастью, под рукой не было книги, чтобы посмотреть точную цифру.
– Я выстрелю тебе в живот, – прошипела Хетта с улыбкой, от которой он похолодел. – Хочу наблюдать, как ты будешь умирать – медленно, мучительно…
Вот оно! Семипроцентная нестабильность Хетты вышла на первый план – точно так же, как и незначительные шансы ураганов, наводнений и землетрясений. Его жена превратилась в убийцу!
«Неудивительно, – подумал Эдгарсон, – что она так легко согласилась выйти замуж: вряд ли кто из местных решился бы на такой брак».
– Хватит дергаться, – сказала Хетта, прицеливаясь.
Эдгарсон вышиб окно и едва не оглох от выстрела. Он даже не остановился, чтобы посмотреть, не ранен ли он, и со всех ног припустил в космопорт. Он надеялся, что у побега есть хоть какая-то вероятность успеха.
– Ну что, космический заяц, – с ухмылкой произнес младший офицер. – Выметайся!
Он подтолкнул Эдгарсона вниз по трапу.
– Где я? – спросил Эдгарсон.
На Порифе он успел вбежать на борт корабля прежде, чем его схватила разгневанная толпа. Капитан согласился взять его до первой остановки, но не дальше.
– А какая разница? – спросил офицер.
– Если б вы подбросили меня до какого-нибудь цивилизованного места…
Люк с лязгом захлопнулся.
«Вот и все, – сказал себе Эдгарсон. – Конец пути, глухая стена. Еще одна провинциальная планета, с которой ни за что не выбраться. Уж лучше сразу покончить с собой».
– Привет, – раздался голос.
Эдгарсон поднял глаза. Прямо перед ним стоял зеленокожий туземец. На всех трех его руках были браслеты, которые выглядели как платиновые. Каждый браслет был инкрустирован крупными камнями. Камни блестели и переливались, словно бриллианты.
Зеленокожий катил тачку с землей. Тачка на вид была из чистого золота.
– Как дела, приятель? – Эдгарсон широко улыбнулся и шагнул навстречу туземцу.
Час битвы
Эдгарсона не интересовала теория, он жаждал прибыли. Но все же он считал своим долгом выяснить почему. Поэтому он зарылся в кучу справочников.
В дом Фаулза он вернулся поздно вечером. Познакомившись с историей Порифа и психологией порифиан, Эдгарсон нашел ответы на некоторые вопросы. Согласно учебнику психологии, порифиане были проще землян и жителей Звездного Пояса и вели себя более предсказуемо. Не составляло труда составить ясную, четкую картину личности порифианина, что в случае с человеком Земли было невозможно.
Индивидуальная психология оказалась труднее всего, но после ее освоения сводная психология далась на порядок легче. Эдгарсон обнаружил, что порифиане – конформисты. Сознательно и неосознанно они верили своей статистике и хотели, чтобы ее предсказания сбывались. Часто они меняли свои планы только затем, чтобы вписаться в предсказанный сценарий. На взбалмошной Мойре-2 такое было бы невозможно.
Излюбленное занятие большинства миров – война. Горстка планет обрела смысл жизни в искусстве или религии. На Порифе же главной страстью была статистика и вероятности. Казалось, порифианам помогает сама природа. Своенравная старая леди отменила здесь стандартный закон усреднения. Здешняя константа – не процесс уравнивания, а точность прогнозов. Например, если возгорание возникало раньше срока, то не было сквозняка, чтобы раздуть слабый огонь до масштабов пожара. А если человек попадал в катастрофу раньше, чем ему было предсказано, то каким-то чудом его отбрасывало в сторону – так, чтобы он не пострадал.
В общем, природа решила сделать Пориф понятным и предсказуемым местом для жизни. И подходящим местом для землянина, желающего быстро сколотить капитал.
С этой мыслью Эдгарсон уснул. Наутро он спустился в библиотеку, чтобы снова поразмыслить над своими планами. Усевшись в пухлое кресло Фаулза, он бросил в рот местную разновидность сливы и задумался.
Первый шаг к богатству – стартовый капитал, а первый шаг к стартовому капиталу – женитьба на Хетте. Получив после женитьбы доступ к ее деньгам, он сможет играть на бирже – если, конечно, можно назвать игрой верное дело. У него есть полгода до конца цикла Б. К этому времени он должен разбогатеть.
Да и жениться на Хетте не так уж и неприятно – Эдгарсону нравились рыжеволосые астенички с женственными формами.
Не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня, сказал он себе. Хетта ушла по магазинам, Фаулз уехал дожидаться пожара на отдаленной ферме. Эдгарсон отыскал подборку книг «Население. Статистические данные, цикл Б» (170 томов, перекрестное индексирование). Хетту он обнаружил на странице 1189 в томе 23. Она была классифицирована как «неуравновешенный астеник женского пола, темно-рыжая, 32-saa3b».
Согласно справочнику, персона с характером Хетты подчинялась пятидневному эйфорично-депрессивному циклу, типичному для рыжеволосых астеников. Депрессивный провал начинался на закате третьего дня. В это время рыжеволосым астеникам требовались комфорт, поэзия, понимание, тихая музыка и красивые закаты.
Эдгарсон усмехнулся, записал информацию в блокнот и вернулся к чтению.
Пик эйфории наступал на пятый день и продолжался почти два часа. Этот период характеризовала сильная склонность к влюбленности (вероятность 89 %), жажда приключений и тяга к загадочному и неизвестному.
Эдгарсон усмехнулся еще шире и продолжил читать дальше.
На пятидневный цикл накладывался другой, более масштабный и менее выраженный цикл длительностью тридцать пять дней. Он носил название «вторичный ритм нежности».
Книга содержала и массу других полезных подробностей.
Эдгарсон составил график циклов Хетты на следующий месяц с комментариями и подсказками самому себе и дочитал последний параграф.
Неуравновешенность Хетты была общей особенностью всех рыжих астеников. «Патологические наклонности, крайняя подавленность – вероятность 7 %». Что, по меркам Порифа, означало «равно нулю».
Вооруженный знаниями, Эдгарсон приступил к ухаживанию.
– Позволь рассказать тебе о космосе и великих планетах, – предложил он Хетте, когда та была на пике эйфории.
– О, конечно, расскажи, – обрадовалась Хетта. – Как бы я хотела отправиться в путешествие!
– Почему бы и нет? – сказал Эдгарсон, осторожно вытягивая руку вдоль спинки дивана. – Почему бы не погонять на двухместном скутере меж звездами? Испытать приключения в незнакомых портах! Получить незабываемые впечатления в отдаленных краях!
– Как это замечательно! – воскликнула Хетта и не отодвинулась, когда его рука мягко обняла ее за плечи.
В свободное от ухаживаний время Эдгарсон штудировал деловую статистику. Он составил список из десяти компаний, которым был обещан бурный рост, рассчитал, сколько времени следует держать их акции, во что вложить полученную прибыль и что можно купить на маржинальный кредит. По его расчетам, к концу месяца прибыль должна была составить несколько сотен тысяч.
– Ты такая изысканная, – промурлыкал он Хетте на экстремуме ее ритма нежности. – Такая чудесная. Такая трогательная.
– Правда?
– Да, – вздохнул Эдгарсон. – Как бы я хотел…
– Что?
– Ах, ничего. – Он вздохнул еще раз и завел душещипательный рассказ о вымышленных событиях своего детства. Это сработало. На Эдгарсона обрушилась вся нерастраченная нежность Хетты.
– Бедный мальчик, – прошептала она.
Вездесущая рука Эдгарсона обняла ее.
– Я люблю тебя, Хетта, – хрипло проговорил он, чувствуя себя полным идиотом. Да, к такому пафосу он не привык. На Земле и Мойре-2 известные вопросы между мужчинами и женщинами решались легко и к обоюдному удовольствию за какие-то пять минут. Но на Порифе, и тем более с девушкой вроде Хетты, такой подход явно не годился.
Продолжая играть роль сентиментального влюбленного, Эдгарсон не забывал и о своем бизнес-плане. Если верить данным «Деловой статистики», в конце цикла у него будет десять миллиардов чистой прибыли. Он просчитал все: как получит первый доход, сколько реинвестирует, насколько расширится на марже, сколько положит под проценты. Дальше он планировал вложить деньги в землю, фермы, водоканалы, страховые компании, банки и государственные бумаги. Десятилетний цикл заканчивался через несколько месяцев. И он хотел обезопасить свои активы на период между циклами.
Эдгарсон сделал предложение, когда у Хетты начался депрессивный провал. Он накупил ей сладостей, окружил девушку заботой и любовью. Фонограф играл ее любимые песни, которые предлагал Эдгарсон. И в довершение ко всему ее глазам предстал великолепный красочный закат – мечта любого любителя закатов.
Конечно, это было неслучайно. Эдгарсон тщательно все спланировал. Закат он подобрал в «Погодной статистике, цикл Б» по наводке из холинимской «Великой книги закатов».
Его предложение руки и сердца имело предсказанный с вероятностью 89,7 % успех. Через три дня они поженились.
Вооруженный деньгами жены, которых оказалось даже больше, чем он ожидал, Эдгарсон приступил к инвестированию. До конца цикла оставалось пять месяцев, и он собирался использовать их как можно более эффективно.
Статистические книги не подвели. Прибыль росла именно так, как он запланировал, – с точностью до последнего десятичного знака.
Эдгарсон попытался подбить новоиспеченного шурина на пару беспроигрышных ставок, но у Фаулза был период угрюмости. Он держался за свой небольшой пакет заурядных акций и решительно отказывался играть на бирже.
– Да что с тобой такое? – спросил как-то Эдгарсон, когда его прибыль перевалила за восемьсот тысяч. – Ты не веришь вашей же статистике?
– Конечно верю, – сердито зыркнув на зятя, ответил Фаулз. – Но мы дела так не делаем.
Ответ Фаулза поставил Эдгарсона в тупик. Отказываться от денег, которые буквально сыплются в руки! Именно эта черта больше всего отличала жителей Порифа от землян.
– Ты совсем не будешь покупать акции? – спросил Эдгарсон.
– Обязательно буду. Я куплю пакет «Хемстел лимитед».
Эдгарсон заглянул в «Деловую статистику», которая стала для него настоящей библией, и нашел названную компанию. Судя по прогнозу, ее ждали в текущем цикле с вероятностью 77 % значительные убытки.
– Ну и зачем ты их покупаешь?
– Им нужен оборотный капитал. Это молодая компания, и по моим расчетам…
– Все, хватит! Ты меня утомляешь, – сказал Эдгарсон.
Фаулз одарил его еще более мрачным взглядом и ушел.
А что я могу поделать, сказал себе Эдгарсон. И потом, кто-то же должен вкладываться в неперспективные акции. Все не могут разбогатеть. Поддерживая проблемные компании, порифианцы поступают благородно. И что с ними делать? Таких не переубедишь.
Остается только забрать их деньги.
Наступили горячие деньки. Нужно было покупать точно вовремя и продавать точно вовремя. Порифианский фондовый рынок напоминал оркестр: чтобы получить от него максимум отдачи, требовалось играть точно, как по нотам.
Дела Эдгарсона шли в гору.
Теперь он почти не уделял внимания Хетте. Еще бы, ведь сколачивание крупного капитала – это работа без выходных. Эдгарсон рассчитывал, что наверстает упущенное позже. Кроме того, Хетта и так считала, что он замечательный муж.
С приближением конца цикла Б Эдгарсон начал готовиться к промежутку между циклами. В течение года будут составляться и публиковаться прогнозы на следующий цикл. В этот период Эдгарсон не хотел рисковать.
Большинство его активов должны преодолеть промежуток между циклами Б и А без особых потерь. Это акции высоконадежных компаний с высокими значениями вероятностей. Но он желал абсолютной уверенности, поэтому продал наиболее рискованные акции и вложил деньги в фермы, городскую недвижимость, отели, парки, государственные облигации… в общем, во все самое надежное.
Сверхприбыли он разместил в банках. Конечно, даже самый надежный банк может разориться. Но не пять таких банков! Не десять!
– Хочешь хороший совет? – спросил шурин за два дня до конца цикла. – Бери акции «Верст». Покупай их, да побольше.
Заглянув в книги, Эдгарсон узнал, что «Верст» – на пороге конкурсного управления, и холодно посмотрел на Фаулза. Порифианина, видимо, не радует его присутствие в доме. Фаулз не одобрял методы, какими Эдгарсон прибирает к рукам денежки, вот он и пытается ставить ему палки в колеса.
– Я обдумаю твое предложение, – сказал Эдгарсон, провожая Фаулза к двери. Зачем спорить с идиотом?
Наступил последний день цикла Б. Эдгарсон просидел все утро у телефонов в ожидании новостей.
Зазвонил телефон.
– Да.
– Сэр, падают акции «Маркинсон компани».
Эдгарсон улыбнулся и повесил трубку. Акции «Маркинсон» – отличная инвестиция. Они отыграют любые потери. После того как они пройдут через этот провал – если это действительно провал, – у них будет десять лет, чтобы наверстать упущенное. Вот тогда-то он их и сбросит!
«Бери много, оставляй мало», – таков был его девиз.
Телефоны стали звонить чаще. Все больше компаний, в которые он вложился, объявляли себя банкротами и прекращали работу. Производства останавливались. Железная руда шла на бирже по цене шлака. Рудники обесценивались.
Но Эдгарсон не бил тревогу. У него еще были фермы, недвижимость, страховые компании, судоходные пути, гособлигации…
Следующий звонок принес известие о его самой крупной ферме: она сгорела дотла. Погибли зерновые, и вообще все…
– Хорошо, – сказал Эдгарсон. – Получайте страховку.
Следующий звонок сообщил, что головная страховая компания обанкротилась вслед за гарантами размещения.
Эдгарсон начал беспокоиться. Да, его корабль получил несколько серьезных пробоин, однако потеряно еще далеко не все…
Кошмар продолжался. Телефоны трезвонили день и ночь. Банки закрывались один за другим. Флагманские предприятия Эдгарсона теряли капитал и прекращали работу, как, впрочем, и остальные его компании. Фермы сгорали дотла, наводнения размывали дороги, трубопроводы взрывались. Люди терпели убытки и подавали на Эдгарсона в суд. Налетели ураганы, за ними последовали землетрясения. Прорвало все плотины, построенные за последние сто лет. Рушились здания.
«Стечение обстоятельств», – говорил себе Эдгарсон, смертельной хваткой удерживая боевой дух на высоте.
Правительство объявило о временном переходе на внешнее управление – если найдутся желающие, конечно. На этой новости Эдгарсон потерял несколько миллиардов, по сравнению с чем его прежние потери можно было считать слабым преуспеванием.
Прошел месяц, и Эдгарсон потерял большинство своих активов. Шатаясь в прострации по дому, он забрел в библиотеку Фаулза. Хетта, свернувшись клубочком, сидела в углу – видимо, снова пребывала в депрессии. Фаулз стоял в центре комнаты, скрестив руки на груди, и смотрел на Эдгарсона с глубоким удовлетворением.
– Что происходит? – хрипло спросил Эдгарсон.
– В период между циклами, – объявил Фаулз, – все вероятности меняют значение на противоположное.
– Что?
– Ты не знал? – удивился Фаулз. – А я думал, ты крупный финансист.
– Объясни.
– Как, по-твоему, статистики получают свои цифры? Если бы прогнозы с высоким значением вероятности исполнялись всегда, они были бы стопроцентными. Все события, вероятность которых ниже пятидесяти процентов, то есть те, которые не произошли в течение цикла, случаются как раз в промежутке между циклами.
– Не может быть, – выдохнул Эдгарсон.
– Смотри. Допустим, тебе нужно уравнять некие шансы – в соответствии с законом природы. Что-то на девяносто процентов истинно. На протяжении десяти лет эти девяносто процентов работают как сто. Чтобы девяностапроцентный прогноз не нарушал закона природы, в течение следующих десяти лет это что-то должно быть на десять процентов ложно. Или стопроцентно ложно на протяжении одного года. Понимаешь? Если все десять лет цикла предприятие было на девяносто процентов успешным, то в год между циклами оно станет стопроцентно неблагополучным. И никак иначе.
– Повтори еще раз, – с трудом выдавил Эдгарсон.
– Думаю, ты все понял, – сказал Фаулз. – Вот почему все мы покупаем акции с низкой вероятностью роста в течение цикла. В промежуточный год они показывают отличный результат.
– О боже, – сказал Эдгарсон и упал в кресло.
– Ты же не думал, что твои акции будут расти вечно? – спросил Фаулз.
Эдгарсон именно так и думал! Вернее, принял как должное.
Разумом он понимал, что Фаулз прав. На других планетах шансы уравниваются постоянно. Но не на Порифе. Здесь все идет или в одну сторону, или в другую. Десять лет все идет к максимуму. А потом всего за год откатывается на прежний минимум. Ну да, все уравнивается. Но каким диким способом!
Фаулз вышел, но Эдгарсон даже не заметил этого. Где-то настойчиво звонил телефон.
– Да? – Эдгарсон взял параллельную трубку, некоторое время слушал, потом бросил. Его долг достиг нескольких миллиардов, сообщили ему, главным образом из-за маржинальных покупок. А на Порифе безответственных банкротов сажают в тюрьму.
– Что ж, – сказал Эдгарсон. – Наверное, я должен…
– Не двигайся, черт бы тебя побрал, – злобно проговорила Хетта, поднимаясь на ноги. Обеими руками она сжимала револьвер – древний, основанный на химической реакции. В цивилизованных мирах такие не используют уже много веков, однако его убойная сила от этого не стала меньше.
– О, как же я тебя ненавижу! – заявила Хетта со свойственной ей экзальтацией. – Я ненавижу всех, но ты самый худший. Не двигайся!
Эдгарсон прикинул вероятность благополучно выпрыгнуть в окно. К несчастью, под рукой не было книги, чтобы посмотреть точную цифру.
– Я выстрелю тебе в живот, – прошипела Хетта с улыбкой, от которой он похолодел. – Хочу наблюдать, как ты будешь умирать – медленно, мучительно…
Вот оно! Семипроцентная нестабильность Хетты вышла на первый план – точно так же, как и незначительные шансы ураганов, наводнений и землетрясений. Его жена превратилась в убийцу!
«Неудивительно, – подумал Эдгарсон, – что она так легко согласилась выйти замуж: вряд ли кто из местных решился бы на такой брак».
– Хватит дергаться, – сказала Хетта, прицеливаясь.
Эдгарсон вышиб окно и едва не оглох от выстрела. Он даже не остановился, чтобы посмотреть, не ранен ли он, и со всех ног припустил в космопорт. Он надеялся, что у побега есть хоть какая-то вероятность успеха.
– Ну что, космический заяц, – с ухмылкой произнес младший офицер. – Выметайся!
Он подтолкнул Эдгарсона вниз по трапу.
– Где я? – спросил Эдгарсон.
На Порифе он успел вбежать на борт корабля прежде, чем его схватила разгневанная толпа. Капитан согласился взять его до первой остановки, но не дальше.
– А какая разница? – спросил офицер.
– Если б вы подбросили меня до какого-нибудь цивилизованного места…
Люк с лязгом захлопнулся.
«Вот и все, – сказал себе Эдгарсон. – Конец пути, глухая стена. Еще одна провинциальная планета, с которой ни за что не выбраться. Уж лучше сразу покончить с собой».
– Привет, – раздался голос.
Эдгарсон поднял глаза. Прямо перед ним стоял зеленокожий туземец. На всех трех его руках были браслеты, которые выглядели как платиновые. Каждый браслет был инкрустирован крупными камнями. Камни блестели и переливались, словно бриллианты.
Зеленокожий катил тачку с землей. Тачка на вид была из чистого золота.
– Как дела, приятель? – Эдгарсон широко улыбнулся и шагнул навстречу туземцу.
Час битвы
– Ну что, не сдвинулась? – спросил Эдвардсон, не оборачиваясь.
Он стоял у иллюминатора и смотрел на звезды.
– Нет, – отозвался Морс.
Битый час он не сводил глаз со стрелки детектора Аттисона. Трижды быстро моргнув, он снова уставился на прибор.
– Ни на миллиметр, – добавил Кассель из-за панели управления огнем.
Так оно и было. Черная тонкая стрелка замерла на нулевой отметке.
Ракетные пушки ждали своего часа, уставив черные жерла в черный космос. Детектор Аткинсона гудел, и этот ровный гул действовал успокаивающе, напоминая, что устройство соединено с другими такими же и вместе они образуют гигантскую сеть вокруг Земли.
– Какого черта они ждут? – Эдвардсон по-прежнему глядел на звезды. – Почему не летят? Почему не нападают?
– Заткнись, – буркнул Морс.
Вид у него был встревоженный и усталый. Старый шрам на левом виске, память о лучевом ударе, издали казался нарисованным.
– Да заявились бы они уже, что ли. – Эдвардсон оторвался от иллюминатора и двинулся к своему креслу, пригибая голову из-за низкого потолка. – Что? А ты разве этого не хочешь?
Лицо у Эдвардсона было узкое и опасливое, как у мыши, но мыши хитрой, от которой кошкам лучше держаться подальше.
– Не хочешь? – повторил он.
И не дождался ответа. Товарищи были заняты делом – неотрывно глядели на шкалу детектора.
– Времени у них было достаточно, – сказал Эдвардсон, ни к кому не обращаясь.
Кассель облизнул губы, зевнул.
– Кто-нибудь хочет забить козла? – спросил он, тряся бородой.
Бороду он носил со студенческих времен и уверял, что может продержаться без воздуха почти четверть часа только за счет содержащегося в фолликулах волосков кислорода. Правда, Кассель ни разу не вышел в космос без шлема, чтобы доказать это.
Морс повернул голову, и Эдвардсон машинально уставился на стрелку. Все как всегда. Это стало их жизнью, вошло в подсознание. Они скорее друг другу глотки перережут, чем оставят прибор без наблюдения.
– Как думаете, скоро мы их увидим? – Карие мышиные глазки Эдвардсона прикипели к стрелке.
Ему никто не ответил. Два месяца в космосе – и темы для разговоров исчерпаны. Студенческие приключения Касселя и боевые победы Морса больше никого не интересуют. Даже собственные мысли и мечты вызывают смертную тоску, как и ожидание вторжения, которое может произойти в любую минуту.
– Лично меня интересует только одно, – с легкостью завел привычную шарманку Эдвардсон. – Как далеко дотягивается их сила?
Целыми днями они рассуждали о телепатических возможностях неприятеля, много раз клялись оставить эту тему, но неизменно возвращались к ней. Профессиональные солдаты, они не могли не думать о враге и его оружии. Только об этом и говорили.
– Ну, – тихо ответил Морс, – сеть наших детекторов контролирует систему далеко за орбитой Марса.
– Где мы и находимся, – сказал Кассель, не сводя глаз с прибора.
– Возможно, они даже не знают, что у нас сеть детекторов. – Эти слова Морс повторял уже тысячу раз.
– Да ладно! – ухмыльнулся Эдвардсон. – Они же телепаты. Наверняка просканировали мозг Эверсета.
– Эверсет не знал про детекторы. – Морс снова перевел взгляд на прибор. – Его захватили раньше, чем была развернута сеть.
– Ну и что? – сказал Эдвардсон. – Им достаточно было спросить: «Слушай, как бы ты поступил, если бы узнал, что раса телепатов хочет захватить Землю? Чем бы защитил свою планету?»
– Нелепое рассуждение, – возразил Кассель. – Возможно, Эверсет даже и не подумал бы о таком способе обороны.
– Но ведь он человек. И мыслит как человек. Все согласились с тем, что такая защита – самая надежная. И Эверсет согласился бы.
– Силлогизм, – проворчал Кассель. – Очень шаткий довод.
– Плохо, что его захватили в плен, – вздохнул Эдвардсон.
– Могло быть и хуже, – отозвался Морс. Взгляд у него был печальнее, чем всегда. – Что, если бы сцапали обоих?
– Скорее бы они заявились, – повторил Эдвардсон.
Ричард Эверсет и К. Р. Джонс совершали первый межзвездный перелет и в системе Веги обнаружили обитаемую планету. Дальше, как обычно, все решил жребий – монетка. И на планету в разведывательном скутере полетел Эверсет. Джонс оставался на корабле и поддерживал радиоконтакт.
Запись их разговора потом транслировали по всей Земле.
– Встретил туземцев, – передавал Эверсет. – Какие забавные! Опишу тебе их позже.
– Они пытаются как-то объясниться? – спросил Джонс, ведя корабль по снижающейся спирали.
– Нет! Постой… Черт возьми! Они телепаты! Представляешь?
– Чудненько. Продолжай.
– Слушай, Джонс, они мне не нравятся. Эти ребята задумали какую-то гадость. О господи!
– Что случилось? – Джонс поднял корабль чуть выше.
– Плохо дело. Эти гады одержимы властью. Они захватили все близлежащие звездные системы и сейчас собираются…
– Что?
– Нет, я не так их понял. – Голос Эверсета вдруг потеплел. – И совсем они не плохие.
Соображал Джонс быстро, к тому же отличался природной подозрительностью. Он поставил автопилот на максимальное ускорение, лег на пол и сказал:
– Рассказывай дальше.
– Спускайся сюда, – предложил Эверсет, нарушая все мыслимые регламенты. – Сам увидишь. Отличные ребята, никогда не встречал таких…
Здесь разговор прекратился, потому что Джонса вжало в пол ускорение в двадцать G – он хотел, чтобы корабль быстрее набрал скорость, необходимую для совершения С-прыжка.
Джонсу сломало три ребра, но он вернулся домой.
Итак, телепатическая раса начала войну. И как теперь быть Земле?
Информацию, которую доставил Джонс, тщательно проанализировали и сделали выводы. Самый очевидный из них был таков: телепаты без труда воздействуют на мозг человека. Они быстро внушили Эверсету что хотели и стерли все его подозрения. Завладели сознанием легко и просто.
Но почему они не влезли в мозг Джонса? Помешало расстояние? Или просто не были готовы к его неожиданному отлету?
Ясно одно: противник теперь знает все, что знал Эверсет. То есть врагам известно, где расположена Земля и насколько она беззащитна перед телепатами. Следовательно, вскоре они пожалуют в гости. Нужно найти хоть какую-то защиту от их мощной способности. Но какую? Где взять броню против мысли? Как уклониться от пси-волны?
Ученые с красными от недосыпания глазами непрерывно обсуждали свои периодические таблицы.
Как понять, что мозг человека взят под контроль? Да, в случае с Эверсетом враг действовал не очень шустро. Но будет ли так всегда? Что, если телепаты умеют делать правильные выводы из собственных ошибок?
Психологи рвали на себе волосы и посыпали голову пеплом. Как отличить человеческую мысль от нечеловеческой, по каким критериям?
В любом случае надо было что-то делать, и делать срочно. Но что? Технологическая планета выдвинула технологическое решение: построить космический флот и оснастить его специальными датчиками и орудиями. Что и было исполнено в кратчайшие сроки.
Был создан детектор Аттисона – нечто среднее между радаром и электроэнцефалографом. Любое отклонение от типичной волновой картины человеческого мозга вызвало бы движение стрелки прибора. Даже кошмарный сон или нарушение пищеварения, а попытка воздействовать на мозг человека и подавно.
Звездолеты с экипажами по три человека заполнили пространство между Землей и Марсом, образовав гигантскую сферу с Землей в центре. Десятки тысяч людей склонились над пультами, пристально наблюдая за стрелками детекторов Аттисона.
А стрелки не двигались.
– Может, пальнуть разок-другой? – спросил Эдвардсон, положив палец на красную кнопку. – Чисто для проверки орудий.
– Они не нуждаются в проверке, – ответил Кассель, поглаживая бороду. – Кроме того, на других кораблях нас не поймут. Еще, чего доброго, паника поднимется.
– Кассель, – с ледяным спокойствием произнес Морс, – оставь свою бороду в покое.
– Почему?
– Потому, – прошипел Морс. – Потому что я сейчас запихну ее в твою жирную глотку.
Кассель широко улыбнулся и сжал кулаки.
– А ну попробуй! – сказал он, вставая с кресла. – Меня вот тоже достал твой шрам.
– Прекратите! – рявкнул Эдвардсон. – И следите за стрелкой.
– Чего ради? – Морс откинулся в кресле. – К системе подведен сигнал тревоги. – Но он все же посмотрел на шкалу.
– А вдруг звонок не сработает? – спросил Эдвардсон. – Хотите, чтобы кто-то залез в ваши мозги?
– Звонок сработает, – сказал Кассель.
Его взгляд тоже переместился с лица Эдвардсона на шкалу прибора.
– Пойду-ка я вздремну, – вздохнул Эдвардсон.
– Постой, – сказал Кассель. – Забьем козла?
– Можно.
Эдвардсон достал колоду засаленных карт, а Морс снова уставился на стрелку.
– Скорей бы они прилетели, – сказал он.
– Сдавай. – Эдвардсон протянул Касселю колоду.
– Интересно, как они выглядят, – проговорил Морс, глядя на шкалу.
– Может, как мы, – ответил Кассель, не упуская из виду прибор.
Он раздавал карты медленно, по одной, будто надеясь найти под ними что-то интересное.
– Надо было послать с нами еще одного, – произнес он наконец. – Могли бы тогда играть в бридж.
– Я не умею, – ответил Эдвардсон.
– Научился бы.
– Почему мы сами не послали флот? – не унимался Морс. – Почему не разбомбили их планету?
– Не пори чушь, – ответил Эдвардсон. – Конец бы тогда всем нашим звездолетам. То есть, возможно, они бы и вернулись, но с противоположной целью.
– Ты проиграл, – констатировал Кассель.
– В тысячный раз! – рассмеялся Эдвардсон. – Сколько я тебе должен?
– Три миллиона пятьсот восемьдесят долларов.
– Скорей бы они прилетели, – повторил Морс.
– Выписать чек?
– Не спеши. Выпишешь через недельку.
– Нет, кто-то должен разобраться с этими уродами. – Морс заглянул в иллюминатор.
Кассель перевел взгляд на прибор.
– Я тут кое о чем подумал, – сказал Эдвардсон.
– О чем?
– Наверное, ужасно, когда кто-то управляет твоими мыслями. Наверное, это вообще невыносимо.
– Если это с тобой произойдет, ты сразу почувствуешь, – пообещал Кассель.
– А Эверсет почувствовал?
– Скорее всего. Но только ничего не мог поделать. А вообще, с моим-то мозгом все в порядке. Но если кто-то из вас, парни, начнет вести себя как… в общем, не как обычно… держитесь!
Они расхохотались.
– Ладно, – сказал Эдвардсон, – я не прочь с ними разобраться. Хватит уже тупить.
– И правда, почему бы нет? – согласился Кассель.
– Ты меня понял? Я о том, чтобы лететь к ним навстречу.
– Ну да. А чего сидеть-то?
– Мы справимся, – протянул Эдвардсон. – Они же не боги. Просто разумные существа.
Морс сверил курс корабля с расчетным и поднял голову.
– Думаешь, надо связаться с центром? Сообщить о наших намерениях?
– Ни в коем случае! – воскликнул Кассель, и Эдвардсон согласно кивнул. – Это запрещено. Мы просто полетим и попробуем с ними договориться. Если не выйдет – вышибем их из космоса.
– Смотрите!
Он стоял у иллюминатора и смотрел на звезды.
– Нет, – отозвался Морс.
Битый час он не сводил глаз со стрелки детектора Аттисона. Трижды быстро моргнув, он снова уставился на прибор.
– Ни на миллиметр, – добавил Кассель из-за панели управления огнем.
Так оно и было. Черная тонкая стрелка замерла на нулевой отметке.
Ракетные пушки ждали своего часа, уставив черные жерла в черный космос. Детектор Аткинсона гудел, и этот ровный гул действовал успокаивающе, напоминая, что устройство соединено с другими такими же и вместе они образуют гигантскую сеть вокруг Земли.
– Какого черта они ждут? – Эдвардсон по-прежнему глядел на звезды. – Почему не летят? Почему не нападают?
– Заткнись, – буркнул Морс.
Вид у него был встревоженный и усталый. Старый шрам на левом виске, память о лучевом ударе, издали казался нарисованным.
– Да заявились бы они уже, что ли. – Эдвардсон оторвался от иллюминатора и двинулся к своему креслу, пригибая голову из-за низкого потолка. – Что? А ты разве этого не хочешь?
Лицо у Эдвардсона было узкое и опасливое, как у мыши, но мыши хитрой, от которой кошкам лучше держаться подальше.
– Не хочешь? – повторил он.
И не дождался ответа. Товарищи были заняты делом – неотрывно глядели на шкалу детектора.
– Времени у них было достаточно, – сказал Эдвардсон, ни к кому не обращаясь.
Кассель облизнул губы, зевнул.
– Кто-нибудь хочет забить козла? – спросил он, тряся бородой.
Бороду он носил со студенческих времен и уверял, что может продержаться без воздуха почти четверть часа только за счет содержащегося в фолликулах волосков кислорода. Правда, Кассель ни разу не вышел в космос без шлема, чтобы доказать это.
Морс повернул голову, и Эдвардсон машинально уставился на стрелку. Все как всегда. Это стало их жизнью, вошло в подсознание. Они скорее друг другу глотки перережут, чем оставят прибор без наблюдения.
– Как думаете, скоро мы их увидим? – Карие мышиные глазки Эдвардсона прикипели к стрелке.
Ему никто не ответил. Два месяца в космосе – и темы для разговоров исчерпаны. Студенческие приключения Касселя и боевые победы Морса больше никого не интересуют. Даже собственные мысли и мечты вызывают смертную тоску, как и ожидание вторжения, которое может произойти в любую минуту.
– Лично меня интересует только одно, – с легкостью завел привычную шарманку Эдвардсон. – Как далеко дотягивается их сила?
Целыми днями они рассуждали о телепатических возможностях неприятеля, много раз клялись оставить эту тему, но неизменно возвращались к ней. Профессиональные солдаты, они не могли не думать о враге и его оружии. Только об этом и говорили.
– Ну, – тихо ответил Морс, – сеть наших детекторов контролирует систему далеко за орбитой Марса.
– Где мы и находимся, – сказал Кассель, не сводя глаз с прибора.
– Возможно, они даже не знают, что у нас сеть детекторов. – Эти слова Морс повторял уже тысячу раз.
– Да ладно! – ухмыльнулся Эдвардсон. – Они же телепаты. Наверняка просканировали мозг Эверсета.
– Эверсет не знал про детекторы. – Морс снова перевел взгляд на прибор. – Его захватили раньше, чем была развернута сеть.
– Ну и что? – сказал Эдвардсон. – Им достаточно было спросить: «Слушай, как бы ты поступил, если бы узнал, что раса телепатов хочет захватить Землю? Чем бы защитил свою планету?»
– Нелепое рассуждение, – возразил Кассель. – Возможно, Эверсет даже и не подумал бы о таком способе обороны.
– Но ведь он человек. И мыслит как человек. Все согласились с тем, что такая защита – самая надежная. И Эверсет согласился бы.
– Силлогизм, – проворчал Кассель. – Очень шаткий довод.
– Плохо, что его захватили в плен, – вздохнул Эдвардсон.
– Могло быть и хуже, – отозвался Морс. Взгляд у него был печальнее, чем всегда. – Что, если бы сцапали обоих?
– Скорее бы они заявились, – повторил Эдвардсон.
Ричард Эверсет и К. Р. Джонс совершали первый межзвездный перелет и в системе Веги обнаружили обитаемую планету. Дальше, как обычно, все решил жребий – монетка. И на планету в разведывательном скутере полетел Эверсет. Джонс оставался на корабле и поддерживал радиоконтакт.
Запись их разговора потом транслировали по всей Земле.
– Встретил туземцев, – передавал Эверсет. – Какие забавные! Опишу тебе их позже.
– Они пытаются как-то объясниться? – спросил Джонс, ведя корабль по снижающейся спирали.
– Нет! Постой… Черт возьми! Они телепаты! Представляешь?
– Чудненько. Продолжай.
– Слушай, Джонс, они мне не нравятся. Эти ребята задумали какую-то гадость. О господи!
– Что случилось? – Джонс поднял корабль чуть выше.
– Плохо дело. Эти гады одержимы властью. Они захватили все близлежащие звездные системы и сейчас собираются…
– Что?
– Нет, я не так их понял. – Голос Эверсета вдруг потеплел. – И совсем они не плохие.
Соображал Джонс быстро, к тому же отличался природной подозрительностью. Он поставил автопилот на максимальное ускорение, лег на пол и сказал:
– Рассказывай дальше.
– Спускайся сюда, – предложил Эверсет, нарушая все мыслимые регламенты. – Сам увидишь. Отличные ребята, никогда не встречал таких…
Здесь разговор прекратился, потому что Джонса вжало в пол ускорение в двадцать G – он хотел, чтобы корабль быстрее набрал скорость, необходимую для совершения С-прыжка.
Джонсу сломало три ребра, но он вернулся домой.
Итак, телепатическая раса начала войну. И как теперь быть Земле?
Информацию, которую доставил Джонс, тщательно проанализировали и сделали выводы. Самый очевидный из них был таков: телепаты без труда воздействуют на мозг человека. Они быстро внушили Эверсету что хотели и стерли все его подозрения. Завладели сознанием легко и просто.
Но почему они не влезли в мозг Джонса? Помешало расстояние? Или просто не были готовы к его неожиданному отлету?
Ясно одно: противник теперь знает все, что знал Эверсет. То есть врагам известно, где расположена Земля и насколько она беззащитна перед телепатами. Следовательно, вскоре они пожалуют в гости. Нужно найти хоть какую-то защиту от их мощной способности. Но какую? Где взять броню против мысли? Как уклониться от пси-волны?
Ученые с красными от недосыпания глазами непрерывно обсуждали свои периодические таблицы.
Как понять, что мозг человека взят под контроль? Да, в случае с Эверсетом враг действовал не очень шустро. Но будет ли так всегда? Что, если телепаты умеют делать правильные выводы из собственных ошибок?
Психологи рвали на себе волосы и посыпали голову пеплом. Как отличить человеческую мысль от нечеловеческой, по каким критериям?
В любом случае надо было что-то делать, и делать срочно. Но что? Технологическая планета выдвинула технологическое решение: построить космический флот и оснастить его специальными датчиками и орудиями. Что и было исполнено в кратчайшие сроки.
Был создан детектор Аттисона – нечто среднее между радаром и электроэнцефалографом. Любое отклонение от типичной волновой картины человеческого мозга вызвало бы движение стрелки прибора. Даже кошмарный сон или нарушение пищеварения, а попытка воздействовать на мозг человека и подавно.
Звездолеты с экипажами по три человека заполнили пространство между Землей и Марсом, образовав гигантскую сферу с Землей в центре. Десятки тысяч людей склонились над пультами, пристально наблюдая за стрелками детекторов Аттисона.
А стрелки не двигались.
– Может, пальнуть разок-другой? – спросил Эдвардсон, положив палец на красную кнопку. – Чисто для проверки орудий.
– Они не нуждаются в проверке, – ответил Кассель, поглаживая бороду. – Кроме того, на других кораблях нас не поймут. Еще, чего доброго, паника поднимется.
– Кассель, – с ледяным спокойствием произнес Морс, – оставь свою бороду в покое.
– Почему?
– Потому, – прошипел Морс. – Потому что я сейчас запихну ее в твою жирную глотку.
Кассель широко улыбнулся и сжал кулаки.
– А ну попробуй! – сказал он, вставая с кресла. – Меня вот тоже достал твой шрам.
– Прекратите! – рявкнул Эдвардсон. – И следите за стрелкой.
– Чего ради? – Морс откинулся в кресле. – К системе подведен сигнал тревоги. – Но он все же посмотрел на шкалу.
– А вдруг звонок не сработает? – спросил Эдвардсон. – Хотите, чтобы кто-то залез в ваши мозги?
– Звонок сработает, – сказал Кассель.
Его взгляд тоже переместился с лица Эдвардсона на шкалу прибора.
– Пойду-ка я вздремну, – вздохнул Эдвардсон.
– Постой, – сказал Кассель. – Забьем козла?
– Можно.
Эдвардсон достал колоду засаленных карт, а Морс снова уставился на стрелку.
– Скорей бы они прилетели, – сказал он.
– Сдавай. – Эдвардсон протянул Касселю колоду.
– Интересно, как они выглядят, – проговорил Морс, глядя на шкалу.
– Может, как мы, – ответил Кассель, не упуская из виду прибор.
Он раздавал карты медленно, по одной, будто надеясь найти под ними что-то интересное.
– Надо было послать с нами еще одного, – произнес он наконец. – Могли бы тогда играть в бридж.
– Я не умею, – ответил Эдвардсон.
– Научился бы.
– Почему мы сами не послали флот? – не унимался Морс. – Почему не разбомбили их планету?
– Не пори чушь, – ответил Эдвардсон. – Конец бы тогда всем нашим звездолетам. То есть, возможно, они бы и вернулись, но с противоположной целью.
– Ты проиграл, – констатировал Кассель.
– В тысячный раз! – рассмеялся Эдвардсон. – Сколько я тебе должен?
– Три миллиона пятьсот восемьдесят долларов.
– Скорей бы они прилетели, – повторил Морс.
– Выписать чек?
– Не спеши. Выпишешь через недельку.
– Нет, кто-то должен разобраться с этими уродами. – Морс заглянул в иллюминатор.
Кассель перевел взгляд на прибор.
– Я тут кое о чем подумал, – сказал Эдвардсон.
– О чем?
– Наверное, ужасно, когда кто-то управляет твоими мыслями. Наверное, это вообще невыносимо.
– Если это с тобой произойдет, ты сразу почувствуешь, – пообещал Кассель.
– А Эверсет почувствовал?
– Скорее всего. Но только ничего не мог поделать. А вообще, с моим-то мозгом все в порядке. Но если кто-то из вас, парни, начнет вести себя как… в общем, не как обычно… держитесь!
Они расхохотались.
– Ладно, – сказал Эдвардсон, – я не прочь с ними разобраться. Хватит уже тупить.
– И правда, почему бы нет? – согласился Кассель.
– Ты меня понял? Я о том, чтобы лететь к ним навстречу.
– Ну да. А чего сидеть-то?
– Мы справимся, – протянул Эдвардсон. – Они же не боги. Просто разумные существа.
Морс сверил курс корабля с расчетным и поднял голову.
– Думаешь, надо связаться с центром? Сообщить о наших намерениях?
– Ни в коем случае! – воскликнул Кассель, и Эдвардсон согласно кивнул. – Это запрещено. Мы просто полетим и попробуем с ними договориться. Если не выйдет – вышибем их из космоса.
– Смотрите!
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента