Шелли Перси. Ченчи

Живи, преуспевай и, если есть
На совести твоей грехи, раскайся!
В том, что теперь ты сделал, - нет греха.
(Слышен звук рога.)

Лукреция

Чу! Замковый сигнальный рог. О Боже!
Звучит он словно зов на Страшный Суд.

Беатриче

Какой-то гость не вовремя приехал.

Лукреция

Подъемный мост опущен; во дворе
Я слышу стук копыт. Скорей, спасайтесь!
(Уходят Олимпио и Марцио.)

Беатриче

Уйдем к себе, и притворимся, будто
Мы спим глубоким сном, да, впрочем, мне
Навряд ли даже надо притворяться;
Тот дух, что этим телом властно правит,
Мне кажется так странно-безмятежным,
Что я усну невозмутимым сном:
Все зло теперь окончилось навеки.
(Уходят.)

СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ

Другая комната в замке. Входит с одной стороны, легат Савелла, в
сопровождении слуги, с другой - Лукреция и Бернардо.

Савелла

Синьора, да послужит извиненьем
Мой долг перед Святейшеством его,
Что я теперь покой ваш нарушаю
В такой неподходящий час: я должен
Иметь беседу тотчас с графом Ченчи.
Он спит?

Лукреция
(с торопливым смущением)

Наверно, спит, но я прошу вас
Ночной его покой не возмущать;
Пусть он поспит, не то случится худо, -
Он вспыльчивый и злобный человек.
Он должен этой ночью спать и видеть
В жестоких снах свирепый ужас ада.
Пусть только день забрезжит, и тогда...
(В сторону.)
О, я изнемогаю!

Савелла

Мне прискорбно,
Что я вам доставляю беспокойство,
Но должен граф немедля дать ответ
На целый ряд важнейших обвинений,
И в этом цель приезда моего.

Лукреция
(с возрастающим беспокойством)

Но разбудить его я не посмею,
И кто бы мог - не знаю никого я;
Будить змею опасно, - не змею,
А труп, в котором спит свирепый демон.

Савелла

Мне ждать нельзя, мои мгновенья здесь
Сосчитаны. И если никого
Здесь нет, кто разбудить его посмел бы,
Я сам пойду будить его.

Лукреция
(в сторону)

О, ужас!
Отчаянье!
(К Бернардо.)
Бернардо, проводи же
Посланника Святейшества его
В ту комнату, где твой отец.
(Савелла и Бернардо уходят.)
(Входит Беатриче.)

Беатриче

То вестник,
Прибывший, чтоб виновного схватить,
Уже теперь стоящего пред Богом,
С Его неотвергаемым судом.
Соединясь в согласном приговоре,
Нас оправдали Небо и Земля.

Лукреция

О, ужас нестерпимый! Если б только
Он был в живых! Я слышала сейчас,
Когда они все мимо проходили,
Шепнул один из свиты, что легат
Имеет полномочие от Папы
Немедленно казнить его. Так, значит,
Путем законным все произошло бы,
За что теперь мы дорого заплатим.
Вот-вот, они обыскивают крепость,
Они находят труп, и подозренье
Диктует им, где истина; потом
Тихонько совещаются, что делать;
Потом воскликнут громко: "Это - вы!"
О, ужас! Все открылось!

Беатриче

Мать моя,
Что сделано разумно, то прекрасно.
Будь столь же смелой, как ты справедлива.
И было бы ребячеством бояться, -
Когда спокойна совесть, - что другие
Узнают то, что сделано тобой,
С пугливостью смотреть, в лице меняясь,
И этим обнажать, что хочешь скрыть.
Себе лишь верной будь и, кроме страха,
Не бойся ничего, другого нет
Свидетеля, а если б он явился, -
Что прямо невозможно, - если б вдруг
Возникло что-нибудь не в нашу пользу,
Мы можем подозренье ослепить
Таким правдоподобным удивленьем,
Такою оскорбленностью надменной,
Какая невозможна для убийц.
Что сделано, то нужно было сделать, -
И что мне до другого! Я как мир,
Как свет, лучи струящий по вселенной,
Как землю окруживший вольный воздух,
Как твердый центр всех миров. Что будет,
Меня волнует так же, как скалу
Бесшумный ветер.
(Крик внутри покоев и смятенье.)
Смерть! Убийство! Смерть!
(Входят Бернардо и Савелла.)

Савелла
(обращаясь к своей свите)

Весь замок обыскать и бить тревогу;
У выходных ворот поставить стражу,
Чтоб все остались в замке!

Беатриче

Что случилось?

Бернардо

Не знаю, как сказать: отец наш мертв!

Беатриче

Как? Мертв? Он только спит. И ты ошибся,
Мой милый брат; он крепко-крепко спит.
И тихий сон его подобен смерти.
Не странно ли: мучитель может спать!
Но он не мертв?

Бернардо

Он мертв! Убит!

Лукреция
(в крайнем возбуждении)

Нет, нет!
Он не убит, хотя, быть может, умер.
Ключи от этих комнат у меня.

Савелла

А! Вот как!

Беатриче

Монсиньор, простите нас.
Но мы должны уйти: ей очень худо;
Как видите, она изнемогает
От ужаса подобных испытаний.
(Лукреция и Беатриче уходят.)

Савелла

Не можете ли вы кого-нибудь
В убийстве заподозрить?

Бернардо

Я не знаю,
Что думать.

Савелла

Может быть, вы назовете
Кого-нибудь, кто в смерти графа Ченчи
Имел бы интерес?

Бернардо

Увы, не в силах
Назвать хоть одного, кто не имел бы;
Имеют все, особенно же те,
Кто горше всех скорбит о происшедшем:
Моя сестра, и мать, и сам я.

Савелла

Странно!
Есть знаки несомненные насилья.
Труп старика нашел я, в лунном свете,
Висящим под окном его же спальни,
Среди ветвей сосны; упасть не мог он, -
Он весь лежал бесформенною кучей.
Следов кровавых, правда, нет. Прошу вас, -
Для чести дома вашего так важно,
Чтоб выяснилось все, - скажите дамам,
Я их прошу пожаловать сюда.
(Бернардо уходит.)
(Входит стража и вводит Марцио.)

Стража

Вот, одного поймали!

Офицер

Монсиньор,
Мы этого злодея и другою
Нашли среди уступов. Нет сомненья,
Они и есть убийцы графа Ченчи:
У каждого нашли мы кошелек,
Наполненный монетами; а этот
Был мантией роскошною покрыт;
Сверкая золотой своей отделкой
Средь темных скал, под мутною луной,
Она его нам выдала; другой же
В отчаянной защите был убит.

Савелла

И что он говорит?

Офицер

Хранит молчанье
Упорное, но эти строки скажут:
Письмо нашли мы у него в кармане.

Савелла

По крайней мере, их язык правдив.
(Читает.)
"Донне Беатриче.
"Чтобы возмездие за то, что вообразить
"моя душа противится, могло случиться скоро, я
"посылаю к тебе, по желанию твоего брата,
"тех, которые скажут и сделают больше,
"чем я решаюсь писать.
"Твой верный слуга Орсино".
(Входят Лукреция, Беатриче и Бернарда.)
Тебе известен этот почерк?

Беатриче

Нет.

Савелла

Тебе?

Лукреция
(во все время этой сцены она исполнена крайнего возбуждения)

Что это значит? Что такое?
Мне кажется, рука Орсино это!
Откуда же достали вы письмо?
В нем говорит невыразимый ужас,
Который не нашел себе исхода,
Но между этой девушкой несчастной
И собственным ее отцом усопшим
Успел создать зияющую бездну
Глухой и темной ненависти.

Савелла

Так?
Синьора, это верно, что отец твой
Тебе нанес такие оскорбленья,
Что ненависть зажег в твоей душе?

Беатриче

Не ненависть, а нечто, что сильнее.
Но для чего об этом говорить?

Савелла

Здесь что-то есть, о чем ты знаешь больше,
Чем выразить в вопросе я могу.
В твоей душе есть тайна.

Беатриче

Монсиньор,
Вы говорите дерзко, не подумав.

Савелла

От имени Святейшества его
Присутствующих всех я арестую.
Мы едем в Рим.

Лукреция

О, нет! Мы невиновны.
Не нужно в Рим!

Беатриче

Виновны? Кто же смеет
Сказать, что мы виновны? Монсиньор,
В отцеубийстве так же я виновна,
Как без отца родившийся ребенок;
Еще, быть может, меньше. Мать моя,
Твоя святая кротость, благородство
Щитом служить не могут перед этим
Язвительным неправосудным миром,
Пред этой обоюдоострой ложью,
Что сразу выставляет два лица.
Как! Ваши беспощадные законы,
Верней, осуществляющие их,
Вы, слуги их неверные, сначала
Дорогу к правосудью заградите,
Потом, когда, во гневе, Небеса,
Суда земного видя небреженье,
Вмешаются и мстителя пошлют,
Чтоб наказать неслыханное дело,
Вы скажете, что тот, кто правды ждал,
Преступник? Вы преступники! Вот этот
Несчастный, что бледнеет и дрожит,
Коль верно то, что он убийца Ченчи,
Есть меч в деснице праведного Бога.
Зачем же я его взяла бы в руки?
Бог мстит за те деянья, о которых
Не скажешь этим смертным языком.

Савелла

Так смерть его была для вас желанной?

Беатриче

Когда бы хоть на миг в моей душе
Остыло это дикое желанье,
То было б преступленьем, - таким же,
Как черный грех, в его душе возникший.
Да, правда, я надеялась, ждала,
Молилась, даже больше - твердо знала, -
Ведь есть же правосудный, мудрый Бог, -
Я знала, что над ним нависла кара
Какой-то роковой внезапной смерти.
И вот она пришла - и это правда,
Что для меня на всей земле и в Небе
Была одна последняя надежда,
Одно успокоенье - смерть его.
И что ж теперь?

Савелла

Обычное явленье.
Из странных мыслей - странные дела.
Я не могу судить тебя.

Беатриче

Но, если
Меня вы арестуете, невольно
Вы станете судьей и палачом
Того, что я считаю жизнью жизни.
И самое дыханье обвиненья
Пятнает незапятнанное имя,
И, после оправдания косого,
Все то, что было светлым и живым,
Становится безжизненною маской.
Я снова повторяю, это ложь,
Что будто я грешна в отцеубийстве,
Хоть я по справедливости должна
Прийти в восторг, узнав об этой смерти,
Узнав, что чья-то чуждая рука
Послала дух его молить у Бога
Того, в чем отказал он мне: пощады.
Оставьте нас свободными, прошу вас;
Наш знатный дом навек не оскверняйте
Неясным подозреньем в преступленье,
Которого не мог он совершить;
К небрежности своей и к нашим мукам
Еще сильнейших мук не прибавляйте.
Их было слишком много; не лишайте
Обманутых и выброшенных бурей -
Последнего: обломков корабля.

Савелла

Синьора, я не смею. Приготовьтесь.
Прошу вас, мы поедем вместе в Рим:
Что будет дальше, скажет воля Папы.

Лукреция

О, нет, не надо в Рим! Не надо в Рим!

Беатриче

Зачем ты так тревожишься, родная?
Зачем бояться Рима? Там, как здесь,
Мы нашей невиновностию можем
Бесстрашно обвиненье растоптать.
Есть Бог и там, а Он своею тенью
Всегда прикроет слабых, беззащитных.
Обиженных, как мы. Утешься. Помни,
Что на меня ты можешь опереться:
Блуждающие мысли собери.
Как только, монсиньор, вы отдохнете
И выясните все, что только нужно
Для следствия, вы нас внизу найдете
Готовыми к отъезду. Ты поедешь,
Родная?

Лукреция

А! Они нас будут мучить.
Привяжут к колесу, начнут пытать.
И этот ужас мук невыносимых
У нас исторгнет самообвиненье.
Джакомо будет там? Орсино там?
И Марцио? И все на очной ставке?
И каждый у другого на лице
Увидит тайну собственного сердца!
О, горе мне!
(Она лишается чувств, и ее уносят.)

Савелла

Она лишилась чувств.
Недобрый знак.

Беатриче

Она людей не знает
И думает, что власть есть дикий зверь,
Который схватит острыми когтями
И больше уж, не выпустит: змея,
Которая в отраву превращает
Что только ни увидит, находя
В свирепом яде собственную пищу.
Она не может знать, как хорошо
Прислужники слепого произвола
Читать умеют истину вещей
В чертах лица безгрешно-простодушных:
Невинности не видит, в торжестве
Стоящей пред судом того, кто смертен,
Судьей и обвинителем обид,
Ее туда привлекших. Монсиньор,
Прошу вас приготовиться к отъезду;
Мы ждем вас во дворе с своею свитой.
(Уходит.)

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

СЦЕНА ПЕРВАЯ

Комната в палаццо Орсино. Входят Орсино и Джакомо.

Джакомо

Так быстро злодеяние приходит
К ужасному концу? О, для чего же
Бесплодное раскаянье, казня
За черный грех, когда он совершится,
Не может громко нас предостеречь,
А только ранит жалом смертоносным,
Когда непоправимо преступленье!
О, если б этот прошлый час тогда
С себя совлек покров туманной тайны,
Представ с зловещим ликом привиденья,
С которым он является теперь,
Когда душа - как мрачная берлога,
Где спугнут дикий зверь, теперь гонимый
Свирепым лаем псов, чье имя совесть!
Увы! Увы! Какая злая мысль -
Убить седого дряхлого отца.

Орсино

Кто знал, что все окончится так плохо!

Джакомо

Безбожно посягнуть на святость сна!
Похитить кроткий мир спокойной смерти,
Которая преклонности усталой
Назначена природою самой!
Отнять у Неба гибнущую душу,
Не давши ей раскаяньем сердечным
И жаркими молитвами загладить
Жизнь, полную грехов!

Орсино

Но разве я
К убийству побуждал тебя?

Джакомо

О, если б
В твоем лице услужливо-любезном
Я зеркала не встретил для своих
Ужасных мыслей; если б целым рядом
Намеков и расспросов ты меня
Не вынудил чудовище увидеть
Моей души и на него глядеть,
Пока оно с желаньем не сроднилось!

Орсино

Вот так всегда, кто терпит неудачу,
Вину за все слагает на того,
Кто был его решению поддержкой,
Или винит другое что-нибудь,
Но только не себя. А в то же время
Признайся, что раскаянье твое
С его больною бледностью возникло
Всецело оттого, что ты теперь
Находишься в опасности; признайся,
Что это страх, откинувши свой стыд,
Скрывается под маской угрызений.
А если б мы могли еще спастись?

Джакомо

Но как же это можно? Беатриче,
Лукреция и Марцио в тюрьме.
И, верно, исполнители закона
Уж посланы, пока мы говорим здесь,
Схватить и нас.

Орсино

Я приготовил все
Для верного немедленного бегства.
И если ты желаешь, мы сейчас же
Воспользуемся случаем.

Джакомо

Скорей
Дыханье испущу средь пыток страшных,
Как, бегством обвинив самих себя,
Мы сложим всю вину на Беатриче?
Меж тем как в этом деле богохульном
Она одна - как светлый Ангел Бога,
Прислужников нашедший в духах тьмы
И мстящий за обиду без названья,
Пред ужасом которой черный грех
Отцеубийства стал святым деяньем;
Тогда как мы для наших низких целей...
Орсино, если я сравню твои
Слова и взгляды с этим предложеньем,
Боюсь необходимости сознаться,
Что ты - подлец. Скажи, с какою целью,
Намеками, улыбками, словами
В опасное такое преступленье
Меня ты заманил - и бросил в пропасть?
И ты не лжец? И ты не ложь сама?
Изменник и убийца! Трус и раб!
Да что тут тратить время! Защищайся!
(Обнажает шпагу.)
Пусть скажет сталь, чем заклеймить тебя
Гнушается язык мой.

Орсино

Спрячь оружье.
Джакомо, неужели до того
Твой страх тебя отчаяньем исполнил,
Что руку поднимаешь ты на друга,
Из-за тебя погибшего? Но, если
Ты к этому подвигнут честным гневом,
Узнай, что предложением своим
Хотел я испытать тебя, не больше.
Что ж до меня, своим бесплодным чувством
Я приведен к той точке, от которой
Не в силах отступить -^ хотя бы даже
Мой твердый дух раскаянье узнал.
Пока мы говорим, внизу, у входа,
Ревнители закона ждут, и мне
Даны лишь эти краткие мгновенья.
И если хочешь ты к своей жене
Теперь пойти с печальным утешеньем,
Иди вот этим ходом потаенным, -
Ты их избегнешь.

Джакомо

Друг великодушный!
Так ты меня простил? О, если б мог я
Своею жизнью выкупить твою!

Орсино

Твое желанье на день опоздало.
Спеши. Всего хорошего. Ты слышишь,
Идут по коридору!
(Джакомо уходит.)
Очень жаль,
Но стражи ждут его теперь у входа
Его же дома; это сделал я,
Чтоб от него, как и от них, сокрыться.
На этих размалеванных подмостках
Изменчивого мира я задумал
Торжественную пьесу разыграть,
Хотел достичь моих особых целей
Сплетением добра и зла в узор,
Подобный тем, какие ткутся всюду;
Но встала Неожиданность и властно
Схватила нити замыслов моих,
Порвала их и с страшной быстротою
Сплела из них сеть гибели. Кричат!
(Слышен крик.)
Чу! Слышу. Я объявлен вне закона,
Но с ложным простодушием в лице,
В лохмотьях жалких, я пройти сумею
В толпе, всегда обманутой, что судит
Согласно с тем, что кажется. И после,
Под именем другим, в стране другой,
Я почести покинутого Рима
Легко переменю на жизнь другую,
Создав ее по старым образцам,
Служа своим желаньям. И душа
Останется все тою же, а облик
Всего, что вне, послужит верной маской.
Но если происшедшее не даст мне
Покоя - никогда? О, нет, к чему же!
Никто о злодеяниях моих
Не будет знать! Зачем себя я буду
Своим же осуждением тревожить!
Ужели победить я не смогу
Бесплодных угрызений? Буду вечно
Рабом - чего? Бессмысленного слова,
Которое все люди применяют
Друг против друга, только не к себе,
Точь-в-точь, как носят шпагу, чтобы ею
При случае кого-нибудь убить
И защитить себя от нападенья.
Но, если я глубоко заблуждаюсь, -
Что буду делать, где тогда найду я
Личину, чтобы скрыться от себя,
Как я теперь сокрыт от чуждых взоров?
(Уходит.)

СЦЕНА ВТОРАЯ

Зал суда. Камилло, Судьи и прочие сидят. Вводят Марцио.

Первый судья

Ну что же, обвиняемый, как прежде,
Вы будете упорно отрицать?
Скажите, вы виновны в преступленье
Иль нет? Скажите, кто у вас зачинщик?
Иль, может быть, их несколько? Ответьте,
Но только, чтобы правду говорить!

Марцио

О Господи! Когда бы правду знал я!
Не я его убийца. Этот плащ,
Который для меня уликой служит,
Олимпио мне продал.

Второй судья

Взять его!

Первый судья

Ты смеешь побледневшими губами
Произносить бесстыднейшую ложь,
Еще дрожа от поцелуев дыбы?
Тебе, должно быть, очень полюбились
Объятья собеседницы такой?
Ты хочешь предоставить ей исторгнуть
Из тела жизнь и душу? Взять его!

Марцио

Пощады! О, пощады! Я признаюсь!

Первый судья

Скорей!

Марцио

Я задушил его во сне.

Первый судья

И кто подговорил тебя?

Марцио

Джакомо,
Его же сын родной, и с ним Орсино,
Прелат, меня отправили в Петреллу.
Там донна Беатриче вместе с донной
Лукрецией со мною говорили,
Меня прельстили тысячею крон.
И я с своим товарищем немедля
Убил его. Теперь меня казните.
Пусть я умру!

Первый судья

Признание звучит
Зловещею правдивостью. Эй, стражи!
Введите заключенных!
(Входят Лукреция, Беатриче и Джакомо под стражей.)
Посмотрите
На этого, что здесь стоит: когда вы
В последний раз с ним виделись?

Беатриче

Его
Мы никогда не видели.

Марцио

Синьора,
Я вам известен слишком хорошо.

Беатриче

Ты мне известен? Как? Когда? Откуда?

Марцио

Забыть вы не могли, что вы меня
Угрозами и подкупом склонили,
Чтоб вашего отца я умертвил.
Потом, когда убийство совершилось,
Вы, дав мне плащ с отделкой золотою,
Сказали мне, чтоб я преуспевал.
Как преуспел я, можете вы видеть!
И вы, синьор Джакомо, вы, синьора
Лукреция, не можете отречься
От правды слов моих.
(Беатриче приближается к нему; он закрывает свое лицо и отшатывается.)
О, не гляди
Так страшно на меня! Бросай на землю,
Бесчувственно-немую, взоры мести!
Они меня терзают. Это пытка
Из уст моих признание исторгла.
Молю, пусть буду я теперь казнен.

Беатриче

Мне жаль тебя, несчастный. Но помедли!

Камилло

Пусть он здесь ждет.

Беатриче

О кардинал Камилло,
Известно всем, как вы добры и мудры.