уловимый призывный крик проходящего курьерского.
Любка вскинула голову, как борзая, медленно поднялась и заспешила на
далекий зов. Артур едва успевал за ней и в конце концов потерял в
привокзальной толпе. Он долго брел наугад и наконец увидел ее.
Любка стояла на железном пешеходном мосту и смотрела вниз на
разбегающиеся рельсы. Из подошедшей электрички высыпал народ с сумками,
баулами, тележками на колесиках. Любка их ненавидела. Ненавидела она и
певицу-пенсионерку, певшую бодрые комсомольские песни под баян. Ненавидела
солнце, небо, весь этот издыхающий в судорогах город. Электричка, наконец,
ушла, и вдали показался ревущий, неотвратимо приближающийся товарный состав.
Любка вцепилась пальцами в перила, наклоняясь вперед. Налетевший ветер
вздыбил ей волосы. Сверкающие рельсы приближались, сливаясь в одну сияющую
дорогу. Товарный ревел, вырастая... Любка зажмурилась и отпустила руки...
Вдруг она почувствовала, что висит в воздухе. Она открыла глаза.
Внизу летел товарняк. Мелькали желтые цистерны, платформы с лесом,
песком, углем... Она повернула голову и увидела перед собой перекошенное
лицо Артура - в последнюю секунду он успел схватить Любку за полы плаща и
сейчас тянул изо всех сил.
Когда Любка осознала себя, уже стоя посреди онемевшей публики, она
обернулась и, посмотрев вниз, за перила моста, потеряла сознание.
Посреди убежища стоял накрытый простыней с фиолетовым клеймом стол,
ломившийся от яств: дымилась картошка, таяли ломтики сала в миске, пыхтели
сосиски. поджаренные на вертеле из проволоки, настоящий абрикосовый компот
отсвечивал оранжевым от множества свечей на торте с надписью: "Чекушке от
друзей", самолично изготовленный Стариком. Старик в белом поварском колпаке
держал его в руках. Рядом выстроились Седой с кистями и коробкой пастели в
руках, Горелый с набором акварели.
- Давай, - скомандовал Седой.
Иван торжественно ввел Чекушку и сдернул ему повязку с глаз. Чекушка
захлопал ресницами и вдруг расплакался.
- Ты чего? - растерялся Иван.
- Спасибо, - вытер слезы Чекушка и улыбнулся.
Иван молча протянул ему пакет, перевязанный веревочкой. Чекушка
развернул - в нем оказалась тельняшка, которая была тут же надета. Тельняшка
была так велика, что низ ее доставал до пола. Седой подвернул Чекушке
рукава.
- Ты теперь не просто матрос. Ты - морской король, - Седой поднял край
тельняшки как мантию, Иван затрубил губами немыслимый марш, и компания
уселась за стол.
_ _ _ _ _
- Ничего был тортик, - отдыхиваясь, Горелый похлопал себя по животу. -
Каждый бы день гак...
- 0, если бы вы знали, как готовила его моя матушка, - погрустнел
Старик.
- А моя... -Чекушка осекся.
- Чего ты, - хлопнул его по плечу Горелый. - Подумаешь, мать... Меня
мамуля вообще в тюрьме родила. Так что я еще в пузе сидел, а уж за дверью
часовой топал. А как глаза растопырил - вот она мать родная, решеточка.
Родней не бывает. А ты говоришь.
- А у меня нет мамки и сроду не было, - чуть ли не хвастаясь, заявил
Иван. Он подкинул в огонь поленьев, и пламя выхватило из полумрака лица
друзей.
- Ты из пробирки, что ли? - заржал Горелый.
- Может, и так... Зато я москвич... Московский то есть...
- Это как? В Кремле подобрали? - съехидничал Горелый.
- Нет. На рельсах. Это мне потом в детдоме рассказывали. Ушел поезд, а
на рельсах сверток, - с гордостью продолжал Иван. - Бабка слышит, кто-то
пищит. Подходит - а там... - Иван заразительно рассмеялся, а вслед за ним и
вся компания, - а там черный, то есть я. Она давай кричать: "Ой, батюшки,
черт! Ой, пропала я! - Иван так и покатывался со смеху.
- А почему московский-то? - вытер слезы Горелый, продолжая хихикать.
- А поезд был "Москва -Воркута", - торжественно заключил Иван.
- А где твоя мама? - спросил вдруг Старик у Седого. Седой промолчал.
Иван, наклонившись к уху Старика, зашептал:
- В Америке они... Уехали работать, а он... Он не поехал. У него здесь
девушка...
Седой метнул взгляд в сторону Ивана, и тот сразу замолчал. В
наступившей тишине вдруг все услышали, как к дому подъехала машина, хлопнула
дверца. Переглянувшись, компания подкралась к окнам и осторожно выглянула.
Внизу Питон выставлял из багажника бутылки с бензином. Ему суетливо
помогал Плесень. Темный сидел в машине, открыв дверцу и курил.
- Нужно это тебе, - лениво тянул он, усмехаясь. - Переться в такую
даль...
- А вот это видишь? - заревел Питон, показывая на лиловую шишку на лбу.
Глаза тоже заплыли и превратились в узкие щелочки.
Плесень не выдержал и прыснул в кулак.
- Тебе смешно. а мне - нет. Спалю их гнездо к чертовой матери... Эй,
вы! - заревел снова Питон, - есть кто?
Компания затаилась.
- Ну и черт с вами...
Питон бросил пару бутылок в окно залы и, запалив последнюю, бросил ее
вдогонку. Раздался хлопок, и пламя забушевало.
- Ну, все, что ли? - раздраженно буркнул Темный. - Поехали.
Поджигатели запрыгнули в автомобиль и уехали.
Ребята, разобрав одеяла и шинели, бросились тушить огонь.
... Горел костер на берегу озера. Школьники, весело гомоня, расставляли
палатки, разворачивали удочки, кто-то уже успел залезть в воду, и
учительница бегала по берегу, что-то крича. Любка и Седой, переглянувшись,
взялись за руки и побежали вдоль берега по покрытой хвоей земле. Они
миновали рощу и спустились к маленькому, идеально круглому озерцу. Любка
забегала вперед, вертясь и подпрыгивая, снова возвращалась и все хохотала.
Седой молчал, искоса поглядывая на Любку. Вдруг порывисто дунул ветер,
раскачивая макушки сосен и первые звонкие капли защелкали по листве. Седой и
Любка побежали было обратно в лагерь, но тут сверкнула молния и с мгновенно
потемневшего неба хлынул могучий водяной поток. Набухала и расползалась под
ногами почва, бежать становилось все трудней. Седой, сняв куртку, затащил
Любку под ель. Они присели, накинув куртку на плечи. Какие-то крохотные
птички тоже присели на ветку ной головой, прижавшись друг к другу. Любка
показала на них Седому, и тот понимающе кивнул в ответ. Затем обнял ее
крепко-крепко, так, что Любка задрожала. Он приблизил ее лицо к своему и
поцеловал. Земля закачалась под Любкой и опрокинулось вдруг посветлевшее
небо. Дождь кончился так же внезапно, как и начался. Любка прижалась к
Седому и тихо рассмеялась...
_ _ _ _ _
- Озерки, - прохрипело радио обиженным голосом. Любка вздрогнула и
почему-то сошла. Трамвай, весело звеня, помчался дальше.
Любка брела по пустынному пляжу. Ветер трепал брошенные отдыхающими
газеты, рябил темную гладь и приятно щекотал лицо. Любка подняла воротник
плаща и, усевшись на скамейку, задремала
Проснулась она, почувствовав на себе чей-то взгляд. Перед ней стоял
малыш и сосал большей палец.
-Тетя, ты плачешь, - констатировал он.
Любка растерялась, ее никто еще не называл тетей.
- Какая она тебе тетя! - откуда-то появилась молоденькая, ненамного
старше Любки девушка и бесцеремонно потащила малыша к воде. Любка наблюдала,
как она прикуривает, неумело держа сигарету в ярко накрашенных губах, когда
малыш закричал:
- Остров! Мама, остров!..
- Где? - девушка даже не обернулась. А Лобка почему-то вздрогнула.
- Да вот же, смотри? - малыш тыкал пальцем куда-то вдаль. Любка
посмотрела и тоже ничего не увидела.
- Опять выдумки! - мать потащила ребенка от воды, тот упирался.
- Там остров! - заплакал малыш.
- Я вижу остров, не плачь, - Любка присела перед малышом. Тот сразу
перестал плакать.
- Правда?
- Честное слово, - Любка серьезно посмотрела на малыша.
- Тоже мне воспитательница! - мать схватила ребенка за шарф и потащила
за собой как собачонку. Малыш все оборачивался и пытался махнуть Любке
рукой.
Любка вернулась домой другим человеком. Лицо ее раскраснелось, губы
порозовели, заблестели глаза, и мать, открыв двери, всплеснула руками и
засуетилась, помогая ей снять плащ. А когда Любка, неожиданно для самой
себя, благодарно прижалась к ней щекой, мать не выдержала и зарыдала в
голос.
- Мамуля, все хорошо... - Любка погладила ее по плечу и прошла в
комнату. Достала за уголок сложенный лист и медленно его порвала на мелкие
кусочки. Закрылась на ключ и, стащив с полки. пыльный чемодан, начала
бросать туда вещи.
Перемазанный сажей именинник добил последний огненный язычок шинелью и
бросился на помощь Старику, который не придумал ничего лучшего, как топтать
пламя башмаками. Башмаки уже дымились и готовы были загореться. Подскочивший
Горелый вылил на ноги Старика ведро воды, и тот задымился, как самовар,
взмахивая пуками и притопывая, словно отплясывая русского. Иван тряс
обожженной рукой и тихо выл.
- Шабаш, - Седой размазал пот вместе с сажей по лицу.
- Что там у тебя, - Горелый остановил Ивана, - маслом надо помазать или
мочой...
- Гады, - скулил Иван.
- Еще немного, и мы бы, как эти птички, - кивнул на грифонов Горелый.
Поджаренные грифоны уныло свесили клювы.
Ивана перевязали и торжественно, как героя, уложили на нары.
- Ну, что, Седой, - заговорил Горелый, - надо что-то решать.
Седой кивнул. Старик, почувствовавший напряженность, завертел головой,
стараясь заглянуть каждому в глаза. Глаза прятали.
- Все вместе? - уточнил Горелый.
Седой снова кивнул.
- Хорошо, - продолжил Горелый, - через месяц-другой залив замерзнет, в
город ходу нет, да и не успеть уже, так ? Нам остается только передохнуть,
как мухам... Так?
- Говори, что делать! - отчаянно закричал Чекушка.
- Верно, Чекушка... Отвечаю: идти на крупняк, чтоб раз - и в дамки.
- Спокойно, дед, сейчас врубишься. Значит, так. Приглядел я тут один
магазинчик. Без охраны. Кассу снимают в шесть. Мы приедем в пять. Делаем
маски и пистолеты...
- Настоящие? - вскинулся Иван.
- За настоящий такой срок намотают... А стрелять не придется. Так,
попугаем слегка...
- Вы будете... грабить? - дошло до Старика.
- Не перебивай! - огрызнулся Горелый.
- Нельзя, - разволновался Старик и даже перешел на итальянский, но
спохватился. - Этого нельзя... Остров... он умрет... Вы убьете его... -
Старик не мог подобрать нужных слов.
Вдруг прозвенела рында. Все затихли.
- Это я! - раздался голос Марселя. Все облегченно вздохнули.
_ _ _ _ _ _ _ _
- Вы что там, костерчик жгли? - Марсель брезгливо отряхивался.
- Что с часами? - перебил его Горелый и встал у выхода. Марсель заметил
это и усмехнулся.
- Можно, я все по порядку...- все выжидающе молчали. - Часы забрал один
человек... И у вас фигурки тоже он забрал. Да, да! Живет он один. Дом
огромный. Барахла куча. Есть и золотишко. Где сигнализация, я знаю... Ясно?
- Я ему не верю, - Горелый подозрительно смотрел на Марселя. - Чего это
он о нас так заботится?
- Я взял у вас часы... Я потерял комиссионные. И этого человека я...
очень не люблю. При том... - он посмотрел на Седого, - можно решить все
проблемы разом. Это не мужичков щипать...
- Хорошо, - после долгого молчания согласился Седой. - Идем втроем: я,
ты и Горелый.
- Не выйдет...- Марсель покачал головой. - Нужен или этот или этот, -
он ткнул поочередно в Чекушку и Ивана. - Мы в форточку из влезем.
- У Ивана рука, - Горелый почесал нос, - а Чекушка...
- Я пойду! - вскочил Чекушка. - Я влезу! Я все сделаю! - он весь дрожал
и не сводил глаз с Седого.
- Молодей, пацан! - заорал Горелый. - Бандитом будешь, как подрастешь!
- Вы никуда... Я не пущу... Нельзя! - вскочил Старик. Глаза его горели,
седые волосы вздыбились. - Я вас не пущу!
Марсель, глядя на Старика, расхохотался. И Старик вдруг так хватил
ладонью по столу, что все замерли. Только продолжал хихикать Марсель. И
тогда Старик схватил его за грудки и затряс с неожиданной силой.
- Он меня убьет! - просипел Марсель, кося глазом на ребят. Но Старик
вдруг выпустил Марселя и, взявшись руками за сердце, медленно осел на пол.
Чекушка подскочил к нему.
- Мы не пойдем, не пойдем, деда! Ты только не волнуйся, пожалуйста, не
волнуйся! - Чекушка обнял Старика. Седой дал ему воды. Старик отпил и,
отдышавшись, спросил, глядя только на Седого:
- Дайте мне слово.
Седой посмотрел на Горелого, тот ему подмигнул.
- Да, - ответил Седой и выдержал взгляд Старика. Старик прикрыл глаза и
не заметил, как Седой кивнул Марселю, и тот, потирая рукой шею, вышел.
_ _ _ _ _
Когда Старик, наконец, тихонько засопел, команда тихо поднялась и
быстро, по-военному, оделась. Горелый собрал какие-то крючочки и проволочки
в дедовский саквояж, сунул туда веревку, и все на цыпочках вышли из убежища.
Прошло немного времени, и Старик вдруг приподнялся, тревожно озираясь. Он
вскочил и ощупал нары - нары были пусты. Старик нашарил спички, спички
закатились под стол. Старик долго нащупывал их и сначала вытащил платок,
потом спички. Зажег свечу и сел перед нею, задумавшись. Взглянул на платок в
своих руках и увидел знакомую монограмму. Он достал из пиджака визитку
Артура и сверил - монограммы совпадали. Старик спрятал платок и визитку в
карман, тщательно оделся, даже повязав галстук на засаленный ворот рубахи,
почистил мокрой тряпкой жеваную шляпу, взял со стола тупой кухонный нож,
завернул его в газету и спрятал во внутренний карман. Еще раз огляделся и
вышел из убежища.
- Дзинь! - разлетелся вдребезги первый фонарь у дома Артура. Иван
тщательно прицелился из рогатки, морщась от боли в руке, и второй фонарь
тоже потух.
_ _ _ _ _
Над окном верхнего этажа показался болтающийся на веревке Чекушка. Он
повисел немного, дрыгая ногами, и, наконец, был благополучно опущен на
большой балкон с каменными бабами по краям. Чекушка привязал конец веревки к
балкону, а другой выбросил вниз. Затем подставил какой-то ящик и,
подтянувшись, влез в открытую форточку.
У парадной двери стояли Седой, Горелый и Марсель. Горелый исподволь
наблюдал за Марселем. Марсель заметно нервничал. Раздался щелчок замка, и
дверь приоткрылась. Ребята замерли. Вдруг из двери высунулась довольная
физиономия Чекушки.
- Еле нашел, - зашептал он, тут столько комнат...
Горелый втолкнул его в дом, остальные вошли за ним. В прихожей стоял
застывший в священной пляске Шива. Чекушка обошел его, стараясь не смотреть.
Команда прошла в комнаты. Дверь так и осталась приоткрытой. В тишине вдруг
заработал холодильник. Горелый, недолго думая, направился в кухню, достал из
холодильника колбасу и захрумкал довольно. Протянул кусок Седому. Седой
помотал головой, и Горелый вручил кусок Чекушке.
- Вы что, сюда жрать пришли? - яростно зашептал Марсель и повел их в
гостиную. - Где-то здесь должен быть сейф...
Ребята вошли и ахнули, увидев все великолепие обстановки. Чекушка
бродил среди книжных шкафов и трогал пальцами корешки книг. Седой поочередно
снимал со стен оружие, и только Горелый с Марселем занялись поисками сейфа,
приподнимая картины и заглядывая за них.
- Вот он! - воскликнул Марсель, снимая со стены картину. Горелый
раскрыл саквояж и, вынув из него крючки, приступил к делу. Марсель светил
ему фонариком, то и дело озираясь.
Чекушка раскрыл огромный фолиант и ахнул - на всех порах мчалась на
него бригантина. Чекушка уселся на пол, чтобы ему попадал свет от фонаря и
начал листать книгу. Седой обнажил клинок турецкой сабли и рубанул со
свистом воздух...
Вдруг щелкнул выключатель, и вспыхнул свет. Артур, пьяно покачиваясь и
не замечая никого, толкнул дверцу бара и, вынув бутылку, припал к горлышку.
Все замерли. Артур, изрядно отхлебнув, опустил бутылку и только теперь
увидел компанию.
- Ого, у меня гости, а я в таком виде... - он одернул пальцами халат. -
Здравствуйте.
Ему никто не ответил. И тут Артур увидел Седого. Седой опустил саблю (
она глухо упала на ковер ) и медленно пошел на Артура.
- А вот этого не надо, молодой человек, - Артур снова качнулся и вдруг
профессионально ударил Седого в челюсть.
Седой отлетел к Чекушке и снова поднялся.
Артур открыл ящик бюро и достал пистолет.
- Тю-тю-тю... Не надо шутить, друзья, не надо...
Марсель незаметно отступал к окну. Горелый схватил саблю и направил ее
на Артура. Артур взъярился. Он бросил пистолет на диван и пошел на Горелого.
- А ну, отдай саблю, сосунок! - он наступал на Горелого, зажимая его в
угол.
- Отойди! Отойди! - завизжал Горелый, размахивая саблей и наступая на
Артура.
Неожиданно за дверью раздалось сухое покашливание, Артур обернулся, и в
это время Горелый ткнул его саблей.
Артур зажал рукой образовавшуюся рану и посмотрел удивленно сначала на
Горелого, затем перевел взгляд на Седого... и неожиданно, как-то ехидно ему
подмигнув, завалился на пол. Марсель, трясясь и прикрывая рукой рот,
отступил к балкону.
- Это он! Все из-за него! - Горелый бросился к Марселю, но Марсель уже,
схватившись за веревку, скользил вниз. Горелый тоже перекинулся через
балконную решетку. Седой быстро прошел к дивану и схватил пистолет.
Чекушка, пятясь, отступал к двери, как вдруг открылась, и в гостиную
вошел Старик.
_ _ _ _ _ _
Иван, спрятавшись за телефонной будкой, тревожно смотрел на верхние
окна особняка, где внезапно вспыхнул свет. Донесся неразборчивый вскрик, а с
балкона по веревке уже соскальзывал Марсель. Следом, ругаясь, - спускался
Горелый. Иван на всякий случай отступил вглубь парка, за деревья...
Марсель, а за ним и Горелый промчались совсем рядом мимо него, не
заметив, вглубь парка и скрылись в фиолетовой тьме.
Попробовав поднять набитый доверху чемодан, Любка взяла телефонную
трубку, задумалась на минуту и решительно набрала номер.
_ _ _ _ _ _ _
В гостиной Артура зазвонил телефон. Артур сидел на полу и, морщась,
заклеивал рану пластырем. Телефон продолжал звонить. Артур, чертыхаясь,
поднялся и сдернул трубку. Из трубки послышались короткие гудки. Артур нажал
на рычаг и, подумав, набрал короткий номер.
- Тридцатое отделение, сержант Корнев слушает, - донеслось оттуда.
_ _ _ _ _ _ _ _
Любка положила трубку. Положила на видное место записку и, с трудом
подняв чемодан, на цыпочках вышла из квартиры. Уже на лестнице надела туфли
и спустилась вниз.
На улице она остановила такси и, назвав водителю вокзал, уткнулась в
воротник плаща.
Моросил мелкий редкий дождь. Прохожие, спрятавшись под зонтиками, как
рыбы, плыли в сиреневой мгле. Мигали лиловые рекламы, словно разноцветные
грибы-поганки на почерневших от времени глыбах зданий. У сияющего огнями
кабака стоял карась-швейцар, сверкал позолотой позументов. Любка вдруг
остановила такси и что-то быстро сказала водителю. Тот пожал плечами и,
развернувшись, помчал в другую сторону.
Седой, Чекушка и Старик сидели в убежище. Они не закрыли дверей, не
убрали доску-мост. Сквозняки колебали пламя керосинки и по стенам ползли
причудливые тени. Казалось, колышутся стены--борта и неуправляемый
дом-корабль несется во мраке, тревожно позвякивая медной рындой. Ребята
молчали, боясь смотреть друг другу в глаза.
- Почему он подмигнул, почему? - не выдержал Чекушка. всхлипывая и
стуча зубами.
- Выпей, - протянул ему кружку Седой. Чекушка протянул руку и в ужасе
отдернул ее.
- Кровь! Кровь! - повторял он.
- Это моя... Я руку ободрал... - Седой как-то странно посмотрел на
Чекушку и снова протянул кружку. - Пей!
-Я не могу. Я не буду... - отступал Чекушка от Седого.
- Пей! - заорал вдруг Седой, швырнул кружку и выскочил из убежища. Он
сбежал по лестнице и внизу столкнулся с Любкой. Он остановился на секунду,
блестя в темноте глазами.
- Меня такси ждет, - сказала Любка.
Седой дико взглянул на нее и, молча, прошел мимо. Любка пошла за ним. У
стены башни они остановились. Урчало где-то за деревьями такси, моросил
нудной мелкий дождь.
- Ну? - Седой прислонился к стене, стараясь не стучать зубами.
- Я пришла проститься...
- До свидания.
- Я уезжаю. Навсегда.
Седой молчал, блестя глазами.
- Прощай, - он оттолкнулся от стены, но Любка удержала его.
- Ну? - он не смотрел на Любку.
- Я хочу сказать... Может быть, ты... Седой, поедем со мной! -
вырвалось у нее.
- Нет, - у Седого что-то булькнуло в горле.
- У меня будет ребенок, вдруг выпалила Любка.
Седой впервые посмотрел на нее, но промолчал.
- Я назову его Павел, - Седой кивнул. - Поедем, Паша... У меня бабка в
деревне, дом, у бабки корова... Будем молоко пить... - Любка взяла его за
руку.
Седой резко выдернул руку.
- Я сегодня, - в горле у него клокотало, - я сегодня человека хотел
убить, - Любка вскрикнула. - И убил бы, если б... если б...
Вдруг в темноте раздался легкий вскрик водителя такси, и темная фигура
мелькнула за деревьями. Седой вздрогнул и вытащил пистолет со змейкой на
рукоятке. Любка в ужасе смотрела на браунинг.
- Откуда? 0ткуда у тебя это? - она зажала рот, чтобы не вскрикнуть.
Седой взглянул вверх, посмотрел на окна башни и, не зная, как поступить,
завертел головой.
- Брось оружие! - из-за дерева выступила темная фигура с автоматом.
- А-а! - дико закричал Седой и, отшвырнув Любку, выстрелил.
- Это пугач! Это пугач! - закричала Любка, но короткая очередь
опередила ее.
- Черт, - выругалась фигура, - черт, пацан совсем!
Любка на деревянных ногах подошла к Седому. Он лежал с открытыми
глазами, и в глаза падал дождь. Любка наклонилась и прикрыла их ладонью.
Чекушка вскинул голову и замер, услышав выстрелы. Старик кинулся было к
окну, но Чекушка его оттащил.
- Бежим, дед, бежим...- и вдруг, словно опомнившись, закричал:
- Седой! Там же Седой! - и бросился к мостику-доске.
Старик побежал было за ним, но остановился и начал лихорадочно собирать
его картины, прижимая их к груди. Вдруг легкий вскрик донесся до него.
Старик замер и медленно пошел к мостику. На другой стороне стояли омоновцы и
смотрели вниз. Старик глянул в провал - там на спине лежал Чекушка, раскинув
руки. Вокруг его тела, как пики, торчали острые прутья арматуры, словно
ожидая очередной жертвы.
- Скорую, - глухо произнес кто-то. Кто-то тихо выругался. Старик ничего
не слышал. Его взяли за руки и увели вниз, поставив возле скорой.
Бесшумно вращалась милицейская мигалка, выхватывая из темноты
суетящиеся фигурки. Вот пронесли Седого, затем Чекушку. Рука мальчика
свисала с носилок. Моросил по-прежнему дождь. Старик стоял, прижимая к груди
рисунки. Глаза его странно увеличивались и, будто костерные угли, словно
подергивались пеплом. Медленно, как-то нелепо, он вдруг завалился на траву,
и глаза его застыли навечно.
Но глухой мерный рокот продолжал звучать в его голове. Хлопнул вдруг
над ним тугой белоснежный парус, и ...
Красавица-шхуна, подгоняемая утренним бризом устремилась вперед к
едва-едва розовеющей полоске солнца на горизонте. И Старик шел по палубе
этой шхуны, вглядываясь в лица сотен несчастных детей, взгляды которых тоже
были устремлены на него - с надеждой.
Ветер вдруг рванул, и шхуна понеслась, вздымаясь над пенными бурунами.
Солнце, до того медленно выбиравшееся из глубин океана, теперь, казалось,
выпрыгнуло из него, влекомое неведомой силой, и перед шхуной в сиянии
брызнувших из океана лучей открылся остров.
Как будто легкий вздох пролетел над палубой. Старик выпрямился и
устремился к носу рванувшегося навстречу острову корабля. Словно библейский
пророк, шел он сквозь море детей, и дети старались коснуться его и шли за
ним, одухотворенные и возвышенные. Какой-то мальчик в инвалидной коляске,
коснувшись ладони Старика, вдруг поднялся. И никто не удивился этому, да и
сам мальчик, казалось, не заметил свершившегося чуда, а лишь устремился за
Стариком к Острову. Их Острову. Рядом со Стариком шел Чекушка с иконописным
лицом в своей знаменитой тельняшке, тихо улыбался Седой и прижималась к
плечу любимого покорная Любка, и Иван, округлив рот, смотрел восхищенно на
приближающийся Остров.
Шхуна, казалось, уже летела над волной. Остров приближался, вырастал,
надвигался. И, совсем как в Чекушкиной картине, вздымались на нем гранитные
скалы, сверкая ледниками, клубились горные реки, бился в расщелине весь в
бриллиантовых брызгах водяных капель водопад, ловили в спокойных озерах рыбу
рыбаки, и на песчаном берегу стояли рядом гривастый лев и пугливая лань...
Эпилог.
Больница. За стеклянной больничной дверью стоит Чекушка, испуганно
глядя на Любку, поджидавшую его у входа вместе с Иваном, крутящим от
волнения головой. Обритая голова Чекушки делает его и без того большие глаза
огромными, Он ухватился худой ручонкой за вырез тельняшки, с которой не
расставался, и вопросительно вскидывает глаза на медсестру в белом халате.
- Ты чего испугался, это ж сестренка твоя... Ну же! - женщина
распахивает дверь и подталкивает Чекушку к встречающим.
- Сестра... - беззвучно повторяет Чекушка. Любка молча протягивает ему
раскрытую ладонь, и Чекушка осторожно вкладывает в нее свою ручонку.
- Ну, ты даешь! - хлопает его по плечу Иван и конфузится от строгого,
не детского взгляда.
Они уже выходят на дорожку, как вдруг из двери выбегает доктор в
накинутом наспех халате и останавливает их.
- Постой-ка, братец! - простуженным голосом произносит он, подходя к
ним широким шагом. - Вот, возьми это и обязательно сохрани. Если б не эта
штука... - он почему-то переводит взгляд на Любку, - в общем, еще немного
прут пробил бы дерево насквозь и - в спину... Крепкое дерево, - он
уважительно постучал пальцем по иконе, которую держал в руках.
Чекушка молча взял икону и кивнул доктору. Доктор улыбнулся одними
глазами, и троица медленно двинулась по теннисной аллейке к чугунным витым
воротам.
______
Белоснежный любимец Лешего ухаживая за пугливой голубкой, распушив
хвост и призывно воркуя, толкнул крылом старое высохшее гнездо,
прилепившееся за выступом башни. Гнездо накренилось, и из него выкатились
заляпанные пометом бриллианты. Один за другим, ровно одиннадцать. Голубка
вспорхнула, за ней поднялась вся стая и закружилась над покинутым
домом-кораблем с одинокой башней, над дубовой рощей с речкой и горбатым
мостиком через нее, над ржавым остовом военного корабля в заливе, над
воротами со знаменитыми собачками, над зеленым извилистым пассажирским
поездом, медленно удалявшимся от города по уходящим в бесконечность рельсам.
___________
Любка вскинула голову, как борзая, медленно поднялась и заспешила на
далекий зов. Артур едва успевал за ней и в конце концов потерял в
привокзальной толпе. Он долго брел наугад и наконец увидел ее.
Любка стояла на железном пешеходном мосту и смотрела вниз на
разбегающиеся рельсы. Из подошедшей электрички высыпал народ с сумками,
баулами, тележками на колесиках. Любка их ненавидела. Ненавидела она и
певицу-пенсионерку, певшую бодрые комсомольские песни под баян. Ненавидела
солнце, небо, весь этот издыхающий в судорогах город. Электричка, наконец,
ушла, и вдали показался ревущий, неотвратимо приближающийся товарный состав.
Любка вцепилась пальцами в перила, наклоняясь вперед. Налетевший ветер
вздыбил ей волосы. Сверкающие рельсы приближались, сливаясь в одну сияющую
дорогу. Товарный ревел, вырастая... Любка зажмурилась и отпустила руки...
Вдруг она почувствовала, что висит в воздухе. Она открыла глаза.
Внизу летел товарняк. Мелькали желтые цистерны, платформы с лесом,
песком, углем... Она повернула голову и увидела перед собой перекошенное
лицо Артура - в последнюю секунду он успел схватить Любку за полы плаща и
сейчас тянул изо всех сил.
Когда Любка осознала себя, уже стоя посреди онемевшей публики, она
обернулась и, посмотрев вниз, за перила моста, потеряла сознание.
Посреди убежища стоял накрытый простыней с фиолетовым клеймом стол,
ломившийся от яств: дымилась картошка, таяли ломтики сала в миске, пыхтели
сосиски. поджаренные на вертеле из проволоки, настоящий абрикосовый компот
отсвечивал оранжевым от множества свечей на торте с надписью: "Чекушке от
друзей", самолично изготовленный Стариком. Старик в белом поварском колпаке
держал его в руках. Рядом выстроились Седой с кистями и коробкой пастели в
руках, Горелый с набором акварели.
- Давай, - скомандовал Седой.
Иван торжественно ввел Чекушку и сдернул ему повязку с глаз. Чекушка
захлопал ресницами и вдруг расплакался.
- Ты чего? - растерялся Иван.
- Спасибо, - вытер слезы Чекушка и улыбнулся.
Иван молча протянул ему пакет, перевязанный веревочкой. Чекушка
развернул - в нем оказалась тельняшка, которая была тут же надета. Тельняшка
была так велика, что низ ее доставал до пола. Седой подвернул Чекушке
рукава.
- Ты теперь не просто матрос. Ты - морской король, - Седой поднял край
тельняшки как мантию, Иван затрубил губами немыслимый марш, и компания
уселась за стол.
_ _ _ _ _
- Ничего был тортик, - отдыхиваясь, Горелый похлопал себя по животу. -
Каждый бы день гак...
- 0, если бы вы знали, как готовила его моя матушка, - погрустнел
Старик.
- А моя... -Чекушка осекся.
- Чего ты, - хлопнул его по плечу Горелый. - Подумаешь, мать... Меня
мамуля вообще в тюрьме родила. Так что я еще в пузе сидел, а уж за дверью
часовой топал. А как глаза растопырил - вот она мать родная, решеточка.
Родней не бывает. А ты говоришь.
- А у меня нет мамки и сроду не было, - чуть ли не хвастаясь, заявил
Иван. Он подкинул в огонь поленьев, и пламя выхватило из полумрака лица
друзей.
- Ты из пробирки, что ли? - заржал Горелый.
- Может, и так... Зато я москвич... Московский то есть...
- Это как? В Кремле подобрали? - съехидничал Горелый.
- Нет. На рельсах. Это мне потом в детдоме рассказывали. Ушел поезд, а
на рельсах сверток, - с гордостью продолжал Иван. - Бабка слышит, кто-то
пищит. Подходит - а там... - Иван заразительно рассмеялся, а вслед за ним и
вся компания, - а там черный, то есть я. Она давай кричать: "Ой, батюшки,
черт! Ой, пропала я! - Иван так и покатывался со смеху.
- А почему московский-то? - вытер слезы Горелый, продолжая хихикать.
- А поезд был "Москва -Воркута", - торжественно заключил Иван.
- А где твоя мама? - спросил вдруг Старик у Седого. Седой промолчал.
Иван, наклонившись к уху Старика, зашептал:
- В Америке они... Уехали работать, а он... Он не поехал. У него здесь
девушка...
Седой метнул взгляд в сторону Ивана, и тот сразу замолчал. В
наступившей тишине вдруг все услышали, как к дому подъехала машина, хлопнула
дверца. Переглянувшись, компания подкралась к окнам и осторожно выглянула.
Внизу Питон выставлял из багажника бутылки с бензином. Ему суетливо
помогал Плесень. Темный сидел в машине, открыв дверцу и курил.
- Нужно это тебе, - лениво тянул он, усмехаясь. - Переться в такую
даль...
- А вот это видишь? - заревел Питон, показывая на лиловую шишку на лбу.
Глаза тоже заплыли и превратились в узкие щелочки.
Плесень не выдержал и прыснул в кулак.
- Тебе смешно. а мне - нет. Спалю их гнездо к чертовой матери... Эй,
вы! - заревел снова Питон, - есть кто?
Компания затаилась.
- Ну и черт с вами...
Питон бросил пару бутылок в окно залы и, запалив последнюю, бросил ее
вдогонку. Раздался хлопок, и пламя забушевало.
- Ну, все, что ли? - раздраженно буркнул Темный. - Поехали.
Поджигатели запрыгнули в автомобиль и уехали.
Ребята, разобрав одеяла и шинели, бросились тушить огонь.
... Горел костер на берегу озера. Школьники, весело гомоня, расставляли
палатки, разворачивали удочки, кто-то уже успел залезть в воду, и
учительница бегала по берегу, что-то крича. Любка и Седой, переглянувшись,
взялись за руки и побежали вдоль берега по покрытой хвоей земле. Они
миновали рощу и спустились к маленькому, идеально круглому озерцу. Любка
забегала вперед, вертясь и подпрыгивая, снова возвращалась и все хохотала.
Седой молчал, искоса поглядывая на Любку. Вдруг порывисто дунул ветер,
раскачивая макушки сосен и первые звонкие капли защелкали по листве. Седой и
Любка побежали было обратно в лагерь, но тут сверкнула молния и с мгновенно
потемневшего неба хлынул могучий водяной поток. Набухала и расползалась под
ногами почва, бежать становилось все трудней. Седой, сняв куртку, затащил
Любку под ель. Они присели, накинув куртку на плечи. Какие-то крохотные
птички тоже присели на ветку ной головой, прижавшись друг к другу. Любка
показала на них Седому, и тот понимающе кивнул в ответ. Затем обнял ее
крепко-крепко, так, что Любка задрожала. Он приблизил ее лицо к своему и
поцеловал. Земля закачалась под Любкой и опрокинулось вдруг посветлевшее
небо. Дождь кончился так же внезапно, как и начался. Любка прижалась к
Седому и тихо рассмеялась...
_ _ _ _ _
- Озерки, - прохрипело радио обиженным голосом. Любка вздрогнула и
почему-то сошла. Трамвай, весело звеня, помчался дальше.
Любка брела по пустынному пляжу. Ветер трепал брошенные отдыхающими
газеты, рябил темную гладь и приятно щекотал лицо. Любка подняла воротник
плаща и, усевшись на скамейку, задремала
Проснулась она, почувствовав на себе чей-то взгляд. Перед ней стоял
малыш и сосал большей палец.
-Тетя, ты плачешь, - констатировал он.
Любка растерялась, ее никто еще не называл тетей.
- Какая она тебе тетя! - откуда-то появилась молоденькая, ненамного
старше Любки девушка и бесцеремонно потащила малыша к воде. Любка наблюдала,
как она прикуривает, неумело держа сигарету в ярко накрашенных губах, когда
малыш закричал:
- Остров! Мама, остров!..
- Где? - девушка даже не обернулась. А Лобка почему-то вздрогнула.
- Да вот же, смотри? - малыш тыкал пальцем куда-то вдаль. Любка
посмотрела и тоже ничего не увидела.
- Опять выдумки! - мать потащила ребенка от воды, тот упирался.
- Там остров! - заплакал малыш.
- Я вижу остров, не плачь, - Любка присела перед малышом. Тот сразу
перестал плакать.
- Правда?
- Честное слово, - Любка серьезно посмотрела на малыша.
- Тоже мне воспитательница! - мать схватила ребенка за шарф и потащила
за собой как собачонку. Малыш все оборачивался и пытался махнуть Любке
рукой.
Любка вернулась домой другим человеком. Лицо ее раскраснелось, губы
порозовели, заблестели глаза, и мать, открыв двери, всплеснула руками и
засуетилась, помогая ей снять плащ. А когда Любка, неожиданно для самой
себя, благодарно прижалась к ней щекой, мать не выдержала и зарыдала в
голос.
- Мамуля, все хорошо... - Любка погладила ее по плечу и прошла в
комнату. Достала за уголок сложенный лист и медленно его порвала на мелкие
кусочки. Закрылась на ключ и, стащив с полки. пыльный чемодан, начала
бросать туда вещи.
Перемазанный сажей именинник добил последний огненный язычок шинелью и
бросился на помощь Старику, который не придумал ничего лучшего, как топтать
пламя башмаками. Башмаки уже дымились и готовы были загореться. Подскочивший
Горелый вылил на ноги Старика ведро воды, и тот задымился, как самовар,
взмахивая пуками и притопывая, словно отплясывая русского. Иван тряс
обожженной рукой и тихо выл.
- Шабаш, - Седой размазал пот вместе с сажей по лицу.
- Что там у тебя, - Горелый остановил Ивана, - маслом надо помазать или
мочой...
- Гады, - скулил Иван.
- Еще немного, и мы бы, как эти птички, - кивнул на грифонов Горелый.
Поджаренные грифоны уныло свесили клювы.
Ивана перевязали и торжественно, как героя, уложили на нары.
- Ну, что, Седой, - заговорил Горелый, - надо что-то решать.
Седой кивнул. Старик, почувствовавший напряженность, завертел головой,
стараясь заглянуть каждому в глаза. Глаза прятали.
- Все вместе? - уточнил Горелый.
Седой снова кивнул.
- Хорошо, - продолжил Горелый, - через месяц-другой залив замерзнет, в
город ходу нет, да и не успеть уже, так ? Нам остается только передохнуть,
как мухам... Так?
- Говори, что делать! - отчаянно закричал Чекушка.
- Верно, Чекушка... Отвечаю: идти на крупняк, чтоб раз - и в дамки.
- Спокойно, дед, сейчас врубишься. Значит, так. Приглядел я тут один
магазинчик. Без охраны. Кассу снимают в шесть. Мы приедем в пять. Делаем
маски и пистолеты...
- Настоящие? - вскинулся Иван.
- За настоящий такой срок намотают... А стрелять не придется. Так,
попугаем слегка...
- Вы будете... грабить? - дошло до Старика.
- Не перебивай! - огрызнулся Горелый.
- Нельзя, - разволновался Старик и даже перешел на итальянский, но
спохватился. - Этого нельзя... Остров... он умрет... Вы убьете его... -
Старик не мог подобрать нужных слов.
Вдруг прозвенела рында. Все затихли.
- Это я! - раздался голос Марселя. Все облегченно вздохнули.
_ _ _ _ _ _ _ _
- Вы что там, костерчик жгли? - Марсель брезгливо отряхивался.
- Что с часами? - перебил его Горелый и встал у выхода. Марсель заметил
это и усмехнулся.
- Можно, я все по порядку...- все выжидающе молчали. - Часы забрал один
человек... И у вас фигурки тоже он забрал. Да, да! Живет он один. Дом
огромный. Барахла куча. Есть и золотишко. Где сигнализация, я знаю... Ясно?
- Я ему не верю, - Горелый подозрительно смотрел на Марселя. - Чего это
он о нас так заботится?
- Я взял у вас часы... Я потерял комиссионные. И этого человека я...
очень не люблю. При том... - он посмотрел на Седого, - можно решить все
проблемы разом. Это не мужичков щипать...
- Хорошо, - после долгого молчания согласился Седой. - Идем втроем: я,
ты и Горелый.
- Не выйдет...- Марсель покачал головой. - Нужен или этот или этот, -
он ткнул поочередно в Чекушку и Ивана. - Мы в форточку из влезем.
- У Ивана рука, - Горелый почесал нос, - а Чекушка...
- Я пойду! - вскочил Чекушка. - Я влезу! Я все сделаю! - он весь дрожал
и не сводил глаз с Седого.
- Молодей, пацан! - заорал Горелый. - Бандитом будешь, как подрастешь!
- Вы никуда... Я не пущу... Нельзя! - вскочил Старик. Глаза его горели,
седые волосы вздыбились. - Я вас не пущу!
Марсель, глядя на Старика, расхохотался. И Старик вдруг так хватил
ладонью по столу, что все замерли. Только продолжал хихикать Марсель. И
тогда Старик схватил его за грудки и затряс с неожиданной силой.
- Он меня убьет! - просипел Марсель, кося глазом на ребят. Но Старик
вдруг выпустил Марселя и, взявшись руками за сердце, медленно осел на пол.
Чекушка подскочил к нему.
- Мы не пойдем, не пойдем, деда! Ты только не волнуйся, пожалуйста, не
волнуйся! - Чекушка обнял Старика. Седой дал ему воды. Старик отпил и,
отдышавшись, спросил, глядя только на Седого:
- Дайте мне слово.
Седой посмотрел на Горелого, тот ему подмигнул.
- Да, - ответил Седой и выдержал взгляд Старика. Старик прикрыл глаза и
не заметил, как Седой кивнул Марселю, и тот, потирая рукой шею, вышел.
_ _ _ _ _
Когда Старик, наконец, тихонько засопел, команда тихо поднялась и
быстро, по-военному, оделась. Горелый собрал какие-то крючочки и проволочки
в дедовский саквояж, сунул туда веревку, и все на цыпочках вышли из убежища.
Прошло немного времени, и Старик вдруг приподнялся, тревожно озираясь. Он
вскочил и ощупал нары - нары были пусты. Старик нашарил спички, спички
закатились под стол. Старик долго нащупывал их и сначала вытащил платок,
потом спички. Зажег свечу и сел перед нею, задумавшись. Взглянул на платок в
своих руках и увидел знакомую монограмму. Он достал из пиджака визитку
Артура и сверил - монограммы совпадали. Старик спрятал платок и визитку в
карман, тщательно оделся, даже повязав галстук на засаленный ворот рубахи,
почистил мокрой тряпкой жеваную шляпу, взял со стола тупой кухонный нож,
завернул его в газету и спрятал во внутренний карман. Еще раз огляделся и
вышел из убежища.
- Дзинь! - разлетелся вдребезги первый фонарь у дома Артура. Иван
тщательно прицелился из рогатки, морщась от боли в руке, и второй фонарь
тоже потух.
_ _ _ _ _
Над окном верхнего этажа показался болтающийся на веревке Чекушка. Он
повисел немного, дрыгая ногами, и, наконец, был благополучно опущен на
большой балкон с каменными бабами по краям. Чекушка привязал конец веревки к
балкону, а другой выбросил вниз. Затем подставил какой-то ящик и,
подтянувшись, влез в открытую форточку.
У парадной двери стояли Седой, Горелый и Марсель. Горелый исподволь
наблюдал за Марселем. Марсель заметно нервничал. Раздался щелчок замка, и
дверь приоткрылась. Ребята замерли. Вдруг из двери высунулась довольная
физиономия Чекушки.
- Еле нашел, - зашептал он, тут столько комнат...
Горелый втолкнул его в дом, остальные вошли за ним. В прихожей стоял
застывший в священной пляске Шива. Чекушка обошел его, стараясь не смотреть.
Команда прошла в комнаты. Дверь так и осталась приоткрытой. В тишине вдруг
заработал холодильник. Горелый, недолго думая, направился в кухню, достал из
холодильника колбасу и захрумкал довольно. Протянул кусок Седому. Седой
помотал головой, и Горелый вручил кусок Чекушке.
- Вы что, сюда жрать пришли? - яростно зашептал Марсель и повел их в
гостиную. - Где-то здесь должен быть сейф...
Ребята вошли и ахнули, увидев все великолепие обстановки. Чекушка
бродил среди книжных шкафов и трогал пальцами корешки книг. Седой поочередно
снимал со стен оружие, и только Горелый с Марселем занялись поисками сейфа,
приподнимая картины и заглядывая за них.
- Вот он! - воскликнул Марсель, снимая со стены картину. Горелый
раскрыл саквояж и, вынув из него крючки, приступил к делу. Марсель светил
ему фонариком, то и дело озираясь.
Чекушка раскрыл огромный фолиант и ахнул - на всех порах мчалась на
него бригантина. Чекушка уселся на пол, чтобы ему попадал свет от фонаря и
начал листать книгу. Седой обнажил клинок турецкой сабли и рубанул со
свистом воздух...
Вдруг щелкнул выключатель, и вспыхнул свет. Артур, пьяно покачиваясь и
не замечая никого, толкнул дверцу бара и, вынув бутылку, припал к горлышку.
Все замерли. Артур, изрядно отхлебнув, опустил бутылку и только теперь
увидел компанию.
- Ого, у меня гости, а я в таком виде... - он одернул пальцами халат. -
Здравствуйте.
Ему никто не ответил. И тут Артур увидел Седого. Седой опустил саблю (
она глухо упала на ковер ) и медленно пошел на Артура.
- А вот этого не надо, молодой человек, - Артур снова качнулся и вдруг
профессионально ударил Седого в челюсть.
Седой отлетел к Чекушке и снова поднялся.
Артур открыл ящик бюро и достал пистолет.
- Тю-тю-тю... Не надо шутить, друзья, не надо...
Марсель незаметно отступал к окну. Горелый схватил саблю и направил ее
на Артура. Артур взъярился. Он бросил пистолет на диван и пошел на Горелого.
- А ну, отдай саблю, сосунок! - он наступал на Горелого, зажимая его в
угол.
- Отойди! Отойди! - завизжал Горелый, размахивая саблей и наступая на
Артура.
Неожиданно за дверью раздалось сухое покашливание, Артур обернулся, и в
это время Горелый ткнул его саблей.
Артур зажал рукой образовавшуюся рану и посмотрел удивленно сначала на
Горелого, затем перевел взгляд на Седого... и неожиданно, как-то ехидно ему
подмигнув, завалился на пол. Марсель, трясясь и прикрывая рукой рот,
отступил к балкону.
- Это он! Все из-за него! - Горелый бросился к Марселю, но Марсель уже,
схватившись за веревку, скользил вниз. Горелый тоже перекинулся через
балконную решетку. Седой быстро прошел к дивану и схватил пистолет.
Чекушка, пятясь, отступал к двери, как вдруг открылась, и в гостиную
вошел Старик.
_ _ _ _ _ _
Иван, спрятавшись за телефонной будкой, тревожно смотрел на верхние
окна особняка, где внезапно вспыхнул свет. Донесся неразборчивый вскрик, а с
балкона по веревке уже соскальзывал Марсель. Следом, ругаясь, - спускался
Горелый. Иван на всякий случай отступил вглубь парка, за деревья...
Марсель, а за ним и Горелый промчались совсем рядом мимо него, не
заметив, вглубь парка и скрылись в фиолетовой тьме.
Попробовав поднять набитый доверху чемодан, Любка взяла телефонную
трубку, задумалась на минуту и решительно набрала номер.
_ _ _ _ _ _ _
В гостиной Артура зазвонил телефон. Артур сидел на полу и, морщась,
заклеивал рану пластырем. Телефон продолжал звонить. Артур, чертыхаясь,
поднялся и сдернул трубку. Из трубки послышались короткие гудки. Артур нажал
на рычаг и, подумав, набрал короткий номер.
- Тридцатое отделение, сержант Корнев слушает, - донеслось оттуда.
_ _ _ _ _ _ _ _
Любка положила трубку. Положила на видное место записку и, с трудом
подняв чемодан, на цыпочках вышла из квартиры. Уже на лестнице надела туфли
и спустилась вниз.
На улице она остановила такси и, назвав водителю вокзал, уткнулась в
воротник плаща.
Моросил мелкий редкий дождь. Прохожие, спрятавшись под зонтиками, как
рыбы, плыли в сиреневой мгле. Мигали лиловые рекламы, словно разноцветные
грибы-поганки на почерневших от времени глыбах зданий. У сияющего огнями
кабака стоял карась-швейцар, сверкал позолотой позументов. Любка вдруг
остановила такси и что-то быстро сказала водителю. Тот пожал плечами и,
развернувшись, помчал в другую сторону.
Седой, Чекушка и Старик сидели в убежище. Они не закрыли дверей, не
убрали доску-мост. Сквозняки колебали пламя керосинки и по стенам ползли
причудливые тени. Казалось, колышутся стены--борта и неуправляемый
дом-корабль несется во мраке, тревожно позвякивая медной рындой. Ребята
молчали, боясь смотреть друг другу в глаза.
- Почему он подмигнул, почему? - не выдержал Чекушка. всхлипывая и
стуча зубами.
- Выпей, - протянул ему кружку Седой. Чекушка протянул руку и в ужасе
отдернул ее.
- Кровь! Кровь! - повторял он.
- Это моя... Я руку ободрал... - Седой как-то странно посмотрел на
Чекушку и снова протянул кружку. - Пей!
-Я не могу. Я не буду... - отступал Чекушка от Седого.
- Пей! - заорал вдруг Седой, швырнул кружку и выскочил из убежища. Он
сбежал по лестнице и внизу столкнулся с Любкой. Он остановился на секунду,
блестя в темноте глазами.
- Меня такси ждет, - сказала Любка.
Седой дико взглянул на нее и, молча, прошел мимо. Любка пошла за ним. У
стены башни они остановились. Урчало где-то за деревьями такси, моросил
нудной мелкий дождь.
- Ну? - Седой прислонился к стене, стараясь не стучать зубами.
- Я пришла проститься...
- До свидания.
- Я уезжаю. Навсегда.
Седой молчал, блестя глазами.
- Прощай, - он оттолкнулся от стены, но Любка удержала его.
- Ну? - он не смотрел на Любку.
- Я хочу сказать... Может быть, ты... Седой, поедем со мной! -
вырвалось у нее.
- Нет, - у Седого что-то булькнуло в горле.
- У меня будет ребенок, вдруг выпалила Любка.
Седой впервые посмотрел на нее, но промолчал.
- Я назову его Павел, - Седой кивнул. - Поедем, Паша... У меня бабка в
деревне, дом, у бабки корова... Будем молоко пить... - Любка взяла его за
руку.
Седой резко выдернул руку.
- Я сегодня, - в горле у него клокотало, - я сегодня человека хотел
убить, - Любка вскрикнула. - И убил бы, если б... если б...
Вдруг в темноте раздался легкий вскрик водителя такси, и темная фигура
мелькнула за деревьями. Седой вздрогнул и вытащил пистолет со змейкой на
рукоятке. Любка в ужасе смотрела на браунинг.
- Откуда? 0ткуда у тебя это? - она зажала рот, чтобы не вскрикнуть.
Седой взглянул вверх, посмотрел на окна башни и, не зная, как поступить,
завертел головой.
- Брось оружие! - из-за дерева выступила темная фигура с автоматом.
- А-а! - дико закричал Седой и, отшвырнув Любку, выстрелил.
- Это пугач! Это пугач! - закричала Любка, но короткая очередь
опередила ее.
- Черт, - выругалась фигура, - черт, пацан совсем!
Любка на деревянных ногах подошла к Седому. Он лежал с открытыми
глазами, и в глаза падал дождь. Любка наклонилась и прикрыла их ладонью.
Чекушка вскинул голову и замер, услышав выстрелы. Старик кинулся было к
окну, но Чекушка его оттащил.
- Бежим, дед, бежим...- и вдруг, словно опомнившись, закричал:
- Седой! Там же Седой! - и бросился к мостику-доске.
Старик побежал было за ним, но остановился и начал лихорадочно собирать
его картины, прижимая их к груди. Вдруг легкий вскрик донесся до него.
Старик замер и медленно пошел к мостику. На другой стороне стояли омоновцы и
смотрели вниз. Старик глянул в провал - там на спине лежал Чекушка, раскинув
руки. Вокруг его тела, как пики, торчали острые прутья арматуры, словно
ожидая очередной жертвы.
- Скорую, - глухо произнес кто-то. Кто-то тихо выругался. Старик ничего
не слышал. Его взяли за руки и увели вниз, поставив возле скорой.
Бесшумно вращалась милицейская мигалка, выхватывая из темноты
суетящиеся фигурки. Вот пронесли Седого, затем Чекушку. Рука мальчика
свисала с носилок. Моросил по-прежнему дождь. Старик стоял, прижимая к груди
рисунки. Глаза его странно увеличивались и, будто костерные угли, словно
подергивались пеплом. Медленно, как-то нелепо, он вдруг завалился на траву,
и глаза его застыли навечно.
Но глухой мерный рокот продолжал звучать в его голове. Хлопнул вдруг
над ним тугой белоснежный парус, и ...
Красавица-шхуна, подгоняемая утренним бризом устремилась вперед к
едва-едва розовеющей полоске солнца на горизонте. И Старик шел по палубе
этой шхуны, вглядываясь в лица сотен несчастных детей, взгляды которых тоже
были устремлены на него - с надеждой.
Ветер вдруг рванул, и шхуна понеслась, вздымаясь над пенными бурунами.
Солнце, до того медленно выбиравшееся из глубин океана, теперь, казалось,
выпрыгнуло из него, влекомое неведомой силой, и перед шхуной в сиянии
брызнувших из океана лучей открылся остров.
Как будто легкий вздох пролетел над палубой. Старик выпрямился и
устремился к носу рванувшегося навстречу острову корабля. Словно библейский
пророк, шел он сквозь море детей, и дети старались коснуться его и шли за
ним, одухотворенные и возвышенные. Какой-то мальчик в инвалидной коляске,
коснувшись ладони Старика, вдруг поднялся. И никто не удивился этому, да и
сам мальчик, казалось, не заметил свершившегося чуда, а лишь устремился за
Стариком к Острову. Их Острову. Рядом со Стариком шел Чекушка с иконописным
лицом в своей знаменитой тельняшке, тихо улыбался Седой и прижималась к
плечу любимого покорная Любка, и Иван, округлив рот, смотрел восхищенно на
приближающийся Остров.
Шхуна, казалось, уже летела над волной. Остров приближался, вырастал,
надвигался. И, совсем как в Чекушкиной картине, вздымались на нем гранитные
скалы, сверкая ледниками, клубились горные реки, бился в расщелине весь в
бриллиантовых брызгах водяных капель водопад, ловили в спокойных озерах рыбу
рыбаки, и на песчаном берегу стояли рядом гривастый лев и пугливая лань...
Эпилог.
Больница. За стеклянной больничной дверью стоит Чекушка, испуганно
глядя на Любку, поджидавшую его у входа вместе с Иваном, крутящим от
волнения головой. Обритая голова Чекушки делает его и без того большие глаза
огромными, Он ухватился худой ручонкой за вырез тельняшки, с которой не
расставался, и вопросительно вскидывает глаза на медсестру в белом халате.
- Ты чего испугался, это ж сестренка твоя... Ну же! - женщина
распахивает дверь и подталкивает Чекушку к встречающим.
- Сестра... - беззвучно повторяет Чекушка. Любка молча протягивает ему
раскрытую ладонь, и Чекушка осторожно вкладывает в нее свою ручонку.
- Ну, ты даешь! - хлопает его по плечу Иван и конфузится от строгого,
не детского взгляда.
Они уже выходят на дорожку, как вдруг из двери выбегает доктор в
накинутом наспех халате и останавливает их.
- Постой-ка, братец! - простуженным голосом произносит он, подходя к
ним широким шагом. - Вот, возьми это и обязательно сохрани. Если б не эта
штука... - он почему-то переводит взгляд на Любку, - в общем, еще немного
прут пробил бы дерево насквозь и - в спину... Крепкое дерево, - он
уважительно постучал пальцем по иконе, которую держал в руках.
Чекушка молча взял икону и кивнул доктору. Доктор улыбнулся одними
глазами, и троица медленно двинулась по теннисной аллейке к чугунным витым
воротам.
______
Белоснежный любимец Лешего ухаживая за пугливой голубкой, распушив
хвост и призывно воркуя, толкнул крылом старое высохшее гнездо,
прилепившееся за выступом башни. Гнездо накренилось, и из него выкатились
заляпанные пометом бриллианты. Один за другим, ровно одиннадцать. Голубка
вспорхнула, за ней поднялась вся стая и закружилась над покинутым
домом-кораблем с одинокой башней, над дубовой рощей с речкой и горбатым
мостиком через нее, над ржавым остовом военного корабля в заливе, над
воротами со знаменитыми собачками, над зеленым извилистым пассажирским
поездом, медленно удалявшимся от города по уходящим в бесконечность рельсам.
___________