Шервуд Том. Люди солнца

   Домчавшись до въездной башни, я не сдержал довольной улыбки: белые кости – то ли козы, то ли собаки – были убраны, а дорога от башни до каминного зала оказалась посыпанной ярко желтеющим речным песком. Конечно, это Дэйл направил свою армию малышей на полезное дело. Не забыть бы их похвалить!
   Мои размышления вдруг прервал Тай, внезапно шагнувший на дорогу из проёма заброшенной кузни. Подхватив испуганно прянувшую лошадь под уздцы, он коротко мне сказал:
   – Опасности нет.
   И так же внезапно скрылся. Успокоив и пустив шагом лошадь, я покачал головой. Что-то он говорил мне о своей добровольной работе, названия которой нет в английском языке. Какой опасности нет? Что он имел в виду? Определённо, пора посидеть с ним за бутылкой рома и подробно всё выспросить. И тут же, словно в подтверждение моих намерений, открылась неожиданная картина! За мостиком, на площадке перед зданием с каминным залом, сверкали лаком две незнакомые мне кареты. Дорожка, ведущая от них к конюшне, была часто бита копытами.
   Привязав лошадь у дверей, я поспешил внутрь.
   Затворив за собой дверь, я сделал шаг, но в ту же секунду замер. Подле цветных ширм будуара, обнявшись, стояли Эвелин и незнакомая мне очень красивая женщина. Они разом посмотрели в мою сторону, и я увидел, что их лица залиты слезами. Женщина, быстро поцеловав Эвелин в щёку, метнулась ко мне и обняла, крепко прижавшись. Несколько мгновений я стоял, растерянно разведя руки в стороны. Легко ступая, подошла Эвелин и обняла нас обоих. Я подумал, что эта гостья – какая-нибудь дальняя родственница Эвелин, только что узнавшая, что у нас скоро будет наследник. Но правда оказалась иной! Невероятной!
   Отстранившись, прекрасная гостья осветила меня родственным, солнечным взглядом и с явным неанглийским выговором произнесла:
   – Как я рада вас видеть!
   В эту минуту распахнулась дальняя дверь и в зал вошли Готлиб, Носатый, и с ними – четверо незнакомцев в неанглийской одежде. Я едва успел уловить тень неясной догадки, – что-то узнаваемое почудилось мне в их манере держаться, – а один из них вдруг побежал ко мне, грохоча каблуками. Женщины расступились, и он, схватив мою руку, с силой пожал её, а потом стиснул меня в объятиях – да так, что у меня хрустнули кости. Вот тут-то я их и вспомнил.
   Сдёрнув треуголку, я шагнул к столу на вдруг ослабевших ногах, сел на лавку.
   – Ярослав? – произнёс я, и голос мой дрогнул.
   Как-то очень быстро все расселись рядом, окружив торец стола. Один из гостей, старательно выговаривая английские слова, стал громко, торжественно говорить.
   Носатый, мелькая за спинами, быстро покрывал стол приборами, бутылками с ромом и вином, бокалами, а громкоголосый гость рассказывал о нашей встрече в английской фактории в Турции, в Басре, и о своём походе к Адору. На глазах моих тоже затеплились незваные слёзы, и смахнуть их я не мог: одну мою руку сжимала в своих ладонях Эвелин, вторую – бывшая пленница Хосе, спасённая мною на тростниковых плантациях Джо Жабы. Вдруг за дверью послышались голоса, смех, и в зал ввалилась компания малышей. Увидев нас, они разом смолкли и остановились в растерянности. Носатый, шагнув к ним, что-то тихо сказал, и они, словно стайка птенцов, быстро расселись вдоль стола. Гость всё рассказывал – о схватке в таверне фактории, о плантациях, о племени Тамбы, погонях, пиратах, о том, как они разыскивали и, наконец, разыскали владельца английского трёхмачтовика под названьем «Дукат».
   – У вас, – сглотнув ком, обращаясь к гостье, хрипло произнёс я, когда говоривший умолк, – такое непривычное имя…
   – Власта, – поспешно подсказала она, – Власта! Неизменно помнящая о вас и благодарная вам на все времена.
   – Ты никогда не рассказывал мне, – прижимаясь щекой к моему плечу, всхлипнув, проговорила Эвелин.
   – Это правда, – я обвёл взглядом гостей. – Я никогда не рассказывал жене… о страшном.
   – Простите нас, – Ярослав прижал руку к груди. – Мы не подумали об этом.
   – Давайте радоваться! – воскликнул громкоголосый. – Всё было уже весьма давно, и, миссис Шервуд, заметьте, благополучно закончилось!
   – Кажется, пора! – вдруг многозначительно произнёс Готлиб.
   Носатый тут же предложил дамам бокалы с ярко-алым вином, а мужчинам передал кружки, почти доверху наполненные мутноватым, коричневым ромом.
   – В самое время! – согласился я, приподнимая и отправляя в общий круг тяжёлую матросскую кружку. Состукнув их, мы все посмотрели друг другу в глаза – и выпили. Каждый – до дна.
   – Когда мы с сестрой выяснили, где вы живёте, – сказал Ярослав, – то стали думать, с каким подарком к вам приехать.
   – Я была против, – сообщила Власта, – считая, что подарок, который выбрал мой брат, не очень уместен. Но он настоял.
   – Да, – кивнул Ярослав, – настоял – и привёз. Только вот сюда его будет трудно доставить.
   – Что это может быть, что трудно доставить? – поинтересовался Носатый, вновь наполняя кружки.
   – Я долго думал, – сказал Ярослав, – что самое лучшее есть в России, и чего нет в Англии? И придумал. Власта уверяла меня, что это в качестве подарка это не годится, – но уж как вы сами, мистер Том, расцените.
   Ничего не говоря, я вопросительно посмотрел на него.
   – Дерево, – сказал Ярослав. – Мы сгрузили в порту и оставили под охраной.
   – Два штабеля? – дрогнувшим голосом спросил я. – Кедровые стволы, такие длинные, что их, наверное, пришлось везти, уложив на верхней палубе?
   – Именно так, – подтвердил Ярослав.
   – Готлиб! – я вскинул голову. – Немедленно скачи, братец, в Бристоль. Скажи Давиду, что тот англичанин, которому иностранный купец привёз подарок – это я. – И, глядя на гостей, пояснил: – Замок, который я недавно купил, нуждается в объёмном ремонте. И это дерево для меня – безценно. Два часа назад я оставил в Бристоле близкого друга с поручением – во что бы то ни стало найти хозяина штабелей и купить столько, сколько удастся.
   – О, как ты был прав! – воскликнула, глядя на брата, Власта. – О, как я рада! И как это я могла с тобой спорить?
   Мы искренно, от души, рассмеялись, и нам стали вторить тоненькие детские голоса, и смех уже перерастал в хохот, и Носатый проворно распоряжался вновь наполненными кружками и бокалами, и я наклонился и быстро поцеловал Эвелин, делая вид, что это от хохота у меня выступили слёзы.

Тень

   Минула полночь. Потрескивая, тихо тлела в камине огромная, узловатая, потемневшая от времени колода: Носатый отыскал где-то во двориках замка. В небольшом отдалении от камина, полукольцом, были выложены набитые паклей и накрытые парусиной тюки. На них вповалку лежали и наши гости, и Носатый, и вернувшийся из Бристоля Готлиб, и Дэйл со своей мальчишечьей армией. За цветными ширмами слышались тихие голоса: Власта о чём-то расспрашивала Эвелин.
   Слишком взволнованный для того, чтобы уснуть, я в одиночестве сидел за убранным и чисто вымытым столом. Перед моими глазами неторопливо проплывали события последних лет. О, сколь многое мне довелось пережить! И как щедро оделила меня судьба! Зачем? Чему она меня предназначает? Что должен сделать я в своей жизни, чтобы оправдать и мои громадные деньги, и мою хотя и маленькую, но всё же власть над людьми?
   Всё стихло в полутёмном гостевом зале. Все уснули. Осторожно отодвинув стул, я встал, вдоль стены прошёл к камину. Подложил к малиновому боку колоды пару сухих поленьев – чтобы не гасла. Сквозь дальнюю, маленькую дверь вышел во внутренний дворик. Постоял в тишине, безпричинно улыбаясь охватившей меня ночной темноте. Глубоко вдохнул чистый, холодный воздух. И, призвав на помощь память, на ощупь, сквозь дворик пробрался к началу узкой каменной лестницы, ведущей на внешнюю замковую стену.
   Поднялся наверх. Луна, почти полностью скрытая тучами, всё же высветливала контуры стен и кроны редких деревьев внизу. Поёживаясь в объятиях холодного ветра, нападающего на меня в те мгновения, когда приходилось идти между стеновыми зубцами, я сделал несколько десятков шагов по гребню стены. Дойдя до тёмного массива дальней, северной, круглой башни, самой большой в замке, остановился. Мысленно пожалев, что не захватил тёплый войлочный плащ Носатого, застегнул ворот рубахи. Дотронулся до шершавого серого камня в толстом башенном боку. Мой замок! В какие давние времена и сколько сотен людей приложили свой труд – и построили. А теперь я, не перекативший здесь ни одного камня – его владелец. Почему? Как это произошло? Ну, из морского похода привёз сундук денег. Сейчас многие в Англии зарабатывают нечестные деньги тем, что грабят колонии. А мои деньги – честные или нет?
   И вдруг я вздрогнул.
   – Холодно, мастер, – сказал кто-то совсем рядом со мной (выговор был весьма неправильным, и фраза прозвучала как «хуолатна, маста»).
   От стены отделился контур человека, приблизился, и я ещё раз вздрогнул, когда человек накинул на меня какую-то хламидку.
   – Доброй ночи, Тай, – сказал я охрипшим вдруг голосом. – Тебе тоже не спится?
   – Я жду здесь тебя, мастер, – ответил почти невидимый в темноте японский боец, выкупленный мною у южноморских пиратов.
   – Меня? Ты что же, знал, что я проникнусь бредовой идеей – среди ночи подняться на стены?
   – Знал, – коротко ответил мне Тай.
   Нет, я не стал далее выражать удивления. Видимо, приобретённый жизненный опыт сделал меня сдержанным. Я просто кивнул. Затем поинтересовался:
   – Днём, когда я въезжал в замок, ты сказал мне, что опасности нет. Это было связано с гостями?
   – Да, мастер. Я смотрел на их лица в стеклянный глаз, и их лица были чистыми.
   – Что это за глаз?
   Вместо ответа Тай нашёл в темноте мою руку и потянул в сторону башни. Медленно, опасаясь оступиться, я прошёл сквозь стену. За моей спиной негромко стукнула притворённая дверь. Шорох, шаги – и вдруг хлынул свет: Тай откинул створку, закрывавшую небольшую нишу во внутренней стене башни, а в этой нише обнаружилась мирно и тихо горящая лампа. Намётанным столярским взглядом я выхватил показательную деталь: створка была из светлых, строганных досок, то есть недавно сделанной. И сработана была так, что в притворённом состоянии не пропускала наружу ни малейшего лучика света от спрятанной в нише лампы.
   Тай взял лампу, вытащил из ворота куртки большую иглу, деловито поправил фитиль. Вернул иглу на место, поднял лампу над головой и жестом пригласил меня следовать за ним.
   Мы двинулись вниз по закручивающимся в спираль ступеням. Миновали круглый цейхгауз в основании башни, прошли по каким-то подвалам и коридорам. Поднялись вверх по крутой, очень узкой – я ободрал плечи – проложенной внутри стены лестнице. Здесь открылась крохотная площадка, на которой поместились поставленный на торец бочонок, накрытый лоскутом толстого войлока, и длинная подзорная труба на треноге. Внешний окуляр трубы был вставлен в узкую, не шире ладони, бойницу.
   – Это – «глаз»? – догадался я.
   – Да, – ответил Тай, приподнимая, чтобы лучше осветила помещение, лампу.
   – Подзорная труба, – внятно выговорил я.
   – Подзорная труба, – старательно повторил Тай.
   – В неё ты смотришь на лица тех, кто приезжает в замок?
   – Кто въезжает в ворота.
   – И по лицу ты можешь определить, добрый человек или нет?
   – Опасный или нет, – поправил меня Тай. – Когда человек думает, что его никто не видит, на нём нет маски. Что имеет внутри – всё на лице. Те, кто приехал сегодня днём – не опасные. – И добавил: – Не англичане.
   – Забавно, – пробормотал я, дотрагиваясь до холодного цилиндра трубы.
   – Днём можно посмотреть, – сообщил Тай и передал мне лампу.
   Сделав знак, чтобы я поднял её повыше, он привалился плечом к стене, надавил, и одновременно потянул кверху неприметную, ржавую, едва выступающую из камня скобу. Кусок стены дрогнул и уплыл внутрь. Тай скрылся в проёме, и спустя миг он осветился изнутри. Я сделал пару шагов – и замер. Высокая и просторная, ярдов пять на пять комната. Каменный куб без окон. Слева вдоль стены – дубовый диван с аккуратно заправленной постелью. Дальше за ним – крепкий верстак (два зеркала по бокам, два зажженных светильника перед ними, полка с инструментами), затем с высокими спинками, под алым атласным балдахином кровать. Справа вдоль стены – вертикальная шпалера из поставленных друг на друга шести сундуков, за ней в ряд – три шкафа. А на выбеленной торцевой стене, прямо напротив меня, между двумя обращёнными друг к другу мягкими креслами, от пола до потолка, был выписан замысловатый чертёж. Чувствуя, что сердце моё учащённо забилось, я прошёл в глубину комнаты. Тай задвинул тяжёлую каменную дверь и зажёг ещё пару светильников. Я всмотрелся в чертёж – и вздрогнул: до сознания дошло, что на стене, в два цвета, синей и оранжевой краской выписан план замка «Шервуд». Я дотронулся пальцами. Повернулся к Таю, сказал:
   – Ещё влажная!
   Тай подошёл, утвердительно кивнул. Пояснил:
   – Красная – всё, что построено над землёй. Синяя – что под землёй.
   – Это ты – сам?!
   Тай снова кивнул.
   – А это, – я обвёл взглядом комнату, – здесь так и было?
   – Да, – ответил Тай. – И очень много пыли. Два дня отмывал.
   – А как же ты нашёл вход? – взволнованно спросил я.
   Тай взял в руки лампу и пригласил меня выйти. Мы вышли на площадку. Здесь, следуя указующему жесту, я взглянул на потолок и едва не вскрикнул. Отчётливо, сквозь пятна пыли и копоти, виднелся разрезанный надвое волнистой линией овал.
   – Знак «кара-тун»!
   – Да, – со спокойствием на смуглом японском лице подтвердил Тай.
   – Это что же, – я почти задыхался от волнения, – и этот замок, и дворец Аббасидов строили одни и те же мастера?
   – Мастера – разные, – покачал головой маленький японец. – А тайны – одинаковые.
   Мы вернулись в комнату. Я снова подошёл к плану замка и стал любоваться. Совершенно узнаваем! Вот – въездные ворота. Слева – ристалище и конюшни, справа – каретная, кузня, цейхгауз. Дальше – родник, мостик, каминный зал. Башня.
   Тай в это время, звеня, выставил на небольшой круглый столик пару медных кружек, сахарницу, приборы. Я подошёл к столику, взялся помогать. Принял из рук в руки тёплый горшок, снял крышку. Зажмурился от ванильно-яичного аромата свежезапечённой тыквы.
   – Здесь есть и очаг?
   Тай молча шагнул к стене, легко отодвинул один из шкафов. Открылся альков, в котором, точно, был устроен очаг. Ровный каменный под накрыт ковром из углей, медленно перекатывающих тусклое малиновое пламя. Тай, вдавив ножки в угли, поставил в очаг треножник, на него водрузил высокий кофейник.
   – Воду – из родника носишь?
   Он отрицательно качнул головой. Отодвинул от стены другой шкаф, указал пальцем. Я подошёл. Открылся ещё один альков, в котором темнел высокий, объёмный котёл из обожжённой глины. Вместительностью, наверно, в две тонны. Тай принёс лампу, посветил.
   – Поразительно! – воскликнул я. – Он вделан в стену! И… Гляди-ка! Изнутри глазурью покрыт! Стало быть, обжигался прямо здесь, одновременно с тем, как выкладывались стены!
   Подняв взгляд, я увидел торчащий из стены обрезок глиняной же трубы.
   – Дождевая вода! С крыши!
   Тай кивнул.
   – А там, – я вытянул палец к оставшемуся неотодвинутым шкафу, – должен быть клозет!
   Тай снова кивнул.
   – А что, – я взволнованно прошёлся, присел на жёсткую незастеленную кровать, – что было в этой комнате прежде? Для чего её строили?
   – Здесь прятался владелец замка и его семья, – ответил Тай, – когда замок захватывали враги. Теперь здесь живёт Тень.
   – Какая тень?
   – Я. – Он ткнул пальцем в свою грудь. – «Тень» замка «Шервуд». Это и есть моя секретная работа, которую ты, мастер, недавно согласился мне поручить.
   – То есть… Тайный защитник?
   – Да, мастер. Защитник твоей семьи и замка. Знаю ходы. Подземелья. Чувствую, когда кто-то крадётся ночью.
   – Когда мастер решает подняться на стену, – в тон ему добавил я.
   – Когда мастер решает подняться на стену, – согласно кивнул Тай.
   Запел кофейник. Человек-тень подошёл, снял кофейник с огня, разлил в кружки чёрный дымящийся чай. Мы сели друг напротив друга. Принялись за ночную странную трапезу. Я кивнул в сторону плана на дальней стене.
   – Верхний правый край почти пустой.
   – Да, мастер. Здесь много пустого. Не всё обследовал. Нужен год или даже больше. Быстро нельзя – могут быть ловушки.
   Я, вспомнив рассказы Бэнсона, со знанием дела кивнул:
   – Да, ловушки бывают весьма затейливые. – И, отпив глоток горячего чаю, добавил: – В ближайшее время принесу сюда половину своего золота. Отличное место для замкового казначейства. Ты бери и расходуй сколько потребуется. Можешь выезжать в порт, покупать еду, оружие и инструменты. Я не буду сюда ходить, чтобы никто не узнал, где ты обитаешь. Но если вдруг срочно понадоблюсь…
   – Два раза будет бить колокол, – преподнёс мне давно найденное решение проблемы охранник замка. – Бум, и ещё бум.
   – Какой колокол?
   – Есть здесь, я недавно нашёл. Случится что-нибудь опасное, я два раза буду бить в колокол. Тогда ты, мастер, идёшь к башне, где круглый… для оружия…
   – Цейхгауз.
   – Цейхгауз. И я иду туда.
   – Хорошо. А если мне понадобишься ты, как я сообщу об этом?
   – Если я понадоблюсь тебе, мастер, я это почувствую.
   Я медленно пил чай. Удивлённо-задумчиво покачивал головой. Бросая взгляды, рассматривал давно уже рассмотренное помещение. Здесь было так хорошо, что просто не хотелось уходить.
   – Хорошо здесь, – вздохнув, сказал я.
   – Очень хорошо, – серьёзно ответил Тай. – Здесь когда-нибудь и умру.
   Я улыбнулся.
   – Счастливый. А я вот не знаю, где я умру.
   – Это грустно.
   Мы улыбнулись друг другу.
   – В ближайшее время, – сказал я, – возьму несколько повозок и поеду в имение Регента. Оттуда привезу оружие. Приготовь помещение, где не будет сыро.
   Тай кивнул.
   – Через неделю определю, где самый сухой подвал.
   – А как определишь? – не удержался я от вопроса.
   – Разложу по горсти пороха. Через неделю буду сжигать. Который сгорит быстрее – там и суше всего.
   – Разумно.
   Я встал, со вздохом окинул взглядом секретную комнату. Негромко сказал:
   – Дай мне лампу. Отсюда пойду один. Хочу дорогу запомнить.
   Он передал мне одну из ламп. Я шагнул к двери. Обернулся. По какому-то наитию я не кивнул, и не протянул руки. Мы одновременно поклонились – медленно, церемонно. Скинув с плеч хламидку, я аккуратно положил её на диван и шагнул в дверь. За спиной глухо стукнула каменная дверь. Подняв голову, я ещё раз посмотрел на таинственный знак. «Интересно, какие секреты ещё готовит мне этот замок?»

Глава 3
Забытые сундуки

   В тронный зал я вернулся далеко за полночь. Загасил и поставил возле камина лампу, подложил поленьев в огонь, стянул сапоги и, отыскав на тюках свободное место, вытянулся на пахнущей морскими водорослями парусине. Лёг – и тотчас провалился в сон.
   Сон был странный: я торопливо шагал между железных стен, пытаясь отыскать выход. И вдруг оказалось, что я хожу внутри огромной головы железного рыцаря. Вот рыцарь поднял железную руку – и с металлическим, рассыпчатым грохотом уронил её на пол.

Ожившее колесо

   – Грэта! – ворвался в моё сознание звонкий, наполненный искромётным весельем голос. – Зачем такую высокую стопку тащишь? Не могла два раза сходить?
   – Я стара-аюсь! – ответили ей.
   – Вижу, как ты стараешься. Об-икаться можно от смеха!
   Я поднял голову. Посреди зала, втянув голову в плечи, стояла долговязая Грэта. Пол вокруг неё, как поляна грибами, был усеян оловянными мисками. Я кашлянул. Оробевшая девчоночка взглянула в мою сторону, тут же перебросила взгляд на укоряющую её, и с неподдельным удовольствием парировала:
   – А сама-то, Омеличка, так громко кричишь, что мистеру Тому весь сон прогнала.
   Омелия, изобразив на круглом краснощёком лице выражение предельного изумления, уткнула руки в бока и воскликнула:
   – Да после твоей посуды можно уже и из пушек палить! Чего тишиться-то? Дело сделано! – и, повернувшись ко мне, довольно неуклюже произвела книксен: – Здравствуйте, мистер Том.
   Торопливо, с виноватым лицом, присела и Грэта.
   Я быстро встал, подтянул чулки, влез в остывшие за ночь сапоги и, поклонившись, сказал:
   – Доброе утро, драгоценные дамы.
   Девчоночки, вспыхнув от удовольствия, ещё раз изобразили приветствие.
   – Кажется, проспал, – сказал я, посмотрев на опустевшие, продавленные, накрытые морщинистой парусиной тюки.
   – Совсем немножечко, мистер Том, – сообщила Омелия. – Гости заморские совсем недавно уехали. Вам просили передать, что после обеда привезут какие-то важные брёвна. А вы должны приготовить для них длинное место.
   – Где все остальные? – спросил я, окидывая взглядом каминный зал, пустой, гулкий.
   Длинными худыми ногами, переступая, как цапля, через разбросанные на полу миски, подобралась ко мне Грэта и подала коробочку с мелом для чистки зубов и белоснежное полотенце.
   – Тётушка Эвелин, ваша супруга, и заморская дама гуляют в замке и осматривают его, – затараторила Грэта, – Дэйл с мальчишками ушли разбирать камни, и мы всех уже покормили, а для вас, добренький мистер Том, завтрак на столе приготовлен и очень скоро совсем остынет.
   Я взглянул на стол. Длинный дубовый плац был пуст и начисто вымыт. Только в торце, на предводительском месте возвышался непонятный белый конус. Похоже, что мягкая ткань, но стоит, будто жёсткий картон.
   – Там что? – спросил я, указав пальцем.
   Грэта с готовностью открыла рот, но получила вдруг лёгкий шлепок пониже спины и, повинуясь выразительному взгляду Омелии, зашагала собирать разбросанную посуду.
   – Там ваш завтрак, а ткань не падает, потому что тётушка Эвелин и заморская дама варили её в крахмале, и я им помогала, – обстоятельно доложила Омелия. И прибавила: – Добренький мистер Том. – И дала понять взглядом в сторону Грэты, что напрасно наша цапля не получила хоть сколько-нибудь строгий укор за неаккуратность.
   Поспешно спрятав улыбку, я вышел из зала.
   Дом! Милый дом! Фортеция «Шервуд», огромная каменная призма, отгородившая кусок мира и разрезавшая этот кусок каменными же стенами, окружала меня. Передо мною, шагах в двенадцати, поднимался к небу узкий каменный четырёхугольник со шпилем. По сохранившемуся в высоко поднятом окне кресту угадывалось, что это церковь или часовня. Слева от меня, между стеной каминного зала и стеной часовни, во всю двенадцатишаговую ширину шла лестница из десятка ступеней, которая вела на широкий и ровный земляной плац с полувытоптанной травой. Дальний край плаца запирала огромная восьмиугольная башня, та самая, в которой Тай устроил дверцу с невидимой лампой.
   Спереди к часовне примыкал придел, невысокое здание с куполообразной крышей, в боку которой чернел округлый проём с выбегавшим из него ручьём. Неторопливо журча, ручей устремлялся под свод мостика с уже новенькими перилами. Дальше он убегал от меня вправо, тёк через край ристалища, минуя конюшни, фуражные, и сквозь дождевой сток уносился за стену.
   Тишина, чистота, простор. Необыкновенное счастье наполняло меня. Старинный каменный замок. Мой дом!
   Я медленно перешёл через мостик и направился ко входу в придел часовни. Дверь была снята с петель и утрачена. Я вошёл в оголённый дверной проём и приблизился к устроенной в полу большой каменной чаше. Вместо дна в этом котле прыгали крупные округлые кремни, а вздымал их бьющийся колокол хрустально-чистой воды. Живой поток перелетал через скошенный край котла и уносился в проём, к мостику и конюшням.
   Ничего полезного для умывания здесь не было устроено, и, мельком взглянув на дверь, ведущую в часовню и ещё одну дверь, непонятного пока назначения, я вышел и умылся прямо в ледяной воде ручья.
   Вернувшись в каминный зал, я снова вынужден был улыбнуться.
   – Грэточка хорошая девочка, – одобрительно говорила Омелия.
   Грэта, стоя у края стола, наново перемывала поднятую с пола посуду.
   – Я хорошая! – сообщила она мне, едва я вошёл. И, бросив быстрый взгляд на Омелию, поспешно прибавила: – Мы хорошие!
   – Больше скажу вам, – немедленно откликнулся я, проходя к накрытому завтраку. – Вы замечательны и прекрасны!
   Омелия тут же неудержимо раскраснелась. Грэта, крутанув длинной юбкой, порхнула к камину и через миг водрузила на столе передо мной разделочную доску, на которую положила букан с шипящими на нём колбасками. И торжественно подняла крахмальный конус.
   Я недоверчиво-восхищённо покачал головой. На золотом (без сомнения!) блюде выложена шпалера из листьев салата, несущих продолговатые ломтики поджаренного хлеба, на которых белели ровные полоски сыра, увенчанные холмиками мелконарезанных тушёных овощей. Рядом золотой же судок с жареными грибами томлёными в сметане (секрет этого блюда подарил Леонард, бывший запорожский казк, а ныне – кок на «Дукате»). И рядом тяжёлая серебряная корабельная кружка с золочёной крышкой на рычажке. На белой салфетке – серебряная двузубая вилка с костяной рукоятью и такой же, в пару, серебряный нож. В кружке оказался эль, терпкий, янтарный. Да ещё и эти, уже снятые с огня, но ещё щёлкающие от жара колбаски.
   – У нас не было такой посуды, – озадаченно сказал я.
   – Чужой человек принёс, – с готовностью сообщила Грэта, – лицо жёлтенькое, глазки узенькие. Страшны-ы-ый!