Топить печь без трубы в маленьком помещении – занятие для очень мужественных людей. Наверное, именно в таких суровых условиях и мужал дух нашего народа. Вопрос с печными трубами, вернее их отсутствием, как мне кажется, имеет весьма глубокие психологические корни. Почему бы, скажем, делая большую кирпичную печь, не потратиться еще на пару сотен кирпичей, чтобы выводить дым наружу? Ан, нет. Нам и так сойдет, зачем морочить себе голову какими-то глупыми излишествами. Поэтому печные трубы в шестнадцатом-семнадцатом веках были еще редкой экзотикой.
   Я вспомнил удивление по этому поводу одного знатного итальянца, по имени Рафаэль Берберини, побывавшего в Московии в середине шестнадцатого века по торговым делам. Он, рассказывая о жизни русских городов, удивлялся, что они обустроены безо всякого удобства и надлежащего устройства. Он писал, что в больших избах, где едят, работают, одним словом делают все: в них находятся печи нагревающие избу и на них обычно спит все семейство; между тем, – как отметил Берберини, – не придет им (нам) в голову хотя бы провести дымовую трубу, они дают распространяться дыму по избе, выпуская его только через двери.
   Отголоски такого бытового пофигизма, как мне кажется, уходят и в наше далекое, не всегда светлое будущее. Может быть, поэтому у нас до сих пор течет половина водопроводных кранов и унитазов в стране, центральное отопление отапливает улицы, а в результате, пенсионеры, чтобы выжить, собирают на помойках пустые бутылки. Стоит только посмотреть в телевизионных новостях душераздирающие сюжеты о разваливающихся квартирах, в которых двадцать лет не было ремонта!
   – Посмотрите на наш потолок, – с отчаяньем восклицают напуганные матери, – тут того и гляди, обвалится штукатурка и убьет ребенка! Взгляните, какие у нас гнилые полы и грязные обои! Они (чиновники, от президента до управдома) совсем о нас не думают!
   Что в этой связи можно сказать и о наших чиновниках, и о наших обывателях?
   – Ребята, мы все одной крови! Мы сами себе ни за что не будем штукатурить потолки или клеить обои. Мы не желали выводить печные трубы, и не хотим работать не только на чужого дядю, но и на себя, причем никто и ни под каким видом.
   О всяком таком национальном и грустном я думал, пока разгорались проклятые дрова, и у меня дымом выедало глаза. Когда огонь, наконец, вспыхнул, я пулей выскочил наружу, выплевывая куски сажи из легких.
   Алена ждала развития событий на свежем воздухе. Ходила она еще совсем плохо, сильно хромала, потому я без ее помощи наносил воду и сделал необходимые к «помывке» приготовления. Девушка только внимательно наблюдала за моими действиями, но ни во что не вмешивалась. Когда дым из землянки выветрился, вода в горшках согрелась, репа для предстоящего ужина испеклась в углях, я как бы невзначай, спросил:
   – Значит, ты мыться не будешь? Тогда можешь поесть на улице.
   – Ну, если только немного ополоснуться, – отвлеченно сказала она, зорко наблюдая за моей реакцией.
   – Иди, полощись, только, пожалуйста, не очень долго, – попросил я. – Я устал и хочу спать.
   – А вы что будете делать? – осторожно, со скрытым значением спросила она.
   – Я буду есть репу, – коротко ответил я. – Постарайся, чтобы мне осталось немного горячей воды.
* * *
   Спать мы все-таки легли вместе. По той простой причине, что лавка была одна, а совершить благородный поступок и ночевать на земле, на улице, я отказался наотрез. Алене это очень не понравилась, но после того, как она благополучно вымылась, и с ней ничего плохого не произошло, ей пришлось смириться с таким неудобством, как мужчина под боком.
   В нашей землянке была тропическая теплынь. Потому стоило мне только вытянуться на сеннике, как я мгновенно уснул. Алена выбрала себе место с краю. Она легла после меня, только дождавшись, когда я засну. Никаких происков с моей стороны или недоразумений ночью не произошло, так что проснулся я без чувства раскаянья в несодеянном. Просто открыл глаза и увидел, что в дверную щель проникает дневной свет, а рядом лежит спящая девушка. Стараясь ее не потревожить, я сполз с лавки и, осторожно ступая, вышел наружу.
   Солнце уже высоко поднялось, небо было малооблачно, гремел птичий хор. Первым делом я отправился к пруду, проверить свой невод. Вторая попытка плаванья в челне оказалась удачнее первой, я теперь без труда добрался до невода и подтянул его к берегу. Рыбы в нем оказалось так много, что я сначала не поверил, что такое может быть на самом деле. Однако факт был, как говорится, налицо и теперь на насколько мы дней были обеспечены едой безо всяких ограничений. После вчерашней овощной диеты это обрадовало. Так что все пока складывалось удачно, и жизнь была почти прекрасна.
   Первым делом я нанизал рыбу через жабры на шнур и опустил в воду, чтобы она не заснула и не протухла. Соли у нас не было совсем и делать какие-то запасы было невозможно.
   Как только с рыбалкой было покончено, оказалось, что больше мне делать совершенно нечего. Разводить огонь до темноты было нельзя, хозяйства у нас не было, так что нужно было придумывать, чем занимать долгий весенний день. Сначала я вернулся к нашей землянке и просто сел на бревнышко погреться на солнышке. Не так часто последнее время бывало у меня свободное время, когда можно было просто полюбоваться природой и бездумно посидеть на одном месте.
   Алена все еще спала, и я почти забыл, что нахожусь здесь не один, разделся и решил позагорать. И вдруг она вышла из землянки, как…
   Нет, я даже не знаю, как об этом поэтичнее сказать…
   Вышла, как Афродита из морской пены!
   Афина из головы Зевса!
   Похоже, хотя это и не совсем подходящее сравнения…
   Ладно. Попробую подойти с другой стороны.
   Итак: на небе сияло ясное, весеннее солнышко, в кустах щебетали птички, а я как колода лежал поверх расстеленного кафтана и загорал. И тут появляется нечто такое, от чего у меня разом пересохло во рту, и округлились глаза. Это нечто было одето в обрезанный значительно выше колена красный шелковый сарафан, демонстрирующий стройные женские ноги. На высокой, округлой груди у этого существа лежала пушистая, едва сплетенная коса. Выше, на трогательно тонкой шее открывалась русая головка с пухлыми чувственными губами, аккуратным точеным носиком и такими огромными голубыми глазами, что утонуть в них не составляло труда даже менее влюбчивому индивиду, чем я.
   – Ой, – воскликнуло небесное создание и скромно потупила глаза-озера, – простите, я не знала, что вы здесь!
   – Я, я, – как ужаленный вскакивая на ноги, забормотал ваш преданный слуга, – вы, вы…
   Потом я все-таки сумел взять себя в руки и прежним, немного сварливым тоном, продолжил:
   – Вот, решил немного погреться на солнце. Как тебе спалось на новом месте?
   – Хорошо, – откликнулась Алена, обжигая меня небесным взглядом. – А вам?
   – Прекрасно, – ответил я, после чего возникла долгая пауза. – Я наловил много рыбы, – чтобы что-нибудь сказать, добавил я. – Только испечь ее можно будет вечером.
   – А репа у нас осталась? – кокетливо спросила она.
   – Репа? Репа осталась, вон там в горшке. Ты поешь, а я пойду, пройдусь…
   Идти мне, собственно, было некуда, да и незачем. Но отдышаться от такого волшебного видения было нужно.
   Теперь, после того, как девушка помылась и выспалась, я начал лучше понимать подлые устремления коварного, сластолюбивого дьяка. Запасть на такую красоту было очень даже легко.
   Как ни странно, но ее ни короткий сарафан, ни моя нагота Алену сегодня нимало не смутили. Она чарующе улыбнулась и легко повернувшись на пятках, засеменила стройными босыми ногами к горшку с репой, а я позорно бежал.
   Часа полтора я обходил наши владения, даже сходил к тому месту, где мы вчера видели конных стрельцов. Оказалась, что там проходит, разъезженная грунтовая дорога, одна из тех многих, которые как направления, появляются между небольшими населенными пунктами. Спрятавшись в кустарнике, которым обильно заросло заброшенное поле, я с полчаса пролежал в засаде, но ничего подозрительного не заметил и вернулся к нашей землянке.
   Алена встретила меня ласковой улыбкой и, немного смущаясь, поблагодарила за спасение. Мы сели рядом на бревнышке. Она оправила свой урезанный сарафан и обняла колени. К сожалению, не мои, а свои.
   – Как твои ноги, – не очень к месту спросил я, имея в виду не ее круглые голые коленки, а стертые ступни.
   – Ничего, заживают, – ответила она и села так, чтобы мне не были видны потертости и лопнувшие мозоли.
   – Могу тебе помочь, я неплохой лекарь, – предложил я.
   – Спасибо, не нужно, – отказалась девушка, поворачиваясь ко мне спиной. – Уже и так все заживает.
   Чтобы поменять неприятную для нее тему разговора, я спросил:
   – Соскучилась по родителям, очень хочется домой?
   – Домой? – переспросила она и неожиданно для меня отрицательно покачала головой. – Нет, домой я не хочу.
   – Да?! – только и нашелся сказать я.
   – Как только вернусь, меня сразу же выдадут за Зосима Ильича. А мне легче в петлю.
   – За Зосима? Я видел его с твоим отцом. Мне он тоже показался не очень подходящим для тебя женихом…
   – У тяти с ним есть общие лавки, вот он и хочет, чтобы все осталось в семье, – не слушая, продолжила Алена. – А я люблю совсем другого человека. Вот ты (она вдруг перешла со мной на «ты»!) давеча спрашивал, есть ли моя вина, что меня украли…
   – Спрашивал, – подтвердил я.
   – Я сама бежать захотела.
   – С дьяком?! – удивленно воскликнул я.
   – Нет, при чем тут дьяк? А, вон ты о чем! Нет, дьяк меня обманом увез. Бежать я хотела со своим Ваней. Мы собрались обвенчаться, а потом пробираться на Дон, в казаки!
   – Ну, ты даешь! – восхищенно сказал я. – Прямо-таки в казаки! Смело! А кто такой этот Ваня?
   – Ваня? Он служит приказчиком в отцовской лавке. Он такой, – она не нашла слов и просто показала рукой, что-то большое и кудрявое. – Только ничего из того не получилось. Вместо Вани в карете оказался дьяк Дмитрий Александрович. Ну, а дальше ты и сам знаешь.
   – Слышал я про какого-то приказчика, – сказал я, припоминая рассказ ее отца о домашнем предателе.
   – Про Ваню? – вскинулась она. – Что он, как он, голубчик? Тятя про него не дознался?
   – Если это тот, который знал о твоем побеге, то дознался. Но, думаю, мы говорим о разных людях. У твоего отца много приказчиков?
   – Мало, нет, не знаю, человек шесть. И что с ним?
   – С тем приказчиком? Я точно не знаю, твой отец говорил про какого-то… Знаешь что, Алена, ты как вернемся домой, лучше сама разберись. А то я могу что-нибудь перепутать.
   – Мне чем за Зосима Ильича идти, слаще в петлю! – опять вернулась девушка к своей личной драме.
   – Ты раньше времени не переживай, может быть у вас с Зосимом еще все и разладиться.
   – Нет, тятя, как сказал, назад не вернет. Я уж выла, выла… Матушка, и та со слезами просила. Ничего тятя знать не хочет, говорит: «стерпится, слюбится»!
   – Ты знаешь, я слышал их разговоры, твоего отца и этого Зосима, мне показалось, что он тот сам уже не очень хочет на тебе жениться.
   – Зосим Ильич? – вскинулась девушка. – Почему?
   – Ну, понимаешь, – начал тянуть я, – не очень представляя, как объяснить ей причины недовольства пожилого жениха. – Ну он, думает, что у вас с дьяком, ну ты понимаешь…
   – Да, как ты мог такое подумать! – взвилась девушку. – Да, чтобы я с ним, да мне лучше в петлю!
   – Погоди, я-то здесь при чем, это Зосим тебя подозревает.
   – Зосим Ильич?!
   – Нет, если с тобой ничего такого не случилось, то и, слава Богу, значит, и говорить не о чем.
   – Еще бы, случилось!
   – Ну, в жизни всякое бывает… Выходит, Зосим может о тебя не волноваться.
   – А он-то здесь при чем?
   – Если ты уже не девушка, то он на тебе не женится, – коротко и понятно объяснил я, – а если девушка, то женится.
   – Конечно, я девушка, мы себя блюсти умеем!
   – Значит, он на тебе женится.
   – Да я сама за него не пойду!
   Разговор приобретал все более непонятные формы.
   – Ладно, давай поговорим о чем-нибудь другом. Что там слышно о холере в Одессе?
   – Где? – не поняла она.
   – Нет ничего, это я так, пошутил.
   Мы помолчали, Алена думала о чем-то неприятном, беззвучно шевелила губами. Потом вдруг сказала:
   – Не хочу домой.
   Я только с сожалением покачал головой. С такой внешностью ее все равно нигде не оставят в покое, действительно, для нее самый лучший выход – идти за пожилого Зосима и ждать вдовства.
   Пока я размышлял над незавидной судьбой красавиц вообще, а этой в частности, настроение у девушки изменилось, она задумчиво улыбнулась и попросила:
   – Расскажи о себе?
   – Сам я с южной украины, живу с родителями, – начал я монотонно озвучивать свою легенду. Однако, оказалось, что ее интересует совсем другое.
   – А жена у тебя есть?
   Вопрос был интересный, но сложный. Жена у меня была, только неизвестно где. Сейчас же я находился как бы в командировке, когда все мужчины делаются холостыми. Потому я выбрал средний вариант, тот, что я использовал раньше:
   – У меня есть невеста.
   – Красивая? – почему-то ревниво спросила Алена.
   – Да, красивая.
   – Краше меня?
   – Вы совсем разные, мне трудно судить, – увильнул я от прямого ответа и нашел вариант не обсуждать свои дела: – Вот ты очень красивая девушка.
   – Правда? – переспросила она и тотчас встала в боевую стойку. – Говоришь что я красивая, а вот тебе не люба.
   – С чего ты так решила?
   – Ну, – протянула она, – другие глаз не отрывают, а ты… Мы сегодня будем баню топить?
   – Баню? Не знаю, сначала нужно дров нарубить, а у меня топор тупой. А ты, что опять мыться хочешь?
   – А то!
   – Ладно, тогда пойду собирать топливо, – сказал я чтобы прервать разговор, который начал приобретать слишком интимное звучание. Заводить роман с импульсивной красавицей я, честно говоря, боялся.
   – Посиди еще, куда торопиться, – попросила Алена, и я не смог подняться с места.
   Мы молча посидели, нежась на солнце. Потом она вздохнула:
   – Как здесь хорошо, а в городе один смрад и пыль.
   От такого неожиданного заявления я едва не рассмеялся. Оказывается, города ругают во все времена, но жить предпочитают именно в них.
   – А ты вчера волка испугался? – опять сменила тему Алена.
   – Нет, он был какой-то маленький и жалкий, наверное, больной. Ну, ладно, я пошел.
   – Можно я с тобой? – попросила девушка и просительно заглянула в глаза. И опять я не смог ей отказать. Мы встали и пошли к пруду. Алена осторожно ступала по земле израненными босыми ногами, а я шел рядом и переживал, что ей больно идти, и с отчаяньем подумал, что влюбляюсь.
   – Вон опять едут стрельцы, – неожиданно сказала она, поглядев куда-то в даль.
   – Этого только не хватает! Где?
   – Вон, на поле.
   Теперь и я увидел трех конников, продиравшихся в нашу сторону через заросшее поле. Они были еще далеко и над кустарником торчали только их шапки и бердыши.
   – Бежим пока нас не увидели! – крикнул я, но вспомнил, что у Алены стерты ноги, что она к тому же босиком, подхватил ее на руки и побежал к нашей землянке. Возле входа я опустил девушку на землю.
   – Иди вниз и не высовывайся, – велел я, схватил ятаган и побежал к пруду прятать пока не поздно лодку и сеть.
   На наше счастье стрельцы ехали медленно, и не совсем в нашу сторону, забирали правее от пепелища, так что я успел скрыть следы своего присутствия: затопил челн, свернул и подсунул под лодку невод. Покончив с маскировкой, я бегом вернулся в землянку. Девушка сидела с ногами на лавке, обхватив колени. Увидев меня, испуганно спросила:
   – Они здесь?
   – Нет, еще не дошли. Ты ничего не бойся, если нас даже найдут, я с ними справлюсь.
   – С тремя стрельцами? – недоверчиво воскликнула она.
   – Справлюсь, – уверенно ответил я и поспешил выйти из землянки.
   Однако одно дело говорить, совсем другое делать. Конечно, справиться с тремя стрельцами я теоретически мог, но только если мне очень, фантастически повезет. Пока же оставалось ждать, как будут разворачиваться события, и не упустить, если появится, свой шанс.
   Вокруг все было спокойно, так же, как и раньше щебетали птицы, противник был по-прежнему далеко, и можно было надеяться, что он минует нашу сгоревшую деревню. И вообще многое зависело от того, случайно или намеренно они сюда попали. Землянка, как я уже говорил, находилась в стороне от пепелища, и разглядеть ее можно было только вблизи, наткнувшись.
   Это вселяло надежду. Тем не менее, на всякий случай мне нужно было выбрать подходящую позицию. Я отошел метров на двадцать от входа и хотел спрятаться за невысоким бугром, но потом понял, что сверху, с лошади меня будет видно, и опять вернулся к входу в землянку.
   – Ну что, едут? – тотчас высунула в дверь голову Алена, и мы оказались с ней лицом к лицу.
   – Нет, пока все тихо, – ответил я и совершенно неожиданно, не только для нее, но и для себя, чмокнул в щеку. Девушка ойкнула и скрылась.
   Стрельцы все не показывались, и это нервировало больше, чем я того хотел. Прошло около четверти часа. Этого времени им вполне должно было хватить, чтобы добраться до нас. Я стоял внизу, возле двери, и смотрел туда, откуда можно было ждать опасных гостей. Из-под моей руки вынырнула изнывающая от тревоги и ожидания Алена. Она побледнела и возможно от этого показалась мне особенно хороша.
   – Кажется, пронесло, – сказал я, обнимая за плечи и притягивая девушку к себе. – Они, должно быть, проехали стороной.
   Алена прижалась плечом к моей груди, подняла вверх лицо и спросила;
   – Почему ты меня поцеловал?
   – Потому, – ответил я и наклонился к ее губам.
   Однако снова поцеловать ее мне не пришлось. Невдалеке заржала лошадь, и я прошептал, вталкивая девушку в землянку:
   – Спрячься и сиди тихо. Все будет хорошо!
   Стрельцов по-прежнему не было видно, но они уже находились где-то здесь, рядом. Как ни претило устраивать резню с людьми, которые не сделали мне ничего плохого, однако если они обнаружат нас, другого выхода у меня просто не будет. В таких случаях альтернатива простая и ясная – либо ты, либо тебя.
   Я осторожно выглянул из своего укрытия и, наконец, увидел своих возможных противников. То были стрельцы в красных кафтанах! Их лиц пока было не различить, но можно было смело предположить, что это мои недавние знакомые и собутыльники.
   Стрельцы въехали в сгоревшую деревню не со стороны дороги, поэтому я их и не увидел. Вели они себя довольно спокойно, двигались в ряд и о чем-то разговаривали.
   Это был хороший знак, можно было надеяться, что попали они сюда случайно и не ищут нас целенаправленно именно здесь. Добравшись до пруда, двое спешились и, оставив лошадей, подошли к воде. Третий, остался в седле и оглядывался по сторонам.
   Такой расклад для меня, если они нас даже обнаружат, был удачен. С одним конным противником, да еще из засады, я справлюсь запросто. А если еще удастся захватить его лошадь, шансы если не на победу, то на спасение многократно увеличатся. Впрочем, пока понять, что они собираются делать, я не мог, и только наблюдал. Двое спешившихся стрельцов принялись, что-то собирать на берегу, а конный медленно поехал вокруг пруда.
   Теперь осталось молиться Богу, чтобы он не заметил нашу землянку, а если и заметит, то подъехал сюда один. Я пригнулся и терпеливо ждал. Стрелец объехал пепелища и остановился в раздумье, вернуться к товарищам или сделать вокруг деревни еще один круг. Видел я его довольно размыто, сквозь траву, опасаясь, что если сильно высунусь, он может меня заметить.
   В этот момент ему свистнули со стороны пруда. Он успокаивающе помахал товарищам рукой и поехал прямиком к землянке.
   Видимо, провидение в эту минуту решило вопрос кому жить, кому умереть. Я приготовился, как только он поравняется с входом в землянку, бросится на него и…
   Конские копыта негромко ступали по сырой земле. В поле зрения показалась лошадиная морда. Я приготовился к пружку, но тут заржал конь и я услышал знакомый голос:
   – Ну, ты, Серко, не балуй!
   – Алексашка, – тихо позвал я, – давай сюда.
   – Алеша?! – удивленно воскликнул добрый малый, наезжая на землянку и наклоняясь над входом. – Никак ты?!
   – Я. Вы что здесь делаете?
   – Мы-то? – так же удивленно переспросил он. – Мы, того, боярскую девку ищем. А ты как сюда попал?
   – Дело у меня здесь неподалеку.
   – Пойдем к нам, наши тебе обрадуются, мы обедать собрались. А я все голову ломал, куда ты подевался! А ты вот оказывается где! Пошли…
   – Спасибо, пока никак не могу. Нельзя, чтобы меня здесь увидели. А что за девка пропала?
   – Девка, как девка. В тереме у боярина жила. А потом пропала. Куда делась, никто не ведает. Как будто горлицей из терема упорхнула. Боярин как узнал, ногами топал, дядю Степана, десятника в кровь измордовал. Криком кричал. Да!
   – Алексашка, ты умеешь хранить тайну?
   – Чего? Тайну? Умею, конечно.
   – Тогда побожись, что никому не скажешь, что меня видел!
   – Ну, ладно, ей богу, никому не скажу, а почему?..
   – Я тебе потом все объясню. А пока возвращайся к своим, и обо мне не слова! Помни, ты клятву дал!
   – Да я только…
   – Езжай, а то они забеспокоятся, что ты здесь так долго делаешь.
   – Ладно, а ты скоро вернешься?
   – Скоро. Давай, трогай!
   Удивленный парень, недоуменно качая головой, уехал, а я заглянул к Алене. Она сидела на лавке в той же позе, что и раньше, обхватив колени руками, и смотрела на меня испуганными глазами.
   – Это кто был?
   – Стрелец. Слышала, они тебя ищут.
   – Ага.
   – О том, что мы с тобой вместе, похоже, никто не догадался. Это хорошо. Да не дрожи ты так, думаю, всё обойдется. Сиди, а я пока за стрельцами понаблюдаю.
   Я вернулся на старое место и теперь уже без прежней осторожности смотрел, чем занимаются незваные гости. Пока Алексашка осматривал окрестности, два его товарища разожгли костер, и теперь собирались, что-то жарить. Мой приятель подъехал к товарищам и слез с лошади. Наступал самый опасный момент. Если он проговорится или, заподозрив меня в лукавстве, скажет обо мне стрельцам, то шансов отбиться у меня практически не останется. Однако пока всё проходило гладко. Алексашка разнуздал свою лошадь и присел к костру.
   – Ну, что там? – шепотом, спросила Алена, выглядывая в дверь.
   – Пока все тихо.
   – Знаешь, я так испугалась! А что они там делают?
   – Разожгли костер. Когда уедут, мы испечем в нем рыбу.
   – Можно я посмотрю?
   – Посмотри, только осторожно.
   Алена заняла мое место и начала наблюдать, как стрельцы готовят себе еду. Я ушел в землянку, лег на лавку, и задумался над тем, как будут дальше складываться наши отношения. Нечаянный поцелуй, который, кстати, не был отвергнут, мог привести к предсказуемым последствиям. Девушка мне очень понравилась, если не сказать больше – я был почти влюблен. Однако я совсем не знал, какие в эту эпоху царят нравы, и не представлял последствий нашего возможного романа. С меня, чужака и перекати поле, взять было нечего, но Алена связана и со своей семьей, и должна подчиняться общепринятой морали. Жениться я на ней не могу, и потому, что уже женат, и потому, что не имею законного места в этом времени. К тому же семья и постоянные отношения, не позволят мне выполнять свою миссию, не говоря уже о том, чтобы разыскивать жену. Так что как ни крути, завязывать тесные отношения с Аленой мне было невозможно.
   – Они собираются уезжать! – радостно сказала девушка, заглядывая в землянку.
   – Хорошо, – вяло ответил я, – как только уедут, пойдем жарить рыбу.

Глава 11

   День кончился без происшествий. Сначала мы пекли в угольях рыбу, потом ее ели, остаток светлого времени я заготовлял дрова. Алена держала себя свободно и напоминала расшалившегося ребенка, избавившегося от опеки родителей. Мое решение не углублять наши отношения я помнил и старался ему следовать. Во всяком случае, вместе с девушкой в землянку не входил и все время старался быть чем-нибудь занятым. Однако мои тонкие маневры Алена не замечала и вела себя очень непосредственно, с намеком на завязавшиеся между нами «неформальные» отношения. Девочка была совсем не искушена в хитростях и сложностях половых отношений и мое лицемерное поведение воспринимала, как естественное. Я и сам старался внушить себе, что отношусь к ней только по-братски, и не смотрю жадным, тяжелым взглядом.
   Особенно сложно мне стало, когда я натопил нашу банную землянку, и настала пора мыться. Нужно было как-то ей объяснить, что все в наших отношениях остается так же как раньше и вместе мы с ней мыться не будем.
   – Ты пойдешь первой, – сказал я зыбко-фальшивым голосом, от которого самому сделалось противно.
   – Хорошо, – легко согласилась она, – я не очень люблю большой жар.
   – Могла бы предложить вместе, – обижено подумал я. Тогда бы я смог отказаться и твердо расставить точки над i. Теперь же получалось, что я приношу напрасную жертву собственной порядочности, которую никто не собирается оценить.
   – Если не хватит воды, крикни, я принесу, – хмурясь и злясь на собственную низость помыслов, сказал я.
   – Хватит, мне много не нужно. Я голову вчера вымыла.
   – Ну, тогда иди, легкого тебе пара, – скорбно вздохнул я. – Смотри, не угори!
   Алена кивнула и закрыла за собой дверь, а я сел не бревнышко перед входом. На беду и в добавлении к моему внутреннему разладу начал накрапывать дождь. Вроде бы появился повод укрыться от него под нашей с ней единственной крышей. Однако я взял себя в руки и вознамерился испить сию горькую чашу до дна. Она, кстати, оказалась не только горькой, но и очень мокрой После первой разведки мелкими, теплыми каплями, дождь неожиданно осмелел и полил как из ведра. Я надел шапку, и поднял воротник кафтана. Спустя десять минут он, и я вместе с ним, были уже насквозь мокрыми. Потом блеснула молния, ударил гром и начался настоящий ливень. Небо принялись полосовать электрические разряды, и сначала редкие громовые раскаты превратились в непрерывную пушечную канонаду.