отношение времени и бытия, в котором время является большим бытием или само
бытие и, соответственно, бытие является большим временем, чем само время.
Инобытие, таким образом, есть отражение само по себе. Отражение бывает
разных видов: 1. отражение речевого тела - экзистенция; 2. отражение
речевого предмета - интенция; 3. отражение бытия - трансценденция; 4.
отражение времени - рефлексия4 5. отражение противоречия - риторизация.
Отражение - лишь отражение, мысль парирует удар, наносимый повседневностью
обыденному сознанию. Отражение отводит отражающим в отражаемое, обращает его
против самого себя, в противоречие. Суть дела отражения и объясняет нам, что
противоречие между более и менее белым гораздо большим, чем между белым и
черным. Ничто не является лишь отражением только в том случае, если выражает
какую-либо особенность, степень отражения. Степень отражения отражает само
отражение. Всякое отражение подражает. Степень отражения выражает не умение
отражения подражать, но нечто, в подражании чему происходит отражение.
Человеческий слух, таким образом, есть степень человеческого зрения. Зрение
подражает. Слух отражает подражаемое. Зрение отражает подражающее. Речевое
тело есть существо всякого подражания. Само отражение есть восприятие
речевого тела, осуществляемое речевым телом, создающее посредством зрения
иллюзию восприятия речевого тела обыденным сознанием. Человек, отражая
бытие, парируя его просвет, остается сами собой благодаря речевому телу,
направляющему обыденное сознание в сторону, где менее всего вероятна
возможность отражения. Речевое тело предчувствует возможность отражения,
выполняющееся последовательностью: экзистенции - предмета подражания;
интенции - метода подражания предмету подражания; трансценденции - самому
подражанию отражением предмету подражания; рефлексии - методу подражания
отражением предмета подражания, и, наконец, риторизацией -
непосредственностью отражения, оконечивающей бесконечность подражаний.
Подражание есть становление отражения в отражении.
Идея риторики: Все жизни, все вещи, окружающая нас и содержащаяся в нас
самих природа, и, наконец, само человеческое сообщество являются в высшем
смысле слова частями речи, ее содержаниями и формами, элементами и
основаниями, значениями и смыслами. Повсюду наш жизненный мир встречается с
сами собой, теряя и возвращаясь к самому себе. Повсеместно жизненные
ситуации оказываются значимыми проявлениями обыденного сознания,
воспроизводящего повседневностью собственную сущность, лишенную каких бы то
ни было противоречий, вечную и неизменную, не осмысливаемую в значениях
процессуальности, эволюционности. Повсеместно достается пустоте либо чужому
мышлению то личностное, что не способно осмыслить речь как предметность
всякого предмета, объективность всякого объекта, субъективность всякого
субъекта. Одним словом, как сущее всякого существования. Познание
существования сущего как пути к сущности речи, посредством которой речь
открывает себя в многообразии своих проявлений, - вот идея мышления,
сберегающего собственную сущность, мыслящую смысл слова, то есть мышление в
его высших формах. Существование речи есть инобытие мышления не только в
законченных и совершенных его формах, но и в ощущениях, восприятиях
человеческой личности, принципиально возможных способах и самоосуществления
и присутствия. Речь есть бытие, соприсутствующее высшей форме мышления
явственно и осознанно, и неявно обнаруживающееся и проникающее в
соприкосновение с элементами мыслимости сущего. В действительности не
существует ни одного объекта, предмета, субъекта. Которые не представляли бы
из себя в своей основе не что иное, нежели некоторое особенное событие речи,
и речи не какой-либо отдельной, исключенной из общего списка-каталога
речений, а речи как таковой, как она дана, встречается в опыте обыденного
сознания. Речь в ее телесном естественном выражении образует сущность
обыденного сознания, именно в обыденном сознании встречаясь в чистом виде,
сама по себе. Именно представление речи, совершающееся в обыденном сознании,
является первичным представлением, лежащим в основании всех представлений,
используемых сознанием, мышлением в науке, культуре и иных формах
человеческого самоосуществления. Опыт обыденного сознания, хранящий в себе
некоторое знание о человеческой речи, является безусловным и основным
источником как нашего исследования, так и самой риторики. Именно укореняясь
в опыте обыденного сознания, опыте непосредственного восприятия и встречи с
человеческой речью, прочно и независимом опираясь на такого рода опыт,
риторика, наконец, открывает себя в качестве сбывающейся, совершенной и
законченной метафизики, царицей наук, обосновывающей господство науки в
человеческом знании. Всякое познающее исследование мира причастно риторике,
и имеет в себе подлинность в силу этой причастности. Риторика собирает и
воплощает в себе все многообразие не только человеческого знания, но и
принципиального незнания о сущности мира, становясь его, незнания,
существенным объектом. Поскольку речь является вопреки представлению
филологии о ней не только сущностью мира, но и его существованием,,
осмыслением и мерою, то риторика, будучи событием, свершающимся
самоосуществлением самой речи, являет собой само содержание формы мыслящего
освоение действительности, именуемой "человек". Риторика открывает в себе
всю полноту и очевидность мира, производя предметное многообразие содержания
идей, подобных идее достоверности. Риторика является последним и
завершенным, окончательным знанием человека о Боге, о сущности мира и о
самом себе.
Все люди от природы стремятся к дому. От вещей тянутся к слову. От
времени возвращаются к бытию. От метода уходят к истине. От языка стремятся
к мышлению. В самом безусловном и необходимом смысле, все люди от космоса
стремятся к повседневности. Из знания добывают они сознание себя.
Доказательство тому любовное отношение человека к слуховому восприятию,
особенного знаемое в музыке, распознаваемое там как бы во второй раз, так
как в первый раз это любовное отношение к слуховому восприятию проявляет
себя в речи как произнесение слов само по себе, как, следовательно, наш
собственный голос. Слух отличается от зрения тем нечто, являясь во всех
прочих отношениях нашего рассмотрения ничто и, следовательно, совпадая во
всех этих отношениях со зрением, как совпадают все восприятия в
воспринимающем себя ничто, которым восприятие открывается мышлению, которое
высказывается в речи, а без этого высказывания существует самым простым
способом, а именно отсутствием всяких способов, которые были бы необходимы
для того, чтобы дать этому нечто саму возможность присутствия. Для того,
чтобы исследовать это нечто, необходимо понимать, что это нечто и есть то,
что делает возможным не только какое-нибудь зрительное восприятие, а само
зрение, то есть является той истиной, которая добывается таким
воспринимающим познанием мира, который мы и именуем "зрение". Здесь
необходимо нам хотя бы частично, подобно героям мифов, победить тот
неизбывный предрассудок, будто зрение истинным образом связано с глазами, а
слух есть дело органа слуха, уха. Не может удовлетворить нас и та мысль,
которая не является даже мыслью, что есть некоторый подлинный глаз,
всевидящее око, и всеслышащее, сверхчувственное ухо. Не удовлетворяет оно
нас не потому, что мы отрицаем их существование, как раз напротив, чтобы
иметь дело с этими органами чувств, а не их понятиями, либо с
представлениями о них, мы и не принимаем этот взгляд, как относящийся к
другому вопросу, нежели вопрос о существе событий зрения и слуха, каковым
может быть одно только существо - существо мысли, которое мы именно в этом
смысле образователя зрительных, слуховых и других восприятий и называем
телом мысли.
Мышление - дом восприятия самого по себе, так что слух есть посещение
этим воспринимающим себя нечто собственного дома, где оно было взращено,
вскормлено, где проявило себя, научилось говорить и изменяться. Зрение же
есть исход восприятия из собственного дома, возвращающегося только голосом.
Личность восприятия самого по себе, вступающего в те или иные отношения с
мышлением, и есть мысль, или, точнее говоря, тело мысли, кожа мысли.
Восприятие делается зрительным, слуховым или другим восприятием только
вступая в отношение с мышлением, выдвигаясь своим ничто в ничто мышления, по
отношению к которому ничто восприятии есть нечто, то, или становления ничто,
оставаясь ничто по смыслу ничто, то, следовательно, что есть ничто.
Восприятие же само по себе существует независимо от мышления, и в той
независимости и коренится свобода мышления, присущность мышлению природы,
естества, вынашивания и порождения восприятия, дитя любви мышления и мысли,
закон которой выражает смысл бытия, проявляющий себя необходимо так, и не
имеет ровно никакого отношения к смыслу восприятия. Восприятие есть только
присутствие смысла бытия в мире, и обращаться к нему в познании системы
бытия так же необоснованно, как обращаться к незначительному, хотя и
подручному, близкому, зная о существовании лучшего, совершенного. Смысл
бытия познается в мышлении мыслью, в отсутствии восприятия самого по себе, в
отсутствии ничто, которое одно только (это отсутствие), конечно, не может
делать такое познание достаточно обоснованным. Восприятие само по себе никак
не участвует в событии мысли в мышлении, наконец, в событии самого мышления,
также в том, как мысли из ничто делает нечто, как мышление растворяет ничто,
как вода растворяет камень. Восприятие ни в каком из своих проявлений,
которые безусловно существуют и существеннейшим для человека образом, не
имеет отношения к течению мышления, к тому, "как" течет мышление и "что" в
нем течет, безусловно так же, что все эти "как" и "что" не имеют отношения к
мысли еще в большей степени, если это возможно, чем для восприятия, ведь
восприятие не существует для мышления, которое ведь не является бытием,
чтобы все существующее для него существовало бы, мысль же для мышления
существует, так что кроме мысли для мышления есть только повседневность и
одна она. Таким образом и должно быть разобрано, пониматься знание: как
относящееся к мышлении.; как не имеющее никакого отношения к восприятию. Так
"тело", слово, которое употребляется нами, как и всякое слово, для
осмысления того, чем оно само и является, для осмысления человеческого тела,
речевого тела и т. д., есть само по себе, как тело, указывающее на тело,
показывающее само себя другим, присутствующее тело, само осмысливается как
тело мысли в телесности мышления, отношение мысли к мышлению, восстанавливая
свой истинный смысл. Всякое понимание есть прежде всего понимание того, что
ни мышление, ни мысль не начинаются с восприятия и на нем не
останавливаются, и то, что делает так, ни мыслью, ни мышлением не является,
потому что самое важное в мышлении и мысли - правильно начаться и ре
задержаться на несвойственном, что, собственно говоря, оно и то же.
Воспринимается слово. Это обстоятельство делает необязательным
включение в наше рассмотрение восприятия, потому что слово в отличие от вещи
есть такой предмет, нечто, сущностью которого является ничто, то есть всякое
"не то", "не это", иначе говоря. Слово есть не только подлинный предмет
восприятия, но и восприятие само по себе. Слово не только воспринимается, но
и воспринимает. Существо восприятия самого по себе заключается в том, что
слово само себя воспринимает, в том, что слов есть слов и только как таковое
себя показывает. Зрительность, звуковость и всякая другая личность
восприятия есть признаки восприятия как присутствия слова иначе, нежели его
произношение. Присутствие слова как его произношение, как дело голоса есть
нечто более простое, нежели нам представляется в начале отношений между
мышлением и мыслью, оно есть вещь, именно присутствие слова, основанное на
голосе, и называют словом "оно". Слово есть Я, как не нуждающееся в
восприятии. Оно есть вещь, как то восприятие, в котором не нуждается Я,
которому оно известно как смысл слова, открывающий Я как безразличие слова к
восприятию. Слово есть Ты как оно само есть, вне всякой связи и отношения к
восприятию, вне, стало быть, и безразличия к восприятию. В самом безусловном
и необходимом смысле, слово, не имеющее отношений с восприятием.
Сосуществующее с ним в мире, есть: во-первых, Я; во-вторых, Оно или Вещь;
в-третьих, Ты. Это слово ведет речь о повседневности, в ней присутствует,
является частью того, целым чего является повседневность, частью сознания,
отношения мышления к мысли. В повседневной речи есть слова, значения которых
не только означают, но и осмысливают другие слова. Это означает, что
повседневность в буквальном смысле состоит из слов, из того единственного,
что существует и имеет сущность, независимую от этого существования,
является означаемым, означающим, образующим числа, имеет значение, смысл,
обладает значимостью, является тем нечто, что существует кроме того, что мы
видим, и, следовательно. кроме того, что знаем, тем нечто, которое можно
только услышать, ибо кроме того, что мы видим и слышим. Существует одно лишь
только ничто, лишенное сущности, заключающей зрение в слухе посредством
памяти. Память есть, следовательно, знание о повседневности, как состоящей
из слов, существующей рядом имен, каждое из которых так соединяет означаемое
с означающим, что это соединение вызывает к жизни это или иное слово,
сущность которого есть воспоминание само по себе, отличающееся от ничто
более, чем что бы то ни было из имеющегося в повседневности посредством
зрения и слуха. Памятью из слов образуется повседневность, памятью
приумножается ее телесность, самосохранение повседневности сущностью любви,
слова, смысл которого является смыслом самой повседневности.
28
бытие и, соответственно, бытие является большим временем, чем само время.
Инобытие, таким образом, есть отражение само по себе. Отражение бывает
разных видов: 1. отражение речевого тела - экзистенция; 2. отражение
речевого предмета - интенция; 3. отражение бытия - трансценденция; 4.
отражение времени - рефлексия4 5. отражение противоречия - риторизация.
Отражение - лишь отражение, мысль парирует удар, наносимый повседневностью
обыденному сознанию. Отражение отводит отражающим в отражаемое, обращает его
против самого себя, в противоречие. Суть дела отражения и объясняет нам, что
противоречие между более и менее белым гораздо большим, чем между белым и
черным. Ничто не является лишь отражением только в том случае, если выражает
какую-либо особенность, степень отражения. Степень отражения отражает само
отражение. Всякое отражение подражает. Степень отражения выражает не умение
отражения подражать, но нечто, в подражании чему происходит отражение.
Человеческий слух, таким образом, есть степень человеческого зрения. Зрение
подражает. Слух отражает подражаемое. Зрение отражает подражающее. Речевое
тело есть существо всякого подражания. Само отражение есть восприятие
речевого тела, осуществляемое речевым телом, создающее посредством зрения
иллюзию восприятия речевого тела обыденным сознанием. Человек, отражая
бытие, парируя его просвет, остается сами собой благодаря речевому телу,
направляющему обыденное сознание в сторону, где менее всего вероятна
возможность отражения. Речевое тело предчувствует возможность отражения,
выполняющееся последовательностью: экзистенции - предмета подражания;
интенции - метода подражания предмету подражания; трансценденции - самому
подражанию отражением предмету подражания; рефлексии - методу подражания
отражением предмета подражания, и, наконец, риторизацией -
непосредственностью отражения, оконечивающей бесконечность подражаний.
Подражание есть становление отражения в отражении.
Идея риторики: Все жизни, все вещи, окружающая нас и содержащаяся в нас
самих природа, и, наконец, само человеческое сообщество являются в высшем
смысле слова частями речи, ее содержаниями и формами, элементами и
основаниями, значениями и смыслами. Повсюду наш жизненный мир встречается с
сами собой, теряя и возвращаясь к самому себе. Повсеместно жизненные
ситуации оказываются значимыми проявлениями обыденного сознания,
воспроизводящего повседневностью собственную сущность, лишенную каких бы то
ни было противоречий, вечную и неизменную, не осмысливаемую в значениях
процессуальности, эволюционности. Повсеместно достается пустоте либо чужому
мышлению то личностное, что не способно осмыслить речь как предметность
всякого предмета, объективность всякого объекта, субъективность всякого
субъекта. Одним словом, как сущее всякого существования. Познание
существования сущего как пути к сущности речи, посредством которой речь
открывает себя в многообразии своих проявлений, - вот идея мышления,
сберегающего собственную сущность, мыслящую смысл слова, то есть мышление в
его высших формах. Существование речи есть инобытие мышления не только в
законченных и совершенных его формах, но и в ощущениях, восприятиях
человеческой личности, принципиально возможных способах и самоосуществления
и присутствия. Речь есть бытие, соприсутствующее высшей форме мышления
явственно и осознанно, и неявно обнаруживающееся и проникающее в
соприкосновение с элементами мыслимости сущего. В действительности не
существует ни одного объекта, предмета, субъекта. Которые не представляли бы
из себя в своей основе не что иное, нежели некоторое особенное событие речи,
и речи не какой-либо отдельной, исключенной из общего списка-каталога
речений, а речи как таковой, как она дана, встречается в опыте обыденного
сознания. Речь в ее телесном естественном выражении образует сущность
обыденного сознания, именно в обыденном сознании встречаясь в чистом виде,
сама по себе. Именно представление речи, совершающееся в обыденном сознании,
является первичным представлением, лежащим в основании всех представлений,
используемых сознанием, мышлением в науке, культуре и иных формах
человеческого самоосуществления. Опыт обыденного сознания, хранящий в себе
некоторое знание о человеческой речи, является безусловным и основным
источником как нашего исследования, так и самой риторики. Именно укореняясь
в опыте обыденного сознания, опыте непосредственного восприятия и встречи с
человеческой речью, прочно и независимом опираясь на такого рода опыт,
риторика, наконец, открывает себя в качестве сбывающейся, совершенной и
законченной метафизики, царицей наук, обосновывающей господство науки в
человеческом знании. Всякое познающее исследование мира причастно риторике,
и имеет в себе подлинность в силу этой причастности. Риторика собирает и
воплощает в себе все многообразие не только человеческого знания, но и
принципиального незнания о сущности мира, становясь его, незнания,
существенным объектом. Поскольку речь является вопреки представлению
филологии о ней не только сущностью мира, но и его существованием,,
осмыслением и мерою, то риторика, будучи событием, свершающимся
самоосуществлением самой речи, являет собой само содержание формы мыслящего
освоение действительности, именуемой "человек". Риторика открывает в себе
всю полноту и очевидность мира, производя предметное многообразие содержания
идей, подобных идее достоверности. Риторика является последним и
завершенным, окончательным знанием человека о Боге, о сущности мира и о
самом себе.
Все люди от природы стремятся к дому. От вещей тянутся к слову. От
времени возвращаются к бытию. От метода уходят к истине. От языка стремятся
к мышлению. В самом безусловном и необходимом смысле, все люди от космоса
стремятся к повседневности. Из знания добывают они сознание себя.
Доказательство тому любовное отношение человека к слуховому восприятию,
особенного знаемое в музыке, распознаваемое там как бы во второй раз, так
как в первый раз это любовное отношение к слуховому восприятию проявляет
себя в речи как произнесение слов само по себе, как, следовательно, наш
собственный голос. Слух отличается от зрения тем нечто, являясь во всех
прочих отношениях нашего рассмотрения ничто и, следовательно, совпадая во
всех этих отношениях со зрением, как совпадают все восприятия в
воспринимающем себя ничто, которым восприятие открывается мышлению, которое
высказывается в речи, а без этого высказывания существует самым простым
способом, а именно отсутствием всяких способов, которые были бы необходимы
для того, чтобы дать этому нечто саму возможность присутствия. Для того,
чтобы исследовать это нечто, необходимо понимать, что это нечто и есть то,
что делает возможным не только какое-нибудь зрительное восприятие, а само
зрение, то есть является той истиной, которая добывается таким
воспринимающим познанием мира, который мы и именуем "зрение". Здесь
необходимо нам хотя бы частично, подобно героям мифов, победить тот
неизбывный предрассудок, будто зрение истинным образом связано с глазами, а
слух есть дело органа слуха, уха. Не может удовлетворить нас и та мысль,
которая не является даже мыслью, что есть некоторый подлинный глаз,
всевидящее око, и всеслышащее, сверхчувственное ухо. Не удовлетворяет оно
нас не потому, что мы отрицаем их существование, как раз напротив, чтобы
иметь дело с этими органами чувств, а не их понятиями, либо с
представлениями о них, мы и не принимаем этот взгляд, как относящийся к
другому вопросу, нежели вопрос о существе событий зрения и слуха, каковым
может быть одно только существо - существо мысли, которое мы именно в этом
смысле образователя зрительных, слуховых и других восприятий и называем
телом мысли.
Мышление - дом восприятия самого по себе, так что слух есть посещение
этим воспринимающим себя нечто собственного дома, где оно было взращено,
вскормлено, где проявило себя, научилось говорить и изменяться. Зрение же
есть исход восприятия из собственного дома, возвращающегося только голосом.
Личность восприятия самого по себе, вступающего в те или иные отношения с
мышлением, и есть мысль, или, точнее говоря, тело мысли, кожа мысли.
Восприятие делается зрительным, слуховым или другим восприятием только
вступая в отношение с мышлением, выдвигаясь своим ничто в ничто мышления, по
отношению к которому ничто восприятии есть нечто, то, или становления ничто,
оставаясь ничто по смыслу ничто, то, следовательно, что есть ничто.
Восприятие же само по себе существует независимо от мышления, и в той
независимости и коренится свобода мышления, присущность мышлению природы,
естества, вынашивания и порождения восприятия, дитя любви мышления и мысли,
закон которой выражает смысл бытия, проявляющий себя необходимо так, и не
имеет ровно никакого отношения к смыслу восприятия. Восприятие есть только
присутствие смысла бытия в мире, и обращаться к нему в познании системы
бытия так же необоснованно, как обращаться к незначительному, хотя и
подручному, близкому, зная о существовании лучшего, совершенного. Смысл
бытия познается в мышлении мыслью, в отсутствии восприятия самого по себе, в
отсутствии ничто, которое одно только (это отсутствие), конечно, не может
делать такое познание достаточно обоснованным. Восприятие само по себе никак
не участвует в событии мысли в мышлении, наконец, в событии самого мышления,
также в том, как мысли из ничто делает нечто, как мышление растворяет ничто,
как вода растворяет камень. Восприятие ни в каком из своих проявлений,
которые безусловно существуют и существеннейшим для человека образом, не
имеет отношения к течению мышления, к тому, "как" течет мышление и "что" в
нем течет, безусловно так же, что все эти "как" и "что" не имеют отношения к
мысли еще в большей степени, если это возможно, чем для восприятия, ведь
восприятие не существует для мышления, которое ведь не является бытием,
чтобы все существующее для него существовало бы, мысль же для мышления
существует, так что кроме мысли для мышления есть только повседневность и
одна она. Таким образом и должно быть разобрано, пониматься знание: как
относящееся к мышлении.; как не имеющее никакого отношения к восприятию. Так
"тело", слово, которое употребляется нами, как и всякое слово, для
осмысления того, чем оно само и является, для осмысления человеческого тела,
речевого тела и т. д., есть само по себе, как тело, указывающее на тело,
показывающее само себя другим, присутствующее тело, само осмысливается как
тело мысли в телесности мышления, отношение мысли к мышлению, восстанавливая
свой истинный смысл. Всякое понимание есть прежде всего понимание того, что
ни мышление, ни мысль не начинаются с восприятия и на нем не
останавливаются, и то, что делает так, ни мыслью, ни мышлением не является,
потому что самое важное в мышлении и мысли - правильно начаться и ре
задержаться на несвойственном, что, собственно говоря, оно и то же.
Воспринимается слово. Это обстоятельство делает необязательным
включение в наше рассмотрение восприятия, потому что слово в отличие от вещи
есть такой предмет, нечто, сущностью которого является ничто, то есть всякое
"не то", "не это", иначе говоря. Слово есть не только подлинный предмет
восприятия, но и восприятие само по себе. Слово не только воспринимается, но
и воспринимает. Существо восприятия самого по себе заключается в том, что
слово само себя воспринимает, в том, что слов есть слов и только как таковое
себя показывает. Зрительность, звуковость и всякая другая личность
восприятия есть признаки восприятия как присутствия слова иначе, нежели его
произношение. Присутствие слова как его произношение, как дело голоса есть
нечто более простое, нежели нам представляется в начале отношений между
мышлением и мыслью, оно есть вещь, именно присутствие слова, основанное на
голосе, и называют словом "оно". Слово есть Я, как не нуждающееся в
восприятии. Оно есть вещь, как то восприятие, в котором не нуждается Я,
которому оно известно как смысл слова, открывающий Я как безразличие слова к
восприятию. Слово есть Ты как оно само есть, вне всякой связи и отношения к
восприятию, вне, стало быть, и безразличия к восприятию. В самом безусловном
и необходимом смысле, слово, не имеющее отношений с восприятием.
Сосуществующее с ним в мире, есть: во-первых, Я; во-вторых, Оно или Вещь;
в-третьих, Ты. Это слово ведет речь о повседневности, в ней присутствует,
является частью того, целым чего является повседневность, частью сознания,
отношения мышления к мысли. В повседневной речи есть слова, значения которых
не только означают, но и осмысливают другие слова. Это означает, что
повседневность в буквальном смысле состоит из слов, из того единственного,
что существует и имеет сущность, независимую от этого существования,
является означаемым, означающим, образующим числа, имеет значение, смысл,
обладает значимостью, является тем нечто, что существует кроме того, что мы
видим, и, следовательно. кроме того, что знаем, тем нечто, которое можно
только услышать, ибо кроме того, что мы видим и слышим. Существует одно лишь
только ничто, лишенное сущности, заключающей зрение в слухе посредством
памяти. Память есть, следовательно, знание о повседневности, как состоящей
из слов, существующей рядом имен, каждое из которых так соединяет означаемое
с означающим, что это соединение вызывает к жизни это или иное слово,
сущность которого есть воспоминание само по себе, отличающееся от ничто
более, чем что бы то ни было из имеющегося в повседневности посредством
зрения и слуха. Памятью из слов образуется повседневность, памятью
приумножается ее телесность, самосохранение повседневности сущностью любви,
слова, смысл которого является смыслом самой повседневности.
28