Шилович Георгий. Черепаха без панциря

   Как хорошо, что они приехали рано утром!
   Наконец последний, двенадцатый, пролет лестницы остался позади.
   Оказавшись во дворе, Казик отбежал немного и оглянулся на свой дом. Задрал вверх голову: вон его седьмой этаж!.. Высоко! Выше всех остальных домов, построенных раньше.
   "Какой здесь простор! Как красиво! - Казик гордился, что стал здешним жителем. Он шел к автобусной остановке, а сам все время озирался, придирчиво сравнивал другие дома со своим. - Такого тут пока еще нет! Разве что только вот этот будет вровень с нашим", - приглядывался он к фундаменту, мимо которого шел.
   Будущие размеры новостройки он определил по высоченным башенным кранам, что передвигались по рельсам. Машины плавно поворачивали свои длиннющие стрелы, предупреждали сигналами строителей, подавая груз.
   Казик сел в автобус и доехал до остановки "Северный", которая была как раз напротив Венькиного дома. Знакомые места тронули сердце тихой грустью. Оказывается, не так-то просто расставаться с родным уголком, он никогда не забудется, останется в памяти и сердце навсегда. Куда ни посмотри - везде напоминания: и эта обветшалая скамейка у глухой стены, где они всегда начинали свои игры в прятки или салки, и колонка, и сады с огородами, куда совершали налеты за яблоками и огурцами...
   Казик вздохнул: теперь он здесь только гость. Но ничего. Дружить с Венькой и Шуркой он будет по-прежнему.
   Решил сначала зайти к Веньке. Толкнул плечом тоскливо заскрипевшие на петлях воротца, стукнула за спиной калитка, звякнула пружина.
   Пройдя несколько шагов, Казик остановился: двери Венькиной половины дома были на замке. Он потоптался немного во дворе и снова вышел на улицу. Перебежал ее, свернул в переулок и вскоре оказался перед домом Протасевича. Поднялся на знакомое крыльцо, постучался.
   Долго никто не откликался. Казик застучал громче.
   - Да будет тебе дурачиться! - послышался за дверью голос Шуркиной мамы.
   Казик вошел. Поздоровался. После дневного света не сразу разглядел тетю Броню, которая сидела на кровати, опершись плечами на подушки, с грелкой в руках. Увидев, что Казик один, тетя Броня нахмурилась:
   - Я думала, это мой... Когда возвращается - обязательно какую-нибудь штуку выкинет. Взял дурную моду...
   - Что, Шуры еще нет?
   - Нету обормота. Где-нибудь баклуши бьет! - гневалась тетя Броня. - Это ж подумать только: из школы сегодня удрал, учебники бросил! - показала она на полевую сумку, висевшую на стене. - Недавно принесли. Дожил, окаянный! И где его нечистая сила носит?
   - А кто приходил? Венька?
   - Какой там Венька!.. Вместе они удрали. Устроили в школе бедлам... Девочка приходила, беленькая такая, деликатная.
   - Василькова! - догадался Казик.
   - Может, и она. А ты проходи, пожалуйста, проходи, - пригласила его Шуркина мама. И пожаловалась: - Что-то я совсем расхворалась сегодня. С утра ничего было. А потом так взяло, так печет в боку, что хоть ложись и помирай.
   Казик видел, как кривились от боли губы тети Брони, как она все сильней прижимала к животу обернутую платком грелку.
   Потом закрыла глаза, утихла.
   - Может, вам чем-нибудь помочь? За лекарством сбегать, - с беспокойством спросил Казик и подошел ближе к кровати.
   - Нет, детка, ничего мне не надо... Видно, съела что-то несвежее... Пройдет... А ты посиди немного со мной... Расскажи, как там у вас... Хороша ли квартира?
   Только теперь Казик разглядел, какое побледневшее лицо у тети Брони. Щеки запали, явственней проступили морщинки.
   Тетя Броня прилегла, поджала под себя ноги. Слабым голосом попросила накрыть ее. Казик стащил с Шуркиной кровати одеяло, укутал им больную. Он понимал: надо что-то делать, потому что Шуркиной маме становилось все хуже и хуже...
   "Воды подать?.. Еще чем укрыть?.. Позвать кого-нибудь из соседей?.. проносились тревожные мысли. И вдруг пришло решение: - Что же это я медлю? Нужно за доктором!.. Как можно скорей!"
   Он заторопился, решительно сказал:
   - Я в "Скорую помощь" позвоню.
   - А где Шура? Пусть бы сбегал.
   - Я сейчас! Тетя Броня, слышите, я сейчас вернусь... Потерпите немножко... - И Казик пулей выскочил из комнаты.
   На улице порыв ветра распахнул полы куртки Казика, надул словно парус за спиной. Казик, не останавливаясь, на бегу застегнулся, глубже натянул на лоб кепку. На углу приостановился, прикидывая, в какую сторону ближе к телефону-автомату: направо, в конец улицы, или налево, к железнодорожному переезду, откуда тоже можно позвонить. "К переезду ближе!" - И Казик припустил со всех ног.
   Прохожие уступали дорогу. Удивленно смотрели мальчишке вслед. Казик ни на кого не обращал внимания, ничего не видел. Перед его глазами стояло искривленное страдальческой гримасой лицо Шуркиной мамы с капельками пота на лбу, бледное, с запекшимися, прикушенными губами. Слышался ее слабый голос: "...детка, ничего мне не надо". Какая-то неукротимая злость на Шурку распирала грудь.
   Он не понимал, как это Шурка может где-то шляться в такую минуту, не быть рядом с матерью? Ведь в доме беда!.. Неужели он нисколько не жалеет мать? И что он там натворил в школе? "Эх, Шурка, Шурка, - укорял в мыслях друга Казик, - что ты скажешь брату, когда тот вернется с целины? Забыл, о чем обещал Миколе перед отъездом? А нам что говорил в классе? Снова подвел..."
   Резкий сигнал автоматического шлагбаума неожиданно оборвал мысли Казика.
   "Ду-ду-у! Ду-ду-у!" - угрожающе загудело где-то совсем рядом. Под черными козырьками, которыми были прикрыты красные фонари шлагбаума, вспыхивали поочередно два багряно-красных глаза, также предупреждали: "Осторожно, опасность!"
   Полосатая стрела шлагбаума качнулась, поползла вниз. Вот-вот опустится, перекроет улицу. К переезду стремительно приближался поезд. Гремели колеса, вздрагивала под ногами земля.
   "Успею!" - не останавливаясь, подумал Казик. Нырнул под стрелу шлагбаума и бросился на ту сторону переезда, где была будка телефона-автомата.
   Глава шестая
   МАША БУДЕТ БАБУШКОЙ
   Утром Веньку разбудило радио. Передавали музыку из кинофильма "Дети капитана Гранта". Но любимая мелодия утратила для Веньки всю свою прежнюю прелесть, как только он вспомнил вчерашние нелепые приключения. Дотемна болтались они с Шуркой по городу после злосчастной драки в школе. Веньку не радовало ни ясное утро, ни ласковое солнце, что так приветливо заглядывало в окна, обещая погожий день. Что из того, что сегодня их отряд отправляется на Комсомольское озеро?! Ведь все равно Венька никуда не пойдет...
   "Пионерский фонарик", который вчера наведался и к нему, обо всем рассказал бабушке: и про воробья, и про драку, и про то, что он удрал из школы. И портфель с фуражкой принесли. Как на ладони показали его прилежание к учебе.
   "А все из-за воробья, - горевал Венька. - И зачем он мне сдался, зачем я его ловил?!"
   Венька лежал тихо с закрытыми глазами. Старался не шевелиться. Вспомнилось, как бабушка встретила его вчера, когда он вернулся домой. Строго так посмотрела и с укором сказала: "Ничего не скажешь - порадовал ты меня, внучек! Не ждала от тебя такого..."
   Больше выговаривать не стала. Велела умыться и усадила ужинать. А сама молча села за письменный стол. Чуть склонившись над листом бумаги, о чем-то быстро писала. Потом долго шевелила губами, видно, перечитывала написанное. А Венька втихомолку поглядывал на ее седую голову и маялся: "Лучше бы сама выругала, чем жаловаться папе с мамой..."
   И сейчас мысли об этом письме бередили Веньке душу. Письмо, наверное, сегодня же полетит на юг... А что он скажет родителям, когда вернутся из отпуска?.. Чем оправдается? Придется держать ответ...
   "Попросить бабушку, чтобы не посылала? - рассуждал Венька. - Напрасные хлопоты. Да и стыдно. А что, если перехватить письмо?! Перехватить - и концы в воду", - неожиданно осенило его.
   Венька аж заерзал в кровати. Под ним заскрипели пружины матраса, и в то же мгновение из другой комнаты послышался бабушкин голос:
   - Пора вставать, соня, а то опоздаешь.
   - Куда? - удивился Венька.
   - Как куда? Разве ты не знаешь, что ваш отряд собирается на озеро.
   - А-а! - протянул Венька. - Знаю...
   Лицо его передернулось. Напоминание о предстоящей прогулке, к которой готовились все семиклассники, было для него теперь неприятным.
   "Да черт с ним, с этим озером! Никуда я сегодня не пойду, дома буду сидеть. И вставать не к спеху", - решил он и хотел было снова накрыться одеялом с головой, но в спальню вошла бабушка и решительно приказала:
   - Хватит из себя сибарита корчить... Поднимайся!
   Пришлось расстаться с теплой постелью. Венька босиком соскочил на пол, присел, расправляя плечи, затем забегал по комнате, закружил вокруг письменного стола, высматривая, куда бабушка положила письмо. Конверта нигде не было видно.
   "Неужели успела отнести? - думал он, приседая и подпрыгивая. И вдруг обрадовался: - Ага! Вот оно где!"
   Голубой конверт с ярко-желтой маркой лежал на мамином туалетном столике. Венька, громко топая ногами, будто и на самом деле делает разминку, все ближе подбирался к столику. Оставалось только протянуть руку - и письмо у него! "Сейчас я его - раз - и под майку!"
   Вместе с тем какая-то нерешительность не давала сделать последнее движение. Наконец Венька отважился. Он весь напрягся, кося глазом в сторону кухни, протянул руку.
   - Что ты там возишься, Вениамин! - вдруг громко спросила бабушка. Завтракать пора!
   Венька вздрогнул и отскочил от стола как ошпаренный, пробормотал себе что-то под нос и, торопливо глотая слова, ответил:
   - Сейчас!.. Еще одно упражнение... Разминочка и - готов!
   Он громко топал ногами, хлопал в ладоши, чтобы бабушка не сомневалась, что он занят зарядкой. А сам снова бочком, бочком стал приближаться к столику, не сводя глаз с кухни.
   - Где же ты там, Веня! - настойчиво звала его бабушка.
   - Слышу! Иду!
   - Надо ж еще убрать, прихватить кое-что в дорогу...
   Венька не ответил.
   - Ну что мне с тобой делать? - заглянула в комнату бабушка.
   Но Венька уже был начеку. Вместо конверта он схватил со столика расческу. Встретившись в зеркале глазами с бабушкой, сдержанно сказал:
   - Надо же причесаться.
   - Конечно, надо! Но ты, кажется, еще и не умывался?
   - Сейчас.
   Венька намеренно тянул время. Надеялся, что бабушка выйдет и тогда можно будет, наконец, сцапать конверт. Но бабушка только на минутку вышла на кухню и тут же вернулась обратно, подавая на стол завтрак.
   - Что-то у тебя сегодня все шиворот-навыворот идет, - приговаривала она, суетясь у стола. На сковородке скворчало сало, желтели глазки яичницы. Приятный запах щекотнул Венькин нос.
   - Майку надел не так? - спросил Венька, оглядывая себя.
   - Да нет! - усмехнулась бабушка. - Вообще говорю. Хватит тебе уже прихорашиваться. Беги умываться.
   "Не выгорело!" - Венька неохотно пошел на кухню к рукомойнику, злясь на себя за свою нерешительность... Давно мог стянуть этот злосчастный конверт с бабушкиным письмом. А теперь что? Завтракать и идти в школу! А как показаться на глаза друзьям, Маше? Как избежать всех этих неприятностей?
   За столом Веньке не хотелось ни есть, ни пить. Не хотелось собираться в такой заманчивый, такой желанный еще совсем недавно поход. Ведь столько готовились, такой шум подняли! На всю дружину...
   - Что-то ты сонный какой-то? - озабоченно спросила бабушка. - Может, у тебя голова болит?
   Венька поднял глаза от тарелки и от изумления разинул рот: бабушка стояла перед ним в папиной спортивной куртке, затянутой замком-молнией до самого подбородка, с его рюкзаком и компасом на левой руке. Не обращая внимания на Веньку, она через плечо взглянула в зеркало и спросила:
   - Ну как, подходит?
   - Куда это ты, бабуля? - едва слышно прошептал Венька и почувствовал, как у него похолодело в груди.
   - С тобой, на озеро.
   - К-как?!
   - А вот так, пешком.
   Венька отодвинул тарелку. Медленно встал со стула, все еще не понимая, что происходит. "Неужели бабушка и вправду надумала идти с ним? С рюкзаком за плечами! Что он - ребенок, чтобы его за ручку водили! Хочет на посмешище выставить?.. Да что она, издевается над ним, в самом деле!.. А может, это только шутка?"
   Нет, по всему было видно, что бабушка всерьез решила идти вместе с внуком.
   - Послушай, бабуля, - бросился к ней Венька. - Не нужно на озеро! Давай лучше... в кино сходим.
   - В другой раз, внучек.
   - В клуб!..
   - Рано!
   - На стадион... - умолял Венька. - В цирк! Знаешь, кто приехал? Клоун из Москвы! Зачем нам озеро?
   - Как зачем? - голос бабушки окреп. - Как ты можешь так рассуждать! Там весь твой отряд будет. Друзья твои! А ты кто же, принц-отшельник? Какой же ты после этого пионер?
   Она начала стаскивать с плеч рюкзак, отстегнула компас.
   - Если бы мы так рассуждали, разве смогли бы выкопать это озеро?
   - Как выкопать?
   - А вот так. Выезжали за город после работы. С песнями, с настроением!.. А чем копали? Лопатой-матушкой! Таких машин, как теперь, тогда и в помине не было. Ни бульдозеров, ни скреперов. На носилках землю таскали. Бывали, конечно, и недоразумения, и споры. Но мы все горой стояли друг за друга. А ты чего переполошился? Знаю: боишься с Машей встретиться. Так, что ли? Но ведь сам от себя никуда не убежишь. Ты обидел Машу. Да еще как обидел!.. Девочку! Так имей же мужество признать свою вину, попроси у нее прощения. Молчишь... Выходит, ты и меня, и маму мог бы ударить?.. Нет? Тогда пойми: Маша вырастет - тоже станет мамой, бабушкой, как я. А посмел руку на нее поднять... Позор!..
   Такой неожиданный поворот очень взволновал Веньку. Он стоял и хлопал глазами, растерянно поглядывая то на бабушку, то на рюкзак и компас, которые она торжественно положила перед ним на стул.
   А на столе остывал недоеденный завтрак.
   Из всего услышанного Веньку особенно поразило то, что Маша тоже будет бабушкой. Это никак не укладывалось в голове. Она же такая маленькая, сидит на первой парте - только белый бантик торчит на макушке. И вдруг - мама, бабушка! Тут же подумалось, что, как ни крутись, ни изворачивайся, все равно придется увидеться с Машей и друзьями, смотреть им в глаза...
   - Доедай яичницу и собирайся побыстрей.
   Бабушка еще немного помедлила, глядя, как внук доедает завтрак. Потом, спохватившись, засеменила в другую комнату. Вернулась оттуда с конвертом в руках, подала его Веньке.
   - Не забудь по дороге опустить.
   - Ладно, - озадаченно ответил Венька. И вдруг от удивления округлил глаза: вовсе не родителям было адресовано письмо, за которым он так неудачно охотился! Бабушка посылала письмо на целину, в совхоз "Пионерский", Миколе Протасевичу - брату Шурки.
   "Вот так чудо: откуда она знает Миколу? О чем ему пишет?"
   Венька засуетился по комнате, приговаривая:
   - Сейчас, бабуля, сейчас... Я быстренько - сию минуту! Вот увидишь!
   Из недоеденной яичницы он сделал бутерброд, на ходу допил из чашки остывший кофе. Потом убрал со стола посуду. Взялся за укладку рюкзака. Налил во флягу воды, упаковал свое рыбацкое снаряжение. А сам в душе радовался: какая у него чудесная бабушка! Не забыл прихватить с пяток картофелин и на ее долю. Готовясь к походу, ребята договаривались разжечь где-нибудь на острове костер, напечь картошки...
   "Может, и уху удастся приготовить! Где котелок? Пару луковиц в него, немного лаврового листа, перцу, щепотку соли. Кажется, все?" - Венька завязал рюкзак, приподнял его. Прилично набралось.
   Он надел белую туристскую панамку, забросил рюкзак за плечи и, молодцевато стукнув каблуками, вытянулся перед бабушкой, как по команде смирно, шутливо отрапортовал:
   - Товарищ генерал, разрешите доложить?
   - Пожалуйста, - подтянулась и бабушка. - Слушаю вас.
   - Пионер Старовойтенко готов к выполнению любого задания!
   - Что ж, очень приятно. Слушай мою команду: равнение на рюкзак! На трудности не обращать внимания! Прямо на улицу, с песней ша-агом марш!
   Венька прошел до дверей чеканным строевым шагом и во весь голос запел песню о юном барабанщике:
   Мы шли под грохот канонады,
   Мы смерти смотрели в лицо...
   Бабушка тоже заспешила. Сунула под мышку зонтик и засеменила за внуком. Через руку у нее был перекинут клетчатый непромокаемый плащ. Седую голову прикрывала соломенная шляпка с заколкой сбоку. Добродушные темно-карие глаза молодо светились: многое из прошлого, такого близкого и дорогого сердцу, напомнила ей Венькина песня.
   Глава седьмая
   НЕВИДИМКА В ЛОДКЕ
   Медленно тянулось для Казика время: никогда раньше не приходилось ему бывать в больнице!.. Он сидел на стуле у стены в приемном покое и внимательно следил за матово-стеклянными дверьми, за которыми исчез Шурка, напялив на себя белый не по росту большущий халат. Где-то там, за этими дверями, были палаты, лежали больные, среди них и Шуркина мама. Что с ней?
   Над дверями, которые время от времени неслышно раскрывались и закрывались, пропуская посетителей, висели пузатые, круглые, как эмалированный таз, часы. Их циферблат поблескивал со стены холодно и настороженно. Стрелки, казалось, застыли на месте, но Казик и так знал, что теперь на озеро уже не успеть.
   Хоть в приемном покое было довольно людно - многие пришли проведать родственников или знакомых и у гардероба, чтобы раздеться и получить халат, стояла длинная очередь, - вокруг царила затаенная тишина. Не слышно было даже шума с улицы, что совсем рядом, за сквером, по которой привычно струился неудержимый живой поток.
   В покое пахло лекарствами. Все стулья были в полотняных чехлах; на столе стояла ваза с букетом осенних цветов. Чистотой сияли стены, пол из метлахских плиток, подоконники, которые снова и снова протирала влажной тряпкой девушка-санитарка с аккуратно подобранным под марлевую косынку узлом огненно-рыжих волос.
   К девушке-санитарке часто обращались посетители. В этих случаях она отрывалась от работы, вежливо отвечала. Кому советовала подождать профессора, кому объясняла, как найти главного хирурга или палатного врача, показывала, где находится окошко дежурной сестры. Вообще, как заметил Казик, девушка-санитарка знала все, каждому могла дать необходимые сведения.
   "Может, и о Шуркиной маме что-нибудь знает?" - подумал он. Но спросить постеснялся.
   - Мальчик, - подошла санитарка к Казику, - подними, пожалуйста, ноги.
   Под ногами проворно заходила электрическая щетка: "Шах-шах!" Этот звук чем-то напомнил Казику железнодорожный переезд, когда он бросился наперерез поезду, чтобы быстрей добежать до будки телефона-автомата. Едва успел перескочить рельсы, как кто-то сильно схватил за воротник, дернул к себе: "Жить надоело, молокосос?!"
   Это был стрелочник в промасленном ватнике, подпоясанный армейским ремнем, за которым торчали два флажка - красный и желтый, дудочка-рожок и еще что-то, что Казик не успел разглядеть. Он весь сжался, втянул голову в плечи от страшного грохота, что обрушился сзади, оглушил. Дохнуло жаром в затылок, густое белое облако пара окутало лицо, осело холодными мелкими капельками на лбу, щеках, шее...
   Он закричал: "Пустите, дяденька!" - и изо всех сил рванулся из крепких рук стрелочника, даже воротник куртки затрещал...
   "Эх, нет на вас управы", - только и услышал за спиной.
   Об этом он никому не рассказал: ни маме, когда усталый вернулся домой, вызвав "скорую помощь", ни Шурке, когда встретились сегодня утром. Хорошо, что еще вечером осмотрел надорванный по шву воротник и сам незаметно подшил его. Мама так ничего и не заметила.
   Утром мама сама посоветовала Казику сбегать к Шурке и вместе с ним проведать в больнице тетю Броню. Попросила передать ей баночку яблочного компота и сверток с печеньем, приготовленный Казику в поход. Сказала, что на озеро можно и не ехать и чтобы он пригласил Шурку пожить у них, пока не выздоровеет его мама... Кажется, еще наказывала, чтобы не опаздывали на обед.
   Казик неподвижно сидел на стуле и думал о том, что теперь главное, чтобы все хорошо обошлось с тетей Броней. А что все в порядке, что все будет хорошо, он почувствовал сразу, как только увидел друга, показавшегося из-за матово-стеклянных дверей.
   Халат на Шурке висел, как на жерди, почти до самых пят. Лицо было немного растерянным, но прежняя тревога и озабоченность исчезли. Остались где-то там, за стеной приемного покоя.
   - Ну как? - подбежал Казик к Шурке. - Что с мамой? Выписывают?
   - Нет, сказали, не раньше чем через неделю. - Он сбросил халат, сдал его в гардероб. - Операцию сделали. Аппендицит был.
   Они оказались на широкой лестнице главного входа. Здесь Казик остановился, спросил:
   - А что говорит мама?
   - Привет тебе передала и большое спасибо... А знаешь, что доктор сказал? Хорошо, что не промедлили, сразу вызвали "скорую помощь". С аппендицитом шутки плохи...
   - А что это за аппендицит такой?
   - Ну, кишка такая в животе. Воспаляется... Разве не знаешь?
   - Нет...
   - Заболеешь - узнаешь! Чикнут, как маме.
   - Типун тебе на язык! - отмахнулся Казик и хлопнул друга по плечу. Давай лучше подумаем, что будем делать дальше? Ко мне пойдем или на озеро? Может, еще успеем...
   Ребята посоветовались и решили податься вслед за отрядом на озеро. Обычно туда ездили трамваем или автобусом. Но теперь им не было никакой нужды связываться с транспортом. Пешком через парк Победы - гораздо ближе. И не нужно петлять по улицам - сразу попадаешь к пристани, откуда семиклассники договаривались начать свое путешествие на речном трамвае, чтобы потом высадиться на острове.
   Казик теперь уже жалел, что ничего не прихватил в собой. Все туристское снаряжение оставил дома. Он размахивал руками и говорил:
   - На пристани, наверное, не застанем.
   - Семеро одного не ждут.
   - Тогда сами переберемся на остров.
   - Ага, - соглашался Шурка. - Возьмем лодку... А не найдем - искупаемся и назад.
   - Ишь, чего захотел! Не та пора.
   - А что?.. Смотри, какой денек выдался! Теплынь-то какая...
   Казик не ответил.
   Ребята свернули на улицу, ведущую к реке. Мимо них с тихим шуршанием проносились легковые автомашины, мчались одна за другой почти вплотную. В общем потоке чадили мотоциклы, приглушенно тарахтели форсистые мотороллеры. Ближе к тротуару жались деликатные мопеды, обгоняли велосипедистов, ехавших с пучками удочек, заброшенными за плечи, словно ружья, с рыбацкими ведерками, прикрепленными к багажникам. Все стремились вперед - скорей на лоно природы, к реке, к озеру, в лес!
   "Эх, был бы у меня хоть какой-нибудь завалящий мопедик, - думал Казик, - махнули бы с Шуркой далеко-далеко, в Березинский заповедник или еще дальше, к чарующе-синеокому Палику, где в нынешнем году бродили с отцом".
   Никогда не забыть ему тех молчаливо-величавых мест, смолистого аромата боров, душистой, как мед, земляники, глухих, таинственных стежек! Все показал бы Шурке: и как в грозу ловят рыбу, и где начали строительство нового пионерского лагеря, и памятник партизанам, погибшим в войну.
   Напрасно не взяли они летом Шурку с собой. Ничего этого он не испытал, ничего не увидел. Теперь только на пленке посмотрит, да и то, если получилось.
   - Ты уже проявил что-нибудь? - спросил Казик.
   - Не все.
   - Ну и как?
   - Пока еще не прокручивал, но есть удачные кадры.
   - Правда?
   - Конечно, хоть и не все одинаковые.
   Об уроке математики, на котором Агей Михайлович должен был показать счетную машину, Казик не расспрашивал. Жалел, что Шурка снова влип. Учителя подвел, Машу обидел, с друзьями поссорился... Нужно его и Веньку как-то помирить с классом. Вот только как?..
   Берег там, где они вышли к реке, был высокий, обрывистый. К почти неподвижной воде свисала порыжевшая зелень плакучих ив. В тени деревьев стояла прохлада, тянуло влагой и сыростью. У самого берега плавала стайка белых уток. Они раз за разом ныряли, показывая над водой свои куцые хвостики, смешно шарили плоскими клювами в траве, ища какую-нибудь поживу.
   - И что они там находят? - удивился Шурка, с любопытством глядя на уток. - Разве в такой топи может что-нибудь водиться?
   Казик не отвечал. Время от времени он останавливался и, привстав на цыпочки, вытягивал шею, стараясь разглядеть пристань. Но ему это не удавалось, пока они не вошли на пригорок. Отсюда, с высоты, все озеро, начинавшееся за плотиной, было как на ладони. На тонком шпиле над пристанью весело трепетал на ветру красный флажок. Одноклассников нигде не было видно.
   - Опоздали, - сказал Шурка.
   - Конечно. Пошли быстрей, а то и на острове никого не застанем.
   - А как мы туда доберемся?
   - Как-нибудь! Попросим кого-либо из рыбаков, чтобы перевезли.
   Они вышли к плотине. Серебристый каскад упруго переливался через щит, грозно шумел, падая вниз, пенился, кружил опасные водовороты. Ниже стремительное течение стихало и, угомонившись, бежало дальше по своему древнему руслу.
   Муть и пена не давали рассмотреть дно реки. Видно, тут были рыбные места, потому что много народу сидело с удочками. Какой-то высокий дядя в широкополой шляпе и резиновых сапогах-ботфортах даже спиннингом размахивал. Заядло забрасывал то на середину реки, то вниз по течению, то вверх.
   Шурка хотел остановиться, понаблюдать за рыбаком, но Казик потащил его дальше, в сторону лодочной станции, где находился морской клуб с моторками, скутерами и байдарками. Он все приглядывался, к кому бы обратиться, попросить перевезти их на остров. Но возле берега лодок не было.
   - Видно, ничего не получится, - с сожалением отметил Казик. - Придется идти на пристань. Там быстрей что-нибудь попадется в нашу сторону.
   - Так будет лучше всего, - согласился Шурка.