Шилович Георгий. Черепаха без панциря

   - Вот это правильно, - обрадовался Шурка. - Пошли. Заклепки найдутся.
   Они и не заметили, что чуть поодаль от них стоял Венька, хмурый, помрачневший. Он хотел заговорить с ними, пойти вместе домой, но так и не решился подойти.
   Домой Венька пошел не сразу. Повертелся немного возле спортивной площадки, где ученики старших классов играли в волейбол, потом перелез через ограду и выбрался в переулок, по которому недавно удирал с уроков вместе с Шуркой. Здесь приостановился, наблюдая, как бульдозер, натужно рыча, засыпал канаву. На дне ее лежали газовые трубы. Теперь они, ровнехонькие, блестели смолой, как отполированные. И было странно смотреть, как на них с грохотом летят камни и гравий, падают комья черной земли.
   - Эй, парнишка! - крикнул рабочий в ватнике нараспашку, шедший рядом с бульдозером. - Поостерегись!
   Венька посторонился, пропуская неуклюжую с виду машину. В лицо его дохнуло жаром. Но он не отвернулся. Сошел еще немного с дороги, проваливаясь ботинками в песок, и снова стал наблюдать за бульдозером. Его стальной щит медленно подвигал к канаве широкий вал земли. Что-то около тонны, а может, и больше.
   - Правей бери! - кричал рабочий в ватнике бульдозеристу и показывал рукой, куда надо поворачивать. - Праве-ей... Вот так! Давай!
   За бульдозером тянулся ровный гладкий след, словно кто провел по пригорку гигантской бритвой. Камни, побывавшие под щитом, почему-то дымились беловатой пылью.
   Венька подбежал к раздробленным камням, нагнулся и, присев на корточки, осторожно, кончиками пальцев, дотронулся до беловатого, как бы припудренного, осколка. Теплый! Почти горячий. Пахнет серой, как будто кто-то рядом чиркнул спичкой. Попробовал вывернуть камень - и не смог.
   - Чего ты все вертишься здесь, - вдруг послышался над головой знакомый уже голос рабочего. - Уж не бульдозер ли вздумал перевернуть?
   Венька испуганно отскочил. Оглянулся и увидел, что бульдозер ползет прямо на него. Он отбежал на тротуар. Пока вытряхивал из ботинок песок, разувшись возле забора, бульдозер сделал еще один заход и остановился, заглушил мотор.
   К машине подошли женщины в темно-синих комбинезонах, какие-то парни. Некоторые из них держали в руках свертки, бутылки с молоком, батоны. Они о чем-то оживленно говорили, смеялись.
   Венька понял, что у рабочих сейчас обеденный перерыв, но ни в какую столовку они не пойдут, ее поблизости нет, а будут полдничать здесь, возле бульдозера. Это уже было неинтересно, и он пошел дальше, жалея, что не прихватил осколочек раздробленного камня с сернистым запахом.
   Возле знакомого уже штакетника, за которым в глубине двора виднелся шалашик-голубятня, Венька приостановился. Уткнулся носом в щель и начал разглядывать голубей. Птицы сидели нахохленные, ленивые и сытые, изредка постреливая глазом куда-то вниз.
   Двор был пустой, словно вымерший. Ни кур, ни овчарки, которая тогда бросилась на них с Шуркой, и никого из хозяев. Это, скорее всего, и придало Веньке смелости попугать голубей. Он нашел под ногами увесистый ком. Долго ждал, пока на улице не будет никого поблизости. Наконец отважился. Размахнулся и швырнул ком в шалашик. Отбежал и оглянулся. Но ком, как видно, не долетел, потому что голуби не поднялись в воздух. По-прежнему тихо было во дворе за штакетником.
   "Тьфу!" - сплюнул Венька и зашагал дальше.
   Скоро он вышел к переезду. Отсюда до дома было рукой подать. Но Старовойтенко еще задержался возле газетного киоска. Его внимание привлекла обложка какого-то зарубежного журнала. На обложке - цветная фотография девчонки, очень похожей на Машу. Такая же золотистая коса спадала на плечо, едва заметные прядки кудрявились над висками, такие же синие глаза, ямочка на щеке. Ну точно Василькова! Даже белый воротничок, как у нее. И только изящные погончики на плечах, которых Венька сразу и не разглядел, свидетельствовали о том, что на фотографии совсем иная девчонка. И все же Венька решил купить журнал.
   "Только как спросить?" - топтался, не отходил от витрины мальчишка. Как ни старался, никак не мог попить, что собой означает название журнала.
   - Прей... пра... прамо... - ломал он язык и морщил лоб.
   Он уже утратил всякую надежду, потому что понимал, неудобно ведь просить продавца дать ему вон тот журнал, на обложке которого девчонка с золотистой косой. В том, что она похожа на Машу, он никогда и никому бы не признался.
   И тут вдруг за спиной Веньки послышался очень знакомый голос:
   - Старовойтенко? Только из школы? Почему так поздно?
   Это был Агей Михайлович. Придерживая под мышкой портфель, он доставал из кошелька мелочь и внимательно посматривал на Веньку.
   - Я, я... - пробормотал Венька и показал рукой на витрину киоска, журнал хотел купить.
   - "Прамо"? "Практише моде"? - удивился учитель. - Для мамы?
   - Ага! - соврал Венька, чувствуя, как краска заливает лицо. Только теперь он сообразил, что это журнал мод для женщин.
   - Хорошо. - Агей Михайлович подал продавцу деньги, попросил еженедельник "За рубежом" и немецкий журнал мод "Прамо". Еженедельник взял себе, а журнал отдал Веньке, сказав: - Держи.
   Венька стоял красный как бурак и не знал, что ему делать с этим журналом. Он старался не смотреть на обложку, с которой так приветливо улыбалась незнакомая девчонка, как две капли воды похожая на Машу. Он стыдливо отвел взгляд и едва слышно пробормотал, заикаясь:
   - Э-это не мама. Ба-бушка просила.
   - Ах, вот оно что! В таком случае ты хороший внук. Бабушке будет приятно твое внимание. Ну, пойдем вместе. Я иду к вам.
   - Что-о? - в замешательстве проговорил Венька. В эту минуту он готов был провалиться сквозь землю. - Что? - повторил он.
   - Да, да, к вам.
   - Мама еще не приехала. Она на курорте. С папой.
   - Знаю, знаю, голубчик. Но я как раз хочу повидаться с твоей бабушкой, с Ириной Владимировной. Кстати, у меня есть дело и к тебе.
   Кажется, никогда раньше Венька не чувствовал себя так отвратительно. Ему казалось, что каждый встречный видит его насквозь, знает, какой он враль.
   Венька не поднимал глаз. Шел со страдальческим видом, низко опустив голову, и невпопад отвечал на вопросы Агея Михайловича.
   - А знаешь, - говорил учитель, - мы с твоей бабушкой старые друзья. Даже больше, если уж на то пошло. Ирина Владимировна моя учительница. Когда-то, когда был студентом, я проходил у нее в классе первую практику. Давно это было. А теперь, видишь, и сам с бородой.
   Венька искоса посмотрел снизу вверх на седоватую бородку Агея Михайловича. Он никак не мог представить учителя учеником бабушки. И не мог простить себе, что обманул Агея Михайловича. Что он скажет ему, что скажет бабушке, если разговор коснется журнала мод? Зачем было выдумывать. У них же вообще нет швейной машинки. Лучше бы сказать Агею Михайловичу, что искал в киоске книжку. Бабушка давно советовала прочесть "ТВТ" Янки Мавра. А в школьной библиотеке за ней очередь...
   Меньше всего Веньку заботили школьные отметки. Тут уж никто о нем плохого не скажет. Только одну тройку схватил за последнее время, а так сплошные четверки и пятерки. Даже по английскому языку, который так трудно дается, и то вчера получил четверку. Не зря сидел с бабушкой над учебником. Он не Шурка, которого еле вытянули по русскому языку. И не Казик, который всем уши протрубил своим "Амбассадором". Пусть не хвастается кинокамерой! Если Венька захочет, отец купит и ему. Еще лучшую!
   Но как Венька ни храбрился, он чувствовал, что с каждым шагом, приближавшим его к дому, уверенности в нем остается все меньше. А тут еще Агей Михайлович начал расспрашивать про Казика и Шурку, про Машу.
   - Что-то, вижу я, - говорил он, - вы снова не поладили. Или мне это только кажется? Что не поделили? Какая черная кошка пробежала между вами?
   - Не кошка, - растерянно ответил Венька. - Кирпич!
   И он, неожиданно для самого себя, откровенно рассказал учителю о случае с кирпичом.
   - Я же не знал, что Казик таскает его в портфеле, а вышло, будто я нарочно подзадорил его. Он теперь и обижается.
   - Действительно, нехорошо получилось, - отметил Агей Михайлович и замолчал.
   Его широкие брови были сурово насуплены, выражение лица непроницаемо, и Венька не мог понять, к чему относилось замечание учителя: к тому, что произошло на улице с портфелем, или к тому, что он поссорился с Казиком. Расспросить не довелось, потому что они оказались уже возле дома, и Венька увидел на крыльце бабушку, которая, видно по всему, ждала его и, наверное, давно беспокоилась. Присмотревшись, она узнала Агея Михайловича, поправила на плечах платок и быстренько засеменила по ступенькам навстречу.
   Случилось так, что в тот день Казик задержался у Шурки. Помогал ему проявлять пленки, после того как они убрали и сложили брикет. Домой возвращался поздно вечером, усталый, встревоженный. Знал, что мать по головке не погладит за такое нарушение распорядка дня, и попросил Шурку проводить его.
   И действительно, едва только вошел в прихожую, пропустив Шурку вперед, как сразу же услышал недовольный голос матери:
   - Где это ты шатаешься?
   - К Протасевичу заходил, - ответил Казик, ставя портфель в угол.
   Мать заглянула в прихожую, увидела Шурку и сразу подобрела:
   - А, и Шурик здесь. Ну, как, маме лучше?
   - Пока на бюллетене. Говорит, что еще с неделю дома побудет.
   - Ну, и чудесно. Хорошо, когда все хорошо. Проходи, проходи, пожалуйста. Только обувь там снимите, не несите мне грязь в дом. - Она взглянула на Шуркины ботинки и всплеснула руками: - Где же зто вы так выпачкались? Где грязь месили?
   - Это не грязь, - сказал Казик, только теперь увидев, какие грязные у него и у Шурки ботинки. - Это пыль от брикета.
   - Пыль от брикета? - переспросила мать. - Так вы имели дело с брикетом?
   - Ага.
   - В таком случае немедленно в ванну, под душ, - распорядилась она.
   Шурка чувствовал себя неловко, боялся ступить лишний шаг и растерянно поглядывал на Казика. А тот подмигивал ему, улыбался: мол, видишь, все обошлось благополучно.
   Казик никогда не перечил маме, тем более когда чувствовал себя перед ней виноватым. Что ни говори, а все можно было сделать гораздо лучше. Надо было сразу после школы зайти домой, предупредить маму, а потом починить портфель, помочь Шурке и прийти с ним сюда, чтобы подкараулить соседа с черепахой на балконе. Ну, а уж если случилось иначе, лучше не перечить, не испытывать мамимо терпение. Это Казик хорошо понимал. Потому он коротко спросил:
   - И Шурка со мной?
   - И Шура пусть помоется, - сказала мама. - Не повредит. Только смотрите поаккуратней, не наплескайте мне там.
   Ванна, освещенная матово-белым плафоном, сверкала чистотой. Шурке она показалась гигантской раковиной. Он остановился перед ней в нерешительности. Казик же сразу отвернул два крана, пустил горячую и холодную воду. Отрегулировал так, чтобы вода была в меру теплой и приказал:
   - Раздевайся!
   С шумом вырывалась из кранов вода, булькала, пузырилась, на глазах заполняла ванну. Постепенно цвет ее становился прозрачно-синим. Влажный пар приятно обволакивал лицо, торопил сбросить с себя липнувшую к телу одежду.
   Шурка присел на ярко-красную, как мухомор, табуреточку, которую ему пододвинул Казик, стал расшнуровывать ботинки. Снял один, другой. Поднял голову и увидел Казика уже без штанов и трусов, в одной майке. Марченя сидел на краю ванны, опустив ноги в воду, и приговаривал сквозь зубы:
   - О-го-го-о, как печет! Ух ты! Надо холодной добавить. - Он поднимал ноги над ванной, снова болтал ими в воде, стараясь все же не брызгать. - Как в том самом пекле!
   - Откуда тебе известно, как там? - поеживаясь от холода, весело спросил Шурка. Он хлопал себя ладонями по плечам, топал босыми ногами по холодноватому кафельному в шашечку полу. - Почему ты майку не снял?
   - Ой, я и забыл. Лезь ко мне. Места хватит. А хочешь с сосновым экстрактом?
   - Ну его, - отмахнулся Шурка и окунулся по самую шею.
   - Давай поплаваем, - предложил Казик.
   - Я вам поплаваю! - предупредила мама за дверью. - Я вам поплаваю! Расходились! Людей затопить хотите? Хватит дурачиться! Слышишь, Казик?!
   На какое-то время мальчишки поутихли. Переговаривались шепотом, хихикали, намыливая и натирая друг другу спины. Потом Шурка предложил попробовать, кто дольше выдержит под водой. Вдохнув полной грудью, хватил ртом воздух и окунулся в ванну с головой.
   - Раз, два... пять... восемь... - считал Казик. И едва только Шурка захотел вынырнуть, снова окунул его с головой. Но Шурка все же выскользнул наверх. Захлопал глазами, фыркнул. Из носа потекли струйки воды.
   - Э-то не по пра-вилам, - наконец, задыхаясь, заговорил он. - Сколько насчитал?
   - Сорок. А сколько я, - приготовился нырнуть Казик и зажал нос рукой. Считай!
   Они, конечно же, не услышали, как в прихожей коротко звякнул звонок.
   Мама Казика открыла дверь. На пороге стоял Венька.
   - Меня Агей Михайлович прислал, - смущенно сказал он.
   - Чего же ты стоишь, заходи. Давненько тебя не видела. Что-то совсем забыл о нас.
   - А что, Казика нет?
   - Дома. Моются с Шуркой. Посиди немного, они скоро, - и мама Казика показала на диван, стоявший возле балконной двери. - Я сейчас потороплю их.
   Она оставила Веньку одного. Какое-то время он сидел неподвижно, осматривал новую квартиру Марченей. Его взгляд ни на чем долго не задерживался. "Седьмое небо" Казика большого впечатления на Старовойтенко не произвело. За свою короткую жизнь он уже успел побывать и в Ленинграде, и в Москве, где жили родственники. Видел там и не такие квартиры. Не то что на седьмом, а даже на семнадцатом этаже, как на площади Восстания в Москве, где живет мамин брат, его дядя. Да и они сами скоро переберутся в новый многоэтажный дом. "И если повезет, - думал Венька, - получат квартиру на каком-нибудь восьмом, а то и на девятом этаже..."
   Неожиданно порыв ветра, упруго раздувая гардину, качнул ее на середину комнаты. Венька подошел к раскрытой двери балкона.
   По небу тяжело ползли, время от времени заслоняя солнце, клочковатые осенние облака. Мальчишка засмотрелся на небо, и ему вдруг привиделось, что не облака, а он плывет им навстречу, стремится куда-то в воздушную бездну.
   - Не скучаешь в одиночестве? - вернула его к действительности мама Казика, заглянув в комнату.
   - Не-ет, - встрепенулся Венька.
   Он прислушался к приглушенным голосам Казика и Шурки за стеной, подумал: "А может, и не ждать их, самому спросить у мамы Казика, где живет Вадим Иванович?" Если б не просьба Агея Михайловича, никогда бы он сюда не пришел. Не знал, как заговорит с Казиком, как тот встретит его.
   Венька постоял еще с минуту и вдруг решил выйти на балкон, чтобы взглянуть на микрорайон с высоты.
   И действительно, с высоты седьмого этажа город был виден далеко-далеко. Совсем рядом, в каком-то метре от него, на соседнем балконе ветер трепал на натянутой веревке полосатое полотенце. Венька оперся на перила балкона, чуть наклонился и вдруг замер. Он увидел на самом краешке перил соседнего балкона дощечку, а на ней... черепаху. Панцирь черепахи, выпуклый и ребристый, был покрашен в желтоватый цвет.
   - Так вот ты какая! - восторженно прошептал Венька, вспомнив рассказ Казика об удивительном киберносе.
   Какое-то время он разглядывал черепаху. Потом невольно потянулся к ней руками. Едва достал. Дотронулся пальцем до панциря и понял, что покрасили его недавно - краска липла к руке.
   Перила балкона упирались ему в грудь. Было неудобно. Тогда он нащупал ногой планку, стал на нее и снова потянулся к черепахе. На этот раз дотронулся до маленькой черной кнопки, как в электрическом выключателе. Попробовал нажать. Кнопка легко подалась, щелкнула. Под панцирем черепахи что-то приглушенно застрекотало.
   И в тот же момент Веньке почудилось, что кто-то открывает дверь на балкон. Он вздрогнул, соскочил с планки, прижался к стене. Но на соседний балкон никто не вышел.
   "Просто ветер открыл двери", - догадался Венька, чувствуя, как громко стучит сердце.
   Он снова перевел взгляд на черепаху. Та медленно двигалась по дощечке. Венька не сразу сообразил, какая опасность угрожает киберносу. Черепаха уже была на самом краю дощечки. Она шла на свет, который чувствовала своим единственным стеклянным глазом в медной оправе.
   - Куда? - ужаснулся Венька и снова кинулся к граю балкона. Попытался дотянуться до черепахи. Уже не достать. - Куда ты, кибернос, куда?.. - едва не закричал он в отчаянии.
   Но кибернос не понимал его.
   На глазах у Веньки черепаха преодолела последние сантиметры и, неуклюже перевернувшись, сорвалась с дощечки. Венька ухватился за перила и зажмурился...
   Так он стоял с минуту, не осмеливаясь посмотреть вниз. "Что я натворил! Что я натворил!" - стучало в висках. Казалось, не хватает воздуха. Где-то рядом ветер трепал полотенце. И тут он явственно услышал, что кто-то выходит на соседний балкон.
   Венька отскочил от балконной решетки и - прижимаясь спиной к стене, быстренько, бочком, бочком - к двери. С облегчением вздохнул только когда оказался снова в комнате. И сразу же заторопился к выходу.
   - Куда это ты? - остановила его в прихожей мама Казика.
   Венька не ответил. Даже не обернулся. Крутнул ручку замка и стремглав выскочил за двери. Не побежал - помчался сломя голову, перепрыгивая через две и три ступеньки вниз по лестнице.
   "Скорей, скорей!" - подгонял себя Венька. О, как высоко это седьмое небо Казика! Громко стучат каблуки ботинок по ступенькам - бух! бух! бух!.. Тревожное эхо - словно кто-то в бубен бьет - перекатывается где-то в вышине.
   - Куда ты, Венька?! - слышатся над головой голоса. И он никак не может понять, то ли это ему только кажется, то ли его и вправду зовет Казик.
   Венька не останавливается. Виток за витком, виток за витком. Вот, наконец, и первый этаж!.. Дверь на улицу!.. Венька с разгона толкнул ее и выскочил на двор. Где-то тут должна быть черепаха... Осталось ли что-нибудь от нее?..
   Глава тринадцатая
   ДРЕМУЧИЙ ЛЕС
   Тревога и отчаяние не покидали Веньку в течение всей недели. На занятия он приходил притихший и задумчивый. Во время переменок держался поодаль от товарищей, с Казиком и Шуркой почти не разговаривал. Напрасно те расспрашивали, почему он не дождался их, пока они мылись в ванне, почему удрал и даже не откликнулся, когда его звали.
   - Нужно было домой, - ничего лучшего не смог придумать Венька.
   Лицо его нервно передергивалось, когда он украдкой поглядывал на Шурку и Казика: знают ли они, что случилось с черепахой?.. Кажется, не знают. Но это не очень успокаивало. Венька знал, что рано или поздно все всплывет, просто так не пройдет.
   На вопрос Агея Михайловича, повидался ли он с Вадимом Ивановичем, договорился ли с ним о времени экскурсии, Венька соврал, что не застал того дома.
   - В таком случае не тревожься, я сам позвоню, - сказал учитель.
   После этого доброжелательного "не тревожься" Венька сам себе стал противен.
   Отряд был увлечен подготовкой к сбору, назвать который решили крылатым призывом: "Учиться, учиться и учиться". Именно с этими словами обратился к молодежи Ильич на третьем съезде комсомола, делегатом которого была Ирина Владимировна.
   - Давайте попытаемся ответить сообща, - говорила накануне сбора вожатая, - возможно ли в наши дни выполнять самую, казалось бы, простую работу без знаний? Загляните на завод, в колхоз. Вспомните моторку на озере или возьмите наших школьных радиолюбителей. Разве можно сегодня работать без глубоких и прочных знаний?
   Алиса Николаевна выслушивала предложения учеников, как лучше провести сбор, одобряла их. А Веньке почему-то слышался в словах вожатой укор, адресованный именно ему: и бабушку пригласят без него, и с Вадимом Ивановичем Агей Михайлович договорится сам, и экскурсию проведут...
   Тогда на улице, подобрав возле дома, где жил Казик, черепаху, Венька спрятался за дощатым забором новостройки и нажал черную кнопку-выключатель. Она легко подалась, как и на балконе, щелкнула, и на этом все кончилось. Стеклянный глаз не разбился, был целым. Он смотрел холодно и загадочно... Венька попробовал подковырнуть щепочкой погнутый панцирь. Ему казалось, что стоит лишь там что-нибудь посмотреть, пощупать, и все станет на свое место: черепаха оживет. Тогда можно будет вернуться к Казику, зайти к Вадиму Ивановичу и откровенно во всем признаться. Но покореженный панцирь не поддавался.
   "Попытаюсь дома", - решил Венька и, расстегнув рубашку, спрятал черепаху за пазухой. Кибернос неприятно холодил живот, выпирал из-под рубашки, точно арбуз. Венька, пригибаясь, припустил со всех ног.
   Бежал всю дорогу. Но прежде чем войти в дом, спрятал черепаху в тайнике под крыльцом.
   Бабушка, как только увидела его, воскликнула:
   - Что с тобой? На тебе же лица нет! Напугал кто-нибудь или подрался с кем?
   Но сколько бабушка ни допытывалась, о черепахе Венька не обмолвился ни словом. Отнекивался, доказывал, что ничего с ним не случилось, что он просто спешил домой.
   На следующий день он все же выбрал момент, чтобы хоть как-то разобрать черепаху. Бабушки как раз не было дома. Венька взял отвертку, плоскогубцы и начал отвинчивать разные винтики, гаечки из-под низа черепахи. Некоторые сразу не поддавались, но Венька не отступал. Пустил в ход перочинный ножик, мамины ножнички и маленький плоский напильничек из маникюрного набора.
   Когда расправился со всеми винтиками и гаечками, снова попробовал подковырнуть неподатливый панцирь.
   Но отвертка соскальзывала, никак не просовывалась в едва заметную щелочку между панцирем и тележкой. И каждый раз, срываясь, острием вонзалась в клеенку, которой был застлан кухонный стол. Эти отметины в клеенке не давали мальчишке покоя. Он слюнил их, заглаживал ногтем, но все напрасно: следы порезов не исчезали, а, наоборот, взбухали. Венька злился, снова начинал подковыривать панцирь черепахи. Наваливался на край стола грудью, тяжело сопел. Даже вспотел от напряжения. Наконец, когда сменил отвертку на ножик, панцирь чуть приподнялся.
   И тут Венька не рассчитал, ножик сорвался с панциря и полоснул лезвием по руке. Брызнула кровь, несколько капель попали на пол. Венька перепугался. Скорчился от боли и громко застонал:
   - Ай! А-я-яй!
   Потом, немного придя в себя, подхватился и, зажимая правой рукой рану, забегал вокруг стола, не зная, что делать.
   Хорошо, что как раз в это время из магазина вернулась бабушка. Она тут же достала из ящика йод и бинт. Руки у нее дрожали, когда перевязывала внука.
   - Куда это годится? - говорила она, кивая на испачканный стол, где валялись сломанные мамины ножнички, напильничек, ножик с согнутым лезвием. Разве можно так неосторожно! Что ты делаешь с этой железкой?
   Бабушка подошла к столу, наклонилась над черепахой, осмотрела ее со всех сторон.
   - Что это такое?
   - Кибернос.
   - Что еще за кибернос?
   Ребристый панцирь напомнил бабушке гранату-"лимонку". И она с опаской спросила:
   - Не взорвется?
   - Это же черепаха, а не бомба, - сквозь слезы улыбнулся Венька.
   - Ты мне голову не морочь, - строго сказала бабушка. - Черепаха! Что ж, по-твоему, я не вижу?!
   Она еще раз осторожно, словно это в действительности была бомба или граната, осмотрела черепаху, потрогала пальцем. Недовольно сказала:
   - Таскаешь всякий хлам. Немедленно выбрось.
   - Не трогай, бабушка, не трогай! - подскочил к столу Венька. - Это не хлам. Это вправду черепаха. Кибернетическая!
   - Так бы и сказал, - подобрела бабушка.
   Убрав все со стола, Венька задумался: "Куда спрятать черепаху? А может, выбросить, как советует бабушка. И концы в воду. Ведь все равно никто не знает, что она у меня. Никто же не видел, как я выходил у Казика на балкон. Никто не догадается".
   И тем не менее Венька колебался. Он боялся, что все еще может выплыть наружу. Что он тогда скажет, если Вадим Иванович дознается, куда делся его кибернос. Ведь не для потехи же он сделал эту черепаху. Видно, что-то испытывал, исследовал.
   С еще большей силой тревога охватила Веньку, когда отряд стал собираться после последнего урока на экскурсию в институт математики и вычислительной техники Академии наук. Первой мыслью мальчишки было вообще отказаться от экскурсии. Как он встретится с Вадимом Ивановичем, как посмотрит ему в глаза? Нет, он не пойдет. Придумает что-нибудь. Скажет, что болит голова или живот...
   Но стоило ему только заикнуться, что он плохо себя чувствует, как Маша удивленно воскликнула:
   - Ты что? Не хочешь идти с нами?
   - Да нет... Не в том дело, - не знал, как отвертеться Венька.
   Он отводил глаза от девочки, косился в сторону друзей, которые торопливо собирали портфели и переговаривались, с нетерпением поглядывая на двери, - все ждали Агея Михайловича. Шурка был вооружен "Амбассадором" Казика. Его окружила стайка девчонок. Смеялись, шутили. В классе царило настроение взволнованной приподнятости. Только Венька чувствовал себя неловко и на все попытки Маши растормошить его отвечал неохотно и часто невпопад. Прихватив учебники, он уже было намерился незаметно выскользнуть за двери, как неожиданно его остановил Агей Михайлович, который торопливо вошел в класс с портфелем и плащом через руку.
   - Куда это ты? - спросил учитель. - Подожди минутку, сейчас пойдем все вместе. - И предупредил учеников, чтобы не топали, не шумели в коридоре, потому что в остальных классах идут занятия.
   Агей Михайлович подал Веньке свой увесистый портфель, набитый, как всегда, тетрадками для проверки, и попросил подержать. Сам же быстро надел плащ, тщательно застегнул его на все пуговицы и вместе с учениками вышел из класса.
   На улице ребята начали шумно советоваться, как лучше добираться автобусом или троллейбусом. Веньку оттеснили от Агея Михайловича, и ему теперь с портфелем учителя ничего другого не оставалось, как идти следом за всеми.