Страница:
Несмотря на такое поэтическое и куртуазное завершение истории Мерлина, легко заметить, что древние легенды, сложившиеся вокруг его образа, представляет его Властелином Природы, могучим магом и прорицателем: он друид и в то же время вепрь и олень Броселиандского леса, а значит, еще одно воплощение Цернунна.
Мы познакомились с «низшей мифологией» древних кельтов. Вопреки обычным представлениям о примитивности и грубости «низшей мифологии», кельтская мифологическая традиция сохранилась в достаточно полном виде: с одной стороны, в ней представлены древнейшие сакральные символы, восходящие ко временам индоевропейского единства и даже к более древним эпохам, с другой стороны, она содержит верования и ритуалы, которые сохранились до времен христианизации кельтского мира и были восприняты христианской церковью. Наконец, она отличается сложностью и глубиной, в известной степени смыкаясь с высшей частью религиозно-мифологической традиции, которую разрабатывали жрецы. Например, в культе камней и в мифах, посвященных священным деревьям, представлены такие важнейшие для всякой мифологической традиции символические понятия, как «Мировая Гора», «Мировое Древо», «Ось Мира», — символические воплощения «Центра Мира». Анималистические образы напрямую связаны с великими богами, знание о которых хранили друиды.
КОСМОГОНИЧЕСКИЕ МИФЫ
* * *
Мы познакомились с «низшей мифологией» древних кельтов. Вопреки обычным представлениям о примитивности и грубости «низшей мифологии», кельтская мифологическая традиция сохранилась в достаточно полном виде: с одной стороны, в ней представлены древнейшие сакральные символы, восходящие ко временам индоевропейского единства и даже к более древним эпохам, с другой стороны, она содержит верования и ритуалы, которые сохранились до времен христианизации кельтского мира и были восприняты христианской церковью. Наконец, она отличается сложностью и глубиной, в известной степени смыкаясь с высшей частью религиозно-мифологической традиции, которую разрабатывали жрецы. Например, в культе камней и в мифах, посвященных священным деревьям, представлены такие важнейшие для всякой мифологической традиции символические понятия, как «Мировая Гора», «Мировое Древо», «Ось Мира», — символические воплощения «Центра Мира». Анималистические образы напрямую связаны с великими богами, знание о которых хранили друиды.
КОСМОГОНИЧЕСКИЕ МИФЫ
Во всякой более-менее развитой мифологии центральное место занимают мифы о происхождении мира и Вселенной (космогонические). Прекрасный знаток архаических культур М. Элиаде дает этому такое объяснение. Для архаических обществ характерно противопоставление между территорией обитания и неизвестным, неопределенным пространством, которое ее окружает. Обитаемая земля — это «Мир» («наш мир»), Космос. Неизвестная же, чужая, незанятая территория кажется архаическому человеку еще пребывающей в состоянии «Хаоса». Занимая ее, человек символически преобразует Хаос в Космос. «То, что должно стать „нашим миром“, — писал Элиаде, — нужно сначала „сотворить“, а всякое сотворение имеет одну образцовую модель — сотворение Вселенной богами». Поэтому мифология, как правило, начинается с космогонических мифов. Заканчивается же она обычно мифами о предстоящем конце света (эсхатологическими). Это связано с тем, что в многочисленных религиозных концепциях присутствует идея «совершенства начал», предполагающая, что в начале Времен только что сотворенный богами мир пребывал в полной гармонии. Течение Времени предполагает все большее удаление от «начала», а следовательно, утрату первоначального совершенства. Все, что происходит во времени, разрушается, вырождается и в конце концов погибает. Правда, периодически утраченная гармония периодически восстанавливается, хотя и далеко не в полной мере. Таким образом, как отмечает Элиаде, начиная с предземледельческой стадии культуры, все большее распространение получает нашедшая отражение в мифологии «регрессия Космоса в аморфное, хаотическое состояние, за которым следует новая космогония», то есть идея разрушений и воссозданий мира. Учение о вечном сотворении и разрушении вселенной присутствует во всех индоевропейских культурах.
Классическим образцом мифа о вечном сотворении и разрушении Вселенной являются космогония и эсхатология в германо-скандинавской мифологии. В начале времен не существовало ни земли, ни неба, ни моря, а лишь одна зияющая бездна посредине между севером и югом. Затем началось сотворение мира, в котором участвовали и природные стихии, и борющиеся между собой боги и гиганты. Лед и иней с севера и искры с юга смешались в изначальной бездне, и родился великан Имир. Первые боги Один, Вили и Be убили Имира и из его тела создали мир: из крови — море, из мяса — землю, из костей — горы, из черепа — небо и т. д.
Этот мир с населяющими его людьми, богами, великанами, демонами обречен погибнуть в гигантской финальной катастрофе (рагнарок). Однако это конец только одного мира (вселенной, в которой главенствовал Один), но не всех возможных миров. Затем начинается новая эра. Земля возрождается из моря, свежая и полная силы. Мужчина и женщина, спрятавшиеся у подножия ясеня Иггдрасиля, дают рождение второй линии человечества. Новая раса богов занимает место прежней. Начинается новый изначальный «золотой век».
В кельтской мифологии, к сожалению, нет столь ярких и полных космогонических и эсхатологических мифов. Существовала даже теория, согласно которой кельтам вообще не были свойственны «высшие» формы религии и мифологии. Наличие же столь развитых космогонии и эсхатологии в германо-скандинавских мифах объясняли тем, что из всех индоевропейских мифологий германская ближе всех к изначальной протоиндоевропейской традиции. Однако содержащийся в кельтской мифологии древний и фундаментальный анималистический символизм свидетельствует о том, что она тоже очень близка к индоевропейским истокам. К тому же разработкой космогонических мифов занимались жрецы и друиды, создавшие сложное и глубокое учение, и конечно же они включили туда космогонию и эсхатологию, ныне утраченные, как и большая часть друидической доктрины. Но в сохранившихся источниках можно найти хотя бы фрагменты и отзвуки этого центрального раздела мифологии кельтов.
Прежде всего следует обратить внимание на один странный и загадочный кельтский ритуал, описанный Плинием Старшим в его «Естественной истории». По его словам, у галлов был чрезвычайно ценный талисман, которому приписывали фантастическое происхождение: летом многочисленные змеи собирались в одном месте, склеивались слюной и слизью своих тел и переплетались в тесный клубок — «змеиное яйцо». Шипение змей подбрасывало это яйцо в воздух, и тогда нужно было поймать его в плащ, прежде чем оно коснется земли. Человек, поймавший змеиное яйцо, должен был спасаться бегством, потому что змеи преследовали его до тех пор, пока путь им не преграждала река.
По словам друидов, для того, чтобы заполучить такое яйцо, следует дождаться определенной фазы луны. И далее скептически настроенный Плиний, сообщающий все это, замечает: «... как будто человек своей волей может заставить змей соотнести свои собранья с назначенной датой». В то же время Плиний утверждает, что он сам видел такое яйцо, и описывает его таким образом: «... оно размером со среднее круглое яблоко, и у него хрящеватая скорлупа, с многочисленными присосками, как на щупальцах полипа». Согласно Плинию, это яйцо считалось у друидов чудесным средством, помогавшим выигрывать тяжбы и получать покровительство власть имущих. Затем Плиний делает еще одну скептическую оговорку насчет истинной ценности этого талисмана. Он рассказывает, что один римский воин из племени воконтиев был казнен императором Клавдием за то, что во время суда носил на груди змеиное яйцо.
Уже давно было замечено, что змеиное яйцо по описанию Плиния чрезвычайно напоминает окаменелые останки морского ежа. Археологи нашли несколько экземпляров этого ископаемого, которые были погребены с большим почетом в кельтских могильных курганах. Например, еще в 1899 г. в Сент-Аманд-сюр-Севр (Франция) был раскопан курган 20 м в диаметре, окруженный земляной насыпью. К центру кургана вел прорытый в нем ход шириной 2 м и глубиной 3, 5 м. В кургане не было обнаружено никаких следов захоронения, он содержал только маленький ящик из шести кусков сланца, длиной около 20 см, в котором находились окаменелые останки морского ежа. Аналогичная находка была сделана 1961 г. в могильном кургане, раскопанном в Баржоне (Кот-д'Ор; Франция).
Судя по всему, это ископаемое имело для кельтов исключительную сакральную ценность, будучи символом какой-то важнейшей религиозной идеи, которую Плиний не понял, отнеся имеющееся у него почитание змеиного яйца к пустым суевериям. В его рассказе сочетаются конкретные сведения и фрагменты кельтской легенды, и это создает ряд несообразностей. С одной стороны, Плиний, описывая змеиное яйцо друидов, как будто имеет в виду «узел гадюк», когда перед зимней спячкой множество змей сплетается в клубок. С другой стороны, чистым вымыслом является то, что шипение змей подбрасывает это яйцо в воздух. Затем Плиний с большой точностью описывает окаменелые останки морского ежа, которые и являются «змеиным яйцом». Далее следуют фантастические подробности добычи яйца, а также описание его способности плавать по реке против течения даже с золотым грузилом.
В действительности рассказ Плиния имеет отношение к непонятому римским натуралистом древнему и фундаментальному символизму, связанному с космогоническим мифом. Дело в том, что во многих мифологических традициях вселенная возникает из космического (мирового) яйца. Ярче всего этот образ представлен в древнеиндийской мифологии. Космическое яйцо (Брахманда) является оболочкой «Золотого Эмбриона» (Хираньягарбха) — зародыша космического света. Это яйцо, спасенное лебедем Хамсой («Единственной Птицей»), плавает в изначальных водах. В сущности, космическое яйцо представляет собой форму, принятую Брахмой, существовавшим раньше самого Существования, вне Бытия и Небытия, своей собственной энергией разделившего божественное яйцо на небо и землю и создавшего зримый мир.
Природа космического яйца, плавающего в первоначальных водах, может объяснить, почему «змеиное яйцо» кельтов плавает против течения даже с золотым грузом (золото является символом космического света). Связь космического яйца и змеи в кельтском символизме достаточно естественна, так как змея — символ, воплощающий вечность, возрождение, плодородие. Таким образом, змеиное яйцо было высоким друидическим символом, ведущим к космогоническому мифу. Именно этот возвышенный символизм объясняет, почему над окаменелыми останками морского ежа был возведен курган. И римский всадник носил на груди этот талисман не из пустого суеверия, а потому, что ему был известен друидический символизм космического яйца. Равным образом император Клавдий казнил его не потому, что осуждал суеверие, а потому, что выступал против друидов и их учения.
Познакомившись со свидетельством Плиния Старшего, мы только коснулись кельтского космогонического мифа и теперь обратимся к ирландским источникам — самому древнему циклу ирландских саг, так называемому мифологическому циклу. Этот цикл повествует «О происхождении и самой древней истории богов, людей и мира», то есть о мифическом периоде истории Ирландии.
В космогонических мифах сотворение мира — это эволюционный процесс, в котором за первым актом творения следует целая серия последующих. Мировое пространство наполняется не только элементами-стихиями, но и конкретными объектами (вода, суша, растения, животные, люди). Затем в новом мире формируется человеческое общество со своими установлениями и социальными структурами. Мифы о происхождении вещей и явлений более частного порядка по сравнению с происхождением мира и называются «мифами о происхождении». Они входят в состав космогонических мифов, потому что сотворение мира — образец всех более поздних творческих проявлений. «Любая вещь, — писал Элиаде, — обладает „происхождением“, потому что она была создана когда-то, то есть потому, что в мире нашла свое проявление какая-то мощная энергия и произошло какое-то событие. В целом происхождение какой-либо вещи свидетельствует о сотворении этой вещи». Поэтому мифы о происхождении содержат, дополняют и завершают космогонический миф: «они рассказывают, каким образом этот мир был изменен, обогащен или обеднен».
Мифический период Ирландии — это, с одной стороны, история появления сменявших друг друга древнейших обитателей острова, с другой — это типичное Начало Времен из мифов о происхождении, когда после сотворения мира все происходящее случается впервые, когда боги и герои создают мифические образцы для подражания. Традиция почти ничего не говорит о том, в каком состоянии находился остров до появления людей. Он в некотором роде «не существовал» совсем. Это соответствует подмеченным М. Элиаде представлениям людей архаических обществ, для которых незаселенная земля находилась еще в зачаточном состоянии Хаоса. Чтобы она превратилась в Космос, стала «Миром», ее надо заселить, освоить.
Первыми человеческими существами, появившимися на острове, были Кессайр и ее спутники. Они прибыли на трех кораблях, два из которых потерпели крушение у берегов Ирландии, и все, кто там находились, погибли. Третий корабль уцелел, и его пассажиры высадились на остров целыми и невредимыми. Это были Кессайр, ее отец Бит, двое других мужчин (Ладру и Финтан) и еще пятьдесят молодых женщин. Сначала мужчины разделили женщин: Финтан взял себе восемнадцать женщин и Кессайр, а Бит и Ладру — по шестнадцать. Через сорок дней после их прибытия в Ирландию начался Потоп. Первым гибель настигла Ладру. Это произошло на горе, которая по его имени стала называться Ард Ладран. Вторым утонул Бит; гора, где он погиб, получила название Слиаб Бета. Последней погибла Кессайр, а с ней пятьдесят ее спутниц; место их смерти было названо Куил Кесра.
В живых остался только один Финтан, которому выпала судьба стать ирландским примордиальным человеком (т. е. связанным с изначальной, вневременной традицией). Пережив потоп и пройдя через ряд чудесных превращений в различных животных, Финтан жил так долго, что стал свидетелем всех последующих нашествий и завоеваний Ирландии и в конце концов обратился в христианство53. Кроме того, Финтан был великим мудрецом, первым друидом и учителем красноречия.
Любопытно, что при этом он долгое время был нем, что для средневековых ирландцев казалось вполне нормальным явлением. В саге «Видение Фингена» женщина из Другого Мира перечисляет королю Фингену чудеса, которыми отмечена ночь рождения будущего короля Конна Ста Битв: «Что же это за чудо еще? — спросил Финген». Женщина ответила: «Финтан, сын Бохры, сына Ноя, сына Этиара, сына Нуайла, сына Амда, сына Каина, сына Ноя, что сделался величайшим в этом мире мудрецом. Был бессловесен он в час, когда услышал гул потопа у склона горы Ойлифет. На гребне волны перенесло его на юго-запад Ирландии. Сделался он нем и лежал погруженный в сон, пока потоп покрывал землю. Воистину безмолвен он был с той поры и доныне. Оттого-то и скрыта была правда об Ирландии, ее деяниях, пророчествах, старине и законах. Лишь один Финтан пережил потоп, и нынче ночью наслал на него господь дух Самуила-пророка в облике юноши. Опустились на губы Финтана солнечные лучи, и три углубления появились у него на затылке, отчего семь даров красноречия и семь цепочек примет его язык. Так открылась этой ночью старина и былые деяния».
Ирландцы ожидали от примордиального человека передачи традиционного знания, оправдывавшего их существование на протяжении всей истории легендарной и реальной, включая перемену религии. Финтан, сохранивший память обо всех волнах чудесных переселенцев, накатывавших на остров после потопа, рассказывает об этом в саге «Установление владений Тары». Полнее же всего мифическая предыстория Ирландии изложена в «Книге Захватов Ирландии», а мифическая география — в саге «Старина мест».
После потопа первой переселилась в Ирландию раса Партолона. Имя «Партолон» не ирландского происхождения; это — искаженное латинское «Варфоломей». Святой Джером утверждал, что значение имени «Варфоломей» — «сын того, кто останавливает воды» (имеются в виду воды потопа). Поэтому христианские переписчики саги назвали Партолоном предводителя нашествия на Ирландию, последовавшего сразу после Потопа. Партолон принадлежит к числу творцов или мифических предков, в первобытных мифологиях эти персонажи очень близки друг другу. У М. Элиаде есть интересное наблюдение о боге-творце, который, создав Мир и человека, отходит от дел. Завершить же акт творения он поручает мифическим предкам, которых сам же создал, прежде чем удалиться на покой.
В качестве мифического предка Партолон выводит мир из хаоса, создает озера, реки, равнины. При нем земля мало-помалу начинает обретать свой сегодняшний природный облик. Когда Партолон прибыл в Ирландию, там было только три озера и девять рек. К трем озерам Партолон добавил еще семь. Существует легенда о возникновении одного из них. Один из трех сыновей Партолона, Рудрайге, умер. Когда ему выкопали могилу, на дне ее забил источник, вскоре превратившийся в озеро Лох Рудрайге. До появления Партолона в Ирландии была всего одна равнина, которая называлась Сен Маг («старая равнина»), и на ней не было «ни корня, ни ветви дерева». К этой единственной равнине, распахав новь, дети Партолона добавили еще три. Партолон закладывает основы экономики и цивилизации: поднимает целину, изобретает рыбную ловлю, охоту, земледелие. При нем строится первое жилище и первая гостиница, делается первый котелок, возникает пивоварение. Партолон окружает себя первыми друидами, первыми поэтами и первыми воинами. Во времена Партолона каждое событие происходило в Ирландии впервые. Например, однажды Партолон отправился на рыбалку, оставив свою жену и слугу Тобу охранять остров. Жена Партолона соблазнила Тобу, и так в Ирландии случилась первая супружеская измена. Когда совершили они этот грех, их охватила великая жажда. Они стали пить изо всех чаш Партолона и все никак не могли напиться. Когда Партолон вернулся, он ощутил на краях всех чаш вкус их губ и, разгневанный их преступлением, убил собаку своей жены. Это было первое проявление ревности в Ирландии. Жена Партолона на все упреки отвечала, что в ее грехе виноват муж. Оставив жену вдвоем с другим мужчиной, он подверг их обоих слишком сильному искушению:
«Не на нас ложится этот позор, но на тебя», — заключила жена Партолона. Таков был первый приговор, произнесенный в Ирландии и получивший название «право жены Партолона».
При Партолоне произошла и первая битва с фоморами. Фоморы — это мифические существа, представляющие в ирландских мифах демонические, адские, темные силы. Считают, что слово «фоморы» означает «подводные». Во всяком случае, фоморы тесно связаны с морем и островами. Они прибыли в Ирландию на четырех кораблях, на каждом из которых было по пятьдесят мужчин и трижды по пятьдесят женщин. В сагах фоморы описываются как безобразные и злые существа. Их женщины не уступали мужчинам ни в силе, ни в уродстве. Например, Лот, мать предводителя фоморов, обладала силой целого войска и выглядела устрашающе — ее губы свешивались на грудь. Во время сражений фоморы принимали облик одноногих и одноглазых существ. Недаром их предводителя звали Кихол Брикенхос («безногий»), сын Голлда («одноглазого»), сына Гарба («грубого»).
Одноногие и одноглазые персонажи встречаются как в ирландской мифологии, так и в мифах других народов. Это явление можно трактовать и как уродство, и как ритуальную позу. Так, противник фоморов бог Луг обходит свое войско на одной ноге и прикрыв один глаз. И здесь явно идет речь о ритуальной позе. В то же время в сказках некоторых африканских племен встречались однорукие и одноглазые демоны. В данном случае это физическое уродство, подтверждающее их демоническую сущность. Независимо от происхождения такая особенность мифологических персонажей дает им магическую силу и указывает на связь с другим миром.
Все это в полной мере относится к фоморам. Они никогда не появляются в сагах как поселенцы Ирландии. Они принадлежат Другому Миру. Фоморы всегда ассоциируются с морем и островами, куда обычно и помещали кельтский Другой Мир. Уродство фоморов вызвано тем, что они не могут полностью проявиться в нашем мире; какая-то часть всегда находится в сиде. Возвращаясь в Другой Мир, они вновь обретают вид существ с двумя ногами, руками и глазами. Преобладание среди фоморов женщин и их по-женски злобный характер также указывает на их принадлежность к Другому Миру. В ирландской мифологии сверхъестественный мир — это мир преимущественно женский. В средневековых рассказах о волшебных холмах и островах бессмертия женщины играют гораздо более важную роль, чем мужчины. А в прекрасном Другом Мире саги «Приключения Кондлы» живут одни только женщины и девушки.
Фоморы воплощают силы изначального Хаоса, теснящиеся на границе организованного, обустроенного мира и постоянно угрожающие ему. В этом случае фоморы представляют оборотную сторону мира, в котором обитают мифические поселенцы Ирландии.
У христианских авторов фоморы становятся демонами или гигантами, которые наряду «с карликами, людьми с козьими головами и всеми безобразными существами» являются потомками Хама. В реальной истории Ирландии «фоморами» называли всех скандинавов. В ирландской же мифологии фоморы, являясь враждебной расой по отношению к обитателям Ирландии, первый раз появляются при Партолоне, который вынужден сразиться с ними. После семи дней битвы фоморы были побеждены и изгнаны. Однако вскоре они вновь появились в Ирландии. Как заметила одна французская исследовательница, «фоморы никогда не разоружаются, как никогда не разоружаются силы Хаоса, вечно „нижележащие“ и антагонистичные по отношению ко всякому Космосу».
История расы Партолона окончилась трагично. Потомки Партолона (пять тысяч мужчин и четыре тысячи женщин) за одну неделю погибли от какой-то таинственной болезни. В живых остался только один человек. Смерть настигла людей расы Партолона на старейшей в Ирландии равнине Сен Маг. Предвидя свою гибель, все они собрались на этой равнине, чтобы живым было легче хоронить умерших.
Тридцать лет Ирландия оставалась пустынной. Затем на острове появилась следующая волна мифических поселенцев — раса Немеда. Имя их предводителя означает «Священный». При Немеде продолжилась ирландская космогония — становление физического и природного облика острова: появились двенадцать новых равнин и четыре новых озера. Одно из озер, Лох Аннин, образовалось так же, как некогда Лох Рудрайге. На дне могилы, вырытой для сына Немеда Аннена, появился родник, из которого вскоре образовалось озеро.
Во времена Немеда продолжалось развитие цивилизации. При нем были построены две первые круглые в плане крепости, в которых жили ирландские короли. Рвы одной из них были вырыты за один день четырьмя чудесными братьями-землекопами. На следующее утро Немед умертвил всех четырех: его испугали их ловкость и искусство, он опасался найти в них слишком могущественных противников.
На самом деле эти братья были фоморами. Они снова появились в Ирландии, и спутникам Немеда предстояло долго и тяжело сражаться с ними. Немед дал фоморам четыре сражения и все выиграл. Но вскоре он и еще две тысячи человек погибли вследствие какой-то эпидемии. Потомки Немеда, лишившись своего вождя, были побеждены фоморами и попали к ним в кабалу. Во главе войска фоморов стояли два короля: Морк, сын Деле, и Конанд, сын Фебара. Конанд построил башню на маленьком острове у северо-западной оконечности Ирландии. Оттуда фоморы распространили свою власть на всю страну и обложили народ Немеда данью. Каждый год в праздник Самайна, 1 ноября, люди Немеда должны были отдавать своим хозяевам две трети урожая, две трети молока и две трети своих детей.
В конце концов сыновья Немеда подняли восстание. Во главе шестидесятитысячного войска они атаковали морскую крепость фоморов, башню Команда, разрушили ее, и сам Конанд погиб от руки Фергуса Летдерга, одного из сыновей Немеда. Но вскоре после этого у берегов острова появился второй король фоморов Морк с шестьюдесятью кораблями. Он разбил войско сыновей Немеда. Из шестидесяти тысяч воинов уцелели только тридцать. Эти люди под предводительством сыновей Немеда — Старна, Иаборна и Фергуса Летдерга — сумели скрыться от преследователей на корабле. Некоторое время они оставались в Ирландии, но из-за болезней и из-за гнета фоморов вынуждены были покинуть остров. Часть из них удалилась «на Север Мира», а часть (люди Старна) — в Грецию.
Жители этой негостеприимной страны взяли их в рабство и использовали на самых тяжелых работах. Ирландцы должны были превратить скалы в плодородные поля. Для этого они набирали в кожаные мешки (по-ирландски — «болг») землю на равнине и несли ее на вершину скалы. В конце концов люди Старна сделали из этих мешков корабли и уплыли в Ирландию. Так в Ирландии появились Фир Болг («люди в мешках») — третья после потопа волна мифических переселенцев. Фир Болг высадились в Ирландии 1 августа, в день Лугназада, одного из больших кельтских праздников. Вместе с ними прибыли другие племена: Галеойн и Фир Домнанн, но все они считали себя представителями единого народа, которым правил один король. Эти племена, в отличие от предшественников, оставили потомков в Ирландии. «Книга Захватов Ирландии» часто упоминает о части населения, отличной от господствующей расы гойделов.
Классическим образцом мифа о вечном сотворении и разрушении Вселенной являются космогония и эсхатология в германо-скандинавской мифологии. В начале времен не существовало ни земли, ни неба, ни моря, а лишь одна зияющая бездна посредине между севером и югом. Затем началось сотворение мира, в котором участвовали и природные стихии, и борющиеся между собой боги и гиганты. Лед и иней с севера и искры с юга смешались в изначальной бездне, и родился великан Имир. Первые боги Один, Вили и Be убили Имира и из его тела создали мир: из крови — море, из мяса — землю, из костей — горы, из черепа — небо и т. д.
Этот мир с населяющими его людьми, богами, великанами, демонами обречен погибнуть в гигантской финальной катастрофе (рагнарок). Однако это конец только одного мира (вселенной, в которой главенствовал Один), но не всех возможных миров. Затем начинается новая эра. Земля возрождается из моря, свежая и полная силы. Мужчина и женщина, спрятавшиеся у подножия ясеня Иггдрасиля, дают рождение второй линии человечества. Новая раса богов занимает место прежней. Начинается новый изначальный «золотой век».
В кельтской мифологии, к сожалению, нет столь ярких и полных космогонических и эсхатологических мифов. Существовала даже теория, согласно которой кельтам вообще не были свойственны «высшие» формы религии и мифологии. Наличие же столь развитых космогонии и эсхатологии в германо-скандинавских мифах объясняли тем, что из всех индоевропейских мифологий германская ближе всех к изначальной протоиндоевропейской традиции. Однако содержащийся в кельтской мифологии древний и фундаментальный анималистический символизм свидетельствует о том, что она тоже очень близка к индоевропейским истокам. К тому же разработкой космогонических мифов занимались жрецы и друиды, создавшие сложное и глубокое учение, и конечно же они включили туда космогонию и эсхатологию, ныне утраченные, как и большая часть друидической доктрины. Но в сохранившихся источниках можно найти хотя бы фрагменты и отзвуки этого центрального раздела мифологии кельтов.
Прежде всего следует обратить внимание на один странный и загадочный кельтский ритуал, описанный Плинием Старшим в его «Естественной истории». По его словам, у галлов был чрезвычайно ценный талисман, которому приписывали фантастическое происхождение: летом многочисленные змеи собирались в одном месте, склеивались слюной и слизью своих тел и переплетались в тесный клубок — «змеиное яйцо». Шипение змей подбрасывало это яйцо в воздух, и тогда нужно было поймать его в плащ, прежде чем оно коснется земли. Человек, поймавший змеиное яйцо, должен был спасаться бегством, потому что змеи преследовали его до тех пор, пока путь им не преграждала река.
По словам друидов, для того, чтобы заполучить такое яйцо, следует дождаться определенной фазы луны. И далее скептически настроенный Плиний, сообщающий все это, замечает: «... как будто человек своей волей может заставить змей соотнести свои собранья с назначенной датой». В то же время Плиний утверждает, что он сам видел такое яйцо, и описывает его таким образом: «... оно размером со среднее круглое яблоко, и у него хрящеватая скорлупа, с многочисленными присосками, как на щупальцах полипа». Согласно Плинию, это яйцо считалось у друидов чудесным средством, помогавшим выигрывать тяжбы и получать покровительство власть имущих. Затем Плиний делает еще одну скептическую оговорку насчет истинной ценности этого талисмана. Он рассказывает, что один римский воин из племени воконтиев был казнен императором Клавдием за то, что во время суда носил на груди змеиное яйцо.
Уже давно было замечено, что змеиное яйцо по описанию Плиния чрезвычайно напоминает окаменелые останки морского ежа. Археологи нашли несколько экземпляров этого ископаемого, которые были погребены с большим почетом в кельтских могильных курганах. Например, еще в 1899 г. в Сент-Аманд-сюр-Севр (Франция) был раскопан курган 20 м в диаметре, окруженный земляной насыпью. К центру кургана вел прорытый в нем ход шириной 2 м и глубиной 3, 5 м. В кургане не было обнаружено никаких следов захоронения, он содержал только маленький ящик из шести кусков сланца, длиной около 20 см, в котором находились окаменелые останки морского ежа. Аналогичная находка была сделана 1961 г. в могильном кургане, раскопанном в Баржоне (Кот-д'Ор; Франция).
Судя по всему, это ископаемое имело для кельтов исключительную сакральную ценность, будучи символом какой-то важнейшей религиозной идеи, которую Плиний не понял, отнеся имеющееся у него почитание змеиного яйца к пустым суевериям. В его рассказе сочетаются конкретные сведения и фрагменты кельтской легенды, и это создает ряд несообразностей. С одной стороны, Плиний, описывая змеиное яйцо друидов, как будто имеет в виду «узел гадюк», когда перед зимней спячкой множество змей сплетается в клубок. С другой стороны, чистым вымыслом является то, что шипение змей подбрасывает это яйцо в воздух. Затем Плиний с большой точностью описывает окаменелые останки морского ежа, которые и являются «змеиным яйцом». Далее следуют фантастические подробности добычи яйца, а также описание его способности плавать по реке против течения даже с золотым грузилом.
В действительности рассказ Плиния имеет отношение к непонятому римским натуралистом древнему и фундаментальному символизму, связанному с космогоническим мифом. Дело в том, что во многих мифологических традициях вселенная возникает из космического (мирового) яйца. Ярче всего этот образ представлен в древнеиндийской мифологии. Космическое яйцо (Брахманда) является оболочкой «Золотого Эмбриона» (Хираньягарбха) — зародыша космического света. Это яйцо, спасенное лебедем Хамсой («Единственной Птицей»), плавает в изначальных водах. В сущности, космическое яйцо представляет собой форму, принятую Брахмой, существовавшим раньше самого Существования, вне Бытия и Небытия, своей собственной энергией разделившего божественное яйцо на небо и землю и создавшего зримый мир.
Природа космического яйца, плавающего в первоначальных водах, может объяснить, почему «змеиное яйцо» кельтов плавает против течения даже с золотым грузом (золото является символом космического света). Связь космического яйца и змеи в кельтском символизме достаточно естественна, так как змея — символ, воплощающий вечность, возрождение, плодородие. Таким образом, змеиное яйцо было высоким друидическим символом, ведущим к космогоническому мифу. Именно этот возвышенный символизм объясняет, почему над окаменелыми останками морского ежа был возведен курган. И римский всадник носил на груди этот талисман не из пустого суеверия, а потому, что ему был известен друидический символизм космического яйца. Равным образом император Клавдий казнил его не потому, что осуждал суеверие, а потому, что выступал против друидов и их учения.
Познакомившись со свидетельством Плиния Старшего, мы только коснулись кельтского космогонического мифа и теперь обратимся к ирландским источникам — самому древнему циклу ирландских саг, так называемому мифологическому циклу. Этот цикл повествует «О происхождении и самой древней истории богов, людей и мира», то есть о мифическом периоде истории Ирландии.
В космогонических мифах сотворение мира — это эволюционный процесс, в котором за первым актом творения следует целая серия последующих. Мировое пространство наполняется не только элементами-стихиями, но и конкретными объектами (вода, суша, растения, животные, люди). Затем в новом мире формируется человеческое общество со своими установлениями и социальными структурами. Мифы о происхождении вещей и явлений более частного порядка по сравнению с происхождением мира и называются «мифами о происхождении». Они входят в состав космогонических мифов, потому что сотворение мира — образец всех более поздних творческих проявлений. «Любая вещь, — писал Элиаде, — обладает „происхождением“, потому что она была создана когда-то, то есть потому, что в мире нашла свое проявление какая-то мощная энергия и произошло какое-то событие. В целом происхождение какой-либо вещи свидетельствует о сотворении этой вещи». Поэтому мифы о происхождении содержат, дополняют и завершают космогонический миф: «они рассказывают, каким образом этот мир был изменен, обогащен или обеднен».
Мифический период Ирландии — это, с одной стороны, история появления сменявших друг друга древнейших обитателей острова, с другой — это типичное Начало Времен из мифов о происхождении, когда после сотворения мира все происходящее случается впервые, когда боги и герои создают мифические образцы для подражания. Традиция почти ничего не говорит о том, в каком состоянии находился остров до появления людей. Он в некотором роде «не существовал» совсем. Это соответствует подмеченным М. Элиаде представлениям людей архаических обществ, для которых незаселенная земля находилась еще в зачаточном состоянии Хаоса. Чтобы она превратилась в Космос, стала «Миром», ее надо заселить, освоить.
Первыми человеческими существами, появившимися на острове, были Кессайр и ее спутники. Они прибыли на трех кораблях, два из которых потерпели крушение у берегов Ирландии, и все, кто там находились, погибли. Третий корабль уцелел, и его пассажиры высадились на остров целыми и невредимыми. Это были Кессайр, ее отец Бит, двое других мужчин (Ладру и Финтан) и еще пятьдесят молодых женщин. Сначала мужчины разделили женщин: Финтан взял себе восемнадцать женщин и Кессайр, а Бит и Ладру — по шестнадцать. Через сорок дней после их прибытия в Ирландию начался Потоп. Первым гибель настигла Ладру. Это произошло на горе, которая по его имени стала называться Ард Ладран. Вторым утонул Бит; гора, где он погиб, получила название Слиаб Бета. Последней погибла Кессайр, а с ней пятьдесят ее спутниц; место их смерти было названо Куил Кесра.
В живых остался только один Финтан, которому выпала судьба стать ирландским примордиальным человеком (т. е. связанным с изначальной, вневременной традицией). Пережив потоп и пройдя через ряд чудесных превращений в различных животных, Финтан жил так долго, что стал свидетелем всех последующих нашествий и завоеваний Ирландии и в конце концов обратился в христианство53. Кроме того, Финтан был великим мудрецом, первым друидом и учителем красноречия.
Любопытно, что при этом он долгое время был нем, что для средневековых ирландцев казалось вполне нормальным явлением. В саге «Видение Фингена» женщина из Другого Мира перечисляет королю Фингену чудеса, которыми отмечена ночь рождения будущего короля Конна Ста Битв: «Что же это за чудо еще? — спросил Финген». Женщина ответила: «Финтан, сын Бохры, сына Ноя, сына Этиара, сына Нуайла, сына Амда, сына Каина, сына Ноя, что сделался величайшим в этом мире мудрецом. Был бессловесен он в час, когда услышал гул потопа у склона горы Ойлифет. На гребне волны перенесло его на юго-запад Ирландии. Сделался он нем и лежал погруженный в сон, пока потоп покрывал землю. Воистину безмолвен он был с той поры и доныне. Оттого-то и скрыта была правда об Ирландии, ее деяниях, пророчествах, старине и законах. Лишь один Финтан пережил потоп, и нынче ночью наслал на него господь дух Самуила-пророка в облике юноши. Опустились на губы Финтана солнечные лучи, и три углубления появились у него на затылке, отчего семь даров красноречия и семь цепочек примет его язык. Так открылась этой ночью старина и былые деяния».
Ирландцы ожидали от примордиального человека передачи традиционного знания, оправдывавшего их существование на протяжении всей истории легендарной и реальной, включая перемену религии. Финтан, сохранивший память обо всех волнах чудесных переселенцев, накатывавших на остров после потопа, рассказывает об этом в саге «Установление владений Тары». Полнее же всего мифическая предыстория Ирландии изложена в «Книге Захватов Ирландии», а мифическая география — в саге «Старина мест».
После потопа первой переселилась в Ирландию раса Партолона. Имя «Партолон» не ирландского происхождения; это — искаженное латинское «Варфоломей». Святой Джером утверждал, что значение имени «Варфоломей» — «сын того, кто останавливает воды» (имеются в виду воды потопа). Поэтому христианские переписчики саги назвали Партолоном предводителя нашествия на Ирландию, последовавшего сразу после Потопа. Партолон принадлежит к числу творцов или мифических предков, в первобытных мифологиях эти персонажи очень близки друг другу. У М. Элиаде есть интересное наблюдение о боге-творце, который, создав Мир и человека, отходит от дел. Завершить же акт творения он поручает мифическим предкам, которых сам же создал, прежде чем удалиться на покой.
В качестве мифического предка Партолон выводит мир из хаоса, создает озера, реки, равнины. При нем земля мало-помалу начинает обретать свой сегодняшний природный облик. Когда Партолон прибыл в Ирландию, там было только три озера и девять рек. К трем озерам Партолон добавил еще семь. Существует легенда о возникновении одного из них. Один из трех сыновей Партолона, Рудрайге, умер. Когда ему выкопали могилу, на дне ее забил источник, вскоре превратившийся в озеро Лох Рудрайге. До появления Партолона в Ирландии была всего одна равнина, которая называлась Сен Маг («старая равнина»), и на ней не было «ни корня, ни ветви дерева». К этой единственной равнине, распахав новь, дети Партолона добавили еще три. Партолон закладывает основы экономики и цивилизации: поднимает целину, изобретает рыбную ловлю, охоту, земледелие. При нем строится первое жилище и первая гостиница, делается первый котелок, возникает пивоварение. Партолон окружает себя первыми друидами, первыми поэтами и первыми воинами. Во времена Партолона каждое событие происходило в Ирландии впервые. Например, однажды Партолон отправился на рыбалку, оставив свою жену и слугу Тобу охранять остров. Жена Партолона соблазнила Тобу, и так в Ирландии случилась первая супружеская измена. Когда совершили они этот грех, их охватила великая жажда. Они стали пить изо всех чаш Партолона и все никак не могли напиться. Когда Партолон вернулся, он ощутил на краях всех чаш вкус их губ и, разгневанный их преступлением, убил собаку своей жены. Это было первое проявление ревности в Ирландии. Жена Партолона на все упреки отвечала, что в ее грехе виноват муж. Оставив жену вдвоем с другим мужчиной, он подверг их обоих слишком сильному искушению:
Мед с женщиной, молоко с кошкой,
Пищу со щедрым, мясо с ребенком,
Мастера с острым резцом,
Мужчину с женщиной —
Оставлять одно с другим всегда опасно.
«Не на нас ложится этот позор, но на тебя», — заключила жена Партолона. Таков был первый приговор, произнесенный в Ирландии и получивший название «право жены Партолона».
При Партолоне произошла и первая битва с фоморами. Фоморы — это мифические существа, представляющие в ирландских мифах демонические, адские, темные силы. Считают, что слово «фоморы» означает «подводные». Во всяком случае, фоморы тесно связаны с морем и островами. Они прибыли в Ирландию на четырех кораблях, на каждом из которых было по пятьдесят мужчин и трижды по пятьдесят женщин. В сагах фоморы описываются как безобразные и злые существа. Их женщины не уступали мужчинам ни в силе, ни в уродстве. Например, Лот, мать предводителя фоморов, обладала силой целого войска и выглядела устрашающе — ее губы свешивались на грудь. Во время сражений фоморы принимали облик одноногих и одноглазых существ. Недаром их предводителя звали Кихол Брикенхос («безногий»), сын Голлда («одноглазого»), сына Гарба («грубого»).
Одноногие и одноглазые персонажи встречаются как в ирландской мифологии, так и в мифах других народов. Это явление можно трактовать и как уродство, и как ритуальную позу. Так, противник фоморов бог Луг обходит свое войско на одной ноге и прикрыв один глаз. И здесь явно идет речь о ритуальной позе. В то же время в сказках некоторых африканских племен встречались однорукие и одноглазые демоны. В данном случае это физическое уродство, подтверждающее их демоническую сущность. Независимо от происхождения такая особенность мифологических персонажей дает им магическую силу и указывает на связь с другим миром.
Все это в полной мере относится к фоморам. Они никогда не появляются в сагах как поселенцы Ирландии. Они принадлежат Другому Миру. Фоморы всегда ассоциируются с морем и островами, куда обычно и помещали кельтский Другой Мир. Уродство фоморов вызвано тем, что они не могут полностью проявиться в нашем мире; какая-то часть всегда находится в сиде. Возвращаясь в Другой Мир, они вновь обретают вид существ с двумя ногами, руками и глазами. Преобладание среди фоморов женщин и их по-женски злобный характер также указывает на их принадлежность к Другому Миру. В ирландской мифологии сверхъестественный мир — это мир преимущественно женский. В средневековых рассказах о волшебных холмах и островах бессмертия женщины играют гораздо более важную роль, чем мужчины. А в прекрасном Другом Мире саги «Приключения Кондлы» живут одни только женщины и девушки.
Фоморы воплощают силы изначального Хаоса, теснящиеся на границе организованного, обустроенного мира и постоянно угрожающие ему. В этом случае фоморы представляют оборотную сторону мира, в котором обитают мифические поселенцы Ирландии.
У христианских авторов фоморы становятся демонами или гигантами, которые наряду «с карликами, людьми с козьими головами и всеми безобразными существами» являются потомками Хама. В реальной истории Ирландии «фоморами» называли всех скандинавов. В ирландской же мифологии фоморы, являясь враждебной расой по отношению к обитателям Ирландии, первый раз появляются при Партолоне, который вынужден сразиться с ними. После семи дней битвы фоморы были побеждены и изгнаны. Однако вскоре они вновь появились в Ирландии. Как заметила одна французская исследовательница, «фоморы никогда не разоружаются, как никогда не разоружаются силы Хаоса, вечно „нижележащие“ и антагонистичные по отношению ко всякому Космосу».
История расы Партолона окончилась трагично. Потомки Партолона (пять тысяч мужчин и четыре тысячи женщин) за одну неделю погибли от какой-то таинственной болезни. В живых остался только один человек. Смерть настигла людей расы Партолона на старейшей в Ирландии равнине Сен Маг. Предвидя свою гибель, все они собрались на этой равнине, чтобы живым было легче хоронить умерших.
Тридцать лет Ирландия оставалась пустынной. Затем на острове появилась следующая волна мифических поселенцев — раса Немеда. Имя их предводителя означает «Священный». При Немеде продолжилась ирландская космогония — становление физического и природного облика острова: появились двенадцать новых равнин и четыре новых озера. Одно из озер, Лох Аннин, образовалось так же, как некогда Лох Рудрайге. На дне могилы, вырытой для сына Немеда Аннена, появился родник, из которого вскоре образовалось озеро.
Во времена Немеда продолжалось развитие цивилизации. При нем были построены две первые круглые в плане крепости, в которых жили ирландские короли. Рвы одной из них были вырыты за один день четырьмя чудесными братьями-землекопами. На следующее утро Немед умертвил всех четырех: его испугали их ловкость и искусство, он опасался найти в них слишком могущественных противников.
На самом деле эти братья были фоморами. Они снова появились в Ирландии, и спутникам Немеда предстояло долго и тяжело сражаться с ними. Немед дал фоморам четыре сражения и все выиграл. Но вскоре он и еще две тысячи человек погибли вследствие какой-то эпидемии. Потомки Немеда, лишившись своего вождя, были побеждены фоморами и попали к ним в кабалу. Во главе войска фоморов стояли два короля: Морк, сын Деле, и Конанд, сын Фебара. Конанд построил башню на маленьком острове у северо-западной оконечности Ирландии. Оттуда фоморы распространили свою власть на всю страну и обложили народ Немеда данью. Каждый год в праздник Самайна, 1 ноября, люди Немеда должны были отдавать своим хозяевам две трети урожая, две трети молока и две трети своих детей.
В конце концов сыновья Немеда подняли восстание. Во главе шестидесятитысячного войска они атаковали морскую крепость фоморов, башню Команда, разрушили ее, и сам Конанд погиб от руки Фергуса Летдерга, одного из сыновей Немеда. Но вскоре после этого у берегов острова появился второй король фоморов Морк с шестьюдесятью кораблями. Он разбил войско сыновей Немеда. Из шестидесяти тысяч воинов уцелели только тридцать. Эти люди под предводительством сыновей Немеда — Старна, Иаборна и Фергуса Летдерга — сумели скрыться от преследователей на корабле. Некоторое время они оставались в Ирландии, но из-за болезней и из-за гнета фоморов вынуждены были покинуть остров. Часть из них удалилась «на Север Мира», а часть (люди Старна) — в Грецию.
Жители этой негостеприимной страны взяли их в рабство и использовали на самых тяжелых работах. Ирландцы должны были превратить скалы в плодородные поля. Для этого они набирали в кожаные мешки (по-ирландски — «болг») землю на равнине и несли ее на вершину скалы. В конце концов люди Старна сделали из этих мешков корабли и уплыли в Ирландию. Так в Ирландии появились Фир Болг («люди в мешках») — третья после потопа волна мифических переселенцев. Фир Болг высадились в Ирландии 1 августа, в день Лугназада, одного из больших кельтских праздников. Вместе с ними прибыли другие племена: Галеойн и Фир Домнанн, но все они считали себя представителями единого народа, которым правил один король. Эти племена, в отличие от предшественников, оставили потомков в Ирландии. «Книга Захватов Ирландии» часто упоминает о части населения, отличной от господствующей расы гойделов.