– Ты сам! Твое тело, психика, соматика… – Зарайский расположился в кресле, раскрыл принесенную с собой папку и протянул Сумасшедшему Химику. – Почему, ты думаешь, я безбоязненно пришел к тебе? Когда на улицах такое творится. Почему, ты думаешь, я уверен, что ты не член секты?
– Почему?
– Ты – неподдающийся! Ты не можешь присоединиться к их эгрегору! Не можешь физически, психически и еще бог весть по каким причинам!
– Интересно… – Дмитрий во время тирады Кикоза просматривал бумаги, и было непонятно, к чему конкретно относится эта его реплика.
– Космэтика уничтожила почти всех неподдающихся в Москве. Сейчас они принялись уже за Подмосковье. Так что то, что ты жив – это…
– …закономерность. – Ухмыльнулся Сумасшедший Химик. – Я не только неподдающийся. Я для них – невидим.
– И это…
– Пока не знаю. Может, действительно, один из моих детишек дал такой побочный эффект, или я таким был с самого начала…
– И сколько тебе надо времени, чтобы узнать?
– С этими бумагами, – Дмитрий демонстративно пролистнул распечатку, – с неделю.
– А с этой дискетой? – Владимир Иванович жестом фокусника вытащил из нагрудного кармана пиджака зеленый пластмассовый прямоугольник.
– Полчаса.
Сумасшедший Химик пошел мимо Кикоза в свой кабинет, взяв по пути дискету.
Ждать Рыбаку пришлось около полутора часов. Дискета содержала все возможные характеристики «неподдающихся», которые сейчас проходили обработку в бункере под Москвой. Медицинский персонал, обнаружив, что подопытные помирать не собираются, срочно связался с Зарайским и тот потребовал данные всех исследований. Прогнав их через компьютер, Владимир Иванович обнаружил массу совпадений, особенно в показателях электрической активности мозга. И, уже закрывая файл с результатами анализов, Зарайский вспомнил, что однажды он видел нечто подобное. Поиск не занял много времени. Сходные данные оказались у Сумасшедшего Химика.
Пока Кикоз маялся бездельем, он успел посмотреть какой-то дурацкий фильм под названием «Disturbing the peace» из обширнейшей видеотеки Дмитрия, в которой имелись все фильмы хоть как-то связанные с наркотиками, от «Голого завтрака», до «Низшего пилотажа». Смотря на похождения американских драг-диллеров, вооруженных чемоданом героина и бензопилой, Рыбак смеялся до колик: если бы на самом деле все было так, как показано в фильме, заокеанские наркоманы навсегда остались бы без героина.
Наконец, появился Сумасшедший Химик. Судя по его сияющему виду, поиск увенчался успехом.
– Все оказалось настолько элементарно! – Воскликнул наркодизайнер.
– Что «все»?
– У всех твоих мужичков в бодрствующем состоянии оказался активен альфа-ритм. Тот, что проявляется обычно только у спящих в фазе быстрого сна.
– Это я уже успел заметить.
– Но это не все! У них повышен уровень серотонина в крови. Но это не так важно. Главное – я смог проанализировать отличия моей энцефалограммы от их. У нас немного разная модуляция этих ритмов.
– И ты…
– Есть одна штучка, которая делает то же самое! Не могу сказать, что сделал ее случайно, мне тогда хотелось синтезировать что-то такое, что бы продуцировало сны наяву. Я сделал несколько пробных соединений, ни одно из них не подействовало в точности так, как мне бы хотелось. Сновидные галлюцинации появлялись, но только с закрытыми глазами, зато активность мозга менялась разительно. И одно из этих соединений дало тот самый альфа-ритм, который у меня до сих пор.
– Оно осталось?
– Куча!
Первый раз Владимир Иванович нарушил данный себе зарок: не употреблять ни наркотики, ни разного рода психотропные вещества.
Он мчался в ближайшую лабораторию, боясь моргнуть. Перед закрытыми глазами моментально начинали возникать красивейшие переливающиеся картины, на которые хотелось смотреть не отрываясь.
Главное, утешал себя Рыбак, теперь Космэтика не сможет достать его напрямую, не сможет подключиться к его мозгу. А данного Сумасшедшим Химиком вещества, доброго десятка грамм, должно хватить и для анализа его формулы, и для того, чтобы накормить им несколько тысяч человек.
Глава 18
1.
Посреди ночи Пономарь вдруг проснулся с ощущением, что у него что-то пропало, словно только что погиб какой-то очень близкий ему человек. Но в этом ясновидческом прозрении было что-то странное, словно человек этот умер, и при этом остался жив. Несколько минут Игорь Сергеевич ворочался с боку на бок, пытаясь заглушить в себе чувство все нарастающей тревоги. Но потом, поняв, что не решив эту загадку, он все равно снова не заснет, Дарофеев встал. Он прошел в ванную, умылся холодной водой. В холодильнике стоял початый пакет с молоком, и целитель отпил из него несколько больших глотков.
Вернувшись в комнату, Пономарь, не зажигая света, вновь улегся под одеяло и попытался проанализировать, что же за информация вдруг на него свалилась. С полчаса он перебирал в памяти всех своих знакомых, но те либо мирно спали, если жили в Москве, либо чем-то занимались, будучи в Америке или других странах, где в это время был день. Вскочив, Игорь Сергеевич нашел свои записные книжки и, переместившись на кухню, стал просматривать всех, кто был в них занесен. Некоторые из знакомых целителя уже умерли, одни давно, другие – на днях, но все равно, тот, или та, что наделал такой шухер в энергоструктуре Дарофеева, не находился.
Уже пойдя на принцип, экстрасенс перерыл ящичек с визитками. За годы работы их накопилось несколько тысяч. И там никто не обнаружился.
Как последнюю меру, Пономарь обшарил карманы своей одежды. Там нашлось несколько визиток, среди которых целитель, наконец, нашел нужную: Зарайский Владимир Иванович, Рыбак.
Едва этот пластмассовый прямоугольник оказался в пальцах целителя, Игорь Сергеевич вдруг понял, что по совершенно непонятной причине напрочь забыл о существовании наркодельца. Мало того, Дарофеев вдруг обнаружил, что не может ясновидеть Кикоза. Зарайский просто исчез. Но при этом был жив. Пономарь испугался. Если Владимир Иванович вдруг неведомым образом смог овладеть блоком невидимости – последствия такого его «приобретения» могли быть совершенно непредсказуемыми. Игорь Сергеевич смахнул вдруг выступивший на лбу холодный пот и попытался успокоиться. Едва сердце и дыхание вошли в привычный ритм, Пономарь начал медитацию.
Он переместился в прошлое на несколько часов. Там все было нормально. Рыбак без проблем локализовался на Чонгарском бульваре, смотрящим телевизор. В соседней комнате стоял включенный компьютер. Нет! Не стоял! На компьютере кто-то работал! Но Дарофеев не мог разглядеть человека, который сидел за клавиатурой. Наследник Гнуса?!
Невозможно!
Пустив ускоренное течение событий, целитель увидел, как наркоделец вдруг встает, у него в руках появляется пакетик с каким-то порошком. Рыбак высыпает несколько крупинок в стакан, выпивает и… Исчезает!
Невероятно!
Игорь Сергеевич догадывался, что возможности веществ, воздействующих на психику, почти безграничны, но чтобы кто-то изобрел соединение, позволяющее стать неподвластным ясновидению – о таком целитель боялся даже задуматься. И вот, он увидел это вещество в действии.
Буквально кубарем вывалившись из медитационного состояния, Дарофеев принялся нервно мерить шагами кухню. Что же делать? Будто мало ему проблем с Космэтикой?
– Дядя Игорь?..
– Да, Витя.
– Я уже полчаса не сплю…
Это значило, что молодой хумчанин уже в курсе последних событий.
– Что скажешь?
– Давай посмотрим на Рыбака в момент принятия этого наркотика…
– Отследим изменения?
– Конечно! – Телепатически воскликнул Витя. – И попробуем под них подстроиться.
То, что в реальной жизни заняло около двух минут, от первого глотка до начала действия наркотика, Пономарь и Матюшин растянули на полчаса. Физиологическое действие странного вещества оказалось на удивление простым: он заставлял человека спать наяву. При этом полностью и необратимо менялась сама схема функционирования мозга. Но на энергетическом плане изменения были куда радикальнее. Тонкие тела начинали работать на других частотах, сохраняя при этом все свои основные свойства. В общем, принявший этот наркотик, становился чем-то средним между обычным человеком и плотным энергетическим двойником. И именно из-за такого сдвига в частотах, Рыбак и тот, кто дал ему это соединение, стали невидимыми для обычного ясновидения.
Поняв это, Игорь Сергеевич и Витя смогли, наконец, локализовать Кикоза. Он мирно спал в подвале одного из домов по Нахимовскому проспекту, а за стенкой суетились несколько химиков, уже успевших принять «средство против ясновидения», колдуя над какой-то мудреной аппаратурой.
2.
Остаток ночи Пономарь и юный Матюшин провели за детальным разбором ситуации. Они уже выяснили, что «средство против ясновидения» Рыбак принял лишь для того, чтобы стать «неподдающимся». Судя по всему, оно действительно не давало эгрегору Космэтики подключиться к употребившему это вещество, и не только потому, что эгрегор просто не мог найти такого человека, найти-то он мог, но, очевидно, считал его бродячим духом и не обращал внимания. Но пока было неизвестно, надолго ли сохранится такое положение. Эгрегор Космэтики отличался потрясающей обучаемостью…
Проанализировав вероятные последствия такого изменения своей энергоструктуры, друзья пришли к выводу, что оно в обозримом будущем не принесет практически никаких негативных последствий. А изменить свою энергетику по обнаруженному образцу – особого труда не составило. Но если у Рыбака и тех, кто кроме него съел «средство против ясновидения», пути назад уже не было, то Игорь Сергеевич и Витя имели возможность обратной перестройки своей энергетики.
Едва проснулся Константин, Витя рассказал ему о ночном открытии. Дарофеев-младший, которому было уже не привыкать к роли «подопытного кролика», согласился стать «невидимкой». Обработка заняла около четверти часа. После воздействия Константин недоверчиво ощупал себя, словно он ожидал стать невидимым и в оптическом диапазоне.
– Странно…
– Что? – Тревожась спросил Пономарь.
– Тело словно не мое…
– Ничего! Вы еще глаза закройте… – Усмехнулся Витя.
– И что, теперь так всегда будет? – После небольшого перерыва поинтересовался Константин.
– Увы, да. Конечно, пока мы с Витей не вернем тебя в старое состояние.
– Не надо! – Вдруг замахал руками Дарофеев-младший. – На дежурствах такая скука бывает. А тут – закроешь глаза – и цветной полнометражный многосерийный глюк. Еще бы управлять им научиться…
После того, как Константин ушел на работу, Пономарь, уже уверенный, что Космэтика теперь ничего не сможет сделать его брату, начал воплощать в жизнь первый этап уничтожения этого энергетического монстра. Вновь войдя в медитационное состояние, Игорь Сергеевич сперва переместил тонкое тело к месту жертвоприношения. Убедившись, что мощи убитого на месте, целитель перенесся туда физически.
Тайные помещения зоны-монастыря встретили Пономаря запахами затхлости, но вместе с ними откуда-то доносились ароматы свежего пота и дешевого портвейна. Иссохшее тело лежало в той же позе, что и в сеансе ясновидения. Дарофеев, оставляя следы на многолетней пыли, подошел к нему, наклонился, пытаясь заглянуть в глаза трупа. Даже после смерти на том, что за это время осталось от лица несчастного, все еще читался нечеловеческий страх. Ссохшиеся черные губы, наполовину обнажившие темные, то ли от чифиря, то ли от старой крови, зубы убитого, создавали впечатление дьявольской усмешки. Дарофеев невольно поежился.
– Ты вовремя, Пономарь.
Целитель вздрогнул всем телом и повернулся на голос. Перед ним, витая в нескольких сантиметрах над полом, стояла молодая женщина в старинном монашеском одеянии.
– Завтра это место перестанет существовать. – Продолжал призрак. – И я стану свободной.
– Ты кто? – Дарофеев овладел собой. Эманации привидения не выдавали в нем враждебных намерений.
– Я – сестра Глафира. – Представилась женщина. – Боле осьмидесяти лет ждала я упокоения.
– Я могу тебе помочь? – Спросил Пономарь.
Сестра Глафира легко засмеялась:
– Нет. Здесь устроится все без помощи твоей. Четыре Всадника уже отметили вниманием своим стены моей бывшей обители, вскоре они прибудут и въяве. Но пришла я предупредить тебя.
– О нем? – Игорь Сергеевич глазами показал на труп.
– Нет. Скоро здесь будет много жертв. Очень много. Но я хочу поведать тебе о Судьбе. – Призрак сделал шаг к целителю, и теперь их разделяло не более полуметра. – Тот, кто убьет здесь всех – твой должник. И ты ему задолжал. Вы уже встречались, и будете встречаться еще. Вы испытаете друг друга много раз. Когда придет время, расскажи ему об этой встрече и передай мои слова: Чувствам не нужен толмач. Идущий из света чрез мрак, вновь свет обрящет!
Монашка скользнула куда-то вбок и исчезла в стене. И только после ее ухода Игорь Сергеевич вдруг понял, насколько темно в этих катакомбах. Мрак, казалось, обладает плотностью, он будто налипал на кожу, которая от его прикосновений внезапно стала чесаться…
– Пора отсюда сваливать. – Сказал сам себе Дарофеев. Он, стараясь не трогать тело несчастного, накрыл его принесенной с собой простыней, завернул в нее мощи и исчез, чтобы появиться на задворках храма Святой Троицы, где отец Евлампий наставлял на путь истинный местных алконавтов и остатки богобоязненных старушек.
Не зная, где искать старого знакомца, и не решившись разгуливать по территории храма с трупом под мышкой, Игорь Сергеевич схоронил простыню с телом в ближайших лопухах и отправился на поиски священнослужителя. И буквально через несколько метров кости целителя уже трещали от медвежьих объятий отца Евлампия.
– Я, милейший мой Игорь Сергеевич, паренька на дорогу послал, чтоб тебя высматривал, а ты, вон, врасплох меня, старика застал! – Забасил священник после ритуала взаимных приветствий. – Ой, наложу я епитимью на сорванца!
– Не стоит. – Виновато улыбнулся целитель. – Я не на машине.
– Так до нас же иначе… И на велосипедиста ты, сын мой, не походишь…
– Я знаю короткую дорогу. – Попытался отшутиться Дарофеев.
– Ты смотри, бесовскими путями не ходи! – Притворно насупился отец Евлампий.
– Да, уж, постараюсь.
– Ладно. Времени у нас маловато будет. – Вмиг посерьезнел священник. – Я за ночь эту панихиду отслужил. Теперь надо его отпеть и похоронить по обряду. Где тело мученика?
– Здесь. – Пономарь показал назад, где в зарослях лопухов виднелся край импровизированного савана.
– Поскольку родственников его мы не знаем, ты будешь за них.
– Хорошо.
Обряд затянулся до глубокого вечера. Отец Евлампий прочел 90-й и 118-й псалмы, хор из четырех женщин и какого-то благостного мужичка пропел тропари, стихиры… Облаченные по обряду мощи несчастной жертвы лежали в простеньком гробу, ногами к алтарю. Немногочисленные прихожане, забредавшие во время этой службы в храм, испуганно косились на черневший на подушечке череп с бумажным венчиком, на иссохшие руки с образком. Женщины, глядя на мощи, истово крестились, явно недоумевая, как же можно отпевать такой страх Господень. Мужчины вели себя сдержаннее, но и на их лицах читалась странная смесь страха, любопытства и омерзения.
Сам Игорь Сергеевич за все время отпевания ни разу не присел, лишь становясь на колени в нужные моменты. За эти несколько часов он словно действительно стал ближайшим родственником убитого. И, проникнувшись духом и буквой звучавших песнопений, несколько раз, не стесняясь, утирал выступавшие слезы.
Все это время Дарофеев не забывал наблюдать за окружающей энергетической обстановкой. Но служба протекала спокойно. Пожалуй, даже слишком спокойно.
Вскоре удивительно легкий гроб с мощами покойного Пономарь и мужичок из хора вынесли на прицерковное кладбище. Там отец Евлампий крестом бросил четыре горсти земли в гроб, умастил лоб и руки мертвеца елеем, так же, крестом, посыпал на тело пепел из кадильницы. Гроб, под пение тех же служек, забили и опустили в могилу. Два дюжих могильщика споро забросали ее землей и водрузили крест. Пение смолкло и отец Евлампий торжественно провозгласил:
– Слава Богу, сице устроившему!
И тут у Игоря Сергеевича внезапно подкосились ноги, и он без сознания рухнул наземь.
3.
Пономарь пришел в себя довольно быстро. Он приподнялся на локтях. Вокруг свежей могилы все лежали вповалку. То, что и отец Евлампий, и все остальные были живы, Дарофеев определил сразу. Не было нужды даже прибегать к тонкому чувствованию.
Поднявшись на ноги, целитель подошел к священнику и хотел было похлопать того по щекам, чтобы привести в сознание, но передумал и послал легкий пробуждающий импульс из своей анахаты. Священник заморгал, увидел склонившегося над ним Игоря Сергеевича и тихо спросил:
– Что… Что это было?..
– Это море, сынок!.. – Ответил Пономарь фразой из анекдота.
– Какое, к бесам, море? – Возмутился отец Евлампий, грузно поднимаясь на все еще нетвердые ноги.
– Обычное море благодарности…
– ???
– Этим ритуалом вы, или мы все, освободили ту часть духа этого несчастного, что была насильно заключена в эгрегоре. И он не нашел ничего лучшего, как перед уходом оделить нас своей благодарностью…
В глазах священнослужителя вдруг засветилось понимание:
– Значит, мы были свидетелями чуда?
– Можно и так сказать… – Кивнул Дарофеев. – Я, честно говоря, не был уверен, что простым отпеванием…
– Не «простым», сын мой! – Возмутился отец Евлампий. – Обряд погребения – такое же таинство, как причастие или, скажем, крещение!
– Хорошо, хорошо! – Поспешно согласился целитель.
– И осуществив этот обряд, мы стали свидетелями Божьего чуда. Воистину, Господи, неисповедимы пути Твои! Завтра же расскажу об этом архимандриту!
– Я бы не советовал… – Тихо произнес Игорь Сергеевич.
– Дерзки речи твои, сын мой! – Священник разъярился не на шутку. Но Пономарь не испугался его гнева, сказав всего одно слово:
– Космэтика.
Это подействовало. Отец Евлампий сразу же утихомирился:
– И что же ты можешь поведать мне о сиих бесовских отродьях?
– А то, что все правительство уже состоит из них. Я специально не узнавал, но вполне вероятно, что Святейший Синод тоже…
Деревенский пастырь только сверкнул глазами, но сумел сдержаться и обронил лишь:
– А поподробнее?
И Дарофееву очередной раз пришлось рассказать историю зловещей секты.
4.
За остаток ночи специалисты Рыбака расшифровали структуру соединения, выданного наркобоссу Сумасшедшим Химиком. Компьютер, на основе полученной формулы, выдал несколько альтернативных путей синтеза. По приблизительным прикидкам активности этого вещества, для того, чтобы сделать «невидимыми» все армии наркомафии требовалось всего лишь около пятидесяти грамм. И к пробуждению шефа, рыбаковцы, которым уже доставили необходимые химикаты для одного из путей изготовления, приступили к синтезу.
Владимир Иванович, выслушав доклад своих химиков, остался весьма доволен и результатами, и темпами их работы. Но окончательный продукт должен был появиться только к завтрашнему утру, а до этого времени надо было еще дожить.
Привезенное Кикозом вещество уже разделили на дозы, развели водой и запаяли в ампулы. Взяв с собой коробочку с несколькими десятками таких стекляшек, Рыбак отправился в свой офис. Там он оделил ими весь персонал, и, не объясняя причин, дал распоряжение о поголовном приеме этого вещества.
Добравшись, наконец, до своего компьютера, Владимир Иванович просмотрел полученные за время его отсутствия электронные сообщения. Картина вырисовывалась более чем тревожная. Цены на наркотики подскочили более чем вдвое, но нечем было обеспечивать спрос. Несколько десятков рядовых драг-диллеров были убиты озверевшими наркоманами. Не было практически ни одной больницы или аптеки, которая не подверглась бы нападению. Несколько крупных партий наркотиков находились на подходе к Москве, но было совершенно неизвестно, дойдут ли эти вещества до потребителей. Все проторенные тропы оказались блокированы или исчезли вместе с сотнями мелких оптовиков. Всю инфраструктуру распространения наркотиков надо было возрождать.
Но, вместе с этими скверными новостями пришла и парочка хороших. Аналитики Рыбака прогнозировали дальнейший развал наркомафии, однако сообщение от Драйвера делало общую картину не столь удручающей. По его прогнозу к сегодняшнему вечеру положение должно будет стабилизироваться, после чего пойдет постепенный рост положительных изменений и, через шесть дней вся свистопляска с Космэтикой должна закончиться.
Владимир Иванович дважды перечитал этот анализ, но так и не понял, на основании каких фактов Драйвер делает такие оптимистические выводы. Отправив компьютерщику требование подтвердить его выкладки, Зарайский принялся читать депешу из центра подготовки наркозомби. Там говорилось, что выжили, против ожиданий, все «неподдающиеся» и спрашивалось: не уничтожить ли, на всякий случай, лишних? Едва прочитав эти строки, Рыбак тут же вызвал по селектору группу боевиков, отключил компьютер и через несколько минут кавалькада из трех машин уже мчалась в Мытищи.
Не прошло и часа, как Рыбак был на месте. Бункер, в котором проходила подготовка наркозомби, строился по личному проекту Гнуса и Владимир Иванович, узнав об этом сооружении из попавших в его руки бумаг, знал, что кроме казавшегося единственным входа, туда ведут еще два запасных. Их планировалось использовать как пути возможного отступления, но ныне о них знал лишь Зарайский.
Один из этих «путей отступления» находился прямо на трассе в двухстах метрах от центрального входа в бункер и был замаскирован под автобусную остановку. Рыбак обошел бетонный уголок вокруг, нашел в смальте, которой была инкрустирована одна из панелей, шесть красных стекляшек и нажал на них. Рядом с Владимиром Ивановичем в земле появилось квадратное отверстие, куда, не медля ни секунды, стали сигать наркобоевики.
Кикоз и его ребята успели вовремя. Один врач из персонала, которому поручили обработку «неподдающихся», оказался подверженным действию эгрегора Космэтики. Он, сперва действуя исподволь, как мог, саботировал процесс. Когда же это не удалось, попытался убить и своих коллег, и подопытных. И лишь вмешательство боевиков, прибывших с Зарайским помогло предотвратить гибель всех, бывших в бункере.
Едва предатель был изолирован, ибо застрелить или уничтожить его иным способом, пока он находился под опекой Космэтики, не представлялось возможным, Рыбак уже выслушивал доклады своих специалистов. По их словам, практически все наркозомби уже были готовы. На их создание, вопреки ожиданиям Владимира Ивановича, ушло всего около полутора суток, и теперь в распоряжении Кикоза оказался огромный отряд практически непобедимых наркобоевиков.
Около часа ушло только на знакомство с новой боевой единицей наркомафии. После разного рода тестов, которые продолжались еще несколько часов, Рыбак отобрал тех, кого он мог бы дать в поддержку Пономарю. Наркоделец прекрасно понимал, что передавать целителю самых лучших было бы непростительной ошибкой. Поэтому он отметил тех, кто условно занял вторые и третьи места. Таких оказалось пятеро. Скрипач, Гамлет и Лапа были гипнотически обучены энергетическому каратэ. Кот являлся прекрасным разведчиком, умевшим пройти по любой поверхности, хоть вертикальной, хоть горизонтальной. И последний, пятый, Партизан. Этот оказался снайпером. Но мало того, что он умел с завязанными глазами определить нахождение цели, так он еще мог стрелять и без физического оружия, посылая в противника микроскопические энергетические пули.
Взяв с собой эту пятерку, Владимир Иванович распорядился отвезти остальных на одну из своих баз. Сам же Рыбак направился на Проспект Вернадского в гости к Пономарю.
5.
После смерти Репья зона вся притихла. Никто больше не домогался ни к Михаилу Львовичу, ни к его новым друзьям-Апостолам. Но, как резонно предполагал Грибоконь, это было лишь временное затишье.
И на промзоне, и в отрядных секциях арестанты обсуждали таинственную гибель блатного. Кончина Репья обрастала вымышленными деталями, и заключенные, все как один, склонные к мистике, сходились на одном – это была кара за беспредел. И уже на исходе вторых суток коллективный разум зэков вычислил того, кто осуществил эту месть – Шаман.
Зэковский телеграф заработал, и Грибоконь, внезапно для себя оказался в центре внимания. Не проходило и получаса, чтобы к нему не подходил какой-нибудь работяга.
– Слышь, Шаман…
– Чего тебе?
– Тут за тебя базарят…
– Пусть себе. Мне-то что?
– Так это… На меня тут Кривой (Шпала, Череп, Сом, Беспалый…) наехал.
– И чего?
– Так это… Я думал…
– Я тебе что? Палочка-выручалочка?
– Нет, но…
– Все, свали!
Такие разговоры происходили постоянно, на каждом шагу и всего за один день успели так надоесть Михаилу Львовичу, что тот, презрев все тюремные нормы, готов был заранее послать любого подошедшего к нему в одиночное эротическое путешествие. Но арестанты не отставали. Грибоконю пытались всучить чай, конфеты, деньги. Он же с негодованием отказывался.
А на третий день Рак вдруг закатил пир. На табуретке, заменявшей стол, лежали копченая колбаса, тарань, шоколадные конфеты, настоящее масло и вольный белый хлеб, настоящий батон, а не рыхлый рассыпающийся «кирпич», которыми торговали в зэковском «ларьке». И, как апофеоз Валтасаровского застолья, посреди всего этого немыслимого набора продуктов стояла стограммовая банка с гранулами импортного растворимого кофе.