Шишко Анатолий. Конец здравого смысла

   - Войдем и мы,- прервал молчание Лавузен,- снимите шляпу, Марч, здесь мы видим подданных короля Великобритании, мало чем отличающихся от покойников. Правительство кормит их похлебкой - это называется спасением.
   Но их не пустили. Прилизанный чиновник заявил, что уже три часа, все спят,- приходите завтра, сэр,- и захлопнул дверь.
   Марч напомнил о дворце.
   - Да, ты прав. А жаль! Мы бы увидели громадные склепы с правильными линиями постелей, похожих на гробы, здесь люди рождаются, живут и умирают, не зная ничего, кроме начиненных туманом улиц, по которым они скользят, как тени, в поисках подаяния.
   - Это ужасно! - прошептал Марч.- Оказывается, я хуже знаю Лондон, чем вы.
   Когда они дошли до своего такси, Лавузен сказал:
   - Ужаснее всего то, что ни я, ни отдельные личности не изменят положение этих людей.
   - Я не понимаю,- перебил Марч,- почему бы вам не перевоплотиться в премьера и не облегчить их участи.
   - О, да! Об этом я думал. Но едва посидев на кончике министерского кресла, даже не снимая пальто, я должен был бы спешить к Альберику Каннэ за новым перевоплощением. Министры меняются чаще, чем люди привыкли думать. Англия бы вряд ли выдержала мое лицо!
   - В роли принца вы ничего не достигнете.
   - Мне ничего не нужно, кроме нескольких опытов с тупоумием окружающих меня лиц. Для того, чтобы сделаться министром, вовсе не стоило тревожить добрейшего мсье Каннэ, а просто надо иметь замок с традициями, капитал с процентами, лошадей с призами или газету с литераторами.
   - Ну,- улыбнулся Марч,- разве это легко приобрести?
   - Милый мой Марч, жулика не спрашивают: трудно вам было вытащить портмонэ? Его попросту сажают в тюрьму, а лорда в министерство. Того требует здравый смысл.
   Автомобиль остановился.
   Было три часа ночи.
   Блестящие очки шофера повернулись в карету.
   - Больше нет горючего, сэр.
   - Как же так! - привскочил Марч,- нам нужно в центр!
   - Очень просто,- Лавузен вышел из кареты,- мы переночуем в харчевне, вы нас можете не дожидаться, шофер.- Лавузен расплатился и, взяв Марча под руку, потащил его в темноту.
   - По-моему, этот шофер просто боится ехать с нами. Что вы скажете, Марч? - нахмурился Лавузен, приподнимая воротник пальто.
   - Нас убьют,- прошептал Марч.
   Лавузен ничего не ответил. Они шли, цепляясь за скользкие от тумана стены, пока не вспыхнул задыхавшийся фонарь, а узенькая найденная временем дверь не впустила их в просторную комнату.
   В кабачке горел камин, от стойки поднялся хозяин и, приложив ладонь трубочкой к уху, переспросил:
   - Два пайнты пива? Иес, сэр!
   Лавузен надвинул на нос цилиндр и, постукивая пальцами по краю стола, стал следить за другом. Марч взял его пальто и, как в диккенсовские времена, повесил на железную решетку. Когда он вернулся к столику, Лавузен, прихлебывая мутное пиво, тихонько резал сыр, похожий на слежавшийся кусок тумана. Хозяин спал сном честного англичанина, готовый налить столько пайнт, сколько захотят выпить эти два странных человека. Их личностями он не интересовался.
   - Это скверно,- сказал Марч едва слышно, как только можно говорить в пустой комнате, где вещи и хозяин грезили стариной,- скверно,- повторил он, наливая бокал.- Во дворце будет тревога. Что вы делаете, Лавузен?
   Марч поднял голову. За синими окнами дымился дождь, в камине дрожали угли, рассыпались оранжевыми квадратиками.
   Мсье Лавузен дремал.
   * * *
   Жалобно, по-звериному простонала сирена. Марч вскочил первый. Сейчас же поднялся Лавузен, и протирая глаза, крикнул:
   - Газеты! Я должен видеть газеты!
   - Но еще рано, и притом, мы в таком районе...
   - Давайте пальто! - скомандовал Лавузен.
   Кабатчик, занятый сложным делением телячьей ножки на микроскопические ломтики, нехотя принес пальто.
   - Получите! - на ходу бросил Лавузен, распахивая двери харчевни.
   Лавузен так торопится, что Марч еле поспевает. Утро тоже торопится. Трескается скорлупа туч, и солнце жидко брызжет апельсинным соком.
   В два взмаха солнечная кисть делает подмалевку. Лица оживают, но взоры пасмурны.
   - Толпа, Лавузен!
   Марч хватает друга за рукав. Из облаков тумана сыплются тяжелые удары башмаков. Бегут люди.
   - Правее, правее! - руководит Лавузен.
   Лавина черных передников и жилистых кулаков. Лавузен и Марч в самой гуще толпы.
   - Они стреляют! Держись, Боб!
   Тот, кого так зовут, в изумлении таращит глаза, показывая пальцами на джентльменов. Марч замер, раскрыв рот. Лавузен теребит его за руку. Марч продолжает не понимать, оглушенный, затертый людьми.
   - Скорее, Марч! Вы оглохли!
   Рабочие поднимают глаза и наталкиваются на нечто гнусное, невероятное, как акула на колесах. Марч ежится под их взглядами. Его ботинки, шляпа и сам он, без пальто, во фраке, производят жалкое и ненужное впечатление.
   В толпе начинают это понимать, быстрее ходят желваки под обтянутыми щеками, кто-то бережно поднимает камень и - пронзительный свист по-матросски.
   Лавузен сшибает с Марча цилиндр и, как хирург, знающий свое дело, перочинным ножом отсекает у себя и Марча хвосты фраков.
   Сочный хохот толпы и чьи-то добродушнейшие шлепки по плечу Лавузена. Камни брошены, и гурьба повеселевших ребят провожает оригинальных людей.
   Лавузен оживленно беседует с рыжебородым парнем, прикуривает и на прощание размашисто подает руку. Толпа редеет, и Лавузен поправляет свой случайно уцелевший цилиндр. Все это он делает спокойно, уверенно, как всегда, и Марч не удерживается:
   - Они хотели нас поколотить. Что же вы молчите, принц Уэльсский?! Это все ваши проклятые шуточки!
   - Они славные ребята,- строго щурится Лавузен.- А ты дурак!
   * * *
   Они на Доунинг-стрит.
   Лавузен в застегнутом пальто и обкромсанный Марч без шляпы. На них указывают. Автомобили замедляют ход, чтобы дать насладиться публике изысканным зрелищем: человеком без фалд фрака.
   - Бесхвостый джентльмен! Смотрите!
   - Нас принимают за сэндвичменов [2],- злится Марч.
   Лавузен рвет газету из рук мальчишки и, радостно откинув голову, заливается смехом. Марч заглядывает в газету.
   На первой странице лицо некоего толстого лорда заставляет его удивленно приподнять плечи.
   - Я его где-то видел,- говорит Марч.
   - Это герцог Эльсинор Готтентоттский, лорд-канцлер. Мой главный враг. Его портрет на страницах "Морнинг-Пост" является доказательством оказанной им Англии политической услуги. Какой,- обычно не пишут.
   Лавузен ласково гладит портрет и шепчет:
   - Мы еще поиграем.
   "Он сошел с ума",- решает Марч, прикрывая газетой то место, где по всем правилам здравого смысла у цивилизованного англичанина должен болтаться хвост фрака.
   Но Лавузен не торопится. Он, как будто нарочно, залез в гущу медленно поворачивающейся толпы.
   Лязг колес, гудки, вывески - все колышется плавным вальсом,- все шибче, быстрее, неистовее. Рев газетчиков:
   - Государственный переворот!
   - Да здравствует здравый смысл! - это крикнул Лавузен,- леди и джентльмены, я хочу сказать речь. Черти, дьяволы! Я хочу говорить.
   - Брав-о-о!
   - О-о-о!..- прокатывается где-то совсем близко и ударяет в голову Марча шарами кегельбана.- Гип...п!
   - Да здравствуют бесхвостые люди!
   Сотни рук теребят Марча. Важные люди привстают в ландо, воздушные кебы гудят ниже над головами, жирные мистеры гогочут, откинув котелки.
   Как ослепителен день! Как ярко плавятся на солнце толстые цепочки!
   На опрокинутом киоске Лавузен - о, ужас! - опять с неизвестно откуда появившейся бородой говорит речь. Ему не дают. Бобби рвутся сквозь рычащую толпу.
   - Лэди и джентльмены! Я хочу, чтобы вы порадовались вместе со мной...
   - Кто вы такой?
   - Я член ассоциации квалифицированных дураков Англии.
   - Га... га... га...
   - Лэди и джентльмены, я рад вам сообщить, что у каждого из нас издохла любимая собачка - здравый смысл. Итак, пейте и веселитесь, но знайте, что на Реджин-стрит сейчас только пытались расстрелять людей за то, что они хотят есть. Ласкайте ваших собак и читайте ваши газеты. Я кончил, джентльмены!
   - Задержите!
   Марч помнит лишь момент, когда горячая рука Лавузена просунулась между чьими-то двумя животами и потянула его.
   Оратору помогли скрыться. Какой-то матрос и двое грузчиков.
   * * *
   Лондон. Министерство внутренних дел.
   Министру Джойнсону Пиксу
   Лично
   Я, Альберик Каннэ,- французский подданный,- имею честь уведомить господина министра, что мною произведена операция над согражданином неким Анри Лавузеном, с целью изменения его наружности. Секрет моего изобретения дает возможность любому человеку приобрести себе совершенно новое лицо. Вышепоименованный Лавузен насильно вторгся в мою лабораторию и потребовал подделки его лица под ныне здравствующего принца Уэльсского. Во избежание недоразумений, мною послано частное письмо моему знакомому мистеру Джону Паркеру - камер-лакею Букингемского дворца, но, принимая во внимание серьезность сообщения и отсутствие ответа от мистера Паркера, осмеливаюсь поставить в известность об этом вас.
   Примите и проч.
   Доктор Альберик Каннэ
   Париж. 29/VI 19...
   P.S. По совершенно очевидным соображениям лишен удовольствия приложить адрес.
   Совершенно секретно
   Лорду канцлеру хранителю печати
   Герцогу Эльсинор Готтентотскому
   Препровождая при сем письмо французского "ученого" д-ра Каннэ, должен присовокупить, что с точки зрения здравого смысла нахожу его нелепым, а посему жду резолюций Вашей Светлости.
   Джойнсон Пикс
   Лондон 1/VII 19...
   Совершенно секретно
   Министру Д.Пиксу
   Сэр!
   Благодарю за сообщение. Принял к сведению. Дело о самозванце (как и он сам) в моих руках. Выслал агентов в Париж для установления места жительства д-ра Каннэ. Дальнейшую переписку считаю опасной.
   Герцог Эльсинор Готтентотский
   Лондон 2/VII 19...
   ЧАСТЬ ВТОРАЯ
   ВВЕРХ НОГАМИ
   Глава первая
   Едва кончался день, полный тревог и неожиданностей, как уже летела ночь, и Марч напрасно мечтал об отдыхе. Менялось освещение - события шли. Он пробовал записывать, но всегда действия неутомимого Лавузена обгоняли карандаш. Кадры реальности сливались с необузданной фантазией, пировавшей в черепной коробке Лавузэна, пожирали всякое понятие о здравом смысле, клубились лавиной, увлекая в бездну горы установившихся понятий.
   Мир, как определенное явление, перестал существовать. Предметы и живые индивидуумы громоздились в мозгу без порядка и смысла. Теперь паровоз мог свободно пить чай с бисквитом, стулья танцевать фокстрот на куполе собора св. Павла, а крупный фабрикант отдать свое имущество безработным. И если Марч не бросался на спину шофера, то исключительно благодаря Лавузену, в нужную минуту объяснявшему, что шофер еще не автомобиль. В таких случаях Лавузен руководился скрытой интуицией, не позволявшей ему смешивать епископа с бифштексом.
   Теперь Марчу определенно казалось, что они не возвращались во дворец после путешествия по ночному Лондону, но вместе с тем он был уверен, что его глаза пили дневной свет букингемских зал. Марч выгладил щеки бритвой и погрузился в газету.
   На первой странице "Дейли-Мейль":
   АНГЛИЯ НУЖДАЕТСЯ В ТВЕРДОЙ ВЛАСТИ
   Марч опустил лист. В дни, пока они с Лавузеном ткали нить изумительной сказки, черные, всегда спокойные джентльмены готовили жуткое дело. Теперь лицо герцога Эльсинорского смотрело с первой страницы.
   Только вчера его сгорбленная фигура посетила приемную короля, а сегодня...
   Удивительная газета! Она может рядом с описанием бала у лорда Пульвера сообщить, что воздушный флот его величества в боевой готовности.
   Она может...
   Но что это? Шум, поспешные шаги. Двери хлопали сильнее, чем разрешал этикет.
   - Странное возбуждение, лихорадочные румянцы и чересчур много оружия,такими словами Лавузен встретил Марча.
   - Да? В чем дело? Уж не...
   - Молчи! Смотри и слушай! - Лавузен держался бодро, но был одет как-то рассеянно.
   Их окружала толпа придворных и военных чинов. Сыпались фразы:
   - Страна напряжена.
   - Мы нуждаемся в ответственном министерстве.
   Лавузен кланялся, прижимая руки к груди.
   - Благодарю вас. Конституция, джентльмены, вы забываете! - Лавузен шаркнул ногой и, повернувшись, столкнулся со свеженадрезанным куском лососины. При рассмотрении лососина оказалась лицом человека, грузно ворочающего глазами.
   Лавузен поклонился.
   - Какая честь, ваша светлость!
   - Да-а,- прохрипела лососина, хватая воздух губами,- я явился напомнить вам, что здесь не по-ли-ти-че-ский салон. Я еду в парламент, чтобы свалить правительство. Да здравствует диктатура!
   Бурные крики.
   Лососина пошевелила носом и выплыла из расступившейся толпы. Это был герцог Эльсинор Готтентотский.
   День раздвинулся в бесконечный коридор, в глубине этого коридора суетились лакеи, военные, держа подмышками кивера. Ежеминутно рычал громкоговоритель, и гул шаркающих ног сливался с рокотом толпы, бурлившей вокруг дворца. Из окон было видно, как люди карабкались на деревья, перебегая газоны.
   Лондонское солнце, скосив огненный глаз, скупо цедило золото лучей. К главному подъезду подкатила карета, запряженная шестью лебедиными, завитыми конями.
   Пронзительные фанфары герольдов.
   Оттиснутый Марч едва успел различить в массе лиц седые усы короля, чуть приподнявшего цилиндр.
   Бич кучера вонзился в серебряную подставку - стальные вожжи натянулись. Два засахаренных лакея подхватили с подножки бархатную подушку, и шестерка лошадей плеснулась пеной в резные ворота. Вслед за ними покатили ландо свиты.
   За изгородью чей-то густой бас пел "Типперари". В грузном небе дрожали аэропланы. Издалека глухо бились трубы, сверля медью воздух; флаги трепались из окон дворца.
   Шум, гуденье, раскаты - все это звучало в голове Марча джазбандом Лавузеновского безумья.
   Марчу хотелось плакать, смеяться, боксировать. В его глазах продолжал мчаться вихрь экипажей, несущих в каком-то судорожном парадоксе Лавузена к победе над здравым смыслом.
   * * *
   АЛЛО! АЛЛО!
   Король, королева и младшие члены королевской семьи сегодня днем отбыли в Плимут, для дальнейшего следования в Италию. На вокзале их величеств провожали: принц Уэльсский со своей высокорожденной супругой принцессой Августой, аккредитированный посол Италии, члены кабинета, правые депутаты парламента, лорд-канцлер - хранитель печати, герцог Эльсинор Готтентотский, лидер рабочей партии лорд Ахдональд и духовник королевской семьи его преподобие сэр Гульби. Ровно в 12.30 по среднеевропейскому времени главный церемониймейстер, баронет Кеннези отдал знак отправления. Специальный поезд в составе двенадцати королевских вагонов плавно отошел от дебаркадера. Охрану несли шотландцы I, II, III лондонских полков. С трех часов дня движение будет открыто для всего южного расписания.
   АЛЛО! АЛЛО!
   Сегодня вечером ожидается прибытие в Лондон поезда обезьян типа горилл и орангутангов на адрес "Академии омоложения".
   АЛЛО! АЛЛО!
   Италия. Премьер Дучелинни, в память годовщины чудесного сохранения собственного носа от врагов диктатуры, сказал речь по поводу прибытия короля английского. Депутаты, пресса, духовенство и многочисленные гости, переполнявшие парламент в день национального торжества, склонны расценивать приезд высоких гостей как попытку сближения с Италией, в целях освежения основ государственности Англии по принципу фашизма.
   АЛЛО! АЛЛО!
   Смотрите в Сплендид-Палас новую фильму Чаплина "Поцелуй двух глупышек"!
   * * *
   Вошедших встретил школьный гул. С кресел сразу вскочило десятков пять девиц в голубых платьях.
   Глава вторая
   - Доктор калечит, инженер кутит, торговец надувает, но что делает принц Уэльсский? - возмущался Лавузен.
   - Принц Уэльсский путешествует,- вздохнул Марч.
   - Провались ты с путешествиями! - Лавузен взял трубку телефона.
   - Алло! Дайте дворцовое ведомство. Звонят из кабинета принца, перечислите аристократические клубы. Марч, записывай. Да, я слушаю. "Клуб подагриков". "Клуб безусых". "Общество взаимного недоверия". "Жокей-клуб". "Лига родовитых безумцев". "Клуб самоубийц". Благодарю!
   - Куда же? - спросил Марч.
   - Никуда. Я думаю, что мы с тобой такие же жокеи, как подагрики; безумцы мы уже давно; что же касается общества взаимного недоверия, то вполне достаточно жить в XX веке, чтобы быть членом вселенского клуба. Мне вовсе не интересно бывать там, куда шляется Франция, Германия, Италия, не говоря уже о Румынии. К самоубийцам, думаю, рано.
   - Я с ужасом убеждаюсь, что нам вообще некуда идти,- заметил Марч,просто коронованный тупик.
   - Погоди, я забыл о филантропических учреждениях! - Лавузен взял со стола книгу.- Вот! "Общество эстетического воспитания девиц от 15 до 17 лет". Председатель лорд Гуль. "Лига удачного замужества". Вот это любопытно: положительно жизнь и здравый смысл опередили мои трюки. Адрес, Марч!
   - Уайтхолл, 141.
   - Едем!
   С равнодушием людей, привыкших ко всему, друзья поместились в своем излюбленном моторе, и оба очнулись в тот момент, когда склоненная голова ливрейного напомнила о прибытии.
   Наверху белой лестницы их встретила женщина, видом своим мало отличавшаяся от окружавших ее предметов, приличных и достаточно скучных.
   - О, ваше высочество. Какая честь! Они как раз на уроке.
   - Кто? - спросил Лавузен, рассматривающий потолок с надписью: "Здесь рождаются гармоничные браки".
   - Леди, жаждущие счастья. Прошу убедиться,- и, распахнув двери, директрисса присела в реверансе.
   Вошедших встретил школьный гул. С кресел сразу вскочило десятков пять девиц в голубых платьях; даже лысый учитель спустил одну ногу с подножки кафедры, нежно прижимая евангелие к груди.
   Директрисса писала вензеля реверансов.
   - Продолжайте урок,- Лавузен сел в кресло и, вскинув монокль, застыл в позе героев Жокей-клуба. Марч скромно согнулся в секретарской позе.
   - Этюд № 1. Девочки, что нужно для того, чтобы выйти замуж? Мисс Августа, отвечайте.
   - Во-первых, надо иметь жениха.
   - Прекрасно! Идем дальше, что вы подразумеваете под понятием "жених"?
   - Субъекта своего класса, не ниже тысячи фунтов годового дохода, имеющего две основных и две запасных профессии.
   Лавузен сохранял строгое выражение. Директрисса наклонилась к нему и прошептала:
   - У нас преподает патер Уилькер, сочетающий религию с экономической моралью. Изумительные результаты!
   - Сколько времени длится курс? - спросил Лавузен.
   - Два года.
   - Только теоретически?
   - Зимой - да. Летом мы выезжаем на модные курорты, экзаменом у нас служит брак. С каждого освященного церковью союза школа получает пожизненный процент.
   - Часто проваливаются на экзаменах? - Марч вынул блокнот.
   - О, нет! Неуспевающих одна, много две из пятидесяти. В прошлом году вон та, крайняя, с пепельными волосами, вышла замуж за поэта, но это чисто болезненный случай, когда девушка настолько забывает о своей чести, что бросается на шею субъекту ниже ста фунтов.
   - Средний возраст учащихся? - поинтересовался Лавузен.
   - От двадцати до сорока восьми... Что вы скажете, ваше высочество? настаивала леди.
   Все трое спускались по лестнице. Служитель распахнул парадное. Шофер открыл дверцу автомобиля. Марч, сняв цилиндр, и леди, распластав юбки, ждали ответа.
   - По-моему, вполне культурное начинание,- заметил Лавузен,- деление на классы просто необходимо, чтобы какой-нибудь матрос не женился на дочери пэра.
   - Вы шутите, ваше высочество,- присела директрисса.
   - Ничуть. Мало ли что может случиться, а, во-вторых, я бы посоветовал ученицам за сорок расширить круг аристократических женихов до первого встречного, с постепенным понижением имущественного ценза, но не ниже пяти шиллингов, иначе это противоречило бы здравому смыслу. До приятного свидания, сударыня.
   Когда автомобиль тронулся, Марч тяжело вздохнул.
   - Эта пепельная девушка меня поразила; от нее веет средневековым героизмом. Кто был ее муж?
   - Поэт,- мрачно бросил Лавузен.
   - А разве они существуют?
   - Не видал. Говорят. А впрочем это можно проверить.
   Мимо скользили омнибусы с переполненными империалами. Пролетевшая витрина вскрикнула плакатом об осенней распродаже у Бааркера. Автомобиль с гербами привлекал внимание; щеголи снимали шляпы. От Трафальгар-сквера автомобиль мчался вниз к Виктория-стрит.
   Внезапно, как это часто бывает в Лондоне, сумрак стушевал контуры. Вот завертелось. Никто еще не видит. Огненные шарики фонарей догнали мотор, и город расхохотался миллионами лампочек.
   Наконец сияющий угол Виктория-стрит. Марч выскользнул первый.
   Громадный дом с вывеской:
   !! МАГАЗИН ТЕМ !!
   У подъезда толпа нищих осадила криками, шуточками. Между одним кривоглазым и женщиной в лохмотьях вспыхнула ожесточенная перебранка. Оба клялись, что "я первый открыл дверцу вашего автомобиля, сэр".
   Лавузен что-то поспешно сунул в две руки и, согнувшись, быстро прошел сквозь писк шарманки, дробь барабана, оглушенный ревом унылого концерта нужды.
   Стеклянная дверь уплыла вверх как занавес, и Лавузен очутился в обширной зале. К вошедшим с поклоном приблизился толстяк в смокинге.
   - Вам тему?
   - Да, пожалуй,- нехотя согласился Лавузен, опуская голову, чтобы его не узнали.
   - Любовную, бытовую? - обернулся смокинг.
   - Любовную, господин директор.
   Толстяк крикнул в рупор:
   - № 128 442 - ЛЮБОВЬ...
   Десяток клерков заплясали каблуками по винтовой лестнице вдоль стен.
   Марч спросил:
   - Лавузен, где мы?
   - А вот увидишь.
   Зал гудел. Под тропическими деревьями, на кушетках, в античных ложах томились, полулежа, мужчины, женщины и подростки. Иные из них кружились под свистящую музыку, другие яростно раскачивались в гамаках. Но все - лысые и длинноволосые, худые и жирные, включая костлявого старика, по грудь сидящего в бассейне,- держали в руках тетради с карандашами.
   Клерки, изнемогая, доползли до предельной высоты, где помещалась любовь, нажали пластинки, и белые листки по желобкам скатились в руки директору.
   - Вот рекомендую,- начал он, подходя к Лавузену,- великолепная тема: богатая девушка влюбляется в нищего. Родители против. Влюбленные бегут на дилижансе. Родители догоняют и благословляют. Финал: майское солнце золотит кусты боярышника.
   - Нет, благодарю,- поморщился Лавузэн,- дайте что-ни5удь диккенсовское.
   Директор взялся за рупор. Марч возмутился.
   - Ради дьявола, почему вон того дядю то бросают на трапеции, то вертят вокруг него колеса и над самым ухом стреляют из пугача? Где мы, в клинике умалишенных?
   Лавузен пожал плечами.
   - Пустяки. Здесь магазин тем. Все эти люди нормальные писатели, если только писатели могут быть нормальными в современном обществе, требующем от них романов с моралью и политически благонадежных. Что касается летающего на трапециях, то это автор приключенческих романов; тот вон, спящий в летаргическом сне,- бытовик. Во всяком случае, не беспокойся за сидящего в бассейне, он не простудится (вода подогрета), а в результате может написать роман из жизни подводного мира. Но мне уже надоело,- нет, мы передумали, господин директор, потому что заниматься искусством и жить на это в наши дни большое искусство.
   Положив пять шиллингов на стойку, Лавузен вышел, подтолкнув Марча...
   * * *
   - Стандартизированные папиросы, дома, теперь любовь и, как видишь, искусство. Европа догнала Америку. Нам нечего делать, Марч,- все сделано. Остается разрушить, но это вне нашей компетенции,- Лавузен занес было ногу на подножку автомобиля, как вдруг юркий мальчишка шмыгнул мимо.
   - Экстренный выпуск "Дейли-Телеграф"... Король, королева и младшие члены, кроме принца Уэльсского, оставшегося в Лондоне по болезни...
   - Это мне нравится: о собственной болезни приходится узнавать из газеты,- пробурчал Лавузен.
   Садясь в автомобиль, Марч ужаснулся.
   - Значит, вы единственный член королевской семьи?
   - Не совсем! Здесь еще моя жена, но и она уезжает в Рим.
   - Ваша... жена?
   - Разве ты не знал? О, это милая женщина. Когда я сделаюсь королем, я тебя обязательно познакомлю с ней.
   - А когда вы сделаетесь королем? - улыбнулся Марч.
   Лавузен вынул записную книжку.
   - Сегодня у нас пятница. В будущую среду!
   - Лавузен, что вы задумали? - вскрикнул Марч, бледнея.
   - Как это называется?.. Да, государственный переворот. Не бойся друг, я уверен, что рассмешу весь мир. А смех - наше оружие.
   Глава третья
   Вечер упал как-то сразу. Сперва в громадные окна просочилась кровь заката, небо сморщилось тучами, сумерки накинули серые капюшоны на головы шотландцев. Когда Лавузен вошел в приемную, к нему приблизился майор Суффакс.
   - Имею честь доложить, что ваше высочество трижды вызывали.
   - Кто?
   - Неизвестно. По радиотелефону.
   - Марч,- обернулся Лавузен,- ступай в кабинет переговоров, я сейчас буду.
   Проникнуть в кабинет было нелегко. Только подтвердив приказание принца, Марч получил шифр и, когда стража удалилась, нажал секретные кнопки.
   "Кабинет переговоров", как и знаменитое озеро на крыше Букингемского дворца, устроенное лет шестнадцать тому назад, еще во время мировой войны [3],- были единственными нововведениями двора, оберегавшимися от общественного мнения Англии. Когда королю для удобств приема понадобился радиотелефон, палата лордов возмутилась, причем консерватор Дыркинхэд воскликнул:
   - Радиотелефон во дворце! Пощечина науки величию короны. От радио не далеко до коммунизма. [4]