— Настоящий птичий рай, — дивился Томек, наблюдая за стаями пернатых. — Интересно, можем ли здесь встретить аистов, прилетевших на зиму в Африку из Польши?
   — Я уверен, что можно, потому что из одной только Англии сюда прилетает около шестидесяти видов птиц, — сказал Смуга.
   — Счастливые птицы, они возвращаются в свои далекие гнезда, когда захотят, и все люди радуются их возвращению. А вот папа и боцман не могут посетить родной край. Сколько же еще несправедливости в мире, — философствовал мальчик.
   — Не завидуй перелетным птицам, — ответил Смуга. — Они живут не столь беззаботно, как кажется. Ты, пожалуй, не знаешь, сколько их гибнет во время перелета. Кроме того, не все птицы радуют людей своим возвращением.
   — Почему? — удивился Томек. — В Польше все радуются, увидев возвратившихся аистов. Никто не уничтожает их гнезд, построенных на крышах деревенских домов.
   — Это правда, что мы любим наших аистов, но есть птицы, приносящие людям вред. Если бы ты был рыбаком, то возвращение некоторых пернатых хищников вовсе тебя не радовало бы. Посмотри на этих больших птиц, которые так ловко охотятся на рыб в озере.
   Томек посмотрел в указанном направлении и увидел птиц с блестящими, коричневого цвета крыльями и спинами. Время от времени они бросались в воду, погружали в нее свои зеленовато-черные головы и белые шеи.
   — Да ведь это бакланы! — воскликнул Томек.
   — Вот именно. На них-то я и хотел обратить твое внимание.
   — Не понимаю, почему возвращение бакланов может тревожить людей. Ведь мне приходилось слышать, что китайцы их приучают ловить рыбу. Даже из одного этого можно заключить, что бакланы очень полезные птицы.
   — Одни лишь терпеливые китайцы сумели так использовать бакланов. В других местах они становятся настоящим бедствием для рыбаков из-за своей прожорливости.
   — Мне ничего не приходилось об этом слышать. Может быть вы расскажете мне что-нибудь об этих птицах? Я всегда считал их полезными.
   — По всей вероятности ты знаешь, что родиной бакланов являются Центральная и Северная Европа, Азия и Северная Америка. Зимой они улетают на юг. Бакланы великолепно плавают и ныряют, но по суше почти не умеют ходить. Гнезда они часто строят на деревьях. На севере, в тундре, они гнездятся в трещинах скал. Бывает, что баклан отбирает гнездо у цапли. Живут бакланы стаями и выводят многочисленное, весьма прожорливое потомство. Поэтому они нередко уничтожают всех рыб в ближайших водоемах. Притом их помет заражает воздух на значительном расстоянии. Это тоже одна из причин, почему люди не любят соседства бакланов.
   Путешествие по озеру Виктория проходило в подобных беседах. Когда Смуга отдыхал, Томек беседовал с Самбо. Правда, эти беседы в значительной степени пришлось вести с помощью жестов, потому что Самбо не хватало английских слов, но зато Томек очень быстро овладел туземным наречием, что могло ему очень пригодиться во время экспедиции.
   Известие о поездке звероловов в Буганду, по-видимому, опередило путешественников, потому что на третий день пути они увидели идущую навстречу лодку, в которой, как оказалось позже, прибыл посланник кабаки, чтобы приветствовать их. Это был высокий молодой человек, одетый в накидку из козьей шкуры, с украшениями из бус и птичьих перьев. От имени царя Дауди Хва он пригласил звероловов к «императорскому» двору.
   Путешественники обрадовались гостеприимной встрече. Они подозревали, что сержант Блэк предупредил негритянского владыку об их приезде, чтобы вознаградить их за перенесенные неудобства. Конечно, Вильмовский вручил посланнику ценные подарки и уверил его в тех высоких чувствах, которые он испытывает по отношению к молодому кабаке.
   Как только лодки пристали к берегу, путешественников окружил отряд вооруженных воинов. Под защитой почетного караула караван под гром барабанов въехал в столицу провинции. Самбо гордо шел впереди каравана, держа в руках польский флаг, а звероловы и масаи сообщили о своем прибытии дружным салютом из винтовок и револьверов.
   Толпа мужчин, женщин и детей собралась на обширной площади. Люди тепло приветствовали путешественников, размахивая большими флагами. Представитель Национального совета Буганды[47] премьер-министр, носящий здесь название «катикиро», появившийся со свитой из вождей различных племен, приветствовал гостей от имени царя.
   Путешественники были несколько удивлены столь торжественным приемом. Они старались оказать жителям Буганды свое дружеское расположение. Катикиро сопровождал гостей к отведенным им хижинам и подарил им трех откормленных быков, четырех коз, четырех баранов, сто кистей бананов, две дюжины уток и кур, несколько крынок молока и корзину яиц. Одновременно он сообщил, что кабака Дауди Хва примет их на аудиенции, назначенной на завтра.
   Вильмовский не преминул воспользоваться гостеприимством бугандцев и попросил катикиро оказать помощь раненому Смуге.
   В ответ катикиро заявил, что немедленно пришлет местных лекарей, которые сделают все, что от них зависит, чтобы возвратить белому охотнику здоровье.
   Когда путешественники остались в хижине одни, Томек хлопнул в ладоши и воскликнул:
   — Как жаль, что с нами нет боцмана! Он никогда себе не простит, что не присутствовал при столь великолепной встрече. Дядя Хантер тоже будет удивлен, когда мы ему об этом расскажем.
   — Я сам дивлюсь столь торжественному приему, — признался Вильмовский.
   — Может быть, мы скоро узнаем причину этого? — добавил Смуга. — Они нас действительно принимают по-царски.
   Догадки на тему торжественного приема в Буганде были прерваны приходом белого мужчины в обществе нескольких старых негров, украшенных бусами из цветного стекла, когтей и клыков леопардов.
   — Приветствую вас в самом сердце Африки, дорогие гости! Поистине дорогие и неожиданные гости! Моя фамилия Маккой. Я нахожусь у трона нынешнего кабаки в качестве... секретаря, — сказал белый мужчина. — Мне сообщили о несчастном случае с одним из членов экспедиции и, хотя я сам знаком со здешними ядами, все же привел лучших лекарей кабаки. Вероятно, это вам необходима помощь?
   Маккой подошел к койке, на которой лежал Смуга.
   — Меня ранили, как я полагаю, отравленным ножом, — ответил путешественник.
   — Рана не заживает, а больной теряет силы и им овладевает апатия, — добавил Вильмовский. — Посмотрите, пожалуйста!
   Вильмовский обнажил предплечье Смуги. Маккой внимательно осмотрел рану и ощупал опухоль.
   — Сколько времени прошло с момента ранения? — спросил он и, получив ответ, буркнул: — Плохо, плохо, яд уже долго находится в крови...
   Он кивнул лекарям, которые с серьезным видом исследовали рану, нюхали ее, щупали пальцами, перешептываясь между собой. Оригинальный консилиум продолжался длительное время, пока Томек не воскликнул:
   — Папа, почему ты не покажешь врачам нож, которым ранили дядю Смугу?
   — Неужели у вас есть этот нож? — спросил Маккой.
   — Мой сын не совсем точно выразился, — ответил Вильмовский. — Мы только подозреваем, что нашего друга ранили ножом, который мы отобрали у одного мулата.
   — Покажите этот нож, — попросил Маккой. Он внимательно осмотрел лезвие ножа, потом передал нож старому лекарю, или шаману. Негр отковырнул ногтем немножко темной мази с углубления на лезвии и положил ее себе на язык. Он долго жевал, полузакрыв глаза, после чего сплюнул на землю и пробормотал:
   — Этот яд делать кавирондо. Он действовать медленно, но верно.
   — Я так и думал, — огорченно сказал Маккой. — Вы высосали рану?
   — Хантер ее промыл и забинтовал, — сообщил Томек.
   — Мой сын присутствовал при оказании первой помощи раненому, — пояснил Вильмовский.
   — Надо было как следует высосать рану, — встревоженно сказал Маккой. — Сколько крови потерял раненый?
   — Мне кажется — очень много, — ответил Смуга.
   — Ну что же, я ничем помочь не могу. Мы должны довериться... местным лекарям, — опечаленно сказал Маккой.
   — Хорошо, пусть шаманы берутся за дело, — улыбаясь, согласился Смуга.
   — От имени кабаки приказываю вам заняться раненым, — обратился Маккой к шаманам. — Постарайтесь вернуть силы белому человеку, народ которого никогда не воевал с черными жителями Африки.
   — Откуда вы знаете, что наш народ не воевал с неграми? — с удивлением воскликнул Томек.
   — Я поступил на должность секретаря к молодому кабаке по соглашению с английскими властями. Однако сам я ирландец и с уважением отношусь ко всем, кто борется за свою свободу, — ответил Маккой. — Сержант Блэк сообщил мне о вашем приезде. Таким образом, я знал, что к нам в гости едут поляки, а я немного знаком с вашей историей. Узнав из моих слов о вашем приезде, кабака приказал принять вас с почетом как представителей храброго и дружественного неграм народа.
   — Значит, это вас мы должны благодарить за столь гостеприимную встречу, — любезно сказал Вильмовский.
   У Томека не было времени прислушиваться к дальнейшей беседе, потому что его внимание поглотили знахари, столь шумно называемые ирландцем «местными лекарями». Под звуки монотонной песни они сыпали зелье и коренья в горшок с кипящей водой, и когда настойка была готова, напоили ею раненого. Потом они пропитали губчатые растения этой же настойкой, обложили ими рану на руке и укрыли Смугу теплым одеялом.
   Томек с тревожно бьющимся сердцем наблюдал за раненым, на лбу которого показались крупные капли пота. Вскоре Смуга крепко заснул. Знахари обнажили рану, которая под влиянием компресса из губок приобрела красновато-желтый цвет и опухла. Старейший из знахарей разрезал ее острым ножом, который предварительно подержал над огнем. Приложив уста к ране он стал высасывать кровь и гной, выплевывая их на раскаленные угли. Раненый стонал сквозь сон. Негр давил на рану руками и высасывал яд под монотонную песню остальных знахарей.
   Процедура длилась довольно долго. Закончив ее, знахари обложили рану листьями, смоченными в еще одном отваре зелья, и приказали оставить Смугу в покое до следующего дня.
   — Неужели вы думаете, что этот род... лечения принесет пользу? — спросил Вильмовский у ирландца, когда ушли шаманы.
   — Все возможно. До сих пор белые люди не знают многих тайн этого удивительного материка, — ответил Маккой. — Кабака принял христианство. Поэтому его шаманы получили теперь звание лекарей. Все они уже не раз готовили яды, помогая врагам кабаки перенестись в лучший мир. Они превосходно знакомы с ядами и умеют готовить противоядия.
   — Ах, если бы им удалось вылечить дядю Смугу, — вздохнул Томек.
   — Не теряйте надежды, молодой человек, она превосходно исцеляет, — ответил Маккой, после чего стал вести беседу с охотниками о Польше и об их планах на ближайшее будущее.
   Путешественники поздно легли спать. Они решили посменно сидеть у постели раненого друга. После странного лечения Смуга спал совершенно спокойно. Утром Вильмовский с удовлетворением убедился, что температура у раненого стала почти нормальной. Вскоре Смуга открыл глаза и обратился к дежурившему у его постели Томеку:
   — Уф, наконец-то я выспался! Мне снилось, что бенгальский тигр опять разбередил мою рану.
   — Тигр приснился вам, наверное, в то время, когда знахари разрезали рану и один из них высасывал из нее кровь и яд, — оживленно ответил Томек, радуясь заметному улучшению здоровья Смуги.
   — Они мастера на это, — признал Смуга. — Приехали ли Хантер и боцман Новицкий?
   — Папа говорил, что их надо ожидать с часу на час. Я очень хочу, чтобы они вместе с нами присутствовали на аудиенции у кабаки. Боцман ожидал много хорошего от визита к здешнему царю.
   — Да и мне тоже хотелось бы пойти с вами.
   — Не знаю, это может вам повредить. Вскоре в хижине снова появился Маккой с лекарями. На этот раз шаманы потребовали, чтобы никто из посторонних не присутствовал во время их процедур. Поэтому Маккой повел Вильмовского и Томека в соседнюю комнату и закрыл соломенной циновкой проем между двумя помещениями.
   — Почему они потребовали, чтобы мы ушли? — спросил Вильмовский.
   — Негры племени банту верят, что любая болезнь вызывается чарами, посланными кем-либо на больного, — пояснил ирландец. — Они убеждены также в том, что умершие обладают огромной властью, будто бы от их воли зависят выздоровление, наступление дождей и даже урожай. Они считают, что некоторые люди могут творить чудеса, например: превращаться в животных, уничтожать посевы, губить у соседей скот или могут сглазить человека, наслав на него болезнь. Поэтому они намерены снять чары, чтобы раненый выздоровел. Они не допускают, чтобы кто-либо присутствовал при их тайных обрядах.
   — Я знаю суеверность негров, но ведь вы утверждаете, что кабака учится в Англии? — изумился Вильмовский.
   Ирландец улыбнулся и ответил:
   — У меня здесь трудная роль. Чтобы завоевать доверие негров, надо быть снисходительным. Я веду в этой дикой стране пионерскую работу. Кем я тут только не был! Строителем, плотником, столяром, лекарем, полеводом, животноводом, плантатором, портным, поваром и даже охотником. Но я убедился, что прежде всего здесь надо уметь привлекать к себе сердца людей. Лучшее средство к этому — снисходительность и доброта. Шаманы знают действие ядов и умеют исцелять отравленных людей. Не будет большой беды, если знахарь, применив подходящие лекарства, начнет совершать над больным древние обряды.
   Во время этой странной беседы Томек, обеспокоенный положением раненого друга, проковырял пальцем отверстие в соломенной циновке и время от времени заглядывал в соседнее помещение. Оно было заполнено облаками дыма от сжигаемого на огне зелья. По полу ползала ядовитая змея, выпущенная из корзины; она приподняла голову и качала ею в такт звуков барабана, на котором играл один из знахарей; остальные пели, танцевали и резкими жестами изгоняли злых духов из тела больного. Потом шаманы, склонясь над спящим Смугой, промывали его рану отваром зелья, вливали больному в рот какую-то жидкость, накрывали его одеялом и снова открывали, проделывая все это так быстро и ловко, что у Томека закружилась голова. Через два часа «главный лекарь», старый, худой, как скелет, негр, с покрытым морщинами лицом, пригласил их к постели раненого.
   — Мы ослабили болезнь. Под влиянием наших лекарств она уснула. Однако надо проследить, чтобы болезнь никогда не проснулась, — заявил шаман.
   — Это значит, что вам не удалось изгнать болезнь из тела раненого? — тревожно спросил Маккой.
   — Этого никто не в состоянии сделать. Слишком долго яд был в человеке, но мы ослабили его действие. А раненый человек сильный и крепкий, как баобаб.
   — А что будет, если болезнь проснется опять? — спросил Маккой.
   — Все может быть. Ночь может связать руки или ноги, а может закрыть губы, глаза или мысли... Все может быть. Теперь надо семь дней пить лекарство, а потом мы будем смотреть.
   Вильмовский одарил знахарей подарками, а когда они ушли, обратился к ирландцу:
   — Какой же диагноз поставил этот странный лекарь? Я не понял его слов.
   Маккой серьезно сказал:
   — Яд, который был на конце ножа, действует на нервы человека. Он может вызвать потерю зрения, речи, паралич конечностей и даже мозга. Больной жив, что является лучшим доказательством небольшой дозы яда в крови. Я начинаю думать, не выработался ли у вашего друга иммунитет против местных ядов во время его прежнего пребывания в Африке.
   — Мой друг не любит много говорить о своем прошлом, но он упоминал, что длительное время жил среди негров в экваториальной Африке. Возможно, что тогда он был в дружественных отношениях с шаманами. Смуга принадлежит к числу беспокойных людей.
   — Значит, он не только ловит диких животных, но и... любит необыкновенные приключения? Это объясняет многое. Надо думать, что все окончится хорошо.
   В этот момент послышались звуки барабанов и выстрелы из винтовок.
   — Ваши друзья прибыли в город, — заявил Маккой.
   — Ура! — крикнул Томек, который уже тосковал о веселом боцмане. — Идем скорее их встречать!


XIV

Тень мухи цеце


   Доставая с помощью Томека из чемодана праздничный костюм, боцман Новицкий говорил:
   — Когда корабль приходит в порт, экипаж, прежде чем сойти на берег, надевает парадную форму, потому что людей, как-никак, встречают везде по одежке. Сразу видно, что бугандийцы культурный народ, хотя большинство граждан ходит в хламидах, а то и в козьих шкурах. Дикари не приветствовали бы нас так торжественно. Если они это делают, потому что мы поляки, то нам надо показать себя с лучшей стороны. Самбо, приготовь немедленно воду, чтобы я мог обмыть грешное тело!
   — Нам надо спешить, потому что в полдень нас ждет аудиенция у молодого кабаки, — вмешался Томек.
   — Спешить — людей смешить! Но ты, браток, не бойся, я буду скоро готов. Взгляни-ка, что делает дядя Смуга.
   Томек на цыпочках вошел в соседнее помещение. Быстро вернулся и обрадованно сказал:
   — Дядя Смуга все еще спит, но горячки у него нет — лоб совсем холодный. Может быть, эти шаманы действительно помогли? Маккой говорил, что они умеют приготовлять разные противоядия.
   — Чудак этот секретарь кабаки, — заметил моряк.
   — Папа считает, что он очень разумный человек. Думаю, папа прав, потому что Маккой много знает о Польше.
   — Наверняка разумный, если твой уважаемый батюшка так утверждает, ведь он обо всем рассуждает так, словно читает по книжке.
   — Скорее, скорее! Катикиро прийти уже за белый буано, — позвал Самбо, вбегая в хижину. — Белый буана идти к кабака и говорить ему очень много. Они уже ждут.
   — Посмотри-ка, браток! У бугандцев нет часов, а пунктуальность не хуже, чем у дежурного трубача Мариацкого костела в Кракове, который с такой точностью трубит каждый час, что по его трубе можно проверять любые, самые лучшие часы.
   — Вы говорите, что у них нет часов? — удивился Томек.
   — Конечно, ведь нельзя сделать часы из мелких частей такими толстыми пальцами.
   — Вы опять шутите, а там нас уже ждут. Идем скорее!
   Они вышли из хижины и присоединились к ожидавшим их Вильмовскому и Хантеру, около которых стояли масаи с подарками для кабаки и его министров. Во главе торжественного шествия занял привычное место Самбо с польским флагом, а за ним — охотники, в обществе катикиро и Маккоя.
   Дворец кабаки был окружен высокой оградой, сплетенной из слоновой травы. У ворот стояла большая печь, сложенная из камней и глины, в которой слуги поддерживали постоянный огонь.
   — Видимо, это царская пекарня? — сказал боцман, разглядывая оригинальную печь.
   — Ш-ш-! — предостерегающе шепнул Маккой. В этой печи день и ночь горит «святой огонь кабаки», который угасает только в момент смерти царя.
   — А Томек говорил, что ваш молодой кабака принял христианство,вполголоса сказал моряк.
   — Томек сказал правду, но следует помнить, что в Уганде верных сзывают на богослужение не колоколами, а звуками тамтамов...
   — Черта с два разберешься со всем этим, — пробурчал в сердцах боцман и сконфуженно умолк.
   Бугандский царек жил в примитивно построенном деревяннном дворце. Кабаке Дауди Хва минуло всего девять лет. Сейчас он сидел на возвышении, покрытом шкурами леопарда, украшенном стеклянными бусами и птичьими перьями. Одежда царя состояла из белой накидки. В правой руке он держал покрытое резьбой древко копья. Звероловы подошли к оригинальному трону. Молодой кабака поднялся и протянул им руку для рукопожатия. Когда пришла очередь Томека, тот крепко пожал руку царя, искоса взглянул на пояс из чистого золота, которым была перетянута талия кабаки. После столь любезного знакомства катикиро предложил белым звероловам сесть на железные стулья, стоявшие вокруг трона. Начались торжественные речи, которые, чем длинней и напыщенней бывают, тем больше нравятся неграм. После обмена приветственными речами Вильмовский вручил кабаке, министрам и присутствующим на аудиенции вождям подарки. В числе их были два револьвера, несколько стальных ножей, разноцветные ткани, стеклянные бусы, медная проволока, гребни и коробки консервов. Хозяева громко выражали свое удовольствие. Вдруг Томек встал со стула. Ближе всех к нему сидел боцман Новицкий, который, заметив предостерегающий взгляд Вильмовского, пытался посадить Томека на место, потянув его за штаны, но опоздал. Томек, которому, по его мнению, пришла в голову гениальная идея, быстро подошел к трону кабаки и сказал:
   — Ваш секретарь, Маккой, сообщил нам, что вы, ваше величество, симпатизируете полякам, поэтому я хочу преподнести вам дар из Польши. В день моего отъезда из Варшавы в Австралию дядя подарил мне серебряные часы. На крышке виднеется барельеф, представляющий вид Старого города, очень прошу вас принять эти часы в дар от меня.
   Говоря это, Томек достал из кармана свои любимые часы и протянул их кабаке. Дауди Хва не совсем понял быструю речь Томека, но Хантер, побуждаемый Вильмовским, помог Томеку. Он перевел слова мальчика на местное наречие. Царь протянул руку за подарком.
   — Скажите ему, что если завести часы вторым ключиком, они играют как куранты, — воскликнул Томек.
   Хантер даже крякнул, но как-то перевел слова Томека. Звероловы облегченно вздохнули. Молодой царь рассматривал часы с большим интересом. Он передал министру свое копье, потом, указав на прикрепленные к часам два ключика, сказал по-английски:
   — Покажи мне, как их заводить!
   Томек приблизился к кабаке, завел часы, а когда послышался тихий звон, Дауди Хва обрадованно захлопал в ладоши и сказал:
   — Большое спасибо! Очень красивые часы. Я возьму их с собой в Англию, когда поеду туда в будущем году в школу.
   — Вот интересно, я тоже учусь в Англии. Может быть, мы там встретимся, — ответил Томек.
   Боцман Новицкий весело слушал беседу мальчиков, но Вильмовский и Хантер сидели, как на горячих угольях. Еще немного, и был бы нарушен торжественный церемониал царской аудиенции. Вероятно, катикиро тоже опасался этого, потому что многозначительно кашлянул. Дауди Хва взглянул на него и сразу же стал серьезным, словно вспомнил вдруг свою важную роль.
   — Ты должен прийти ко мне один. Я хочу поговорить с тобой о школе,сказал он, подмигнув Томеку.
   — Хорошо, я обязательно приду, — обещал Томек и вернулся к своим товарищам.
   Кабака кивком головы подозвал катикиро. Премьер-министр немедленно подошел к нему. Они о чем-то пошептались, после чего катикиро объявил Томеку, что у кабаки есть специальный ловчий, умеющий дрессировать диких животных, кабака дарит Томеку двух молодых ручных гиппопотамов и приказывает своему придворному ловчему принять участие в охоте белых путешественников.
   На этом аудиенция закончилась. Возвращаясь к себе, звероловы обменивались впечатлениями от визита у кабаки.
   — Подумать только, как этот мальчуган управляется с неграми, — говорил боцман. — Он только кивне головой и министры тут же кланяются ему в пояс. Если бы все царьки африканских племен были так щедры как этот, то мы вывезли бы половину Африки, не двинув даже пальцем. За старые часы Томек в три мига выманил у него двух гиппопотамов.
   — Во-первых, не выманил, а во-вторых, для меня это была память о Варшаве, — отрезал мальчик. — Вы что, уже забыли, сколько труда потребовалось, чтобы разыскать эти часы в гнезде беседковых птиц в Австралии, которые у меня их стянули?
   — Что верно, то верно, — признал моряк.
   Вильмовский отчитал боцмана за то, что тот наговорил мальчику, будто бы у бугандцев нет часов, и тем самым подсказал ему идею подарка. Сына он предупредил, чтобы в будущем тот не вмешивался в официальные переговоры с неграми. Оказалось, однако, что своим поступком Томек привлек к себе и к членам экспедиции сердца молодого кабаки и его министров. На следующий день кабака со своей свитой нанес звероловам визит и пригласил Томека к себе. С этого момента Томек стал ежедневным гостем юного царька. Они чрезвычайно подружились и вместе поехали посмотреть на подаренных Томеку гиппопотамов. Томек был очень рад подарку. Он восторженно рассказывал отцу и друзьям о том, как «толстяки» весь день сидят в воде, а по вечерам выходят на сушу, где царский ловчий готовит для них пищу в большом деревянном корыте. Было решено, что звероловы заберут гиппопотамов на обратном пути, после охоты на горилл и окапи.
   Прошла неделя. Смуга почувствовал себя значительно лучше и мог уже самостоятельно ходить на длительные прогулки. Звероловы решили отправиться в дальнейший путь. Вильмовский, Хантер и Смуга тщательно разработали будущий маршрут экспедиции. Они намеревались идти вдоль реки Котонга до озера Георга и дальше до Катве на берегу озера Эдуарда. Между южной оконечностью гор Рувензори и северным побережьем озера Эдуарда находилась узкая равнина. Здесь они намеревались перейти границу Конго[48], где в джунглях Итури предполагали организовать охоту на горилл и окапи.