Позже, во время банкета, бабуля Ханни толкнула длиннейшую в своей жизни речь, но ни одного слова из нее я не помню. Однако помню, что она до слез смеялась над собственными шутками и вовсю фамильярничала с аудиторией, как Джоан Риверс во время выступления в Вегасе. Только бедная бабуля Руфь не получала удовольствия от происходящего. Увы, к этому времени она уже так ослабла, что сидела в инвалидной коляске и даже не нашла в себе сил напомнить мне (иначе непременно сделала бы это), что я старше сестры и до сих пор не замужем. Глаза у нее подернулись поволокой, и она еще сильнее, чем я, напоминала зомби.
   Но что я помню точно и чему не перестаю удивляться, это тому, как я проснулась на следующий день после свадьбы. Я чувствовала себя как Тим Роббинс, когда он вырвался наконец из тюрьмы Шоушенк. Исчезла снедавшая меня шестнадцать месяцев тягостная забота, и я ощущала благостное облегчение. Это лишь подтверждало то, о чем я неоднократно говорила сестре: меня напрягало не ее замужество, а ее свадьба.
   Мое семейство тоже на редкость легко пережило сие событие. Я ожидала, что мы несколько месяцев будем обсуждать его грандиозность, но уже через два дня, когда Джон и Джен были в свадебном путешествии в Мексике, а прочие члены семьи собрались отметить день рождения тетки и поесть омаров, о свадьбе почти не упоминали, и я не припомню, чтобы о ней много говорили впредь.
   Что, к сожалению, сохранилось надолго – это непробиваемая стена отчуждения между мной и Джен.
   Даже после ее возвращения из Мексики ни я, ни она так и не попытались не только помириться, а хотя бы поговорить. Через месяц, когда скончалась бабушка Руфь, мы с Джен во время похорон даже не взглянули друг на друга. Сидя в часовне и слушая проникновенную речь Джен о любимом времяпрепровождении покойной (намазаться кремом от загара и, сидя у бассейна, курить сигарету), я думала, сколько еще продлится наша размолвка. Мне казалось дико совсем не общаться с единственной сестрой – прежде я полагала, что такое бывает только в зверинце у Джерри Спрингера, – но я чувствовала: пройдет немало времени, прежде чем мы снова будем жаловаться друг другу на родителей.
   Я находилась на середине девятой сотни дней темной полосы – в опасной близости от события, которое, как я прежде считала, никогда не будет иметь отношения ко мне: одна тысяча дней без секса. Последние недели, захваченная свадебными приготовлениями, я и не замечала, как близко подобралась к мрачному рубежу. Но сейчас до него было уже рукой подать, и четырехзначная цифра надвигалась как неотвратимая реальность. Чудовищность этой цифры словно открывала новый виток целибата: так тропический шторм сменяется неистовым ураганом.
   Когда я сказала об этой дате своей незамужней подруге, она похвалила меня за выдержку. «Если дело касается секса, – изрекла она, – то тут женщины – как верблюды: они могут прожить без него очень долго». Но в конце концов, предостерегла она меня, «верблюд либо пополняет свой запас воды, либо умирает». Я сомневалась, что мне грозит гибель, если я вскоре не займусь сексом, но знала: пора наведаться к заветному колодцу – сайту match. com.
   Хотя служба интернет-знакомств до сих пор не помогла мне найти того, кто положил бы конец темной полосе, уверенность в том, что я правильно выбрала способ, не покидала меня. Конечно, я могла бы обратиться в традиционное брачное агентство, но тех немногих моих знакомых, кто воспользовался их услугами, результаты не привели в восторг. К тому же пришлось бы выложить несколько тысяч долларов на то, чтобы какой-то незнакомец подбирал мне кандидатов в мужья, основываясь на данных анкет, собеседований и животном инстинкте. Я предпочла довериться собственному инстинкту.
   Сейчас, когда свадьба сестры и все приготовления остались позади, я чувствовала себя более уверенно. Я так навострилась просматривать размещенные на сайте характеристики, что это уже не отнимало у меня много времени и не стоило особых усилий. Я стала настоящим профи, у меня появились навыки и интуиция, я научилась с первого взгляда определять, возможно ли возникновение искорки. Так рентгенолог мгновенно замечает на снимке малейшее повреждение суставов. Кроме того, я верила в удачу. Почему-то я полагала, что уж если пережила эту свадьбу, значит, вот-вот встречу классного парня.
   Однако не все посетители сайта match. com достигли такого же уровня мастерства. Не знаю, например, что в моей характеристике привлекло некого Вот-Он-Я, приславшего мне послание: «Я от тебя тащусь! Согласишься ли ты переспать со мной, если я заплачу тебе 500 баксов? Я заплачу наличными и вперед, готов даже заплатить еще больше, но только чеком, потому что никогда не беру с собой больше 500 долларов наличными».
   Прежде я и не думала о проституции как о возможности положить конец темной полосе, но теперь мне ее предоставили! Я могла заняться сексом и одновременно заработать на три года членства на сайте match. com.
   Сорокашестилетний экс-парашютист прислал мне стихотворение, озаглавленное «Купание возлюбленной». Позвольте мне привести отрывок из него:
 
Медленно погружаешься в воду,
так молчаливая книга возвращается на библиотечную полку.
Пена, словно октябрьские пионы;
Не дай ей растаять быстрее, чем истает время. Не скрещивай ноги,
Не перебрасывай их через бортики ванны
– от этого на потолке такие странные тени.
Пусть мое имя станет твоим полотенцем.
 
   Ясно: у меня было больше шансов на успех с теми парнями, которых выбирала я, чем с теми, кто выбирал меня. Я встречалась за чашкой кофе с тремя мужчинами, каждый из которых был вполне адекватен и даже умен, и все трое просили меня о втором свидании. По разным причинам я отказала – в основном из-за отсутствия физического влечения. Но несомненно, дело подвигалось в верном направлении.
   Когда до великого рубежа оставалось дней пятьдесят, у меня впервые – с тех пор, как в спортзале мне приглянулся рыжеволосый юрист, – затеплилась надежда. На сей раз мой оптимизм казался более обоснованным, поскольку этот мужчина – раз уж он подвизался на match. com – был, вероятно, не женат. Звали его Уильям, у него были светлые волосы, и он преподавал в университете философию, уделяя особое внимание категории возможности. Я понятия не имела, что это значило, и несколько смутилась, когда Уильям рассказал мне о своем курсе («Существует ли Бог? Существует ли частица? Должны ли мы верить в существование Бога или в существование частицы?»). Но меня заинтриговало, что парень с такими мозгами страстно интересовался делом О. Джей Симпсона и тщетно пытался попасть в зал суда сначала во время уголовного, а потом и гражданского разбирательства. (У меня таких амбиций не было, но как-никак я собрала сорок три книги, посвященные этому делу.)
   Когда мы с Уильямом встретились в кафе «Старбакс», меня позабавили его рассказы о путешествиях и работе в университете, и мне почудилось, что я заметила крохотную искорку. Он слегка смахивал на чокнутого профессора: постриженный почти «под горшок», со слегка обвислыми щеками, он был в мешковатых брюках, наглухо застегнутой рубашке и кроссовках. Но беседовать с ним было интересно, и, признаюсь, уже во время нашего разговора я представляла себе нас обнаженных в моей гостевой спальне. (Странно, но декорацией для моих эротических фантазий, как правило, служила гостевая спальня, а не моя собственная. Возможно, в этом была прелесть новизны. Или в глубине души я все-таки верила консультанту по фэн-шуй, утверждавшей, что в гостевой спальне энергетика лучше.)
   На следующий день я послала Уильяму и-мейл и предложила встретиться. Он с готовностью согласился, и я продолжила представлять развитие событий в гостевой спальне. Но все оказалось не столь радужным. «Мне очень жаль, но в ближайшее время я занят (честно говоря, очень занят, еще более честно – очень-очень занят)», – написал мне Уильям, не забыв сказать, как он мечтает встретиться со мной еще раз. За две недели мы встретились всего один раз – за ужином в аргентинском ресторане. Ужин прошел замечательно, но затем вновь последовали странные электронные послания, где Уильям писал, что будет рад увидеться со мной, как только ему удастся втиснуть меня в свое расписание. Мало-помалу я теряла терпение и в следующем и-мейле вежливенько поинтересовалась, почему с человеком, разместившим свою характеристику на match. com, так трудно встретиться. «Позвольте узнать, в чем дело? Может быть, вы женаты? Или по ночам вы подрабатываете сторожем?»
   Уильям мне ответил. Нет, он не был женат, но действительно встречался кое с кем еще. Он «не знал», как я на это отреагирую, поэтому ничего и не говорил. Мне захотелось ответить: «Скажите, возможно ли, чтобы ученый, занимающийся категорией возможности, оказался таким кретином?» Но я не сделала этого.
   День тысячный уже навис надо мной, и я поняла, что если не случится чудо, подобное тому, что сотворил Бог для Моисея, когда расступилось море, то мне неминуемо предстоит перейти этот рубеж. Я поведала друзьям, что ищу способ как следует отметить это событие, и кое-кто поинтересовался, почему я придаю этой дате такое значение. «Может, лучше не обращать внимания?» – предложила неисправимая оптимистка Кейт.
   Но это было немыслимо. Разве когда Пит Роуз в трехтысячный раз попал по мячу, его команда не обратила на это внимания? И разве подданные Соединенного Королевства не обратили внимания на то, что королеве-матери стукнуло сто лет? Зачем вообще вести счет, если не обращать внимания на выдающиеся результаты? Конечно, моя круглая дата не означала ничего радостного, но ведь это был настоящий подвиг. Поскольку все эти годы я предпринимала неимоверные усилия, направленные на то, чтобы никогда не достичь этой даты, мне казалось постыдным не отметить пересечение этого рубежа.
   Празднество как таковое, конечно, исключалось. Не хотела я и баловать себя каким-нибудь дорогим подарком, купив, например, новый велосипед. Инстинктивно я чувствовала, что мне подойдет только один способ: я должна уехать из города. Образ действий не отличался новизной, но на этот раз я заранее это признавала. Я больше не собиралась ехать на Самоа и притворяться, что жажду помогать человечеству. Кроме того, нельзя недооценивать беспокойство, свойственное несчастному, лишенному радостей секса в таких грандиозных масштабах.
   Я с легким сердцем отклонила предложение Кейт отправиться на курорт и поручить себя заботам косметолога, но все еще затруднялась с выбором направления. Туристические сайты не специализировались на сексуально неудовлетворенных. Но я продолжала блуждать по всемирной паутине и наконец натолкнулась на Арктический Тур Боли – поездку на горном велосипеде от Фэрбенкса до Дохлой Лошади. Слетать в бухту Провидения пришло мне в голову позже. Я рассчитывала слетать туда и сразу вернуться. Можно ли, находясь совсем рядом с другим континентом, не провести на нем хотя бы пару минут?
   Подгадать, чтобы поездка совпала с наступлением моего миллениума, мне не удалось. В тот момент, когда спидометр, отмечающий дни моего целибата, показал ровно тысячу, я была на многодневной велогонке в Помоне и изо всех сил крутила педали, одолевая перевал при тридцатипятиградусной жаре и удушающем смоге. По спине ручьем тек пот, мышцы горели; еще в трех милях от вершины я допила последние капли «энергетического напитка» и собрала остатки сил, чтобы все-таки добраться до финиша. Там в отличие от многих моих соперников я не упала в обморок, избежала носилок санитаров и внутривенных вливаний. Тот вечер я провела, распростершись на кушетке и просматривая очередной повтор очередной серии «Закона и порядка». Я была слишком изнурена, чтобы думать о своей вехе и обо всем, связанном с ней.
   В день тысяча двадцать пятый я вылетела в Фэрбенкс.

22
Баллада о роковой прогулке

   Ну вот. А теперь я сижу здесь, в квартире блочного дома в поселке бухты Провидения, и смотрю в окно на пелену тумана, из-за которого мы вот уже целую неделю не можем отсюда выбраться. За это время я сделала немало неожиданных открытий, но самой большой неожиданностью стало то, что мне не удалось целиком вспомнить песню из сериала «Остров Гиллигана».
   Я не сомневалась, что знаю ее. Я могла бы побиться об заклад. Осмелюсь предположить, что и вы, читая эти строки, уверены: уж эту-то песню не забыли. Возможно, вы даже шепчете про себя: «О роковой прогулке послушайте рассказ…» Ну и что же дальше? Как добраться от этих слов до заключительной строчки песни: «Здесь, на острове Гиллигана!»?
   Несколько дней назад, когда стало очевидно, что мы – две супружеские пары пенсионного возраста, молодой компьютерщик и я – застряли здесь на неопределенное время, я вошла в роль массовика-затейника и стала придумывать, чем бы нам заняться. Песня из «Острова Гиллигана» очень подходила к случаю, и я надеялась, что потом нам удастся придумать песню о нашем роковом походе. Но, начав петь, я обнаружила, что помню лишь несколько фраз вроде: «Сгинет в волнах "Пескарь"» и «Пустынный, неведомый край».
   Немногим больше знали и мои спутники. Но трое из них увлеклись и вместе со мной двое суток напрягали мозги, стремясь восстановить текст. Как правило, мы не полагались на память, а отдавали предпочтение логике. Проходили наши вдохновенные изыскания примерно так:
   – Ну ладно, народ, мы знаем, что «шкипер был храбр и умел» и что он «в три часа обернуться хотел», но что произошло между тем и этим?
   – Эй, а корабль вообще «садится» на мель или «ложится»?
   – Думаем, народ, думаем!
   Так вот, мы до сих пор и думаем, но прогресс уже налицо. Двоих из нас, Джима и Дона, предложение восстановить текст песенки из «Острова Гиллигана» отнюдь не позабавило, как и заключение, в котором мы оказались, – и они день напролет сетовали на то, как все это несправедливо. «Накрылась, накрылась моя рыбалка!» – как заклинание повторял Джим, вышедший на пенсию преподаватель изящных искусств из Техаса. Он приехал в поселок по той же причине, что и другие, – до него от Аляски рукой подать.
   Но я ощущала настоящий подъем. Хотя изначально эта поездка намечалась как бы «для галочки», я получила от нее куда больше удовольствия, чем от самого «тура боли».
   Думаю, стоит рассказать вам обо всем, что случилось с тех пор, как я на горном велосипеде выехала из Фэрбенкса. Вы, наверное, сами уже догадались, что секса не случилось. Хотя я и лелеяла фантазии о том, как бы положить конец темной полосе в палатке посреди тундры, трое мужчин из моей группы (двоим за шестьдесят, третьему – двадцать два) не слишком для этого подходили. Да и потом, мне не понадобилось много времени, чтобы убедиться: Аляска – не то место, где хочется оголяться. Холодно было не слишком – по крайней мере сначала, но стоило нам выехать на дорогу, как на нас набрасывались жаждущие крови комары. Через два дня мои ягодицы походили на топографическую карту Афганистана.
   Когда мы оставили позади последнее деревце и въехали в Заполярье, солнце перестало садиться, и один день ничем не отличался от другого. Каждое утро, атакуемые тучами комаров, мы рекордными темпами убирали палатки и устремлялись на север. Мы проводили в пути по шесть – восемь часов в день. Каждый раз, когда мимо проносился восемнадцатиколесный грузовой трейлер, на гравийной дороге поднималась такая пылища, что приходилось закрывать глаза (поскольку Далтон-хайвей был единственным связующим звеном между Фэрбенксом и Прудхоу-Бей, где начинается Трансаляскинский нефтепровод, происходило это в среднем каждые восемь минут). Затем, неотвязно преследуемые комарами, мы ставили палатки и ныряли под полог.
   В день, когда мы наконец приехали в Дохлую Лошадь, дождь лил как из ведра. Это, вероятно, было наименее привлекательное место на всем материке – холодное, ветреное, серое, без единого деревца, зато со множеством труб, тракторов, трейлеров, грузоподъемников и нефтекачалок. Но мне оно понравилось – прежде всего, потому, что давало приют огромному числу мускулистых нефтяников. Соотношение мужчин и женщин в нем было 980 к 1. Бродя по коридорам мотеля, представлявшего собой дюжину составленных вместе автоприцепов, я думала о том, что, если бы пожелала, здесь можно было бы быстро покончить с темной полосой. Увы, за то время, что мы там оставались, я едва успела постирать и немного поспать.
   Короче говоря, «Тур боли» добавил моему тысячедневному юбилею должную долю страдания. После этого я полетела в Ном, и уже оттуда мы отправились в поселок бухты Провидения. В 956-страничном путеводителе по России не содержалось ни единого упоминания об этом месте. На сайте же в Интернете поездка описывалась в самых общих чертах. Говорилось лишь, что это самый восточный российский порт и что там мы «встретимся с местными жителями».
   Когда на девятиместном вертолете мы прибыли в поселок, то первым сюрпризом стало то, что никаких местных жителей не увидели. После окончания «холодной войны» почти все они улетели на «большую землю», военные уехали, не забрав с собой технику, и постепенно поселение стало превращаться в руины. Нам говорили, что тысячи полторы жителей (вместо прежних пяти) там все-таки осталось, но место казалось вымершим, как декорация к «Безумному Максу».
   Юрий, наш добродушный чудаковатый гид, в первый же день устроил нам экскурсию. «Вот завод – он не работает, вот гостиница – не работает, вот банк – тоже не работает…» Мы переглядывались, думая: «Хорошо, что мы тут только на два дня!» Но одно предприятие все же функционировало, и Юрий показал нам его. Это была общественная баня; два дня в неделю в ней мылись мужчины, еще два дня – женщины. Баня была единственным местом, где они могли помыться, потому что горячая вода в домах отсутствовала. Я тоже сходила туда разок; души работали отлично, но я не пришла в восторг от трепки, которую задала мне крупная светловолосая женщина; судя по всему, она решила, что я не слишком тщательно моюсь, и набросилась на меня с губкой для обуви. Я подумала, что желание Кейт все-таки исполнилось: по сути дела, эта операция мало чем отличалась от обычной курортной пытки.
   Нашим домом на все время пребывания в поселке стала трехкомнатная квартира слоноподобной пенсионерки Нины, в прошлом учительницы. Юрий назвал ее «пятизвездочная Нина», потому что, кроме ее квартиры, никаких гостиниц в поселке просто не было. Проведя у Нины две ночи, мы собрали сумки и тут услышали от Юрия, что аэропорт закрыт из-за тумана. С тех пор мы каждое утро переживали нечто подобное, и каждый раз Юрий смеялся над нашими вопросами, которые коренные жители давно уже не задавали – зачем сотрясать воздух, спрашивая: «Как может быть, чтобы аэропорт по выходным не работал?», «Как можно тратить целый день, чтобы поднять один упавший электрический столб?», «Почему из-за утреннего тумана отменяют все назначенные на этот день вылеты?».
   Я не вошла в число инквизиторов. Изо дня в день я задавала только один вопрос: «Есть ли здесь гимнастический зал?» Во время экскурсии Юрий показал мне какой-то ветхий спортзал, и когда мы официально застряли в поселке, мне стало интересно, сохранилось ли там хоть какое-нибудь снаряжение. Кое-кто из моих спутников поддержал меня. Юрий, принадлежавший к тому типу мужчин, которым милее сигареты и водка, счел, что это зряшная затея. Все же он преодолел чиновничьи препоны (пришлось сразиться с бюрократами от местного здравоохранения) и сидел там с нами час или два, потому что по какой-то непонятной причине одним нам находиться там запретили. Гулять мы тоже не могли, но уже по другой причине: в поселке было всего четыре улицы, перегороженные буераками, зияющими траншеями, бревнами и трудами щебня.
   Снаряжения в спортзале оказалось негусто: несколько скакалок, гантели, сломанные допотопные «качалки» и какие-то очень странные тяжелые штуки, походившие на шары для боулинга, только с ручкой. Но я была в восторге. В следующий раз я провела там добрых два часа, показывая восьмилетним эскимоскам упражнения с гантелями. Они тоже ждали, когда заработает аэропорт, чтобы отправиться на бесплатную экскурсию в соседний город. Они очень обрадовались подвернувшемуся развлечению и упорно просили показать им еще какие-нибудь упражнения. Фантазия у меня скоро истощилась, и я начала демонстрировать вращения запястьями (до тех пор мне еще ни разу не приходилось писать статей на тему «Крепкие запястья к июлю»).
   В конце концов мы перешли на армрестлинг: в спортзале оказался один из тех «профессиональных» столов, какие можно увидеть в передаче «Самый сильный». Случилось так, что в зал зашел паренек на вид лет семнадцати, присел к столу, ожидая начала поединка, и, прежде чем я разобрала, что к чему, мои маленькие штангистки захлопали в ладоши, крича: «Сю-занна! Сю-занна! Сю-зан-на!» Полная решимости не разочаровывать девочек, я собралась с силами и несколько минут противостояла правой руке парня, а затем за несколько секунд на одном адреналине одолела его левой рукой, которая у меня более развита. Паренек, избегая смотреть мне в глаза, бочком выбрался из спортзала, а девочки прыгали вокруг меня так, словно я была Мухаммедом Али, только что победившим Джо Фрейзера на ринге в Маниле. Призвание массовика-затейника, которое я открыла в себе во время Непостижимой Миссии, по-прежнему не покидало меня.
   Когда мы не разрабатывали планы спасения, не ломали мозги над песенкой из «Острова Гиллигана», не учили Юрия американскому сленгу (вчера пенсионеры познакомили его с выражением «пудрить мозги», а я – «ни хрена подобного»), мы играли в скрэббл. Несколько дней назад из найденных в квартире обрывков желтой цветной бумаги и упаковочного скотча я смастерила доску и фишки. До совершенства им, конечно, было далеко. Я много лет играла в скрэббл с бабушкой Руфью, но не помнила расположение клеток «двойной счет слова» и сколько в точности там букв «р», «п» и «д». Однако играть было можно. Сначала мои товарищи отнеслись к этой затее без всякого энтузиазма, но когда я обратила их внимание на то, что выбирать нам особо не из чего: пялиться в окно на туман либо смотреть по телевизору бразильское «мыло» на русском языке – кое-кто согласился сыграть со мной (думаю, для того, чтобы заставить меня заткнуться, но игра имела успех). Я чуть не расхохоталась, когда один из моих компаньонов, поначалу глумившийся над моей доской, доев завтрак, предложил: «Никто не хочет поиграть в скрэббл?»
   Шли дни, настроение у меня все улучшалось, и я уже гадала, что такое со мной творится. Ведь не совсем нормально, чтобы принудительное заточение в призрачном арктическом поселке навевало на меня такую благость. Настроение остальных колебалось от спокойного смирения до крайней раздражительности. Но мне даже не приходилось себя подбадривать: всякий раз, как Юрий приносил неутешительные прогнозы погоды, я испытывала облегчение. Попав в западню, я не хотела бежать. Как такое возможно?
   Прошло еще несколько дней, и меня осенило: да кто сказал, что я в западне? Ну да, я действительно не могла выбраться из поселка, но в первый раз за много лет я чувствовала себя свободной – от сроков и ожиданий, от необходимости ломать голову над тем, как бы положить конец воздержанию. Все, чего я боялась, осталось в прошлом – празднование нового тысячелетия, свадьба, тысячедневная веха. Рядом не было ни бабушки и дедушки, мучающих меня, ни Интернета, поглощающего мои деньги и время, и, уж точно, не было интересных мужчин. Ни Юрий, ни компьютерщик Дон не привлекали меня – и это, наверное, к лучшему, поскольку мои противозачаточные таблетки кончились. Кроме того, куда бы мы с ними пошли, ведь до ближайшего кафе «Старбакс» не меньше тысячи миль!
   Сейчас я абсолютно ничего не могла поделать с темной полосой, и это было здорово! Так, вероятно, чувствует себя живущий в тундре ребенок, когда разгулявшаяся метель не пускает его в школу. Я оказалась в самом сердце бурана.
   Итак, я воспользовалась этой возможностью, решив извлечь из темной полосы что-нибудь поучительное и до конца осознать свое положение. И кое к каким выводам я все-таки пришла.
   Моих неудачных свиданий хватило бы на две жизни, но я поняла, что не должна винить во всем свою разборчивость. Теперь, по прошествии времени, я осознала, что большинство мужчин, с которыми знакомилась все эти годы, были вполне приличными парнями. Любвеобильный преподаватель философии, несмотря ни на что, был симпатичным мужчиной, интересным собеседником с приятными манерами и не боялся смотреть в глаза тому, с кем разговаривает. Возможно, я и впрямь упустила шанс покончить с воздержанием, когда из-за отсутствия физического влечения отвергла тех трех парней.
   Почему же я сделала это? Хороший вопрос. Думаю, я сделала это, не желая, чтобы конец темной полосе положили именно эти мужчины. Странно, мне ведь вроде бы всегда казалось, будто ради секса я готова лечь в постель с любым, в ком есть хоть что-то для меня привлекательное.
   Нет, правда, если одиночество так сильно измучило меня – а это так и есть, – почему я не пошла по пути наименьшего сопротивления? Ведь переспать с мужчиной – невеликая мудрость. Я могла просто пойти в ближайший клуб для одиноких и дать знать о своем намерении. И ведь лишь в прошлом месяце некий мужчина предлагал мне деньги, чтобы я согласилась заняться с ним сексом.
   Но подождите-ка, понимаете ли вы то, что вдруг поняла я? Где-то посередине темной полосы – бог знает когда – я начала делать то, на что считала себя неспособной. Я начала тянуть время. Конечно, это происходило бессознательно. Но сознаюсь: вот уже около года я оценивала каждого мужчину, с которым встречалась, по одному-единственному критерию: достоин ли он того, чтобы прекратить мое воздержание. Рассуждала я так: если уж я жду столько времени, то подожду еще, лишь бы не ошибиться. Ну не смешно ли? Мне тридцать четыре, а я «блюду себя», как девственница. Помнится, когда я была девственницей, я так себя не вела.