Страница:
ГЛАВА 47
О смерти царя Констанция
Между тем как царь Констанций проживал в Антиохии 77, кесарь Юлиан сражался в Галлии с многочисленными варварами, одерживал победы и, завоевав этим себе любовь всех войск, провозглашен был ими царем. Узнав о том, царь Констанций смутился духом и, приняв крещение от Евзоя, пошел против Юлиана войной 78. Но, находясь между Каппадокией и Киликией, в Мопсукринах, от печали получил он апоплексический удар и умер в консульство Тавра и Флоренция, в третий день месяца ноября. Это был первый год двести восемьдесят пятой олимпиады 79. Констанций жил всего сорок пять лет, а царствовал тридцать восемь лет, то есть, вместе с отцом - тринадцать, а по смерти его - двадцать пять лет. Столько же времени объемлет и эта книга.{129}
КНИГА III
ГЛАВА 1
О Юлиане, его происхождении и воспитании, и о том, как он, достигнув царской власти, уклонился к язычеству
Царь Констанций окончил жизнь в пределах Киликии третьего числа ноября, в консульство Тавра и Флоренция. При тех же консулах, в одиннадцатый день следующего месяца декабря, прибыл из западных областей в Константинополь и здесь провозглашен самодержцем Юлиан 1. Намереваясь несколько поговорить о царе Юлиане, муже красноречивом, просим всех близких к нему не требовать от нас нарядных выражений, как будто рассказ непременно должен равняться с достоинствами того, о ком идет речь. История наша - христианская, посему речь в ней, для ясности, идет смиренно и просто, что обещали мы и в начале. Скажем же о Юлиане, его происхождении, образовании и о том, как достиг он царской власти. Но для этого надобно начать несколько выше. Константин, назвавший Византий своим именем, имел двух братьев, происходивших от одного отца, но не от одной матери: имя одному было Далмаций, другому Констанций. У Далмация был сын, называвшийся тем же именем, а у Констанция - два сына, Галл и Юлиан 2. Когда создатель Константинополя умер, и воины лишили жизни юного Далмация, тогда участи его едва не подверглись осиротевшие также, по смерти своего отца, Галл и Юлиан. Первого спасла только болезнь, казавшаяся смертельной, а последнего - детский возраст, так как ему было в то время восемь лет от роду 3. Впоследствии царский гнев против них миновал, Галл начал посещать школы учителей в Ефесе 4 юнийском, где у них находились доставшиеся в наследство от предков богатые поместья, а Юлиан, подросши, слушал науки в Константинополе в базилике, где тогда были училища и ходил в простой одежде, руководимый евнухом Мардонием. Учителем грамматики был у него лакемедонянин Никоклес, а риторике учился он у софиста Экиволия, который считался в то время христианином, ибо царь Констанций опасался, как бы, слушая учителя язычника, не уклонился он к (языческому) суеверию. Юлиан вначале был действительно христианином. Так как он показывал отличные успехи в науках, то в народе распространилась молва, что он мог бы хорошо управлять делами римской империи. Сделавшись слишком гласной, эта молва, наконец, стала беспокоить царя. Посему царь отправил его из столицы в Никомидию 5, запретив однако посещать школу сирийского софиста Ливания 6, который, быв изгнан из Константинополя учителя-{133}ми 7, открыл тогда школу в Никомидии и излил свой гнев против учителей в особом сочинении. Юлиану запрещено было посещать Ливания потому, что по религии был он язычник. Несмотря однако на то, Юлиан любил произведения Ливания, приобрел их и читал тайно. В то время, как он сделал успехи в риторике, в Никомидию прибыл философ Максим - не византиец, отец Эвклида, а ефесянин, которого впоследствии царь Валентиниан повелел умертвить за чародейство. Впрочем, это случилось позднее, а тогда привело его в Никомидию не иное что, как слава Юлиана. Учась у Максима философии, Юлиан стал подражать учителю и в религии; учитель также возбудил в нем и желание царствовать. Когда все это дошло до слуха государя, Юлиан, находясь между надеждою и страхом, хотел избегнуть подозрения и, быв прежде христианином искренним, теперь сделался притворным: остригся наголо, показывал вид, будто ведет жизнь монашескую, и, тайно занимаясь философией, явно читал священное Писание христиан, был даже поставлен чтецом никомидийской Церкви и, посредством такого притворства, спасся от гнева царского. Это делал он из страха, а сам, не теряя надежды, говорил многим приближенным, что для него было бы блаженное время, когда бы он получил власть над всей империей.
При таком положении дел, брат его Галл провозглашен был кесарем и, на пути в области восточные, для свидания с ним, заезжал в Никомидию. Последний вскоре потом был умерщвлен, - и Юлиан стал царю подозрителен. Царь приказал наблюдать за ним, а он, стараясь убегать от своих наблюдателей, переходил из места в место, пока, наконец, супруга царя, Евсевия, узнав, что он скрывается, убедила государя не делать ему никакого зла и позволить отправиться в Афины для изучения философии 8. Отсюда-то, короче говоря, царь и вызвал его, сделал кесарем и, выдав за него в супружество сестру свою Елену, послал его в Галлию против варваров 9, ибо варвары, которых царь Констанций незадолго перед тем нанимал себе в помощь против Магненция, не получив никакой добычи в войне с тираном, опустошали города римской империи. Так как Юлиан по летам был еще молод, то царь приказал, чтобы он ничего не делал без совета военачальников, а военачальники, получив такую власть, стали нерадиво заниматься своим делом, отчего варвары одерживали верх 10. Посему Юлиан, оставив полководцев проводить время в роскоши и пьянстве, начал сам одушевлять воинов и назначил известную награду всякому, кто умертвит варвара. Вот вся причина, по которой и силы варваров стали уменьшаться, и сам он начал приобретать любовь воинов. Носится молва, будто раз, при вступле-{134}нии его в один городок, висевший на веревках между колоннами венок, которыми обыкновенно украшаются города, спустился на его голову и во всех зрителях возбудил восклицание, что этим знамением предвещается ему царствование. Некоторые говорят, будто Констанций для того послал его против варваров, чтобы в схватке с ними он погиб. Не знаю, справедливо ли это сказание. Кто отдал ему в супружество собственную сестру, тот, строя против него козни, строил бы их против самого себя. Впрочем пусть всякий судит об этом как угодно. Когда Юлиан донес царю о нерадении военачальников, то прислан был другой полководец, соответствовавший ревности Юлиана. При его содействии, Юлиан начал смело вступать в сражения с варварами, а они, прислав к нему послов, уверяли, что нападают на области римские по повелению царя, и показывали письмо его. Однако же посла Юлиан заключил в оковы, а с ними вступил в сражение, одержал над ними решительную победу, взял в плен самого царя варваров и отослал его к Констанцию 11. После столь счастливых успехов воины провозгласили его царем, а за неимением царской короны, один из копьеносцев, взяв цепь, которую имел на своей шее, возложил ее на голову Юлиана. Таким-то образом Юлиан достиг царской власти.
Но что делал он после того, и свойственно ли делать это философу, пусть судят сами читатели. Не отправив к Констанцию посольства и не выразив ему своего уважения, как благодетелю, он все делал по собственному произволу: сменял начальников провинции, по городам порицал Констанция, читая всенародно письмо его к варварам, отчего жители принимали его сторону, а от Констанция отделялись. Тогда перестал он и притворяться христианином, ибо проходя по городам, отворял капища, приносил жертвы идолам и называл себя первосвященником, а язычники между тем стали праздновать языческие свои праздники. Поступая таким образом, он домогался случая начать междоусобную войну против Констанция. Юлиан, сколько от него зависело, совершил бы все зло, обыкновенно неразлучное с войною, ибо намерения этого философа не исполнились бы без великого кровопролития, но Бог, распорядитель судеб своих, потребил одного из противников без вреда для других людей, ибо когда Юлиан находился во Фракии, пришла весть, что Констанций умер. Таким образом, римская империя избавилась тогда от междоусобной войны. Юлиан прибыл в Константинополь и немедленно начал помышлять о том, как бы расположить к себе народ и привлечь его любовь. Для сего употребил он следующую хитрость. Ему хорошо было известно, что все исповедники {135} единосущия ненавидели Констанция за то, что он изгонял их из Церквей, а епископов лишал имущества и отправлял в ссылку. Ясно знал он также и о неудовольствии язычников, что им запрещали приносить жертвы и что они с нетерпением ждали времени, когда капища их откроются и им позволено будет приносить жертвы идолам. Итак, ропот тех и других на покойного царя, и каждый стороны по особенным причинам, был ему известен. Но он открыл еще, что все вообще жаловались на насилие евнухов и преимущественно на лихоимство начальника их, Евсевия. Поэтому со всеми вел он себя искусно; с одними притворствовал, другим благодетельствовал из видов тщеславия, а всем вообще обнаруживал, как он расположен к языческому суеверию. И, во-первых, желая укорить и обличить пред народом жестокость Констанция к подданным, он повелел вызвать из ссылки изгнанных епископов и отдал им взятое в казну имущество их; потом приказал своим приверженцам в наискорейшем времени отворить капища язычников, а обиженным евнухами определил возвратить все, что было несправедливо у них отнято, начальника же царской постельной Евсевия предал смертной казни - не только за то, что он многим нанес обиды, но и за то, что брат царя Галл был лишен жизни, как стало известно, по его наветам. Тело Констанция Юлиан почтил погребением царским, а евнухов, цирюльников и поваров изгнал из дворца: евнухов потому, что отвергнув свою супругу, не намеревался вступить в брак с другой; поваров потому, что употреблял самую простую пищу; а цирюльников потому, что и одного, говорил, будет достаточно для многих. По этим-то причинам он изгнал из дворца всех их. Из писцов весьма многих обратил он в прежнее состояние, а прочим приказал выдавать следующее писцу жалованье. Уничтожил почту на мулах, быках и ослах, и для общественных надобностей оставил почту только конную. За все это хвалят его немногие, а весьма многие порицают, потому что, уничтожив царское великолепие, поражавшее взоры простого народа, он унизил понятие и о царской власти. Кроме того, Юлиан проводил ночи без сна, занимаясь сочинением речей, которые потом читал в сенате. Из всех царей, начиная с Юлия Цезаря, он первый и один только произносил речи в сенате. Уважал он также ученых, а особенно философов. Влекомые молвою об этом, носители философских плащей, нередко отличавшиеся более одеждою, чем ученостию, стекались во дворец со всех сторон и все вообще были тяжки для христиан, как люди обманчивые и приспособлявшиеся к вере государя. Возрастая более и более тщеславием, Юлиан в своем сочинении, под заглавием "Кесари" осмеял всех бывших {136} до него царей и, движимый той же страстью, писал сочинения против христиан. Изгнать поваров и цирюльников свойственно было, по крайней мере, философу, если не царю; но порицать и осмеивать других не прилично ни философу, ни царю, потому что тот и другой выше всякой брани и клеветы. В делах здравомыслия и умеренности царь может быть философом, но если философ будет во всем подражать царям, то уклонится от своей цели. Впрочем о царе Юлиане, его происхождении, воспитании, нравах, и о том, как он достиг царской власти, довольно и этих кратких сведений.
ГЛАВА 2
О бывшем в Александрии возмущении и о том, как умерщвлен был Георгий
Упомянем теперь, что тогда же происходило в церквах. В великой Александрии случилось возмущение по следующей причине. В этом городе было одно место, с давних времен запустевшее, брошенное и наполненное множеством нечистот. Там в древности язычники, при совершении таинств богини Митры 12, закалывали в жертву людей. Это место, как никому не принадлежавшее, Констанций еще задолго пред сим подарил александрийской церкви. Георгий 13 вознамерился построить на нем молитвенный дом и для того приказал очистить его. Когда же стали очищать, то на великой глубине открыли священную пещеру, в которой совершаемы были языческие таинства. Здесь нашлось множество черепов людей молодых и старых, которые, как гласило предание, были умерщвлены давно, когда еще язычники гадали по внутренностям и приносили волшебные жертвы, чародействуя над человеческими душами. Нашедшие это в пещере Митры христиане нарочито старались выставить языческие таинства всем на посмешище и, с торжеством ходя по городу, показывали народу голые черепа. Видя это и не могши перенести позора, александрийские язычники воспламенились гневом, схватили, какое случилось, оружие и, напав на христиан, умертвили многих различным образом; одних убили мечами, других кольями или камнями, иных удавили веревками, некоторых распяли, употребив этот род смерти для посмеяния над крестом, а многим нанесли смертельные раны. Причем, как обыкновенно бывает в подобных случаях, не щадили и ближайших родственников: друг поражал друга, брат брата, родители детей, все стремились к убийству. Вследствие сего христиане отказались от своего намерения - очистить пещеру Митры, а язычники, {137} вытащив Георгия из церкви, привязали его к верблюду, терзали и потом сожгли вместе с верблюдом.
ГЛАВА 3
О том, как царь, разгневанный убиением Георгия, упрекал александрийцев посланием
Разгневанный убиением Георгия, царь своим посланием укорял народ александрийский. Распространилась молва, будто с Георгием поступили так люди, ненавидевшие его по привязанности своей к Афанасию, но я думаю, что во время возмущений ненавистники обыкновенно присоединяются к возмутителям. Да и самое послание царя винит более народ, чем христиан. Кажется, Георгий и прежде и после был тягостен и неприятен для всех, посему-то народ и воспламенился против него враждою. А что царь действительно винит более народ, прочитай самое послание.
Самодержец кесарь Юлиан, Великий, Август - александрийскому народу.
"Если вы не почтили создателя вашего (города) Александра 14, а еще более великого бога, святейшего Сераписа, то как не удержала вас мысль о человечестве и его праве? Прибавлю, как не удержала вас мысль о нас, которого все боги, а особенно великий Серапис поставили управлять вселенной, как не удержала эта мысль вас, которым следовало соблюсти разборчивость касательно людей, причинивших вам обиды? Впрочем, может быть, вас увлекли ярость и гнев, так как им свойственно возмущать мысли и побуждать к делам дурным, но, прекратив возмущение, вы к хорошим своим помыслам опять присоединили беззаконие, вы, простой народ, не устыдились дерзнуть на то же самое, за что справедливо возненавидели других. Скажите мне ради Сераписа, за какие обиды возненавидели вы Георгия? За то, что он вооружил против вас блаженной памяти Констанция, отвечаете вы, потом ввел войско в священный город, вследствие чего царь Египта занял святейшее капище Божие и похитил оттуда изображения, священные приношения и украшения, а против вас, когда вы, справедливо негодуя, хотели отомстить за Бога, или лучше, за стяжания Божии, осмелился несправедливо, беззаконно и нечестиво послать вооруженных воинов. Но может быть, он берег самого себя и опасался более Георгия, нежели Констанция, между тем как прежде поступал с вами не тирански, а весьма умеренно и благородно. По этим причинам разгневавшись на врага богов Георгия, вы снова осквернили {138} священный город, тогда как виновного следовало бы подвергнуть приговору судей, и в таком случае не было бы ни убийства, не беззакония, но (соблюдена была бы) совершенная справедливость, которая сохранила бы вас вполне невинными, наказала бы совершившего непростительно нечестивое дело и образумила бы всех прочих, выражавших богам презрение, вменяющих ни во что столь великие города и столь славные народы, и такую жестокость в отношении к ним считающих шуткою своей власти. Сравните это мое послание с тем, которое я отправил к вам незадолго прежде, и посмотрите, какое между ними различие. Какие тогда высказывал я вам похвалы! А теперь, клянусь богами, желал бы хвалить вас, но не могу по причине вашего беззакония. Народ дерзает, как собака, терзать человека, и потом не стыдится простирать к богам свои, как бы нисколько не окровавленные руки. Но Георгий заслужил это страдание? Скажу, пожалуй, что может быть еще большее и жесточайшее, однако же если прибавите: за вас, соглашусь и сам, а когда скажете: чрез вас, - я не буду согласен; потому что у вас есть законы, которые должны быть особенно уважаемы и соблюдаемы от всех и каждого. Пусть и случается, что честные люди иногда нарушают их, но вы, как общество, обязаны строго управляться ими, повиноваться им и не нарушать ничего, что хорошо постановлено издавна. Счастье ваше, граждане александрийские, что вы совершили это преступление при мне, который по страху Божию и ради моего, соимянного мне деда 15, управлявшего Египтом и вашим городом, сохраняю братскую к вам расположенность. Требующая уважения власть, строгое и не укоризненное начальство никогда не оставляют без внимания дерзости народа, но, как опасную болезнь, уничтожает ее жестокими средствами; тогда как я, по упомянутым сейчас причинам, употребляю легчайшие - увещание и слово. Этого, знаю, скорее послушаетесь, так как вы, сколько дошло до моего слуха, по происхождению греки, и доныне в мыслях и делах сохраняете достопочтенный и благородный характер своего происхождения. Да будет объявлено это гражданам моим александрийцам". Так писал царь.
ГЛАВА 4
О том, что, по смерти Георгия, Афанасий возвратился в Церковь и начал управлять Александрией
Спустя немного времени, Афанасий возвратился из места своего убежища и народ александрийский принял его с радостью, изгнал из церквей приверженцев арианского учения и {139} молитвенные дома передал Афанасию. Ариане же стали собираться в местах незначительных и на место Георгия рукоположили Люция. В таком положении были дела Александрии.
ГЛАВА 5
О Люцифере и Евсевии
В то же время, по повелению царя, вызваны из ссылки Люцифер и Евсевий, Люцифер был епископ сардинского города Каралы, а Евсевий, как было сказано прежде, епископство-вал в лигурийско-итальянском городе Веркеллах. Возвращаясь из верхней Фиваиды, где находились в ссылке, оба они совещались между собою, каким бы образом воспрепятствовать нарушению правил Церкви.
ГЛАВА 6
О том, что, находясь в Антиохии, Люцифер рукоположил Павлина
Решено было: Люциферу отправиться в Антиохию сирийскую, а Евсевию в Александрию для того, чтобы, составив Собор вместе с Афанасием, подтвердить догматы Церкви. Вместо себя в Александрию Люцифер послал диакона, через которого обещал изъявить свое согласие на все, что будет постановлено Собором, а сам отправился в Антиохию и нашел тамошнюю Церковь в смятении. Народ (антиохийский) разделился на партии, ибо не только введенная Евзоем арианская ересь разъединяла эту Церковь, но и последователи Мелетия, как я сказал прежде, из привязанности к своему учителю, отторглись от единомышленных себе христиан. Люцифер рукоположил им епископа Павлина и вскоре выбыл оттуда.
ГЛАВА 7
О том, что Евсевий соединился с Афанасием, и что оба они, составив Собор епископов в Александрии, ясно исповедывали единосущие Троицы
Евсевий прибыл в Александрию и вместе с Афанасием немедленно созвал Собор 16. Епископы съехались из различных городов и вошли в рассуждение о многих и нужнейших предметах. Богословствуя о Святом Духе, они признали единосущие Его с прочими лицами святой Троицы. Касательно Воче-{140}ловечившегося определили, что Он принял не только плоть, но и душу, как полагали и древние церковные учителя, ибо тут не выдумывали какого-нибудь нового учения, чтобы ввести его в церковь, но постановляли то, что от начала хранилось в церковном предании и несомненно исповедуемо было мудрейшими христианами. Так раскрывали этот предмет все мужи древнейшие, и свое мнение оставили нам в писаниях. Ириней и Климент, Аполлинарий иерапольский и Серапион, предстоятель Церкви антиохийской 17, в своих сочинениях утверждают, как нечто, единодушно исповедуемое ими, что Вочеловечившийся принял и душу. Да и Собор, бывший по поводу епископа аравийской Филадельфии Берила, в послании к нему передает то же учение. Ориген в писаниях, носящих его имя, везде говорит, что Воплотившийся принял и душу; частнее же рассуждает он об этом таинстве в девятом томе своих толкований на книгу Бытия, где обширно доказывает, что Адам есть образ Христа, а Ева Церкви. Достоверные свидетели сего учения суть святой Памфил и прозванный его именем Евсевий. Оба они, излагая жизнь Оригена и опровергая предубеждение врагов касательно сего мужа, в знаменитых своих книгах 18, написанных в защиту его, говорят, что Ориген не первый вошел в рассуждение об этом предмете, а только изъяснял таинственное предание Церкви. Присутствовавшие на александрийском Соборе епископы не оставили также без исследования вопроса о существе и ипостаси. Осия, епископ Кордовы, что в Испании, о котором упоминали мы и прежде, и который царем Константином послан был для усмирения смут, произведенных тогда Арием, желая опровергнуть учение Савеллия ливийского, предложил вопрос о существе и ипостаси и сделал его предметом нового состязания. Собор, бывший в Никее, об этом вопросе не сказал ни слова, но так как впоследствии некоторые стали спорить касательно сего предмета, то на Соборе александрийском о существе и ипостаси определено следующее. К Богу, говорили епископы, не должно прилагать этих выражений, потому что слово "существо" не упоминается в священных Писаниях, а слово "ипостась" Апостол употребил по нужде в терминах догматических. Эти выражения положено употреблять в том случае, когда бы нужно было опровергать мнение Савеллия, чтобы, по недостатку выражений, не принять Бога за один предмет, называемый только тремя именами, но исповедывать каждое из именуемых в святой Троице лиц, как лице особое. Так определил Собор. А что мы знаем о словах "существо" и "ипостась", о том {141} кратко сказать считаем неизлишним. Греческие излагатели греческой мудрости слово "существо" определяли различным образом, а об ипостаси вовсе нигде не упомянули. Впрочем надобно заметить, что хоть древние философы и не употребляли слова "ипостась", новейшие однако часто употребляют его вместо "существа", а слово "существо", как мы сказали, определяют различным образом. Если же существо может быть определяемо, то как мы будем прилагать это выражение собственно к Богу, Который определяем быть не может? Евагрий в своем сочинении под заглавием Monachicon советует не рассуждать о Боге опрометчиво и неосмотрительно, а определять Божество, как существо простое, совершенно запрещает, потому что предел, говорит он, свойствен вещам сложным. Он же слово в слово подает и следующее: "всякий предмет или род имеет сказуемое, или вид, или отличие, или особенность, или случайное свойство, или что-нибудь составленное из всего этого, но во святой Троице ничего такого найти нельзя. Посему неизреченное да почтится молчанием". Так говорит Евагрий, о котором упомянем еще после; а теперь хотя и сделали мы отступление, но привели это, как полезное для предмета нашей истории.
ГЛАВА 8
Из апологии Афанасия о его бегстве
В то же время Афанасий читал присутствовавшим слово, еще прежде написанное им в защиту своего бегства. Здесь я приведу из него некоторые употребительнейшие и полезнейшие отрывки, а все слово, которое весьма обширно, приобрести и прочитать предоставляю людям трудолюбивым. "Таковы, - говорит он, - дерзкие поступки нечестивых. Совершая это и не устыдившись зол, причиненных нам прежде, они и теперь еще обвиняют тех, которые могли убежать от губительных рук их, или, лучше, горько жалуются, что не истребили нас совершенно. По ненависти они обвиняют нас в трусости, не понимая, что таким криком скорее обращают упрек на себя самих; ибо если худо бежать, то еще хуже преследовать: скрываются для того, чтобы избавиться от смерти, а преследуют для того, чтобы убить; бежать позволено и в Писании, а старающийся убить преступает закон и сам же подает (другим) повод к бегству. Итак, чем поносить им нас за бегство, пусть лучше устыдятся они сами себя за преследование; пусть луч-{142}ше оставят свои козни, - тогда тотчас не будет и убегающих. Но они не оставляют своей злобы и употребляют все усилия, чтобы схватить (нас) зная, что бегство преследуемых есть сильное обличение преследующих; ибо никто не бежит от кроткого и человеколюбивого, но всякий убегает от жестокого и злонравного.
О смерти царя Констанция
Между тем как царь Констанций проживал в Антиохии 77, кесарь Юлиан сражался в Галлии с многочисленными варварами, одерживал победы и, завоевав этим себе любовь всех войск, провозглашен был ими царем. Узнав о том, царь Констанций смутился духом и, приняв крещение от Евзоя, пошел против Юлиана войной 78. Но, находясь между Каппадокией и Киликией, в Мопсукринах, от печали получил он апоплексический удар и умер в консульство Тавра и Флоренция, в третий день месяца ноября. Это был первый год двести восемьдесят пятой олимпиады 79. Констанций жил всего сорок пять лет, а царствовал тридцать восемь лет, то есть, вместе с отцом - тринадцать, а по смерти его - двадцать пять лет. Столько же времени объемлет и эта книга.{129}
КНИГА III
ГЛАВА 1
О Юлиане, его происхождении и воспитании, и о том, как он, достигнув царской власти, уклонился к язычеству
Царь Констанций окончил жизнь в пределах Киликии третьего числа ноября, в консульство Тавра и Флоренция. При тех же консулах, в одиннадцатый день следующего месяца декабря, прибыл из западных областей в Константинополь и здесь провозглашен самодержцем Юлиан 1. Намереваясь несколько поговорить о царе Юлиане, муже красноречивом, просим всех близких к нему не требовать от нас нарядных выражений, как будто рассказ непременно должен равняться с достоинствами того, о ком идет речь. История наша - христианская, посему речь в ней, для ясности, идет смиренно и просто, что обещали мы и в начале. Скажем же о Юлиане, его происхождении, образовании и о том, как достиг он царской власти. Но для этого надобно начать несколько выше. Константин, назвавший Византий своим именем, имел двух братьев, происходивших от одного отца, но не от одной матери: имя одному было Далмаций, другому Констанций. У Далмация был сын, называвшийся тем же именем, а у Констанция - два сына, Галл и Юлиан 2. Когда создатель Константинополя умер, и воины лишили жизни юного Далмация, тогда участи его едва не подверглись осиротевшие также, по смерти своего отца, Галл и Юлиан. Первого спасла только болезнь, казавшаяся смертельной, а последнего - детский возраст, так как ему было в то время восемь лет от роду 3. Впоследствии царский гнев против них миновал, Галл начал посещать школы учителей в Ефесе 4 юнийском, где у них находились доставшиеся в наследство от предков богатые поместья, а Юлиан, подросши, слушал науки в Константинополе в базилике, где тогда были училища и ходил в простой одежде, руководимый евнухом Мардонием. Учителем грамматики был у него лакемедонянин Никоклес, а риторике учился он у софиста Экиволия, который считался в то время христианином, ибо царь Констанций опасался, как бы, слушая учителя язычника, не уклонился он к (языческому) суеверию. Юлиан вначале был действительно христианином. Так как он показывал отличные успехи в науках, то в народе распространилась молва, что он мог бы хорошо управлять делами римской империи. Сделавшись слишком гласной, эта молва, наконец, стала беспокоить царя. Посему царь отправил его из столицы в Никомидию 5, запретив однако посещать школу сирийского софиста Ливания 6, который, быв изгнан из Константинополя учителя-{133}ми 7, открыл тогда школу в Никомидии и излил свой гнев против учителей в особом сочинении. Юлиану запрещено было посещать Ливания потому, что по религии был он язычник. Несмотря однако на то, Юлиан любил произведения Ливания, приобрел их и читал тайно. В то время, как он сделал успехи в риторике, в Никомидию прибыл философ Максим - не византиец, отец Эвклида, а ефесянин, которого впоследствии царь Валентиниан повелел умертвить за чародейство. Впрочем, это случилось позднее, а тогда привело его в Никомидию не иное что, как слава Юлиана. Учась у Максима философии, Юлиан стал подражать учителю и в религии; учитель также возбудил в нем и желание царствовать. Когда все это дошло до слуха государя, Юлиан, находясь между надеждою и страхом, хотел избегнуть подозрения и, быв прежде христианином искренним, теперь сделался притворным: остригся наголо, показывал вид, будто ведет жизнь монашескую, и, тайно занимаясь философией, явно читал священное Писание христиан, был даже поставлен чтецом никомидийской Церкви и, посредством такого притворства, спасся от гнева царского. Это делал он из страха, а сам, не теряя надежды, говорил многим приближенным, что для него было бы блаженное время, когда бы он получил власть над всей империей.
При таком положении дел, брат его Галл провозглашен был кесарем и, на пути в области восточные, для свидания с ним, заезжал в Никомидию. Последний вскоре потом был умерщвлен, - и Юлиан стал царю подозрителен. Царь приказал наблюдать за ним, а он, стараясь убегать от своих наблюдателей, переходил из места в место, пока, наконец, супруга царя, Евсевия, узнав, что он скрывается, убедила государя не делать ему никакого зла и позволить отправиться в Афины для изучения философии 8. Отсюда-то, короче говоря, царь и вызвал его, сделал кесарем и, выдав за него в супружество сестру свою Елену, послал его в Галлию против варваров 9, ибо варвары, которых царь Констанций незадолго перед тем нанимал себе в помощь против Магненция, не получив никакой добычи в войне с тираном, опустошали города римской империи. Так как Юлиан по летам был еще молод, то царь приказал, чтобы он ничего не делал без совета военачальников, а военачальники, получив такую власть, стали нерадиво заниматься своим делом, отчего варвары одерживали верх 10. Посему Юлиан, оставив полководцев проводить время в роскоши и пьянстве, начал сам одушевлять воинов и назначил известную награду всякому, кто умертвит варвара. Вот вся причина, по которой и силы варваров стали уменьшаться, и сам он начал приобретать любовь воинов. Носится молва, будто раз, при вступле-{134}нии его в один городок, висевший на веревках между колоннами венок, которыми обыкновенно украшаются города, спустился на его голову и во всех зрителях возбудил восклицание, что этим знамением предвещается ему царствование. Некоторые говорят, будто Констанций для того послал его против варваров, чтобы в схватке с ними он погиб. Не знаю, справедливо ли это сказание. Кто отдал ему в супружество собственную сестру, тот, строя против него козни, строил бы их против самого себя. Впрочем пусть всякий судит об этом как угодно. Когда Юлиан донес царю о нерадении военачальников, то прислан был другой полководец, соответствовавший ревности Юлиана. При его содействии, Юлиан начал смело вступать в сражения с варварами, а они, прислав к нему послов, уверяли, что нападают на области римские по повелению царя, и показывали письмо его. Однако же посла Юлиан заключил в оковы, а с ними вступил в сражение, одержал над ними решительную победу, взял в плен самого царя варваров и отослал его к Констанцию 11. После столь счастливых успехов воины провозгласили его царем, а за неимением царской короны, один из копьеносцев, взяв цепь, которую имел на своей шее, возложил ее на голову Юлиана. Таким-то образом Юлиан достиг царской власти.
Но что делал он после того, и свойственно ли делать это философу, пусть судят сами читатели. Не отправив к Констанцию посольства и не выразив ему своего уважения, как благодетелю, он все делал по собственному произволу: сменял начальников провинции, по городам порицал Констанция, читая всенародно письмо его к варварам, отчего жители принимали его сторону, а от Констанция отделялись. Тогда перестал он и притворяться христианином, ибо проходя по городам, отворял капища, приносил жертвы идолам и называл себя первосвященником, а язычники между тем стали праздновать языческие свои праздники. Поступая таким образом, он домогался случая начать междоусобную войну против Констанция. Юлиан, сколько от него зависело, совершил бы все зло, обыкновенно неразлучное с войною, ибо намерения этого философа не исполнились бы без великого кровопролития, но Бог, распорядитель судеб своих, потребил одного из противников без вреда для других людей, ибо когда Юлиан находился во Фракии, пришла весть, что Констанций умер. Таким образом, римская империя избавилась тогда от междоусобной войны. Юлиан прибыл в Константинополь и немедленно начал помышлять о том, как бы расположить к себе народ и привлечь его любовь. Для сего употребил он следующую хитрость. Ему хорошо было известно, что все исповедники {135} единосущия ненавидели Констанция за то, что он изгонял их из Церквей, а епископов лишал имущества и отправлял в ссылку. Ясно знал он также и о неудовольствии язычников, что им запрещали приносить жертвы и что они с нетерпением ждали времени, когда капища их откроются и им позволено будет приносить жертвы идолам. Итак, ропот тех и других на покойного царя, и каждый стороны по особенным причинам, был ему известен. Но он открыл еще, что все вообще жаловались на насилие евнухов и преимущественно на лихоимство начальника их, Евсевия. Поэтому со всеми вел он себя искусно; с одними притворствовал, другим благодетельствовал из видов тщеславия, а всем вообще обнаруживал, как он расположен к языческому суеверию. И, во-первых, желая укорить и обличить пред народом жестокость Констанция к подданным, он повелел вызвать из ссылки изгнанных епископов и отдал им взятое в казну имущество их; потом приказал своим приверженцам в наискорейшем времени отворить капища язычников, а обиженным евнухами определил возвратить все, что было несправедливо у них отнято, начальника же царской постельной Евсевия предал смертной казни - не только за то, что он многим нанес обиды, но и за то, что брат царя Галл был лишен жизни, как стало известно, по его наветам. Тело Констанция Юлиан почтил погребением царским, а евнухов, цирюльников и поваров изгнал из дворца: евнухов потому, что отвергнув свою супругу, не намеревался вступить в брак с другой; поваров потому, что употреблял самую простую пищу; а цирюльников потому, что и одного, говорил, будет достаточно для многих. По этим-то причинам он изгнал из дворца всех их. Из писцов весьма многих обратил он в прежнее состояние, а прочим приказал выдавать следующее писцу жалованье. Уничтожил почту на мулах, быках и ослах, и для общественных надобностей оставил почту только конную. За все это хвалят его немногие, а весьма многие порицают, потому что, уничтожив царское великолепие, поражавшее взоры простого народа, он унизил понятие и о царской власти. Кроме того, Юлиан проводил ночи без сна, занимаясь сочинением речей, которые потом читал в сенате. Из всех царей, начиная с Юлия Цезаря, он первый и один только произносил речи в сенате. Уважал он также ученых, а особенно философов. Влекомые молвою об этом, носители философских плащей, нередко отличавшиеся более одеждою, чем ученостию, стекались во дворец со всех сторон и все вообще были тяжки для христиан, как люди обманчивые и приспособлявшиеся к вере государя. Возрастая более и более тщеславием, Юлиан в своем сочинении, под заглавием "Кесари" осмеял всех бывших {136} до него царей и, движимый той же страстью, писал сочинения против христиан. Изгнать поваров и цирюльников свойственно было, по крайней мере, философу, если не царю; но порицать и осмеивать других не прилично ни философу, ни царю, потому что тот и другой выше всякой брани и клеветы. В делах здравомыслия и умеренности царь может быть философом, но если философ будет во всем подражать царям, то уклонится от своей цели. Впрочем о царе Юлиане, его происхождении, воспитании, нравах, и о том, как он достиг царской власти, довольно и этих кратких сведений.
ГЛАВА 2
О бывшем в Александрии возмущении и о том, как умерщвлен был Георгий
Упомянем теперь, что тогда же происходило в церквах. В великой Александрии случилось возмущение по следующей причине. В этом городе было одно место, с давних времен запустевшее, брошенное и наполненное множеством нечистот. Там в древности язычники, при совершении таинств богини Митры 12, закалывали в жертву людей. Это место, как никому не принадлежавшее, Констанций еще задолго пред сим подарил александрийской церкви. Георгий 13 вознамерился построить на нем молитвенный дом и для того приказал очистить его. Когда же стали очищать, то на великой глубине открыли священную пещеру, в которой совершаемы были языческие таинства. Здесь нашлось множество черепов людей молодых и старых, которые, как гласило предание, были умерщвлены давно, когда еще язычники гадали по внутренностям и приносили волшебные жертвы, чародействуя над человеческими душами. Нашедшие это в пещере Митры христиане нарочито старались выставить языческие таинства всем на посмешище и, с торжеством ходя по городу, показывали народу голые черепа. Видя это и не могши перенести позора, александрийские язычники воспламенились гневом, схватили, какое случилось, оружие и, напав на христиан, умертвили многих различным образом; одних убили мечами, других кольями или камнями, иных удавили веревками, некоторых распяли, употребив этот род смерти для посмеяния над крестом, а многим нанесли смертельные раны. Причем, как обыкновенно бывает в подобных случаях, не щадили и ближайших родственников: друг поражал друга, брат брата, родители детей, все стремились к убийству. Вследствие сего христиане отказались от своего намерения - очистить пещеру Митры, а язычники, {137} вытащив Георгия из церкви, привязали его к верблюду, терзали и потом сожгли вместе с верблюдом.
ГЛАВА 3
О том, как царь, разгневанный убиением Георгия, упрекал александрийцев посланием
Разгневанный убиением Георгия, царь своим посланием укорял народ александрийский. Распространилась молва, будто с Георгием поступили так люди, ненавидевшие его по привязанности своей к Афанасию, но я думаю, что во время возмущений ненавистники обыкновенно присоединяются к возмутителям. Да и самое послание царя винит более народ, чем христиан. Кажется, Георгий и прежде и после был тягостен и неприятен для всех, посему-то народ и воспламенился против него враждою. А что царь действительно винит более народ, прочитай самое послание.
Самодержец кесарь Юлиан, Великий, Август - александрийскому народу.
"Если вы не почтили создателя вашего (города) Александра 14, а еще более великого бога, святейшего Сераписа, то как не удержала вас мысль о человечестве и его праве? Прибавлю, как не удержала вас мысль о нас, которого все боги, а особенно великий Серапис поставили управлять вселенной, как не удержала эта мысль вас, которым следовало соблюсти разборчивость касательно людей, причинивших вам обиды? Впрочем, может быть, вас увлекли ярость и гнев, так как им свойственно возмущать мысли и побуждать к делам дурным, но, прекратив возмущение, вы к хорошим своим помыслам опять присоединили беззаконие, вы, простой народ, не устыдились дерзнуть на то же самое, за что справедливо возненавидели других. Скажите мне ради Сераписа, за какие обиды возненавидели вы Георгия? За то, что он вооружил против вас блаженной памяти Констанция, отвечаете вы, потом ввел войско в священный город, вследствие чего царь Египта занял святейшее капище Божие и похитил оттуда изображения, священные приношения и украшения, а против вас, когда вы, справедливо негодуя, хотели отомстить за Бога, или лучше, за стяжания Божии, осмелился несправедливо, беззаконно и нечестиво послать вооруженных воинов. Но может быть, он берег самого себя и опасался более Георгия, нежели Констанция, между тем как прежде поступал с вами не тирански, а весьма умеренно и благородно. По этим причинам разгневавшись на врага богов Георгия, вы снова осквернили {138} священный город, тогда как виновного следовало бы подвергнуть приговору судей, и в таком случае не было бы ни убийства, не беззакония, но (соблюдена была бы) совершенная справедливость, которая сохранила бы вас вполне невинными, наказала бы совершившего непростительно нечестивое дело и образумила бы всех прочих, выражавших богам презрение, вменяющих ни во что столь великие города и столь славные народы, и такую жестокость в отношении к ним считающих шуткою своей власти. Сравните это мое послание с тем, которое я отправил к вам незадолго прежде, и посмотрите, какое между ними различие. Какие тогда высказывал я вам похвалы! А теперь, клянусь богами, желал бы хвалить вас, но не могу по причине вашего беззакония. Народ дерзает, как собака, терзать человека, и потом не стыдится простирать к богам свои, как бы нисколько не окровавленные руки. Но Георгий заслужил это страдание? Скажу, пожалуй, что может быть еще большее и жесточайшее, однако же если прибавите: за вас, соглашусь и сам, а когда скажете: чрез вас, - я не буду согласен; потому что у вас есть законы, которые должны быть особенно уважаемы и соблюдаемы от всех и каждого. Пусть и случается, что честные люди иногда нарушают их, но вы, как общество, обязаны строго управляться ими, повиноваться им и не нарушать ничего, что хорошо постановлено издавна. Счастье ваше, граждане александрийские, что вы совершили это преступление при мне, который по страху Божию и ради моего, соимянного мне деда 15, управлявшего Египтом и вашим городом, сохраняю братскую к вам расположенность. Требующая уважения власть, строгое и не укоризненное начальство никогда не оставляют без внимания дерзости народа, но, как опасную болезнь, уничтожает ее жестокими средствами; тогда как я, по упомянутым сейчас причинам, употребляю легчайшие - увещание и слово. Этого, знаю, скорее послушаетесь, так как вы, сколько дошло до моего слуха, по происхождению греки, и доныне в мыслях и делах сохраняете достопочтенный и благородный характер своего происхождения. Да будет объявлено это гражданам моим александрийцам". Так писал царь.
ГЛАВА 4
О том, что, по смерти Георгия, Афанасий возвратился в Церковь и начал управлять Александрией
Спустя немного времени, Афанасий возвратился из места своего убежища и народ александрийский принял его с радостью, изгнал из церквей приверженцев арианского учения и {139} молитвенные дома передал Афанасию. Ариане же стали собираться в местах незначительных и на место Георгия рукоположили Люция. В таком положении были дела Александрии.
ГЛАВА 5
О Люцифере и Евсевии
В то же время, по повелению царя, вызваны из ссылки Люцифер и Евсевий, Люцифер был епископ сардинского города Каралы, а Евсевий, как было сказано прежде, епископство-вал в лигурийско-итальянском городе Веркеллах. Возвращаясь из верхней Фиваиды, где находились в ссылке, оба они совещались между собою, каким бы образом воспрепятствовать нарушению правил Церкви.
ГЛАВА 6
О том, что, находясь в Антиохии, Люцифер рукоположил Павлина
Решено было: Люциферу отправиться в Антиохию сирийскую, а Евсевию в Александрию для того, чтобы, составив Собор вместе с Афанасием, подтвердить догматы Церкви. Вместо себя в Александрию Люцифер послал диакона, через которого обещал изъявить свое согласие на все, что будет постановлено Собором, а сам отправился в Антиохию и нашел тамошнюю Церковь в смятении. Народ (антиохийский) разделился на партии, ибо не только введенная Евзоем арианская ересь разъединяла эту Церковь, но и последователи Мелетия, как я сказал прежде, из привязанности к своему учителю, отторглись от единомышленных себе христиан. Люцифер рукоположил им епископа Павлина и вскоре выбыл оттуда.
ГЛАВА 7
О том, что Евсевий соединился с Афанасием, и что оба они, составив Собор епископов в Александрии, ясно исповедывали единосущие Троицы
Евсевий прибыл в Александрию и вместе с Афанасием немедленно созвал Собор 16. Епископы съехались из различных городов и вошли в рассуждение о многих и нужнейших предметах. Богословствуя о Святом Духе, они признали единосущие Его с прочими лицами святой Троицы. Касательно Воче-{140}ловечившегося определили, что Он принял не только плоть, но и душу, как полагали и древние церковные учителя, ибо тут не выдумывали какого-нибудь нового учения, чтобы ввести его в церковь, но постановляли то, что от начала хранилось в церковном предании и несомненно исповедуемо было мудрейшими христианами. Так раскрывали этот предмет все мужи древнейшие, и свое мнение оставили нам в писаниях. Ириней и Климент, Аполлинарий иерапольский и Серапион, предстоятель Церкви антиохийской 17, в своих сочинениях утверждают, как нечто, единодушно исповедуемое ими, что Вочеловечившийся принял и душу. Да и Собор, бывший по поводу епископа аравийской Филадельфии Берила, в послании к нему передает то же учение. Ориген в писаниях, носящих его имя, везде говорит, что Воплотившийся принял и душу; частнее же рассуждает он об этом таинстве в девятом томе своих толкований на книгу Бытия, где обширно доказывает, что Адам есть образ Христа, а Ева Церкви. Достоверные свидетели сего учения суть святой Памфил и прозванный его именем Евсевий. Оба они, излагая жизнь Оригена и опровергая предубеждение врагов касательно сего мужа, в знаменитых своих книгах 18, написанных в защиту его, говорят, что Ориген не первый вошел в рассуждение об этом предмете, а только изъяснял таинственное предание Церкви. Присутствовавшие на александрийском Соборе епископы не оставили также без исследования вопроса о существе и ипостаси. Осия, епископ Кордовы, что в Испании, о котором упоминали мы и прежде, и который царем Константином послан был для усмирения смут, произведенных тогда Арием, желая опровергнуть учение Савеллия ливийского, предложил вопрос о существе и ипостаси и сделал его предметом нового состязания. Собор, бывший в Никее, об этом вопросе не сказал ни слова, но так как впоследствии некоторые стали спорить касательно сего предмета, то на Соборе александрийском о существе и ипостаси определено следующее. К Богу, говорили епископы, не должно прилагать этих выражений, потому что слово "существо" не упоминается в священных Писаниях, а слово "ипостась" Апостол употребил по нужде в терминах догматических. Эти выражения положено употреблять в том случае, когда бы нужно было опровергать мнение Савеллия, чтобы, по недостатку выражений, не принять Бога за один предмет, называемый только тремя именами, но исповедывать каждое из именуемых в святой Троице лиц, как лице особое. Так определил Собор. А что мы знаем о словах "существо" и "ипостась", о том {141} кратко сказать считаем неизлишним. Греческие излагатели греческой мудрости слово "существо" определяли различным образом, а об ипостаси вовсе нигде не упомянули. Впрочем надобно заметить, что хоть древние философы и не употребляли слова "ипостась", новейшие однако часто употребляют его вместо "существа", а слово "существо", как мы сказали, определяют различным образом. Если же существо может быть определяемо, то как мы будем прилагать это выражение собственно к Богу, Который определяем быть не может? Евагрий в своем сочинении под заглавием Monachicon советует не рассуждать о Боге опрометчиво и неосмотрительно, а определять Божество, как существо простое, совершенно запрещает, потому что предел, говорит он, свойствен вещам сложным. Он же слово в слово подает и следующее: "всякий предмет или род имеет сказуемое, или вид, или отличие, или особенность, или случайное свойство, или что-нибудь составленное из всего этого, но во святой Троице ничего такого найти нельзя. Посему неизреченное да почтится молчанием". Так говорит Евагрий, о котором упомянем еще после; а теперь хотя и сделали мы отступление, но привели это, как полезное для предмета нашей истории.
ГЛАВА 8
Из апологии Афанасия о его бегстве
В то же время Афанасий читал присутствовавшим слово, еще прежде написанное им в защиту своего бегства. Здесь я приведу из него некоторые употребительнейшие и полезнейшие отрывки, а все слово, которое весьма обширно, приобрести и прочитать предоставляю людям трудолюбивым. "Таковы, - говорит он, - дерзкие поступки нечестивых. Совершая это и не устыдившись зол, причиненных нам прежде, они и теперь еще обвиняют тех, которые могли убежать от губительных рук их, или, лучше, горько жалуются, что не истребили нас совершенно. По ненависти они обвиняют нас в трусости, не понимая, что таким криком скорее обращают упрек на себя самих; ибо если худо бежать, то еще хуже преследовать: скрываются для того, чтобы избавиться от смерти, а преследуют для того, чтобы убить; бежать позволено и в Писании, а старающийся убить преступает закон и сам же подает (другим) повод к бегству. Итак, чем поносить им нас за бегство, пусть лучше устыдятся они сами себя за преследование; пусть луч-{142}ше оставят свои козни, - тогда тотчас не будет и убегающих. Но они не оставляют своей злобы и употребляют все усилия, чтобы схватить (нас) зная, что бегство преследуемых есть сильное обличение преследующих; ибо никто не бежит от кроткого и человеколюбивого, но всякий убегает от жестокого и злонравного.