ГЛАВА 11
   О тиране Максиме, как он коварно умертвил Грациана, и о том, что мать Валентиниана Младшего, Юстина, боясь Максима, принуждена была прекратить свои козни против медиоланского епископа Амвросия
   Между тем, как в Константинополе были эти Соборы, в западных частях империи происходило следующее: Максим из областей Британии вступил в Римскую империю и напал на Грациана, ведшего тогда войну с алеманнами. В Италии Юстина, мать Валентиниана, по ранней молодости державшаяся арианского учения, при жизни супруга не могла вредить исповедникам единосущия, но после его смерти, пользуясь малолетством своего сына, приехала в Медиолан и, возбудив против епископа Амвросия великое возмущение, повелела отправить его в ссылку. Однако народ, по чрезмерной любви к Амвросию, воспротивился исполнению ее повеления и прогонял самих исполнителей. В это время получено было известие, что Грациан умерщвлен коварством тирана Максима 9. Вождь Максима Андрагафий, устроив возимые мулами носилки, похожие на ложе, скрылся в них и приказал страже разглашать всем, что едет супруга царя Грациана. {216}
   В таком виде встретился он с царем, который тогда близ галльского города Лугдуна переправлялся через реку. Поверив, что действительно едет его супруга, Грациан не предостерегся от обмана и впал в руки врага, как слепой в яму, ибо Андрагафий быстро выскочил из носилок и умертвил его. Грациан умер в консульство Меробавда и Сатурнина, на пятнадцатом году царствования и двадцать четвертом жизни. Это происшествие утешило гнев царской матери на Амвросия.
   Валентиниан, покоряясь необходимости времени, против воли признал Максима своим соправителем 10. В то же время Проб, страшась могущества Максима, решился удалиться в восточные области империи: немедленно оставив Италию, он отправился в Иллирию и утвердил свое пребывание в македонском городе Фессалониках.
   ГЛАВА 12
   О том, что царь Феодосий собрал против Максима огромное войско в то время, как у него от Плакиллы родился сын Гонорий, и что, оставив Аркадия в Константинополе, сам он при Медиолане вступил в сражение с тираном
   Царь Феодосий был в великой заботе. Опасаясь, как бы тиран не замыслил умертвить и Валентиниана Младшего, он готовил против Максима многочисленное войско. В то время прибыло к царю персидское посольство и просило у него мира 11. А у царя родился тогда сын Гонорий от супруги Плакиллы, в консульство Рихомилия и Клеарха, в девятый день месяца сентября 12. В это же консульство, несколько прежде, скончался новацианский епископ Агелий; а в следующее, то есть, в первое консульство Аркадия Августа и Вавдона, умер александрийский епископ Тимофей, и епископство после него получил Феофил. Потом спустя год 13, окончил также жизнь предстоятель арианского вероисповедания Демофил, и ариане, на его место вызвав из Фракии некоего епископа своей ереси, Марина, вверили ему епископство. Но Марин оставался недолго. При нем арианское вероисповедание разделилось, о чем будет сказано после, и ариане, вызвав, поставили над собой антиохийско-сирийского епископа Дорофея. Между тем, царь, оставив в Константинополе сына своего Аркадия 14, сам выступил в поход против Максима и, прибыв в Фессалоники, нашел Валентиниана и его приближенных в великом унынии от того, что принуждены были признать царем тирана. {217} Феодосий не обнаружил своих чувств и не хотел ни принимать, ни отвергать послов Максима, но и не мог видеть, чтобы Римская империя была угнетаема тираном, присвоившим себе имя царя. Взяв свои легионы, он отправился в Медиолан, ибо туда еще прежде прибыл Максим.
   ГЛАВА 13
   О возмущении, произведенном в Константинополе арианами
   Между тем, как царь был занят этой войной, константинопольские ариане произвели мятеж 15 по следующему поводу. Люди любят сочинять рассказы о том, чего не знают, и так как они всегда жадны до новостей, то эти рассказы их, если представится к тому случай, растут и плодятся по воле каждого. То же произошло и теперь в городе. Каждый толковал по-своему и все в дурную сторону о происходивших вдали военных действиях; и хотя сам никто не был на войне, но все рассказывали, как бы очевидцы, и говорили, чего вовсе не видели, будто, например, тиран одержал победу над войском царя, будто столько-то и столько-то пало в битве и будто едва ли сам царь не попал в руки тирана. Тогда ариане, сильно негодовавшие, что церквами внутри Константинополя владеют прежде гонимые ими христиане, взволновались и начали распускать еще разнообразнейшие слухи. А как скоро, вследствие прибавок к их рассказам, сами сочинители их стали верить, что те слухи не выдуманы, но что выдуманное ими действительно справедливо, в чем уверяли их люди, слышавшие свои вести от них же, то отважились на безумное дело - подожгли и истребили дом епископа Нектария. Это случилось во второе консульство Феодосия и Кинигия.
   ГЛАВА 14
   О победе царя Феодосия и гибели тирана
   Когда царь шел на тирана, воины Максима, узнав о его приготовлениях, не надеялись выдержать сражение даже по одной молве о том. Посему они в страхе связали тирана и предали его в руки царя 16 Тиран был умерщвлен в то же консульство, в двадцать седьмой день месяца августа, а убийца царя Грациана, Андрагафий, узнав о поражении Максима, {218} бросился в ближайшую реку и утопился. После сего оба царя-победителя вступили в Рим. С ними был и сын Феодосия, Гонорий: еще в ранней юности, одержав победу над Максимом, отец вызвал его из Константинополя 17. В Риме они отправили победные торжества. В это время Феодосий оказал свою милость одному из консулов, Симмаху. Симмах в римском сенате занимал первое место, удивлял своим красноречием и даже оставил много речей на латинском языке 18. Так как, при жизни Максима, он написал в похвалу его речь и произнес ее пред ним, то теперь подвергся обвинению в оскорблении величества и, боясь смерти, прибег под покровительство церкви. Феодосий так благоговел пред христианством, что не только питал глубокое уважение к священнослужителям своей веры, но с удовольствием принимал и новациан, исповедывавших единосущие. Снисходя на просьбу епископа римских новациан, Леонтия, он простил Симмаха. Удостоившись же прощения, Симмах написал защительную речь самодержцу Феодосию. Таким образом война, в начале казавшаяся весьма грозной, скоро пришла к окончанию.
   ГЛАВА 15
   О Флавиане антиохийском
   В это время в Антиохии сирийской происходило следующее. По смерти Павлина, преданный ему народ не хотел подчиняться Флавиану и постарался рукоположить принадлежавшего к своей партии Евагрия. Однако Евагрий жил недолго, и Флавиан умел распорядиться так, что на его место не выбрали никого. Между тем, чуждавшиеся Флавиана - за то, что он нарушил клятву, - делали свои частные собрания. Но Флавиан, по пословице, двигал камни, чтобы их привлечь на свою сторону, в чем он скоро и успел, когда укротил гнев тогдашнего александрийского епископа Феофила, а через него примирился и с римским епископом Дамасием. Оба они негодовали на Флавиана не только за нарушение клятвы, но и за то, что он подал повод к разделению христиан, живших дотоле в единомыслии.
   Подавив гнев свой, Феофил, через посланного в Рим пресвитера Исидора, успокоил и огорченного Дамасия, которому представил он, что, для утверждения единомыслия в народе, необходимо забыть опрометчивый поступок Флавиана. Когда же общение с Флавианом было таким образом восстановлено, народ антиохийский в скором времени возвратился к едино-{219}мыслию. Так кончились дела антиохийские. Тамошние ариане, будучи изгнаны из церквей, делали собрания в городских предместьях. В это время скончался иерусалимский епископ Кирилл, и его место занял Иоанн.
   ГЛАВА 16
   О разрушении языческих храмов в Александрии и о происшедшем по этой причине сражении язычников с христианами
   В то самое время подобное смятение произошло и в Александрии. Епископ Феофил хлопотал, - и царь издал повеление разрушить языческие храмы, а в Александрии попечение об этом деле возложил на Феофила. Опираясь на такое полномочие, Феофил употребил все, чтобы покрыть бесславием языческие таинства: он срыл капище митрийское 19, разрушил храм Сераписа, выставил на позорище кровавые митрийские мистерии и показал все смешные нелепости обрядов Сераписа и других богов, приказав носить по торжищу изображения Приапа 20. Видя это, александрийские язычники, а особенно люди, называвшиеся философами, не перенесли такого оскорбления и к прежним кровавым своим делам присовокупили еще большие; воспламененные одним чувством, все они, по сделанному условию, устремились на христиан и начали совершать убийства всякого рода 21. Тем же со своей стороны платили христиане, - и одно зло увеличивалось другим. Борьба продолжалась до тех пор, пока не прекратило ее пресыщение убийствами. В ней погибло несколько и язычников, но христиан весьма много, а раненых с обеих сторон было без числа. Язычники ужаснулись этого события, потому что страшились царского гнева. Поступив так самоуправно и утолив свою ярость убийствами, они скрывались, кто куда мог: многие убежали даже из Александрии и расселялись по разным городам; в числе их были два грамматика, Элладий и Аммоний, у которых я, во время моего детства, учился в Константинополе. Элладий, говорят, был жрецом Юпитера, а Аммоний - обезьяны 22. Когда, вместе с тем, возмущение прекратилось, александрийский префект и начальник египетских войск 23 предложили Феофилу свое содействие к разрушению капищ, и капища были срыты, кумиры богов перелиты в умывальницы или обращены на другие потребности александрийской Церкви, потому что, согласно с волей царя, богов надлежало употребить для вспоможения бедным 24. Итак, все боги были сокрушены; Феофил приказал сохранить не перелитым {220} изваяние только одного из них, и это изваяние выставил напоказ всем - для того, как он говорил, чтобы язычники впоследствии не отреклись и знали, каким богам поклонялись. Аммоний грамматик, как мне известно, очень досадовал на это и говорил: языческая вера крайне оскорблена тем, что не перелита и последняя статуя, но соблюдается на посмеяние языческого богослужения. А Элладий перед некоторыми хвастался, что в тогдашней борьбе сам умертвил девять человек. Вот что происходило в то время в Александрии.
   ГЛАВА 17
   О найденных в храме Сераписа иероглифических письменах
   При разрушении и очищении Сепаписова храма, найдены в нем вырезанные на камнях так называемые иероглифические письмена, между которыми были знаки, имевшие форму крестов. Увидев такие знаки, христиане и язычники, те и другие усвояли их собственной религии. Христиане утверждали, что они принадлежат христианской вере, потому что крест считали знамением спасительных Христовых страданий, а язычники доказывали, что такие крестовидные знаки общи и Христу, и Серапису, хотя иное значение имеют у христиан и иное - у язычников. Между тем как происходил этот спор, некоторые, обратившиеся к христианству из язычества и понимавшие иероглифические письмена, истолковали те крестовидные знаки и объявили, что ими обозначается будущая жизнь. По сему объяснению, христиане еще с большей уверенностью стали относить их к своей религии и превозноситься перед язычниками. Когда же из других иероглифических письмен открылось, что в то время, как явится знак креста, означающий новую жизнь, храму Сераписа придет конец, тогда весьма многие язычники обратились к христианству, исповедали грехи свои и крестились. Это-то слышал я о тех крестовидных начертаниях. Не думаю, однако, чтобы египетские жрецы, начертывая изображение креста, могли знать что-либо о Христе, ибо, если тайна его пришествия в мир, по слову Апостола (Кол. 1, 26), была сокровенна от век и от родов и неизвестна самому начальнику злобы дьяволу, то тем менее могла она быть известна служителям его - египетским жрецам. Открытием и объяснением этих письмен промысл соделал то же, что прежде явил на апостоле Павле, ибо и сей, умудренный Духом Божиим Апостол таким же образом при-{221}вел многих афинян к вере, когда прочитал начертанную на храме надпись и приспособил ее к своей проповеди 25. Разве только не скажет ли кто-нибудь, что слово Божие прорекалось в египетских жрецах точно так, как некогда в устах Валаама и Каиафы, которые пророчествовали доброе против воли 26. Но довольно об этом.
   ГЛАВА 18
   О том, что царь Феодосий, во время пребывания своего в Риме, принес много пользы городу, разрушив разбойнические гнезда манципов и уничтожив позорные систры в непотребных домах
   Царь Феодосий, в короткое время своего пребывания в Италии, сделал весьма много полезного для римлян - одно дал им, а другое прекратил между ними. Он оказал им много милостей и уничтожил в городе два срамных обычая, из которых один был следующий. В великом Риме издревле существовали огромные дома, в которых приготовлялся хлеб и раздавался гражданам. Приставы этих домов, называвшиеся на латинском языке mancipes (хлебники), с течением времени сделали из них вертепы разбойников. Так как в нижних частях сих зданий находились мукомольни, (в которых нужны были работники), то по бокам каждого из них манципы устроили харчевни, где предлагали непотребных женщин и чрез то уловляли многих приходивших туда либо для получения пищи, либо для удовлетворения постыдной страсти. Входившие внутрь, посредством какой-то машины, из харчевни ниспадали в мукомольни, чему подвергались особенно приезжавшие в Рим иноземцы. Попавшие туда принуждаемы были работать, - и многие, не получая позволения выйти, состаривались там, а к родственникам пускаема была молва об их смерти. В такую западню попал один из воинов Феодосия. Его заперли в мукомольню и не хотели выпустить, но он, обнажив бывший при нем меч, умертвил удерживавших, и манципы в страхе освободили его. Узнав об этом, царь самих манципов строго наказал, а разбойнические дома приказал срыть. Это - первое зло, от которого Феодосий избавил столицу, а второе состояло в следующем. Если женщину уличали в любодеянии, то наказывали ее не через исправление, а через усугубление того же греха, а именно: запирали ее в тесное любодеище и оставляли любодействовать без стыда. Притом во время сего постыдного дела, звонили в колокольчики, чтобы оно не укрывалось от проходящих, но чтобы, по звуку колокольчиков, все {222} знали о таком позорном наказании. Узнав об этом бесстыдном обычае, царь не хотел терпеть его, но разрушил систры, - так назывались те любодеища, - а уличаемых в любодеянии женщин приказал подвергать наказаниям иного рода. От этих-то двух мерзких и гнусных дел царь Феодосий избавил город Рим. Устроив наилучшим образом и другие дела, он оставил царствовать в Риме Валентиниана, а сам вместе с сыном Гонорием отправился в Константинополь и прибыл сюда в консульство Тациана и Симмаха, в десятый день месяца ноября 27.
   ГЛАВА 19
   О пресвитерах-духовниках, по какому случаю они были в то время отменены
   Около того же самого времени найдено было нужным уничтожить при церквах пресвитеров-духовников по следующей причине. После того, как новациане отделились от Церкви и не хотели иметь общение с падшими во время гонения Деция, епископы присоединили к церковному чину пресвитера-духовника, чтобы падшие после крещения исповедывали грехи свои пред нарочно для сего поставленных священниками. В некоторых обществах это правило соблюдается и доныне. Одни только исповедники единосущия и единомысленные с ними в вере новациане отвергли пресвитера-духовника. Новациане и в начале не принимали этого дополнения к церковному чину; а православные, владевшие в то время церквами, долго соблюдали его и отменили уже при епископе Нектарии, по следующему случаю. Одна благородная женщина пришла к пресвитеру-духовнику и подробно исповедала перед ним грехи свои, сделанные после крещения. Пресвитер велел ей поститься и непрестанно молиться, чтобы с покаянием она могла явить и дело достойное покаяния. Через несколько времени та же женщина созналась пред ним и еще в одном грехе - в преступной связи с церковным диаконом. Когда это открылось, диакон был отлучен от Церкви, а в народе произошло волнение: негодовали не только на само преступление, но и на то, что помянутое дело навлекло на Церковь поношение и обиду. Так как вследствие сего духовные начали подвергаться насмешкам, то некий священник Евдемон, родом из Александрии, подал епископу Нектарию совет - отменить должность пресвитера-духовника и позволить каждому приступать к таинству по суду собственной его совести, ибо только этим способом можно соблюсти Церковь от поношения. Я осмелился поместить это в своем сочинении потому, что о событии слы-{223}шал от самого Евдемона. Вообще, часто было мною замечаемо, что я употреблял все старание узнавать о происшествиях от людей, которые знали их, и тщательно разведывать события, чтобы не написать чего-нибудь противного истине. Я тогда же сказал Евдемону: "Бог знает, пресвитер, принесет ли твой совет пользу Церкви или нет". Вижу, что он дал христианам предлог не обличать друг друга в прегрешениях и не соблюдать апостольского повеления, говорящего: не приобщайтеся к делом неплодным тьмы, пачеже и обличайте (Еф. 5. 11). Но об этом сказано довольно.
   ГЛАВА 20
   О том, что и между арианами, и между другими еретиками произошло много расколов
   Считаю нужным не проходить молчанием и того, что происходило у других, то есть у ариан, новациан и еретиков, получивших название от Македония и Евномия, ибо Церковь, разделившись, не остановилась на этом разделении; особые общества стали снова разделяться и, пользуясь маловажными и ничтожными предлогами, расходились между собой. Каким образом, когда и по каким причинам каждая ересь раздроблялась, мы изложим впоследствии; теперь же замечаем только, что царь Феодосий не преследовал ни одной из них, кроме ереси Евномия, которого он приказал сослать в заточение за то, что Евномий в Константинополе делал собрания по частным домам, читал в них свои сочинения и этими сочинениями развращал многих. Других он не гнал и не принуждал к единению с собой, но позволил всем делать особые собрания и в исповедании христианской веры держаться того мнения, какое кто имеет. Прочим дано было позволение устроить молитвенные дома вне городов, а единомышленным с собой в вере новацианам повелел он без всякой боязни владеть церквами, как и прежде сказано, внутри городов. Здесь я считаю уместным рассказать нечто о новацианах. Начнем речь немного выше.
   ГЛАВА 21
   О том, что и новациане пришли к разногласию
   Константинопольской новацианской Церковью в продолжение сорока лет, от времени Константина до шестого года царствования Феодосия, как прежде сказано, управлял Аге-{224}лий. Приближаясь к смерти, он рукоположил на свое место в епископы Сисинния. Но хотя Сисинний был один из поставленных Агелием же пресвитеров, славился красноречием и вместе с царем Юлианом учился философии у философа Максима, однако народ новацианский осуждал это рукоположение и жаловался, почему не рукоположен лучше Маркиан, муж, отличавшийся благочестием, которому новациане обязаны были спокойствием при Валенте. Желая утолить скорбь народа, Агелий рукоположил и Маркиана, потом, получив небольшое облегчение от болезни, пришел в церковь и, обратившись к народу, сказал: после меня да будет вашим епископом Маркиан, а после Маркиана - Сисинний. Сказав это, он жил не много и скончался. Но когда Маркиан сделался епископом новациан, Церковь их разделилась - по следующей причине.
   Некто Савватий, из иудейства обратившийся к христианству и Маркианом возведенный в сан пресвитера, оставался, тем не менее, привязанным к иудейским понятиям. К тому же он питал еще замысел сделаться епископом. Открыв свое желание двум преданным себе пресвитерам, Феоктисту и Макарию, он решился защищать нововведение в праздновании пасхи, которое, как и прежде было сказано, новациане сделали во фригийском селении Пазе в царствование Валента. Сначала он удалился из Церкви под предлогом стремления к высшему совершенству, объявляя, что скорбит о некоторых, ибо понимает, что они недостойно приобщаются тайн. Но потом открылось его намерение - делать особые собрания. Узнав об этом, Маркиан укорял себя за ошибку в рукоположении, - что произвел в пресвитеры таких тщеславных людей, и, досадуя, говаривал: лучше бы мне тогда возложить свои руки на терние, чем возводить в сан пресвитера Савватия. По сему случаю он постарался созвать Собор новацианских епископов в Ангаре, торговой пристани близ Еленополиса. Собравшиеся здесь епископы пригласили Савватия и потребовали, чтобы он изложил Собору причины своего недовольства. Когда же тот объявил, что причина состоит в несогласии его с Церковью касательно празднования пасхи, что пасху должно совершать по обычаю иудеев и как предписано Собором в Пазе, тогда епископы, подозревая, что Савватий прикрывает этим только стремление свое к епископской кафедре, обязали его клятвой, что он никогда не примет епископства. Как скоро он произнес в этом клятву, епископы обнародовали правило о праздновании пасхи, названное ими безразличным. Они говорили, что разногласие в дне праздника не может быть достаточной причиной к отделению от Церкви, что и собиравшиеся в Пазе не думали {225} идти вопреки канону вселенскому, что и древние, даже близкие ко временам апостольским, хотя не все были согласны во времени праздника, несмотря на то сохраняли общение между собой и отнюдь не разделялись, и что новациане, живущие в царственном Риме, никогда не следовали обычаю иудеев, но постоянно праздновали пасху прямо после равноденствия и не отделялись от своих собратий по вере, которые праздновали ее не одинаковым с ними образом. Рассуждая так и подобно сему, епископы постановили, как я сказал, безразличное правило касательно пасхи. По силе его, предоставлялось всякому праздновать пасху сообразно с принятым и предварительно усвоенным обычаем, отнюдь не устраняясь чрез то от общения; так чтобы, празднуя ее различно, все, тем не менее, пребывали в единомыслии с Церковью. Когда касательно празднования пасхи было в то время сделано такое определение, связанный клятвою Савватий, если празднование пасхи приходилось не в одно время у всех, частным образом начинал пост ранее, совершал всенощное бдение и праздновал пасху в узаконенный день субботний, потом в следующий праздновал вместе со всеми, приходил в церковь и приобщался тайн. Так делал он в продолжение многих лет, а посему это не могло укрыться от народа. Некоторые из простолюдинов, особенно во Фригии и Галатии, думая оправдаться этим, начали подражать ему и таким же образом совершали пасху втайне. Между тем, Савватий, мало заботясь о клятве, впоследствии, как увидим, начал противозаконно делать особые собрания и от своих приверженцев принял имя епископа.
   ГЛАВА 22
   Мнение писателя этой истории о местных разногласиях касательно пасхи, крещения, постов, браков, собраний и прочих церковных обрядов
   Здесь считаю не неуместным кратко изложить собственные свои мысли о пасхе. Мне кажется, что ни древние, ни современные подражатели иудеям не имели достаточного основания столько упорно спорить об этом празднике. Они не взяли во внимание того, что по смене иудейства христианством, обрядовая сторона Моисеева закона упразднилась. И это явствует само собою. Христианам ни один закон Христа не позволит иудействовать, напротив, Апостол 28 даже запретил это, изгоняя не только обрезание, но и споры об их праздниках. В {226} послании к Галатам он говорит: глаголите ми, иже под законом хощете быти, закона ли не слушаете (4, 21)? Потом, кратко объясняя эти слова, показывает, что народ иудейский рабствовал, а последователи Христа призваны к свободе, и убеждает не соблюдать более ни дней, ни месяцев, ни лет. Подобно сему и в послании к Колоссянам громогласно возвещает он, что обрядовые постановления суть тень: да никтоже убо вас осуждает о яденении, или о части праздника, или о новомесячиях или о субботах, яже суть стень грядущих, говорил он (Кол. 2, 16.17). То же самое подтверждает и в послании к Евреям: предлагаему священству, говорил, по нужде и закону пременение бывает (Евр. 7, 21). Ни Апостолы, ни евангелисты не возлагали ига рабства на последователей проповеди евангельской, но чтить праздник пасхи и другие праздничные дни предоставили признательности облагодетельствованных. И так как люди любят праздники потому, что в продолжение их отдыхают от работ, то каждое христианское общество, по областям, совершало воспоминание о спасительных страданиях, согласно принятому обычаю, когда хотело; ибо ни Спаситель, ни Апостолы не предписали нам законом соблюдать это, равно как ни Евангелие, ни Апостолы не грозили осуждением или проклятием, как угрожал иудеям закон Моисеев. В Евангелиях, к осуждению иудеев, осквернявших свои праздники убийствами, написано только исторически, что Спаситель пострадал в праздник опресноков. Цель Апостолов была не та, чтобы предписывать время праздников, но чтобы дать руководство к правой жизни и благочестию. Мне кажется, что как многое другое произошло от местного обычая, так и празднование пасхи установилось обычаем и в каждой стране сохраняло особенность, потому что никто из Апостолов, как сказано, не определил его законом. А что этот праздник искони совершался везде согласно более с обычаем, нежели с законом, показывает самое дело. Так, в Малой Азии весьма многие издревле совершали его в четырнадцатый день, не обращая внимания, был ли то день субботний, - и, поступая таким образом, никогда не отделялись от христиан, совершавших этот праздник иначе, но римский епископ Виктор по неумеренной ревности, послал отлучения всех христианам Азии, праздновавшим пасху в четырнадцатый день. За это, однако, епископ галльского города Лугдуна, Ириней, сильно порицал Виктора и в своем послании не только не одобрял его горячности, но еще представлял ему, что и древние, хотя не соглашались во времени празднования пасхи, однако не разрывали взаимного общения и что сам епископ смирнский По-{227}ликарп, впоследствии претерпевший мученическую кончину в царствование Гордиана 29, имел общение с римским епископом Аникитой, нисколько не спорил с ним об этом празднике, хотя, по местному обычаю смирнской Церкви, совершал пасху в четырнадцатый день, как говорит о том в пятой книге церковной своей Истории Евсевий. Итак, некоторые в Малой Азии, как я сказал, соблюдали четырнадцатый день. Другие же жители востока совершали праздник вообще в день субботний, но не соглашались в месяце, ибо одни говорили, что в этом праздновании надобно следовать обычаю иудеев, хотя сами не держались его строго, а другие, не желая следовать иудеям, совершали праздник после равноденствия и утверждали, что надлежит отправлять его, когда солнце бывает в созвездии Овна, то есть в антиохийском месяце Ксанфике или в римском Апреле, и в этом были согласны - если не с современными иудеями, которые ошибаются почти во всем, то с древними и с Иосифом, как он говорит в третьей книге Иудейских древностей 30. Так-то разногласили они между собой. Остальные, наконец, жившие в странах западных до самого океана, держась древнего предания, праздновали пасху после равноденствия, и все они, поступая таким образом, не разногласили между собою. Да и бывший при Константине Собор, вопреки мнению некоторых, не сделал никакой перемены в этом праздновании. Сам Константин в послании к христианам, разногласившим касательно сего праздника, советует немногочисленным подражать большинству. Это послание царя во всей целости найдешь в третьей книге Евсевия о жизни Константина, а здесь предлагается относящаяся к празднику пасхи часть его следующего содержания: "Так как порядок, которому в этом отношении следуют все Церкви западных, южных, северных и некоторых восточных областей империи, действительно благоприличен, то в настоящее время Собор епископов признал его хорошим, - и я ручаюсь, что он понравится и вашему благоразумию; ваша рассудительность, конечно, с удовольствием примет то, что единомысленно и согласно соблюдается в Риме, Италии и Африке, во всем Египте, Испании, Галии, Британии, Ливии, в целой Греции, в областях азийской, понтийской и киликийской, она разочтет, что в поименованных местах не только большее число церквей, но и что все они желают этого порядка, как самого лучшего. Да, кажется, и здравый смысл требует, чтобы мы не имели никакого общения с клятвопреступными иудеями". Таково послание царя. Совершающие праздник пасхи в четырнадцатый день утверждают, что это им передано от Апостола Иоанна, а {228} римляне и вообще западные говорят, что свое обыкновение получили они от Апостолов Петра и Павла. Но ни те, ни другие не могут представить на это письменного свидетельства. Отсюда я заключаю, что в каждой стране совершали праздник пасхи, следуя действительно, главным образом, обычаю. Ни одно вероисповедание не держится одних и тех же обычаев, хотя имеет одно и то же понятие о Боге. В отношении к обычаям даже и единоверные разногласят между собою. Посему не неуместно здесь кратко предложить нечто о разности обычаев в разных Церквах.