Элли (в страшном огорчении). Ах!
Миссис Хэшебай. Если вы только двинете пальцем, если только хоть на минуту станете на его сторону, против меня и против вашего собственного сердца… я поговорю с этим прирожденным солдатом свободы так, что он потом целую неделю будет стоять на голове, этот старый эгоист.
Элли. Гесиона! Мой отец эгоист? Как мало вы знаете…
Ее прерывает Мадзини, который врывается; запыхавшийся и взволнованный.
Мадзини. Элли! Менген приехал. Я думал, может быть, лучше тебя предупредить. Простите меня миссис Хэшебай, этот престранный старый джентльмен…
Миссис Хэшебай. Папа? Вполне согласна с вами.
Мадзини. Ах, простите… Ну да, разумеется. Меня несколько смутила его обращение. Он заставил Менгена что-то там делать к саду. И требует, чтобы и я тоже…
Раздается громкий свисток. Голос капитана. Боцман, наверх! Снова громкийсвисток.
Мадзини (растерянно). О господи, мне кажется, это он меня зовет… (Поспешно выбегает.)
Миссис Хэшйбай. Вот мой отец – это действительно замечательный человек!
Элли. Гесиона, выслушайте меня. Вы просто не понимаете. Мой отец и мистер Менген были еще детьми, и мистер Мен…
Миссис Хэшебай. Мне совершенно все равно, чем они были. Только давайте лучше сядем, если вы собираетесь начать так издалека. (Обнимает Элли за талию и усаживает на диван рядом с собой.) Ну, душенька, рассказывайте мне все про этого мистера Менгена. Его все зовут Босс Менген, хозяин Менген, правда? Настоящий Наполеон промышленности и отвратительно богат. Верно я говорю? А почему же отец ваш не богат?
Элли. Да папе вовсе и не следовало бы заниматься коммерческими делами. Его отец и мать были поэты. Они внушали ему самые возвышенные идеи. Только у них не хватало средств, чтобы дать ему законченное образование.
Миссис Хэшебай. Воображаю себе ваших дедушку и бабушку, как они во вдохновенном экстазе закатывают глаза… Итак, значит, вашему бедному отцу пришлось заняться коммерцией. И он не преуспел в этом?
Элли. Он всегда говорил, что он добился бы успеха, если бы у него был капитал. А ему всю. жизнь приходилось сводить концы с концами, только чтобы не оставить нас без крова и дать нам хорошее воспитание. И вся его жизнь – это была сплошная борьба. Вечно одно и то же препятствие – нет денег. Я просто не знаю, как вам это рассказать.
Миссис Хэшебай. Бедняжка Элли! Я понимаю. Вечно изворачиваться…
Элли (уязвленная). Нет, нет, совсем не так. Он во всяком случае никогда не терял достоинства.
Миссис Хэшебай. А это еще трудней. Я бы не могла изворачиваться и при этом сохранять достоинство. Я бы изворачивалась не щадя себя (сжав зубы), не щадя. Ну хорошо, а дальше?
Элли. Наконец, все-таки пришло время, когда нам стало казаться, что все наши несчастья кончились: мистер Менген из чистой дружбы и из уважения к моему отцу совершил необыкновенно благородный поступок – он спросил папу, сколько ему нужно денег, и, дал ему эти деньги. И знаете, он не то чтобы дал их ему взаймы или, как говорится, вложил в его дело, – нет, он просто подарил их ему! Разве это не замечательно с его стороны?
Миссис Хэшебай. При условии, что вы будете его женой?
Элли. Ах, да нет, нет, нет! Я еще тогда была совсем маленькая. Он даже меня и в глаза не видал. Он тогда еще не бывал у нас в доме. Он сделал это совершенно бескорыстно. Из чистого великодушия.
Миссис Хэшебай. О, в таком случае прошу прощения у этого джентльмена. Так. Ну и что же случилось с этими деньгами?
Элли. Мы все оделись с ног до головы и переехали в другой дом. Меня отдали в другую школу, и я училась там два года.
Миссис Хэшебай. Только два года?
Элли. Да. Вот и все. Потому что через два года оказалось, что мой отец совершенно разорен.
Миссис Хэшебай. Как же это так?
Элли. Не знаю. Никогда не могла понять. Только это было ужасно. Пока мы были бедны, у отца не было долгов, но как только он стал ворочать большими делами, ему пришлось брать на себя всякие обязательства. И вот, когда все предприятие ликвидировалось, то вышло как-то так, что долгов у него оказалось больше, чем то, что ему дал мистер Менген.
Миссис Хэшебай. По-видимому, цапнул больше, чем мог проглотить.
Элли. Мне кажется, вы относитесь к этому как-то ужасно бесчувственно.
Миссис Хэшебай. Детка моя, вы не обращайте внимания на мою манеру разговаривать. Я была когда-то такая же чувствительная и недотрога, вот как вы. Но я нахваталась ужасного жаргона от моих детей и совершенно разучилась разговаривать прилично. Очевидно, у вашего отца не было способностей к подобного рода вещам, и он просто запутался.
Элли. Ах, вот тут-то и видно, что вы его совершенно не понимаете. Дело это потом необыкновенно расцвело. Оно дает теперь сорок четыре процента дохода, за вычетом налога на сверхприбыль.
Миссис Хэшебай. Так вы должны бы купаться в золоте, почему же этого нет?
Элли. Не знаю. Мне все это кажется ужасной несправедливостью. Видите ли, папа обанкротился. Он чуть не умер от горя, потому что он уговорил некоторых своих друзей вложить деньги в это дело. Он был уверен, что дело пойдет успешно, и, как потом оказалось, он был прав, – но все они потеряли свои вклады. Это было ужасно. И я не знаю, что бы мы стали делать, если бы не мистер Менген.
Миссис Хэшебай. Что? Босс опять пришел на выручку? И это после того, как все его денежки полетели на ветер?
Элли. Да. Он нас выручил. И даже ни разу не упрекнул отца. Он купил все, что осталось от этого дела, – помещение, оборудование, ну и все прочее, – через коронного стряпчего за такую сумму, что отец мог заплатить по шесть шиллингов восемь пенсов за фунт и выйти из предприятия. Все очень жалели папу, и так как все были убеждены, что он абсолютно честный человек, никто не возражал против того, чтобы получить шесть шиллингов восемь пенсов вместо десяти шиллингов за фунт. А потом мистер Менген организовал компанию, которая взяла это дело в свои руки, а отца моего сделал управляющим… чтобы мы не умерли с голоду… потому что тогда ведь я еще ничего не зарабатывала.
Миссис Хэшебай. Боже, да это настоящий роман с приключениями! Ну, а когда же Босс воспылал нежными чувствами?
Элли. О, это уже спустя несколько лет. Совсем недавно. Он как-то случайно взял билет на один благотворительный концерт. Я там пела. Ну просто, знаете, в качестве любительницы, мне платили полгинеи за три номера и еще за три выхода на бис. И ему так понравилось, как я пела, что он попросил разрешения проводить меня до дому. Вы просто представить не можете, до чего он удивился, когда я привела его к нам домой и представила его моему отцу, его же собственному управляющему. И вот тут-то отец и рассказал мне о его благородном поступке. Ну, разумеется, все считали, что для меня это необыкновенно счастливый случай… ведь он такой богатый. Ну, и вот, мы пришли к чему-то вроде соглашения. Мне кажется… я должна считать это почти… помолвкой. (Она страшно расстроена и не может больше говорить.)
Миссис Хэшебай (вскакивает и начинает ходить взад и вперед). Помолвка, вы говорите? Ну, моя деточка, эта помолвка живо обратится в размолвку, если я только возьмусь за это как следует.
Элли (безнадежно). Нет, вы напрасно так говорите. Меня вынуждает к этому честь и чувство благодарности. Я уж решилась.
Миссис Хэшебай (останавливается у дивана и, перегнувшисьчерез спинку, отчитывает Элли). Вы, конечно, сами прекрасно понимаете, что это совсем не честно и не благородно – выйти замуж за человека, не любя его. Вы любите этого Менгена?
Элли. Д-да. Во всяком случае…
Миссис Хэшебай. Меня совершенно не интересуют эти ваши «всякие случаи», я хочу, чтобы вы мне выложили все начистоту. Девушки в вашем возрасте способны влюбиться в самых невообразимых идиотов, особенно стариков.
Элли. Я. очень хорошо отношусь к мистеру Менгену. И я всегда…
Миссис Хэшебай (нетерпеливо заканчивая ее фразу, стремительно переходит на правый борт). «… буду благодарна ему за его доброту к моему дорогому папе». Это я уж все слышала. А еще кто есть?
Элли. То есть… что вы хотите сказать?!
Миссис Хэшебай. Есть кто-нибудь еще? Вы в кого-нибудь влюблены по-настоящему?
Элли. Конечно, нет – ни в кого.
Миссис Хэшебай. Гм… (Ей попадается на глаза книга, лежащая на чертежном столе, она берет ее в руки, и заглавие книги, по-видимому, ее поражает: она смотрит на Элли и вкрадчиво спрашивает.) А вы не влюблены в какого-нибудь актера?
Элли. Нет, нет! Почему… почему вам это пришло в голову?
Миссис Хэшебай. Ведь это ваша книга? Что это вам вдруг вздумалось читать «Отелло»?
Элли. Отец научил меня любить Шекспира.
Миссис Хэшебай (швыряя книгу на стол). Действительно! Ваш отец, по-видимому, правда не в себе!
Элли (наивно). А вы разве никогда не читаете Шекспира, Гесиона? Мне просто это кажется удивительным. Мне так нравится Отелло.
Миссис Хэшебай. Отелло нравится? Потому что он ревнивец?
Элли. Ах, нет, не это. Все, что там насчет ревности, – просто ужасно. Но вы не находите, что это было просто непостижимое счастье для Дездемоны, которая мирно росла дома, вдруг встретиться с таким человеком… Ведь он скитался по всему свету, жил в таком кипучем мире, совершал всякие чудеса храбрости, столько испытал всяких ужасов – и вот все же что-то нашел в ней, что притягивало его, и он мог часами сидеть и рассказывать ей обо всем этом.
Миссис Хэшебай. Ах, вот вам какие романы по вкусу?
Элли. Почему же непременно роман? Это могло и на самом деле случиться. (По глазам Элли видно, что она не спорит, а мечтает.)
Миссис Хэшебай внимательно вглядывается в нее, потом не спеша подходит к дивану и усаживается с ней рядом.
Миссис Хэшебай. Элли, милочка! А вы не обратили внимания, что все эти истории, которые он Дездемоне рассказывает, ведь на самом деле их не могло быть?
Элли. Ах, нет. Шекспир думал, что все это могло случиться.
Миссис Хэшебай. Гм… Вернее, Дездемона думала, что все это так и было. Но этого не было.
Элли. Почему вы говорите об этом с таким загадочным видом? Вы прямо сфинкс какой-то. Никогда не могу понять, что вы, в сущности, хотите сказать?
Миссис Хэшебай. Если бы Дездемона осталась в живых, она бы вывела его на чистую воду. Иногда мне, знаете, приходит в голову, не потому ли он и задушил ее?
Элли. Отелло не мог лгать.
Миссис Хэшебай. Откуда вам это известно?
Элли. Шекспир так и сказал бы, что Отелло лгал. Гесиона, ведь есть же на свете мужчины, которые действительно делают замечательные вещи. Мужчины, похожие на Отелло; только, конечно, они белые, очень красивые и…
Миссис Хэшебай. Ага! Наконец-то мы пришли к сути дела. Ну, теперь расскажите мне про него все. Я так и знала, что тут кто-то есть. Потому что иначе вы не чувствовали бы себя такой несчастной из-за Менгена. Вам даже улыбалось бы выйти за него замуж.
Элли (вспыхивая). Гесиона, вы просто ужасны. Но я не хочу делать из этого тайны, хотя, конечно, я не стала бы об этом рассказывать направо и налево. И к тому же я с ним незнакома.
Миссис Хэшебай. Незнакомы?
Элли. Ну, конечно, немножко знакома, разговаривала с ним.
Миссис Хэшебай. Но вам хочется узнать его поближе?
Элли. Нет, нет. Я знаю его очень близко…
Миссис Хэшебай. Вы с ним незнакомы… вы знаете его очень близко… Как это все ясно и просто!
Элли. Я хочу сказать, что у нас он не бывает… я… я просто разговорилась с ним случайно, на концерте.
Миссис Хэшебай. Вы, по-видимому, очень весело проводите время на ваших концертах, Элли?
Элли. Да нет. Вовсе нет. Вообще мы все разговариваем друг с другом в артистической, когда дожидаемся своей очереди. Я думала, что это кто-нибудь из артистов. У него такое замечательное лицо. Но оказалось, он просто один из членов комитета. Я, между прочим, сказала ему, что хожу копировать одну картину в Национальной галерее.
Я немножко зарабатываю этим. Я не очень хорошо рисую, но так как это всегда одна и та же картина, то я теперь могу скопировать ее очень быстро и получаю за это два или три фунта. И вот как-то раз он пришел в Национальную галерею.
Миссис Хэшебай. В студенческий день, конечно. Заплатил шесть пенсов, чтобы толкаться там среди всех этих мольбертов, хотя в другой день можно было прийти бесплатно и без всякой толкотни. Разумеется, это вышло совершенно случайно.
Элли (торжествующе). Нет. Он пришел нарочно. Ему нравилось разговаривать со мной. У него масса блестящих знакомых, светские женщины от него без ума, – но он сбежал от всех, чтобы прийти повидать меня в Национальной галерее. И упросил меня поехать кататься с ним в Ричмонд-парк.
Миссис Хэшебай. И вы, душечка, согласились. Просто удивительно, что только вы, добродетельные девушки, можете себе позволить, и о вас никто слова не скажет.
Элли. Но я не выезжаю в свет, Гесиона. Если бы у меня не было знакомств, которые завязываются вот так, то у меня вообще не было бы знакомых.
Миссис Хэшебай. Да нет, конечно, тут нет ничего дурного, если вы умеете постоять за себя. А можно узнать его имя?
Элли (медленно и нараспев). Марк Дарнли!
Миссис Хэшебай (повторяя за ней). Марк Дарнли. Какое замечательное имя!
Элли. Ах, я так рада, что вам нравится. Мне тоже ужасно нравится, но я все боялась, что это просто мое воображение.
Миссис Хэшебай. Ну, ну. Он что – из эбердинских Дарнли?
Элли. Никто этого не знает. Нет, вы только подумайте, его нашли в старинном ларце…
Миссис Хэшебай. Что? В чем?
Элли. В старинном ларце. В саду, среди роз, летним утром. А ночью была страшная гроза.
Миссис Хэшебай. Что ж он там делал, в этом ларце? Спрятался туда от молнии, что ли?
Элли. Ах нет, нет. Он же был тогда совсем малюткой. Имя Марк Дарнли было вышито на его детской рубашечке. И пятьсот фунтов золотом…
Миссис Хэшебай (строго смотрит на нее). Элли!
Элли. В саду виконта…
Миссис Хэшебай. Де Ружемона.
Элли (невинно). Нет. Де Лярошжаклена. Это французский род. Виконты. А его жизнь – это сплошная сказка. Тигр…
Миссис Хэшебай. Убитый его собственной рукой?
Элли. Да нет, вовсе не так банально. Он спас жизнь тигру во время охоты. Это была королевская охота, короля Эдуарда, в Индии. Король страшно рассердился. Вот потому-то его военные заслуги и не были оценены по достоинству. Но ему это все равно. Он социалист, он презирает титулы и чины. И он участвовал в трех революциях, дрался на баррикадах…
Миссис Хэшебай. Ну как это вы только можете – сидеть вот так и рассказывать мне все эти небылицы? И это вы, Элли! А я-то считала вас простодушной, прямой, хорошей девушкой.
Элли (поднимается с достоинством, но в страшном негодовании). Вы хотите сказать, что вы мне не верите?
Миссис Хэшебай. Ну, конечно, не верю. Сидите и выдумываете – ни одного слова правды. Да что, вы считаете меня совсем дурой?
Элли (смотрит на нее широко раскрытыми глазами; искренность ее до того очевидна, что миссис Хэшебай озадачена). Прощайте, Гесиона. Мне очень жаль. Я теперь вижу, что все это звучит невероятно, когда это рассказываешь. Но я не могу оставаться здесь, если вы так обо мне думаете.
Миссис Хэшебай (хватает ее за платье). Никуда вы не пойдете. Нет, так ошибаться просто немыслимо! Я слишком хорошо знаю вралей. По-видимому, вам действительно кто-то рассказывал все это.
Элли (вспыхивая). Гесиона, не говорите, что вы не верите ему. Я этого не вынесу.
Миссис Хэшебай (успокаивая ее). Ну, конечно, я верю ему, милочка моя. Но вы должны были преподнести это мне по крайней мере не все сразу, а как-нибудь по частям. (Снова усаживает ее рядом с собой.) Ну, теперь рассказывайте мне о нем все. Итак, вы влюбились в него?
Элли. Ах, нет. Я не такая дурочка. Я не влюбляюсь так сразу. Я вовсе уж не такая глупенькая, как вам кажется.
Миссис Хэшебай. Понятно. Это просто, чтобы было о чем помечтать, чтобы жить было интереснее и радостнее.
Элли. Да, да Вот и все.
Миссис Хэшебай. И тогда время бежит быстро. Вечером не томишься от скуки и не ждешь, когда можно лечь спать, не думаешь о том, что вот будешь вертеться без сна или приснится что-нибудь неприятное. А какое счастье просыпаться утром! Лучше самого чудесного сна! Вся жизнь преображается. Уж не мечтаешь почитать какую-нибудь интересную книгу, жизнь кажется интересней всякой книги. И никаких желаний, только чтобы остаться одной и ни с кем не разговаривать. Сидеть одной и просто думать об этом.
Элли (обнимая ее). Гесиона, вы настоящая колдунья. Откуда вы все это знаете? Вы самая чуткая женщина на свете.
Миссис Хэшебай (поглаживая ее). Милочка моя, детка! Как я завидую вам! И как мне жаль вас!
Элли. Жаль? Почему?
Очень красивый человек лет пятидесяти, с усами мушкетера, в широкополой, франтовато загнутой шляпе, с изящной тросточкой, входит из передней и останавливается как вкопанный при виде двух женщин на диване.
(Увидя его, поднимается с радостным изумлением.) О Гесиона! Это мистер Марк Дарнли.
Миссис Хэшебай (поднимаясь). Вот так штука! Это мой муж.
Элли. Но как же… (Внезапно умолкает, бледнеет и пошатывается.)
Миссис Хэшебай (подхватывает ее и усаживает на диван). Успокойтесь, детка.
Гектор Хэшебай (в некотором замешательстве и в то же время с каким-то наглым спокойствием кладет шляпу и трость на стол). Мое настоящее имя, мисс Дэн, Гектор Хэшебай. Я предоставляю вам судить – может ли тонко чувствующий человек спокойно признаться в том, что он носит такое имя. Когда у меня есть возможность, я стараюсь обходиться без него. Я уезжал на целый месяц. И я не подозревал, что вы знакомы с моей женой и можете, появиться здесь. Тем не менее я чрезвычайно рад приветствовать вас в нашем скромном домике.
Элли (в настоящем отчаянии). Я не знаю, что мне делать. Пожалуйста… можно мне поговорить с папой? Оставьте меня. Я этого не вынесу.
Миссис Хэшебай. Уходи, Гектор.
Гектор. Я…
Миссис Хэшебай. Живо, живо! Убирайся вон!
Гектор. Ну, если ты думаешь, что так лучше… (Уходит, захватив свою шляпу, трость остается на столе.)
Миссис Хэшебай (укладывает Элли на диван). Ну вот, деточка, он ушел. Здесь никого нет, кроме меня. Можете дать себе волю. Не сдерживайтесь. Поплачьте хорошенько.
Элли (поднимая голову). К черту!
Миссис Хэшебай. Вот это здорово! Замечательно! Я думала, вы сейчас скажете, что у вас сердце разбилось. Вы меня не стесняйтесь. Выругайтесь еще раз.
Элли. Я не его ругаю. Я себя ругаю. Как я могла быть такой дурой! (Вскакивает.) И как это я позволила так себя одурачить! (Быстро ходит взад и вперед; вся ее цветущая свежесть куда-то пропала, она сразу стала как-то старше и жестче.)
Миссис Хэшебай. Ну, почему бы и нет, милочка? Очень немногие молодые женщины могут устоять перед Гектором. Я вот сама не устояла в вашем возрасте. Он поистине великолепен.
Элли (поворачиваясь к ней). Великолепен? Да, великолепная внешность, конечно. Но как можно любить лгуна?
Миссис Хэшебай. Не знаю. Но, к счастью, оказывается можно. Иначе в мире было бы очень немного любви.
Элли. Но так лгать! Оказаться хвастунишкой, трусом!
Миссис Хэшебай (вскакивает в смятении). Нет, милочка, только не это, прошу вас. Если вы выразите хотя малейшее сомнение в храбрости Гектора, он пойдет и наделает черт знает чего, только бы убедить себя, что он не трус. Он иногда проделывает ужасные штуки – вылезет из окна на третьем этаже и влезет в другое. Просто чтобы испытать свои нервы. У него целый ящик медалей Альберта за спасение погибающих.
Элли. Он никогда не говорил мне об этом.
Миссис Хэшебай. Он никогда не хвастается тем, что он сделал на самом деле. Он терпеть этого не может. Даже если кто-нибудь другой это говорит, он стыдится. Зато все его рассказы – это сказки, выдумки.
Элли (подходит к ней). Так вы, значит, хотите сказать, что он действительно храбрый и у него были всякие приключения, а рассказывает он небылицы?
Миссис Хэшебай. Да, милочка. Вот именно. Ведь у людей их добродетели и пороки не разложены по полочкам. Все это вместе перемешано.
Элли (задумчиво смотрит на нее). В вашем доме, Гесиона, что-то есть странное. И даже в вас самой. И я не знаю… как это я так спокойно разговариваю с вами. У меня какое-то ужасное чувство, как будто у меня сердце разбилось. Но это, оказывается, совсем не то, что я себе представляла.
Миссис Хэшебай (обнимая ее). Просто это жизнь начинает воспитывать вас, деточка. Ну, а что же вы сейчас испытываете к Боссу Менгену?
Элли (вырывается из объятий Гесионы, на лице ее написано отвращение). О Гесиона, как вы можете мне напоминать о нем!
Миссис Хэшебай. Простите, детка. Мне кажется, я слышу шаги Гектора. Вы сейчас не возражаете, если он придет? Элли. Ничуть. Я совершенно излечилась.
Из передней входят Мадзини Дэн и Гектор.
Гектор (открывает дверь и пропускает Мадзини вперед). Еще секунда, и она бы упала мертвой.
Мадзини. Нет, подумайте, какое чудо! Элли, деточка моя! Мистер Хэшебай только что рассказал мне совершенно удивительную…
Элли. Да, я уже слышала. (Отходит в другой конец комнаты.)
Гектop (идет за ней). Нет, этого вы еще не слыхали. Я вам расскажу после обеда. Мне кажется, это должно вам понравиться. По правде сказать, я сочинил это для вас и уже предвкушал удовольствие рассказать вам, но с досады, когда меня отсюда выгнали, я истратил этот заряд на вашего отца.
Элли (отступая, спиной к верстаку, презрительно, но с полным, самообладанием). Вы истратили не зря. Он верит вам. Я бы не поверила.
Мадзини (добродушно). Элли – она у меня очень Своенравная, мистер Хэшебай. Конечно, на самом деле она так не думает. (Идет к книжным полкам и разглядывает корешки.)
Из передней входит Босс Mенген, за ним капитан. Менген в сюртучной паре, точно он собрался в церковь или на заседание директората. Ему лет пятьдесят пять; у него озабоченное, недоверчивое выражение лица; во всех его движениях чувствуются тщетные потуги держать себя с неким воображаемым достоинством. Лицо серое, волосы прямые, бесцветные, черты лица до того заурядны, что о них просто нечего сказать.
Капитан Шотовер (знакомя миссис Хэшебай с новым гостем). Говорит, что его зовут Менген. К службе не годен.
Миссис Хэшебай (очень любезно). Добро пожаловать, мистер Менген.
Менген (пожимая ей руку). Очень рад.
Капитан Шотовер. Дэн порастерял все свои мускулы, но зато приобрел бодрость духа. Редкий случай, после того как человек пережил три приступа белой горячки. (Уходит в кладовую.)
Миссис Хэшебай. Поздравляю вас, мистер Дэн.
Мадзини (в недоумении). Да я всю жизнь в рот не брал спиртного.
Миссис Хэшебай. Вам будет гораздо меньше хлопот, если вы предоставите папе думать то, что ему хочется, а не будете пытаться объяснить ему то, что есть на самом деле.
Мадзини. Ну, знаете, три приступа белой горячки…
Миссис Хэшебай (обращаясь к Менгену). Вы знакомы с моим мужем, мистер Менген? (Показывает на Гектора.)
Менген (идет к Гектору, который приветливо протягивает ему руку). Очень рад. (Оборачивается к Элли.) Я надеюсь, мисс Элли, вы не очень устали с дороги. (Здоровается с ней.)
Миссис Хэшебай. Гектор, покажи мистеру Дэну его комнату.
Гектор. Да, да, конечно. Идемте, мистер Дэн. (Уходит с Мадзини.)
Элли. Вы еще не показали мне моей комнаты, Гесиона.
Миссис Хэшебай. Ах, господи, какая я глупая! Идемте. Пожалуйста, будьте как дома, мистер Менген. Папа составит вам компанию. (Кричит капитану.) Папа, иди покажи дом мистеру Менгену. (Уходит с Элли.)
Капитан Шотовер. Вы думаете жениться на дочери Дэна? Не делайте этого. Вы слишком стары.
Менген (пораженный). Вот как! Не слишком ли вы сплеча рубите, капитан?
Капитан Шотовер. Но ведь это правда.
Менген. Она этого не думает.
Капитан Шотовер. Думает.
Менген. Люди и постарше меня…
Капитан Шотовер (доканчивает за него). …оказывались в дураках. Это тоже правда.
Менген (переходя в наступление). Не понимаю, почему вы считаете себя вправе в это вмешиваться.
Капитан Шотовер. Каждый должен в это вмешиваться. Звезды содрогаются в небесах, когда происходят подобные вещи.
Менген. И тем не менее я женюсь на ней.
Капитан Шотовер. Откуда это вам известно?
Менген (старается показать себя человеком с сильным характером). Я намерен это сделать. Я так решил. Ясно? Со мной еще не бывало, чтобы я что-нибудь решил и не довел до конца. Такой уж я человек. И мы с вами лучше поймем друг друга, если вы это твердо и раз навсегда усвоите, капитан.
Капитан Шотовер. Вы любите кинематограф!
Менген. Возможно. Кто это вам сказал?
Капитан Шотовер. Разговаривайте как человек, а не как кукла на экране. Вам хочется сказать, что вы зарабатываете сто тысяч в год.
Менген. Я этим не хвастаюсь. Но когда я встречаю человека, который зарабатывает сто тысяч в год, я снимаю перед ним шляпу, пожимаю ему руку и называю его братом.
Капитан Шотовер. Значит, вы тоже зарабатываете сто тысяч в год? Не так ли?
Менген. Нет, этого я не сказал бы. Пятьдесят – возможно.
Капитан Шотовер. Значит, брат наполовину. (С обычной своей резкостью поворачивается спиной к Менгену и собирает со стола на китайский поднос пустые чашки.)
Менген (раздраженно). Послушайте, капитан Шотовер, мне не совсем понятно мое положение в этом доме. Я приехал сюда по приглашению вашей дочери. Я в ее доме или в вашем?