Капитан Шотовер. Сердце разбилось? Так, может быть, вы из числа тех, кто настолько довольствуется самим собой, что только тогда и может быть счастлив, когда судьба лишит его всего, даже надежды?
Элли (хватает его за руку). Да, похоже, что так. Вот я сейчас чувствую: нет ничего на свете, чего бы я не могла сделать, – потому что я ничего не хочу.
Капитан Шотовер. Это и есть единственная настоящая сила. Это и есть гений человека. Лучше рома.
Элли (отбрасывает его руку). Рома! Ну зачем вы все испортили?
Из сада в дверь правого борта входят Гектор и Рэнделл.
Гектор. Прошу прощения. Мы думали, тут никого нет.
Элли (вставая). Это, надо полагать, означает, что вы хотите рассказать мистеру Рэнделлу историю с тигром. Идемте, капитан. Я хочу поговорить с отцом, и лучше вам быть при этом.
Капитан Шотовер (поднимаясь). Глупости! Он уже лег спать.
Элли. Ага! Вот я вас и поймала. Настоящий мой отец лег спать. Но отец, которого вы мне выдумали, в кухне. И вы отлично знали это с самого начала. Идемте. (Тащит его в сад, к двери с левого борта.)
Гектор. Вот удивительная девчонка! Водит Старого Моряка за собой на цепочке, как комнатную собачку.
Рэнделл. Ну, вот, теперь, когда они ушли, может быть, мы с вами потолкуем по-дружески?
Гектор садится на стул у чертежного стола, повернувшись лицом к Рэнделлу, который стоит, небрежно прислонившись к верстаку.
Я полагаю, мы можем быть вполне откровенны. Я имею в виду леди Эттеруорд.
Гектор. Вы можете говорить откровенно. А мне нечего сказать. Я ни разу ее не видел до сегодняшнего дня.
Рэнделл (выпрямляясь). Что? Ведь вы муж ее сестры?
Гектор. Ну, если уж на то пошло, так ведь вы – брат ее мужа.
Рэнделл. Но ведь вы с ней, по-видимому, очень близки?
Гектор. Как и вы.
Рэнделл. Да. Но я с ней действительно близок. Я знаю ее уже много лет.
Гектор. По-видимому, ей понадобилось много лет для того, чтобы достичь с вами той короткости, которая со мной завязалась через пять минут.
Рэнделл (оскорбленный). Поистине, Ариадна – это предел. (Отходит, надутый, к окну.)
Гектор (хладнокровно). Она, как я уже говорил Гесионе, весьма предприимчивая женщина.
Рэнделл (оборачивается в возбуждении). Видите ли, Хэшебай, вы то, что женщины называют «красивый мужчина».
Гектор. В дни моего тщеславия я старался сохранить эту видимость. И Гесиона настаивает, чтобы я продолжал это и сейчас. Она заставляет меня напяливать эти дурацкие штуки (показывает на арабский костюм), потому что ей кажется, что у меня нелепый вид во фраке.
Рэнделл. Вы отлично сохранились, дружище. Так вот, уверяю вас, в моем отношении нет ни капли ревности.
Гектор. Казалось бы, много уместнее было бы поинтересоваться, нет ли этой капли у вашего брата?
Рэнделл. Что? Гастингс? Насчет Гастингса вы не беспокойтесь. Он обладает способностью работать по шестнадцати часов в день над какой-нибудь скучнейшей мелочью, и ему это действительно доставляет удовольствие. Поэтому-то он и выдвигается всюду. Пока Ариадна заботится о том, чтобы он вовремя поел, он будет только благодарен всякому, кто поддержит ее хорошее настроение.
Гектор. А так как она обладает этим фамильным обаянием Шотоверов, то претендентов находится более чем достаточно.
Рэнделл (свирепо). Она поощряет их. Ее поведение – это сплошной скандал. Уверяю вас, дорогой мой, что в моем отношении нет ни капли ревности. Но она своим легкомыслием заставляет говорить о себе везде, где бы она ни появилась. Вот ведь что. А на самом деле она совершенно равнодушна к мужчинам, которые увиваются вокруг нее. Но кто это может знать? И получается что-то довольно некрасивое по отношению к Гастингсу; некрасиво и по отношению ко мне.
Гектор. Она убеждена, что ведет себя столь безупречно…
Рэнделл. Безупречно! Она только тем и занимается, что с утра до вечера устраивает сцены. Берегитесь, дружище! Она вам наделает хлопот, – то есть, верней сказать, наделала бы, если бы всерьез заинтересовалась вами.
Гектор. Значит, она не интересуется мною?
Рэнделл. Ни чуточки. Ей просто хочется прибавить еще один скальп к своей коллекции. Настоящее ее чувство отдано уже давно – много лет тому назад. Так что советую вам поостеречься.
Гектор. Скажите, вы очень страдаете от этого чувства ревности?
Рэнделл. Ревности? Я! Ревную! Дорогой мой, я же вам сказал, что в моем отношении нет ни капли…
Гектор. Да… А вот леди Эттеруорд сказала мне, что она никогда не устраивает сцен. Так вот, бросьте вы расточать попусту вашу ревность на мои усы. Никогда не ревнуйте к настоящему живому мужчине. В конце концов всякого из нас вытесняет воображаемый герой. К тому же ревность ужасно как не идет к вашей непринужденной позе светского человека, которой вы так успешно придерживаетесь во всех остальных случаях жизни.
Рэнделл. Ну, знаете, Хэшебай, мне кажется, мужчина может позволить себе быть джентльменом, и не обязательно обвинять его за это в позерстве.
Гектор. Это тоже поза, не меньше какой-либо другой. Мы здесь все позы наизусть знаем. У нас дома такая игра: найти, что за человек скрывается под той или иной позой. Насколько я понимаю, за вашей позой скрывается излюбленный герой Элли – Отелло.
Рэнделл. Позвольте уж сказать вам, что кой-какие игры в этом доме чрезвычайно раздражают.
Гектор. Да, я сам много лет был их жертвой. Сначала я прямо-таки корчился от этого. Потом, знаете, привык. А теперь и сам научился играть.
Рэнделл. Я бы вас попросил, если для вас это не составит труда, не разыгрывать этих игр со мной. Вы, по-видимому, абсолютно не понимаете ни моего характера, ни того, что я привык считать хорошим тоном.
Гектор. А это входит в ваше понятие хорошего тона – поносить леди Эттеруорд?
Рэнделл (в его негодовании прорывается жалобная детская нотка). Я ни одного слова не сказал против леди Эттеруорд. Это опять какой-то заговор против меня.
Гектор. Какой заговор?
Рэнделл. Вы отлично знаете, сэр. Заговор, который имеет в виду выставить меня мелочным, ревнивцем, ребячливым, – то есть как раз наделить меня теми качествами, которых у меня нет. Все знают, что я представляю собой полную противоположность этому.
Гектор (поднимаясь). По-видимому, в атмосфере нашего дома есть что-то, что скверно на вас действует. Это нередко бывает. (Идет к двери в сад и подчеркнуто-повелительным тоном зовет леди Эттеруорд.) Ариадна!
Леди Эттеруорд .(откуда-то издали). Да?
Рэнделл. Зачем вы ее зовете? Я хочу поговорить…
Леди Эттеруорд (врывается, запыхавшись). Да? Нет, в самом деле, у вас страшно властная натура. Что такое?
Гектор. Да вот я что-то не могу управиться с вашим приятелем Рэнделлом. Вы, конечно, знаете, как к нему подступиться?
Леди Эттеруорд. Рэнделл, вы опять выкинули какую-нибудь глупость? Я вижу по вашему лицу. Нет, вы поистине самое мелочное существо на свете.
Рэнделл. Вы отлично знаете, Ариадна, что в моей натуре нет ни капли мелочности. Я держал себя здесь в высшей степени обходительно. Я остался совершенно невозмутим при виде вора. Это моя особо отличительная черта – невозмутимость. Но… (топает ногой и начинает сердито расхаживать) я требую, чтобы со мной обращались с известным уважением. Я не позволю Хэшебаю фамильярничать со мной. Я не потерплю, чтобы вы поощряли мужчин бегать за вами..
Гектор. Этот человек носит в себе сильно укоренившееся заблуждение в том, что он ваш супруг.
Леди Эттеруорд. Знаю. Он ревнует. Как будто у него есть на это какие-то права! Он вечно меня компрометирует. Устраивает сцены повсюду. Я этого не допущу, Рэнделл. Вы не имеете права пререкаться из-за меня с Гектором. Я не желаю быть предметом мужских пересудов.
Гектор. Будьте благоразумны, Ариадна. Ваша роковая красота сама по себе заставляет мужчин пререкаться.
Леди Эттеруорд. Ах, вот как! А что вы скажете о вашей роковой красоте?
Гектор. Что ж я могу с этим сделать?
Леди Эттеруорд. Вы можете сбрить себе усы. Я могу отрезать себе нос. Всю жизнь мне приходится терпеть из-за мужчин, которые в меня влюбляются. А потом Рэнделл говорит, что я бегаю за мужчинами.
Рэнделл. Я…
Леди Эттеруорд. Да, да, вы говорили. Вы только что это сказали. Почему вы ни о чем не можете подумать, кроме женщин? Наполеон был совершенно прав, когда говорил, что женщины – это занятие для бездельников. А уж из всех бездельников самый отъявленный – это Рэнделл Эттеруорд…
Рэнделл. Ариа…
Леди Эттеруорд (прерывая его целым потоком слов). Да, да, бездельник. И нечего спорить. Сделали ли вы хоть что-нибудь за всю свою жизнь? На что вы годитесь? Хлопот с вами больше, чем с трехлетним младенцем. Вы шагу ступить не можете без чужих услуг.
Рэнделл. Это…
Леди Эттеруорд. Лень! Воплощенная лень! Сплошной эгоизм! Самый скучный человек на земле. Даже когда вы сплетничаете, вы ни о чем говорить не можете, кроме как о себе самом, о своих огорчениях, своих болезнях и о том, кто вас обидел. (Обращается к Гектору.) Знаете, как его прозвали, Гектор?
Гектор, Рэнделл (оба вместе) Пожалуйста, не говорите мне этого. Я не потерплю этого.
Леди Эттеруорд. Рэнделл-слюнтяй – вот как его зовут в обществе.
Рэнделл (кричит). Я не допущу этого, повторяю вам. Выслушайте меня, вы, дьявольская… (Задыхается.)
Леди Эттеруорд. Ну-ну, я вас слушаю. Как это вы собирались меня назвать? Дьявольская… что? Каким противным животным я стану на этот раз?
Рэнделл (захлебываясь от негодования). Нет в мире такого омерзительного животного, каким способна быть женщина. Вы сущий дьявол, который может с ума свести человека! Вы не поверите мне, Хэшебай, если я вам скажу, что я любил этого демона всю мою жизнь. Но бог свидетель, как я был за это наказан. (Опускается на табурет и плачет.)
Леди Эттеруорд (останавливается перед ним, глядя на него с презрительным торжеством). Нюня!
Гектор (подходя к нему, серьезным тоном). Друг мой, эти сестры Шотовер имеют в своем распоряжении две колдовские штуки против мужчин: они могут их заставить любить себя и могут заставить их плакать. Благодарите вашу звезду, что вы не женаты ни на одной из них.
Леди Эттеруорд (надменно). Прошу вас, Гектор…
Гектор (внезапно берет ее за плечи, круто поворачивает ее от Рэнделла к себе и хватает рукой за горло). Ариадна! Если вы только посмеете начать эти штуки со мной, я вас задушу. Слышите? Игра в кошки-мышки с прекрасным полом – премилая игра, но я могу с вами до того доиграться, что голову вам оторву. (Толкает ее без всяких церемоний в большое кресло и продолжает уже не так свирепо, но твердо.) Наполеон верно сказал, что женщины – это занятие для бездельников. Но он сказал еще, что женщина – это утеха воина. Так вот, я – воин. Берегитесь!
Леди Эттеруорд (ничуть не обиженная, а скорей даже польщенная этим неистовством). Дорогой Гектор, я ведь сделала только то, что вы просили.
Гектор. Как вас прикажете понять? Будьте добры объясниться.
Леди Эттеруорд. Вы позвали меня сюда, чтобы утихомирить Рэнделла. Вы сказали, что сами не можете с ним справиться.
Гектор. Ну и что из того, что я сказал, – я не просил вас доводить человека до сумасшествия.
Леди Эттеруорд. Да ничуть он не сходит с ума. Просто это такой способ унять его. Будь вы матерью, вы бы меня поняли.
Гектор. Матерью? Что вы тут такое рассказываете?
Леди Эттеруорд. Да очень просто. Когда дети у меня капризничали и не слушались, я их шлепала как следует, чтобы поревели хорошенько, – это была для них такая полезная встряска. После этого они прекрасно спали и потом на другой день отлично вели себя. Но ведь не могу же я отшлепать Рэнделла. Он слишком велик. Поэтому, когда у него нервы не в порядке и он раскапризничается, я просто довожу его до слез. Вот теперь он будет хорошо вести себя. Посмотрите, он уже совсем спит. (Так оно в сущности и есть.)
Рэнделл (просыпается с возмущением). Я не сплю. Какая вы жестокая, Ариадна! (Расчувствовавшись.) Но я, кажется, готов простить вас, как всегда. (Подавляет зевоту.)
Леди Эттеруорд (Гектору). Ну, грозный воин, вы удовлетворены моим объяснением?…
Гектор. Когда-нибудь, если вы зайдете слишком далеко, я вас зарежу. Я думал раньше, что вы просто дура.
Леди Эттеруорд (смеясь). Все почему-то так думают сначала. Но я не такая дура, как это может показаться с первого взгляда. (Очень довольная, встает.) Ну, Рэнделл, теперь марш спать. И утром вы будете пай-мальчиком, Рэнделл (слабо сопротивляясь). Я пойду спать, когда мне захочется. Сейчас еще и десяти нет.
Леди Эттеруорд. Десять уже давно было. Пожалуйста, Гектор, посмотрите, чтобы он сейчас же пошел спать. (Уходит в сад.)
Гектор. Есть ли на свете рабство более гнусное, чем это рабство мужчин у женщин?
Рэнделл (решительно поднимается). Я завтра не стану с ней разговаривать. Целую неделю не буду с ней говорить. Я ее так проучу… И сейчас пойду спать, не простившись с ней (Идет к двери в переднюю.)
Гектор. Околдовали вас, человече. Старик Шотовер продался дьяволу на Занзибаре. И дьявол дал ему за это чернокожую ведьму в жены. Эти две чертовки-дочки – мистический плод сего союза. Я привязан к юбке Гесионы, но я муж ей. И если я даже и совершенно спятил из-за нее, то мы хоть поженились по крайней мере. Но почему вы позволяете, чтобы Ариадна швыряла вас и таскала, как ребенок таскает и колотит игрушечного слоника? Какая вам от этого радость? Вы что, любовник ее, что ли?
Рэнделл. Вы не должны это так дурно понимать. Может быть, в высшем смысле, в платоническом…
Гектор. Фью-ю… В платоническом! Она держит вас на побегушках. А когда приходит время расплачиваться, она надувает вас. Так это надо понимать?
Рэнделл (вяло). Мне кажется… если я против этого не возражаю… то вам-то до этого какое дело? Кроме того, я же вам сказал, что я проучу ее. Вот увидите. Я знаю, как надо обращаться с женщинами. А правда, я, кажется, совсем засыпаю. Пожелайте миссис Хэшебай от меня покойной ночи, не сочтите за труд. Спокойной ночи. (Поспешно уходит.)
Гектор. Бедняга! О, женщины! Женщины! Женщины! (Поднимает кулаки к небу и потрясает ими, точно произнося заклинание.) Разверзнись! Разверзнись и сокруши! (Уходит в сад.)
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Гектор выходит в сад через стеклянную дверь кормовой галереи. С восточной стороны от эспланады, в свете дугового фонаря, который в своем матовом колпаке похож на луну, леди Эттеруорд томно раскинулась в гамаке; рядом с изголовьем гамака стоит складной стул. С другой стороны флагштока, на длинной садовой скамье, спит капитан Шотовер, рядом с ним сидит Элли, нежно прикорнувшая к его плечу; по левую сторону от них палубный стул. Позади, в темноте прогуливаются Гесиона с Менгеном. Прекрасная тихая безлунная ночь.
Леди Эттеруорд. Какая чудесная ночь! Как будто нарочно для нас.
Гектор. Никакого ей до нас дела нет. Что мы ей? (Угрюмо садится на стул.)
Элли (сонно прижимаясь к капитану). Эта ее красота прямо проникает во все мои жилки. Ночь несет в себе покой для старых и надежду для юных.
Гектор. Это вы что – сами придумали?
Элли. Нет. Это последняя фраза капитана перед тем, как он заснул.
Капитан Шотовер. Я не сплю.
Гектор. Рэнделл спит. И мистер Мадзини Дэн. И Менген, должно быть, тоже.
Менген. А вот и нет. Гектор. Ах, вы здесь? Я думал, Гесиона уже отправила вас спать.
Миссис Хэшебай (подходит сзади к скамье и появляется в круге света вместе с Менгеном). Да, пожалуй, пора. Менген без конца повторяет мне, что у него предчувствие, будто он умрет. В жизни не видела человека, который бы с такой жадностью добивался, чтобы его пожалели.
Менген (жалобно). Но у меня правда такое предчувствие. Правда же. А вы не хотите слушать.
Миссис Хэшебай. Я слушала что-то другое. Тут было какое-то чудесное жужжанье в небе. Никто не слышал? Откуда-то донеслось издалека, а потом замерло.
Менген. Я же вам сказал, что это поезд.
Миссис Хэшебай. А я вам говорю, Альф, что в эти часы никакого поезда нет. Последний приходит в девять сорок пять.
Менген. Может быть, какой-нибудь товарный.
Миссис Хэшебай. По нашей маленькой ветке они не ходят. Просто прицепляют к пассажирскому один товарный вагон. Что бы это такое могло быть, Гектор?
Гектор. Это грозное рычанье неба, знаменующее его отвращение к нам, жалким, бесполезным тварям. (Исступленно.) Я вам говорю, вот увидите, что-нибудь случится. Одно из двух – или из тьмы выйдет какое-то новое существо на смену нам, как мы пришли на смену животным, или небосвод с грохотом обрушится и уничтожит нас.
Леди Эттеруорд (хладнокровно, поучительным тоном, укладываясь поуютнее в своем гамаке). Вовсе мы не приходили на смену животным, Гектор. Почему вы призываете небо обрушиться на этот дом, в котором можно было бы устроить такую уютную жизнь, если бы только Гесиона имела хоть малейшее представление о том, как надо жить. Разве вы не понимаете, в чем главный недостаток этого дома?
Гектор. Мы – главный недостаток. Смысла в нас нет ни малейшего. Мы бесполезны, опасны. И нас следует уничтожить.
Леди Эттеруорд. Глупости! Гастингс в первый же день, как только приехал сюда, – это было тому назад года двадцать четыре, кажется, – сразу же сказал мне, какой у нас недостаток.
Капитан Шотовер. Что? Чурбан сказал, что в моем доме какой-то недостаток?
Леди Эттеруорд. Я сказала, что это Гастингс сказал, а он вовсе не чурбан.
Капитан Шотовер. Какой же это недостаток в моем доме?
Леди Эттеруорд. Такой же, как и на корабле, папа. Разве не тонко было со стороны Гастингса подметить это?
Капитан Шотовер. Дурак он. Какой может быть недостаток на корабле? Там все на месте.
Леди Эттеруорд. Нет, не все.
Миссис Хэшебай. Ну, а что же такое? Да не тяни ты, Эдди.
Леди Эттеруорд. Угадайте.
Гектор. Дьяволицы, дщери ведьмы занзибарской! Дьяволицы!
Леди Эттеруорд. А вот и нет. Уверяю вас, все, что нужно, чтобы сделать этот дом разумным, здоровым, приятным, чтобы у всех был хороший аппетит и здоровый сон, – это лошади.
Миссис Хэшебай. Лошади! Какая чушь!
Леди Эттеруорд. Да, лошади. Почему мы никогда не могли сдать этот дом внаймы?' Потому что тут нет конюшен. Поезжайте куда угодно в Англии, где живут нормальные, здоровые, довольные, настоящие, порядочные англичане, и вы увидите, что главный стержень всего дома – это конюшни; а если кому-нибудь из гостей вздумается побренчать на. рояле, так, прежде чем открыть его, надо всю комнату перевернуть вверх дном – чего-чего только не навалено на крышке. Я до тех пор не почувствовала, что существую, пока не научилась ездить верхом. Но я никогда по-настоящему, как следует, ездить не буду, потому что меня с детства этому не учили. Настоящее английское общество делится на два круга: это круг лошадников и круг невротиков. И это вовсе не условность. Всякому ясно, что люди, которые занимаются охотой, – это порядочные люди, а те, кто не охотится, – это не настоящие люди.
Капитан Шотовер. В этом есть доля правды. Мужчину из меня сделал мой корабль, а корабль – это конь морской.
Леди Эттеруорд. Вот именно поэтому-то, как мне Гастингс объяснял, ты и джентльмен.
Капитан Шотовер. Не так уж глупо для чурбана. Можешь его привезти в следующий раз. Надо поговорить с ним.
Леди Эттеруорд. Почему Рэнделл такой слюнтяй? Воспитывали его хорошо, был в колледже и университете, работал в министерстве иностранных дел, всю жизнь вращался в лучшем обществе. А почему он какой-то такой недоделанный, никчемный? Почему ни один слуга не уживается у него больше, чем два-три месяца? Потому что он слишком ленив и слишком падок на всякие развлечения и поэтому.не может быть ни охотником, ни стрелком. Он бренчит на рояле, рисует, волочится за замужними женщинами, читает беллетристику, стихи. Он даже на флейте играет. Но я никогда не позволяла ему являться с флейтой ко мне в дом. Посмел бы он только… (Ее прерывают меланхолические звуки флейты, доносящиеся из открытого окна сверху. Она в негодовании приподнимается в гамаке.) Рэнделл! Вы до сих пор не легли спать? Вы, что же, подслушиваете?
Флейта задорно отвечает.
Боже, какая пошлость! Сейчас же в кровать, Рэнделл! Как вы смеете!
Окно со стуком закрывается.
(Снова укладывается в гамак.) Ну кто может заинтересоваться таким ничтожеством?
Миссис Хэшебай. Эдди, как ты думаешь, следует Элли выйти замуж за бедного Альфреда только из-за его денег?
Mенген (в ужасном смятении). Ну что же это такое? Миссис Хэшебай, неужели вы будете обсуждать мои дела вот так, перед всеми?
Леди Эттеруорд. Я думаю, Рэнделл сейчас уже не слушает.
Менген. Все слушают. Так, право, нельзя.
Миссис Хэшебай. Да ведь сейчас темно. Ну не все ли вам равно? Элли не возражает. Правда, Элли?
Элли. Правда. Вы что думаете об этом, леди Эттеруорд? У вас так много здравого смысла.
Mенген. Нет, это нехорошо. Это… это…
Миссис Хэшебай зажимает ему рот рукой.
Ах, ну отлично!
Леди Эттеруорд. Сколько у вас денег, мистер Менген?
Менген. Ну знаете!… Нет, это просто невозможно!
Леди Эттеруорд. Глупости, мистер Менген. Ведь весь вопрос в вашем капитале?
Менген. Ну, уж если на то пошло, – сколько у нее денег?
Элли. Ничего нет.
Леди Эттеруорд. Ну вот, она ответила, мистер Менген. А теперь, после того как вы заставили мисс Дэн бросить карты на стол, извольте показать и ваши.
Миссис Хэшебай. Ну, Адольф, выкладывайте – сколько же?
Менген (разозленный до того, что теряет всякую осторожность). Ну, если уж вам угодно знать, то у меня нет денег и никогда не было.
Миссис Хэшебай. Альфред, зачем вы нам рассказываете такие нелепые сказки?
Менген. Это не сказки. Голая правда.
Леди Эттеруорд. На что же вы тогда живете, мистер Менген?
Менген. Я живу на разъездные; ну а потом немножко еще комиссионных.
Капитан Шотовер. A y кого из нас есть что-нибудь, кроме разъездных на путешествие по жизни?
Миссис Хэшебай. Но ведь у вас же есть фабрика, капиталы и все такое?
Менген. Это все так думают, что у меня есть. Меня считают промышленным Наполеоном. Поэтому-то мисс Элли и хочет выйти за меня. Но я вам говорю, что у меня ничего нет.
Элли. Вы хотите сказать – эти фабрики вроде тигров Марка? Они на самом деле не существуют?
Mенген. Они отлично существуют. Только это не мои фабрики. Они принадлежат синдикатам, акционерам и всяким там ленивым, ни на что не пригодным капиталистам. Я беру у них деньги и пускаю фабрики в ход. Отыскиваю людей вроде папаши мисс Дэн, которые кладут все свои силы на то, чтобы наладить дело, и сам принимаю все меры к тому, чтобы оно приносило доход. Конечно, я ставлю условие, чтобы мне платили приличное содержание, но это собачья жизнь. А собственности у меня никакой нет.
Миссис Хэшебай. Альфред, вы очень неискусно пытаетесь увильнуть от брака с Элли.
Mенген. Первый раз в жизни сказал правду насчет своих денег – и первый раз в жизни ни одна душа не верит!
Леди Эттеруорд. Как. это грустно! Почему бы вам не заняться политикой, мистер Менген?
Менген. Политикой? Да что вы, с луны свалились? Чем же я занимаюсь, как не политикой!
Леди Эттеруорд. Простите, но я ни разу о вас не слыхала.
Менген. Разрешите объяснить вам, леди Эттеруорд, что премьер-министр нашей страны предложил мне войти в правительство и безо всякой этой чепухи вроде выборов – на правах диктатора одного крупного ведомства.
Леди Эттеруорд. В качестве консерватора или либерала?
Менген. Ну, это все ерунда. Просто в качестве делового человека.
Все разражаются хохотом.
Над чем вы собственно смеетесь?
Миссис Хэшебай. Ах, Альфред, Альфред! Элли. Это вас-то, который не может ступить шагу без моего отца? Ведь он все за вас делает.
Миссис Хэшебай. Вас, который боится собственных рабочих?
Гектор. Вас, с которым три женщины целый вечер играют в кошку-мышку?
Леди Эттеруорд. Вы, должно быть, дали той партии, которая выдвинула вас, огромную сумму, мистер Менген?
Менген. Ни пенни из своего кармана. Деньги нашел синдикат. Они понимали, насколько я буду для них полезен в правительстве.
Леди Эттеруорд. Все это необыкновенно интересно и неожиданно, мистер Менген. Ну, и каковы же ваши административные достижения?
Менген. Достижения? Гм… не знаю, что вы подразумеваете. Но я ловко расстроил планы молодчиков из других ведомств. Каждый из них стремился выступить в роли спасителя страны, а меня хотели оттеснить, лишить доверия и всякой надежды заработать титул. Но я заранее позаботился, – на тот случай, если бы они захотели мне пакостить, – чтобы у них ничего не вышло. Я, может быть, ничего не понимаю в моих машинах, но зато я прекрасно умею сунуть палку в чужую машину. Вот теперь они остались в совершенных дураках,
Гектор. А вы с чем остались?
Менген. Я остался с тем, что перехитрил всех остальных. Если это не торжество деловитости, то как это еще назвать?
Гектор. Где мы: в Англии или в сумасшедшем доме?
Леди Эттеруорд. Так вы собираетесь спасти страну, мистер Менген?
Менген. А кто же еще ее спасет? Может быть, ваш мистер Рэнделл?
Леди Эттеруорд. Рэнделл-слюнтяй? Нет, конечно.
Менген. Или, может быть, ваш зятек с этими его усами и пышными фразами?
Гектор. О да, если бы мне позволили.
Менген (насмешливо). А-а! А позволят?