Гектор. Нет. Вы им больше по душе.
Менген. То-то же. Ну а раз вы живете в мире, где меня ценят, а вас нет, вам не мешает обращаться со мной повежливее. Кто тут еще найдется, кроме меня?
Леди Эттеруорд. Гастингс! Бросьте вашу нелепую демократию, дайте Гастингсу власть и хороший запас бамбуковых палок, чтобы привести британских туземцев в чувство, – и он без всякого труда спасет страну.
Капитан Шотовер. Пусть уж она лучше погибнет. С палкой в руках всякий дурак сумеет управлять. И я бы мог так управлять. Это не божий путь. Этот твой Гастингс – чурбан.
Леди Эттеруорд. Он стоит всех вас вместе взятых. А вы что скажете, мисс Дэн?
Элли. Я думаю, что мой отец отлично мог бы управлять, если бы люди не клеветали на него, не обманывали его и не презирали за то, что он такой хороший.
Менген (презрительно). Представляю себе: Мадзини Дэн в парламенте и пробивает себе путь в правительство! Слава богу, до этого мы еще не дошли. Что вы скажете, миссис Хэшебай?
Миссис Хэшебай. О, я думаю, что это ровно ничего не значит, кто из вас управляет страной, пока мы управляем вами.
Гектор. Мы? Кто это мы, позвольте узнать?
Миссис Хэшебай. Внучки дьявола, дорогой. Прекрасные женщины.
Гектор (снова вздымая руки к небесам). Обрушься, говорю я, и избавь нас от чар сатанинских!
Элли. Выходит, что в мире нет ничего настоящего, кроме моего отца и Шекспира. Тигры Марка поддельные. Миллионы мистера Менгена поддельные. Даже в Гесионе нет ничего по-настоящему сильного и неподдельного, кроме ее прекрасных черных волос. А леди Эттеруорд слишком красива, чтобы быть настоящей. Единственная вещь, которая еще для меня существовала, это была седьмая степень самосозерцания капитана. Но и это, оказывается…
Капитан Шотовер. Ром.
Леди Эттеруорд (спокойно). Большая часть моих волос отнюдь не поддельная. Герцогиня Дитеринг предлагала мне за это (поглаживает свою прическу) пятьдесят гиней. Она думала, что это парик. Но это все мое собственное, за исключением цвета, разумеется.
Менген (в совершенном неистовстве). Нет, слушайте, я сейчас разденусь, я сниму с себя все, что есть. (Начинает стаскивать с себя сюртук.)
Миссис Хэшебай (хватает его за руку). Альфред! Как вам не стыдно! Да что вы, с ума сошли?
Менген. Стыдно! Где тут стыд, в этом доме? Нет, давайте все разденемся догола. Уж если что делать, так надо доводить до конца. Морально мы все уж разоблачились догола. Так давайте обнажимся и телесно. И посмотрим, как это нам понравится. Я вам говорю, что я не в состоянии это выдержать. Меня с детства учили быть приличным. Я не возражаю против того, чтобы женщины красили волосы, а мужчины пили, – это в человеческой натуре. Но совсем не в человеческой натуре рассказывать об этом направо и налево. Стоит только кому-нибудь из вас рот открыть, как меня всего передергивает (ежится, словно в него запустили камнем) от страха – что еще сейчас тут ляпнут? Как можно сохранять хоть какое-нибудь уважение к себе, если мы не стараемся показать, что мы лучше, чем на самом деле.
Леди Эттеруорд. Совершенно согласна с вами, мистер Менген. Все это я испытала. Я знаю, по опыту знаю, что мужчины и женщины – это хрупкие цветы, и их надо выращивать под стеклом. А у нас в семье привычка швырять камнями куда ни попало и устраивать сквозняки – и это.не только невыносимо грубо, но положительно опасно. Но если уж вы не убереглись от моральной простуды, то зачем же еще простужаться и физически. Нет, уж вы, пожалуйста, не снимайте ваше платье.
Менген. Я буду делать так, как мне хочется, а не так, как вы говорите. Что я, ребенок или взрослый? Хватит с меня этой родительской тирании. Уеду в Сити, там меня ценят и уважают.
Миссис Хэшебай. Прощайте, Альф. Вспоминайте нас иногда там, в вашем Сити. Вспоминайте, какая она юная, Элли.
Элли. Вспоминайте, какие глаза и волосы у Гесионы.
Капитан Шотовер. Вспоминайте про наш сад, где вам не приходилось быть сторожевым псом, который лает, дабы преградить дорогу правде.
Гектор. Вспоминайте красоту леди Эттеруорд. Ее здравый смысл. Ее изящество.
Леди Эттеруорд. Льстец! Нет, мистер Менген, вы лучше вспоминайте, есть ли на свете другое такое место, где вам было лучше, чем здесь. Это ведь самое главное.
Менген (сдаваясь). Хорошо, хорошо. Сдаюсь. Пусть будет по-вашему. Только отвяжитесь. Я понять не могу, где я, что со мной, – когда вы все так на меня накидываетесь. Остаюсь, женюсь на ней. Все сделаю, только чтобы жить спокойно. Ну, теперь вы довольны?
Элли. Нет. Я, в сущности, никогда не собиралась женить вас на себе, мистер Менген. В глубине души – никогда. Я только хотела испытать свои силы. Проверить, можете ли вы устоять, если я захочу.
Менген (в негодовании). Как! Вы хотите сказать, что теперь, после того как я так благородно поступил, вы собираетесь отказаться от меня?
Леди Эттеруорд. На вашем месте я бы не стала так торопиться, мисс Дэн. Вы в любое время, до самой последней минуты, успеете отказаться от мистера Менгена. В его положении разориться довольно трудно. Вы можете вести очень комфортабельную жизнь, пользуясь тем, что он слывет таким богачом.
Элли. Я не могу пойти на двоемужество.
Элли. Всего только полчаса тому назад капитан Шотовер взял меня в белые жены.
Миссис Хэшебай. Элли! Что за чушь! Где? Элли. В небесах, где совершаются все истинные браки.
Леди Эттеруорд. Ну, знаете, мисс Дэн! Ну, знаешь, папа!
Mенген. И он еще говорил мне, что слишком стар! А сам-то, мумия этакая!
Гектор (цитируя Шелли). Им алтарем был темный лес, Венчал их ветер вольный.
Элли. Да, я, Элли Дэн, отдала свое разбитое сердце, мою сильную, здоровую душу ее естественному капитану, моему духовному супругу и отцу. (Она подсовывает руку капитана под свою и нежно ее поглаживает.)
Капитан крепко спит.
Миссис Хэшебай. Ах, как это умно с вашей стороны, деточка. Необыкновенно умно! Альфред, вам никогда не сравняться с Элли. Куда там! Вы должны удовольствоваться маленькой порцией меня.
Менген (сопит и вытирает глаза). Это бессердечно… (Задыхается от огорчения.)
Леди Эттеруорд. Вы удачно отделались, мистер Менген. Мисс Дэн – такая самонадеянная молодая особа, я первый раз вижу такую, с тех пор как вернулась в Англию.
Миссис Хэшебай. О, Элли вовсе не самонадеянная. Ведь правда, милочка?
Элли. Теперь я знаю свою силу, Гесиона.
Менген. Бесстыжая, вот как ее надо назвать.
Миссис Хэшебай. Ш-шшш… ш-шшш… Альфред, не надо грубить. Разве вы не чувствуете, как прекрасна эта брачная ночь, этот брак, заключенный в небесах? Разве вы не счастливы, вы и Гектор? Откройте глаза. Эдди и Элли достаточно хороши, чтобы понравиться самому требовательному мужчине. Мы живем и любим и ни о чем не думаем. И все это мы, женщины, устроили для вас. Почему же, скажите, во имя здравого смысла, вы все еще продолжаете вести себя так, будто вы два жалких, брошенных человека?
Капитан Шотовер. Я вам говорю, что от счастья проку мало. Вы можете быть счастливы только тогда, когда вы наполовину живы. Вот я сейчас – наполовину мертвец, а счастливее, чем я был когда-то в молодости. Но и моему счастью нет благословения божьего.
Элли (с просветленным лицом). Жить в благословении! Вот что мне надо. Теперь я понимаю, почему я на самом деле не могу выйти замуж за мистера Менгена. В нашем браке не могло быть благословения. Благословение в моем разбитом сердце. Благословение в вашей красоте, Гесиона. Благословение в душе вашего отца. Даже в выдумках Марка есть благословение. Но в деньгах мистера Менгена никакого благословения нет.
Менген. Ни звука не понимаю.
Элли. Я тоже. Но я знаю, что это что-то значит.
Менген. Не думайте только, что у меня могут быть какие-нибудь заминки с благословением. Я готов откопать епископа, чтобы он нас благословил и повенчал.
Миссис Хэшебай. Ну, не болван ли он, милочка?
Гектор (гневно). Довольно вам издеваться над этим человеком. Все вы болваны.
Мадзини, в пижаме и в ярком шелковом халате, выходит из дому и подходит к леди Эттеруорд.
Миссис Хэшебай. А! Вот идет единственный человек, который сумел устоять против меня. Что такое случилось, мистер Дэн? Уж не пожар ли?
Мадзини. Нет, что вы! Ничего не случилось. Но как можно спать, когда у тебя под окном такая интересная беседа, да еще при этом такая замечательная ночь. Просто не утерпел и решил присоединиться к вам. О чем это здесь шла речь?
Миссис Хэшебай. О, здесь происходят удивительные вещи, солдат свободы.
Гектор. Вот, например, Менген, в качестве практика и дельца, пытался раздеться здесь при всех. И потерпел позорное поражение. Тогда как вы, в качестве идеалиста, блестяще преуспели в этом.
Мадзини. Надеюсь, вы не в претензии, что я в таком виде? (Садится на складной стул.)
Миссис Хэшебай. Напротив. Я бы предпочла вас всегда в таком виде.
Леди Эттеруорд. Брак вашей дочери, мистер Дэн, расстроился. У мистера Менгена, которого мы все считали капиталистом, оказывается, ровно ничего нет.
Мадзини. Ну, я-то, разумеется, знал это, леди Эттеруорд. Но, если люди верят в него и дают ему деньги, тогда как в меня они не верят и денег мне не дают, то как я могу настаивать, чтобы бедняжка Элли рассчитывала на меня?
Менген. Пожалуйста, только не воображайте, будто у меня ничего нет. Я…
Гектор. Ах, ради бога, без объяснений! Мы поняли. У вас есть тысячи фунтов в долгосрочных векселях, пятьдесят тысяч паев, которым цена десять пенсов за дюжину, и полдюжины таблеток цианистого калия, чтобы покончить с собой в ту минуту, когда вас прижмут к стенке. Вот и все ваши миллионы.
Мадзини. Нет, нет, нет! Он вполне честный человек. Все предприятия, с которыми он имеет дело, совершенно подлинные и вполне законные предприятия.
Гектор (с отвращением). Гм. Даже и плут-то не крупный.
Менген. Это вы так думаете. Но для кой-кого из честных людей оказался даже слишком крупным.
Леди Эттеруорд. Вам никак не угодишь, мистер Менген. Вы решили быть сразу и не богатым и не бедным, и не честным и не нечестным.
Менген. А вы опять за свое. С тех пор как я вступил в этот дурацкий дом, из меня все время шута делают. А я ведь такой же человек, как в Сити, так и здесь.
Элли (мелодично). Да, это дурацкий дом… Это нелепо счастливый дом, это душераздирающий дом, дом безо всяких основ. Я буду называть его домом, где разбиваются сердца.
Миссис Хэшебай. Перестаньте, Элли. А то я завою, как зверь.
Менген начинает понемногу всхлипывать.
Ну вот, вы уже довели Альфреда. Элли. Мне он больше нравится, когда он воет. Капитан Шотовер. Молчать!
Менген затихает.
Пусть сердца разбиваются в безмолвии.
Гектор. А вы согласны с этим именем для вашего дома?
Капитан Шотовер. Это не дом мой, это моя берлога.
Гектор. Мы слишком зажились здесь. Мы не живем в этом доме, мы в нем просто на ролях привидений.
Леди Эттеруорд (с надрывом). Это просто ужасно представить себе, что вы здесь сидели все эти годы, когда я весь свет успела объехать. Мне удалось бежать отсюда еще в юности. А теперь этот дом потянул меня обратно. Он хочет разбить и мое сердце. Но это у него не выйдет. Я простилась с ним и с вами. Глупо было возвращаться. Но я как-то расчувствовалась – вспомнила папу, Гесиону и старые места… Мне казалось, будто они зовут меня.
Мадзини. Но ведь это совершенно естественное, хорошее человеческое чувство, леди Эттеруорд.
Леди Эттеруорд, Вот и я так думала, мистер Дэн. Но теперь я вижу, что это были просто последствия гриппа. И я убедилась, что меня здесь не помнят и не хотят.
Капитан Шотовер. Ты уехала, потому что ты не нуждалась в нас. Разве это не разбило сердце твоего отца? Ты вырвала себя отсюда с корнем. А земля залечила раны и вырастила свежие ростки. И мы забыли тебя. Какое ты имела право возвращаться и бередить старые раны?
Миссис Хэшебай. Ты сначала показалась мне совершенно чужой, Эдди. Но сейчас мне кажется, что ты никогда и» не уезжала.
Леди Эттеруорд. Спасибо тебе, Гесиона; но мой грипп теперь совершенно прошел. И пусть этот дом будет домом разбитых сердец – для вас, мисс Дэн, и для этого господина из Сити, который так плохо владеет собой; а для меня это просто бестолковая и неряшливая вилла, и даже без конюшни.
Гектор. Где обитает…
Элли. Старый, выживший из ума капитан и юная певица, которая преклоняется перед ним.
Миссис Хэшебай. И беспутная матрона, старающаяся скрыть второй подбородок и расплывающиеся телеса и тщетно пытающаяся пленить прирожденного солдата свободы.
Мадзини. Ну что вы, миссис Хэшебай!…
Менген. И еще член правительства его величества короля, награжденный здесь званием болвана. Не забудьте о нем, леди Эттеруорд.
Леди Эттеруорд. И весьма очаровательный джентльмен, основная профессия которого – быть мужем моей сестры.
Гектор. Целая серия идиотов с разбитыми сердцами.
Мадзини. Ах нет! Я бы сказал, если вы разрешите, – весьма и весьма удачные образцы всего, что только есть лучшего в нашей английской культуре. Вы прямо обаятельные люди, очень передовые, без всяких предрассудков, открытые, человечные, не считающиеся ни с какими условностями, демократы, свободомыслящие – словом, у вас все качества, которыми дорожит мыслящий человек.
Миссис Хэшебай. Вы слишком превозносите нас, Мадзини.
Мадзини. Нет, я не льщу, серьезно. Где бы я мог чувствовать себя так непринужденно в пижаме? Я иногда вижу во сне, что я нахожусь в очень изысканном обществе и вдруг обнаруживаю, что на мне нет ничего, кроме пижамы. А иногда и пижамы нет. И я всякий раз чувствую, что я просто сгораю от стыда. А здесь я ничего этого не испытываю; мне кажется, что так и надо.
Леди Эттеруорд. Совершенно безошибочный признак того, что вы не находитесь в действительно изысканном обществе, мистер Дэн. Если бы вы были у меня в доме, вы бы чувствовали себя очень неловко.
Мадзини. Я приложу все старания, чтобы держаться подальше от вашего дома, леди Эттеруорд.
Леди Эттеруорд. Вот и неправильно, мистер Дэн. Я позаботилась бы о том, чтобы вы чувствовали себя вполне удобно. И вам не пришлось бы ломать себе голову над тем, в каком халате вам надо появиться за обедом: в пурпурно-золотом или малиново-изумрудном. Делая такие нелепые вещи, вы усложняете жизнь, вместо того чтобы упрощать. Элли. В вашем доме сердца не разбиваются, не правда ли, леди Эттеруорд?
Гектор. Нет, она сама разбивает сердца в этом своем удобном доме. И тот несчастный там наверху со своей флейтой воет так же, когда она выворачивала ему сердце наизнанку, как, воет Менген, когда моя жена проделывает то же с ним.
Леди Эттеруорд. Это потому, что Рэнделлу больше нечего делать, как позволять разбивать себе сердце. Это для него такое же занятие, как мытье головы. Поищите кого-нибудь, кто разбил бы сердце Гастингсу!
Капитан Шотовер. Чурбан в конце концов оказывается в выигрыше.
Леди Эттеруорд. Я с величайшим удовольствием вернусь к моему чурбану, когда мне до смерти надоест эта ваша компания умников.
Менген (обиженно). Я и не думал выдавать себя за умника.
Леди Эттеруорд. Ах, я и забыла о вас, мистер Менген.
Менген. Ну, я что-то этого не вижу.
Леди Эттеруорд. Вы, может быть, не очень умны, мистер Менген, но вы человек преуспевающий.
Менген. Но я совсем не хочу, чтобы на меня смотрели только как на преуспевающего человека. У меня тоже есть воображение, как и у всякого другого. Вот, например, сейчас у меня предчувствие…
Миссис Хэшебай. Нет, вы просто невозможны, Альфред. Целый вечер я за вами ухаживаю, а вы ни о чем другом не думаете, кроме ваших нелепых предчувствий. Вы мне прямо надоели с этим. Идемте. Вы мне будете читать стихи при свете звезд. (Тащит его в глубь сада в темноту.)
Менген (плаксиво, из темноты). Вам хорошо потешаться надо мной. Но если бы вы только знали…
Гектор (досадливо). Чем все это кончится?
Мадзини. Ничем не кончится, мистер Хэшебай. Жизнь – она ведь не кончается. Она идет себе и идет.
Элли. О, вечно так не может идти. Я всегда чего-то жду. Я не знаю, что это такое, только жизнь должна ведь прийти к какой-то цели.
Леди Эттеруорд. Для молодой женщины вашего возраста – это ребенок.
Гектор. Да, черт побери, но у меня тоже такое чувство. А я не могу родить ребенка.
Леди Эттеруорд. Передав ваши полномочия, Гектор…
Гектор. Да есть у меня дети. Все это для меня уже позади. А все-таки я чувствую, что так это не может продолжаться. Вот мы сидим здесь, болтаем и предоставляем все на свете Менгенам, случаю и сатане. Подумайте только на минуту о тех разрушительных силах, которые имеются у Менгена и у его восхищающейся друг другом шайке. Ведь это истинное сумасшествие! Все равно как дать в руки невоспитанному ребенку в качестве игрушки заряженную торпеду, пусть поиграет в землетрясение.
Мадзини. Да, это верно. Я часто об этом думал, когда был молод.
Гектор. Думать! Что толку об этом думать?! Почему вы чего-нибудь не сделали?
Мадзини. Да нет, я делал. Я был в разных кружках, обществах, произносил речи, статьи писал. То есть все, что было в моих силах. Но, знаете ли, хоть люди в этих кружках и были уверены, что они знают больше, чем Менген, многие из них и не подумали бы сунуться туда, если бы они знали столько, сколько он знает. Видите ли, им никогда не приходилось иметь дело с деньгами или держать в повиновении людей. Каждый год я ждал революции или какого-нибудь ужасного взрыва: казалось просто немыслимым, что мы можем вечно вот так путаться и топтаться на месте. Но ничего не случилось. За исключением, конечно, обычных для нас явлений – нищеты, преступлений, пьянства, к чему все уж привыкли. И никогда ничего не случается. Просто удивительно, если принять во внимание все обстоятельства, до чего мы мирно и гладко существуем…
Леди Эттеруорд. Может быть, кто-нибудь поумнее вас с мистером Менгеном все время заботился об этом?
Мадзини. Возможно. Хотя меня воспитали в неверии, у меня часто бывает такое чувство, что в общем можно довольно много сказать в пользу теории о всемогущем провидении.
Леди Эттеруорд. Провидение! Я имела в виду Гастингса.
Мадзини. Ах, простите, я вас не понял, леди Эттеруорд.
Капитан Шотовер. Всякий пьяный шкипер верит в провидение. Но один из способов провидения обращаться с пьяными шкиперами – швырять их о скалы.
Мадзини. Конечно, на море так оно и есть. Но в политике, уверяю вас, они просто садятся в 'лужу. Ничего не случается.
Капитан Шотовер. На море с морем ничего не случается. И с небом ничего не случается. Солнце восходит с востока и садится на западе. Месяц из серпа превращается в дуговую лампу и появляется все позже и позже, пока не утонет в солнечном свете, как все остальное тонет во мраке. После тайфуна летучие рыбы на солнце сверкают, точно птицы. Удивительно – принимая во внимание все обстоятельства, как они существуют. Ничего не случается, кроме пустяков, о которых и говорить-то не стоит.
Элли. И что же это такое, о капитан, мой капитан?
Капитан Шотовер (мрачно). Ничего. Кроме того, что корабль пьяного шкипера разбивается о скалы, гнилые доски разлетаются в щепы, ржавые болты разъезжаются, и команда идет ко всем чертям, как крысы в капкане.
Элли. Мораль: не надо пить рома.
Капитан Шотовер (запальчиво). Это ложь, дитя. Пусть человек – за день выпьет хоть десять бочек рома, он не пьяный шкипер, пока он ведет свой корабль. Пока он не сбивается с пути, стоит на мостике, держит руль – он не пьяница. А вот человек, который лежит у себя на койке, доверившись провидению, – вот этого я называю пьяным шкипером, хоть он, может быть, ничего не пил, кроме воды из реки Иорданской.
Элли. Замечательно! А все-таки вы за целый час не выпили ни капли. Вот видите, ром вам вовсе и не нужен. Ваша душа жива.
Капитан Шотовер. Это эхо. Только эхо. Последний выстрел прогремел много лет тому назад.
Гектор. А этот корабль, на котором мы все плывем? Эта темница душ, которую мы зовем Англией?
Капитан Шотовер. Капитан ее валяется у себя на койке и сосет прямо из бутылки сточную воду. А команда дуется на кубрике в карты. Налетят, разобьются и потонут. Вы что думаете, законы господни отменены в пользу Англии только потому, что мы здесь родились?
Гектор. Да не хочу я тонуть, как крыса в тюрьме. Я хочу жить. Но что я должен делать?
Капитан Шотовер. Что делать? Чего проще – изучить, в чем заключаются ваши обязанности настоящего англичанина.
Гектор. А разрешите узнать, в чем заключаются мои обязанности англичанина?
Капитан Шотовер. Навигация. Изучите ее и живите. Или пренебрегите ею и будьте прокляты во веки веков.
Элли. Тихонько, тихонько. Вы утомляетесь. Вам вредно.
Мадзини. Когда-то я об этом думал, капитан. Но, уверяю вас, все равно ничего не случится.
Слышится отдаленный глухой взрыв.
Гектор (вскакивая). Что это такое?
Капитан Шотовер. Что-то случилось. (Свистит в свисток.) Буруны на носу.
Свет гаснет.
Гектор (в бешенстве). Кто погасил свет? Кто смел погасить свет?
Няня выбегает из дому на середину эспланады.
Няня. Я, сэр. Из полиции позвонили и сказали, что мы будем отвечать, если не погасим свет.
Гектор. Его сейчас будет видно на сотни миль. (Бросается в дом.)
Няня. Говорят, от дома приходского священника не осталось ничего, кроме груды кирпичей. Если мы его не приютим на ночь, ему негде будет голову приклонить.
Капитан Шотовер. Церковь швырнуло на скалы, ее разнесет в щепы. Я говорил ему, что так оно и случится, если она не будет держать курс в открытое море господне.
Няня. А вам всем велено идти в подвал.
Капитан Шотовер. Ступай туда сама. Ты и вся команда. И прикройте люки. Няня. Чтобы я стала прятаться рядом с этим трусом, за которого я когда-то вышла замуж?! Да я лучше на крышу полезу.
Свет снова вспыхивает.
Вон мистер Хэшебай опять зажег.
Вор (бежит бегом, взывая к няне Гинесс). Да где же эта песочная яма? Мне мальчишка на кухне сказал, что там погреб есть. А от подвалов толку мало. Где песочная яма, где она, капитан?
Няня. Иди вон туда, все прямо, мимо флагштока. Так прямо и уткнешься туда – даст бег, сломаешь там свою проклятую шею. (Презрительно толкает его в сторону, а сама идет к гамаку и становится у его изголовья, как когда-то она стояла у колыбели Ариадны.)
Доносится второй, еще более громкий взрыв. Вор останавливается и стоит, дрожа всем телом.
Элли (вставая). Это уже ближе.
Капитан Шотовер. Следующий попадет к нам. (Встает.) Встать всем перед судилищем.
Вор. О господи боже мой! (В панике бежит мимо флагштока и исчезает в темноте.)
Миссис Хэшебай (задыхаясь, появляется из темноты). Кто это тут пробежал? (Подходит к Элли.) Вы слышали взрывы? А этот звук в небе? Чудесно! Точно настоящий оркестр! Бетховен.
Элли. Вот правда, Гесиона, это Бетховен.
В неистовом восторге бросаются друг к другу в объятья. Свет становится ярче.
Мадзини (в беспокойстве). Свет что-то уж очень яркий.
Няня (смотрит на дом). Это мистер Хэшебай зажигает свет во всем доме и срывает шторы. Рэнделл (выбегает в пижаме, растерянно размахивая флейтой).
Ариадна, душа моя, радость моя! Идемте в подвал! Умоляю вас!
Леди Эттеруорд (совершенно невозмутимо лежа в гамаке.) Жена резидента – в подвале, с прислугой! Ну, Рэнделл!
Рэнделл. А что ж мне делать, если вас убьют?
Леди Эттеруорд. Вас, вероятно, тоже убьют, Рэнделл. А ну-ка покажите, что вы не трусите, и поиграйте нам на флейте. Пожалуйста, сыграйте нам «Пылайте, огни очагов».
Няня (мрачно). Уж насчет того, чтобы пылало, они позаботятся, вон эти… эти… Рэнделл (пытается играть). У меня губы трясутся. Не могу ни звука сыграть.
Мадзини. Надеюсь, бедняга Менген цел и невредим?
Миссис Хэшебай. Он спрятался в песочной яме.
Капитан Шотовер. Мой динамит привлек его туда. Десница божья.
Гектор (выходит из дома и большими шагами идет на прежнее место). Мало света. Нам бы надо до небес пылать.
Элли (вся дрожа от возбуждения). Зажгите дом, Марк.
Миссис Хэшебай. Мой дом? Ни за что! Гектор. Я уж думал об этом. Да не поспеть теперь.
Капитан Шотовер. Час суда настал. Мужество не спасет вас. Но оно покажет, что души ваши еще живы.
Миссис Хэшебай. Ш-шшш… Слушайте. Слышите, вот сейчас? Как это великолепно!
Все поворачиваются спиной к дому и прислушиваются, глядя вверх.
Гектор (внушительно). Мисс Дэн, вам совершенно не годится оставаться здесь. Мы все из этого дома – мошки, летящие на огонь. А вам бы лучше в подвал пойти.
Элли (презрительно). Не думаю.
Мадзини. Элли, дорогая… пойти в подвал, в этом же нет ничего унизительного. Всякий офицер скомандовал бы своим солдатам: марш под прикрытия! Мистер Хэшебай ведет себя здесь как любитель. Менген и бродяга поступили совершенно разумно. Вот они-то и уцелеют.
Элли. Пусть уцелеют. Я буду вести себя как любитель. А вот ты зачем подвергаешь себя опасности?
Мадзини. Подумать только, какой опасности подвергают себя эти бедняги – там, наверху.
Няня. О них еще думать! Убийцы проклятые! Скажете тоже.
Страшный взрыв сотрясает землю. Они откидываются на своих сиденьях, кое-кто хватается за ближайшую опору. Слышно, как из окон со звоном вылетают разбитые стекла.
Мадзини. Никто не ранен?
Гектор. Куда попало?
Няня (со злорадством). Прямо в песочную яму. Своими глазами видела. Так ему и надо. Сама видела. (Со злобным смехом бежит к песочной яме.)
Гектор. Одним мужем стало меньше на свете.
Капитан Шотовер. Тридцать фунтов первоклассного динамита – и попусту!
Мадзини. Ах, бедный Менген!
Гектор. Да что вы, бессмертный, что ли, что жалеете его? Теперь наша очередь.
Все молча, в страшном напряжении, ждут. Гесиона и Элли крепко держат друг друга за руки. Доносится отдаленный взрыв.
Миссис Хэшебай (выпуская руку Элли). Ах, они пролетели мимо!
Леди Эттеруорд. Опасность миновала. Рэнделл, идите спать.
Капитан Шотовер. Все по местам. Корабль невредим.
(Садится и тут же засыпает.)
Элли (в отчаянии). Невредим!
Гектор (с омерзением). Да. Невредим. И до чего же опять стало невыносимо скучно. (Садится).
Мадзини (садясь). Как я, оказывается, ошибся, – ведь вот мы все уцелели, а Менген и бродяга…
Гектор. Два вора…
Леди Эттеруорд… два деловых человека.
Мадзини…оба погибли. А бедному священнику придется, по-видимому, строить себе новый дом.
Миссис Хэшебай. Но какое замечательное ощущение! Я думаю – может быть, они завтра опять прилетят.
Элли (сияя в предвкушении этого). Ах, я тоже думаю!
Рэнделлу удается, наконец, изобразить на флейте «Пылайте, огни очагов…»