Страница:
– Вот так-то лучше, – сказал Харро, вытирая полотенцем лицо жены. – Всего-то навсего кошмар приснился… Скоро все позабудешь и…
– Это не кошмар. – Голос Эннды звучал надломленно, плачуще, что слегка ослабило оптимизм Бартана. – Все было на самом деле.
– Да что ты несешь! – возразил трезвомыслящий Харро.
– А как же твое лицо? – Эннда принялась ритмично раскачиваться вперед-назад. – На сон это было не похоже. Как наяву. И мне казалось, так будет всегда… Всегда-всегда…
Харро решил пошутить:
– Разве это могло быть хуже, чем мои сны после твоей стряпни – особенно пирогов на нутряном сале?
– Я ела твое лицо. – Эннда спокойно – и оттого жутко – улыбнулась мужу. – Харро, я не просто укусила тебя за щеку. Я съела все твое лицо. За несколько часов… Я отхватывала тебе губы и пережевывала их. Оттягивала зубами ноздри и тоже пережевывала. Прокусывала глаза и высасывала жидкость. Когда я закончила, у тебя не осталось лица. Ничего не осталось, даже ушей… Только красный череп с клочком волос на макушке. Вот что я с тобой сделала сегодня ночью, мой любимый. Так что не рассказывай мне про кошмары.
– Все уже позади, – произнес Харро с тревогой в голосе.
– Ты так думаешь? – Эннда закачалась энергичнее, точно под воздействием невидимого двигателя, который вдруг прибавил обороты. – Но ведь это еще не все. Я тебе не рассказала про черный подземный ход… Про кишащих во мгле гадов… которые льнули ко мне плоскими чешуйчатыми телами…
– Я, пожалуй, лучше пойду. – С тазом в руках Бартан повернулся к двери.
– Э, нет, парень, не уходи. – Харро поспешно вскинул руку. – В компании ей легче.
– У них много ног… и у меня… у меня было много ног… и туловище… и щупальца… Они росли прямо из горла. – Эннда перестала раскачиваться, подперла щеку плечом, вытянула руку перед собой и начала ею плавно покачивать. Она явно кому-то подражала, и этот «кто-то» жил в глубинах сознания Бартана, порождая безотчетный страх.
– Ну, я только таз вынесу. – Он сам себе казался предателем: знал, что ни секунды не задержится в доме, и пускай эта злосчастная парочка улаживает свои проблемы без него. А он тут вообще случайный человек, и чужие дела его совершенно не касаются. Бартан увернулся от руки Харро, торопливо вышел на кухню и поставил таз с хлюпающей в нем мочалкой на каминную полку. Он уже повернулся и двинулся к выходу, но тут хозяйка дома, не заметив, что с ее нагого тела соскользнула простыня, поднялась на ноги и пустилась в диковинный танец, раскачивая и дергая перед собою рукой.
– Начиналось это странно, – шептала она. – Правда очень странно. И негоже говорить «начиналось», ведь я возвращалась в дом… в обыкновенный крестьянский дом… белый, с зеленой дверью… Но входить было страшно… и все-таки пришлось… Когда отворила дверь, за ней не было ничего… только какие-то тряпки на стенной вешалке… Старая шляпа, старая накидка, старый фартук… Я понимала: надо сейчас же бежать, иначе быть беде, но что-то заставило войти…
Похолодев, Бартан замер в дверях спальни. Эннда глядела прямо на него. Сквозь него.
– Знаешь, а ведь я ошиблась. Не было там старой одежды. Это был один из них… Он тянул ко мне щупальце… Так медленно…
Харро шагнул к жене и схватил ее за плечи.
– Прекрати! Эннда! Прекрати!
– Но ты же не понимаешь. – Она улыбнулась, обвивая рукой шею мужа. Простыня снова упала на пол. – Дорогой, на меня не нападали… Это было приглашение… приглашение к любви… И мне ее хотелось… Я вошла в дом и обнялась с ужасом… и была счастлива, когда в меня вошел его сизый член… – Эннда рывком прижалась к Харро, ее голые груди набухали и сокращались.
Кинув на Бартана умоляющий взгляд, дородный Харро мигом повалил жену на кровать, а Бартан шагнул в комнату, захлопнул за собой дверь и, бросившись к семейной чете, схватил Эннду за ноги. Зубы ее щелкали, кусая воздух, бедра двигались вверх-вниз, но движения эти уже ослабевали. Устало смежились веки, расслабились мускулы. К ней вернулся покой.
Захватив инициативу, Бартан накрыл женщину простыней, а мысли его между тем были далеко, блуждая в незнакомом континууме сомнений и головоломок. Возможны ли такие совпадения, когда двум людям в разных местах снится одно и то же? Наверно, если обоим очень близко знаком предмет сновидения, но это же не тот случай… «И прежде всего, со мною это было не во сне!» У Бартана проступила на лбу холодная испарина, едва он вспомнил, как входил в тот дом через зеленую дверь… Но его чудовище в реальности оказалось иллюзорным, а в иллюзии Эннды оно было реальным.
«В нашей вселенной так не бывает, – сказал себе Бартан. – Что-то неладно с нашей вселенной».
– Кажись, ей полегче. – Харро гладил супругу по лбу. – Еще поспит нормально часок-другой, и совсем отпустит. Вообще-то я знаю, что ей нужно.
Бартан встал, силясь привязать мысли к действительности.
– Ну а как праздник? Может, нам разъехаться?
– Нет, я хочу, чтобы все остались. Будет лучше, ежели Эннда проснется среди друзей. – Харро встал на ноги и поглядел Бартану в глаза. – Ни к чему об этом распространяться, верно, дружище? Не хочу, чтобы ее считали помешанной, особенно Джоп.
– Я ничего не скажу.
– Спасибо тебе. – Харро подался вперед, чтобы пожать Бартану руку. – Джопу не по нутру вся эта болтовня про ночные кошмары. Он говорит, тому, кто трудится не покладая рук, ничего по ночам не снится.
Бартан заставил себя улыбнуться.
– А что, еще кому-то снятся дурные сны?
Не об этом ли предупреждал мэр Кэрродалл? Может быть, это лишь начало ужаса, который сгонит с земли новых поселенцев, как уже случилось с их предшественниками?
– Сам-то я, когда кладу голову на подушку, – уныло произнес он, отбрасывая воспоминания о сегодняшнем мучительном кошмаре, – точно помираю до зари. Хоть бы что-нибудь приснилось.
– Еще бы, ты же за целый надел взялся в одиночку. Нелегкая работенка, особенно с непривычки.
– Мне соседи помогают. – Бартан говорил, что на ум взбредет, стараясь свыкнуться с новой картиной мира. – А когда женюсь…
– Надо бы мне перевязать боевую рану, – перебил Харро, бережно ощупывая щеку. – Ты выйди, скажи, что мне невдомек, почему это все стоят сложа руки, вместо того чтобы готовиться к празднику. Передай, что нынешний день всем должен запомниться.
Вскоре пришла весть, что Джоп Тринчил и его семейство появятся не раньше середины дня, поэтому Бартан мыкался, предлагая где только можно свои услуги. Это воспринималось с добродушием, но вскоре женщины дали понять, что он больше путается под ногами, чем помогает. Он и правда был рассеян; все валилось из рук. В конце концов Бартан отошел к скамье перед фруктовым садиком, где несколько фермеров млели на солнышке, распивая кувшин зеленого вина.
– Вот и правильно, парень. – Корад Ферчер с дружелюбной улыбкой вручил Бартану полную чашку. – Оставь баб в покое, они сами распрекрасно управятся. – Ферчер был средних лет, и его желтоватые волосы выдавали близкое родство с Форатере.
– Спасибо. – Бартан отхлебнул сладкой жидкости. – Столько суеты, ну я и подумал: без меня пока обойдутся.
– Вон из-за чего вся суматоха. – Фермер махнул рукой в сторону ярко-синего небосвода. – На старой планете с наступлением малой ночи в самый раз бывало начинать гулянку, а тут солнце все жарит и жарит, никак не приноровиться. Неправильно это, чтоб ты знал, жить на отшибе. Я – верноподданный, как и любой другой, да только думается мне, наш король зря задумал расселить нас по всему шару. Ты глянь-ка, глянь на небо! Пустота! Так и мерещится, будто за тобой следят.
Его соседи по скамье дружно закивали и затеяли спор о неудобствах жизни на этом полушарии Верхнего Мира, с которого никогда не увидишь планету-сестру. Некоторые их гипотезы о воздействии непрерывного дня на рост сельскохозяйственных культур и повадки животных показались Бартану довольно сомнительными. Он поймал себя на том, что остро истосковался по обществу Сондевиры; временами в голову лезли мысли об Эннде Форатере и ее ужасном сне наяву. Он был вынужден исключить совпадение, однако, быть может, ключ к тайне лежал в самой природе снов. Неужели есть зерно истины в слухах о том, что в часы сна разум отделяется от тела? Если это так, то две души способны ненароком повстречаться во время своих ночных блужданий и повлиять на сны друг друга.
Бартану не хотелось расставаться с картиной идеального будущего, и новая схема мироздания, казалось, сулила выход. Когда крепкое вино ударило в голову, в мозгу забрезжило малоприятное, но полное и четкое объяснение некоторых сложностей и тонкостей природы. Возвращению бодрости духа поспособствовала и вышедшая во двор Эннда, желающая принять участие в донельзя затянувшихся приготовлениях к вечеринке. Поначалу она выглядела несколько заторможенной, но вскоре уже смеялась вместе с подругами, давая понять Бартану, что черный юмор минувшей ночи предан забвению, а впереди – радостный день.
К тому моменту, когда вдали показался фургон Джопа Тринчила, непривычный к вину Бартан обрел веселую пустоту в голове, и воодушевление, которое он уже познал этим утром, вернулось к нему. Первым импульсом было пойти прямиком навстречу Сондевире, но тут возник игривый замысел удивить ее внезапным появлением. Он направился туда, где стояли фургоны, притаился между двумя высокими повозками и стал ждать, когда неподалеку остановится вновь прибывший экипаж. Оттуда высыпало больше дюжины Тринчилов, наполнив двор жизнерадостным гамом; дети состязались со взрослыми, окликая знакомых и друзей. Внушительный вес не помешал Джопу Тринчилу первым оказаться на земле. Настроен он был, по всей видимости, на знатную гульбу и тотчас рванул к праздничным столам, предоставив своим женщинам вытаскивать из фургона детей и корзинки со съестным. Бартан сомлел, увидев на Сондевире ее самое лучшее платье светло-зеленого цвета с оливковым филигранным рисунком – наряд идеально гармонировал с цветом ее кожи и волос и лишний раз утвердил Бартана во мнении, что перед ней все остальные женщины общины – серые замухрышки. Из фургона Сондевира спускалась последней. Когда она с томной грацией поднялась на ноги, у Бартана чаще забилось сердце, и он едва не бросился к ней, но тут заметил возле кибитки одного из сыновей Джопа, семнадцатилетнего молодца с преждевременно развитой мускулатурой, – он приглашающе тянул к Сондевире руки. Она улыбнулась и свесила ноги за борт, позволив огромным ручищам обхватить ее за талию. Парень легко поднял ее и осторожно поставил на землю, но отпускать не спешил. Они так и простояли несколько секунд, прижимаясь телами и глядя друг другу в глаза, и в поведении Сондевиры не было и намека на неудовольствие. Затем она слегка качнула головой, и Глэйв тотчас убрал руки, сказал что-то, чего Бартану не удалось расслышать, и побежал вслед за остальной родней.
Бартан, осерчав, покинул свое укрытие и подошел к Сондевире.
– Милости просим на вечеринку.
Вопреки его ожиданиям она нисколько не смутилась, сообразив, что за ней следили.
– Бартан! – С лучезарной улыбкой Сондевира подбежала к нему, обняла за талию и прижалась губами к его щеке. – Я тебя целый век не видела!
– Да неужели? – буркнул он, не отвечая на объятия. – Разве ты не нашла приятный способ убить время?
– Ну что ты?! – Ощутив напряженность в его теле, она шагнула назад и изумленно посмотрела на него. – Бартан, да что с тобой?
– Я тебя видел с Глэйвом.
У Сондевиры дрогнул подбородок, затем она расхохоталась.
– Бартан! Да ведь Глэйв – всего-навсего мальчишка! И к тому же мой родственник.
– Настоящее родство? По крови?
– У меня с ним ничего нет. И вовсе не за что меня ревновать. – Она подняла левую руку и показала бракковое кольцо на шестом пальце. – Любимый, я его никогда не снимаю.
– Это не доказательство… – Бартан не смог договорить – перехватило горло.
– Почему мы ведем себя, как чужие? – Сондевира устремила на него нежный, но твердый взгляд, после чего снова обняла – на этот раз за шею – и привлекла к себе.
Бартан еще ни разу не ложился с ней в постель, но, прежде чем закончился поцелуй, ему отчетливо представилось, как это будет выглядеть, и мысли о соперничестве – да и обо всем остальном – разом вылетели из головы. Он отвечал ей с ненасытной страстью, пока она не оторвалась от него.
– Работа в поле сделала тебя силачом, – прошептала она. – Вижу, мне надо быть осторожной и завести побольше подруг.
Бартан повеселел и был польщен.
– А детей завести ты разве не хочешь?
– Хочу, и много, но не сразу. Сначала надо хорошенько потрудиться.
– Сегодня – праздник, и давай забудем о работе. – Бартан взял Сондевиру за руки и потянул прочь со двора, в солнечный покой беспределья, где блестели и сужались, уходя в даль, полосы спелых и неспелых злаков. Добрый час прошагали они бок о бок, наслаждаясь близостью друг друга, любовно болтая о пустяках и считая метеориты, которые иногда прочерчивали в небе серебряные штрихи. Бартан рад был гулять с Сондевирой хоть ночь напролет, но рыцарски уступил, когда она решила возвратиться к началу танцев.
К тому времени, когда они подошли к дому Форатере, Бартана разобрала жажда. Рассудив, что от вина лучше воздержаться, он в поисках напитка послабее набрел на компанию возле бочонка с пивом. Пропустив мимо ушей сальные шуточки насчет их с Сондевирой отсутствия, он выбрался из толпы с увесистым кувшином в руке. Под навесом снова заиграло трио скрипачей, и несколько молодых женщин, в том числе и Сондевира, переплели руки и начали первый танец.
В блаженной отрешенности Бартан прихлебывал пиво и смотрел, как растет толпа танцоров, как фермеры один за другим забывают всю свою степенность и пускаются в пляс. Он осушил кувшин, поставил его на ближайший стол и шагнул к Сондевире… и тут его взгляд упал на стайку малышей, играющих на траве возле огорода. Им было по три-четыре года, и они, образовав круг, танцевали на свой манер – бесшумно, медленнее, чем взрослые. Их подбородки уткнулись во вздернутые правые плечи, а правые руки тянулись вперед, плавно извиваясь и покачиваясь, как змеи.
В танце не было ничего человеческого, он вызывал омерзение и в точности совпадал с движениями Эннды Форатере, когда она описывала свои ночные ужасы.
Бартан отвернулся и нахмурил лоб. Неожиданно он почувствовал себя одиноким, и невинное веселье испарилось без следа.
Часть II
Глава 6
– Это не кошмар. – Голос Эннды звучал надломленно, плачуще, что слегка ослабило оптимизм Бартана. – Все было на самом деле.
– Да что ты несешь! – возразил трезвомыслящий Харро.
– А как же твое лицо? – Эннда принялась ритмично раскачиваться вперед-назад. – На сон это было не похоже. Как наяву. И мне казалось, так будет всегда… Всегда-всегда…
Харро решил пошутить:
– Разве это могло быть хуже, чем мои сны после твоей стряпни – особенно пирогов на нутряном сале?
– Я ела твое лицо. – Эннда спокойно – и оттого жутко – улыбнулась мужу. – Харро, я не просто укусила тебя за щеку. Я съела все твое лицо. За несколько часов… Я отхватывала тебе губы и пережевывала их. Оттягивала зубами ноздри и тоже пережевывала. Прокусывала глаза и высасывала жидкость. Когда я закончила, у тебя не осталось лица. Ничего не осталось, даже ушей… Только красный череп с клочком волос на макушке. Вот что я с тобой сделала сегодня ночью, мой любимый. Так что не рассказывай мне про кошмары.
– Все уже позади, – произнес Харро с тревогой в голосе.
– Ты так думаешь? – Эннда закачалась энергичнее, точно под воздействием невидимого двигателя, который вдруг прибавил обороты. – Но ведь это еще не все. Я тебе не рассказала про черный подземный ход… Про кишащих во мгле гадов… которые льнули ко мне плоскими чешуйчатыми телами…
– Я, пожалуй, лучше пойду. – С тазом в руках Бартан повернулся к двери.
– Э, нет, парень, не уходи. – Харро поспешно вскинул руку. – В компании ей легче.
– У них много ног… и у меня… у меня было много ног… и туловище… и щупальца… Они росли прямо из горла. – Эннда перестала раскачиваться, подперла щеку плечом, вытянула руку перед собой и начала ею плавно покачивать. Она явно кому-то подражала, и этот «кто-то» жил в глубинах сознания Бартана, порождая безотчетный страх.
– Ну, я только таз вынесу. – Он сам себе казался предателем: знал, что ни секунды не задержится в доме, и пускай эта злосчастная парочка улаживает свои проблемы без него. А он тут вообще случайный человек, и чужие дела его совершенно не касаются. Бартан увернулся от руки Харро, торопливо вышел на кухню и поставил таз с хлюпающей в нем мочалкой на каминную полку. Он уже повернулся и двинулся к выходу, но тут хозяйка дома, не заметив, что с ее нагого тела соскользнула простыня, поднялась на ноги и пустилась в диковинный танец, раскачивая и дергая перед собою рукой.
– Начиналось это странно, – шептала она. – Правда очень странно. И негоже говорить «начиналось», ведь я возвращалась в дом… в обыкновенный крестьянский дом… белый, с зеленой дверью… Но входить было страшно… и все-таки пришлось… Когда отворила дверь, за ней не было ничего… только какие-то тряпки на стенной вешалке… Старая шляпа, старая накидка, старый фартук… Я понимала: надо сейчас же бежать, иначе быть беде, но что-то заставило войти…
Похолодев, Бартан замер в дверях спальни. Эннда глядела прямо на него. Сквозь него.
– Знаешь, а ведь я ошиблась. Не было там старой одежды. Это был один из них… Он тянул ко мне щупальце… Так медленно…
Харро шагнул к жене и схватил ее за плечи.
– Прекрати! Эннда! Прекрати!
– Но ты же не понимаешь. – Она улыбнулась, обвивая рукой шею мужа. Простыня снова упала на пол. – Дорогой, на меня не нападали… Это было приглашение… приглашение к любви… И мне ее хотелось… Я вошла в дом и обнялась с ужасом… и была счастлива, когда в меня вошел его сизый член… – Эннда рывком прижалась к Харро, ее голые груди набухали и сокращались.
Кинув на Бартана умоляющий взгляд, дородный Харро мигом повалил жену на кровать, а Бартан шагнул в комнату, захлопнул за собой дверь и, бросившись к семейной чете, схватил Эннду за ноги. Зубы ее щелкали, кусая воздух, бедра двигались вверх-вниз, но движения эти уже ослабевали. Устало смежились веки, расслабились мускулы. К ней вернулся покой.
Захватив инициативу, Бартан накрыл женщину простыней, а мысли его между тем были далеко, блуждая в незнакомом континууме сомнений и головоломок. Возможны ли такие совпадения, когда двум людям в разных местах снится одно и то же? Наверно, если обоим очень близко знаком предмет сновидения, но это же не тот случай… «И прежде всего, со мною это было не во сне!» У Бартана проступила на лбу холодная испарина, едва он вспомнил, как входил в тот дом через зеленую дверь… Но его чудовище в реальности оказалось иллюзорным, а в иллюзии Эннды оно было реальным.
«В нашей вселенной так не бывает, – сказал себе Бартан. – Что-то неладно с нашей вселенной».
– Кажись, ей полегче. – Харро гладил супругу по лбу. – Еще поспит нормально часок-другой, и совсем отпустит. Вообще-то я знаю, что ей нужно.
Бартан встал, силясь привязать мысли к действительности.
– Ну а как праздник? Может, нам разъехаться?
– Нет, я хочу, чтобы все остались. Будет лучше, ежели Эннда проснется среди друзей. – Харро встал на ноги и поглядел Бартану в глаза. – Ни к чему об этом распространяться, верно, дружище? Не хочу, чтобы ее считали помешанной, особенно Джоп.
– Я ничего не скажу.
– Спасибо тебе. – Харро подался вперед, чтобы пожать Бартану руку. – Джопу не по нутру вся эта болтовня про ночные кошмары. Он говорит, тому, кто трудится не покладая рук, ничего по ночам не снится.
Бартан заставил себя улыбнуться.
– А что, еще кому-то снятся дурные сны?
Не об этом ли предупреждал мэр Кэрродалл? Может быть, это лишь начало ужаса, который сгонит с земли новых поселенцев, как уже случилось с их предшественниками?
– Сам-то я, когда кладу голову на подушку, – уныло произнес он, отбрасывая воспоминания о сегодняшнем мучительном кошмаре, – точно помираю до зари. Хоть бы что-нибудь приснилось.
– Еще бы, ты же за целый надел взялся в одиночку. Нелегкая работенка, особенно с непривычки.
– Мне соседи помогают. – Бартан говорил, что на ум взбредет, стараясь свыкнуться с новой картиной мира. – А когда женюсь…
– Надо бы мне перевязать боевую рану, – перебил Харро, бережно ощупывая щеку. – Ты выйди, скажи, что мне невдомек, почему это все стоят сложа руки, вместо того чтобы готовиться к празднику. Передай, что нынешний день всем должен запомниться.
Вскоре пришла весть, что Джоп Тринчил и его семейство появятся не раньше середины дня, поэтому Бартан мыкался, предлагая где только можно свои услуги. Это воспринималось с добродушием, но вскоре женщины дали понять, что он больше путается под ногами, чем помогает. Он и правда был рассеян; все валилось из рук. В конце концов Бартан отошел к скамье перед фруктовым садиком, где несколько фермеров млели на солнышке, распивая кувшин зеленого вина.
– Вот и правильно, парень. – Корад Ферчер с дружелюбной улыбкой вручил Бартану полную чашку. – Оставь баб в покое, они сами распрекрасно управятся. – Ферчер был средних лет, и его желтоватые волосы выдавали близкое родство с Форатере.
– Спасибо. – Бартан отхлебнул сладкой жидкости. – Столько суеты, ну я и подумал: без меня пока обойдутся.
– Вон из-за чего вся суматоха. – Фермер махнул рукой в сторону ярко-синего небосвода. – На старой планете с наступлением малой ночи в самый раз бывало начинать гулянку, а тут солнце все жарит и жарит, никак не приноровиться. Неправильно это, чтоб ты знал, жить на отшибе. Я – верноподданный, как и любой другой, да только думается мне, наш король зря задумал расселить нас по всему шару. Ты глянь-ка, глянь на небо! Пустота! Так и мерещится, будто за тобой следят.
Его соседи по скамье дружно закивали и затеяли спор о неудобствах жизни на этом полушарии Верхнего Мира, с которого никогда не увидишь планету-сестру. Некоторые их гипотезы о воздействии непрерывного дня на рост сельскохозяйственных культур и повадки животных показались Бартану довольно сомнительными. Он поймал себя на том, что остро истосковался по обществу Сондевиры; временами в голову лезли мысли об Эннде Форатере и ее ужасном сне наяву. Он был вынужден исключить совпадение, однако, быть может, ключ к тайне лежал в самой природе снов. Неужели есть зерно истины в слухах о том, что в часы сна разум отделяется от тела? Если это так, то две души способны ненароком повстречаться во время своих ночных блужданий и повлиять на сны друг друга.
Бартану не хотелось расставаться с картиной идеального будущего, и новая схема мироздания, казалось, сулила выход. Когда крепкое вино ударило в голову, в мозгу забрезжило малоприятное, но полное и четкое объяснение некоторых сложностей и тонкостей природы. Возвращению бодрости духа поспособствовала и вышедшая во двор Эннда, желающая принять участие в донельзя затянувшихся приготовлениях к вечеринке. Поначалу она выглядела несколько заторможенной, но вскоре уже смеялась вместе с подругами, давая понять Бартану, что черный юмор минувшей ночи предан забвению, а впереди – радостный день.
К тому моменту, когда вдали показался фургон Джопа Тринчила, непривычный к вину Бартан обрел веселую пустоту в голове, и воодушевление, которое он уже познал этим утром, вернулось к нему. Первым импульсом было пойти прямиком навстречу Сондевире, но тут возник игривый замысел удивить ее внезапным появлением. Он направился туда, где стояли фургоны, притаился между двумя высокими повозками и стал ждать, когда неподалеку остановится вновь прибывший экипаж. Оттуда высыпало больше дюжины Тринчилов, наполнив двор жизнерадостным гамом; дети состязались со взрослыми, окликая знакомых и друзей. Внушительный вес не помешал Джопу Тринчилу первым оказаться на земле. Настроен он был, по всей видимости, на знатную гульбу и тотчас рванул к праздничным столам, предоставив своим женщинам вытаскивать из фургона детей и корзинки со съестным. Бартан сомлел, увидев на Сондевире ее самое лучшее платье светло-зеленого цвета с оливковым филигранным рисунком – наряд идеально гармонировал с цветом ее кожи и волос и лишний раз утвердил Бартана во мнении, что перед ней все остальные женщины общины – серые замухрышки. Из фургона Сондевира спускалась последней. Когда она с томной грацией поднялась на ноги, у Бартана чаще забилось сердце, и он едва не бросился к ней, но тут заметил возле кибитки одного из сыновей Джопа, семнадцатилетнего молодца с преждевременно развитой мускулатурой, – он приглашающе тянул к Сондевире руки. Она улыбнулась и свесила ноги за борт, позволив огромным ручищам обхватить ее за талию. Парень легко поднял ее и осторожно поставил на землю, но отпускать не спешил. Они так и простояли несколько секунд, прижимаясь телами и глядя друг другу в глаза, и в поведении Сондевиры не было и намека на неудовольствие. Затем она слегка качнула головой, и Глэйв тотчас убрал руки, сказал что-то, чего Бартану не удалось расслышать, и побежал вслед за остальной родней.
Бартан, осерчав, покинул свое укрытие и подошел к Сондевире.
– Милости просим на вечеринку.
Вопреки его ожиданиям она нисколько не смутилась, сообразив, что за ней следили.
– Бартан! – С лучезарной улыбкой Сондевира подбежала к нему, обняла за талию и прижалась губами к его щеке. – Я тебя целый век не видела!
– Да неужели? – буркнул он, не отвечая на объятия. – Разве ты не нашла приятный способ убить время?
– Ну что ты?! – Ощутив напряженность в его теле, она шагнула назад и изумленно посмотрела на него. – Бартан, да что с тобой?
– Я тебя видел с Глэйвом.
У Сондевиры дрогнул подбородок, затем она расхохоталась.
– Бартан! Да ведь Глэйв – всего-навсего мальчишка! И к тому же мой родственник.
– Настоящее родство? По крови?
– У меня с ним ничего нет. И вовсе не за что меня ревновать. – Она подняла левую руку и показала бракковое кольцо на шестом пальце. – Любимый, я его никогда не снимаю.
– Это не доказательство… – Бартан не смог договорить – перехватило горло.
– Почему мы ведем себя, как чужие? – Сондевира устремила на него нежный, но твердый взгляд, после чего снова обняла – на этот раз за шею – и привлекла к себе.
Бартан еще ни разу не ложился с ней в постель, но, прежде чем закончился поцелуй, ему отчетливо представилось, как это будет выглядеть, и мысли о соперничестве – да и обо всем остальном – разом вылетели из головы. Он отвечал ей с ненасытной страстью, пока она не оторвалась от него.
– Работа в поле сделала тебя силачом, – прошептала она. – Вижу, мне надо быть осторожной и завести побольше подруг.
Бартан повеселел и был польщен.
– А детей завести ты разве не хочешь?
– Хочу, и много, но не сразу. Сначала надо хорошенько потрудиться.
– Сегодня – праздник, и давай забудем о работе. – Бартан взял Сондевиру за руки и потянул прочь со двора, в солнечный покой беспределья, где блестели и сужались, уходя в даль, полосы спелых и неспелых злаков. Добрый час прошагали они бок о бок, наслаждаясь близостью друг друга, любовно болтая о пустяках и считая метеориты, которые иногда прочерчивали в небе серебряные штрихи. Бартан рад был гулять с Сондевирой хоть ночь напролет, но рыцарски уступил, когда она решила возвратиться к началу танцев.
К тому времени, когда они подошли к дому Форатере, Бартана разобрала жажда. Рассудив, что от вина лучше воздержаться, он в поисках напитка послабее набрел на компанию возле бочонка с пивом. Пропустив мимо ушей сальные шуточки насчет их с Сондевирой отсутствия, он выбрался из толпы с увесистым кувшином в руке. Под навесом снова заиграло трио скрипачей, и несколько молодых женщин, в том числе и Сондевира, переплели руки и начали первый танец.
В блаженной отрешенности Бартан прихлебывал пиво и смотрел, как растет толпа танцоров, как фермеры один за другим забывают всю свою степенность и пускаются в пляс. Он осушил кувшин, поставил его на ближайший стол и шагнул к Сондевире… и тут его взгляд упал на стайку малышей, играющих на траве возле огорода. Им было по три-четыре года, и они, образовав круг, танцевали на свой манер – бесшумно, медленнее, чем взрослые. Их подбородки уткнулись во вздернутые правые плечи, а правые руки тянулись вперед, плавно извиваясь и покачиваясь, как змеи.
В танце не было ничего человеческого, он вызывал омерзение и в точности совпадал с движениями Эннды Форатере, когда она описывала свои ночные ужасы.
Бартан отвернулся и нахмурил лоб. Неожиданно он почувствовал себя одиноким, и невинное веселье испарилось без следа.
Часть II
СТУДЕНАЯ АРЕНА
Глава 6
Приближаясь к парадному входу дворца, Джесалла Маракайн вела разговор только о домашних пустяках. Толлера это смущало и раздражало – уж лучше бы она вооружилась зловещим молчанием.
За двенадцать дней, что промелькнули после «визита» небесного корабля, он ни разу не был дома и потому обрадовался, когда Джесалла приехала сама, чтобы провести с ним ночь. Но напрасно он рассчитывал на привычные радости семейной жизни: супруга держалась с загадочной прохладцей, а когда узнала, что он добился разрешения улететь с первой небесной крепостью, стала язвительной.
Позже, в постели, она отвечала на его ласки с покорством статуи – наверно, резкий отпор не был бы для него столь мучителен. В конце концов он выбросил из головы мысли об интимной близости, но долго не мог сомкнуть глаз, лежа в полном изнеможении души и тела. А к утру провалился в бездну, и было это не просто падение, а долгий, в целый день, полет из зоны невесомости…
– Тебя ждет Кассилл, – отрывисто произнес Толлер. – Хорошо, что домой ты поедешь не одна.
Джесалла кивнула.
– Не просто хорошо, а очень хорошо. А то тебе неровен час взбрело бы в голову и его забрать в небо.
– Что за глупости? Мальчик не увлекается полетами.
– Он и ружьями не увлекался, пока ты его не заставил мастерить эти проклятые мушкеты. Теперь я вижусь с ним едва ли чаще, чем с тобой.
– А, так ты из-за этого? – Толлер остановил ее в многолюдном коридоре с высоким потолком и дождался, когда группа чиновников отойдет на солидное расстояние. – Что же ты ночью не сказала?
– Разве это бы изменило твои планы?
– Нет.
Джесалла поморщилась.
– Тогда что толку было говорить?
– А что толку вообще приезжать во дворец? Чтобы причинить мне боль?
– Боль? Ты сказал – боль? – Джесалла недоверчиво рассмеялась. – До меня дошли слухи о твоей безумной выходке, о дуэли с этой бестией Каркарандом или как там его…
Толлер растерянно заморгал – он не ожидал, что жена сменит тему.
– У меня не было другого выхода…
– А теперь тебя за каким демоном тянет в небо? Знаешь, Толлер, каково женщине, чей муж скорее готов погибнуть, чем с нею жить?
Толлер искал подходящий ответ, делая вид, будто ему мешают говорить двое чиновников с конторскими книгами, подошедшие слишком близко. Чиновники с нескрываемым интересом глядели на них. Возникла одна из тех ситуаций, когда жене удавалось вызвать у Толлера почти сверхъестественный страх. На красивом бледном овале ее лица застыло хмурое выражение, в серых глазах светился ум, с которым Толлер вряд ли мог тягаться. Толлер не помнил случая, когда бы он ухитрился ее переспорить, особенно если речь шла о чем-нибудь важном.
– Понимаю, у меня пока мало доказательств, но времена наступают тяжелые, – медленно проговорил он. – Я делаю лишь то, что должен, и особой радости от этого не испытываю… – Видя, что Джесалла недоверчиво качает головой, он не закончил фразу.
– Не лги мне, Толлер. И себе не лги. Ты же просто счастлив.
– Чепуха.
– Ответь мне на один-единственный вопрос. Ты часто вспоминаешь Леддравора?
Толлер снова был сбит с толку. Он вызвал в памяти, а затем изгнал из нее облик военного принца, с которым сошелся в смертельном поединке, когда их корабли совершили посадку на Верхнем Мире. Если бы не Леддравор, жизнь Толлера сложилась бы совершенно иначе.
– Леддравора? А почему я должен его вспоминать?
Джесалла улыбнулась той приторной улыбкой, которая часто предшествовала ее самым коварным и жестоким ударам.
– Потому что ты – из того же теста. – Она отвернулась и быстро зашагала по коридору, лавируя в толпе с грациозной легкостью, которой Толлер мог только завидовать.
«Никто не вправе говорить мне такие слова», – с тревогой подумал он, бросаясь вдогонку, но успел поравняться с женой лишь на переднем дворе, в ослепительном сиянии солнца. Кассилл уже вывел синерогов из стойла.
Сын Маракайнов ростом пошел в отца, но материнские черты бросались в глаза. Он был долговяз и мускулист и мог, как довелось узнать Толлеру, без передышек и видимой усталости бежать по два-три часа. От матери ему достались изящно очерченный овал лица и задумчивые серые глаза под пышной черной шевелюрой.
– Добрый утренний день, мама, – сказал он, и тотчас все его внимание переключилось на Толлера. – Я привез образцы новых зарядных шариков. На испытаниях ни один ствол не подвел, все остались целы и невредимы, так что можем хоть сейчас делать надежные мушкеты. Хочешь посмотреть? Они в седельной сумке.
Толлер поймал холодный пристальный взгляд Джесаллы.
– После, сынок. Не сегодня. Поручаю это вам с Роблем. Подумайте насчет промышленного изготовления. А у меня сейчас другие дела.
– Ах, ну да! – Кассилл поднял брови и посмотрел на отца, не скрывая обожания. – Так это правда? Ты летишь на первой крепости?
– Приходится. – Толлер вздохнул – ему бы хотелось, чтобы сын отреагировал как-нибудь иначе. Но что поделаешь, если почти вся твоя жизнь прошла в разъездах по поручениям короля, и мальчик вырос, можно сказать, без отца. Толлер часто корил себя за это, но корил молча. Сын видел в нем знаменитого искателя приключений и считал, что таким отцом можно только гордиться. Даже после того, как мальчик всерьез увлекся новой наукой, металлургией, между Толлером и Джесаллой не возникло соперничества за сыновнюю душу, но теперь взаимоотношения сторон в треугольнике изменились, и далеко не самым простым образом. И вдобавок именно тогда, когда Толлер был по горло в делах. Первые две небесные крепости построили в считанные дни; за такой срок невозможно предусмотреть весь риск намеченного старта, а тот уже заполнил все мысли Толлера, и оттого остальное казалось ему слегка нереальным. Душой он уже несся ввысь, в опасные синие просторы, и досадовал, когда дела земные прерывали его полет.
– Я еще сегодня успею поговорить с Роблем, – сказал Кассилл. – Тебя долго не будет?
– В первый раз – дней семь, наверно. Многое зависит от того, насколько гладко пройдут испытания.
– Желаю удачи, папа. – Кассилл пожал Толлеру руку, затем придержал на поводу синерога матери. Она взлетела в седло, как заправская наездница, даже юбка на ней была с разрезом, чтобы не стеснять движений.
– А ты не хочешь пожелать мне удачи?
Джесалла смотрела на Толлера сверху, и гнев на ее лице уживался с печалью. В прическе точно кокарда поблескивала серебряная прядь.
– С какой стати? Разве ты не уверял, что полет будет совершенно безопасен?
– Да, но при чем тут это?
– До свидания, Толлер. – Джесалла развернула синерога и поехала к воротам. Кассилл недоумевающе посмотрел ей вслед.
– Папа, что-нибудь не так?
– Ничего такого, чего мы не сможем исправить, сынок. Хорошенько заботься о матери.
Кассилл вскочил в седло и двинулся следом за Джесаллой. Толлер проводил их взглядом и, как слепой, побрел обратно во дворец, навстречу людскому потоку. Он не прошел и десятка ярдов, когда услышал за спиной торопливые женские шаги. Ему тут же взбрела в голову сущая нелепица: это Джесалла решила вернуться, чтобы помириться прямо сейчас. Он повернулся на каблуках, и радость мигом сменилась разочарованием: к нему спешила невысокая брюнетка лет двадцати пяти, в шафрановом мундире небесного капитана, на плечах – синие полоски, эмблема наспех сформированной Небесной Службы. Лицо – приметное, с волевым подбородком, пухлыми тубами и густыми не по моде бровями, которые как будто собирались нахмуриться.
– Лорд Толлер, – выпалила она, – можно с вами поговорить? Я – небесный капитан Бериза Нэрриндер. Мне уже несколько дней не удается с вами встретиться.
– Простите, капитан, – сказал Толлер. – Вы выбрали самое неподходящее время.
– Милорд, это отнимет всего минуту. А дело весьма серьезное.
Толлер пристально взглянул на женщину, которую не смутил его отказ. Где-то в глубине сознания мелькнула мысль, что она довольно привлекательна, вот только мундир на ней выглядит дико. Тотчас он спохватился и рассердился на себя, а еще – на королеву Дасину, у которой вошло в привычку лезть в дела мужа. Это по ее настоянию в Небесную Службу стали зачислять женщин, а еще она убедила короля, чтобы добровольцев женского пола набирали в экипажи боевых небесных кораблей и крепостей.
– Хорошо, капитан. В чем суть этого весьма серьезного дела?
– Мне сказали, что вы лично запретили участие женщин в первых двенадцати подъемах. Это правда?
– Да, правда. И что с того?
Брови небесного капитана свелись в непрерывную линию над суровыми зелеными глазами.
– Милорд, при всем моем уважении к вам я вынуждена напомнить о праве на протест, которое мне гарантировано служебным контрактом.
– В военное время контракты недействительны. – Толлер, не моргая, глядел на нее сверху вниз. – Ладно, оставим эту тему. По поводу чего вы хотите протестовать?
– Я добровольно вызвалась лететь и получила отказ. Всего лишь по той причине, что я – женщина.
– Ошибаетесь, капитан. Если бы вы, женщина, имели опыт пилотирования в зоне невесомости, владели бы инверсионным маневром, вас бы приняли или по крайней мере зачислили в резерв. Будь вы, женщина, хорошим стрелком или обладай вы физической силой, чтобы передвигать секции крепостей, вас бы приняли или зачислили в резерв. Причина отказа в вашем случае – недостаточная квалификация. А теперь не лучше ли будет, если мы оба займемся выполнением служебных обязанностей?
Толлер резко повернулся и двинулся прочь, но тут неподдельное огорчение на лице Беризы проникло-таки в его душу. Сколько раз в молодости он вот так же злился и горевал, натыкаясь на бюрократические препоны? И все-таки женщина на переднем крае… Ему это совершенно не по нутру, но жизнь в браке с Джесаллой кое-чему его научила. Например, тому, что смелость – не исключительно мужское достоинство.
– Капитан, – произнес он, укорачивая шаг, – прежде чем мы простимся, ответьте, почему вам именно сейчас понадобилось в зону невесомости?
– Другой возможности уже не появится, милорд, а ведь у меня те же права, что и у любого мужчины.
– И давно вы водите небесные корабли?
– Три года, милорд. – Нэрриндер отвечала строго по уставной форме, но суровая нотка в голосе и сгустившийся румянец ясно говорили о том, что она злится. И Толлеру это нравилось. Он ощущал духовное родство с теми, кто не умел скрывать свои чувства.
– Мои указания насчет полетов для сборки останутся неизменными. – Толлер решил показать ей, что с годами он не растерял гуманности и симпатии к честолюбию молодости. – Но когда поставим крепости, понадобится много рейсов для их снабжения, да и команды будут меняться на регулярной основе. Если вы ненадолго сумеете обуздать свое рвение, то вам представится возможность показать, чего вы стоите в срединной синеве.
За двенадцать дней, что промелькнули после «визита» небесного корабля, он ни разу не был дома и потому обрадовался, когда Джесалла приехала сама, чтобы провести с ним ночь. Но напрасно он рассчитывал на привычные радости семейной жизни: супруга держалась с загадочной прохладцей, а когда узнала, что он добился разрешения улететь с первой небесной крепостью, стала язвительной.
Позже, в постели, она отвечала на его ласки с покорством статуи – наверно, резкий отпор не был бы для него столь мучителен. В конце концов он выбросил из головы мысли об интимной близости, но долго не мог сомкнуть глаз, лежа в полном изнеможении души и тела. А к утру провалился в бездну, и было это не просто падение, а долгий, в целый день, полет из зоны невесомости…
– Тебя ждет Кассилл, – отрывисто произнес Толлер. – Хорошо, что домой ты поедешь не одна.
Джесалла кивнула.
– Не просто хорошо, а очень хорошо. А то тебе неровен час взбрело бы в голову и его забрать в небо.
– Что за глупости? Мальчик не увлекается полетами.
– Он и ружьями не увлекался, пока ты его не заставил мастерить эти проклятые мушкеты. Теперь я вижусь с ним едва ли чаще, чем с тобой.
– А, так ты из-за этого? – Толлер остановил ее в многолюдном коридоре с высоким потолком и дождался, когда группа чиновников отойдет на солидное расстояние. – Что же ты ночью не сказала?
– Разве это бы изменило твои планы?
– Нет.
Джесалла поморщилась.
– Тогда что толку было говорить?
– А что толку вообще приезжать во дворец? Чтобы причинить мне боль?
– Боль? Ты сказал – боль? – Джесалла недоверчиво рассмеялась. – До меня дошли слухи о твоей безумной выходке, о дуэли с этой бестией Каркарандом или как там его…
Толлер растерянно заморгал – он не ожидал, что жена сменит тему.
– У меня не было другого выхода…
– А теперь тебя за каким демоном тянет в небо? Знаешь, Толлер, каково женщине, чей муж скорее готов погибнуть, чем с нею жить?
Толлер искал подходящий ответ, делая вид, будто ему мешают говорить двое чиновников с конторскими книгами, подошедшие слишком близко. Чиновники с нескрываемым интересом глядели на них. Возникла одна из тех ситуаций, когда жене удавалось вызвать у Толлера почти сверхъестественный страх. На красивом бледном овале ее лица застыло хмурое выражение, в серых глазах светился ум, с которым Толлер вряд ли мог тягаться. Толлер не помнил случая, когда бы он ухитрился ее переспорить, особенно если речь шла о чем-нибудь важном.
– Понимаю, у меня пока мало доказательств, но времена наступают тяжелые, – медленно проговорил он. – Я делаю лишь то, что должен, и особой радости от этого не испытываю… – Видя, что Джесалла недоверчиво качает головой, он не закончил фразу.
– Не лги мне, Толлер. И себе не лги. Ты же просто счастлив.
– Чепуха.
– Ответь мне на один-единственный вопрос. Ты часто вспоминаешь Леддравора?
Толлер снова был сбит с толку. Он вызвал в памяти, а затем изгнал из нее облик военного принца, с которым сошелся в смертельном поединке, когда их корабли совершили посадку на Верхнем Мире. Если бы не Леддравор, жизнь Толлера сложилась бы совершенно иначе.
– Леддравора? А почему я должен его вспоминать?
Джесалла улыбнулась той приторной улыбкой, которая часто предшествовала ее самым коварным и жестоким ударам.
– Потому что ты – из того же теста. – Она отвернулась и быстро зашагала по коридору, лавируя в толпе с грациозной легкостью, которой Толлер мог только завидовать.
«Никто не вправе говорить мне такие слова», – с тревогой подумал он, бросаясь вдогонку, но успел поравняться с женой лишь на переднем дворе, в ослепительном сиянии солнца. Кассилл уже вывел синерогов из стойла.
Сын Маракайнов ростом пошел в отца, но материнские черты бросались в глаза. Он был долговяз и мускулист и мог, как довелось узнать Толлеру, без передышек и видимой усталости бежать по два-три часа. От матери ему достались изящно очерченный овал лица и задумчивые серые глаза под пышной черной шевелюрой.
– Добрый утренний день, мама, – сказал он, и тотчас все его внимание переключилось на Толлера. – Я привез образцы новых зарядных шариков. На испытаниях ни один ствол не подвел, все остались целы и невредимы, так что можем хоть сейчас делать надежные мушкеты. Хочешь посмотреть? Они в седельной сумке.
Толлер поймал холодный пристальный взгляд Джесаллы.
– После, сынок. Не сегодня. Поручаю это вам с Роблем. Подумайте насчет промышленного изготовления. А у меня сейчас другие дела.
– Ах, ну да! – Кассилл поднял брови и посмотрел на отца, не скрывая обожания. – Так это правда? Ты летишь на первой крепости?
– Приходится. – Толлер вздохнул – ему бы хотелось, чтобы сын отреагировал как-нибудь иначе. Но что поделаешь, если почти вся твоя жизнь прошла в разъездах по поручениям короля, и мальчик вырос, можно сказать, без отца. Толлер часто корил себя за это, но корил молча. Сын видел в нем знаменитого искателя приключений и считал, что таким отцом можно только гордиться. Даже после того, как мальчик всерьез увлекся новой наукой, металлургией, между Толлером и Джесаллой не возникло соперничества за сыновнюю душу, но теперь взаимоотношения сторон в треугольнике изменились, и далеко не самым простым образом. И вдобавок именно тогда, когда Толлер был по горло в делах. Первые две небесные крепости построили в считанные дни; за такой срок невозможно предусмотреть весь риск намеченного старта, а тот уже заполнил все мысли Толлера, и оттого остальное казалось ему слегка нереальным. Душой он уже несся ввысь, в опасные синие просторы, и досадовал, когда дела земные прерывали его полет.
– Я еще сегодня успею поговорить с Роблем, – сказал Кассилл. – Тебя долго не будет?
– В первый раз – дней семь, наверно. Многое зависит от того, насколько гладко пройдут испытания.
– Желаю удачи, папа. – Кассилл пожал Толлеру руку, затем придержал на поводу синерога матери. Она взлетела в седло, как заправская наездница, даже юбка на ней была с разрезом, чтобы не стеснять движений.
– А ты не хочешь пожелать мне удачи?
Джесалла смотрела на Толлера сверху, и гнев на ее лице уживался с печалью. В прическе точно кокарда поблескивала серебряная прядь.
– С какой стати? Разве ты не уверял, что полет будет совершенно безопасен?
– Да, но при чем тут это?
– До свидания, Толлер. – Джесалла развернула синерога и поехала к воротам. Кассилл недоумевающе посмотрел ей вслед.
– Папа, что-нибудь не так?
– Ничего такого, чего мы не сможем исправить, сынок. Хорошенько заботься о матери.
Кассилл вскочил в седло и двинулся следом за Джесаллой. Толлер проводил их взглядом и, как слепой, побрел обратно во дворец, навстречу людскому потоку. Он не прошел и десятка ярдов, когда услышал за спиной торопливые женские шаги. Ему тут же взбрела в голову сущая нелепица: это Джесалла решила вернуться, чтобы помириться прямо сейчас. Он повернулся на каблуках, и радость мигом сменилась разочарованием: к нему спешила невысокая брюнетка лет двадцати пяти, в шафрановом мундире небесного капитана, на плечах – синие полоски, эмблема наспех сформированной Небесной Службы. Лицо – приметное, с волевым подбородком, пухлыми тубами и густыми не по моде бровями, которые как будто собирались нахмуриться.
– Лорд Толлер, – выпалила она, – можно с вами поговорить? Я – небесный капитан Бериза Нэрриндер. Мне уже несколько дней не удается с вами встретиться.
– Простите, капитан, – сказал Толлер. – Вы выбрали самое неподходящее время.
– Милорд, это отнимет всего минуту. А дело весьма серьезное.
Толлер пристально взглянул на женщину, которую не смутил его отказ. Где-то в глубине сознания мелькнула мысль, что она довольно привлекательна, вот только мундир на ней выглядит дико. Тотчас он спохватился и рассердился на себя, а еще – на королеву Дасину, у которой вошло в привычку лезть в дела мужа. Это по ее настоянию в Небесную Службу стали зачислять женщин, а еще она убедила короля, чтобы добровольцев женского пола набирали в экипажи боевых небесных кораблей и крепостей.
– Хорошо, капитан. В чем суть этого весьма серьезного дела?
– Мне сказали, что вы лично запретили участие женщин в первых двенадцати подъемах. Это правда?
– Да, правда. И что с того?
Брови небесного капитана свелись в непрерывную линию над суровыми зелеными глазами.
– Милорд, при всем моем уважении к вам я вынуждена напомнить о праве на протест, которое мне гарантировано служебным контрактом.
– В военное время контракты недействительны. – Толлер, не моргая, глядел на нее сверху вниз. – Ладно, оставим эту тему. По поводу чего вы хотите протестовать?
– Я добровольно вызвалась лететь и получила отказ. Всего лишь по той причине, что я – женщина.
– Ошибаетесь, капитан. Если бы вы, женщина, имели опыт пилотирования в зоне невесомости, владели бы инверсионным маневром, вас бы приняли или по крайней мере зачислили в резерв. Будь вы, женщина, хорошим стрелком или обладай вы физической силой, чтобы передвигать секции крепостей, вас бы приняли или зачислили в резерв. Причина отказа в вашем случае – недостаточная квалификация. А теперь не лучше ли будет, если мы оба займемся выполнением служебных обязанностей?
Толлер резко повернулся и двинулся прочь, но тут неподдельное огорчение на лице Беризы проникло-таки в его душу. Сколько раз в молодости он вот так же злился и горевал, натыкаясь на бюрократические препоны? И все-таки женщина на переднем крае… Ему это совершенно не по нутру, но жизнь в браке с Джесаллой кое-чему его научила. Например, тому, что смелость – не исключительно мужское достоинство.
– Капитан, – произнес он, укорачивая шаг, – прежде чем мы простимся, ответьте, почему вам именно сейчас понадобилось в зону невесомости?
– Другой возможности уже не появится, милорд, а ведь у меня те же права, что и у любого мужчины.
– И давно вы водите небесные корабли?
– Три года, милорд. – Нэрриндер отвечала строго по уставной форме, но суровая нотка в голосе и сгустившийся румянец ясно говорили о том, что она злится. И Толлеру это нравилось. Он ощущал духовное родство с теми, кто не умел скрывать свои чувства.
– Мои указания насчет полетов для сборки останутся неизменными. – Толлер решил показать ей, что с годами он не растерял гуманности и симпатии к честолюбию молодости. – Но когда поставим крепости, понадобится много рейсов для их снабжения, да и команды будут меняться на регулярной основе. Если вы ненадолго сумеете обуздать свое рвение, то вам представится возможность показать, чего вы стоите в срединной синеве.