Страница:
После смерти Галлера сыновья уничтожили его дневники за 1748–1774 гг. и копии его писем. София Галлер — жена, продала императору Австрии библиотеку мужа, которая в 1777 году составляла 25 000 томов, 80 рукописей и множество писем. Все это было передано в библиотеки трех университетов Италии, входивших в состав Австрии: Павии, Падуи и Милана.
Ламетри (1709–1751)
Ауэнбруггер (1722–1809)
Штерк (1731–1803)
Ламетри (1709–1751)
«Эпоха гениев» вынесла на своем гребне Ламетри, талантливого философа, популяризатора медицины и естествознания.
Жюльен Офре де Ламетри (La Mettrie) родился 12 декабря 1709 года во французском портовом городке Сен-Мало у северных берегов Франции. Сначала он изучал богословие и физику, затем заинтересовался медициной. Медицинское образование получил поздно. Когда ему было 20 лет, он поступил на медицинский факультет Парижского университета, где изучал анатомию и хирургию. Сдав успешно экзамены, он получил степень бакалавра медицины. Полученных знаний ему показалось недостаточно, и в 1731–1732 годах он отправляется в Лейденский университет совершенствоваться медицине у Бургава.
Возвратившись во Францию, Ламетри одно время служил полковым врачом. Бивуачная жизнь кончилась тяжелой простудой, открывшаяся горячка поставила его на грань между жизнью и смертью. Наблюдая за ее течением, доктор пришел к убеждению, что духовная деятельность человека определяется его телесной организацией. Эта идея легла в основу его первого философского сочинения «Естественная история души» («Histoire naturelle de l ame», 1745 г., или «Трактат о душе» — («Traite de l ame»), в котором он старался доказать, что жизненные силы, называемые душой, гибнут вместе с телом.
Эта дерзкая по тем временам мысль создала ему много врагов, книгу сожгли. Еще большие неприятности его ждали после выхода в свет книги «La politique du medecin Machiavel» (1746 г.). В ней своими нападками на французских врачей, в особенности на доктора Астрюка и Парижский медицинский факультет, Ламетри восстановил против себя медицинский мир и вынужден был переселиться в Голландию. Чем провинился медицинский факультет — известно: он славился своим неискоренимым консерватизмом и ретроградством, а доктор Астрюк?
Французский врач и философ Жан Астрюк (Astruc, 1684–1766) высказал в 1736 году мысль, что мозг является центром всех нервных волокон и, таким образом, все физические реакции обусловлены мозгом. Декарт в 1640 году описал рефлекс, но он не применял в своем изложении термин «рефлекс». Впервые его предложил Астрюк в книге «La Genese» (1743). Астрюк известен еще и тем, что одним из первых критически изучал библейские тексты, содержащие описания кожных и кожно-венерических болезней. В трактате о венерических болезнях Астрюк рассматривает сифилис, гонорею; в качестве лечения предлагает ртутные препараты. Он против контрацептивов, т. к. достаточно небольшого повреждения кондома, чтобы вирус через него смог проникнуть в организм. Кроме того, нравственность и религия, по его мнению, не разрешает пользоваться контрацептивами, ибо они дают слишком большую свободу развратникам. В библейских текстах Астрюк также заметил, что в разных частях Книги Бытия Богу даются разные имена. Астрюк написал любопытный трактат о женских болезнях, в котором привел случаи внематочной беременности, когда плод находился в утробе матери 28, 30 лет и превратился в известковую массу.
Задолго до своего бегства в Голландию Ламетри решил ознакомить своих соотечественников с трудами великого Бургава. Он перевел с латинского и издал речи и книги своего учителя: «Трактат об огне» (1734 г.), Лечение венерических болезней» (1735 г.), «Афоризмы Бургава и рассуждения о лечении болезней» (1739 г.), «Установления медицины» (1740 г.), «Химическая история Земли» (1741 г.), «Установления медицины и афоризмы Бургава» (1743 г.). В качестве добавления к последней книге он пишет два тома «Комментариев». Но вот незадача! Еще раньше, в 1738 году, Галлер издал на латинском языке «Установления медицины» Бургава. А поскольку книга Бургава впервые увидела свет в 1708 году и с тех пор изменения в нее не вносились, то Галлер написал 4 тома «Комментариев», куда внес не только результаты наблюдений и опытов своих коллег, но и своих экспериментов, материалы диссертаций учеников и дал первоначальный эскиз своего учения о раздражимости и чувствительности. Последний, IV том «Комментариев» Галлер издал в 1743 году. Когда же он ознакомился с «Комментариями» Ламетри, то обвинил его в плагиате. По-видимому, Галлер на это имел все основания.
Раздраженный доктор Ламетри опубликовал в 1745 году под псевдонимом Шарп книгу «Естественная история души», где, логически развивая факты и теоретические обобщения Бургава и Галлера, оценивал их как материалистов и союзников атеистов. Галлер был возмущен и в 1747 году выступил в защиту своего учителя. В рецензии на книгу Ламетри он доказывал, что Бургав был глубоко верующим христианином-кальвинистом, который уже в 1690 году в своей докторской диссертации подверг резкой критике учение Эпикура и Спинозы, а позже, будучи профессором медицинского факультета Лейденского университета, не раз утверждал, что «все ощущения человека являются результатом свободной речи Бога с ним, а не следствием деятельности его мозга и органов чувств».
Вся эта острая и не в меру озлобленная полемика двух выдающихся учеников Бургава вызвала у современников искреннее недоумение. В 1747 году Ламетри нанес Галлеру серьезный удар, анонимно опубликовав в Лейдене сочинение «Человек-машина» с пометкой на обложке «1748 г.» (русск. пер. — 1911) с посвящением: «Господину Галлеру, профессору медицины в Геттингене», которое было также публично предано огню. В книге речь идет о проблеме объективного изучения психических процессов. Галлер, напуганный материалистическими идеями и крайними выводами Ламетри, всеми силами отмежевывался в печати от Ламетри. Богобоязненный Галлер писал по поводу книги Ламетри: «Благоговение перед создателем, религией и истиной не позволяет мне видеть без ужаса и содрогания тварь, которая осмеливается восстать против своего отца и зиждителя»
Стоило выйти в свет книге Ламетри, крупнейшему для той эпохи материалистическому и яркому атеистическому трактату, как со всех сторон на автора послышались угрозы. Голландское духовенство больше не могло дышать одним воздухом с этим «нечестивым атеистом» и требовало смертной казни для Ламетри, осмелившегося издать подобный труд в Голландии. Только что избежав мести французской церкви и парижских врагов, требовавших бросить его в Бастилию, Ламетри не находит покоя и в Голландии. Ламетри был изгнан из страны, а его враги выпустили ряд книг с резкими нападками и возражениями против высказанных им взглядов. Так, в 1749 году в Лейпциге издается книга Францена. В том же году, в том же Лейпциге издается латинский трактат Тралле, и, наконец, Хольман в 1750 году издает в Берлине книгу на французском языке. Кульминационным пунктом борьбы вокруг книги «Человек-машина» явилось появление книги анонимного автора под названием «Человек больше, чем машина». В той же лейпцигской типографии, где издана была книга Ламетри, в угоду торжествующим голландским священникам, поспешно, сейчас же по выходе в свет книги Ламетри, был напечатан этот документ, в котором «доказана неопровержимыми аргументами нематериальность души».
В начале 1751 года Ламетри прислал Галлеру свою статью «Искусство наслаждения», а затем новый памфлет — «Маленький человек с большим хвостом», где выставил своего противника в дурном свете, не стесняясь лжи и выдумок. В частности, Ламетри писал о том, что в 1735 году он посетил Галлера в Геттингене и вел с ним беседы на медицинские темы; встречался с ним в Бонне в доме Штайгера — друга детства Галлера — и обсуждал с ним вопрос о происхождении геморроя. Более того, ему, Ламетри, известно, что Галлер написал какую-то работу, атеистическую по своему содержанию, и прочитал ее перед сборищем «непотребных» женщин. Однако хорошо известно, что Ламетри никогда не бывал ни в Геттингене, ни в Берне, и тем более ни разу не виделся с Галлером и не разговаривал с ним. В этом злом памфлете было верно одно положение, а именно то, что Галлер написал в защиту Бюффона от наскоков богословов Сорбонны, обвинявших его в атеизме, предисловие к I тому «Естественной истории», вышедшей на немецком языке в начале 1751 года.
Получив от Ламетри этот памфлет, Галлер был возмущен до глубины души и отправил письмо президенту Берлинской Академии наук П.М. Мопертюи. Спустя некоторое время президент сообщил Галлеру, что Ламетри признался в своей выдумке и готов дать любое удовлетворение обиженному Галлеру. Галлер досадовал, что в лице талантливого философа-врача, который перевел и издал многие произведения Бургава с целью успешной борьбы среди медиков Франции с влиянием витализма Шталя, он мог бы иметь союзника. Но спор из-за «Комментариев», религиозность Галлера и его желание защитить Бургава от обвинений в атеизме и скрытых материалистических убеждениях, помешали ему иначе отнестись и к «Естественной истории души», и к посвящению ему «Человека-машины».
Знаменитым философским трактатом «Человек-машина» увлекалась передовая французская молодежь. В этом сочинение Ламетри как философ первым во Франции дал последовательное изложение системы механистического материализма и сенсуализма, а как врач рассматривал человеческий организм как самозаводящуюся машину, подобную часовому механизму. Ламетри в полном соответствии с взглядами, наиболее ясно сформулированными еще Декартом, трактовал организм как некий механизм, в который загружается топливо-пища, легкие- меха нагнетают воздух, сердце, как насос, прокачивает питательную жидкость — кровь по всем клеточкам, сбрасываются отработанные смазки и прогоревшие шлаки, что не было чем-то новым, если вспомнить хотя бы работы Гоффмана.
По приглашению прусского короля Фридриха II Ламетри в 1748 году переехал в Берлин, где состоял членом Академии наук. Там он издал свои многочисленные труды: «Человек-растение» (1748 г.), «О свободе» (1749 г.) и «Система Эпикура» (1751 г.), в которых были развиты идеи, высказанные им в книге «Человек-машина».
Непростительно рано похитила Ламерти смерть. 11 ноября 1751 года в Берлине 42-летний ученый скончался от пищевого отравления, которое он лечил кровопусканием. Точнее, он умер от 8-кратного кровопускания, нежели от инфекционного энтерита.
По поводу кровопускания следует сказать, что оно было настолько авторитетным методом лечения, санкционированным самим Галеном, что те немногие врачи, которые противились ему, получали кличку шарлатанов, невежд и утрачивали всякую практику. Медицинская практика освободилась от зуда кровопускания только в 50 годы XIX века. А до этого времени обильное кровопускание было причиной многих смертей. От кровопускания умер Рафаэль. Декарт умер от кровопускания, сделанного ему на 8-й день пневмонии. Мирабо не мог оправиться от обильного кровопускания и навсегда остался очень слабым…
С другой стороны, вредные результаты массового злоупотребления кровопусканием не могли не бросаться в глаза. Уже в X веке Людовик Ленивый вынужден был издать эдикт, в котором запрещалось монахам производить себе кровопускание больше четырех раз в году. Но удержать гематоманию нельзя было никакими указами. Обычай делать себе кровопускание мало-помалу стал модой и захватил все круги населения. Подробнее об этом можно узнать из статьи о докторе Бруссе.
Жюльен Офре де Ламетри (La Mettrie) родился 12 декабря 1709 года во французском портовом городке Сен-Мало у северных берегов Франции. Сначала он изучал богословие и физику, затем заинтересовался медициной. Медицинское образование получил поздно. Когда ему было 20 лет, он поступил на медицинский факультет Парижского университета, где изучал анатомию и хирургию. Сдав успешно экзамены, он получил степень бакалавра медицины. Полученных знаний ему показалось недостаточно, и в 1731–1732 годах он отправляется в Лейденский университет совершенствоваться медицине у Бургава.
Возвратившись во Францию, Ламетри одно время служил полковым врачом. Бивуачная жизнь кончилась тяжелой простудой, открывшаяся горячка поставила его на грань между жизнью и смертью. Наблюдая за ее течением, доктор пришел к убеждению, что духовная деятельность человека определяется его телесной организацией. Эта идея легла в основу его первого философского сочинения «Естественная история души» («Histoire naturelle de l ame», 1745 г., или «Трактат о душе» — («Traite de l ame»), в котором он старался доказать, что жизненные силы, называемые душой, гибнут вместе с телом.
Эта дерзкая по тем временам мысль создала ему много врагов, книгу сожгли. Еще большие неприятности его ждали после выхода в свет книги «La politique du medecin Machiavel» (1746 г.). В ней своими нападками на французских врачей, в особенности на доктора Астрюка и Парижский медицинский факультет, Ламетри восстановил против себя медицинский мир и вынужден был переселиться в Голландию. Чем провинился медицинский факультет — известно: он славился своим неискоренимым консерватизмом и ретроградством, а доктор Астрюк?
Французский врач и философ Жан Астрюк (Astruc, 1684–1766) высказал в 1736 году мысль, что мозг является центром всех нервных волокон и, таким образом, все физические реакции обусловлены мозгом. Декарт в 1640 году описал рефлекс, но он не применял в своем изложении термин «рефлекс». Впервые его предложил Астрюк в книге «La Genese» (1743). Астрюк известен еще и тем, что одним из первых критически изучал библейские тексты, содержащие описания кожных и кожно-венерических болезней. В трактате о венерических болезнях Астрюк рассматривает сифилис, гонорею; в качестве лечения предлагает ртутные препараты. Он против контрацептивов, т. к. достаточно небольшого повреждения кондома, чтобы вирус через него смог проникнуть в организм. Кроме того, нравственность и религия, по его мнению, не разрешает пользоваться контрацептивами, ибо они дают слишком большую свободу развратникам. В библейских текстах Астрюк также заметил, что в разных частях Книги Бытия Богу даются разные имена. Астрюк написал любопытный трактат о женских болезнях, в котором привел случаи внематочной беременности, когда плод находился в утробе матери 28, 30 лет и превратился в известковую массу.
Задолго до своего бегства в Голландию Ламетри решил ознакомить своих соотечественников с трудами великого Бургава. Он перевел с латинского и издал речи и книги своего учителя: «Трактат об огне» (1734 г.), Лечение венерических болезней» (1735 г.), «Афоризмы Бургава и рассуждения о лечении болезней» (1739 г.), «Установления медицины» (1740 г.), «Химическая история Земли» (1741 г.), «Установления медицины и афоризмы Бургава» (1743 г.). В качестве добавления к последней книге он пишет два тома «Комментариев». Но вот незадача! Еще раньше, в 1738 году, Галлер издал на латинском языке «Установления медицины» Бургава. А поскольку книга Бургава впервые увидела свет в 1708 году и с тех пор изменения в нее не вносились, то Галлер написал 4 тома «Комментариев», куда внес не только результаты наблюдений и опытов своих коллег, но и своих экспериментов, материалы диссертаций учеников и дал первоначальный эскиз своего учения о раздражимости и чувствительности. Последний, IV том «Комментариев» Галлер издал в 1743 году. Когда же он ознакомился с «Комментариями» Ламетри, то обвинил его в плагиате. По-видимому, Галлер на это имел все основания.
Раздраженный доктор Ламетри опубликовал в 1745 году под псевдонимом Шарп книгу «Естественная история души», где, логически развивая факты и теоретические обобщения Бургава и Галлера, оценивал их как материалистов и союзников атеистов. Галлер был возмущен и в 1747 году выступил в защиту своего учителя. В рецензии на книгу Ламетри он доказывал, что Бургав был глубоко верующим христианином-кальвинистом, который уже в 1690 году в своей докторской диссертации подверг резкой критике учение Эпикура и Спинозы, а позже, будучи профессором медицинского факультета Лейденского университета, не раз утверждал, что «все ощущения человека являются результатом свободной речи Бога с ним, а не следствием деятельности его мозга и органов чувств».
Вся эта острая и не в меру озлобленная полемика двух выдающихся учеников Бургава вызвала у современников искреннее недоумение. В 1747 году Ламетри нанес Галлеру серьезный удар, анонимно опубликовав в Лейдене сочинение «Человек-машина» с пометкой на обложке «1748 г.» (русск. пер. — 1911) с посвящением: «Господину Галлеру, профессору медицины в Геттингене», которое было также публично предано огню. В книге речь идет о проблеме объективного изучения психических процессов. Галлер, напуганный материалистическими идеями и крайними выводами Ламетри, всеми силами отмежевывался в печати от Ламетри. Богобоязненный Галлер писал по поводу книги Ламетри: «Благоговение перед создателем, религией и истиной не позволяет мне видеть без ужаса и содрогания тварь, которая осмеливается восстать против своего отца и зиждителя»
Стоило выйти в свет книге Ламетри, крупнейшему для той эпохи материалистическому и яркому атеистическому трактату, как со всех сторон на автора послышались угрозы. Голландское духовенство больше не могло дышать одним воздухом с этим «нечестивым атеистом» и требовало смертной казни для Ламетри, осмелившегося издать подобный труд в Голландии. Только что избежав мести французской церкви и парижских врагов, требовавших бросить его в Бастилию, Ламетри не находит покоя и в Голландии. Ламетри был изгнан из страны, а его враги выпустили ряд книг с резкими нападками и возражениями против высказанных им взглядов. Так, в 1749 году в Лейпциге издается книга Францена. В том же году, в том же Лейпциге издается латинский трактат Тралле, и, наконец, Хольман в 1750 году издает в Берлине книгу на французском языке. Кульминационным пунктом борьбы вокруг книги «Человек-машина» явилось появление книги анонимного автора под названием «Человек больше, чем машина». В той же лейпцигской типографии, где издана была книга Ламетри, в угоду торжествующим голландским священникам, поспешно, сейчас же по выходе в свет книги Ламетри, был напечатан этот документ, в котором «доказана неопровержимыми аргументами нематериальность души».
В начале 1751 года Ламетри прислал Галлеру свою статью «Искусство наслаждения», а затем новый памфлет — «Маленький человек с большим хвостом», где выставил своего противника в дурном свете, не стесняясь лжи и выдумок. В частности, Ламетри писал о том, что в 1735 году он посетил Галлера в Геттингене и вел с ним беседы на медицинские темы; встречался с ним в Бонне в доме Штайгера — друга детства Галлера — и обсуждал с ним вопрос о происхождении геморроя. Более того, ему, Ламетри, известно, что Галлер написал какую-то работу, атеистическую по своему содержанию, и прочитал ее перед сборищем «непотребных» женщин. Однако хорошо известно, что Ламетри никогда не бывал ни в Геттингене, ни в Берне, и тем более ни разу не виделся с Галлером и не разговаривал с ним. В этом злом памфлете было верно одно положение, а именно то, что Галлер написал в защиту Бюффона от наскоков богословов Сорбонны, обвинявших его в атеизме, предисловие к I тому «Естественной истории», вышедшей на немецком языке в начале 1751 года.
Получив от Ламетри этот памфлет, Галлер был возмущен до глубины души и отправил письмо президенту Берлинской Академии наук П.М. Мопертюи. Спустя некоторое время президент сообщил Галлеру, что Ламетри признался в своей выдумке и готов дать любое удовлетворение обиженному Галлеру. Галлер досадовал, что в лице талантливого философа-врача, который перевел и издал многие произведения Бургава с целью успешной борьбы среди медиков Франции с влиянием витализма Шталя, он мог бы иметь союзника. Но спор из-за «Комментариев», религиозность Галлера и его желание защитить Бургава от обвинений в атеизме и скрытых материалистических убеждениях, помешали ему иначе отнестись и к «Естественной истории души», и к посвящению ему «Человека-машины».
Знаменитым философским трактатом «Человек-машина» увлекалась передовая французская молодежь. В этом сочинение Ламетри как философ первым во Франции дал последовательное изложение системы механистического материализма и сенсуализма, а как врач рассматривал человеческий организм как самозаводящуюся машину, подобную часовому механизму. Ламетри в полном соответствии с взглядами, наиболее ясно сформулированными еще Декартом, трактовал организм как некий механизм, в который загружается топливо-пища, легкие- меха нагнетают воздух, сердце, как насос, прокачивает питательную жидкость — кровь по всем клеточкам, сбрасываются отработанные смазки и прогоревшие шлаки, что не было чем-то новым, если вспомнить хотя бы работы Гоффмана.
По приглашению прусского короля Фридриха II Ламетри в 1748 году переехал в Берлин, где состоял членом Академии наук. Там он издал свои многочисленные труды: «Человек-растение» (1748 г.), «О свободе» (1749 г.) и «Система Эпикура» (1751 г.), в которых были развиты идеи, высказанные им в книге «Человек-машина».
Непростительно рано похитила Ламерти смерть. 11 ноября 1751 года в Берлине 42-летний ученый скончался от пищевого отравления, которое он лечил кровопусканием. Точнее, он умер от 8-кратного кровопускания, нежели от инфекционного энтерита.
По поводу кровопускания следует сказать, что оно было настолько авторитетным методом лечения, санкционированным самим Галеном, что те немногие врачи, которые противились ему, получали кличку шарлатанов, невежд и утрачивали всякую практику. Медицинская практика освободилась от зуда кровопускания только в 50 годы XIX века. А до этого времени обильное кровопускание было причиной многих смертей. От кровопускания умер Рафаэль. Декарт умер от кровопускания, сделанного ему на 8-й день пневмонии. Мирабо не мог оправиться от обильного кровопускания и навсегда остался очень слабым…
С другой стороны, вредные результаты массового злоупотребления кровопусканием не могли не бросаться в глаза. Уже в X веке Людовик Ленивый вынужден был издать эдикт, в котором запрещалось монахам производить себе кровопускание больше четырех раз в году. Но удержать гематоманию нельзя было никакими указами. Обычай делать себе кровопускание мало-помалу стал модой и захватил все круги населения. Подробнее об этом можно узнать из статьи о докторе Бруссе.
Ауэнбруггер (1722–1809)
Леопольд Ауэнбруггер (Auenbrugger von Auenbrugg) родился 11 ноября 1722 года в Австрии, в местечке Линц. Окончив в 1752 году медицинский факультет Венского университета, он провел в его стенах всю свою жизнь; лишь период с 1751 по 1768 год совмещал с работой врача в испанском госпитале Вены.
Питомец «старой венской школы», Леопольд Ауэнбруггер, скромный венский практический врач, ординатор императорской Венской больницы, в 1761 году впервые предложил способ диагностики — перкуссию. Перкуссия (от лат. Percussio, буквально означает — нанесение ударов), метод исследования сердца лёгких и других внутренних органов, основан на том, что звук, возникающий при выстукивании здоровых и пораженных тканей, различен. Автор метода говорит, что «перкуссия производится посредством мягкого и легкого постукивания концами пальцев по груди. При постукивании по грудной клетке здорового человека она издает звук, аналогичный издаваемому барабаном, обтянутому сукном или другой грубой тканью. Если звук более высокого тона, то это указывает на страдание внутренних органов; то же в случае более глухого звука, как если бы выстукивали бедро». Этот метод наряду с выслушиванием более двухсот лет оставался единственным диагностическим средством в скудном арсенале врача.
Ничто не ново под Луной! Не будем забывать, что еще в «Афоризмах» Гиппократа говорится о перкуссии как методе исследования. Он применялся Гиппократом при скоплении жидкости в полости живота и при тимпаните (звук, возникающий при перкуссии над полым органом или полостью, содержащей воздух). Есть основания предполагать, что перкуссия употреблялась Гиппократом при распознавании заболеваний и других внутренних органов, например плевры.
Леопольд Ауэнбруггер рос в семье виноторговца, и ему приходилось часто наблюдать, как трактирщики выстукивали бочки, чтобы определить, сколько в них осталось вина. Уже будучи врачом, он предположил, что таким же образом можно, наверно, определить, имеется ли в плевральных полостях жидкость, которую обыкновенно обнаруживали только при вскрытии людей, умерших от воспаления плевры. Впоследствии он выяснил, что перкуссией можно распознать одностороннее или двустороннее скопление жидкости между плеврой и легким — экссудативный плеврит, «водянка груди», увеличение полости перикарда, сердечной аневризмы, гипертрофию и расширение сердечных желудочков.
Это, по сути, случайное наблюдение привело к значительному открытию, впрочем, также как винные бочки, объектом, приведшим к открытию гальванизма, послужили несколько лягушек, из которых предполагалось приготовить целебный отвар для жены Гальвани.
Свои соображения, которые стали результатом тщательных семилетних наблюдений, Ауэнбруггер описал в 95- страничном трактате на латинском языке «Inventum novum ex percussione thoracis humani ut signo abstrusos interni pectoris morbos detegendi» (Новый способ, как при помощи выстукивания грудной клетки удается обнаружить скрытые внутри груди болезни).
На книгу Ауэнбруггера не обратили внимания. Как известно: нет пророка в своем отечестве. Мало того, на пути перкуссии стал отец-основатель «старой Венской» клинической школы А. Де Гаен, который встретил в штыки и осмеял предложение автора. Как это нередко бывает, современники не оценили открытие, о нем узнали лишь спустя 47 лет.
Книга Ауэнбруггера вышла в Вене в 1761 году на латинском языке. В 1770 году Р. де ла Шассаньяк частично перевел ее на французский язык и издал в виде приложения к своему руководству по болезням легких. И только в конце XVIII века французский врач, барон империи Жан Корвизар, один из основоположников клинической медицины, воспользовался открытием Ауэнбруггера и после 20 лет применения перкуссии на практике перевел ее полностью на французский язык и опубликовал в 1808 году, сопроводив одобрительными комментариями. Барону империи Жану Корвизару нельзя отказать в проницательности — не случайно же он был личным врачом Наполеона I. Метод перкуссии получил всеобщее признание, и ему было суждено войти в практику в качестве одного из основных приемов диагностики.
Мало кому известно, что Ауэнбруггер указал на возможность лечения душевных болезней камфарой. Значение открытия замечательного скромного венского врача трудно переоценить.
Другой выдающийся венский врач чешского происхождения Йозеф Шкода (1805–1881), опираясь на достижение Ауэнбруггера, аускультацию, расширил методы физической диагностики. Он заявил в противоположность существовавшему до него мнению, что «физические явления в больном организме не составляют еще самой болезни, наоборот, они только являются выражением определенных физических состояний, которые в свою очередь обусловлены болезненными изменениями». Благодаря этому, симптомы снова заняли надлежащее положение в патологии, которая в то же время стала изучаться более с клинической, нежели с теоретико-естественно-исторической стороны. Шкода и другие венские клиницисты скептически относились к теориям и теоретикам медицины.
Сделанное Шкодой наблюдение о том, что даже тяжелые заболевания, самоисцеление от которых в то время признавалось невозможным, могут самоизлечиваться, заставило врачей отказаться от считавшихся неизбежными и применявшихся почти во всех сучаях кровопусканий и лекарств. И, как это нередко происходит, впали в другую крайность. «Мы можем распознать, описать и понять болезнь, — говорит Шкода, — но мы не должны даже мечтать о возможности повлиять на нее какими-либо средствами». Эту точку зрения восприняли и многие другие венские клиницисты, например Йозеф Дитль, которому вершиной всей клинической мудрости казался «выжидательный образ действий», провозглашенный еще Гарвеем. Это привело к тому, что многочисленные врачи, привлекаемые Шкодой в дунайскую столицу, признавали, что, в сущности, вся врачебная деятельность ограничивается постановкой лишь более точного диагноза. Некоторые венские врачи старались примирить полипрагмазию (одновременное назначение лекарственных средств) и нигилизм. Таковы были Иоганн Оппольцер (1808–1871) и Адальбер Душек (1824–1882), последний стал преемником Шкоды. Позднее Отто Калер (1849–1895), Герман Нотнагель возвратились к идеям и традициям «старой Венской школы».
Питомец «старой венской школы», Леопольд Ауэнбруггер, скромный венский практический врач, ординатор императорской Венской больницы, в 1761 году впервые предложил способ диагностики — перкуссию. Перкуссия (от лат. Percussio, буквально означает — нанесение ударов), метод исследования сердца лёгких и других внутренних органов, основан на том, что звук, возникающий при выстукивании здоровых и пораженных тканей, различен. Автор метода говорит, что «перкуссия производится посредством мягкого и легкого постукивания концами пальцев по груди. При постукивании по грудной клетке здорового человека она издает звук, аналогичный издаваемому барабаном, обтянутому сукном или другой грубой тканью. Если звук более высокого тона, то это указывает на страдание внутренних органов; то же в случае более глухого звука, как если бы выстукивали бедро». Этот метод наряду с выслушиванием более двухсот лет оставался единственным диагностическим средством в скудном арсенале врача.
Ничто не ново под Луной! Не будем забывать, что еще в «Афоризмах» Гиппократа говорится о перкуссии как методе исследования. Он применялся Гиппократом при скоплении жидкости в полости живота и при тимпаните (звук, возникающий при перкуссии над полым органом или полостью, содержащей воздух). Есть основания предполагать, что перкуссия употреблялась Гиппократом при распознавании заболеваний и других внутренних органов, например плевры.
Леопольд Ауэнбруггер рос в семье виноторговца, и ему приходилось часто наблюдать, как трактирщики выстукивали бочки, чтобы определить, сколько в них осталось вина. Уже будучи врачом, он предположил, что таким же образом можно, наверно, определить, имеется ли в плевральных полостях жидкость, которую обыкновенно обнаруживали только при вскрытии людей, умерших от воспаления плевры. Впоследствии он выяснил, что перкуссией можно распознать одностороннее или двустороннее скопление жидкости между плеврой и легким — экссудативный плеврит, «водянка груди», увеличение полости перикарда, сердечной аневризмы, гипертрофию и расширение сердечных желудочков.
Это, по сути, случайное наблюдение привело к значительному открытию, впрочем, также как винные бочки, объектом, приведшим к открытию гальванизма, послужили несколько лягушек, из которых предполагалось приготовить целебный отвар для жены Гальвани.
Свои соображения, которые стали результатом тщательных семилетних наблюдений, Ауэнбруггер описал в 95- страничном трактате на латинском языке «Inventum novum ex percussione thoracis humani ut signo abstrusos interni pectoris morbos detegendi» (Новый способ, как при помощи выстукивания грудной клетки удается обнаружить скрытые внутри груди болезни).
На книгу Ауэнбруггера не обратили внимания. Как известно: нет пророка в своем отечестве. Мало того, на пути перкуссии стал отец-основатель «старой Венской» клинической школы А. Де Гаен, который встретил в штыки и осмеял предложение автора. Как это нередко бывает, современники не оценили открытие, о нем узнали лишь спустя 47 лет.
Книга Ауэнбруггера вышла в Вене в 1761 году на латинском языке. В 1770 году Р. де ла Шассаньяк частично перевел ее на французский язык и издал в виде приложения к своему руководству по болезням легких. И только в конце XVIII века французский врач, барон империи Жан Корвизар, один из основоположников клинической медицины, воспользовался открытием Ауэнбруггера и после 20 лет применения перкуссии на практике перевел ее полностью на французский язык и опубликовал в 1808 году, сопроводив одобрительными комментариями. Барону империи Жану Корвизару нельзя отказать в проницательности — не случайно же он был личным врачом Наполеона I. Метод перкуссии получил всеобщее признание, и ему было суждено войти в практику в качестве одного из основных приемов диагностики.
Мало кому известно, что Ауэнбруггер указал на возможность лечения душевных болезней камфарой. Значение открытия замечательного скромного венского врача трудно переоценить.
Другой выдающийся венский врач чешского происхождения Йозеф Шкода (1805–1881), опираясь на достижение Ауэнбруггера, аускультацию, расширил методы физической диагностики. Он заявил в противоположность существовавшему до него мнению, что «физические явления в больном организме не составляют еще самой болезни, наоборот, они только являются выражением определенных физических состояний, которые в свою очередь обусловлены болезненными изменениями». Благодаря этому, симптомы снова заняли надлежащее положение в патологии, которая в то же время стала изучаться более с клинической, нежели с теоретико-естественно-исторической стороны. Шкода и другие венские клиницисты скептически относились к теориям и теоретикам медицины.
Сделанное Шкодой наблюдение о том, что даже тяжелые заболевания, самоисцеление от которых в то время признавалось невозможным, могут самоизлечиваться, заставило врачей отказаться от считавшихся неизбежными и применявшихся почти во всех сучаях кровопусканий и лекарств. И, как это нередко происходит, впали в другую крайность. «Мы можем распознать, описать и понять болезнь, — говорит Шкода, — но мы не должны даже мечтать о возможности повлиять на нее какими-либо средствами». Эту точку зрения восприняли и многие другие венские клиницисты, например Йозеф Дитль, которому вершиной всей клинической мудрости казался «выжидательный образ действий», провозглашенный еще Гарвеем. Это привело к тому, что многочисленные врачи, привлекаемые Шкодой в дунайскую столицу, признавали, что, в сущности, вся врачебная деятельность ограничивается постановкой лишь более точного диагноза. Некоторые венские врачи старались примирить полипрагмазию (одновременное назначение лекарственных средств) и нигилизм. Таковы были Иоганн Оппольцер (1808–1871) и Адальбер Душек (1824–1882), последний стал преемником Шкоды. Позднее Отто Калер (1849–1895), Герман Нотнагель возвратились к идеям и традициям «старой Венской школы».
Штерк (1731–1803)
Антон фон Штерк, представитель старой венской школы, преемник ван Свитена на посту руководителя австрийского ведомства здравоохранения и декана медицинского факультета.
Антон фон Штерк (Anton Freiherr Stoerk) родился 21 февраля 1731 года в Сюльгау, в Швабии (герцогство Вюртемберг). Ребенком он попал в Вену, где воспитывался в сиротском приюте для бедных. «Если не я сам себе, то кто мне поможет», — подумал Штерк и со всей страстью своей сиротской души взялся за самообразование. Степень доктора медицины Штерк получил в 1757 году в Вене под руководством ван Свитена. Репутации авторитетного врача он был обязан не своим научным трудам, а главным образом практической деятельности. В 1760 году он был назначен профессором Главной венской больницы и лейб-медиком императора. Кроме того, до самой смерти он являлся главой всего медицинского ведомства Австрии. За большие заслуги перед империей Мария-Терезия присвоила безродному доктору дворянский титул, и он получил возможность перед своей фамилией писать приставку фон.
Не довольствуясь химическими препаратами, завещанными Парацельсом, он применял для лечения болезней, считавшихся неизлечимыми, некоторые мало изученные ядовитые растения. Необходимо сказать, что граница, разделяющая яды и лекарства, весьма условна. Настолько условна, что в Академии медицинских наук РФ издается общий журнал «Фармакология и токсикология», а учебники по фармакологии могут, как правило, использоваться для преподавания токсикологии. За многие века формулировка не изменилась: лекарство — снадобье, дарующее исцеление, яд — зелье, способное убивать. Принципиальной разницы между лекарством и ядом нет и не может быть. Всякое лекарство превращается в яд, если его концентрация в организме превышает определенный терапевтический уровень. И почти любой яд в малых концентрациях может найти применение в качестве лекарства.
Профессор Штерк написал несколько работ об опытах с ядовитыми препаратами, которые поставил на себе. Эти работы были опубликованы в Вене на латинском языке и затем переведены на немецкий и английский языки.
Антон фон Штерк искусно пользовался многообразными ядами. Среди них он отдавал предпочтение растению цикуте (яд, который принял Сократ, когда его осудили на смертную казнь «за развращение молодежи», альпийской траве аконит, в клубнях которой содержится сильный яд; осеннему безвременнику, цветущему поздним летом на лугах, яд которого в состоянии вызывать холерину и даже паралич дыхательных центров, его раньше превозносили как средство от подагры; ломоносу, охотно применяемому в декоративном садоводстве, несмотря на ядовитость; белене, которая содержит такой яд, что даже в малых дозах он одурманивает, и некоторым другим травам (conium maculatum, белладонна, datura stramonium, hyosciamus, colchicum).
Фармакологи древности очень много занимались уже упоминавшейся цикутой, а когда, наконец, удалось добыть из нее кониин, интерес к цикуте повысился еще больше. Во многих экспериментах была испробована физиологическая действенность кониина, про который думали, что он мог бы иметь большое значение как лекарство. В результате опытов было установлено, что этот наркотик вызывает смерть животных от паралича дыхательных мышц, но влияние его на человека еще не было известно. Цикута назначалась для приема внутрь при опухолях грудной железы. Штерк сообщает, что «вылечил цикутой опухоль, величиной с кулак, разъедаемую злокачественной язвой».
Из ядовитых трав Штерк делал настойки и пил, проверяя их действие на себе, причем он отдавал себе отчет, что имеет дело с ядовитыми и очень опасными растениями. Даже при душевных расстройствах своих пациентов он не отступал от своего принципа лечения. Примеру Штерка последовали другие врачи. Они стали производить на себе опыты с ядовитыми растениями, минеральными веществами, растворами и прочими всевозможными субстанциями. Поле для экспериментов было достаточно обширно, и предшественники современной химии старались производить на себе опыты с такими веществами, взятыми из мира растений и минералов, которые применялись в народной медицине и казались полезными также и ученым медикам.
Среди этих медиков следует назвать, например, Ладзаро Спалланцани (1729–1799), одного из самых знаменитых и оригинальных естествоиспытателей XVIII века. Стоит заметить, что науке повезло, поскольку его отцу-юристу не удалось заинтересовать молодого Ладзаро красотами объемистого свода законов. Хотя среди его многочисленных и крупных работ опыты с лекарственными средствами на самом себе занимали незначительное место, он все же заслуживает того, чтобы быть здесь упомянутым. Примерно к тому же времени относятся опыты, проведенные на себе Джозефом Коллинзом, ставшим последователем Штерка и подобно ему испытывавшим на себе действие целого ряда ядовитых растений.
Антон фон Штерк не был первым, кто применил яд к лечению болезней. Уже в 185 году древнегреческий врач Диоскорид, один из наиболее значительных ботаников и фармакологов древности, в сочинении «Алексифармака» привел подробное описание действия ядов. Диоскорид, Педаниус, из Аназарда (Киликия, Малая Азия) жил в царствование Нерона и Веспасиана, был современником Плиния Старшего. Относительно его жизни известно, что в качестве врача он сопровождал римские войска, посетил многие страны и лично изучал многие растения. Выдающееся значение имело написанное им в 70-х годах на греческом языке сочинение «О лекарственных средствах», в котором дано систематическое описание всех известных в то время медикаментов растительного, животного и минерального происхождения.
Наибольшее внимание Диоскорид уделял врачебным средствам растительного происхождения; он описал около 600 растений и сгруппировал их по некоторым морфологическим признакам. Излагая способы добывания и приготовления лекарственных средств, он дал сведения о ряде химических манипуляций (возгонка, перегонка, кристаллизация). Им указаны способы получения ртути из киновари, а также медного купороса, свинцовых, медных и цинковых препаратов и мазей и т. п. Он описал масла и жиры, красители и яды органического происхождения. Сочинения Диоскорида, сопровождавшиеся комментариями виднейших ботаников XVI и XVII веков, сыграли значительную роль в разработке систематики растений.
Если Диоскорид первым стал применять мышьяк как терапевтическое средство, то один из основоположников токсикологии Никанд Колофонский (202 г. до н. э.) в произведении «Об ядах и противоядиях» впервые в медицинской литературе упоминал о свинцовых параличах. Ученый-иезуит Атанасиус Кирхер (1602–1680) в 1678 году в своих таблицах о металлических ядах указал, что мышьяк вызывает паралитические спазмы.
Позже яды стали называть именами мифологических персонажей. Так, согласно греческой мифологии, судьбой человека управляют три богини: Клофо, Атропа и Лахезис. В одной из скульптурных композиций все они имеют образы юных дев. Клофо, увенчанная плодами, держит веретено и нить человеческой жизни, которую мрачная и неумолимая Атропа, с ветками скорбного кипариса на голове, собирается перерезать, а Лахезис вынимает из урны шар, чтобы предначертать на нем судьбу человека. По имени злой Атропы назван один из сильнейших ядов — атропин, содержащийся в красавке и белене.
История хранит немало тайн, связанных с использованием ядовитых свойств продуктов минерального, растительного и животного происхождения. Одну из первых попыток классифицировать яды сделал древнеримский врач Гален, а древнеримский историк Гай Светоний Транквилл описал технологию приготовления ядовитых снадобий и способов их применения. Он пишет, что самовлюбленный и развратный император Нерон, прославившийся своей жестокостью, начал серию злодейских убийств с отравления в 54 году н. э. императора Клавдия Светония. Хотя Нерон и не был непосредственным исполнителем этого убийства, но знал о нем и не пытался этого скрывать. Белые грибы он всегда называл с тех пор «пищей богов», потому что именно в них Клавдию подмешали отраву.
Антон фон Штерк (Anton Freiherr Stoerk) родился 21 февраля 1731 года в Сюльгау, в Швабии (герцогство Вюртемберг). Ребенком он попал в Вену, где воспитывался в сиротском приюте для бедных. «Если не я сам себе, то кто мне поможет», — подумал Штерк и со всей страстью своей сиротской души взялся за самообразование. Степень доктора медицины Штерк получил в 1757 году в Вене под руководством ван Свитена. Репутации авторитетного врача он был обязан не своим научным трудам, а главным образом практической деятельности. В 1760 году он был назначен профессором Главной венской больницы и лейб-медиком императора. Кроме того, до самой смерти он являлся главой всего медицинского ведомства Австрии. За большие заслуги перед империей Мария-Терезия присвоила безродному доктору дворянский титул, и он получил возможность перед своей фамилией писать приставку фон.
Не довольствуясь химическими препаратами, завещанными Парацельсом, он применял для лечения болезней, считавшихся неизлечимыми, некоторые мало изученные ядовитые растения. Необходимо сказать, что граница, разделяющая яды и лекарства, весьма условна. Настолько условна, что в Академии медицинских наук РФ издается общий журнал «Фармакология и токсикология», а учебники по фармакологии могут, как правило, использоваться для преподавания токсикологии. За многие века формулировка не изменилась: лекарство — снадобье, дарующее исцеление, яд — зелье, способное убивать. Принципиальной разницы между лекарством и ядом нет и не может быть. Всякое лекарство превращается в яд, если его концентрация в организме превышает определенный терапевтический уровень. И почти любой яд в малых концентрациях может найти применение в качестве лекарства.
Профессор Штерк написал несколько работ об опытах с ядовитыми препаратами, которые поставил на себе. Эти работы были опубликованы в Вене на латинском языке и затем переведены на немецкий и английский языки.
Антон фон Штерк искусно пользовался многообразными ядами. Среди них он отдавал предпочтение растению цикуте (яд, который принял Сократ, когда его осудили на смертную казнь «за развращение молодежи», альпийской траве аконит, в клубнях которой содержится сильный яд; осеннему безвременнику, цветущему поздним летом на лугах, яд которого в состоянии вызывать холерину и даже паралич дыхательных центров, его раньше превозносили как средство от подагры; ломоносу, охотно применяемому в декоративном садоводстве, несмотря на ядовитость; белене, которая содержит такой яд, что даже в малых дозах он одурманивает, и некоторым другим травам (conium maculatum, белладонна, datura stramonium, hyosciamus, colchicum).
Фармакологи древности очень много занимались уже упоминавшейся цикутой, а когда, наконец, удалось добыть из нее кониин, интерес к цикуте повысился еще больше. Во многих экспериментах была испробована физиологическая действенность кониина, про который думали, что он мог бы иметь большое значение как лекарство. В результате опытов было установлено, что этот наркотик вызывает смерть животных от паралича дыхательных мышц, но влияние его на человека еще не было известно. Цикута назначалась для приема внутрь при опухолях грудной железы. Штерк сообщает, что «вылечил цикутой опухоль, величиной с кулак, разъедаемую злокачественной язвой».
Из ядовитых трав Штерк делал настойки и пил, проверяя их действие на себе, причем он отдавал себе отчет, что имеет дело с ядовитыми и очень опасными растениями. Даже при душевных расстройствах своих пациентов он не отступал от своего принципа лечения. Примеру Штерка последовали другие врачи. Они стали производить на себе опыты с ядовитыми растениями, минеральными веществами, растворами и прочими всевозможными субстанциями. Поле для экспериментов было достаточно обширно, и предшественники современной химии старались производить на себе опыты с такими веществами, взятыми из мира растений и минералов, которые применялись в народной медицине и казались полезными также и ученым медикам.
Среди этих медиков следует назвать, например, Ладзаро Спалланцани (1729–1799), одного из самых знаменитых и оригинальных естествоиспытателей XVIII века. Стоит заметить, что науке повезло, поскольку его отцу-юристу не удалось заинтересовать молодого Ладзаро красотами объемистого свода законов. Хотя среди его многочисленных и крупных работ опыты с лекарственными средствами на самом себе занимали незначительное место, он все же заслуживает того, чтобы быть здесь упомянутым. Примерно к тому же времени относятся опыты, проведенные на себе Джозефом Коллинзом, ставшим последователем Штерка и подобно ему испытывавшим на себе действие целого ряда ядовитых растений.
Антон фон Штерк не был первым, кто применил яд к лечению болезней. Уже в 185 году древнегреческий врач Диоскорид, один из наиболее значительных ботаников и фармакологов древности, в сочинении «Алексифармака» привел подробное описание действия ядов. Диоскорид, Педаниус, из Аназарда (Киликия, Малая Азия) жил в царствование Нерона и Веспасиана, был современником Плиния Старшего. Относительно его жизни известно, что в качестве врача он сопровождал римские войска, посетил многие страны и лично изучал многие растения. Выдающееся значение имело написанное им в 70-х годах на греческом языке сочинение «О лекарственных средствах», в котором дано систематическое описание всех известных в то время медикаментов растительного, животного и минерального происхождения.
Наибольшее внимание Диоскорид уделял врачебным средствам растительного происхождения; он описал около 600 растений и сгруппировал их по некоторым морфологическим признакам. Излагая способы добывания и приготовления лекарственных средств, он дал сведения о ряде химических манипуляций (возгонка, перегонка, кристаллизация). Им указаны способы получения ртути из киновари, а также медного купороса, свинцовых, медных и цинковых препаратов и мазей и т. п. Он описал масла и жиры, красители и яды органического происхождения. Сочинения Диоскорида, сопровождавшиеся комментариями виднейших ботаников XVI и XVII веков, сыграли значительную роль в разработке систематики растений.
Если Диоскорид первым стал применять мышьяк как терапевтическое средство, то один из основоположников токсикологии Никанд Колофонский (202 г. до н. э.) в произведении «Об ядах и противоядиях» впервые в медицинской литературе упоминал о свинцовых параличах. Ученый-иезуит Атанасиус Кирхер (1602–1680) в 1678 году в своих таблицах о металлических ядах указал, что мышьяк вызывает паралитические спазмы.
Позже яды стали называть именами мифологических персонажей. Так, согласно греческой мифологии, судьбой человека управляют три богини: Клофо, Атропа и Лахезис. В одной из скульптурных композиций все они имеют образы юных дев. Клофо, увенчанная плодами, держит веретено и нить человеческой жизни, которую мрачная и неумолимая Атропа, с ветками скорбного кипариса на голове, собирается перерезать, а Лахезис вынимает из урны шар, чтобы предначертать на нем судьбу человека. По имени злой Атропы назван один из сильнейших ядов — атропин, содержащийся в красавке и белене.
История хранит немало тайн, связанных с использованием ядовитых свойств продуктов минерального, растительного и животного происхождения. Одну из первых попыток классифицировать яды сделал древнеримский врач Гален, а древнеримский историк Гай Светоний Транквилл описал технологию приготовления ядовитых снадобий и способов их применения. Он пишет, что самовлюбленный и развратный император Нерон, прославившийся своей жестокостью, начал серию злодейских убийств с отравления в 54 году н. э. императора Клавдия Светония. Хотя Нерон и не был непосредственным исполнителем этого убийства, но знал о нем и не пытался этого скрывать. Белые грибы он всегда называл с тех пор «пищей богов», потому что именно в них Клавдию подмешали отраву.