Страница:
В отличие от Дюпюитрена, так легко расставшегося с жизнью, Бальзак умолял своего врача продлить его жизнь хотя бы на шесть дней: «Всего на шесть — это немного… Я успею пересмотреть все свои 50 томов… Я могу в шесть дней дать бессмертную жизнь всему миру — тому миру, который создал». Английская королева Елизавета незадолго до смерти также умоляла своего врача продлить ей жизнь хотя бы на один день, обещая ему за это все свое королевство. Но смерть неумолима…
После смерти Дюпюитрена французскую хирургию возглавил Вельпо. Альфред Арман Луи Мари Вельпо (1795–1867) — известный французский профессор хирургии, член Парижского медицинского факультета, блестящий хирург, отличный анатом, опытный акушер, знающий эмбриолог. Ученики Дюпюитрена — Бланден, известный своими исследованиями по анатомии полости рта, Жобер (A.J. Jobert de Lamballe, 1799–1867), с его трудами о лечении огнестрельных ран, — достойно представляли своего учителя.
Замечательный хирург Лисфранк (J.Lisfranc, 1790–1847), специалист по ампутации конечностей, лечению аневризм и перевязки артерий, любил хвастать, превозносить себя. Крикливый Лисфранк опубликовал доклад, в котором утверждал, что из девяноста операций, сделанных им по поводу рака, восемьдесят четыре привели к полному излечению больных. Один из учеников Лисфранка доказал, что данные фальшивы. Лисфранк не опровергал разоблачений, петлял, замазывал промахи. С тем большим пылом охаивал во все горло своих ученых коллег. Дюпюитрена именовал «береговым разбойником», Вельпо — «подлой шкурой», всех профессоров хирургии вместе — «попугаями от медицины». После смерти великого Дюпюитрена парижские хирурги разоблачали друг друга, конкурировали, дрались за приоритет. Четыре создателя литотрипсии (раздробления камней в почках, желчном пузыре) спорили до изнеможения, кто первый сказал «э». Приоритет считался в медицинском мире чуть ли не более существенным, чем само открытие.
Лаэннек (1781–1826)
Пуркине (1787–1869)
Пирогов (1810–1881)
После смерти Дюпюитрена французскую хирургию возглавил Вельпо. Альфред Арман Луи Мари Вельпо (1795–1867) — известный французский профессор хирургии, член Парижского медицинского факультета, блестящий хирург, отличный анатом, опытный акушер, знающий эмбриолог. Ученики Дюпюитрена — Бланден, известный своими исследованиями по анатомии полости рта, Жобер (A.J. Jobert de Lamballe, 1799–1867), с его трудами о лечении огнестрельных ран, — достойно представляли своего учителя.
Замечательный хирург Лисфранк (J.Lisfranc, 1790–1847), специалист по ампутации конечностей, лечению аневризм и перевязки артерий, любил хвастать, превозносить себя. Крикливый Лисфранк опубликовал доклад, в котором утверждал, что из девяноста операций, сделанных им по поводу рака, восемьдесят четыре привели к полному излечению больных. Один из учеников Лисфранка доказал, что данные фальшивы. Лисфранк не опровергал разоблачений, петлял, замазывал промахи. С тем большим пылом охаивал во все горло своих ученых коллег. Дюпюитрена именовал «береговым разбойником», Вельпо — «подлой шкурой», всех профессоров хирургии вместе — «попугаями от медицины». После смерти великого Дюпюитрена парижские хирурги разоблачали друг друга, конкурировали, дрались за приоритет. Четыре создателя литотрипсии (раздробления камней в почках, желчном пузыре) спорили до изнеможения, кто первый сказал «э». Приоритет считался в медицинском мире чуть ли не более существенным, чем само открытие.
Лаэннек (1781–1826)
Лаэннек, Рене Теофил Гиацинт (R. Th. H. Laennec) — один из основоположников современной клинической медицины и патологической анатомии. Лаэннек изобрёл стетоскоп, что, без всякого преувеличения, открыло новую эру в диагностике. Лаэннек лечил Наполеона I и всю французскую знать.
Рене Лаэннек родился 17 февраля 1781 года. Он рано лишился матери, а его отец, Теофил-Мари Лаэннек, лейтенант адмиралтейства, несмотря на большие таланты, ум и развитие, отличался эгоизмом и распущенностью и больше интересовался эротическими песнями, чем своими детьми, воспитание которых он свалил на одного из своих братьев. На сообщение своего сына о его успехах он отвечал напыщенными письмами и был очень скуп, когда дело доходило до материальной помощи. Семья требовала, чтобы Рене поскорее закончил свои занятия и стал зарабатывать. Из-за этого подготовлявшийся к печати его большой труд не мог появиться на свет.
Медицину Рене начал изучать в 14-летнем возрасте в Нанте под руководством Ulliac и других врачей. С большим трудом ему удалось в 1801 году обосноваться в Париже, где работал под руководством Биша, Корвизара и Дюпюитрена. В течение 15 лет Лаэннек изучал патологическую анатомию у Гаспара Лорана Бейля (Bayle, 1774–1816), остававшегося до самой смерти его близким другом. Схватывая чрезвычайно быстро все самое существенное, Лаэннек приобрел умение клинического наблюдения у Корвизара. Последний принял его в основанное им «Общество медицинского взаимообучения», в котором лучшие парижские врачи сообщали друг другу свои наблюдения.
Доктор Лаэннек говорил: «Я ставил цель решить три задачи: 1) установить на трупе патологический случай с физическими признаками изменений органов; 2) узнать это изменение у живого человека по определенным признакам от меняющихся расстройств жизненных функций; 3) бороться с болезнью средствами, которые на практике оказались наиболее эффективными». Рене Лаэннек много работал в анатомическом музее. Свою дальнозоркость он компенсировал очками и лупой. Однажды при вскрытии трупа это усиление зрения привело его к наблюдению «случая окостенения двухстворчатой заслонки». Пораженный точностью этого наблюдения, доктор Леруа, один из друзей Лаэннека, опубликовал находку друга в 1801 году в журнале «Медицина, хирургия и фармакология».
Публикация сразу сделала имя Лаэннека широко известным. Спустя два месяца в том же журнале появилась большая статья Лаэннека «О воспалении брюшины». В ней этот симптомокомплекс получил широкое освещение. Лаэннек привел подробную дифференциальную диагностику симптомокомплекса и указал на главные причины воспаления. Историки медицины подчеркивают поразительную ясность описания Лаэннека, простоту и правильность его языка, богатство эрудиции и глубину исторической критики. В следующем году Лаэннеком была выполнена большая работа по родильной горячке. Вскоре после этого Дюпюитрен привлек его вместе с Бейлем к написанию большого труда по клинической патологии.
В 1803 году из четырех премий, предназначенных для слушателей медицинского факультета, Лаэннек получил две: одну по медицине, другую по хирургии. Однако пора было заканчивать медицинский факультет. Но для этого нужны были средства. Не без труда получив их от отца, он блестяще защитил в 1804 году диссертацию на тему «Учение Гиппократа применительно к практической медицине». В ней он говорит, что видное место у Гиппократа занимает прогноз и большинство его сочинений заключают многочисленные указания прогностического характера. Отдавая дань «отцу медицины», он отмечает, что Гиппократ, предсказывая развитие болезни, основывался на точном знании симптомов заболевания, тем не менее нельзя пренебрегать и непосредственной диагностикой.
Гиппократ применял выслушивание при воспалении плевры, причем отмечал звук наподобие шума трения кожи; при выслушивании груди он выслушивал звук кипения уксуса, что означает «мелко-пузырчатые» хрипы при отеке легких. В одной истории болезни упоминается о шуме трения в области селезенки (периспленит). Опираясь на мнение Гиппократа о том, что «умение исследовать — наибольшая часть искусства врачевания», Лаэннек также указывает, что медицина должна основываться на тщательном наблюдении. «Необходимо найти более строгие способы наблюдения», — говорит Лаэннек и памятуя совет Гиппократа о том, что болезни нужно слушать ухом, изобретает в 1816 году для этой цели приспособление.
После смерти Лаэннека ходили слухи, что стетоскоп он создал по причине своей галантности. Когда его пригласили в один высокопоставленный дом осмотреть молодую графиню, то, так как она была страшно стеснительной, он решил послушать тоны ее сердца, не прикладывая непосредственно к груди ухо, а посредством скрученного в трубочку листа бумаги.
К этому же времени относится назначение Лаэннека врачом больницы Неккер. Там он сначала пользуется трубкой, скрученной из больничного журнала, а вскоре применяет свинчивающийся из двух частей деревянный прибор, названный им стетоскопом. Первая модель такого прибора хранится в музее Лаэннека в Нанте. На основании этого прибора он разработал и ввёл в 1819 году в медицинскую практику аускультацию — метод медицинского исследования внутренних органов (лёгких, сердца) у человека и животных выслушиванием звуковых явлений, возникающих при работе этих органов. После разработки и введения в практику этого метода он представил академии свой знаменитый труд «De l`auscultation mediate, ou Traite du diagnostic des maladies du poumon et du coeur, fonde principalement sur ce nouveau moyen d`exploration», 1819 («О прямой аускультации»). В этой работе он дал подробное описание признаков различных болезней, указав на соответствующие им анатомические изменения в органах и тканях.
С помощью своего примитивного стетоскопа Лаэннек установил ряд явлений, наблюдаемых при выслушивании, и дал им названия, многие из которых сохранились до настоящего времени: эгофония, звон металлический, шум (амфорический, дуновения, терпуга, пилы, раздувающихся мехов и т. д.), пуэрильное дыхание, саккадированное дыхание, трансонанс перкуторный, пекторилоквис, сужение грудной клетки. Кроме того, ему принадлежат следующие термины и описания соответствующих заболеваний: бронхит капиллярный, инфаркт геморрагический, катар удушающий, цирроз атрофический, ацефалоциста. Он впервые ввёл в медицинский оборот термины «цирроз», «туберкулёз» и т. д.
Доктор Лаэннек сделал множество докладов в различных обществах, опубликовал десятки статей, в том числе в медицинском словаре о френологической системе Галля. Он установил специфичность туберкулёзного процесса задолго до открытия возбудителя болезни и дал клиническое и патологоанатомическое описание туберкулёза, указав, что туберкулёзный процесс связан с образованием в организме бугорков.
В наши дни даже трудно представить, что широко используемый в медицине метод исследования внутренних органов, аускультация, которыми сегодня пользуется каждый врач-терапевт, мог долго не признаваться и не использоваться, поэтому что Французская медицинская академия не приняла предложение Лаэннека. Ему пришлось выдержать тяжелую борьбу и вести страстную полемику с его бывшим учителем Дюпюитреном и с беспощадным противником Бруссе. Как истинный бретонец Лаэннек отличался прямолинейностью и принципиальностью, а также независимостью характера, который проявился в особенности в указанные тяжелые моменты его жизни.
О незаурядности ума Лаэннека говорит стремительность, с которой он делал карьеру: с 1822 года он профессор College de France и с 1823 года — кафедры клинической медицины в больнице Шаритэ, член медицинской академии Франции и Парижского медицинского факультета (1825 г.)
Доктор Лаэннек страдал туберкулёзом с самого раннего детства. В конце жизни его угнетала зависть современников и, главным образом, непонимание значения его открытия. Странные на свете творятся дела. Лаэннек только доказал возможность излечения от туберкулёза, а сам умер от туберкулёза легких в бедности 13 августа 1826 года.
Спустя годы во время чествования доктора Лаэннека Клод Бернар сказал словами Томаса Карлейля: «История мира — это биография великих людей». Перефразируя эти слова, можно сказать: история медицины — это биография великих врачей, и та страна, которая умеет ценить своих великих людей, не должна опасаться за свое будущее.
Рене Лаэннек родился 17 февраля 1781 года. Он рано лишился матери, а его отец, Теофил-Мари Лаэннек, лейтенант адмиралтейства, несмотря на большие таланты, ум и развитие, отличался эгоизмом и распущенностью и больше интересовался эротическими песнями, чем своими детьми, воспитание которых он свалил на одного из своих братьев. На сообщение своего сына о его успехах он отвечал напыщенными письмами и был очень скуп, когда дело доходило до материальной помощи. Семья требовала, чтобы Рене поскорее закончил свои занятия и стал зарабатывать. Из-за этого подготовлявшийся к печати его большой труд не мог появиться на свет.
Медицину Рене начал изучать в 14-летнем возрасте в Нанте под руководством Ulliac и других врачей. С большим трудом ему удалось в 1801 году обосноваться в Париже, где работал под руководством Биша, Корвизара и Дюпюитрена. В течение 15 лет Лаэннек изучал патологическую анатомию у Гаспара Лорана Бейля (Bayle, 1774–1816), остававшегося до самой смерти его близким другом. Схватывая чрезвычайно быстро все самое существенное, Лаэннек приобрел умение клинического наблюдения у Корвизара. Последний принял его в основанное им «Общество медицинского взаимообучения», в котором лучшие парижские врачи сообщали друг другу свои наблюдения.
Доктор Лаэннек говорил: «Я ставил цель решить три задачи: 1) установить на трупе патологический случай с физическими признаками изменений органов; 2) узнать это изменение у живого человека по определенным признакам от меняющихся расстройств жизненных функций; 3) бороться с болезнью средствами, которые на практике оказались наиболее эффективными». Рене Лаэннек много работал в анатомическом музее. Свою дальнозоркость он компенсировал очками и лупой. Однажды при вскрытии трупа это усиление зрения привело его к наблюдению «случая окостенения двухстворчатой заслонки». Пораженный точностью этого наблюдения, доктор Леруа, один из друзей Лаэннека, опубликовал находку друга в 1801 году в журнале «Медицина, хирургия и фармакология».
Публикация сразу сделала имя Лаэннека широко известным. Спустя два месяца в том же журнале появилась большая статья Лаэннека «О воспалении брюшины». В ней этот симптомокомплекс получил широкое освещение. Лаэннек привел подробную дифференциальную диагностику симптомокомплекса и указал на главные причины воспаления. Историки медицины подчеркивают поразительную ясность описания Лаэннека, простоту и правильность его языка, богатство эрудиции и глубину исторической критики. В следующем году Лаэннеком была выполнена большая работа по родильной горячке. Вскоре после этого Дюпюитрен привлек его вместе с Бейлем к написанию большого труда по клинической патологии.
В 1803 году из четырех премий, предназначенных для слушателей медицинского факультета, Лаэннек получил две: одну по медицине, другую по хирургии. Однако пора было заканчивать медицинский факультет. Но для этого нужны были средства. Не без труда получив их от отца, он блестяще защитил в 1804 году диссертацию на тему «Учение Гиппократа применительно к практической медицине». В ней он говорит, что видное место у Гиппократа занимает прогноз и большинство его сочинений заключают многочисленные указания прогностического характера. Отдавая дань «отцу медицины», он отмечает, что Гиппократ, предсказывая развитие болезни, основывался на точном знании симптомов заболевания, тем не менее нельзя пренебрегать и непосредственной диагностикой.
Гиппократ применял выслушивание при воспалении плевры, причем отмечал звук наподобие шума трения кожи; при выслушивании груди он выслушивал звук кипения уксуса, что означает «мелко-пузырчатые» хрипы при отеке легких. В одной истории болезни упоминается о шуме трения в области селезенки (периспленит). Опираясь на мнение Гиппократа о том, что «умение исследовать — наибольшая часть искусства врачевания», Лаэннек также указывает, что медицина должна основываться на тщательном наблюдении. «Необходимо найти более строгие способы наблюдения», — говорит Лаэннек и памятуя совет Гиппократа о том, что болезни нужно слушать ухом, изобретает в 1816 году для этой цели приспособление.
После смерти Лаэннека ходили слухи, что стетоскоп он создал по причине своей галантности. Когда его пригласили в один высокопоставленный дом осмотреть молодую графиню, то, так как она была страшно стеснительной, он решил послушать тоны ее сердца, не прикладывая непосредственно к груди ухо, а посредством скрученного в трубочку листа бумаги.
К этому же времени относится назначение Лаэннека врачом больницы Неккер. Там он сначала пользуется трубкой, скрученной из больничного журнала, а вскоре применяет свинчивающийся из двух частей деревянный прибор, названный им стетоскопом. Первая модель такого прибора хранится в музее Лаэннека в Нанте. На основании этого прибора он разработал и ввёл в 1819 году в медицинскую практику аускультацию — метод медицинского исследования внутренних органов (лёгких, сердца) у человека и животных выслушиванием звуковых явлений, возникающих при работе этих органов. После разработки и введения в практику этого метода он представил академии свой знаменитый труд «De l`auscultation mediate, ou Traite du diagnostic des maladies du poumon et du coeur, fonde principalement sur ce nouveau moyen d`exploration», 1819 («О прямой аускультации»). В этой работе он дал подробное описание признаков различных болезней, указав на соответствующие им анатомические изменения в органах и тканях.
С помощью своего примитивного стетоскопа Лаэннек установил ряд явлений, наблюдаемых при выслушивании, и дал им названия, многие из которых сохранились до настоящего времени: эгофония, звон металлический, шум (амфорический, дуновения, терпуга, пилы, раздувающихся мехов и т. д.), пуэрильное дыхание, саккадированное дыхание, трансонанс перкуторный, пекторилоквис, сужение грудной клетки. Кроме того, ему принадлежат следующие термины и описания соответствующих заболеваний: бронхит капиллярный, инфаркт геморрагический, катар удушающий, цирроз атрофический, ацефалоциста. Он впервые ввёл в медицинский оборот термины «цирроз», «туберкулёз» и т. д.
Доктор Лаэннек сделал множество докладов в различных обществах, опубликовал десятки статей, в том числе в медицинском словаре о френологической системе Галля. Он установил специфичность туберкулёзного процесса задолго до открытия возбудителя болезни и дал клиническое и патологоанатомическое описание туберкулёза, указав, что туберкулёзный процесс связан с образованием в организме бугорков.
В наши дни даже трудно представить, что широко используемый в медицине метод исследования внутренних органов, аускультация, которыми сегодня пользуется каждый врач-терапевт, мог долго не признаваться и не использоваться, поэтому что Французская медицинская академия не приняла предложение Лаэннека. Ему пришлось выдержать тяжелую борьбу и вести страстную полемику с его бывшим учителем Дюпюитреном и с беспощадным противником Бруссе. Как истинный бретонец Лаэннек отличался прямолинейностью и принципиальностью, а также независимостью характера, который проявился в особенности в указанные тяжелые моменты его жизни.
О незаурядности ума Лаэннека говорит стремительность, с которой он делал карьеру: с 1822 года он профессор College de France и с 1823 года — кафедры клинической медицины в больнице Шаритэ, член медицинской академии Франции и Парижского медицинского факультета (1825 г.)
Доктор Лаэннек страдал туберкулёзом с самого раннего детства. В конце жизни его угнетала зависть современников и, главным образом, непонимание значения его открытия. Странные на свете творятся дела. Лаэннек только доказал возможность излечения от туберкулёза, а сам умер от туберкулёза легких в бедности 13 августа 1826 года.
Спустя годы во время чествования доктора Лаэннека Клод Бернар сказал словами Томаса Карлейля: «История мира — это биография великих людей». Перефразируя эти слова, можно сказать: история медицины — это биография великих врачей, и та страна, которая умеет ценить своих великих людей, не должна опасаться за свое будущее.
Пуркине (1787–1869)
Ян Эвангелиста Пуркине (Purkinje J.E.) — чешский биолог и физиолог, основал в 1839 году первый в мире Физиологический институт во Вроцлаве. Микроскопические исследования Пуркине послужили основой клеточной теории, которую он сформулировал в 1837 году. Пуркине создал общество чешских врачей, носящее в настоящее время его имя. В 1969 году в Чехословакии появилась серебряная монета в 25 крон с профильным изображением Пуркине.
Научные интересы Пуркине были исключительно широки. Он осуществил фундаментальные исследования по физиологии, анатомии, гистологии и эмбриологии; им разработаны основы дактилоскопии. Он серьезно относился к методу диагностики по руке. Своими работами он обратил на себя внимание и заслужил дружбу Гёте.
Ян Пуркине родился 17 декабря 1787 года в чешском городе Либоховице. До начала своей врачебной деятельности принадлежал к духовному сословию. В 1812 году поступил на медицинский факультет Пражского университета. После окончания университета Пуркине остался там же работать патологоанатомом, затем перешел на кафедру физиологии ассистентом, где сначала занимался физиологией зрения.
В 1819 году он защитил диссертацию и получил степень доктора медицины. В это же время он опубликовал научную работу «К познанию зрения в субъективном аспекте», которая получила широкую известность. Пуркине впервые показал, что различные среды глаза обладают неодинаковой преломляемостью и что величина изображения на сетчатке зависит от кривизны преломляющихся поверхностей глаза. Гёте лестно отзывался об этой книге. Пуркине в 1822 году получает в Бреславльском университете профессорское звание. Поскольку университет находился на территории Пруссии, то вполне понятны причины, по которым Пуркине закрыли доступ к профессорской должности. Снова в науке возникла тень политики, снова национальность не устраивает политических функционеров. Отчаявшись занять профессорскую кафедру, Пуркине загорелся врачебной деятельностью, чтобы накопить денег и открыть школу для одаренных детей.
При поддержке Гёте и Гумбольда в 1822 году ему было предоставлено место профессора на кафедре физиологии Бреславльского университета. Поскольку эту должность он занял вопреки желаниям сотрудников факультета, которые хотели избрать своего кандидата, оппозиция росла с каждым днем. Недовольство деятельностью Пуркине выражалось по надуманным причинам. Например, его обвиняли в том, что он свои лекции сопровождал опытами на животных (заметим, этот прогрессивный способ преподавания использовался впервые), а также то, что читал лекции с заметным чешским акцентом.
Его во всем ограничивали. Руководство университета отказалось выделить ему микроскоп. Лишь спустя 10 лет Пуркине удалось основать на кафедре научную лабораторию. Но и тогда это вызвало бурю протестов, что заставило его организовать лабораторию с подопытными животными у себя дома. Несмотря на тяжелейшие условия, Пуркине выполнил ряд фундаментальных работ по офтальмологии. Его работы по изучению зрительного восприятия сыграли большую роль в развитии офтальмометрии и офтальмоскопии и легли в основу разработанной впоследствии теории центрального и периферического зрения. Он открыл и описал явления зависимости различного изменения яркости объектов разной окраски при изменении освещения от длины волны каждого данного цвета (явление Пуркине). Ему принадлежат также работы о зрительных следах («фаза Пуркине») и о зрительных ощущениях, вызываемых неадекватными раздражителями (например гальваническим током).
Ян Пуркине с 1850 года — профессор университета в Праге. Это был человек энциклопедических знаний, хорошо разбирающийся в различных науках и владеющий 13 языками, в том числе и русским. Он читал лекции по антропологии, анатомии, эмбриологии, гистологии, экспериментальной и прикладной физиологии, физической механике, физиологической химии, физиологической психологии и философии природы, или натурфилософии.
Профессор Пуркине внес весомый вклад и в эмбриологию. В 1825 году, изучая развитие куриного зародыша, он открыл ядро яйцевой клетки, которое назвал «зародышевым пузырьком», и описал изменение яиц и зародышей на различных стадиях развития. В 1832 году Пуркине создал первую гистологическую лабораторию, в которой зародилась гистология как наука. Сотрудники этой лаборатории стали активно публиковать свои научные исследования, что явилось развитием гистологии. Пуркине впервые применил уплотнение исследуемых тканей, ввел в гистологическую технику бальзам, просветление тканей в скипидаре и оливковом масле, краски (индиго), усовершенствовал микроскоп, сконструировал микротом и «компрессориум» (прообраз микроманипулятора). В 1835 году совместно со своим учеником Г. Валентином описал мерцательное движение волосков эпителиальных клеток яйцевода и дыхательных путей млекопитающих. Им описаны также спиральные выводные пути потовых желез, микроскопическое строение хряща кости, кожи, тканей зуба, кровеносных сосудов, мышц сердца, нервной ткани и т. д.
В результате детальных исследований клеточной («зернистой») структуры различных тканей животного организма Пуркине в 1837 году подошел очень близко к формулировке клеточной теории; сделал предположение об общности в структуре растительных и животных клеток, что свидетельствовало о единстве материального мира. Впоследствии немецкий ученый Теодор Шванн (1810–1882), ученик И.П. Мюллера, доказал клеточное строение животного организма, в том числе и человека.
Ян Пуркине ввел в биологию в 1839 году понятие «протоплазма»; внес вклад в изучение клетки и микроструктуры тканей. Так, он открыл нервные клетки и сделал описание их структуры. Благодаря его исследованиям открыты особые волокна проводящей системы сердца, выполняющие важную роль в возникновении и проведении процессов возбуждения в сердечной мышце. Теперь эти волокна носят его имя.
Мы подошли теперь к самым интересным событиям. Среди врачей, производивших опыты на себе, Пуркине сделал наибольшее число таких экспериментов. Он хотел выяснить действие веществ, известных как лекарства, или веществ, которые считал пригодными в качестве лекарств. Пуркине описал, как испытывал вещества на себе: " На третьем году изучения медицины, когда профессор Ваврух читал нам лекции о лекарственных средствах, я решил испытать на себе действие различных лекарственных средств. Возможности для этого были, так как я пользовался свободным доступом в аптеку магистра Гели, с сыном которого вместе учился и дружил. Я хорошо знал, где лежат запасы аптеки, и мне разрешалось иногда брать некоторое количество того или иного лекарства. Таким образом, у меня дома появился ряд бутылочек с различными, хорошо пахнущими веществами, которые я пытался определить даже в темноте. Я тогда испытывал на себе действие слабительных средств: ревеня, манны, различных солей, александрийского листа, корней ялапы; затем исследовал некоторые рвотные средства. Путем самонаблюдений я установил большое различие между алкоголем и эфиром. Последний вызывал у меня весьма приятное легкое опьянение.
Затем я перешел к опию. Я принимал около полуграна (гран равняется шести сотым грамма) перед сном. Это вызывало у меня очень бодрое настроение, так что я не мог заснуть до полуночи. Действие опия сказывалось на другой день. Большие дозы — до одного грана — вызывали опьянение и ослабляли восприятия со стороны органов чувств, а также были причиной сильного запора, наблюдавшегося даже на третий день. Впоследствии, в Бреславле, я ознакомился и с другими действиями опия, в частности с тем обстоятельством, что он помогает при опьянении, вызванном вином. Приня полграна опия перед праздничным обедом, какие часто происходили в Бреславле, я не чувствовал на себе последствий обильной еды и выпивки. Опий также делает наш организм более стойким по отношению к дурной погоде и физическим напряжениям, особенно при путешествиях.
Когда я на четвертый год своих занятий работал в городской больнице, то снова начал проводить опыты на себе. После чтения трудов Ганемана, с которым меня познакомил руководитель клиники, я однажды утром принял пять гранов экстракта белены. Опьянения у меня не наступило, но я почувствовал сильный голод, который, помнится, утолил куском хлеба.
Для меня самого весьма поучительными были опыты с камфарой… Приняв несколько гран камфары, я пришел в состояние религиозного экстаза… В другой раз, приняв десять гран камфары, я почувствовал увеличение мышечной силы, так что я при ходьбе должен был поднимать ноги повыше. Когда обход больных в отделении заканчивался, я внезапно почувствовал сильный жар и упал в обморок. Меня положили на кровать, и я пролежал без сознания еще полчаса. Придя в себя, я не почувствовал никаких расстройств и отправился с одним из друзей на прогулку за город. После этого опыта у меня заподозрили эпилепсию и высказали мнение, что я не способен работать врачом.
Я проделал еще много других опытов на себе самом. Так, я принимал каломель, хорошо известный препарат ртути, пока у меня не появилось слюнотечение. Одновременно я заметил, что у меня удлинились зубы, словно они выросли. В другой раз я стал пить соленую воду, которая вызвала у меня сильную жажду; при этом наблюдалась значительная слабость кишечника и вздутие живота. Эти явления быстро исчезли по окончании опыта. Затем я в течение недели ел только сырые яйца, но слабости не испытывал. Это было повторение опытов Мажанди, знаменитого французского физиолога-экспериментатора.
Впоследствии, уже работая прозектором и одновременно ассистентом института физиологии, я по совету профессора проделал на себе опыт с эметином, действующим началом рвотного корня ипекакуаны, применяя малые дозы, еще не вызывавшие рвоты. Так как я изучал тогда анатомию черепно-мозгового блуждающего нерва и его мельчайших разветвлений, то наблюдал также действие этого лекарства на блуждающий нерв и затем описал свои восприятия в книге о химической лаборатории в Праге. Представляет интерес также и идиосинкразия, которую я приобрел в связи с этим опытом: в течение многих дней после я не мог видеть коричневого цвета, напоминавшего мне эметин, без того, чтобы не испытывать тошноты.
В Бреславле я проводил опыты с мускатным орехом. Я проглотил целый орех, чтобы проверить его снотворное действие. Я делал опыты и с настоем листьев наперстянки, известного сердечного средства, чтобы изучить ощущения света, которые наблюдались при этом. Свои данные я описал в научном труде, снабдив его рисунками. Экстракт красавки, который я принимал, вызвал у меня сильную сухость во рту. Отделение слюны уменьшилось настолько, что я не мог проглотить куска прожеванного хлеба. Одновременно я чувствовал своеобразное стеснение в области сердца. До состояния опьянения, которое может возникать после приема красавки, дело не дошло.
Я испытывал на себе также и смесь камфары со спиртом. При этом у меня появилось своеобразное головокружение. Я допускаю, что в таком сочетании камфара действует на мозжечок. Из этого следует, что различные смеси лекарств могут действовать по-разному.
Я сообщаю об этих опытах по той причине, что разговоры не могут принести пользы, лекарство надо изучать практически и на основании опытов…»
После каждого изобретения или открытия в медицине вначале появляется большой вопросительный знак в виде неизвестных последствий, и необходимо мужество врача, который, желая испытать нововведение, берет эти последствия на себя. Эксперименты Пуркине не были чудачеством, так поступало множество врачей. Врач обязан на себе проверить лекарство, прежде чем прописать его больному.
Ян Эвангелиста Пуркине умер 28 июля 1869 года.
Научные интересы Пуркине были исключительно широки. Он осуществил фундаментальные исследования по физиологии, анатомии, гистологии и эмбриологии; им разработаны основы дактилоскопии. Он серьезно относился к методу диагностики по руке. Своими работами он обратил на себя внимание и заслужил дружбу Гёте.
Ян Пуркине родился 17 декабря 1787 года в чешском городе Либоховице. До начала своей врачебной деятельности принадлежал к духовному сословию. В 1812 году поступил на медицинский факультет Пражского университета. После окончания университета Пуркине остался там же работать патологоанатомом, затем перешел на кафедру физиологии ассистентом, где сначала занимался физиологией зрения.
В 1819 году он защитил диссертацию и получил степень доктора медицины. В это же время он опубликовал научную работу «К познанию зрения в субъективном аспекте», которая получила широкую известность. Пуркине впервые показал, что различные среды глаза обладают неодинаковой преломляемостью и что величина изображения на сетчатке зависит от кривизны преломляющихся поверхностей глаза. Гёте лестно отзывался об этой книге. Пуркине в 1822 году получает в Бреславльском университете профессорское звание. Поскольку университет находился на территории Пруссии, то вполне понятны причины, по которым Пуркине закрыли доступ к профессорской должности. Снова в науке возникла тень политики, снова национальность не устраивает политических функционеров. Отчаявшись занять профессорскую кафедру, Пуркине загорелся врачебной деятельностью, чтобы накопить денег и открыть школу для одаренных детей.
При поддержке Гёте и Гумбольда в 1822 году ему было предоставлено место профессора на кафедре физиологии Бреславльского университета. Поскольку эту должность он занял вопреки желаниям сотрудников факультета, которые хотели избрать своего кандидата, оппозиция росла с каждым днем. Недовольство деятельностью Пуркине выражалось по надуманным причинам. Например, его обвиняли в том, что он свои лекции сопровождал опытами на животных (заметим, этот прогрессивный способ преподавания использовался впервые), а также то, что читал лекции с заметным чешским акцентом.
Его во всем ограничивали. Руководство университета отказалось выделить ему микроскоп. Лишь спустя 10 лет Пуркине удалось основать на кафедре научную лабораторию. Но и тогда это вызвало бурю протестов, что заставило его организовать лабораторию с подопытными животными у себя дома. Несмотря на тяжелейшие условия, Пуркине выполнил ряд фундаментальных работ по офтальмологии. Его работы по изучению зрительного восприятия сыграли большую роль в развитии офтальмометрии и офтальмоскопии и легли в основу разработанной впоследствии теории центрального и периферического зрения. Он открыл и описал явления зависимости различного изменения яркости объектов разной окраски при изменении освещения от длины волны каждого данного цвета (явление Пуркине). Ему принадлежат также работы о зрительных следах («фаза Пуркине») и о зрительных ощущениях, вызываемых неадекватными раздражителями (например гальваническим током).
Ян Пуркине с 1850 года — профессор университета в Праге. Это был человек энциклопедических знаний, хорошо разбирающийся в различных науках и владеющий 13 языками, в том числе и русским. Он читал лекции по антропологии, анатомии, эмбриологии, гистологии, экспериментальной и прикладной физиологии, физической механике, физиологической химии, физиологической психологии и философии природы, или натурфилософии.
Профессор Пуркине внес весомый вклад и в эмбриологию. В 1825 году, изучая развитие куриного зародыша, он открыл ядро яйцевой клетки, которое назвал «зародышевым пузырьком», и описал изменение яиц и зародышей на различных стадиях развития. В 1832 году Пуркине создал первую гистологическую лабораторию, в которой зародилась гистология как наука. Сотрудники этой лаборатории стали активно публиковать свои научные исследования, что явилось развитием гистологии. Пуркине впервые применил уплотнение исследуемых тканей, ввел в гистологическую технику бальзам, просветление тканей в скипидаре и оливковом масле, краски (индиго), усовершенствовал микроскоп, сконструировал микротом и «компрессориум» (прообраз микроманипулятора). В 1835 году совместно со своим учеником Г. Валентином описал мерцательное движение волосков эпителиальных клеток яйцевода и дыхательных путей млекопитающих. Им описаны также спиральные выводные пути потовых желез, микроскопическое строение хряща кости, кожи, тканей зуба, кровеносных сосудов, мышц сердца, нервной ткани и т. д.
В результате детальных исследований клеточной («зернистой») структуры различных тканей животного организма Пуркине в 1837 году подошел очень близко к формулировке клеточной теории; сделал предположение об общности в структуре растительных и животных клеток, что свидетельствовало о единстве материального мира. Впоследствии немецкий ученый Теодор Шванн (1810–1882), ученик И.П. Мюллера, доказал клеточное строение животного организма, в том числе и человека.
Ян Пуркине ввел в биологию в 1839 году понятие «протоплазма»; внес вклад в изучение клетки и микроструктуры тканей. Так, он открыл нервные клетки и сделал описание их структуры. Благодаря его исследованиям открыты особые волокна проводящей системы сердца, выполняющие важную роль в возникновении и проведении процессов возбуждения в сердечной мышце. Теперь эти волокна носят его имя.
Мы подошли теперь к самым интересным событиям. Среди врачей, производивших опыты на себе, Пуркине сделал наибольшее число таких экспериментов. Он хотел выяснить действие веществ, известных как лекарства, или веществ, которые считал пригодными в качестве лекарств. Пуркине описал, как испытывал вещества на себе: " На третьем году изучения медицины, когда профессор Ваврух читал нам лекции о лекарственных средствах, я решил испытать на себе действие различных лекарственных средств. Возможности для этого были, так как я пользовался свободным доступом в аптеку магистра Гели, с сыном которого вместе учился и дружил. Я хорошо знал, где лежат запасы аптеки, и мне разрешалось иногда брать некоторое количество того или иного лекарства. Таким образом, у меня дома появился ряд бутылочек с различными, хорошо пахнущими веществами, которые я пытался определить даже в темноте. Я тогда испытывал на себе действие слабительных средств: ревеня, манны, различных солей, александрийского листа, корней ялапы; затем исследовал некоторые рвотные средства. Путем самонаблюдений я установил большое различие между алкоголем и эфиром. Последний вызывал у меня весьма приятное легкое опьянение.
Затем я перешел к опию. Я принимал около полуграна (гран равняется шести сотым грамма) перед сном. Это вызывало у меня очень бодрое настроение, так что я не мог заснуть до полуночи. Действие опия сказывалось на другой день. Большие дозы — до одного грана — вызывали опьянение и ослабляли восприятия со стороны органов чувств, а также были причиной сильного запора, наблюдавшегося даже на третий день. Впоследствии, в Бреславле, я ознакомился и с другими действиями опия, в частности с тем обстоятельством, что он помогает при опьянении, вызванном вином. Приня полграна опия перед праздничным обедом, какие часто происходили в Бреславле, я не чувствовал на себе последствий обильной еды и выпивки. Опий также делает наш организм более стойким по отношению к дурной погоде и физическим напряжениям, особенно при путешествиях.
Когда я на четвертый год своих занятий работал в городской больнице, то снова начал проводить опыты на себе. После чтения трудов Ганемана, с которым меня познакомил руководитель клиники, я однажды утром принял пять гранов экстракта белены. Опьянения у меня не наступило, но я почувствовал сильный голод, который, помнится, утолил куском хлеба.
Для меня самого весьма поучительными были опыты с камфарой… Приняв несколько гран камфары, я пришел в состояние религиозного экстаза… В другой раз, приняв десять гран камфары, я почувствовал увеличение мышечной силы, так что я при ходьбе должен был поднимать ноги повыше. Когда обход больных в отделении заканчивался, я внезапно почувствовал сильный жар и упал в обморок. Меня положили на кровать, и я пролежал без сознания еще полчаса. Придя в себя, я не почувствовал никаких расстройств и отправился с одним из друзей на прогулку за город. После этого опыта у меня заподозрили эпилепсию и высказали мнение, что я не способен работать врачом.
Я проделал еще много других опытов на себе самом. Так, я принимал каломель, хорошо известный препарат ртути, пока у меня не появилось слюнотечение. Одновременно я заметил, что у меня удлинились зубы, словно они выросли. В другой раз я стал пить соленую воду, которая вызвала у меня сильную жажду; при этом наблюдалась значительная слабость кишечника и вздутие живота. Эти явления быстро исчезли по окончании опыта. Затем я в течение недели ел только сырые яйца, но слабости не испытывал. Это было повторение опытов Мажанди, знаменитого французского физиолога-экспериментатора.
Впоследствии, уже работая прозектором и одновременно ассистентом института физиологии, я по совету профессора проделал на себе опыт с эметином, действующим началом рвотного корня ипекакуаны, применяя малые дозы, еще не вызывавшие рвоты. Так как я изучал тогда анатомию черепно-мозгового блуждающего нерва и его мельчайших разветвлений, то наблюдал также действие этого лекарства на блуждающий нерв и затем описал свои восприятия в книге о химической лаборатории в Праге. Представляет интерес также и идиосинкразия, которую я приобрел в связи с этим опытом: в течение многих дней после я не мог видеть коричневого цвета, напоминавшего мне эметин, без того, чтобы не испытывать тошноты.
В Бреславле я проводил опыты с мускатным орехом. Я проглотил целый орех, чтобы проверить его снотворное действие. Я делал опыты и с настоем листьев наперстянки, известного сердечного средства, чтобы изучить ощущения света, которые наблюдались при этом. Свои данные я описал в научном труде, снабдив его рисунками. Экстракт красавки, который я принимал, вызвал у меня сильную сухость во рту. Отделение слюны уменьшилось настолько, что я не мог проглотить куска прожеванного хлеба. Одновременно я чувствовал своеобразное стеснение в области сердца. До состояния опьянения, которое может возникать после приема красавки, дело не дошло.
Я испытывал на себе также и смесь камфары со спиртом. При этом у меня появилось своеобразное головокружение. Я допускаю, что в таком сочетании камфара действует на мозжечок. Из этого следует, что различные смеси лекарств могут действовать по-разному.
Я сообщаю об этих опытах по той причине, что разговоры не могут принести пользы, лекарство надо изучать практически и на основании опытов…»
После каждого изобретения или открытия в медицине вначале появляется большой вопросительный знак в виде неизвестных последствий, и необходимо мужество врача, который, желая испытать нововведение, берет эти последствия на себя. Эксперименты Пуркине не были чудачеством, так поступало множество врачей. Врач обязан на себе проверить лекарство, прежде чем прописать его больному.
Ян Эвангелиста Пуркине умер 28 июля 1869 года.
Пирогов (1810–1881)
Гениальный ум и непостижимая научная интуиция Пирогова настолько опережали время, что его дерзкие идеи, например, искусственный сустав, казались фантастическими даже мировым светилам хирургии. Те просто пожимали плечами, потешались над его мыслями, которые вели так далеко, в XXI век.
Николай Пирогов родился 13 ноября 1810 года в Москве, в семье казначейского чиновника. Семья Пироговых была патриархальной, устоявшейся, крепкой. Николай был тринадцатым ребенком в ней. В детстве на маленького Колю произвел впечатление известный в Москве в такой же степени, как и Мудров, доктор Ефрем Осипович Мухин (1766–1850). Мухин начинал как военный врач еще при Потемкине. Он был деканом отделения врачебных наук, к 1832 году написал 17 трактатов по медицине. Доктор Мухин лечил брата Николая от простуды. Он часто навещал их дом, и всегда, по случаю его приезда, в доме возникала особая атмосфера. Николаю так понравились завораживающие манеры эскулапа, что он стал играть с домашними в доктора Мухина. По многу раз он выслушивал всех домашних трубкой, покашливал и, подражая мухинскому голосу, назначал лекарства. Николай так заигрался, что действительно стал врачом. Да каким! Знаменитым русским хирургом, педагогом и общественным деятелем, создателем русской школы хирургии.
Первоначальное образование Николай получил дома, в дальнейшем обучался в частном пансионе. Он любил поэзию и сам пописывал стишки. В пансионе Николай пробыл только два года вместо положенных четырех лет. Отец его разорился, платить за обучение было нечем. По совету профессора анатомии Е.О. Мухина отец с большим трудом «выправил» в документе возраст Николая (пришлось кое-кому «подмазать») с четырнадцати на шестнадцать лет. В Московский университет принимали с шестнадцати лет. Иван Иванович Пирогов успел вовремя. Через год он умер, семья же стала нищенствовать.
22 сентября 1824 года Николай Пирогов поступил на медицинский факультет Московского университета, который окончил в 1828. Студенческие годы Пирогова протекали в период реакции, когда приготовление анатомических препаратов запрещалось как «богопротивное» дело, а анатомические музеи уничтожались. По окончании университета он отправился в город Дерпт (Юрьев) для подготовки к профессорскому званию, где занимался анатомией и хирургией под руководством профессора Ивана Филипповича Мойера.
31 августа 1832 года Николай Иванович защитил диссертацию: «Является ли перевязка брюшной аорты при аневризме паховой области легко выполнимым и безопасным вмешательством?» В этой работе он поставил и разрешил ряд принципиально важных вопросов, касающихся не столько техники перевязки аорты, сколько выяснения реакций на это вмешательство как сосудистой системы, так и организма в целом. Своими данными он опроверг представления известного в то время английского хирурга А. Купера о причинах смерти при этой операции.
Николай Пирогов родился 13 ноября 1810 года в Москве, в семье казначейского чиновника. Семья Пироговых была патриархальной, устоявшейся, крепкой. Николай был тринадцатым ребенком в ней. В детстве на маленького Колю произвел впечатление известный в Москве в такой же степени, как и Мудров, доктор Ефрем Осипович Мухин (1766–1850). Мухин начинал как военный врач еще при Потемкине. Он был деканом отделения врачебных наук, к 1832 году написал 17 трактатов по медицине. Доктор Мухин лечил брата Николая от простуды. Он часто навещал их дом, и всегда, по случаю его приезда, в доме возникала особая атмосфера. Николаю так понравились завораживающие манеры эскулапа, что он стал играть с домашними в доктора Мухина. По многу раз он выслушивал всех домашних трубкой, покашливал и, подражая мухинскому голосу, назначал лекарства. Николай так заигрался, что действительно стал врачом. Да каким! Знаменитым русским хирургом, педагогом и общественным деятелем, создателем русской школы хирургии.
Первоначальное образование Николай получил дома, в дальнейшем обучался в частном пансионе. Он любил поэзию и сам пописывал стишки. В пансионе Николай пробыл только два года вместо положенных четырех лет. Отец его разорился, платить за обучение было нечем. По совету профессора анатомии Е.О. Мухина отец с большим трудом «выправил» в документе возраст Николая (пришлось кое-кому «подмазать») с четырнадцати на шестнадцать лет. В Московский университет принимали с шестнадцати лет. Иван Иванович Пирогов успел вовремя. Через год он умер, семья же стала нищенствовать.
22 сентября 1824 года Николай Пирогов поступил на медицинский факультет Московского университета, который окончил в 1828. Студенческие годы Пирогова протекали в период реакции, когда приготовление анатомических препаратов запрещалось как «богопротивное» дело, а анатомические музеи уничтожались. По окончании университета он отправился в город Дерпт (Юрьев) для подготовки к профессорскому званию, где занимался анатомией и хирургией под руководством профессора Ивана Филипповича Мойера.
31 августа 1832 года Николай Иванович защитил диссертацию: «Является ли перевязка брюшной аорты при аневризме паховой области легко выполнимым и безопасным вмешательством?» В этой работе он поставил и разрешил ряд принципиально важных вопросов, касающихся не столько техники перевязки аорты, сколько выяснения реакций на это вмешательство как сосудистой системы, так и организма в целом. Своими данными он опроверг представления известного в то время английского хирурга А. Купера о причинах смерти при этой операции.