Страница:
— Беспокоюсь я за пашню? Нет, я по-человечески, конечно, беспокоюсь, как же. Но, все равно, это не то. Я вспахал, и моя песенка спета. Все?
— Все.
— Хрен!.. Это на заводе — сковал я, допустим, ось, так она ось и нужна — я все сделал…
— Но ось-то — тоже для машины! На одной оси-то не поедешь.
— Правильно! А машину потом соберет другой — и за это тоже ему плати денюжку…
— Но ведь и у вас: ты вспахал, другой посеял…
— Я вспахал — получил, он посеял — получил, а хлеба, например, нету. А мы денюжку получили. Я к примеру говорю.
— Это какой-то Гегель получается…
— Да никакой не Гегель!
— Да почему хлеба-то нету? Неурожай, что ли?
— Да меня это не касается, вот штука-то! Не знаю, может, неурожай. Я пахал хорошо. И получил хорошо — на курорт вот поехал… Хватило.
— Вань…
— Не ванькай! Я ж за колхоз волнуюсь, а не… чего-нибудь. Мне тоже понять охота.
— Значит, вы живете хорошо, — подвел итог конструктор.
— Хорошо. Вон у меня ряшка-то — с похмелья не… это… Она и у те… Да. Хорошо живем!
— А почему вы в город из деревни бежите?
— Это не вопрос, это — семечки. Я же эти сто двадцать рублей везде могу заработать. Заработаю же я их в городе?..
— Наверно.
— Заработаю! Силенка есть, и башка на плечах — сумею.
— Сумеешь.
— Но в городе я на эти сто двадцать рублей… интересней проживу. В городе у меня все под боком: и магазин, и промтовары, и парикмахерская, и вино… А у себя-то я со своим рубликом еще побегаю поищу — где пальтишко девчонке купить, где рубаху себе, где пальто демисезонное супруге… За любым малым пустяком — в райцентр. А до райцентра — семьдесят километров. Да еще приедешь, а там тоже нету.
— М-да. А куда сейчас-то? Место подбирать, куда бежать?
Иван обиделся.
— Ать! — поймал! Пойма-ал, конструктор… — Посмеялся недобро. — Что, есть на примете хорошее местечко?
— Обиделся! — Конструктор тоже посмеялся — добрее. — Оби-иделся, пахарь. Не обижайся, я без всякого умысла. Куда едете-то?
— Я же говорил — к югу.
— А, да. К югу — это хорошо, — похвалил конструктор. — Я сам думаю махнуть скоро… — И конструктор пропел шутливо: — «Там море Черное, песок и пляж, там жизнь привольная чарует нас!..» Да?
Нюра засмеялась. Она была очень смешливая женщина. И смеялась как-то очень доверчиво и мило — хотелось ее смешить.
— Так-так, — сказал довольный конструктор. И поднялся. И достал из-под сиденья чемодан. — Ну, что нам тут положили? Собираешься вечно второпях… вечно торопишься… Ну, конечно, — ключи забыл дома. На пианино. Вечная история! Ножик есть, Ваня?
— Есть.
— Да зачем же ломать такой добрый чемодан! — встряла Нюра.
— Ничего. На наш век чемоданов хватит. Верно, Иван? — Конструктор ловко поддел концом ножа блестящие замочки, и они один за другим отскочили.
— Вы не по тракторам конструктор?
— Нет. По железной дороге.
— А то бы я вам задал пару вопросов…
— Нет, лучше не надо, Иван. — Конструктор с чрезвычайным любопытством рылся в чемодане, отвечал на вопросы нехотя. — Я устал от вопросов… Ага — коньячишко!.. КВК. Прекрасно. А тут что?.. Купюры. О мне эти интеллигенты: кто же деньги кладет в чемодан! — Конструктор переложил деньги из чемодана в карман. — Что-то я не вижу здесь литературы. Обычно этого… М-да. Ну? — Конструктор весело посмотрел на Ивана, на Нюру… И какая-то мысль влетела ему в лоб. Он достал из чемодана очень нарядную кофточку.
— Ну-ка, Маруся, встань.
— Нюра. Маруся у нас дома осталась.
— Ну-ка, Нюра, примерь…
— Зачем?
— Примерь, я посмотрю.
— Ой, да я сроду и не нашивала таких…
— Да примерь — просют! — воскликнул Иван.
— Ну, отвернись.
Мужчины отвернулись. И, отвернувшись, поговорили малость.
— Какое отношение к коньяку? — спросил конструктор негромко.
— У меня? Хорошее.
— Рюмочку — не возражаешь? КВК.
— Что это, коньяк?
— Да. Генеральский.
— Не возражаю.
— Ну, глядите! — сказала Нюра. Кофточка так ее красила, так преобразила!.. Нюра покраснела под взглядами мужчин. Засмеялась милым своим смехом.
— Идет вам.
— Это кому же вы такое богатство везете? — спросила Нюра.
— Носите на здоровье, — просто сказал конструктор.
— Да что вы! — испугалась Нюра.
— Ничего, носите. Это так вам к лицу!.. — Смугловатый джентльмен улыбнулся. — У нас хватит. Ах, как она вам идет! Шик-блеск — тру-ля-ля, как мы говорим, когда заканчиваем какую-нибудь конструкцию.
— У нас… это… — растерялся и Иван, — деньжонок в обрез… На дорогу только. А она ж дорогая, наверно…
Конструктор укоризненно покачал головой.
— Не обижай, Иван. Деньги — это бяка. Скажи лучше, чем мы закусим коньячишко?
— У нас огурцы малосольные есть…
— Нет, огурцы здесь не… Ага! — Конструктор нашел в чемодане шоколад. — Ах, молодцы! Все продумали.
— Заботливая у вас жена, — сказала Нюра, желая сказать что-нибудь очень хорошее доброму человеку.
— Ничего… Немножко рассеянная.
— Работа, видно, такая. У нас на квартире жил один ученый — такой умница, такой башковитый, добрый тоже такой, а ширинку вечно забывал застегнуть. — Нюра засмеялась. Конструктор тоже посмеялся. И Иван посмеялся. Все посмеялись, так всем что-то хорошо стало.
— Держи, Иван.
Нюра дернула было Ивана за пиджак — чтоб он не увлекался коньяком-то, но Иван только ногой дрыгнул и досадливо, с укором поморщился.
— Вот так вот живешь, работаешь… а радости — нет. Радость — на нуле. — Конструктор чего-то вдруг взгрустнул. — Настоящей творческой работы мало. Так — мелочишка суффиксов и флексий… устаю. Все время в напряжении, все время нервы как струны натянуты, и я боюсь, что когда-нибудь они лопнут.
— Железная дорога! — понимающе сказал Иван. — Тут так-то просто проедешь, и то голова кругом, а вам все время думать надо. Это же не печки-лавочки, понимаешь.
— Ну?..
— Поехали…
Они хватили по рюмочке дорогого коньяку, заели шоколадом. Конструктор закурил сигарету с золотым обрезом — тоже из чемодана, вытянул ноги, чуть прикрыл глаза.
— Покой нам только снится, — сказал он негромко.
— Но я вам так скажу, Виктор…
— Александрович. Друзья меня называют — Виктор.
— А вам так скажу, Виктор, — пустился в подхалимаж Иван, — без вашей работы мы бы тоже далеко не уехали…
— Куда вы без нас!
— Вот я — тракторист. Я поучился три месяца — и готово дело: управляю. А ведь его же придумать надо было, сконструировать! Сколько там всяких узлов, систем… — Иван повернулся к Нюре, стал загибать пальцы. — Система питания, система зажигания, система охлаждения…
— Молодец, хорошо знаешь трактор, — похвалил Виктор. — А вот нам, авиаконструкторам…
— Вы же — по железной дороге.
— Нет, я по железной дороге, но с авиационным уклоном. Мы сейчас разрабатываем систему игрек: железная дорога без мостов.
— Как это?
— Так. Вот идет поезд, на пути — река… А моста нет.
— Ну а как же?
— Очень просто: поезд пла-авненько поднимается в воздух, перелетает реку и снова опускается на рельсы.
— Где же у него крылья-то будут? — тоже очень заинтересовалась Нюра.
— Никаких крыльев — воздушная подушка. Паровоз пускает под себя мощную струю отработанного пара — и по пару, по пару…
Иван засмеялся.
— Премию большую могут дать за такую механизацию!
— Могут дать, — согласился Виктор, улыбаясь.
— Так что, правда, что ли? — не поняла Нюра.
Мужчины засмеялись вместе.
— Что ты, шуток не понимаешь? — сказал Иван.
Поезд стал замедлять ход, стал громко стучать на стыках.
— Это какая станция? — встрепенулся Виктор.
Иван выглянул в окно.
— Гор…ск. Горск.
— Сколько здесь стоит?
— Не знаю.
— Наливай по рюмочке… И продолжим мирно беседовать.
— Хватит бы вам, — сказала Нюра. — Виктор Александрович, выпейте один, а мой пусть пропустит. А то он счас по вагону начнет бегать.
— Зачем? — не понял Виктор.
— А он всегда так: как выпьет, так…
— Да брось-ка ты! — обиделся Иван. — С коньяка не забегаешь! Это тебе не самогон.
— Зачем же он бегать будет? Мы будем спокойно сидеть — беседовать. Вы на съезде колхозников были?
— Нет.
— Но какие вопросы…
В это время дверь в купе отодвинулась: стояли милиционер, а за ним… командировочный.
— Вот, пожалуйста, коньяк сидит дует! — брезгливо сказал командировочный. — Он до Новосибирска не доедет. И эта — тоже… куда с таким пьянчугой поехала! На куро-орт!..
— Куда едете? — строго спросил милиционер Ивана.
— К югу. А чего, я не понимаю?.. Вот билеты, вот путевка…
— Тебе не на курорт надо, а в вытрезвитель, — зло говорил командировочный. — Еще жену за собой тащит…
— Минуточку, — остановил его милиционер. Внимательно осмотрел билеты, путевку. — Как же так: не успел отъехать — уже за бутылку?
— Тут недоразумение, товарищи, — спокойно, чуть принахмурившись и негромко заговорил железнодорожный конструктор. — Товарища колхозника угостил коньяком я, и выпили мы — вот, что видите, — совсем немного. До этого он был совершенно трезв, я это утверждаю.
— Вы не заступайтесь за него, не заступайтесь, а то он отблагодарит вас, этот хам…
— Я не заступаюсь! — повысил голос конструктор. — Я констатирую (он выговорил — консцацирую) факт: товарищ был совершенно трезв и угостил его — я. А вас… вам стыдно, товарищ, бегать по милициям и вносить дезинформацию. Кляузами заниматься.
— Я же и кляузничаю! А это что у вас на столе? Боржоми?
— Это коньяк. КВК. У нас в стране нет сухого закона. Ясно? И не бегайте и не травмируйте людей. Люди едут на заслуженный отдых, а вы тут…
— А кто вы такой, собственно? — ощетинился командировочный.
— Это же самое я хочу спросить у вас; Где вы работаете, кстати? — Конструктор вынул из кармана записную книжку, приготовился записать.
— А вы куда едете? — спросил милиционер.
— В новосибирский академгородок, — небрежно бросил конструктор. — Так где вы работаете, товарищ?
— Не ваше дело.
— Хорошо. — Конструктор спрятал записную книжку. — Я постараюсь это узнать. Через Николая Сергеевича. — Конструктор посмотрел выразительно на милиционера. — Это не составит труда. И тогда вы не мне, а в другом месте ответите, почему вы ходите и запугиваете колхозников. Почему вы им устраиваете проверку документов… и прочее.
— Вы же не слышали, как он тут обзывался…
— Это ваше мужское дело! — Конструктор ни секунды не делал паузы, трудно было вклиниться в его речь еще с каким-нибудь вопросом, например. — Вышли в тамбур и выяснили отношения. Нет, вы приводите милиционера, отвлекаете его тем самым от прямых обязанностей, да еще и внушаете работникам сельского хозяйства недоверие к форме уважаемых сотрудников общественного порядка…
— Спокойней, товарищи, спокойней! — влез наконец милиционер со словами. — Наше дело — предупредить, чтобы товарищ… не забывался, что он в дороге, тем более что он не один. И вам, так же самое, — совет: выпиваете, а без закуски. А еще молоды, опыта в этом деле мало — развезет, и сами не заметите как. Вон же есть вагон-ресторан, взяли первое, второе, ну и выпили. Но тогда есть уверенность, что не развезет. А так — это же риск. Езжайте, никто вам ничего не собирается делать, никто вас не запугивает. Но опять же, мой совет, как старшего товарища: будьте с этим делом бдительны. Коньяк — его ведь только пить приятно, но он свое берет. До свиданья.
— До свиданья.
— До свиданья.
Дверь в купе задвинулась. Некоторое время все молчали. Конструктор откинулся на спинку дивана и прикрыл глаза.
— Валерьянка есть? — спросил он. Он и правда побледнел.
Нюра испугалась.
— Я схожу спрошу у этого… какой постели выдавал… У них есть, наверно.
— Нет, — сказал конструктор. — Не надо. Сейчас мы вот этих капель накапаем. — Он налил себе полстакана коньяка и залпом выпил. — Вот так. Пройдет.
Поезд тронулся.
— Поехали? Ну, вот… а ты, дурочка, боялась… — Конструктора что-то кинуло в болтливость, с коньяка, что ли.
— Ты, Иван, спрашивал насчет системы игрек: только что, на твоих глазах, сработала система игрек. Мы же были в воздухе. Ты не заметил?
— Как в воздухе? — спросила Нюра. — Мы стояли.
— Мы были в воздухе. Пла-авненько поднялись и опусти-ились. — Конструктор показал рукой, как пла-авненько поднялись и опусти-ились.
— Не знаю, кто поднялся, кто опустился, но сердце у меня опустилось в пятки, это точно, — признался Иван.
Конструктор почему-то обрадовался. Даже засмеялся.
— Испугался?
— Испугался! Ссадют, думаю…
— А-а, вот так! И ссадили бы — запросто. Да. Ну, хорошо с вами… но мне пора.
— Куда вы?
— Да пойду поищу тут товарища одного… — Виктор затянул чемодан ремнями. — Товарищ один должен ехать… тоже конструктор. — Виктор взял чемодан в левую руку, правой еще пригубил на дорожку коньячку и раскланялся.
— Вы коньяк-то пробочкой заткните да в карман, — посоветовал Иван. — Товарища-то стренете — будет что выпить.
— Мы найдем. До свидания.
— Виктор Александрович, — заговорила Нюра, — за кофточку-то… я уж и не знаю как благодарить. Дай Бог здоровья жене вашей, деткам, если есть…
— Должны быть, по идее.
— Не заругали бы вас дома-то. Скажут: такое добро, а кому-то отдал.
Конструктор прислушался к шуму в коридоре.
— Ничего… Носите на здоровье, Нюра. В Крыму, даст Бог, увидимся.
Конструктор отодвинул дверь, выглянул… И скоро ушел.
— Гляди-ка, какие люди бывают! — сказал Нюра. — Даже не верится. Ведь такая кофта… рублей сорок, а то и все пятьдесят. Вон Грушке Богатковой брат прислал — сорок пять рублей, пишет, а она победней этой-то.
— Эта? — Иван прикинул на глаз. — А шестьдесят не хочешь? Сорок… Это же заграничная, вон, гляди, клеймо-то. Это тебе не печки-лавочки.
— Все-таки никак я его не пойму: за что?
— А мы и не поймем. Мы ведь как рассуждаем: сами возимся, как жуки в навозе, и думаем, что и все так. А есть — люди! Орлы! Я бы сам такой же был, если бы не твоя жадность. Дай-ка мне сюда деньги, а то каждый раз лезешь туда… со стыда сгораю.
— Не сгоришь. Они там надежней будут. Дай тебе Бог здоровья, добрый человек! — Нюра все не могла налюбоваться на кофту, все смотрелась в зеркало. — Прямо сият, сият!..
Вдруг зеркало отъехало в сторону — в двери стояли два милиционера и проводники. И еще одни — в гражданском.
— Где он? — спросил милиционер, тот самый, который был здесь, с командировочным.
— Кто? — не понял Иван.
— С вами ехал… Он ушел?
— Ушел.
— Когда? Давно?
— С полчаса. Может, минут двадцать… Это вы про конструктора?
— Конструктора… Он все с собой забрал? Что у него было?
— Чемодан… Желтый такой.
— И все?
— Все… Вроде все.
Нюра так и села. В кофте-то. И с ужасом смотрела на милиционеров.
— Но он не в Горске сошел? Позже?
— Позже. Ему так-то до Новосибирска ехать… Он пошел товарища, говорит, поискать…
— Наверно, на Верхотурском подъеме спрыгнул, — стали гадать милиционеры и человек в гражданском. — Не иначе.
— Черт его… мог и на шестьдесят седьмом спрыгнуть. Он куда пошел: вперед или в хвост поезда?
— Да вышел из купе, и все. Дальше мы не видели. А в чем дело?
Милиционеры и в гражданском ушли. Но сказали:
— Не уходите никуда из купе.
— Вот, брат, какое дело… — Один проводник, очень расстроенный, присел на краешек дивана. — Зачем посадил без билета?! Ну, есть места — и посадил. Ну, нет: теперь виноватых надо найти! Как же! Он вот и с вами, вижу, коньяк выпивал, — выходит, и вы виноватые?
— А что случилось-то?
— Сами поймать не могут, давай на других сваливать! — Проводник очень, очень расстроился. — Ну, посадил… Они просются завсегда, а места есть, все равно до Новосибирска не займут. Ну, ехай — надо же ехать, ехай. Нет, теперь виноватых будут искать. Эх-хе-хе!.. — Проводник встал и ушел.
Нюра, как села в своей заграничной кофте, так сидела, не могла встать. Смотрела на мужа…
— Вань… да что же это?
— Вор, вот чо это такое. Ворюга несусветный… — Но Иван не растерялся, а обрел даже какую-то деловитость. — Снимай кофту, — велел он. — Быстро! Давай ее сюда. Одевай свою!..
Началась операция по уничтожению страшной кофты. Иван затолкал ее себе под рубаху и только хотел выйти в туалет, как дверь отъехала и заглянул проводник.
— Бутылку с коньяком не велели трогать. Вообще ничего не трогать — отпечатки пальцев будут снимать. И сами сидите.
— Сидим.
Проводник удалился… Иван подождал немного, выглянул в коридор… И быстро-быстро по коридору — в туалет.
В туалете, к счастью, никого не было. Иван затолкал кофту в унитаз, долго искал, где спустить воду, нашел, спустил… Кофта застряла в трубе: раковина наполнилась водой. Иван заметался по малому пространству сортира — нечем было протолкнуть кофту. В дверь толкнулись снаружи раз, другой… Пошевелили ручкой.
— Счас! — громко откликнулся Иван. — У меня понос, товарищи!
— Иди, там следователь пришел, — сказал проводник.
— Счас приду.
Проводник все не уходил… Стоял за дверью.
— Иди, он зовет, — еще сказал он.
— Да счас иду! — заорал Иван со злостью.
— Давай, — сказал проводник. И ушел.
С отчаяния Иван еще разок нажал на педаль внизу… Вода полилась через край, на пол…
В купе следователь расспрашивал пока Нюру.
— Он что, знакомым вашего мужа представился?
— Да нет, он вышел покурить, муж-то, а, смотрю, вместе идут…
— Значит, просто попутчик? — Следователь (это тот, что был в гражданском, в красивых очках) внимательно посмотрел на Нюру, чем окончательно доконал ее. — И что он сказал, когда вошел?
— Ничего. Здравствуйте, мол. Обходительный.
Проводник, который вошел и присел на диван, угоднически посмеялся.
— Обходительный…
— Ну а где же… товарищ-то отсюда? — повернулся следователь к проводнику.
— Я сказал ему! — поспешно воскликнул тот. — У него… Разрешите? — Проводник наклонился к ухо следователя, что-то сказал.
Следователь поморщился.
— Со страха, что ли?
Виноватый проводник опять противненько посмеялся и сказал:
— Это уж точно.
— Понос, что ли? — спросила Нюра. — У него бывает.
В дверь купе постучали.
— Да! — сказал следователь.
Вошел Иван… Правый рукав его нового пиджака весь был мокрехонек до плеча.
— Здравствуйте, гражданин следователь.
Следователь, забыв свое важное положение, громко засмеялся. И проводник — не понимая, в чем дело, — тоже неуверенно подхихикнул. И Иван тоже изготовился изобразить улыбку, только не понимал, что это за смешинка попала в рот серьезному следователю.
— Почему же я — гражданин? — спросил следователь, отсмеявшись.
— А как?
— Обыкновенно — товарищ.
Проводник понял наконец, в чем дело, и чуть не захлебнулся в восторге от своей догадливости. Даже вскочил.
— Рано!.. Рано гражданином-то. Это потом, чудак!..
Поезд в это время подошел к какой-то большой станции. Кого-то встречали, провожали, кто-то уезжал грустный, а кто-то улыбался и похохатывал… Жизнь, нормальная, крикливая, шла своим чередом. Шла и ехала на колесах.
Вот встретили какого-то флотского, старшину второй статьи. Флотский еще на подножке изобразил притворный ужас от того, что его столь много понашло, понаехало встречать… Актеры, эти флотские! Ему кричали, шли рядом с вагоном, его звали скорей сойти, а он, счастливчик, все изображал ужас и что он теперь будет делать!.. Потом поезд совсем остановился, флотский упал в руки друзей…
А вот слегка поношенный человек идет через перронную сутолоку, держит в руках каракулевую папаху, какие носят полковники, и негромко, однообразно повторяет:
— А вот папаха. А вот папаха. Кому папаху?
— А ну, дай глянуть, — остановился один удачливый спекулянт. — Что просишь?
Поезд опять поехал.
Иван снял пиджак, надел другую рубаху… Сидели с Нюрой, молчали. Очень уж неожиданно и тяжело свалился на них этот «железнодорожный конструктор».
— Да-а, — только и сказал Иван, глядя в окно. — Дела…
— Такой молодой — и надо же! — вздохнула Нюра. — И что заставляет?
Тут дверь в купе отодвинулась, вошел пожилой опрятный человек с усиками, с веселыми, нестариковскими живыми, даже какими-то озорными глазами. Вошел он и опускает на пол… большой желтый чемодан с ремнями.
— Здравствуйте! — приветливо сказал пожилой, веселый. — По-моему, это здесь… Двадцать четыре — здесь. Будем соседями?
Иван, увидев желтый чемодан с ремнями, «сделал ушки топориком». Нюра тоже смотрела на нового пассажира подозрительно и со страхом.
— Далеко ехать? — спросил словоохотливый сосед.
— Далеко, — сказал Иван.
— И мне далеко… — Сосед, однако, был удивлен столь явным недружелюбием соседей. — Я не помешал вам?
— Нет.
Некоторое время сидели молча.
— Вы не конструктор будете? — спросил Иван.
— Нет… А почему вы решили, что конструктор?
— Да так… — Иван насмешливо, с укоризной посмотрел на пожилого соседа. — А кто вы будете, интересно бы узнать?
— Я — профессор. Но… самый, наверно, несерьезный, странный, профессор: ездил в ваши края собирать частушки, сказочки…
Иван с Нюрой переглянулись.
— Собрали?
— И преизрядное количество! — Профессор хлопнул чемодан по пузу. — Богат народ! Ах, богат! Веками хранит свое богатство, а отдает даром — нате! Здесь, в этом чемодане, — пуд золота. Могу показать — хотите? — Профессор полез было в чемодан.
— Нам ничего не надо! — вскричала Нюра.
А Иван даже предостерегающе привстал… И смотрел на профессора недобро, очень серьезно.
Профессор вовсе был удивлен.
— М-гм, — сказал он. И замолчал.
Все долго молчали.
— Пойду, пожалуй, чайку спрошу, — сказал профессор. И встал. — Для вас не попросить?
— Нет, — сказал Иван.
— Нам не надо, — сказала Нюра.
Профессор вышел.
— Проверь деньги, — заговорил Иван, едва дверь за профессором закрылась. — А то тут снова пошли печки-лавочки.
Нюра пощупала на боку деньги.
— Здесь.
— Переверни вниз и сиди на них. И не вставай зря…
— Да уж отсюда-то… как, поди?
— Они с руки часы снимают, не то что… оттуда. С такого объема — ты и не почувствуешь.
— Да ведь все такие обходительные!
— Чай принесет, тоже не бери: может подсыпать снотворное… По-моему, они из одной шайки. — Иван показал на чемодан профессора, так поразительно похожий на чемодан «железнодорожного конструктора».
— Может, сказать кому-нибудь?
— Да? А потом — нож под ребро… Сиди и помалкивай: мы — деревенские, люди темные, с нас взятки гладки. Спать будем по очереди.
Вошел профессор.
— Ну, вот и чаек! Да такой, знаете, славный!.. Напрасно отказались.
— Мы уже… почаевничали, — сказал Иван.
Профессор внимательно глянул на Ивана.
Нюра хранила молчание.
— Сельские? — полюбопытствовал профессор.
— Ага, сельские. Из деревни.
— Ну и как там теперь, в деревне-то? По-моему, я вот поехал, веселей стало? А? Люди как-то веселей смотрят…
— Что вы!.. Иной раз прямо не знаешь, куда деваться от веселья. Просто, знаете, целая улица — как начнет хохотать, ну, спасу нет. Пожарными машинами отливают.
— О, как! Массовое веселье… Чего они?
— А вот — весело! Да я по себе погонюсь: бывает, встанешь утром, еще ничем-ничего, еще даже не позавтракал, а уж смех берет. Креписся-креписся, ну, никак. Смешно! Иной раз вот так вот полдня прохохочешь…
— А знаете, что надо делать, чтоб остановиться? Со мной бывало такое — тоже целыми днями хохотал. Меня один умный человек научил, как избавиться…
— Ну-ка? А то прямо беда!
— Беда, беда. Что вы!.. Я знаю. То ли работать, то ли смеяться…
— Вот, вот.
— Надо встать на одну ногу, взять правой рукой себя за левое ухо, за мочку, прыгать и… Вас как зовут?
— Иван.
— Прыгать и приговаривать:
А Ивана почему-то эта песенка оскорбила.
— Помогает? — зло спросил он.
— Как рукой снимет.
— Вот… ученые-то, все-то они знают! Прямо позавидуешь, ей-Богу. Надо запомнить. Как? «Ваня, Ваня, попляши»?
— Ваня, Ваня, попляши.
— А вдруг да заместо того, чтоб хохотать, — плясать примешься? Тоже ведь — опасно.
— Плясать?
— Но. Попрыгаешь так-то, да и пойдет чесать целый день.
— Хм… Не исключено, не исключено. Ну, что-нибудь и здесь придумается. А не выпить ли нам бутылочку доброго сухого вина? — вдруг от души предложил профессор. — А то мы… — Он хотел еще сказал: «А то мы что-то никак не наладим добрые отношения — все что-то с подковыркой говорим». Но Иван и Нюра в один голос дружно сказали:
— Нет.
— Что так?
— Нет! Большое спасибо.
— Не понимаю…
— Он у меня непьющий, — пояснила Нюра.
— И некурящий, — добавил Иван.
Профессор посмотрел на него.
— Золотой мужик.
— Подарок, — еще сказала Нюра. — На балалайке играет.
— А при чем тут — золотой? — спросил Иван.
— Ну — непьющий, некурящий… Денег, наверно, много?
— Откуда? — воскликнула Нюра. — Мы вот поехали к югу, и только-только наскребли на билеты в один конец. С грехом пополам… назанимались…
— Все.
— Хрен!.. Это на заводе — сковал я, допустим, ось, так она ось и нужна — я все сделал…
— Но ось-то — тоже для машины! На одной оси-то не поедешь.
— Правильно! А машину потом соберет другой — и за это тоже ему плати денюжку…
— Но ведь и у вас: ты вспахал, другой посеял…
— Я вспахал — получил, он посеял — получил, а хлеба, например, нету. А мы денюжку получили. Я к примеру говорю.
— Это какой-то Гегель получается…
— Да никакой не Гегель!
— Да почему хлеба-то нету? Неурожай, что ли?
— Да меня это не касается, вот штука-то! Не знаю, может, неурожай. Я пахал хорошо. И получил хорошо — на курорт вот поехал… Хватило.
— Вань…
— Не ванькай! Я ж за колхоз волнуюсь, а не… чего-нибудь. Мне тоже понять охота.
— Значит, вы живете хорошо, — подвел итог конструктор.
— Хорошо. Вон у меня ряшка-то — с похмелья не… это… Она и у те… Да. Хорошо живем!
— А почему вы в город из деревни бежите?
— Это не вопрос, это — семечки. Я же эти сто двадцать рублей везде могу заработать. Заработаю же я их в городе?..
— Наверно.
— Заработаю! Силенка есть, и башка на плечах — сумею.
— Сумеешь.
— Но в городе я на эти сто двадцать рублей… интересней проживу. В городе у меня все под боком: и магазин, и промтовары, и парикмахерская, и вино… А у себя-то я со своим рубликом еще побегаю поищу — где пальтишко девчонке купить, где рубаху себе, где пальто демисезонное супруге… За любым малым пустяком — в райцентр. А до райцентра — семьдесят километров. Да еще приедешь, а там тоже нету.
— М-да. А куда сейчас-то? Место подбирать, куда бежать?
Иван обиделся.
— Ать! — поймал! Пойма-ал, конструктор… — Посмеялся недобро. — Что, есть на примете хорошее местечко?
— Обиделся! — Конструктор тоже посмеялся — добрее. — Оби-иделся, пахарь. Не обижайся, я без всякого умысла. Куда едете-то?
— Я же говорил — к югу.
— А, да. К югу — это хорошо, — похвалил конструктор. — Я сам думаю махнуть скоро… — И конструктор пропел шутливо: — «Там море Черное, песок и пляж, там жизнь привольная чарует нас!..» Да?
Нюра засмеялась. Она была очень смешливая женщина. И смеялась как-то очень доверчиво и мило — хотелось ее смешить.
— Так-так, — сказал довольный конструктор. И поднялся. И достал из-под сиденья чемодан. — Ну, что нам тут положили? Собираешься вечно второпях… вечно торопишься… Ну, конечно, — ключи забыл дома. На пианино. Вечная история! Ножик есть, Ваня?
— Есть.
— Да зачем же ломать такой добрый чемодан! — встряла Нюра.
— Ничего. На наш век чемоданов хватит. Верно, Иван? — Конструктор ловко поддел концом ножа блестящие замочки, и они один за другим отскочили.
— Вы не по тракторам конструктор?
— Нет. По железной дороге.
— А то бы я вам задал пару вопросов…
— Нет, лучше не надо, Иван. — Конструктор с чрезвычайным любопытством рылся в чемодане, отвечал на вопросы нехотя. — Я устал от вопросов… Ага — коньячишко!.. КВК. Прекрасно. А тут что?.. Купюры. О мне эти интеллигенты: кто же деньги кладет в чемодан! — Конструктор переложил деньги из чемодана в карман. — Что-то я не вижу здесь литературы. Обычно этого… М-да. Ну? — Конструктор весело посмотрел на Ивана, на Нюру… И какая-то мысль влетела ему в лоб. Он достал из чемодана очень нарядную кофточку.
— Ну-ка, Маруся, встань.
— Нюра. Маруся у нас дома осталась.
— Ну-ка, Нюра, примерь…
— Зачем?
— Примерь, я посмотрю.
— Ой, да я сроду и не нашивала таких…
— Да примерь — просют! — воскликнул Иван.
— Ну, отвернись.
Мужчины отвернулись. И, отвернувшись, поговорили малость.
— Какое отношение к коньяку? — спросил конструктор негромко.
— У меня? Хорошее.
— Рюмочку — не возражаешь? КВК.
— Что это, коньяк?
— Да. Генеральский.
— Не возражаю.
— Ну, глядите! — сказала Нюра. Кофточка так ее красила, так преобразила!.. Нюра покраснела под взглядами мужчин. Засмеялась милым своим смехом.
— Идет вам.
— Это кому же вы такое богатство везете? — спросила Нюра.
— Носите на здоровье, — просто сказал конструктор.
— Да что вы! — испугалась Нюра.
— Ничего, носите. Это так вам к лицу!.. — Смугловатый джентльмен улыбнулся. — У нас хватит. Ах, как она вам идет! Шик-блеск — тру-ля-ля, как мы говорим, когда заканчиваем какую-нибудь конструкцию.
— У нас… это… — растерялся и Иван, — деньжонок в обрез… На дорогу только. А она ж дорогая, наверно…
Конструктор укоризненно покачал головой.
— Не обижай, Иван. Деньги — это бяка. Скажи лучше, чем мы закусим коньячишко?
— У нас огурцы малосольные есть…
— Нет, огурцы здесь не… Ага! — Конструктор нашел в чемодане шоколад. — Ах, молодцы! Все продумали.
— Заботливая у вас жена, — сказала Нюра, желая сказать что-нибудь очень хорошее доброму человеку.
— Ничего… Немножко рассеянная.
— Работа, видно, такая. У нас на квартире жил один ученый — такой умница, такой башковитый, добрый тоже такой, а ширинку вечно забывал застегнуть. — Нюра засмеялась. Конструктор тоже посмеялся. И Иван посмеялся. Все посмеялись, так всем что-то хорошо стало.
— Держи, Иван.
Нюра дернула было Ивана за пиджак — чтоб он не увлекался коньяком-то, но Иван только ногой дрыгнул и досадливо, с укором поморщился.
— Вот так вот живешь, работаешь… а радости — нет. Радость — на нуле. — Конструктор чего-то вдруг взгрустнул. — Настоящей творческой работы мало. Так — мелочишка суффиксов и флексий… устаю. Все время в напряжении, все время нервы как струны натянуты, и я боюсь, что когда-нибудь они лопнут.
— Железная дорога! — понимающе сказал Иван. — Тут так-то просто проедешь, и то голова кругом, а вам все время думать надо. Это же не печки-лавочки, понимаешь.
— Ну?..
— Поехали…
Они хватили по рюмочке дорогого коньяку, заели шоколадом. Конструктор закурил сигарету с золотым обрезом — тоже из чемодана, вытянул ноги, чуть прикрыл глаза.
— Покой нам только снится, — сказал он негромко.
— Но я вам так скажу, Виктор…
— Александрович. Друзья меня называют — Виктор.
— А вам так скажу, Виктор, — пустился в подхалимаж Иван, — без вашей работы мы бы тоже далеко не уехали…
— Куда вы без нас!
— Вот я — тракторист. Я поучился три месяца — и готово дело: управляю. А ведь его же придумать надо было, сконструировать! Сколько там всяких узлов, систем… — Иван повернулся к Нюре, стал загибать пальцы. — Система питания, система зажигания, система охлаждения…
— Молодец, хорошо знаешь трактор, — похвалил Виктор. — А вот нам, авиаконструкторам…
— Вы же — по железной дороге.
— Нет, я по железной дороге, но с авиационным уклоном. Мы сейчас разрабатываем систему игрек: железная дорога без мостов.
— Как это?
— Так. Вот идет поезд, на пути — река… А моста нет.
— Ну а как же?
— Очень просто: поезд пла-авненько поднимается в воздух, перелетает реку и снова опускается на рельсы.
— Где же у него крылья-то будут? — тоже очень заинтересовалась Нюра.
— Никаких крыльев — воздушная подушка. Паровоз пускает под себя мощную струю отработанного пара — и по пару, по пару…
Иван засмеялся.
— Премию большую могут дать за такую механизацию!
— Могут дать, — согласился Виктор, улыбаясь.
— Так что, правда, что ли? — не поняла Нюра.
Мужчины засмеялись вместе.
— Что ты, шуток не понимаешь? — сказал Иван.
Поезд стал замедлять ход, стал громко стучать на стыках.
— Это какая станция? — встрепенулся Виктор.
Иван выглянул в окно.
— Гор…ск. Горск.
— Сколько здесь стоит?
— Не знаю.
— Наливай по рюмочке… И продолжим мирно беседовать.
— Хватит бы вам, — сказала Нюра. — Виктор Александрович, выпейте один, а мой пусть пропустит. А то он счас по вагону начнет бегать.
— Зачем? — не понял Виктор.
— А он всегда так: как выпьет, так…
— Да брось-ка ты! — обиделся Иван. — С коньяка не забегаешь! Это тебе не самогон.
— Зачем же он бегать будет? Мы будем спокойно сидеть — беседовать. Вы на съезде колхозников были?
— Нет.
— Но какие вопросы…
В это время дверь в купе отодвинулась: стояли милиционер, а за ним… командировочный.
— Вот, пожалуйста, коньяк сидит дует! — брезгливо сказал командировочный. — Он до Новосибирска не доедет. И эта — тоже… куда с таким пьянчугой поехала! На куро-орт!..
— Куда едете? — строго спросил милиционер Ивана.
— К югу. А чего, я не понимаю?.. Вот билеты, вот путевка…
— Тебе не на курорт надо, а в вытрезвитель, — зло говорил командировочный. — Еще жену за собой тащит…
— Минуточку, — остановил его милиционер. Внимательно осмотрел билеты, путевку. — Как же так: не успел отъехать — уже за бутылку?
— Тут недоразумение, товарищи, — спокойно, чуть принахмурившись и негромко заговорил железнодорожный конструктор. — Товарища колхозника угостил коньяком я, и выпили мы — вот, что видите, — совсем немного. До этого он был совершенно трезв, я это утверждаю.
— Вы не заступайтесь за него, не заступайтесь, а то он отблагодарит вас, этот хам…
— Я не заступаюсь! — повысил голос конструктор. — Я констатирую (он выговорил — консцацирую) факт: товарищ был совершенно трезв и угостил его — я. А вас… вам стыдно, товарищ, бегать по милициям и вносить дезинформацию. Кляузами заниматься.
— Я же и кляузничаю! А это что у вас на столе? Боржоми?
— Это коньяк. КВК. У нас в стране нет сухого закона. Ясно? И не бегайте и не травмируйте людей. Люди едут на заслуженный отдых, а вы тут…
— А кто вы такой, собственно? — ощетинился командировочный.
— Это же самое я хочу спросить у вас; Где вы работаете, кстати? — Конструктор вынул из кармана записную книжку, приготовился записать.
— А вы куда едете? — спросил милиционер.
— В новосибирский академгородок, — небрежно бросил конструктор. — Так где вы работаете, товарищ?
— Не ваше дело.
— Хорошо. — Конструктор спрятал записную книжку. — Я постараюсь это узнать. Через Николая Сергеевича. — Конструктор посмотрел выразительно на милиционера. — Это не составит труда. И тогда вы не мне, а в другом месте ответите, почему вы ходите и запугиваете колхозников. Почему вы им устраиваете проверку документов… и прочее.
— Вы же не слышали, как он тут обзывался…
— Это ваше мужское дело! — Конструктор ни секунды не делал паузы, трудно было вклиниться в его речь еще с каким-нибудь вопросом, например. — Вышли в тамбур и выяснили отношения. Нет, вы приводите милиционера, отвлекаете его тем самым от прямых обязанностей, да еще и внушаете работникам сельского хозяйства недоверие к форме уважаемых сотрудников общественного порядка…
— Спокойней, товарищи, спокойней! — влез наконец милиционер со словами. — Наше дело — предупредить, чтобы товарищ… не забывался, что он в дороге, тем более что он не один. И вам, так же самое, — совет: выпиваете, а без закуски. А еще молоды, опыта в этом деле мало — развезет, и сами не заметите как. Вон же есть вагон-ресторан, взяли первое, второе, ну и выпили. Но тогда есть уверенность, что не развезет. А так — это же риск. Езжайте, никто вам ничего не собирается делать, никто вас не запугивает. Но опять же, мой совет, как старшего товарища: будьте с этим делом бдительны. Коньяк — его ведь только пить приятно, но он свое берет. До свиданья.
— До свиданья.
— До свиданья.
Дверь в купе задвинулась. Некоторое время все молчали. Конструктор откинулся на спинку дивана и прикрыл глаза.
— Валерьянка есть? — спросил он. Он и правда побледнел.
Нюра испугалась.
— Я схожу спрошу у этого… какой постели выдавал… У них есть, наверно.
— Нет, — сказал конструктор. — Не надо. Сейчас мы вот этих капель накапаем. — Он налил себе полстакана коньяка и залпом выпил. — Вот так. Пройдет.
Поезд тронулся.
— Поехали? Ну, вот… а ты, дурочка, боялась… — Конструктора что-то кинуло в болтливость, с коньяка, что ли.
— Ты, Иван, спрашивал насчет системы игрек: только что, на твоих глазах, сработала система игрек. Мы же были в воздухе. Ты не заметил?
— Как в воздухе? — спросила Нюра. — Мы стояли.
— Мы были в воздухе. Пла-авненько поднялись и опусти-ились. — Конструктор показал рукой, как пла-авненько поднялись и опусти-ились.
— Не знаю, кто поднялся, кто опустился, но сердце у меня опустилось в пятки, это точно, — признался Иван.
Конструктор почему-то обрадовался. Даже засмеялся.
— Испугался?
— Испугался! Ссадют, думаю…
— А-а, вот так! И ссадили бы — запросто. Да. Ну, хорошо с вами… но мне пора.
— Куда вы?
— Да пойду поищу тут товарища одного… — Виктор затянул чемодан ремнями. — Товарищ один должен ехать… тоже конструктор. — Виктор взял чемодан в левую руку, правой еще пригубил на дорожку коньячку и раскланялся.
— Вы коньяк-то пробочкой заткните да в карман, — посоветовал Иван. — Товарища-то стренете — будет что выпить.
— Мы найдем. До свидания.
— Виктор Александрович, — заговорила Нюра, — за кофточку-то… я уж и не знаю как благодарить. Дай Бог здоровья жене вашей, деткам, если есть…
— Должны быть, по идее.
— Не заругали бы вас дома-то. Скажут: такое добро, а кому-то отдал.
Конструктор прислушался к шуму в коридоре.
— Ничего… Носите на здоровье, Нюра. В Крыму, даст Бог, увидимся.
Конструктор отодвинул дверь, выглянул… И скоро ушел.
— Гляди-ка, какие люди бывают! — сказал Нюра. — Даже не верится. Ведь такая кофта… рублей сорок, а то и все пятьдесят. Вон Грушке Богатковой брат прислал — сорок пять рублей, пишет, а она победней этой-то.
— Эта? — Иван прикинул на глаз. — А шестьдесят не хочешь? Сорок… Это же заграничная, вон, гляди, клеймо-то. Это тебе не печки-лавочки.
— Все-таки никак я его не пойму: за что?
— А мы и не поймем. Мы ведь как рассуждаем: сами возимся, как жуки в навозе, и думаем, что и все так. А есть — люди! Орлы! Я бы сам такой же был, если бы не твоя жадность. Дай-ка мне сюда деньги, а то каждый раз лезешь туда… со стыда сгораю.
— Не сгоришь. Они там надежней будут. Дай тебе Бог здоровья, добрый человек! — Нюра все не могла налюбоваться на кофту, все смотрелась в зеркало. — Прямо сият, сият!..
Вдруг зеркало отъехало в сторону — в двери стояли два милиционера и проводники. И еще одни — в гражданском.
— Где он? — спросил милиционер, тот самый, который был здесь, с командировочным.
— Кто? — не понял Иван.
— С вами ехал… Он ушел?
— Ушел.
— Когда? Давно?
— С полчаса. Может, минут двадцать… Это вы про конструктора?
— Конструктора… Он все с собой забрал? Что у него было?
— Чемодан… Желтый такой.
— И все?
— Все… Вроде все.
Нюра так и села. В кофте-то. И с ужасом смотрела на милиционеров.
— Но он не в Горске сошел? Позже?
— Позже. Ему так-то до Новосибирска ехать… Он пошел товарища, говорит, поискать…
— Наверно, на Верхотурском подъеме спрыгнул, — стали гадать милиционеры и человек в гражданском. — Не иначе.
— Черт его… мог и на шестьдесят седьмом спрыгнуть. Он куда пошел: вперед или в хвост поезда?
— Да вышел из купе, и все. Дальше мы не видели. А в чем дело?
Милиционеры и в гражданском ушли. Но сказали:
— Не уходите никуда из купе.
— Вот, брат, какое дело… — Один проводник, очень расстроенный, присел на краешек дивана. — Зачем посадил без билета?! Ну, есть места — и посадил. Ну, нет: теперь виноватых надо найти! Как же! Он вот и с вами, вижу, коньяк выпивал, — выходит, и вы виноватые?
— А что случилось-то?
— Сами поймать не могут, давай на других сваливать! — Проводник очень, очень расстроился. — Ну, посадил… Они просются завсегда, а места есть, все равно до Новосибирска не займут. Ну, ехай — надо же ехать, ехай. Нет, теперь виноватых будут искать. Эх-хе-хе!.. — Проводник встал и ушел.
Нюра, как села в своей заграничной кофте, так сидела, не могла встать. Смотрела на мужа…
— Вань… да что же это?
— Вор, вот чо это такое. Ворюга несусветный… — Но Иван не растерялся, а обрел даже какую-то деловитость. — Снимай кофту, — велел он. — Быстро! Давай ее сюда. Одевай свою!..
Началась операция по уничтожению страшной кофты. Иван затолкал ее себе под рубаху и только хотел выйти в туалет, как дверь отъехала и заглянул проводник.
— Бутылку с коньяком не велели трогать. Вообще ничего не трогать — отпечатки пальцев будут снимать. И сами сидите.
— Сидим.
Проводник удалился… Иван подождал немного, выглянул в коридор… И быстро-быстро по коридору — в туалет.
В туалете, к счастью, никого не было. Иван затолкал кофту в унитаз, долго искал, где спустить воду, нашел, спустил… Кофта застряла в трубе: раковина наполнилась водой. Иван заметался по малому пространству сортира — нечем было протолкнуть кофту. В дверь толкнулись снаружи раз, другой… Пошевелили ручкой.
— Счас! — громко откликнулся Иван. — У меня понос, товарищи!
— Иди, там следователь пришел, — сказал проводник.
— Счас приду.
Проводник все не уходил… Стоял за дверью.
— Иди, он зовет, — еще сказал он.
— Да счас иду! — заорал Иван со злостью.
— Давай, — сказал проводник. И ушел.
С отчаяния Иван еще разок нажал на педаль внизу… Вода полилась через край, на пол…
В купе следователь расспрашивал пока Нюру.
— Он что, знакомым вашего мужа представился?
— Да нет, он вышел покурить, муж-то, а, смотрю, вместе идут…
— Значит, просто попутчик? — Следователь (это тот, что был в гражданском, в красивых очках) внимательно посмотрел на Нюру, чем окончательно доконал ее. — И что он сказал, когда вошел?
— Ничего. Здравствуйте, мол. Обходительный.
Проводник, который вошел и присел на диван, угоднически посмеялся.
— Обходительный…
— Ну а где же… товарищ-то отсюда? — повернулся следователь к проводнику.
— Я сказал ему! — поспешно воскликнул тот. — У него… Разрешите? — Проводник наклонился к ухо следователя, что-то сказал.
Следователь поморщился.
— Со страха, что ли?
Виноватый проводник опять противненько посмеялся и сказал:
— Это уж точно.
— Понос, что ли? — спросила Нюра. — У него бывает.
В дверь купе постучали.
— Да! — сказал следователь.
Вошел Иван… Правый рукав его нового пиджака весь был мокрехонек до плеча.
— Здравствуйте, гражданин следователь.
Следователь, забыв свое важное положение, громко засмеялся. И проводник — не понимая, в чем дело, — тоже неуверенно подхихикнул. И Иван тоже изготовился изобразить улыбку, только не понимал, что это за смешинка попала в рот серьезному следователю.
— Почему же я — гражданин? — спросил следователь, отсмеявшись.
— А как?
— Обыкновенно — товарищ.
Проводник понял наконец, в чем дело, и чуть не захлебнулся в восторге от своей догадливости. Даже вскочил.
— Рано!.. Рано гражданином-то. Это потом, чудак!..
Поезд в это время подошел к какой-то большой станции. Кого-то встречали, провожали, кто-то уезжал грустный, а кто-то улыбался и похохатывал… Жизнь, нормальная, крикливая, шла своим чередом. Шла и ехала на колесах.
Вот встретили какого-то флотского, старшину второй статьи. Флотский еще на подножке изобразил притворный ужас от того, что его столь много понашло, понаехало встречать… Актеры, эти флотские! Ему кричали, шли рядом с вагоном, его звали скорей сойти, а он, счастливчик, все изображал ужас и что он теперь будет делать!.. Потом поезд совсем остановился, флотский упал в руки друзей…
А вот слегка поношенный человек идет через перронную сутолоку, держит в руках каракулевую папаху, какие носят полковники, и негромко, однообразно повторяет:
— А вот папаха. А вот папаха. Кому папаху?
— А ну, дай глянуть, — остановился один удачливый спекулянт. — Что просишь?
Поезд опять поехал.
Иван снял пиджак, надел другую рубаху… Сидели с Нюрой, молчали. Очень уж неожиданно и тяжело свалился на них этот «железнодорожный конструктор».
— Да-а, — только и сказал Иван, глядя в окно. — Дела…
— Такой молодой — и надо же! — вздохнула Нюра. — И что заставляет?
Тут дверь в купе отодвинулась, вошел пожилой опрятный человек с усиками, с веселыми, нестариковскими живыми, даже какими-то озорными глазами. Вошел он и опускает на пол… большой желтый чемодан с ремнями.
— Здравствуйте! — приветливо сказал пожилой, веселый. — По-моему, это здесь… Двадцать четыре — здесь. Будем соседями?
Иван, увидев желтый чемодан с ремнями, «сделал ушки топориком». Нюра тоже смотрела на нового пассажира подозрительно и со страхом.
— Далеко ехать? — спросил словоохотливый сосед.
— Далеко, — сказал Иван.
— И мне далеко… — Сосед, однако, был удивлен столь явным недружелюбием соседей. — Я не помешал вам?
— Нет.
Некоторое время сидели молча.
— Вы не конструктор будете? — спросил Иван.
— Нет… А почему вы решили, что конструктор?
— Да так… — Иван насмешливо, с укоризной посмотрел на пожилого соседа. — А кто вы будете, интересно бы узнать?
— Я — профессор. Но… самый, наверно, несерьезный, странный, профессор: ездил в ваши края собирать частушки, сказочки…
Иван с Нюрой переглянулись.
— Собрали?
— И преизрядное количество! — Профессор хлопнул чемодан по пузу. — Богат народ! Ах, богат! Веками хранит свое богатство, а отдает даром — нате! Здесь, в этом чемодане, — пуд золота. Могу показать — хотите? — Профессор полез было в чемодан.
— Нам ничего не надо! — вскричала Нюра.
А Иван даже предостерегающе привстал… И смотрел на профессора недобро, очень серьезно.
Профессор вовсе был удивлен.
— М-гм, — сказал он. И замолчал.
Все долго молчали.
— Пойду, пожалуй, чайку спрошу, — сказал профессор. И встал. — Для вас не попросить?
— Нет, — сказал Иван.
— Нам не надо, — сказала Нюра.
Профессор вышел.
— Проверь деньги, — заговорил Иван, едва дверь за профессором закрылась. — А то тут снова пошли печки-лавочки.
Нюра пощупала на боку деньги.
— Здесь.
— Переверни вниз и сиди на них. И не вставай зря…
— Да уж отсюда-то… как, поди?
— Они с руки часы снимают, не то что… оттуда. С такого объема — ты и не почувствуешь.
— Да ведь все такие обходительные!
— Чай принесет, тоже не бери: может подсыпать снотворное… По-моему, они из одной шайки. — Иван показал на чемодан профессора, так поразительно похожий на чемодан «железнодорожного конструктора».
— Может, сказать кому-нибудь?
— Да? А потом — нож под ребро… Сиди и помалкивай: мы — деревенские, люди темные, с нас взятки гладки. Спать будем по очереди.
Вошел профессор.
— Ну, вот и чаек! Да такой, знаете, славный!.. Напрасно отказались.
— Мы уже… почаевничали, — сказал Иван.
Профессор внимательно глянул на Ивана.
Нюра хранила молчание.
— Сельские? — полюбопытствовал профессор.
— Ага, сельские. Из деревни.
— Ну и как там теперь, в деревне-то? По-моему, я вот поехал, веселей стало? А? Люди как-то веселей смотрят…
— Что вы!.. Иной раз прямо не знаешь, куда деваться от веселья. Просто, знаете, целая улица — как начнет хохотать, ну, спасу нет. Пожарными машинами отливают.
— О, как! Массовое веселье… Чего они?
— А вот — весело! Да я по себе погонюсь: бывает, встанешь утром, еще ничем-ничего, еще даже не позавтракал, а уж смех берет. Креписся-креписся, ну, никак. Смешно! Иной раз вот так вот полдня прохохочешь…
— А знаете, что надо делать, чтоб остановиться? Со мной бывало такое — тоже целыми днями хохотал. Меня один умный человек научил, как избавиться…
— Ну-ка? А то прямо беда!
— Беда, беда. Что вы!.. Я знаю. То ли работать, то ли смеяться…
— Вот, вот.
— Надо встать на одну ногу, взять правой рукой себя за левое ухо, за мочку, прыгать и… Вас как зовут?
— Иван.
— Прыгать и приговаривать:
Нюра невольно засмеялась.
Ваня, Ваня, попляши,
Больно ножки хороши;
Больно ножки хороши —
Ваня, Ваня, попляши!
А Ивана почему-то эта песенка оскорбила.
— Помогает? — зло спросил он.
— Как рукой снимет.
— Вот… ученые-то, все-то они знают! Прямо позавидуешь, ей-Богу. Надо запомнить. Как? «Ваня, Ваня, попляши»?
— Ваня, Ваня, попляши.
— А вдруг да заместо того, чтоб хохотать, — плясать примешься? Тоже ведь — опасно.
— Плясать?
— Но. Попрыгаешь так-то, да и пойдет чесать целый день.
— Хм… Не исключено, не исключено. Ну, что-нибудь и здесь придумается. А не выпить ли нам бутылочку доброго сухого вина? — вдруг от души предложил профессор. — А то мы… — Он хотел еще сказал: «А то мы что-то никак не наладим добрые отношения — все что-то с подковыркой говорим». Но Иван и Нюра в один голос дружно сказали:
— Нет.
— Что так?
— Нет! Большое спасибо.
— Не понимаю…
— Он у меня непьющий, — пояснила Нюра.
— И некурящий, — добавил Иван.
Профессор посмотрел на него.
— Золотой мужик.
— Подарок, — еще сказала Нюра. — На балалайке играет.
— А при чем тут — золотой? — спросил Иван.
— Ну — непьющий, некурящий… Денег, наверно, много?
— Откуда? — воскликнула Нюра. — Мы вот поехали к югу, и только-только наскребли на билеты в один конец. С грехом пополам… назанимались…