Страница:
Как известно, церемония в Катыни прошла, а об ответных мероприятиях в Польше молчит, как российское, так и польское руководство. Польской стороне, на фоне сложившейся ситуации, невыгодно поднимать вопрос об этих мероприятиях, а российская в очередной раз пытается «войти в положение» польского партнера.
Президент Медведев во время декабрьского визита в Польшу так и не нашел времени для того, чтобы посетить единственный скромный мемориал, посвященный 22 погибшим в 1920 г. красноармейцам, в Оссуве, городке близ Варшавы. Польская оппозиция, настроенная антироссийски, этим была весьма довольна.
Одним словом, пока говорить о равноправном и взаимоуважительном диалоге Польши с Россией не приходится. Во многом это предопределено безвольной российской позицией и тем, что за последние 20 лет польская сторона сумела «навешать» на Россию тяжкий груз исторических «преступлений и ошибок».
По мнению польской стороны Россия, как правопреемник СССР, должна покаяться за то, что Советский Союз был союзником нацистской Германии и наравне с ней несет равную ответственность за развязывание Второй мировой войны, за то, что СССР совершил в сентябре 1939 г. агрессию против Польши и совместно с Германией устроил 4-й раздел Польши, а весной 1940 года тайно расстрелял тысячи польских военнопленных (элиту Польши), и депортировал миллионы польских граждан в Сибирь. Польша утверждает, что в августе 1944 г. Красная Армия безучастно наблюдала за истреблением польской элиты в восставшей Варшаве, а после победы над нацистской Германией на 45 лет оккупировала Польшу.
К этому следует добавить не меньший перечень польских обид, касающийся застарелых исторических спорных вопросов, начиная с разделов Польши в XVIII веке и кончая польско-советской войной 1920 года.
В этой связи возникает вопрос, а может ли быть равноправным диалог двух партнеров, один из которых по уши в «неотмоленных» грехах? Между тем о несостоятельности и надуманности вышеперечисленных спорных вопросов говорится в целом ряде аргументированных публикаций маститых российских ученых. Однако руководство России, говоря об этих вопросах, почему-то предпочитает пользоваться услугами консультантов, советы которых только усугубляют ситуацию.
Напомним пресс-конференцию российского премьера Путина 7 апреля 2010 г. в Катыни, на которой он с чьих-то слов заявил, что в «20-м году военной операцией в советскопольской войне, в советско-польском тогда конфликте, руководил лично Сталин». Но известно, что Сталин, являясь в то время членом Политбюро и Оргбюро ЦК РКП(б), на Юго-Западном фронте, наступавшим на Львов, был всего лишь членом Реввоенсовета этого фронта. Самим фронтом командовал А.Егоров.
Известно также, что еще в мае 1920 г. Сталин выступил в газете «Правда» с критикой планов Председателя Реввоенсовета РСФСР Л.Троцкого, Главкома РККА С.Каменева и командующего Западным фронтом М.Тухачевского о форсированном походе на Варшаву. По мнению Сталина ситуация для этого, как в Польше, так и в России была неблагоприятной.
Польша имеет счет и к «демократической» России. Он касается катынского преступления. По мнению поляков, Россия не дала точной и полной юридической квалификации катынского преступления и отказывается признать катынский расстрел геноцидом. Она необоснованно засекретила основные материалы уголовного дела № 159, отказывается процессуально установить и обнародовать персональный состав виновных в катынском преступлении, и отказывает родственникам погибших польских граждан в реабилитации.
Ни по одному из вышеперечисленных вопросов Польша пока не уступила России ни миллиметра. Обсуждение этих проблем польская сторона, как правило, начинает лишь при условии согласия российской стороной с основными положениями своего подхода. В то же время, для кардинального изменения подобного положения у России имеется немало объективных оснований, подкрепленных соответствующими историческими свидетельствами, документами и исследованиями.
Однако российские попытки останутся малоэффективными, если Россия не возьмет на вооружение польский подход в вопросах отстаивания позиций. Это не значит, что Россия должна копировать польскую неуступчивость, нередко переходящую в жесткое противостояние. Внимания заслуживает польский опыт оперативного реагирования и влияния на развитие спорных вопросов в двусторонних отношениях с привлечением к этому СМИ, общественности и научных сил.
Так, польский Сейм и правительство незамедлительно реагируют на любые попытки российской стороны подвергнуть сомнению польскую официальную точку зрения на историю отношений с Россией. В итоге российские СМИ вынуждены еще раз тиражировать позицию польской стороны. Министерство иностранных дел Польши помимо общепринятых дипломатических демаршей в отношении России, оказывает в рамках программы «распространение знаний о Польше» финансовую поддержку изданию в России книг, отстаивающих польскую трактовку исторических событий польско-советских и польско-российских отношений.
Подлинным рупором польского видения истории отношений Польши и России стал журнал «Новая Польша». Он, не без помощи польского государства, бесплатно направляется во все мало-мальски значимые российские библиотеки. Это позволяет формировать в среде российской общественности благожелательное отношение к польской точке зрения.
Огромную работу по пропаганде и отстаиванию польского взгляда на историю ведут не только официальные представители Республики Польша, но и их добровольные помощники из числа интеллектуальной элиты не только польской, но и российской: ученые, писатели, журналисты и др. К сожалению, во всех вышеперечисленных вопросах у России огромные пробелы.
Например, журнал «Наш современник», отстаивающий русские национальные ценности и являющийся продолжателем традиций «Современника» основанного Александром Сергеевичем Пушкиным, из-за финансовых трудностей, лишен возможности отправлять свои номера не только в польские, но и в российские библиотеки. При этом в России немалыми тиражами издаются книги польских авторов с явно русофобским душком. В то же время книги российских авторов, отстаивающие позиции России, никогда не попадают на прилавки книжных магазинов Польши.
Лица, представляющие нашу страну за рубежом на различных форумах, семинарах и конференциях, в своем большинстве не умеют выступать перед западной аудиторией, начиная от незнания английского языка и заканчивая чтением выступления по бумажке в менторском тоне. Правильные по сути заявления, поданные в такой форме, не воспринимаются западной экспертной и политической элитой и вызывают у нее крайнее раздражение.
Особо следует подчеркнуть, что определяющее влияние на польско-российские отношения оказывает польское национальное историческое самосознание. Целый ряд исторических событий польско-российской истории поляки трактуют по-своему. Они уверены, что Польша с давних времен была жертвой агрессивных устремлений России, что польско-советскую войну 1920 г. начали большевики, что Польша никогда не поддерживала союзнические отношения с нацистской Германией и т. д. и т. п.
По поводу вышесказанного заметим лишь следующее. Общеизвестно, что в мае 1920 г. Польша вторглась на территорию Советской Украины и захватила Киев. Также является фактом, что Польша добровольно взяла на себя функции представления Германии в Лиге Наций, когда та в 1933г. демонстративно вышла из нее. После этого визиты нацистских деятелей в Польшу, а польских в Германию стали нормой. Однако для поляков это просто «измышлизмы».
При этом поляки свято верят в советские «грехи», которые были перечислены выше. Свои исторические заблуждения польская сторона преподносит, как истину, не подлежащую обсуждению. В этой связи странно, что Россия в отношениях с Польшей избрала тактику «поддавков» и упреждающих «уступок». Жизнь давно доказала, что подобная тактика не лучший способ преодоления стабильной, постоянной враждебности, сформировавшейся между двумя странами. Тем самым Россия укрепляет уверенность польской стороны в правоте ее позиции и, тем самым, усугубляет противостояние.
Из вышесказанного можно сделать следующий вывод. взгляд из варшавы и из Москвы на большинство спорных проблем пока остается и будет оставаться различным. Для лучшего понимания этого различия обратимся к истории катынского преступления.
Выстрелы из прошлого, или Краткая история катынского противостояния
Президент Медведев во время декабрьского визита в Польшу так и не нашел времени для того, чтобы посетить единственный скромный мемориал, посвященный 22 погибшим в 1920 г. красноармейцам, в Оссуве, городке близ Варшавы. Польская оппозиция, настроенная антироссийски, этим была весьма довольна.
Одним словом, пока говорить о равноправном и взаимоуважительном диалоге Польши с Россией не приходится. Во многом это предопределено безвольной российской позицией и тем, что за последние 20 лет польская сторона сумела «навешать» на Россию тяжкий груз исторических «преступлений и ошибок».
По мнению польской стороны Россия, как правопреемник СССР, должна покаяться за то, что Советский Союз был союзником нацистской Германии и наравне с ней несет равную ответственность за развязывание Второй мировой войны, за то, что СССР совершил в сентябре 1939 г. агрессию против Польши и совместно с Германией устроил 4-й раздел Польши, а весной 1940 года тайно расстрелял тысячи польских военнопленных (элиту Польши), и депортировал миллионы польских граждан в Сибирь. Польша утверждает, что в августе 1944 г. Красная Армия безучастно наблюдала за истреблением польской элиты в восставшей Варшаве, а после победы над нацистской Германией на 45 лет оккупировала Польшу.
К этому следует добавить не меньший перечень польских обид, касающийся застарелых исторических спорных вопросов, начиная с разделов Польши в XVIII веке и кончая польско-советской войной 1920 года.
В этой связи возникает вопрос, а может ли быть равноправным диалог двух партнеров, один из которых по уши в «неотмоленных» грехах? Между тем о несостоятельности и надуманности вышеперечисленных спорных вопросов говорится в целом ряде аргументированных публикаций маститых российских ученых. Однако руководство России, говоря об этих вопросах, почему-то предпочитает пользоваться услугами консультантов, советы которых только усугубляют ситуацию.
Напомним пресс-конференцию российского премьера Путина 7 апреля 2010 г. в Катыни, на которой он с чьих-то слов заявил, что в «20-м году военной операцией в советскопольской войне, в советско-польском тогда конфликте, руководил лично Сталин». Но известно, что Сталин, являясь в то время членом Политбюро и Оргбюро ЦК РКП(б), на Юго-Западном фронте, наступавшим на Львов, был всего лишь членом Реввоенсовета этого фронта. Самим фронтом командовал А.Егоров.
Известно также, что еще в мае 1920 г. Сталин выступил в газете «Правда» с критикой планов Председателя Реввоенсовета РСФСР Л.Троцкого, Главкома РККА С.Каменева и командующего Западным фронтом М.Тухачевского о форсированном походе на Варшаву. По мнению Сталина ситуация для этого, как в Польше, так и в России была неблагоприятной.
Польша имеет счет и к «демократической» России. Он касается катынского преступления. По мнению поляков, Россия не дала точной и полной юридической квалификации катынского преступления и отказывается признать катынский расстрел геноцидом. Она необоснованно засекретила основные материалы уголовного дела № 159, отказывается процессуально установить и обнародовать персональный состав виновных в катынском преступлении, и отказывает родственникам погибших польских граждан в реабилитации.
Ни по одному из вышеперечисленных вопросов Польша пока не уступила России ни миллиметра. Обсуждение этих проблем польская сторона, как правило, начинает лишь при условии согласия российской стороной с основными положениями своего подхода. В то же время, для кардинального изменения подобного положения у России имеется немало объективных оснований, подкрепленных соответствующими историческими свидетельствами, документами и исследованиями.
Однако российские попытки останутся малоэффективными, если Россия не возьмет на вооружение польский подход в вопросах отстаивания позиций. Это не значит, что Россия должна копировать польскую неуступчивость, нередко переходящую в жесткое противостояние. Внимания заслуживает польский опыт оперативного реагирования и влияния на развитие спорных вопросов в двусторонних отношениях с привлечением к этому СМИ, общественности и научных сил.
Так, польский Сейм и правительство незамедлительно реагируют на любые попытки российской стороны подвергнуть сомнению польскую официальную точку зрения на историю отношений с Россией. В итоге российские СМИ вынуждены еще раз тиражировать позицию польской стороны. Министерство иностранных дел Польши помимо общепринятых дипломатических демаршей в отношении России, оказывает в рамках программы «распространение знаний о Польше» финансовую поддержку изданию в России книг, отстаивающих польскую трактовку исторических событий польско-советских и польско-российских отношений.
Подлинным рупором польского видения истории отношений Польши и России стал журнал «Новая Польша». Он, не без помощи польского государства, бесплатно направляется во все мало-мальски значимые российские библиотеки. Это позволяет формировать в среде российской общественности благожелательное отношение к польской точке зрения.
Огромную работу по пропаганде и отстаиванию польского взгляда на историю ведут не только официальные представители Республики Польша, но и их добровольные помощники из числа интеллектуальной элиты не только польской, но и российской: ученые, писатели, журналисты и др. К сожалению, во всех вышеперечисленных вопросах у России огромные пробелы.
Например, журнал «Наш современник», отстаивающий русские национальные ценности и являющийся продолжателем традиций «Современника» основанного Александром Сергеевичем Пушкиным, из-за финансовых трудностей, лишен возможности отправлять свои номера не только в польские, но и в российские библиотеки. При этом в России немалыми тиражами издаются книги польских авторов с явно русофобским душком. В то же время книги российских авторов, отстаивающие позиции России, никогда не попадают на прилавки книжных магазинов Польши.
Лица, представляющие нашу страну за рубежом на различных форумах, семинарах и конференциях, в своем большинстве не умеют выступать перед западной аудиторией, начиная от незнания английского языка и заканчивая чтением выступления по бумажке в менторском тоне. Правильные по сути заявления, поданные в такой форме, не воспринимаются западной экспертной и политической элитой и вызывают у нее крайнее раздражение.
Особо следует подчеркнуть, что определяющее влияние на польско-российские отношения оказывает польское национальное историческое самосознание. Целый ряд исторических событий польско-российской истории поляки трактуют по-своему. Они уверены, что Польша с давних времен была жертвой агрессивных устремлений России, что польско-советскую войну 1920 г. начали большевики, что Польша никогда не поддерживала союзнические отношения с нацистской Германией и т. д. и т. п.
По поводу вышесказанного заметим лишь следующее. Общеизвестно, что в мае 1920 г. Польша вторглась на территорию Советской Украины и захватила Киев. Также является фактом, что Польша добровольно взяла на себя функции представления Германии в Лиге Наций, когда та в 1933г. демонстративно вышла из нее. После этого визиты нацистских деятелей в Польшу, а польских в Германию стали нормой. Однако для поляков это просто «измышлизмы».
При этом поляки свято верят в советские «грехи», которые были перечислены выше. Свои исторические заблуждения польская сторона преподносит, как истину, не подлежащую обсуждению. В этой связи странно, что Россия в отношениях с Польшей избрала тактику «поддавков» и упреждающих «уступок». Жизнь давно доказала, что подобная тактика не лучший способ преодоления стабильной, постоянной враждебности, сформировавшейся между двумя странами. Тем самым Россия укрепляет уверенность польской стороны в правоте ее позиции и, тем самым, усугубляет противостояние.
Из вышесказанного можно сделать следующий вывод. взгляд из варшавы и из Москвы на большинство спорных проблем пока остается и будет оставаться различным. Для лучшего понимания этого различия обратимся к истории катынского преступления.
Выстрелы из прошлого, или Краткая история катынского противостояния
Вернемся в далекий 1943 г, когда 13 апреля «радио Берлина» сообщило о найденных в Катынском лесу захоронениях 12 тысяч польских офицеров, которые, как утверждали нацисты, были уничтожены большевиками. Дело о расстреле польских офицеров на территории СССР получило название «Катынского». По указанию Гитлера Катынским делом занимался лично министр имперской пропаганды Геббельс. Польское правительство в эмиграции поддержало немецкую версию, и 16 апреля 1943 г. с соответствующим коммюнике выступил министр обороны Польши генерал М.Кукель.
В ответ 15 апреля 1943 г. Совинформбюро обвинило в катынском преступлении нацистов, объявив, что польские военнопленные: «находились в 1941 г. в районе западнее Смоленска на строительных работах и попали со многими советскими людьми, жителями Смоленской области, в руки немецко-фашистских палачей летом 1941 года» (Катынь. Расстрел… С. 448).
25 сентября 1943 г. Красная Армия освободила Смоленск от немецкой оккупации. 12 января 1944 г. была создана советская «Специальная комиссия по установлению и расследованию обстоятельств расстрела немецко-фашистскими захватчиками в Катынском лесу военнопленных польских офицеров», председателем которой назначили академика Н.Н.Бурденко.
В том же январе Специальная Комиссия, более известная как комиссия Бурденко, провела эксгумацию польских захоронений в Катыни-Козьих Горах. 26 января 1944 г. в газете «Правда» было опубликовано официальное Сообщение Комиссии, в котором говорилось: «…до захвата немецкими оккупантами Смоленска в западных районах области на строительстве и ремонте шоссейных дорог работали польские военнопленные офицеры и солдаты. Размещались эти военнопленные поляки в трех лагерях особого назначения, именовавшихся: лагери № 1-ОН, № 2-ОН и № 3-ОН, на расстоянии от 25 до 45 км. на запад от Смоленска.
Показаниями свидетелей и документальными материалами установлено, что после начала военных действий, в силу сложившейся обстановки, лагери не могли быть своевременно эвакуированы, и все военнопленные поляки, а также часть охраны и сотрудников лагерей попали в плен к немцам.
…Произведенная судебно-медицинская экспертиза эксгумированных трупов с неопровержимой ясностью доказывает, что расстрел военнопленных поляков был произведен самими немцами… Судебно-медицинская экспертная комиссия на основе данных и результатов исследований… утверждает, что этот расстрел относится к периоду около 2-х лет тому назад, т. е. между сентябрем – декабрем 1941 г.»
Но убедительно донести до советской и польской общественности итоги работы комиссии советские пропагандисты оказались не в силах. В этом плане интерес представляет письмо писателя Алексея Толстого, члена комиссии Бурденко, Председателю Президиума ВС РСФСР Николаю Швернику, датированное 3 февраля 1944 г.
Толстой писал по поводу документального фильма «трагедия в Катынском лесу», посвященного работе комиссии Бурденко в Катыни. Он отмечал, что в таком виде фильм не только «совершенно не годится для показа, но может даже произвести отрицательный эффект. Сцена допроса свидетелей озвучена так, что похоже на то, что свидетели повторяют какой-то заученный урок. Их речь получается неживой и вследствие этого неправдоподобной» (ГАРФ. Ф. 7021. Оп. 114. Д. 8. Л. 349).
В послевоенной Польской республике выводы комиссии Бурденко были встречены общественностью неоднозначно. В то же время, как утверждают очевидцы, в 1943 г. многие поляки не поверили нацистам. Варшавянин Потьканский Эдвард, бывший солдат германской армии на допросе в конце 1943 года в специальном лагере № 24 3-его Белорусского фронта сообщил: «В разгар катынской кампании я был в Польше. Гитлеровская польская газета «Курьер Варшавский» заполняла целые страницы фамилиями польских офицеров, будто бы замученных большевиками в Катыни. С больших предприятий в Катынь посылались делегаты, которые по возвращении должны были рассказывать о зверствах большевиков. Таких же представителей немцы посылали даже из концлагерей. Это были польские офицеры.
Многие делегаты, возвратясь из поездки, рассказывали обратное тому, что хотелось гитлеровцам. Вскоре эти делегаты были арестованы и пропали без вести. На стенах домов появились надписи: «Катынь – дело рук гестапо». Такие надписи можно было прочесть на Новогрудской, Маршалковской и других улицах. На скамейках в Саском саду были приклеены записи, в которых сообщалось, что убийцами польских офицеров в Катыни являются немцы. Поляки говорили о Катыни, как о новом злодеянии немецких разбойников» (ВИЖ. № 11, 1990).
Однако чрезмерно прямолинейное и жесткое навязывание советской версии катынского преступления, не дававшей ответа на ряд спорных вопросов, вызвало обратный эффект. Этому способствовало подпольное распространение в Польше отчета Генерального секретаря Польского Красного Креста К.Скарьжинского о работе Технической комиссии ПКК в Катыни в 1943 г. Поляки стали сомневаться в выводах комиссии Бурденко точно так же, как годом ранее они сомневались в выводах немецких оккупационных властей. Не надо забывать, что выводы комиссии Бурденко подводили поляков к осознанию того, что эмигрантское лондонское правительство, поддержавшее в 1943 г. немецкую версию Катынского дела, было по сути коллаборантным. Для многих поляков такой вывод был неприемлим.
В 1944—45 гг. левые силы в Польше под руководством Болеслава Берута и Эдварда Осубко-Моравского были еще слабы и крайне нуждались в поддержке других слоев польского общества, чтобы перевести Польшу на социалистический путь развития. В этой связи Берут, как Председатель Крайовой Рады Народовой, обратился к советскому руководству с просьбой широко не афишировать выводы комиссии Бурденко, дабы устранить повод для разжигания в Польше политических страстей и нагнетания антисоветских настроений.
В итоге не придумали ничего лучшего, как изъять брошюру с отчетом о работе комиссии Бурденко. Во второй половине 1944 г. ее сняли с продажи, а 21 августа 1945 г. Уполномоченный СНК СССР по охране военных тайн в печати и начальника Главлита издал приказ № 716, предписывающий изъять брошюру «Сообщение специальной комиссии по установлению и расследованию обстоятельств расстрела немецко-фашистскими захватчиками в Катынском лесу военнопленных польских офицеров» из книготорговой сети и библиотек общественного пользования (ГАРФ ф.9425, оп.2, д.69, л.80). Следует отметить, что изымались только экземпляры на русском и польском языках, а экземпляры на других языках в библиотеках оставлялись. Однако изъятие брошюры лишь усилило подозрение поляков. Если скрывают, значит, что-то есть!
Реакция польской общественности не обеспокоила советское руководство. В эйфории победы над Германией и Японией в Кремле было принято опрометчивое решение закрепить выводы комиссии Бурденко решением Международного военного трибунала (МВТ) в Нюрнберге. Планировалось окончательно закрыть катынскую тему – быстро и эффективно, без дополнительной политико-пропагандистской подготовки и усиления документальной аргументации. К сожалению, никто из советских руководителей не придал значения тому, что итоговое «Сообщение….» Специальной Комиссии не было достаточно аргументированным с формально-юридической и судебно-медицинской точек зрения.
Это во многом обусловила политическая установка о том, что не следует полемизировать с авторами немецкого «Amtliches Material zum Massenmord von Katyn». В этой связи советская сторона лишилась возможности использовать подготовленный в декабре 1945 г. ведущими польскими судмэдэкспертами европейской величины Яном Ольбрыхтом и Сергиушем Сенгалевичем «Судебно-медицинский отзыв на германский официальный материал «Amtliches Material zum Massenmord von Katyn»,
Польские судмедэксперты обнаружили в Отчете немецкого профессора Бутца, проводившего в 1943 г. эксгумацию в Катыни-Козьих Горах «достаточно много пробелов, ошибок и неточностей, чтобы можно было признать утверждения, сделанные немцами в публикации «Amtliches Material zum Massenmord von Katyn» как материал, не выдерживающий точной научной критики, а тем самым признать его обладающим слишком большим пропагандистским характером» (ГАРФ. Ф.7021. Оп.114. Д.18. Л.1—37). Тем самым немецкой версии был нанесен существенный удар.
Но в Нюрнберге эти материалы не были использованы. О них предпочли не упоминать, так как они одновременно ставили под сомнение и советскую официальную версию о вине нацистов за расстрел поляков в Катынском лесу. Прежде всего, это касалось безаппеляционного заключения советской судебно-медицинской экспертной комиссии о том, что расстрел польских военнопленных относится к сентябрюдекабрю 1941 г. Это утверждение советских судмедэкспертов было недостаточно обосновано с научно-медицинских позиций. Видимо, оно была обусловлено очередной политической директивой «сверху». В итоге советская сторона в попытках любой ценой доказать преступление нацистов, стало жертвой своих собственных амбиций.
Помимо этого, советские юристы и историки были лишены возможности использовать для подкрепления выводов комиссии Бурденко трофейную переписку вышестоящих органов нацистской Германии и немецкой тайной полиции, обеспечивавшей контроль за ходом эксгумации в КатыниКозьих Горах. Она убедительно доказывала фальсификационный характер немецкой эксгумации. И в этом случае, видимо, также действовала политическая установка о том, что полемизировать с нацистами незачем, а опубликованные выводы комиссии Бурденко являются исчерпывающими и достаточными для доказательства вины немецкой стороны.
Кстати, нежелание официальной России полемизировать по спорным историческим вопросам уже привело к тому, что в мире все чаще и чаще ставятся под сомнение итоги Второй мировой войны. СССР, а соответственно и Россия, как его правопреемник, в ряде стран официально считается одним из инициаторов этой войны.
Настрой российского МИДа на то, чтобы спорными вопросами занимались только историки, является не только ущербной, но таит в себе непредвиденные негативные последствия для России. В этом случае российским историкам будут противостоять оппоненты из других государств, находящиеся в рамках законов, предполагающих уголовную ответственность за высказывание точки зрения на исторические проблемы, не соответствующей установкам на государственном уровне.
Так, в Польше и Литве приняты законы, предусматривающие уголовную ответственность за публичную пропаганду фашистского и коммунистического режима. К понятию «пропаганда» может быть отнесена и попытка реально представить политику советского руководства в спорных исторических вопросах. В такой ситуации научный спор россиян с оппонентами, которых в случае высказывания крамольных мнений ждет тюремная камера, просто бессмыслен.
Но вернемся к Нюрнбергу. Неблагоприятный для СССР итог рассмотрения «катынского эпизода» на Нюрнбергском трибунале обусловили два обстоятельства. Прежде всего, время рассмотрения вопроса о Катыни в трибунале роковым образом совпало с началом «холодной» войны, идеологию которой в своей знаменитой речи в Фултоне сформулировал 5 марта 1946 г. бывший премьер-министр Великобритании У.Черчилль. В ситуации нарастающей враждебности в отношениях между Западом и СССР, советский обвинитель полковник Ю.Покровский, отвыкший от реальной состязательности в судебных процессах и не ожидавший серьезных политических подвохов от недавних союзников по антигитлеровской коалиции, по выражению западных журналистов, выглядел «жалко».
Вторым важным обстоятельством явилось то, что незадолго до рассмотрения «катынского эпизода», польское эмигрантское правительство распространило среди участников Нюрнбергского процесса и журналистов «Отчет о кровавом убийстве польских офицеров в Катынском лесу» (более 450 стр.), подготовленный польским юристом В.Сукенницким и активным участником поиска поляков в СССР М.Хейтцманом. В этом документе вина за катынское преступление возлагалась на СССР.
Вопрос о Катыни в Нюрнберге рассматривался 1—3 июля 1946 года. Советские свидетели повторили уже давно известные факты из Сообщения комиссии Бурденко. Немецким свидетелям, при явном попустительстве председателя трибунала, удалось формально опровергнуть или поставить под сомнение целый ряд небрежных утверждений советских прокуроров. Так, немецкий 537-й полк связи армейской группы ошибочно именовался в советских документах «537-м строительным батальоном», оберст-лейтенант (подполковник) Аренс – «обер-лейтенантом Арнесом» и т.д.
Эти мелкие, на первый взгляд, ошибки и неточности дали основания членам трибунала от трех западных держав, вопреки протестам члена МВТ от СССР генерала-майора юстиции И.Т.Никитченко, не включать «катынский эпизод» из окончательного текста приговора. Однако такое исключение ни в коей мере не означает, как это демагогически пытаются утверждать сторонники польской версии, автоматического оправдания Германии или косвенного обвинения СССР в катынском преступлении. Заметим, что ряд обвинительных эпизодов против нацистов также не был включен в окончательный тест Нюрнбергского приговора. Однако сомнения в вине нацистской Германии по данным эпизодам никогда не возникали.
К сожалению, советское руководство не сделало должных выводов из неудачи в Нюрнберге. Ситуацию в тот период можно было подкорректировать. В наличии были материальные свидетельства, подтверждающие советскую версию, и еще были живы многочисленные свидетели. Однако никаких дополнительных расследований катынской трагедии так и не последовало. Видимо, уверенность руководства СССР в том, что истина, изреченная «сверху», всесильна, оказала плохую услугу советской версии катынского преступления.
Спохватились лишь в 1952 году. Тогда, в ответ на создание в США «комиссии Мэддена», в СССР была спешно организована Координационная комиссия по Катынскому делу при Министерстве иностранных дел. В 1952—53 гг. эта комиссия успела выполнить существенный объем работ. Но из-за отсутствия публикаций в открытой печати о результатах этой работы, эффект от деятельности комиссии оказался ничтожным. В 1953 г., после смерти Сталина и ареста группы Берия-Меркулова деятельность Координационной комиссии была прекращена. Основные материалы этой комиссии в российских архивах пока так и не удалось выявить.
В хрущевский период отношение к катынской теме стало сугубо прагматичным. Хрущев даже попытался разыграть катынскую карту в своей антисталинской кампании. В ноябре 1956 г. он предложил тогдашнему главе Польши Владиславу Гомулке объявить, что в катынском преступлении виноват Сталин. Но Гомулка решительно отказался. Возможно, поэтому Хрущев впоследствии больше не захотел публично «светить» эту ставшую крайне «скользкой» тему. С тех пор тотальное замалчивание всего, что касалось Катыни, в СССР стало повсеместным
Хоть и известно, что молчание – «золото», но для советской версии катынского преступления такое «золото» оказалось губительным. Пользуясь отсутствием адекватной реакции со стороны руководства СССР и ПНР, польская эмиграция на Западе в послевоенный период издала ряд книг, в которых безапелляционно утверждалось, что преступление в Катыни совершили сотрудники НКВД.
Эту позицию в 1951—52 гг. поддержала уже упомянутая выше комиссия Палаты представителей американского Конгресса («комиссия Мэддена»), предпринявшая расследование катынского преступления исключительно в антисоветском направлении. В 1970 г. аналогичную позицию заняла английская палата лордов (Подробнее см. «Катынь. Расстрел… С. 441—442).
Подобная информация подпитывала уверенность польской общественности в том, что с катынским преступлением «дело нечисто». Особенно, если учесть, что советская сторона по данному поводу хранила «гробовое молчание».
В начале 1980-х катынская тема и события 1939 г. заняли важное место в идеологической борьбе «Солидарности» против коммунистической власти Польши. Через несколько лет Катынь стала общепольской национальной проблемой, на гребне которой «Солидарность» рвалась к власти. Продолжение замалчивания катынской темы и связанных с ней событий 1939 г. официальными властями Польши и СССР становилось нетерпимым.
Необходимо заметить, что советская официальная точка зрения на ситуацию 1939—1940 гг. была закреплена в так называемой исторической справке «Фальсификаторы истории» (1948 г.) Принудительное единомыслие, господствующее в странах соцлагеря до конца 1980-х годов предлагало только одну точку зрения, которая не давала ответ на ряд важных для граждан Польши и Прибалтики вопросов. Поэтому весьма популярной точкой зрения для многих стала другая, формируемая в разговоре за столом на кухне.
В ответ 15 апреля 1943 г. Совинформбюро обвинило в катынском преступлении нацистов, объявив, что польские военнопленные: «находились в 1941 г. в районе западнее Смоленска на строительных работах и попали со многими советскими людьми, жителями Смоленской области, в руки немецко-фашистских палачей летом 1941 года» (Катынь. Расстрел… С. 448).
25 сентября 1943 г. Красная Армия освободила Смоленск от немецкой оккупации. 12 января 1944 г. была создана советская «Специальная комиссия по установлению и расследованию обстоятельств расстрела немецко-фашистскими захватчиками в Катынском лесу военнопленных польских офицеров», председателем которой назначили академика Н.Н.Бурденко.
В том же январе Специальная Комиссия, более известная как комиссия Бурденко, провела эксгумацию польских захоронений в Катыни-Козьих Горах. 26 января 1944 г. в газете «Правда» было опубликовано официальное Сообщение Комиссии, в котором говорилось: «…до захвата немецкими оккупантами Смоленска в западных районах области на строительстве и ремонте шоссейных дорог работали польские военнопленные офицеры и солдаты. Размещались эти военнопленные поляки в трех лагерях особого назначения, именовавшихся: лагери № 1-ОН, № 2-ОН и № 3-ОН, на расстоянии от 25 до 45 км. на запад от Смоленска.
Показаниями свидетелей и документальными материалами установлено, что после начала военных действий, в силу сложившейся обстановки, лагери не могли быть своевременно эвакуированы, и все военнопленные поляки, а также часть охраны и сотрудников лагерей попали в плен к немцам.
…Произведенная судебно-медицинская экспертиза эксгумированных трупов с неопровержимой ясностью доказывает, что расстрел военнопленных поляков был произведен самими немцами… Судебно-медицинская экспертная комиссия на основе данных и результатов исследований… утверждает, что этот расстрел относится к периоду около 2-х лет тому назад, т. е. между сентябрем – декабрем 1941 г.»
Но убедительно донести до советской и польской общественности итоги работы комиссии советские пропагандисты оказались не в силах. В этом плане интерес представляет письмо писателя Алексея Толстого, члена комиссии Бурденко, Председателю Президиума ВС РСФСР Николаю Швернику, датированное 3 февраля 1944 г.
Толстой писал по поводу документального фильма «трагедия в Катынском лесу», посвященного работе комиссии Бурденко в Катыни. Он отмечал, что в таком виде фильм не только «совершенно не годится для показа, но может даже произвести отрицательный эффект. Сцена допроса свидетелей озвучена так, что похоже на то, что свидетели повторяют какой-то заученный урок. Их речь получается неживой и вследствие этого неправдоподобной» (ГАРФ. Ф. 7021. Оп. 114. Д. 8. Л. 349).
В послевоенной Польской республике выводы комиссии Бурденко были встречены общественностью неоднозначно. В то же время, как утверждают очевидцы, в 1943 г. многие поляки не поверили нацистам. Варшавянин Потьканский Эдвард, бывший солдат германской армии на допросе в конце 1943 года в специальном лагере № 24 3-его Белорусского фронта сообщил: «В разгар катынской кампании я был в Польше. Гитлеровская польская газета «Курьер Варшавский» заполняла целые страницы фамилиями польских офицеров, будто бы замученных большевиками в Катыни. С больших предприятий в Катынь посылались делегаты, которые по возвращении должны были рассказывать о зверствах большевиков. Таких же представителей немцы посылали даже из концлагерей. Это были польские офицеры.
Многие делегаты, возвратясь из поездки, рассказывали обратное тому, что хотелось гитлеровцам. Вскоре эти делегаты были арестованы и пропали без вести. На стенах домов появились надписи: «Катынь – дело рук гестапо». Такие надписи можно было прочесть на Новогрудской, Маршалковской и других улицах. На скамейках в Саском саду были приклеены записи, в которых сообщалось, что убийцами польских офицеров в Катыни являются немцы. Поляки говорили о Катыни, как о новом злодеянии немецких разбойников» (ВИЖ. № 11, 1990).
Однако чрезмерно прямолинейное и жесткое навязывание советской версии катынского преступления, не дававшей ответа на ряд спорных вопросов, вызвало обратный эффект. Этому способствовало подпольное распространение в Польше отчета Генерального секретаря Польского Красного Креста К.Скарьжинского о работе Технической комиссии ПКК в Катыни в 1943 г. Поляки стали сомневаться в выводах комиссии Бурденко точно так же, как годом ранее они сомневались в выводах немецких оккупационных властей. Не надо забывать, что выводы комиссии Бурденко подводили поляков к осознанию того, что эмигрантское лондонское правительство, поддержавшее в 1943 г. немецкую версию Катынского дела, было по сути коллаборантным. Для многих поляков такой вывод был неприемлим.
В 1944—45 гг. левые силы в Польше под руководством Болеслава Берута и Эдварда Осубко-Моравского были еще слабы и крайне нуждались в поддержке других слоев польского общества, чтобы перевести Польшу на социалистический путь развития. В этой связи Берут, как Председатель Крайовой Рады Народовой, обратился к советскому руководству с просьбой широко не афишировать выводы комиссии Бурденко, дабы устранить повод для разжигания в Польше политических страстей и нагнетания антисоветских настроений.
В итоге не придумали ничего лучшего, как изъять брошюру с отчетом о работе комиссии Бурденко. Во второй половине 1944 г. ее сняли с продажи, а 21 августа 1945 г. Уполномоченный СНК СССР по охране военных тайн в печати и начальника Главлита издал приказ № 716, предписывающий изъять брошюру «Сообщение специальной комиссии по установлению и расследованию обстоятельств расстрела немецко-фашистскими захватчиками в Катынском лесу военнопленных польских офицеров» из книготорговой сети и библиотек общественного пользования (ГАРФ ф.9425, оп.2, д.69, л.80). Следует отметить, что изымались только экземпляры на русском и польском языках, а экземпляры на других языках в библиотеках оставлялись. Однако изъятие брошюры лишь усилило подозрение поляков. Если скрывают, значит, что-то есть!
Реакция польской общественности не обеспокоила советское руководство. В эйфории победы над Германией и Японией в Кремле было принято опрометчивое решение закрепить выводы комиссии Бурденко решением Международного военного трибунала (МВТ) в Нюрнберге. Планировалось окончательно закрыть катынскую тему – быстро и эффективно, без дополнительной политико-пропагандистской подготовки и усиления документальной аргументации. К сожалению, никто из советских руководителей не придал значения тому, что итоговое «Сообщение….» Специальной Комиссии не было достаточно аргументированным с формально-юридической и судебно-медицинской точек зрения.
Это во многом обусловила политическая установка о том, что не следует полемизировать с авторами немецкого «Amtliches Material zum Massenmord von Katyn». В этой связи советская сторона лишилась возможности использовать подготовленный в декабре 1945 г. ведущими польскими судмэдэкспертами европейской величины Яном Ольбрыхтом и Сергиушем Сенгалевичем «Судебно-медицинский отзыв на германский официальный материал «Amtliches Material zum Massenmord von Katyn»,
Польские судмедэксперты обнаружили в Отчете немецкого профессора Бутца, проводившего в 1943 г. эксгумацию в Катыни-Козьих Горах «достаточно много пробелов, ошибок и неточностей, чтобы можно было признать утверждения, сделанные немцами в публикации «Amtliches Material zum Massenmord von Katyn» как материал, не выдерживающий точной научной критики, а тем самым признать его обладающим слишком большим пропагандистским характером» (ГАРФ. Ф.7021. Оп.114. Д.18. Л.1—37). Тем самым немецкой версии был нанесен существенный удар.
Но в Нюрнберге эти материалы не были использованы. О них предпочли не упоминать, так как они одновременно ставили под сомнение и советскую официальную версию о вине нацистов за расстрел поляков в Катынском лесу. Прежде всего, это касалось безаппеляционного заключения советской судебно-медицинской экспертной комиссии о том, что расстрел польских военнопленных относится к сентябрюдекабрю 1941 г. Это утверждение советских судмедэкспертов было недостаточно обосновано с научно-медицинских позиций. Видимо, оно была обусловлено очередной политической директивой «сверху». В итоге советская сторона в попытках любой ценой доказать преступление нацистов, стало жертвой своих собственных амбиций.
Помимо этого, советские юристы и историки были лишены возможности использовать для подкрепления выводов комиссии Бурденко трофейную переписку вышестоящих органов нацистской Германии и немецкой тайной полиции, обеспечивавшей контроль за ходом эксгумации в КатыниКозьих Горах. Она убедительно доказывала фальсификационный характер немецкой эксгумации. И в этом случае, видимо, также действовала политическая установка о том, что полемизировать с нацистами незачем, а опубликованные выводы комиссии Бурденко являются исчерпывающими и достаточными для доказательства вины немецкой стороны.
Кстати, нежелание официальной России полемизировать по спорным историческим вопросам уже привело к тому, что в мире все чаще и чаще ставятся под сомнение итоги Второй мировой войны. СССР, а соответственно и Россия, как его правопреемник, в ряде стран официально считается одним из инициаторов этой войны.
Настрой российского МИДа на то, чтобы спорными вопросами занимались только историки, является не только ущербной, но таит в себе непредвиденные негативные последствия для России. В этом случае российским историкам будут противостоять оппоненты из других государств, находящиеся в рамках законов, предполагающих уголовную ответственность за высказывание точки зрения на исторические проблемы, не соответствующей установкам на государственном уровне.
Так, в Польше и Литве приняты законы, предусматривающие уголовную ответственность за публичную пропаганду фашистского и коммунистического режима. К понятию «пропаганда» может быть отнесена и попытка реально представить политику советского руководства в спорных исторических вопросах. В такой ситуации научный спор россиян с оппонентами, которых в случае высказывания крамольных мнений ждет тюремная камера, просто бессмыслен.
Но вернемся к Нюрнбергу. Неблагоприятный для СССР итог рассмотрения «катынского эпизода» на Нюрнбергском трибунале обусловили два обстоятельства. Прежде всего, время рассмотрения вопроса о Катыни в трибунале роковым образом совпало с началом «холодной» войны, идеологию которой в своей знаменитой речи в Фултоне сформулировал 5 марта 1946 г. бывший премьер-министр Великобритании У.Черчилль. В ситуации нарастающей враждебности в отношениях между Западом и СССР, советский обвинитель полковник Ю.Покровский, отвыкший от реальной состязательности в судебных процессах и не ожидавший серьезных политических подвохов от недавних союзников по антигитлеровской коалиции, по выражению западных журналистов, выглядел «жалко».
Вторым важным обстоятельством явилось то, что незадолго до рассмотрения «катынского эпизода», польское эмигрантское правительство распространило среди участников Нюрнбергского процесса и журналистов «Отчет о кровавом убийстве польских офицеров в Катынском лесу» (более 450 стр.), подготовленный польским юристом В.Сукенницким и активным участником поиска поляков в СССР М.Хейтцманом. В этом документе вина за катынское преступление возлагалась на СССР.
Вопрос о Катыни в Нюрнберге рассматривался 1—3 июля 1946 года. Советские свидетели повторили уже давно известные факты из Сообщения комиссии Бурденко. Немецким свидетелям, при явном попустительстве председателя трибунала, удалось формально опровергнуть или поставить под сомнение целый ряд небрежных утверждений советских прокуроров. Так, немецкий 537-й полк связи армейской группы ошибочно именовался в советских документах «537-м строительным батальоном», оберст-лейтенант (подполковник) Аренс – «обер-лейтенантом Арнесом» и т.д.
Эти мелкие, на первый взгляд, ошибки и неточности дали основания членам трибунала от трех западных держав, вопреки протестам члена МВТ от СССР генерала-майора юстиции И.Т.Никитченко, не включать «катынский эпизод» из окончательного текста приговора. Однако такое исключение ни в коей мере не означает, как это демагогически пытаются утверждать сторонники польской версии, автоматического оправдания Германии или косвенного обвинения СССР в катынском преступлении. Заметим, что ряд обвинительных эпизодов против нацистов также не был включен в окончательный тест Нюрнбергского приговора. Однако сомнения в вине нацистской Германии по данным эпизодам никогда не возникали.
К сожалению, советское руководство не сделало должных выводов из неудачи в Нюрнберге. Ситуацию в тот период можно было подкорректировать. В наличии были материальные свидетельства, подтверждающие советскую версию, и еще были живы многочисленные свидетели. Однако никаких дополнительных расследований катынской трагедии так и не последовало. Видимо, уверенность руководства СССР в том, что истина, изреченная «сверху», всесильна, оказала плохую услугу советской версии катынского преступления.
Спохватились лишь в 1952 году. Тогда, в ответ на создание в США «комиссии Мэддена», в СССР была спешно организована Координационная комиссия по Катынскому делу при Министерстве иностранных дел. В 1952—53 гг. эта комиссия успела выполнить существенный объем работ. Но из-за отсутствия публикаций в открытой печати о результатах этой работы, эффект от деятельности комиссии оказался ничтожным. В 1953 г., после смерти Сталина и ареста группы Берия-Меркулова деятельность Координационной комиссии была прекращена. Основные материалы этой комиссии в российских архивах пока так и не удалось выявить.
В хрущевский период отношение к катынской теме стало сугубо прагматичным. Хрущев даже попытался разыграть катынскую карту в своей антисталинской кампании. В ноябре 1956 г. он предложил тогдашнему главе Польши Владиславу Гомулке объявить, что в катынском преступлении виноват Сталин. Но Гомулка решительно отказался. Возможно, поэтому Хрущев впоследствии больше не захотел публично «светить» эту ставшую крайне «скользкой» тему. С тех пор тотальное замалчивание всего, что касалось Катыни, в СССР стало повсеместным
Хоть и известно, что молчание – «золото», но для советской версии катынского преступления такое «золото» оказалось губительным. Пользуясь отсутствием адекватной реакции со стороны руководства СССР и ПНР, польская эмиграция на Западе в послевоенный период издала ряд книг, в которых безапелляционно утверждалось, что преступление в Катыни совершили сотрудники НКВД.
Эту позицию в 1951—52 гг. поддержала уже упомянутая выше комиссия Палаты представителей американского Конгресса («комиссия Мэддена»), предпринявшая расследование катынского преступления исключительно в антисоветском направлении. В 1970 г. аналогичную позицию заняла английская палата лордов (Подробнее см. «Катынь. Расстрел… С. 441—442).
Подобная информация подпитывала уверенность польской общественности в том, что с катынским преступлением «дело нечисто». Особенно, если учесть, что советская сторона по данному поводу хранила «гробовое молчание».
В начале 1980-х катынская тема и события 1939 г. заняли важное место в идеологической борьбе «Солидарности» против коммунистической власти Польши. Через несколько лет Катынь стала общепольской национальной проблемой, на гребне которой «Солидарность» рвалась к власти. Продолжение замалчивания катынской темы и связанных с ней событий 1939 г. официальными властями Польши и СССР становилось нетерпимым.
Необходимо заметить, что советская официальная точка зрения на ситуацию 1939—1940 гг. была закреплена в так называемой исторической справке «Фальсификаторы истории» (1948 г.) Принудительное единомыслие, господствующее в странах соцлагеря до конца 1980-х годов предлагало только одну точку зрения, которая не давала ответ на ряд важных для граждан Польши и Прибалтики вопросов. Поэтому весьма популярной точкой зрения для многих стала другая, формируемая в разговоре за столом на кухне.