Страница:
Игорь засек «форд» Воронина, но, похоже, не сделал из этого должных выводов, во всяком случае, не стал докладывать хозяйке о появлении на горизонте хорошего знакомого. Между прочим, серенькая «Волга» тоже стояла неподалеку, а ее водитель, одетый в клетчатую рубаху, вел с кем-то оживленный разговор по мобильнику. Тема, видимо, была настолько увлекательной, что он опомнился только тогда, когда ствол «Макарова» уперся ему в голову.
– Подвиньтесь, молодой человек, – негромко произнес Воронин, одновременно открывая дверцу.
– Какого черта! – возмутился водитель «Волги», но свое место у руля, тем не менее, освободил.
– На кого вы работаете?
– А вам-то какое дело! Немедленно покиньте мою машину.
Герману пришлось ударом кулака сбить дыхание агрессивному оппоненту, и пока тот обретал себя в новой ситуации, Воронин подхватил его мобильник.
– Госпожа Радзинская, если не ошибаюсь?
– Что у вас там происходит, Николай? – послышался из трубки раздраженный женский голос.
– Послушайте, ведьма, – строго произнес Герман, – у меня есть основания подозревать вас в убийстве моего друга. И если вы действительно замешаны в этом грязном деле, то лучше бы вам сдаться властям.
– Да кто вы такой, в конце концов?
– Оборотень, ясновидящая вы наша, – сказал Воронин и отключился.
– Сволочь, – с болью выдохнул молодой человек.
– А вы, как я понимаю, работник детективного агентства?
– У меня есть лицензия! – выкрикнул незадачливый сыщик.
– А я работаю на общественных началах, – поделился своим горем Воронин. – Зато у меня есть высокие покровители. Вы о Велесе ничего не слышали?
– Нет.
– А о ФСБ? Мой вам совет, молодой человек, бросьте вы эту работу и уезжайте к маме в Кострому. Так будет лучше и для вас, и для мамы.
– Чтоб ты сдох! – прошипел вслед Герману обиженный сыщик.
Клыков умудрился заказать весьма дорогие блюда, что было как-то странно для человека, нуждающегося в финансовой поддержке. Но Светлана, привыкшая жить на широкую ногу, этой оплошности однокашника не заметила. Зато присутствие Воронина за ресторанным столиком оказалось для нее неожиданностью, и неожиданностью неприятной, если судить по враз посмурневшему лицу.
На ее вопросительный взгляд Славка лишь развел руками, дескать, некуда деваться от навязчивых знакомых. Игорь, сидевший справа от хозяйки, на появление нового персонажа никак не прореагировал, а только с подозрением покосился на входную дверь.
– Как здоровье вашего отца, Светлана Васильевна? – вежливо полюбопытствовал Герман.
– Вы что, не в своем уме? – выдохнула с ненавистью Светлана.
– Я здоров, госпожа Васильева, чего и вам желаю. Вот данные экспертизы, которые мне любезно предоставили правоохранительные органы. Вас еще не вызывали с объяснениями в прокуратуру?
– Но это ошибка или недоразумение, – воскликнула Светлана. – Вот и Игорь может подтвердить!
– Не надо подталкивать к лжесвидетельству преданного вам человека. Тем более что это бесполезно. Вашего отца арестовали в поезде «Санкт-Петербург – Москва» в тот самый момент, когда он выстрелом из пистолета убил человека. Ему удалось скрыться, использовав все тот же трюк с нечаянной смертью. Вы давно его видели?
Светлана не ответила на вопрос, заданный в лоб, она просто сидела и смотрела Воронину прямо в глаза. И в этих глазах была ненависть. Трудно сказать, сознавала ли она, в какую странную ситуацию угодила, или чувство к Звонареву делало ее слепой. Герман склонялся ко второму варианту. В конце концов, любящей женщине нетрудно убедить себя в том, что ничего странного в поведении окружающих ее людей нет. А все их поступки диктуются лишь коммерческой выгодой. Надо полагать, эта молодая красивая женщина уже уяснила нехитрый постулат нашего нынешнего бытия – большие деньги без крови не даются.
– Вы верите в чудеса, Светлана?
– По-моему, вы пьяны, Воронин.
– Трезв как стеклышко. Я просто хочу помочь вашему отцу выбраться из той непростой ситуации, в которой он оказался. Мне понятны мотивы его поступков, он отомстил человеку, который организовал крушение вертолета. У меня даже есть свидетель, который сможет подтвердить на суде, что это именно так.
– Вы что, хотите заработать, Воронин?
– А вы считаете это предосудительным?
– Нет, почему же, – растерянно произнесла Светлана, – но решать в любом случае не мне.
– Разумеется. Я не хочу вмешивать в это дело вашего жениха. Василий Иванович должен решить все сам. Извините, Светлана, но у меня есть основания полагать, что вы и особенно Звонарев используете слепую отцовскую любовь господина Васильева в корыстных целях.
– Да как вы смеете?! – Светлана пошла красными пятнами. – Вы просто негодяй!
– Возможно. Но все-таки я прошу вас выполнить мою просьбу. Здесь записан номер моего мобильного телефона. Пусть Василий Иванович позвонит мне и назначит место встречи.
Светлана бросила косой взгляд на вырванный из воронинского блокнота листок и небрежным жестом бросила его в сумку. Герман взял со стола фужер, наполненный дорогим вином, и предложил выпить за здоровье Василия Ивановича. Клыков поддержал тост с готовностью, Светлана – после недолгого раздумья. Причин не доверять Воронину у нее не было. В конце концов, однажды он уже оказал ей услугу за немалые деньги, почему бы не принять его небескорыстную помощь во второй раз? В глазах Светланы Герман был всего лишь авантюристом, озабоченным повышением своего благосостояния. А кто ныне этим не озабочен?
Воронину же необходимо было узнать, насколько волен бизнесмен Васильев в своих поступках и насколько он осознает свое непростое положение. Если бизнесмен всего лишь зомби, то, скорее всего, на свидание с Ворониным вместо Василия придет Константин, а точнее, то существо, которое завладело душами и телесными оболочками несчастных лесозаготовителей. И в этом случае Герману придется рвать когти или полагаться на оберег, подаренный Людмилой. Но если отец Светланы сохранил хотя бы остатки разума, то у Воронина появляются возможности для игры.
– Все-таки ты сукин сын, Герман, – сказал Славка, глядя вслед удаляющейся Светлане грустными глазами. – Зачем было говорить женщине, что она использует любовь отца в корыстных целях? Ты же знаешь, что это не так.
– Ну, извини, дорогой, – усмехнулся Воронин. – Мне просто не хотелось, чтобы она поделилась полученными от меня сведениями с женихом. В данную минуту я не готов к свиданию с монстром.
– Вот только не надо, старик, выдавать хиленькую версию за факт. Пока экспертиза еще не установила факт принадлежности Константина Звонарева к потустороннему миру.
– А часы с руки мертвого человека?
– Да мало ли как эти часы могли попасть к этому несчастному. В конце концов, он мог их украсть либо подобрать, чтобы вернуть потом рассеянному владельцу. Наконец, Звонарев мог их просто одолжить рабочему на время каких-то наблюдений. По-моему, ты слишком увлекся, Герман, фантазиями нашего друга, волхва Велимира. Вот уж не ожидал от тебя такого легковерия. А я ученый. Историк. И привык оперировать фактами. Воля твоя, но никаких чудес я пока не вижу. Что прикажешь считать за чудо? Воскрешение Васильева? Но ведь ты знаешь, как гробовщик Сеня провернул эту операцию. За немалые бабки, надо полагать. А что касается покушения на Звонарева и убийства Караваева с подельниками, то там все было проделано в лучших традициях российской конкурентной борьбы. То, что Костя Звонарев еще тот фрукт, я знаю давно. Да и Васильев отнюдь не ангел с крылышками.
– Врачи дважды признавали Васильева мертвым, – попробовал возразить ученому историку Герман.
– Я тебя умоляю, старик, при той зарплате, которую у нас получают работники «Скорой помощи», они готовы констатировать что угодно, в том числе и падение Тунгусского метеорита на Спасскую башню Кремля.
Надо признать, что Клыков недаром ест черный хлеб в своем институте истории. Во взаимосвязи явлений и их причинной обусловленности он разобрался с блеском. Хотя, наверное, при большом желании любые чудеса в нашей жизни можно объяснить если не с научной точки зрения, то, во всяком случае, с позиций здравого смысла. Чудес в этом деле пока что действительно было маловато, если, конечно, не считать таковым воскрешение штурмана Купцова и превращение его в киллера, отправившего на тот свет полдюжины человек. Но Славка, конечно, будет настаивать на том, что это просто внешнее сходство. Либо искусство гримера, ловко замаскировавшего истинный лик убийцы.
– Я поеду с тобой, Воронин, – вдруг сказал Клыков.
– Зачем?
– Просто не хочу, чтобы с моим знакомым случилась неприятность.
– За кого ты меня принимаешь? – обиделся Герман.
– За ментовского волкодава, Воронин, я тебя принимаю. И ты им останешься до конца жизни, какие бы метаморфозы с тобой ни происходили и какие бы коленца ни выкидывала наша замечательная действительность.
– У меня дурная наследственность, – усмехнулся Герман. – Мои прадед и дед были чекистами.
– Вот именно, – воздел палец к потолку Славка. – Недаром же наш друг, волхв Велимир, относит тебя к порождениям навьего мира, созданного драконом Сталиным.
– Но ты ведь в навий мир не веришь, ученый историк?
– Зато я знаю, что такое менталитет русского человека, Воронин. Это ведь неправда, что мы христиане. Мы плод языческой культуры. Наш менталитет формировался ведической религией. Отсюда наше стремление приносить жертвы на алтарь победы. Человеческие жертвы, заметь. Чем больше жертв, тем весомее победа. Ибо энергия павших передается богам, а боги в свою очередь наделяют ею уцелевших. Чем больше павших, тем увереннее поступь наших колонн. А победы, одержанные без жертв, у нас вообще не считают победами. Это что, христианский подход к решению проблем? Нет, старик, это чистое язычество. При этом мы люди скорее добродушные, чем жестокие, просто нам все равно кого приносить на алтарь своих богов – самих себя или соседей.
– Прогресс всегда требует жертв, – пожал плечами Воронин.
– Вот он, лозунг Чернобога! – торжествующе воскликнул Клыков. – Велес царствует на этой земле, а вовсе не Христос. Под этим лозунгом подписались бы и Иван Грозный, и Петр Великий, и товарищ Сталин. В сущности, и нынешние реформаторы подписались бы под ним, но, видимо, боятся гнева патриарха.
– Так, по-твоему, я жажду жертвенной крови?
– Боюсь, не ты один, Герман.
Прямо беда с этими историками и их неуемными фантазиями по поводу загадки русской души. Ничьей крови Герман пока не жаждал, разве что охотно принес бы в жертву какому-нибудь подвернувшемуся богу убийц Семена Морозова. Но этих убийц еще предстояло найти. Пока под подозрением у Германа были двое: ясновидящая стерва Василиса Радзинская и Константин Звонарев, продавший душу то ли дьяволу, то ли Чернобогу. Хотя не исключалась версия третья, с одним очень занудливым прокурорским работником, который таким образом пытался спасти от тюрьмы любимую жену.
Глава 20
– Подвиньтесь, молодой человек, – негромко произнес Воронин, одновременно открывая дверцу.
– Какого черта! – возмутился водитель «Волги», но свое место у руля, тем не менее, освободил.
– На кого вы работаете?
– А вам-то какое дело! Немедленно покиньте мою машину.
Герману пришлось ударом кулака сбить дыхание агрессивному оппоненту, и пока тот обретал себя в новой ситуации, Воронин подхватил его мобильник.
– Госпожа Радзинская, если не ошибаюсь?
– Что у вас там происходит, Николай? – послышался из трубки раздраженный женский голос.
– Послушайте, ведьма, – строго произнес Герман, – у меня есть основания подозревать вас в убийстве моего друга. И если вы действительно замешаны в этом грязном деле, то лучше бы вам сдаться властям.
– Да кто вы такой, в конце концов?
– Оборотень, ясновидящая вы наша, – сказал Воронин и отключился.
– Сволочь, – с болью выдохнул молодой человек.
– А вы, как я понимаю, работник детективного агентства?
– У меня есть лицензия! – выкрикнул незадачливый сыщик.
– А я работаю на общественных началах, – поделился своим горем Воронин. – Зато у меня есть высокие покровители. Вы о Велесе ничего не слышали?
– Нет.
– А о ФСБ? Мой вам совет, молодой человек, бросьте вы эту работу и уезжайте к маме в Кострому. Так будет лучше и для вас, и для мамы.
– Чтоб ты сдох! – прошипел вслед Герману обиженный сыщик.
Клыков умудрился заказать весьма дорогие блюда, что было как-то странно для человека, нуждающегося в финансовой поддержке. Но Светлана, привыкшая жить на широкую ногу, этой оплошности однокашника не заметила. Зато присутствие Воронина за ресторанным столиком оказалось для нее неожиданностью, и неожиданностью неприятной, если судить по враз посмурневшему лицу.
На ее вопросительный взгляд Славка лишь развел руками, дескать, некуда деваться от навязчивых знакомых. Игорь, сидевший справа от хозяйки, на появление нового персонажа никак не прореагировал, а только с подозрением покосился на входную дверь.
– Как здоровье вашего отца, Светлана Васильевна? – вежливо полюбопытствовал Герман.
– Вы что, не в своем уме? – выдохнула с ненавистью Светлана.
– Я здоров, госпожа Васильева, чего и вам желаю. Вот данные экспертизы, которые мне любезно предоставили правоохранительные органы. Вас еще не вызывали с объяснениями в прокуратуру?
– Но это ошибка или недоразумение, – воскликнула Светлана. – Вот и Игорь может подтвердить!
– Не надо подталкивать к лжесвидетельству преданного вам человека. Тем более что это бесполезно. Вашего отца арестовали в поезде «Санкт-Петербург – Москва» в тот самый момент, когда он выстрелом из пистолета убил человека. Ему удалось скрыться, использовав все тот же трюк с нечаянной смертью. Вы давно его видели?
Светлана не ответила на вопрос, заданный в лоб, она просто сидела и смотрела Воронину прямо в глаза. И в этих глазах была ненависть. Трудно сказать, сознавала ли она, в какую странную ситуацию угодила, или чувство к Звонареву делало ее слепой. Герман склонялся ко второму варианту. В конце концов, любящей женщине нетрудно убедить себя в том, что ничего странного в поведении окружающих ее людей нет. А все их поступки диктуются лишь коммерческой выгодой. Надо полагать, эта молодая красивая женщина уже уяснила нехитрый постулат нашего нынешнего бытия – большие деньги без крови не даются.
– Вы верите в чудеса, Светлана?
– По-моему, вы пьяны, Воронин.
– Трезв как стеклышко. Я просто хочу помочь вашему отцу выбраться из той непростой ситуации, в которой он оказался. Мне понятны мотивы его поступков, он отомстил человеку, который организовал крушение вертолета. У меня даже есть свидетель, который сможет подтвердить на суде, что это именно так.
– Вы что, хотите заработать, Воронин?
– А вы считаете это предосудительным?
– Нет, почему же, – растерянно произнесла Светлана, – но решать в любом случае не мне.
– Разумеется. Я не хочу вмешивать в это дело вашего жениха. Василий Иванович должен решить все сам. Извините, Светлана, но у меня есть основания полагать, что вы и особенно Звонарев используете слепую отцовскую любовь господина Васильева в корыстных целях.
– Да как вы смеете?! – Светлана пошла красными пятнами. – Вы просто негодяй!
– Возможно. Но все-таки я прошу вас выполнить мою просьбу. Здесь записан номер моего мобильного телефона. Пусть Василий Иванович позвонит мне и назначит место встречи.
Светлана бросила косой взгляд на вырванный из воронинского блокнота листок и небрежным жестом бросила его в сумку. Герман взял со стола фужер, наполненный дорогим вином, и предложил выпить за здоровье Василия Ивановича. Клыков поддержал тост с готовностью, Светлана – после недолгого раздумья. Причин не доверять Воронину у нее не было. В конце концов, однажды он уже оказал ей услугу за немалые деньги, почему бы не принять его небескорыстную помощь во второй раз? В глазах Светланы Герман был всего лишь авантюристом, озабоченным повышением своего благосостояния. А кто ныне этим не озабочен?
Воронину же необходимо было узнать, насколько волен бизнесмен Васильев в своих поступках и насколько он осознает свое непростое положение. Если бизнесмен всего лишь зомби, то, скорее всего, на свидание с Ворониным вместо Василия придет Константин, а точнее, то существо, которое завладело душами и телесными оболочками несчастных лесозаготовителей. И в этом случае Герману придется рвать когти или полагаться на оберег, подаренный Людмилой. Но если отец Светланы сохранил хотя бы остатки разума, то у Воронина появляются возможности для игры.
– Все-таки ты сукин сын, Герман, – сказал Славка, глядя вслед удаляющейся Светлане грустными глазами. – Зачем было говорить женщине, что она использует любовь отца в корыстных целях? Ты же знаешь, что это не так.
– Ну, извини, дорогой, – усмехнулся Воронин. – Мне просто не хотелось, чтобы она поделилась полученными от меня сведениями с женихом. В данную минуту я не готов к свиданию с монстром.
– Вот только не надо, старик, выдавать хиленькую версию за факт. Пока экспертиза еще не установила факт принадлежности Константина Звонарева к потустороннему миру.
– А часы с руки мертвого человека?
– Да мало ли как эти часы могли попасть к этому несчастному. В конце концов, он мог их украсть либо подобрать, чтобы вернуть потом рассеянному владельцу. Наконец, Звонарев мог их просто одолжить рабочему на время каких-то наблюдений. По-моему, ты слишком увлекся, Герман, фантазиями нашего друга, волхва Велимира. Вот уж не ожидал от тебя такого легковерия. А я ученый. Историк. И привык оперировать фактами. Воля твоя, но никаких чудес я пока не вижу. Что прикажешь считать за чудо? Воскрешение Васильева? Но ведь ты знаешь, как гробовщик Сеня провернул эту операцию. За немалые бабки, надо полагать. А что касается покушения на Звонарева и убийства Караваева с подельниками, то там все было проделано в лучших традициях российской конкурентной борьбы. То, что Костя Звонарев еще тот фрукт, я знаю давно. Да и Васильев отнюдь не ангел с крылышками.
– Врачи дважды признавали Васильева мертвым, – попробовал возразить ученому историку Герман.
– Я тебя умоляю, старик, при той зарплате, которую у нас получают работники «Скорой помощи», они готовы констатировать что угодно, в том числе и падение Тунгусского метеорита на Спасскую башню Кремля.
Надо признать, что Клыков недаром ест черный хлеб в своем институте истории. Во взаимосвязи явлений и их причинной обусловленности он разобрался с блеском. Хотя, наверное, при большом желании любые чудеса в нашей жизни можно объяснить если не с научной точки зрения, то, во всяком случае, с позиций здравого смысла. Чудес в этом деле пока что действительно было маловато, если, конечно, не считать таковым воскрешение штурмана Купцова и превращение его в киллера, отправившего на тот свет полдюжины человек. Но Славка, конечно, будет настаивать на том, что это просто внешнее сходство. Либо искусство гримера, ловко замаскировавшего истинный лик убийцы.
– Я поеду с тобой, Воронин, – вдруг сказал Клыков.
– Зачем?
– Просто не хочу, чтобы с моим знакомым случилась неприятность.
– За кого ты меня принимаешь? – обиделся Герман.
– За ментовского волкодава, Воронин, я тебя принимаю. И ты им останешься до конца жизни, какие бы метаморфозы с тобой ни происходили и какие бы коленца ни выкидывала наша замечательная действительность.
– У меня дурная наследственность, – усмехнулся Герман. – Мои прадед и дед были чекистами.
– Вот именно, – воздел палец к потолку Славка. – Недаром же наш друг, волхв Велимир, относит тебя к порождениям навьего мира, созданного драконом Сталиным.
– Но ты ведь в навий мир не веришь, ученый историк?
– Зато я знаю, что такое менталитет русского человека, Воронин. Это ведь неправда, что мы христиане. Мы плод языческой культуры. Наш менталитет формировался ведической религией. Отсюда наше стремление приносить жертвы на алтарь победы. Человеческие жертвы, заметь. Чем больше жертв, тем весомее победа. Ибо энергия павших передается богам, а боги в свою очередь наделяют ею уцелевших. Чем больше павших, тем увереннее поступь наших колонн. А победы, одержанные без жертв, у нас вообще не считают победами. Это что, христианский подход к решению проблем? Нет, старик, это чистое язычество. При этом мы люди скорее добродушные, чем жестокие, просто нам все равно кого приносить на алтарь своих богов – самих себя или соседей.
– Прогресс всегда требует жертв, – пожал плечами Воронин.
– Вот он, лозунг Чернобога! – торжествующе воскликнул Клыков. – Велес царствует на этой земле, а вовсе не Христос. Под этим лозунгом подписались бы и Иван Грозный, и Петр Великий, и товарищ Сталин. В сущности, и нынешние реформаторы подписались бы под ним, но, видимо, боятся гнева патриарха.
– Так, по-твоему, я жажду жертвенной крови?
– Боюсь, не ты один, Герман.
Прямо беда с этими историками и их неуемными фантазиями по поводу загадки русской души. Ничьей крови Герман пока не жаждал, разве что охотно принес бы в жертву какому-нибудь подвернувшемуся богу убийц Семена Морозова. Но этих убийц еще предстояло найти. Пока под подозрением у Германа были двое: ясновидящая стерва Василиса Радзинская и Константин Звонарев, продавший душу то ли дьяволу, то ли Чернобогу. Хотя не исключалась версия третья, с одним очень занудливым прокурорским работником, который таким образом пытался спасти от тюрьмы любимую жену.
Глава 20
МОСКОВСКИЙ ГОСТЬ
Петр Сергеевич Бубнов гостей не ждал, а потому открывать дверь не спешил. Воронину и Клыкову пришлось минут десять топтаться на лестничной площадке, прежде чем хороший знакомый их опознал и пришел к выводу, что эти двое не представляют для него опасности. Петр Сергеевич был напуган, причем напуган до икоты, можно даже сказать, до поросячьего визга. Дело, сулившее немалые барыши, вдруг повернулось к расторопному коллекционеру своей страшноватой мистической стороной, и из разверзшейся у его ног пропасти отчетливо запахло серой. Бубнов был пьян, но, к сожалению, не до такой степени, чтобы упасть на кровать и забыться.
– Вы понимаете, Герман, я с ним разговаривал по телефону – и вдруг щелчок. Клянусь, я даже не понял, что произошло. А потом кто-то взял трубку и сказал, что Кузин убит. И что та же участь ждет меня. Я был в шоке.
Бубнов потянулся к недопитой бутылке коньяка, но Герман перехватил его руку.
– Кто такой Кузин?
– Знакомый из Новгорода. Нас познакомил Сабуров. Я попросил его съездить в Световидовку и собрать там сведения о вашем прадедушке.
– И он съездил?
– Да. Он как раз пересказывал мне сведения, которые удалось выудить из старожилов. Ведь столько лет прошло. Очевидцы уже умерли. И тут щелчок.
– Это тот самый Кузин, который подстроил аварию вертолета?
– Я не могу это утверждать, Герман. Хотя, конечно, он мог быть к этому причастен. А тут мне звонит какой-то Щеглов или Щеголев, я даже не расслышал, и говорит, что Сабуров убит и я теперь буду работать на него. Да с какой же стати, Герман?! Кто они такие, чтобы распоряжаться моей жизнью?
– Где он назначил вам встречу?
– На Невском проспекте. Идиот! Там же уйма народу. Сунет кто-нибудь перо под ребра – и прощай жизнь. Нашел место для конспиративного свидания. Тоже, наверное, москвич. Они там все умные.
– Имя-отчество этого Щеглова?
– Понятия не имею.
– А род занятий?
– Не знаю. Я, правда, слышал краем уха о каком-то дипломате, с которым Сабуров сотрудничает. Просто когда я был у генерала, один из его охранников сказал, что звонил Дипломат. Может, это и был Щеглов.
– На какое время назначена встреча?
– На два часа дня. Но я не пойду. Зачем мне это надо? Я вас очень прошу, Герман, отвезите меня в аэропорт и посадите в самолет. Любой. Мне все равно куда лететь, лишь бы подальше от Санкт-Петербурга.
– Что узнал Кузин в Световидовке?
– Страшное дело, Герман, – Бубнов понизил голос почти до шепота. – Ваш прадедушка был ужасным человеком. Он даже родного брата не пощадил. Расстрелял и его, и еще десятерых человек из банды ротмистра Радзинского прямо на околице. Просто стоял и стрелял, как в тире. Правда, до этого банда Радзинского едва не истребила всех жителей деревни Мореевки. Их согнали в большой амбар. Всех. Детей, стариков, женщин. И подожгли. Спас их Лютый со своим отрядом. Какие ужасы творились на нашей земле, Герман! Волосы дыбом встают! И какие сейчас творятся.
– А кто такой Лютый?
– Так ваш прадедушка, чекист! Световидовцы считали его сыном Зверя. Оборотнем. И похоже, он им и был. Я вас умоляю, Герман! Все-таки он ваш родственник. То есть прапрадедушка. Что вам стоит отвезти меня в аэропорт?
– Кто мой прапрадедушка?
– Зверь! Машкин сын.
Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Нет, конечно, все бывает в благородных семействах, но Герману никогда и в голову не приходило претендовать на божественное происхождение. А тут вдруг выясняется, что прапрапрадедушкой его был сам бог Перун, а прапрапрабабушкой богиня Макошь. Прямо не Герман Воронин, а какой-то сказочный персонаж. Волх Всеславович. Геракл российского разлива.
– Все-таки, Петр Сергеевич, я бы не стал на вашем месте делать поспешных выводов, – укорил расходившегося антиквара мудрый Клыков. – Эк вас развезло-то после бутылки коньяка. Вам скоро зеленые чертики начнут мерещиться. При чем тут боги и богини? Нельзя же так всерьез воспринимать деревенские суеверия. Вы же образованный человек. К тому же получили атеистическое воспитание. Вы угодили в криминальную разборку, только и всего. Причем угодили по собственной вине. Более того, вы и сами не без греха. И бояться вам надо не Зверя, а правоохранительных органов. Которые, между прочим, наверняка уже докопались, что чиновник Минприроды умер не своей смертью.
– Не докажете, – подхватился с дивана Бубнов. – Слышите, вы! Не докажете! Они уже все в могиле.
– А совесть? – укоризненно покачал головой Славка. – Совесть вас не мучает?
Пока Клыков проводил разъяснительную беседу с окончательно раскисшим Бубновым, Воронин созвонился с товарищем Ивановым. Сотрудник ФСБ пообещал выяснить, кто такой Щеглов или Щеголев и какое отношение он имеет к МИДу.
– Кстати, – повернулся к притихшему Петру Сергеевичу Воронин, – вашего босса, генерала Сабурова, застрелил из пистолета бизнесмен Васильев. Тот самый, которого Кузин едва не отправил на тот свет.
– Но я-то к этому не имею никакого отношения! – вскинулся Бубнов. – Слышите, никакого! А вы что, собираетесь сдать меня в милицию?
– Я вас уже сдал в ФСБ, Петр Сергеевич, – отозвался Воронин. – Отныне вас будет опекать это ведомство. И мой вам совет, господин Бубнов: не надо паниковать и капризничать. Если мы имеем дело с нечистой силой, то авиация вас от нее не спасет. А если речь идет о преступной организации, то защита компетентных товарищей будет нелишней. Через полтора часа у вас важное свидание, постарайтесь привести себя в порядок. Слава, отведи Петра Сергеевича в ванную.
Все-таки аббревиатура специальных служб всегда производила, производит и еще долгое время будет производить на российских обывателей умиротворяющее впечатление. Услышав, что его взяла под свое крыло могущественная Контора, Петр Сергеевич успокоился и без споров поплелся в ванную. Истерическая фаза маниакального состояния, вызванного как пережитым стрессом, так и неуемным потреблением алкоголя, постепенно переходила в депрессивную.
Воронин очень надеялся, что рассудительный Клыков сумеет привести расклеившегося Бубнова в норму и его можно будет представить в лучшем виде господину Щеглову (или Щеголеву), который неожиданно замаячил на горизонте. Интересно, не был ли этот Щеглов связан каким-то образом с мужем Василисы Радзинской, который тоже был дипломатом? И не от Василисы ли он узнал о хранящихся в глухом углу сокровищах? Правда, эти сокровища охранял дракон, а среди знакомых дипломата, видимо, не нашлось отважного витязя, способного в открытую бросить вызов чудовищу.
– Слушай, Славка, а что означает слово «витязь»?
– «Вита» – это космическая энергия, которая изображалась в виде спирали, отсюда такие слова в русском языке, как «виться», «извиваться», кроме того, от «виты» произошло и слово «бытие». Таким образом, витас, или витязь, – это человек, наделенный космической энергией асов. Асами арии называли духов и богов войны.
– Значит, если ты не витязь, то тебе с драконом лучше не связываться?
– Выходит так, – охотно подтвердил Клыков.
– Ну и где же нам взять этого витязя?
– Да кроме как с герба города Москвы вроде бы и неоткуда, – усмехнулся Славка, наливая себе в рюмку коньяка из бутылки, которую не успел опорожнить Бубнов.
– Но там изображен святой Георгий!
– Видишь ли, Воронин, – задумчиво проговорил Клыков, закусывая коньяк лимоном, – святой Георгий, согласно христианской легенде, укротил дракона молитвой. А на гербе мы видим человека, ловко орудующего копьем. Сдается мне, что этот всадник вовсе не Георгий, а либо Перун, побеждающий Велеса, либо Ярила, он же Херила, он же Херман, убивающий дракона на Калиновом мосту.
– Херман – это что, намек?
– Возможно, это перст судьбы. Недаром же Бубнов считает тебя прямым потомком Перуна. Уж если в нашем городе и есть витязь в волчьей шкуре, то это, безусловно, ты.
– А почему же в волчьей? – обиделся Воронин.
– Интересный вопрос, – причмокнул языком Славка, – но именно Белыми Волками – если верить даже не мифам, а летописям – называли себя жрецы-воины Перуна. Их, кстати, считали оборотнями. И именно они подсадили на великий стол Новгородского Владимира. А ведь волосатость – это признак совсем другого бога, я имею в виду Велеса. Слушай, а может, Белые Волки и были потомками Машкиного сына, проклятого и зачарованного Велесом?
– Хочешь сказать, что Владимир навербовал себе дружину в Мореевке?
– Нет. В ту пору Зверь жил еще в Арконе, если верить нашему немецкому другу Максу фон Бюлову. Но потомство наверняка давал уже тогда. Видимо, все благородные дамы того времени почитали за честь провести ночь с сыном бога Перуна. А их сыновья и внуки, должно быть, и составили знаменитую дружину воинов-жрецов. И именно поэтому они служили своему деду Перуну, а не проклявшему их отца Велесу.
– Я все-таки не понимаю тебя, Славка, то ты веришь в существование Зверя, то не веришь! – возмутился Воронин.
– Это аллегория, неуч. Миф! – рассердился Клыков. – Прежде чем натянуть на себя волчью шкуру, чтобы пугать ею обывателей, нужно подвести под это идеологическую базу. И такой идеологической базой был миф о сыне бога Перуна-Световида и богини Макоши, проклятом Велесом. А произошло это в период выделения из общей арийской массы германских и славянских племен. В пику Световиду-Перуну германские племена подняли на щит Велеса-Вотана-Одина. И именно его объявили главным в своем пантеоне назло славянам. Именно тогда на южном побережье Варяжского, то бишь Балтийского, моря, где жили бодричи и лютичи, и родился миф о Машкином сыне, объяснявший причины раскола когда-то родственных племен. Но на Руси Велеса по-прежнему почитали как бога богатства, нажитого честным трудом, и тогда жрецы Перуна во второй раз задействовали миф о Машкином сыне и Белых Волках, чтобы приструнить почитателей Скотьего бога.
– Как все сложно, – вздохнул Воронин.
– Не сложнее, однако, марксизма-ленинизма, подробно объясняющего, почему и за что надо экспроприировать экспроприаторов. Мы на свидание не опоздаем?
– Буди Бубнова, он, по-моему, задремал от твоих научных объяснений.
Бубнова высадили из «форда» в районе Невского проспекта. Далее лесозаготовителя повели сотрудники товарища Иванова. Сам Георгий переместился в машину Воронина и управлял операцией при помощи рации. Судя по всему, Петр Сергеевич недолго фланировал в одиночестве по Невскому проспекту. Во всяком случае, через десять минут Иванову доложили, что в поле зрения наблюдателей попал человек лет пятидесяти, среднего роста, субтильный.
– Берите, – коротко распорядился Иванов.
– Щеглова взяли? – встрепенулся задремавший Клыков.
– Щеголева, – поправил его сотрудник ФСБ. – Он бывший муж Василисы Радзинской. Как только вы упомянули о дипломате, так мы сразу же на него вышли. Думаю, он недолго будет запираться.
Увы, Иванов ошибся. Борис Степанович Щеголев оказался крепким орешком. Сопротивление сотрудникам правоохранительных органов он оказывать не стал, но по прибытии на конспиративную квартиру выразил горячий протест против своего незаконного задержания. И потребовал соединить его с министром иностранных дел. На холеном лице дипломата не было и тени испуга. Судя по всему, Щеголев был абсолютно уверен, что сцапавшие его милиционеры не выдержат напора высокопоставленного чиновника и пойдут на попятный во избежание крупных неприятностей. Борис Степанович утверждал, что погоны полетят не только с сотрудников, присутствующих здесь, но и с их непосредственных начальников.
– Так вы не знакомы с господином Бубновым? – мягко спросил разбушевавшегося сотрудника МИДа товарищ Иванов.
– Первый раз вижу, – не моргнув глазом сказал Щеголев, что, скорее всего, было правдой.
– А с какой целью вы приехали в Санкт-Петербург?
– Мне нужно повидаться с бывшей женой. Уладить кое-какие вопросы сугубо личного характера. По какому праву вы меня арестовали?
– Мы вас не арестовывали, – мягко поправил сотрудника МИДа сотрудник ФСБ. – Вас задержали во избежание эксцессов. У нас есть информация, что вас собираются убить. Известно также имя предполагаемого убийцы. Это некто Васильев Василий Иванович, бизнесмен. Вот его фотография.
Щеголев слегка побледнел.
– Но он же мертв, если судить по этому снимку?
– Этот человек умирал уже дважды. Один раз его даже успели похоронить.
– Вы что, издеваетесь? – обиделся на чекиста дипломат и демонстративно откинулся на спинку кожаного кресла. – Воля ваша, но я отказываюсь вас понимать, товарищи офицеры.
– Но с господином Сабуровым вы знакомы? – Иванов протянул Щеголеву еще одну фотографию.
– О боже, – отшатнулся дипломат, – бедный Аркадий. С Сабуровым я был знаком, он ведь бывший сотрудник вашего ведомства.
– Мы в курсе, – кивнул головой Иванов.
– Я слышал о его смерти, мне позвонил один наш общий знакомый из Генеральной прокуратуры. А этот Васильев – он что, маньяк?
– Скорее зомби, – поправил дипломата Воронин.
– А вы, простите, тоже из органов? – прищурился в его сторону Щеголев.
– Нет, я оборотень без погон.
– Шутить изволите, – усмехнулся дипломат.
– Моя фамилия Воронин, Борис Степанович. Я хороший знакомый вашей бывшей супруги Василисы Радзинской, но, к сожалению, не могу назвать себя ее другом. Вы в курсе, что она строит языческий храм в пригороде Санкт-Петербурга?
– Сумасшедшая баба, – процедил сквозь зубы Щеголев.
– Значит, вы не верите в пришествие бога, Борис Степанович?
– Я что, похож на идиота?
– Нет, но вы похожи на человека, озабоченного поисками сокровищ. Вы узнали о кладе от своей жены?
– О каком еще кладе? – возмутился Щеголев. – Что вы мелете, молодой человек?! Это какое-то безумие. Хватают уважаемого человека на улице, привозят неизвестно куда и задают откровенно издевательские вопросы! Куда мы идем, господа хорошие? По-вашему, это правовое государство?
– Вы понимаете, Герман, я с ним разговаривал по телефону – и вдруг щелчок. Клянусь, я даже не понял, что произошло. А потом кто-то взял трубку и сказал, что Кузин убит. И что та же участь ждет меня. Я был в шоке.
Бубнов потянулся к недопитой бутылке коньяка, но Герман перехватил его руку.
– Кто такой Кузин?
– Знакомый из Новгорода. Нас познакомил Сабуров. Я попросил его съездить в Световидовку и собрать там сведения о вашем прадедушке.
– И он съездил?
– Да. Он как раз пересказывал мне сведения, которые удалось выудить из старожилов. Ведь столько лет прошло. Очевидцы уже умерли. И тут щелчок.
– Это тот самый Кузин, который подстроил аварию вертолета?
– Я не могу это утверждать, Герман. Хотя, конечно, он мог быть к этому причастен. А тут мне звонит какой-то Щеглов или Щеголев, я даже не расслышал, и говорит, что Сабуров убит и я теперь буду работать на него. Да с какой же стати, Герман?! Кто они такие, чтобы распоряжаться моей жизнью?
– Где он назначил вам встречу?
– На Невском проспекте. Идиот! Там же уйма народу. Сунет кто-нибудь перо под ребра – и прощай жизнь. Нашел место для конспиративного свидания. Тоже, наверное, москвич. Они там все умные.
– Имя-отчество этого Щеглова?
– Понятия не имею.
– А род занятий?
– Не знаю. Я, правда, слышал краем уха о каком-то дипломате, с которым Сабуров сотрудничает. Просто когда я был у генерала, один из его охранников сказал, что звонил Дипломат. Может, это и был Щеглов.
– На какое время назначена встреча?
– На два часа дня. Но я не пойду. Зачем мне это надо? Я вас очень прошу, Герман, отвезите меня в аэропорт и посадите в самолет. Любой. Мне все равно куда лететь, лишь бы подальше от Санкт-Петербурга.
– Что узнал Кузин в Световидовке?
– Страшное дело, Герман, – Бубнов понизил голос почти до шепота. – Ваш прадедушка был ужасным человеком. Он даже родного брата не пощадил. Расстрелял и его, и еще десятерых человек из банды ротмистра Радзинского прямо на околице. Просто стоял и стрелял, как в тире. Правда, до этого банда Радзинского едва не истребила всех жителей деревни Мореевки. Их согнали в большой амбар. Всех. Детей, стариков, женщин. И подожгли. Спас их Лютый со своим отрядом. Какие ужасы творились на нашей земле, Герман! Волосы дыбом встают! И какие сейчас творятся.
– А кто такой Лютый?
– Так ваш прадедушка, чекист! Световидовцы считали его сыном Зверя. Оборотнем. И похоже, он им и был. Я вас умоляю, Герман! Все-таки он ваш родственник. То есть прапрадедушка. Что вам стоит отвезти меня в аэропорт?
– Кто мой прапрадедушка?
– Зверь! Машкин сын.
Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Нет, конечно, все бывает в благородных семействах, но Герману никогда и в голову не приходило претендовать на божественное происхождение. А тут вдруг выясняется, что прапрапрадедушкой его был сам бог Перун, а прапрапрабабушкой богиня Макошь. Прямо не Герман Воронин, а какой-то сказочный персонаж. Волх Всеславович. Геракл российского разлива.
– Все-таки, Петр Сергеевич, я бы не стал на вашем месте делать поспешных выводов, – укорил расходившегося антиквара мудрый Клыков. – Эк вас развезло-то после бутылки коньяка. Вам скоро зеленые чертики начнут мерещиться. При чем тут боги и богини? Нельзя же так всерьез воспринимать деревенские суеверия. Вы же образованный человек. К тому же получили атеистическое воспитание. Вы угодили в криминальную разборку, только и всего. Причем угодили по собственной вине. Более того, вы и сами не без греха. И бояться вам надо не Зверя, а правоохранительных органов. Которые, между прочим, наверняка уже докопались, что чиновник Минприроды умер не своей смертью.
– Не докажете, – подхватился с дивана Бубнов. – Слышите, вы! Не докажете! Они уже все в могиле.
– А совесть? – укоризненно покачал головой Славка. – Совесть вас не мучает?
Пока Клыков проводил разъяснительную беседу с окончательно раскисшим Бубновым, Воронин созвонился с товарищем Ивановым. Сотрудник ФСБ пообещал выяснить, кто такой Щеглов или Щеголев и какое отношение он имеет к МИДу.
– Кстати, – повернулся к притихшему Петру Сергеевичу Воронин, – вашего босса, генерала Сабурова, застрелил из пистолета бизнесмен Васильев. Тот самый, которого Кузин едва не отправил на тот свет.
– Но я-то к этому не имею никакого отношения! – вскинулся Бубнов. – Слышите, никакого! А вы что, собираетесь сдать меня в милицию?
– Я вас уже сдал в ФСБ, Петр Сергеевич, – отозвался Воронин. – Отныне вас будет опекать это ведомство. И мой вам совет, господин Бубнов: не надо паниковать и капризничать. Если мы имеем дело с нечистой силой, то авиация вас от нее не спасет. А если речь идет о преступной организации, то защита компетентных товарищей будет нелишней. Через полтора часа у вас важное свидание, постарайтесь привести себя в порядок. Слава, отведи Петра Сергеевича в ванную.
Все-таки аббревиатура специальных служб всегда производила, производит и еще долгое время будет производить на российских обывателей умиротворяющее впечатление. Услышав, что его взяла под свое крыло могущественная Контора, Петр Сергеевич успокоился и без споров поплелся в ванную. Истерическая фаза маниакального состояния, вызванного как пережитым стрессом, так и неуемным потреблением алкоголя, постепенно переходила в депрессивную.
Воронин очень надеялся, что рассудительный Клыков сумеет привести расклеившегося Бубнова в норму и его можно будет представить в лучшем виде господину Щеглову (или Щеголеву), который неожиданно замаячил на горизонте. Интересно, не был ли этот Щеглов связан каким-то образом с мужем Василисы Радзинской, который тоже был дипломатом? И не от Василисы ли он узнал о хранящихся в глухом углу сокровищах? Правда, эти сокровища охранял дракон, а среди знакомых дипломата, видимо, не нашлось отважного витязя, способного в открытую бросить вызов чудовищу.
– Слушай, Славка, а что означает слово «витязь»?
– «Вита» – это космическая энергия, которая изображалась в виде спирали, отсюда такие слова в русском языке, как «виться», «извиваться», кроме того, от «виты» произошло и слово «бытие». Таким образом, витас, или витязь, – это человек, наделенный космической энергией асов. Асами арии называли духов и богов войны.
– Значит, если ты не витязь, то тебе с драконом лучше не связываться?
– Выходит так, – охотно подтвердил Клыков.
– Ну и где же нам взять этого витязя?
– Да кроме как с герба города Москвы вроде бы и неоткуда, – усмехнулся Славка, наливая себе в рюмку коньяка из бутылки, которую не успел опорожнить Бубнов.
– Но там изображен святой Георгий!
– Видишь ли, Воронин, – задумчиво проговорил Клыков, закусывая коньяк лимоном, – святой Георгий, согласно христианской легенде, укротил дракона молитвой. А на гербе мы видим человека, ловко орудующего копьем. Сдается мне, что этот всадник вовсе не Георгий, а либо Перун, побеждающий Велеса, либо Ярила, он же Херила, он же Херман, убивающий дракона на Калиновом мосту.
– Херман – это что, намек?
– Возможно, это перст судьбы. Недаром же Бубнов считает тебя прямым потомком Перуна. Уж если в нашем городе и есть витязь в волчьей шкуре, то это, безусловно, ты.
– А почему же в волчьей? – обиделся Воронин.
– Интересный вопрос, – причмокнул языком Славка, – но именно Белыми Волками – если верить даже не мифам, а летописям – называли себя жрецы-воины Перуна. Их, кстати, считали оборотнями. И именно они подсадили на великий стол Новгородского Владимира. А ведь волосатость – это признак совсем другого бога, я имею в виду Велеса. Слушай, а может, Белые Волки и были потомками Машкиного сына, проклятого и зачарованного Велесом?
– Хочешь сказать, что Владимир навербовал себе дружину в Мореевке?
– Нет. В ту пору Зверь жил еще в Арконе, если верить нашему немецкому другу Максу фон Бюлову. Но потомство наверняка давал уже тогда. Видимо, все благородные дамы того времени почитали за честь провести ночь с сыном бога Перуна. А их сыновья и внуки, должно быть, и составили знаменитую дружину воинов-жрецов. И именно поэтому они служили своему деду Перуну, а не проклявшему их отца Велесу.
– Я все-таки не понимаю тебя, Славка, то ты веришь в существование Зверя, то не веришь! – возмутился Воронин.
– Это аллегория, неуч. Миф! – рассердился Клыков. – Прежде чем натянуть на себя волчью шкуру, чтобы пугать ею обывателей, нужно подвести под это идеологическую базу. И такой идеологической базой был миф о сыне бога Перуна-Световида и богини Макоши, проклятом Велесом. А произошло это в период выделения из общей арийской массы германских и славянских племен. В пику Световиду-Перуну германские племена подняли на щит Велеса-Вотана-Одина. И именно его объявили главным в своем пантеоне назло славянам. Именно тогда на южном побережье Варяжского, то бишь Балтийского, моря, где жили бодричи и лютичи, и родился миф о Машкином сыне, объяснявший причины раскола когда-то родственных племен. Но на Руси Велеса по-прежнему почитали как бога богатства, нажитого честным трудом, и тогда жрецы Перуна во второй раз задействовали миф о Машкином сыне и Белых Волках, чтобы приструнить почитателей Скотьего бога.
– Как все сложно, – вздохнул Воронин.
– Не сложнее, однако, марксизма-ленинизма, подробно объясняющего, почему и за что надо экспроприировать экспроприаторов. Мы на свидание не опоздаем?
– Буди Бубнова, он, по-моему, задремал от твоих научных объяснений.
Бубнова высадили из «форда» в районе Невского проспекта. Далее лесозаготовителя повели сотрудники товарища Иванова. Сам Георгий переместился в машину Воронина и управлял операцией при помощи рации. Судя по всему, Петр Сергеевич недолго фланировал в одиночестве по Невскому проспекту. Во всяком случае, через десять минут Иванову доложили, что в поле зрения наблюдателей попал человек лет пятидесяти, среднего роста, субтильный.
– Берите, – коротко распорядился Иванов.
– Щеглова взяли? – встрепенулся задремавший Клыков.
– Щеголева, – поправил его сотрудник ФСБ. – Он бывший муж Василисы Радзинской. Как только вы упомянули о дипломате, так мы сразу же на него вышли. Думаю, он недолго будет запираться.
Увы, Иванов ошибся. Борис Степанович Щеголев оказался крепким орешком. Сопротивление сотрудникам правоохранительных органов он оказывать не стал, но по прибытии на конспиративную квартиру выразил горячий протест против своего незаконного задержания. И потребовал соединить его с министром иностранных дел. На холеном лице дипломата не было и тени испуга. Судя по всему, Щеголев был абсолютно уверен, что сцапавшие его милиционеры не выдержат напора высокопоставленного чиновника и пойдут на попятный во избежание крупных неприятностей. Борис Степанович утверждал, что погоны полетят не только с сотрудников, присутствующих здесь, но и с их непосредственных начальников.
– Так вы не знакомы с господином Бубновым? – мягко спросил разбушевавшегося сотрудника МИДа товарищ Иванов.
– Первый раз вижу, – не моргнув глазом сказал Щеголев, что, скорее всего, было правдой.
– А с какой целью вы приехали в Санкт-Петербург?
– Мне нужно повидаться с бывшей женой. Уладить кое-какие вопросы сугубо личного характера. По какому праву вы меня арестовали?
– Мы вас не арестовывали, – мягко поправил сотрудника МИДа сотрудник ФСБ. – Вас задержали во избежание эксцессов. У нас есть информация, что вас собираются убить. Известно также имя предполагаемого убийцы. Это некто Васильев Василий Иванович, бизнесмен. Вот его фотография.
Щеголев слегка побледнел.
– Но он же мертв, если судить по этому снимку?
– Этот человек умирал уже дважды. Один раз его даже успели похоронить.
– Вы что, издеваетесь? – обиделся на чекиста дипломат и демонстративно откинулся на спинку кожаного кресла. – Воля ваша, но я отказываюсь вас понимать, товарищи офицеры.
– Но с господином Сабуровым вы знакомы? – Иванов протянул Щеголеву еще одну фотографию.
– О боже, – отшатнулся дипломат, – бедный Аркадий. С Сабуровым я был знаком, он ведь бывший сотрудник вашего ведомства.
– Мы в курсе, – кивнул головой Иванов.
– Я слышал о его смерти, мне позвонил один наш общий знакомый из Генеральной прокуратуры. А этот Васильев – он что, маньяк?
– Скорее зомби, – поправил дипломата Воронин.
– А вы, простите, тоже из органов? – прищурился в его сторону Щеголев.
– Нет, я оборотень без погон.
– Шутить изволите, – усмехнулся дипломат.
– Моя фамилия Воронин, Борис Степанович. Я хороший знакомый вашей бывшей супруги Василисы Радзинской, но, к сожалению, не могу назвать себя ее другом. Вы в курсе, что она строит языческий храм в пригороде Санкт-Петербурга?
– Сумасшедшая баба, – процедил сквозь зубы Щеголев.
– Значит, вы не верите в пришествие бога, Борис Степанович?
– Я что, похож на идиота?
– Нет, но вы похожи на человека, озабоченного поисками сокровищ. Вы узнали о кладе от своей жены?
– О каком еще кладе? – возмутился Щеголев. – Что вы мелете, молодой человек?! Это какое-то безумие. Хватают уважаемого человека на улице, привозят неизвестно куда и задают откровенно издевательские вопросы! Куда мы идем, господа хорошие? По-вашему, это правовое государство?