– Браво, Рихард, ты, оказывается, еще способен шутить – после всего пережитого. Так на кого он похож?
   – На очень большую обезьяну, Вернер. Но не это главное.
   – А что?
   – Ужас, господин гауптман. На миг мне показалось, что я попал в ад. И еще мне показалось, что он прочитал мои мысли.
   – А ты не выдумываешь сейчас, Рихард?
   – Клянусь, Вернер. Я ничего подобного прежде не испытывал. Воля ваша, господин гауптман, но я боюсь.
   – И напрасно, Рихард. Если бы он хотел тебя убить, то легко бы это сделал. Следовательно, он не счел ни тебя, ни нас опасными. И у нас есть надежда вступить с ним в контакт.
   Пораскинув мозгами, Рильке пришел к выводу, что фон Бюлов, скорее всего, прав. Во всяком случае, в отношении Рихарда. Если сын Криста Балдуpa действительно прочел его мысли, то, надо полагать, убедился, что имеет в его лице дело с самым обычным обывателем, ни на что в сущности не претендующим и готовым подстроиться под любую власть земного и божественного происхождения. Правда, хотелось бы, чтоб новый бог Третьего рейха имел антропоморфную, а не зооморфную природу.
   – Сын Криста Балдура заколдован вотанистами, – пояснил фон Бюлов. – Но, думаю, мы сможем снять с него это древнее заклятье.
   Бог в помощь, как говорят в таких случаях русские. А Рильке в эту минуту вдруг страстно захотелось оказаться где-нибудь очень далеко от этого места. К счастью, он вовремя осознал, что это «очень далеко» может находиться в одном из окопов Восточного фронта, а потому он не только не возразил сумасшедшему фон Бюлову, но и с готовностью закивал головой. В конце концов, почему бы и нет? Чем этот лесной урод хуже тех, что сейчас заправляют делами Третьего рейха? Кроме того, он обладает таинственной силой, которая, возможно, поможет немцам выиграть затянувшуюся войну. А у Рильке появится шанс не только уцелеть в этой бойне, но и занять вполне приличное место среди жрецов нового бога.
   С рассветом двинулись в путь. Вернер фон Бюлов, видимо, считал, что если Зверь и согласится вступить с ним в контакт, то только у Горюч-камня. Знать бы еще, что это за камень и какими свойствами он обладает. Рильке не хотелось бы потерять здоровье, получив порцию таинственных лучей, о которых столько говорили в предвоенное время в научных кругах.
   – А что из себя представляет этот камень? – тихо спросил Рильке у гауптмана.
   – Видимо, сгусток космической энергии, от которого сын Криста Балдура черпает силу. Иначе зачем бы он поселился в этих местах. И эта космическая энергия дает ему бессмертие.
   – А человек? – встрепенулся Рихард. – Человек может зачерпнуть из этого источника?
   – Наверное.
   Услышав этот ответ, фельдфебель едва не подпрыгнул от восторга. Так вот к какому источнику с таким упрямством и отчаянной смелостью рвется Вернер фон Бюлов! Этот надменный аристократ хочет обрести бессмертие. А чем же, скажите, хуже простолюдин Рильке?
   – А сколько лет сыну Криста Балдура?
   – Десять тысяч, по меньшей мере.
   Рильке икнул. Цифра показалось ему несуразной. Ну сто лет, ну двести, ну триста. Но десять тысяч – это слишком. На такой срок Рихарду не хватит природного оптимизма. Да и мозги за такое время непременно скиснут, не в силах принять в себя тот огромный объем информации, который еще придется переварить и разложить по полочкам. Когда-то Рильке читал о древней расе гипербореев. Они проводили время в пирах и прочих удовольствиях, а когда им надоедало жить, они просто бросались со скалы и разбивались насмерть. А что? Это, пожалуй, выход, ибо человек, скорее всего, не рожден для вечности.
   Первым камень увидел Курт, он и просигнализировал всем остальным. Ломая строй, эсэсовцы гурьбой кинулись на поляну. Рильке бежал рядом с Вернером фон Бюловым, с трудом переводя дыхание.
   От камня навстречу немцам поднялся человек. На вид самый обычный. В синих галифе, защитного цвета френче и хромовых сапогах. Рильке плохо разбирался в знаках различия советских командиров, но без труда определил, что перед ними птица высокого полета. Странно только, что этот высокопоставленный офицер был без шинели – и это в сильный мороз, пробирающий до костей.
   – Лютый! – вдруг выкрикнул Северьян, стоящий в двух шагах от задыхающегося фон Бюлова.
   Рильке показалось, что Лютый смотрит не на немцев, а куда-то поверх их голов. Да и вообще он больше напоминал статую, чем живого человека. Во всяком случае, он не сделал ни шагу навстречу своим врагам и даже не пригнулся, когда на него обрушился шквал огня. Обезумевший от ужаса Рихард тоже стрелял в эту ожившую статую. Но Лютый все стоял и стоял, опершись спиной о камень, от которого во все стороны летели крошки.
   – Да он мертвый! – догадался наконец Курт.
   – Прекратить стрельбу, – крикнул опомнившийся фон Бюлов. Вернер первым двинулся к камню, держа в опущенной руке вальтер. Рильке семенил следом, то и дело проваливаясь в глубокий снег. Возле камня намело огромные сугробы, но на Лютого, неподвижно стоящего среди белого безмолвия, не упало ни одной снежинки. Он действительно был мертв, хотя поначалу Рильке показалось, что человек во френче сидел. А поднялся он только при появлении немцев. Но, видимо, это был обман зрения.
   – Мертвее не бывает, – охрипшим голосом произнес Вернер фон Бюлов и протянул руку к трем орденам, сиявшим на груди у Лютого. И в этот миг случилось ужасное. Материя и плоть стали сползать кусками с Лютого, обнажая скелет. Фон Бюлов и Рильке закричали одновременно. Фельдфебель кричал просто от ужаса, а вот крик несчастного гауптмана, похоже, был предсмертным. Вернер фон Бюлов все-таки коснулся растопыренной ладонью Горюч-камня. Ноги его подкосились, и он медленно осел на землю.
   И в это мгновение из-за деревьев заговорили автоматы. Рильке так и не понял, кто стрелял и откуда. Он стоял и смотрел, как один за другим падают эсэсовцы, словно колосья, срезанные невидимым серпом, а потом рухнул сам, получив удар в грудь от невидимого противника.
   Очнулся Рихард от скрипа чьих-то шагов, но глаза не открыл, а продолжал неподвижно лежать на холодной земле. Страха не было, Рильке ощущал только боль в груди да слышал голоса, долетающие из ниоткуда.
   – Старика жалко. Вот ведь незадача.
   – Тело Северьяна берем с собой, – раздался едва ли не у самого уха Рихарда властный голос.
   – Воронин, здесь чьи-то кости!
   – Уходим, – распорядился все тот же голос. – Вечером будет самолет. Надо успеть добраться до поляны.
   И Рильке остался один на один с безмолвием. Ему даже показалось, что он умер. Но нет, где-то рядом вновь заскрипели человеческие шаги. Рильке одновременно открыл глаза и рот, чтобы попросить о помощи. Первое, что он увидел, были клыки, торчащие из огромной пасти, потом в поле его зрения появилась мохнатая лапа. Эта лапа легла ему на грудь, и боль исчезла. А в раскрытый рот Рильке вдруг потекла тоненькой струйкой солоноватая жидкость. Кажется, это была кровь. Она текла из лапы странного существа, склонившегося над Рихардом.
   Рильке сглотнул заполнившую рот жидкость и почувствовал прилив сил. Тем не менее он недвижимо лежал на спине до тех пор, пока вновь не услышал скрип шагов. Это уходил Зверь, оставляя Рильке живым и, кажется, невредимым. Рихард осмелился поднять голову только спустя десять минут. Поляна была завалена телами убитых эсэсовцев. А у страшного камня все так же неподвижно сидел Вернер фон Бюлов, и на смертельно бледном лице его лежала печать умиротворения. Рильке провел ладонью по губам, вытирая чужую кровь. А это была кровь, вне всякого сомнения. Рихард с трудом избавился от нее с помощью снега. Потом он встал на ноги и, пригибаясь, побежал к лесу, словно боялся получить пулю в спину. Ему показалось, что кто-то наблюдает за ним с вершины камня, но он не посмел оглянуться.

Глава 15
ОБВИНЕНИЕ

   Ясновидящая Василиса жила в роскошной квартире. Дом был недавно отстроен. Бдительная охрана довольно долго держала гостей в прихожей, тщательно проверяя их документы. Охранников было трое, и, если судить по ухваткам, они не были профессионалами. Возможно, это были адепты новой веры, но Воронин не собирался вести с ними дискуссии на религиозные темы. Наконец все формальности были соблюдены, и посетителей, рассерженных нелюбезным обхождением обслуживающего персонала, провели в помещение, где их поджидала Радзинская. Воронин, ожидавший увидеть колдовские атрибуты, был слегка разочарован тем, что в кабинете, обставленном по-деловому, колдовскими можно было назвать разве что только глаза хозяйки.
   Василиса Радзинская с блеском оправдывала характеристики, данные ей как жрецом Велеса Велимиром, так и неизвестными информаторами генерала Сабурова. По крайней мере, своим незаурядным внешним видом. Это была довольно рослая брюнетка, лет тридцати, с безупречной фигурой и холеным красивым лицом. Одета она была в деловой костюм бежевого цвета, и лишь черные густые волосы, распущенные по плечам, намекали гостям на то, что перед ними все-таки не «синий чулок», а женщина, склонная к колдовству.
   – Вы Воронин Герман Всеволодович? – спросила она, глядя прямо в глаза гостя.
   – Вы же ясновидящая, – уколол он ее, – могли бы и сами догадаться.
   – Если бы вы знали, как я вас ненавижу, – с придыханием в голосе произнесла Василиса.
   Герман не выразил по этому поводу ни малейшего удивления, чем, кажется, разочаровал хозяйку, ждавшую от него совсем другой реакции.
   – Вы тоже женщина не в моем вкусе, – поделился с ясновидящей сокровенным Воронин. – Я предпочитаю томных блондинок с ямочками на щеках. Ну в крайнем случае согласен на шатенку, среди них тоже попадаются милые особы. А брюнетки всегда утомляли меня своей претензией на исключительность. Вы случайно не страдаете манией величия, сударыня?
   – А если и страдаю, что с того? – надменно поджала губы Радзинская.
   – Ничего, – пожал плечами Воронин. – По долгу службы мне часто доводилось общаться с психопатками. Вы позволите нам сесть, или мы будем разговаривать стоя?
   – Садитесь, – холодно кивнула Радзинская и торжественно опустилась в кресло, закинув при этом ногу на ногу. Разрез на ее юбке был довольно высок и позволял заинтересованному наблюдателю любоваться изящной ножкой надменной жрицы. Посетителям пришлось воспользоваться стульями, поскольку в кабинете было только одно кресло. Воронин поставил свой стул напротив хозяйки и сейчас почти касался коленом ее роскошного бедра.
   Клыков с Бубновым скромно расположились за спиной бывшего опера.
   – Так в чем причина вашей ко мне ненависти, дорогая Василиса?
   – Это наследственное, – томно отозвалась ясновидящая. – Вы ведь из рода оборотней, известного в России своими бесчинствами.
   – Так и вы – ведьма, – не остался в долгу Воронин.
   – Ведьма – это всего лишь женщина, обладающая знаниями, недоступными заурядным людям. Если вы хотели меня оскорбить, вам следовало более тщательно выбирать выражение.
   – Помилуйте, сударыня, я отлично знал, что делаю вам комплимент, – ласково улыбнулся Герман. – Равным образом и вы мне польстили, назвав оборотнем.
   – С моей стороны это не лесть, а всего лишь констатация факта, – надменно бросила Василиса. – Вы должны были умереть там, у камня, но этой мореевской бабе зачем-то понадобилось вас спасти. Вы ее обольстили?
   – Разумеется, – не стал отрицать Герман. – А почему именно я должен был умереть?
   – Потому что вы прямой потомок Зверя Арконы. Ваш прадед был его сыном. Страшный человек. Если его вообще можно назвать человеком. Его кости гниют у Горюч-камня.
   – Откуда вы знаете?
   – От фельдфебеля Рильке. Слышали о таком? Его привезли весной тысяча девятьсот сорок второго года в Вевельсбург. Мой прадед Вацлав Радзинский работал в Аннанербе. Он оставил записи, которые потом попали ко мне.
   – И эсэсовцы терпели возле себя поляка?
   – Вацлав Радзинский был наполовину немцем, но не это главное. Он обладал даром. Даром предвидения. Знаменитый Вольф Мессинг ему в подметки не годился. К работе в Охранном отделении его привлек сам Зубатов.
   – А кто он такой, этот Зубатов?
   – Очень умный человек. Он пытался нетрадиционными методами остановить приближающуюся революцию. Вы о попе Гапоне слышали?
   – Допустим.
   – Его тоже привлек к работе Зубатов. К сожалению, в России никогда не ценили умных людей. Грянула революция, и мой отец эмигрировал в Германию. Какое-то время он выступал с психологическими опытами, демонстрируя незаурядный дар гипнотизера, но с приходом к власти нацистов вынужден был сотрудничать с ними. Вот тогда он и повстречался с фельдфебелем Рильке.
   – И что в конце концов стало с вашим прадедушкой?
   – Он погиб в Детмольде в 1945 году. Прабабушка к тому времени уже умерла, а моего дедушку арестовали, и он десять лет провел в сталинских лагерях. К счастью, ему удалось сохранить бесценные записки своего отца. Недавно я извлекла их из тайника. Они хранились в одном из берлинских домов. Из этих записок я узнала, кем был ваш прадедушка, Герман Воронин, и о том, как важно убить вас раньше, чем вы доберетесь до оберега. Это я подсказала Светлане, чтобы она обратилась за поддержкой к Клыкову, поскольку знала о ваших с ним дружеских отношениях. К тому времени вы уже сидели без работы и охотно откликнулись на зов людей, попавших в беду. К сожалению, я тогда не знала, что оберег находится в России. Ведь он должен был храниться в семье фон Бюловых. Я видела фотографию черного ворона у Макса и решила, что она сделана совсем недавно. Меня утешает только то, что вы не знаете, как пользоваться оберегом и не сумеете его правильна применить.
   – Макс находится у вас?
   – Разумеется, нет.
   – Но вы слышали, что он пропал?
   – Возможно, – криво усмехнулась Василиса. – Думаю, Макс найдется в свой черед. Живым или мертвым.
   – Жутковатое пророчество, госпожа ясновидящая, – покачал головой Воронин. – Я все же думаю, что Макса фон Бюлова похитили вы, и вынужден буду сообщить о своих подозрениях в прокуратуру.
   – Это ваши проблемы, господин Оборотень, – холодно бросила Радзинская. – Я согласилась на встречу с вами по одной простой причине: вы должны знать, что либо Зверь убьет вас, либо вы убьете Зверя.
   – Спасибо за заботу, сударыня, – склонил голову в поклоне Воронин.
   – При чем тут забота, – высокомерно вскинула выщипанную бровь Василиса. – Я просто использую вас. У меня все, господин Оборотень. Я вас больше не задерживаю.
   – До скорого свидания, – склонил голову в поклоне Герман.
   На выходе из дома ясновидящей Воронина уже поджидали. Трое вежливых парней, предъявив удостоверения, попросили Германа следовать за ними. Воронин не возражал, лишь бросил оторопевшему Славке ключи от машины. Его слегка удивило только, что «добры молодцы» доставили проштрафившегося гражданина не в отделение милиции, а прямо в прокуратуру. Однако, увидев просветленный лик следователя Пескова, он пришел к выводу, что наша правоохранительная система работает куда оперативнее, чем это принято думать.
   – Узнали фамилию киллера? – спросил Воронин, присаживаясь к столу. Оперативники, доставившие Германа в кабинет следователя, расположились полукругом за его спиной.
   – Угадали, – кивнул головой Песков.
   – Его фамилия Копцев или Купцов?
   – Не прикидывайтесь идиотом, гражданин Воронин, этот номер у вас не пройдет. Вы отлично знаете, что фамилия вашего подельника Купцов, имя-отчество Михаил Борисович. Вы долго готовили операцию, Герман Всеволодович, и провели ее без сучка и задоринки. Прокололись вы только в одном. Надо было кому-то другому поручить сделать сообщение о смерти ваших подельников. Вы же сами явились к следователю и предъявили ему вот эти снимки, якобы сделанные в кабине потерпевшего катастрофу вертолета. Нет слов, фотографии получились качественные. Даже экспертиза не сумела обнаружить подделки. Увы, ваши подельники упустили Константина Звонарева. И его возвращение разом разрушило стройную версию. Гражданин Звонарев уже дал показания.
   – Любопытно, и в чем же он меня обвиняет?
   – Он обвиняет не вас, он обвиняет вертолетчиков Бабакова и Купцова в убийстве гражданина Непряхина, рабочего лесхоза, и похищении граждан Васильева и Звонарева с целью выкупа. Для этого вышеназванные Бабаков и Купцов инсценировали крушение вертолета. Потом они отпустили бизнесмена Васильева, чтобы он заплатил миллион их подельнику, проживающему в Питере. Васильев выполнил распоряжение похитителей. Во всяком случае, нам удалось установить, что он, вернувшись из леса, снял со счета именно эту сумму. Деньги пропали, Васильев скоропостижно скончался. К сожалению, наши сотрудники проявили преступное легкомыслие, посчитав эту смерть естественной. Сейчас мы готовимся эксгумировать труп покойного, чтобы точно установить причину его смерти. К счастью, Звонареву чудом удалось вырваться из рук похитителей. Он вернулся в Санкт-Петербург, и здесь за ним началась охота. Вы, господин Воронин, обратились за поддержкой к известному криминальному авторитету Караваеву, вероятно, чем-то вам обязанному, и тот выделил двух киллеров для совершения гнусного преступления. Машина Звонарева была взорвана неподалеку от его офиса. Сам бизнесмен уцелел чудом. Впрочем, кому я это рассказываю. Взгляните на фотографию, это ведь ваш «форд»?
   – Мой, – не стал спорить Герман.
   – Его засекла видеокамера, расположенная на стоянке перед офисом. Вы там были, Воронин. Вы решили лично убедиться, что наемные убийцы успешно справились с поставленной задачей. К огромному вашему огорчению, убийство не состоялось. И тогда вы стали заметать следы. Видимо, руками своих подельников Бабакова и Купцова вы устранили двух незадачливых киллеров, а потом Купцов отправил на тот свет и Караваева – единственного человека, знавшего имя заказчика.
   – Одна маленькая нестыковочка, Юрий Григорьевич: это именно я предупредил вас, что Михаилу Караваеву грозит смертельная опасность.
   – Не отрицаю, – охотно согласился Песков. – Но сделали вы это в стесненных обстоятельствах, когда мы прихватили вас в квартире убитого Рябцева.
   – Вы меня не прихватили, Юрий Григорьевич, это я сам вызвал ребят из УБОПа.
   – Это правда, ваш вызов документально зафиксирован, – вздохнул Песков. – Но у вас было великолепное алиби. А о вашей связи с Купцовым и Бабаковым мы тогда и не догадывались.
   – Так у вас и сейчас нет никаких доказательств моего сговора с Купцовым и Бабаковым, и вам будет очень трудно доказать, что такой сговор существовал. Зато у меня есть куча свидетелей, которые подтвердят, что видели потерпевший крушение вертолет. Кстати, у вас есть снимки вертолета и места, где произошло это несчастье. И еще одно немаловажное обстоятельство: у вас действительно имеется на руках фотография киллера, убившего авторитета. Но одного внешнего сходства мало, Юрий Григорьевич, чтобы утверждать с полной уверенностью, что это преступление совершил именно Купцов. Мало ли похожих людей! Особенно если делать выводы по фотографиям. Да и с какой стати почтенным отцам семейств, заслуженным летчикам, пускаться во все тяжкие? Вы клевещете на мертвых, гражданин Песков, не имея к этому серьезных оснований. Что же касается показаний Звонарева, то им грош цена. Ибо я совершенно точно знаю, что бизнесмен Васильев не умер, а в его могиле похоронен совсем другой человек. Зато я знаю, кто отравил чиновника Минприроды Останина. Это сделал тот самый киллер, в квартире которого мы с вами встретились. Он работал в гостинице «Космос», и Останин умер именно в день его дежурства. Скорее всего, сделал это портье по приказу своего криминального босса Караваева. Теперь понятно, почему авторитет был убит. Эти люди (я имею в виду Караваева, Звонарева и Васильева) не поделили лакомый кусок лесных угодий. Не исключено, что именно Михаил Караваев устроил аварию с вертолетом. И уж совершенно точно, это он пытался убить Звонарева с помощью гранатомета. А в ответ ухарь-бизнесмен выстрелил дуплетом, послав к Караваеву киллера, загримированного под Купцова: в результате авторитет оказался на том свете, а Герман Воронин, человек слишком много знающий о делах шустрых бизнесменов, едва не оказался с вашей помощью на нарах. Боюсь, что в суде вы, Юрий Григорьевич, будете выглядеть весьма бледно. Зато у меня появится повод заподозрить вас в неискренности. Слишком уж легко вы купились на показания очень подозрительного субъекта, каковым бесспорно является Звонарев. Если бы я не был уверен в вашем, мягко так скажем, необъективном ко мне отношении, я бы заподозрил вас в корыстном расчете.
   Последние слова Воронин произносил не столько для следователя, сколько для оперативников, стоявших за спиной. К слову, этих ребят Герман видел впервые – видимо, для задержания уволенного со службы майора предусмотрительный следователь привлек сотрудников из другого района.
   – Вы забываетесь, гражданин Воронин, – побурел от обиды Песков.
   – Я сказал «если бы», Юрий Григорьевич. Меня вообще удивляет, что вы взялись за расследование дела, в котором фигурирует лично вам несимпатичный человек, с которым вы находитесь в ссоре. Есть же этические нормы наконец. Я не требую адвоката, гражданин следователь, но я требую прокурора. Пусть ваш непосредственный начальник ознакомится с моими показаниями и вынесет беспристрастное решение. Кстати, вы уже составили протокол о моем задержании? Или мы вели здесь с вами дружескую беседу? Тогда к чему эти наручники?
   – Наручники останутся на вас, пока я не получу заключение об эксгумации трупа бизнесмена Васильева. Проводите задержанного в соседнюю комнату.
   В компании двух молодых людей Воронин провел около четырех часов. Хорошо хоть держали его в обычном кабинете, а не в камере предварительного заключения. Впрочем, у работников правоохранительных органов, пусть даже и бывших, имеются кое-какие привилегии по части содержания под стражей. Сотрудники милиции о чем-то тихо переговаривались, коротая вялотекущее время, но к Герману их разговор не имел никакого отношения. Однако все в этом мире рано или поздно заканчивается, закончилось и недолгое заточение Воронина. Его все так же под охраной препроводили в кабинет прокурора Власова. Это было хорошим знаком, и приунывший было Герман приободрился. В кабинете, кроме самого прокурора, полноватого мужчины лет пятидесяти, находились еще трое. Двоих из них, капитана Семена Морозова и следователя Пескова, Воронин знал очень хорошо, третьего, стройного широкоплечего мужчину с волевым подбородком и синими пронзительными глазами, видел в первый раз.
   – Снимите с него наручники, – распорядился прокурор.
   Распоряжение Власова было выполнено с похвальной быстротой, и Воронин с удовольствием встряхнул руками, восстанавливая кровообращение. Охранявшие его люди покинули кабинет, а Герман, воспользовавшись любезным приглашением прокурора, присел к столу.
   – Вы оказались правы, Воронин, – спокойно сказал Власов. – В могиле Васильева действительно похоронен не он. Конечно, эксперты еще скажут свое слово, но в данном случае имеющий глаза да увидит.
   Власов бросил на стол несколько фотографий, на которых был изображен чуть тронутый тленом человек.
   – Это бомж, – сказал Герман внимательно внимавшим ему собеседникам. – Санитар морга Веня выдал его гробовщику Сене вместо пропавшего тела Васильева.
   – Значит, тело все-таки было? – спросил Власов.
   – Было. Но Веня утверждает, что вскрытия не проводилось. На теле Васильева не было ни одного шва.
   – Но ведь у нас же есть заключение экспертизы! – возмутился Песков, потрясая исписанным листком бумаги.
   – За пятьсот долларов они тебе и не такое напишут, – усмехнулся капитан Морозов. – Я уже допрашивал патологоанатома. Он признался, что не производил вскрытия. Якобы его об этом слезно просила дочь умершего. А правоохранители не выказали к Васильеву никакого интереса.
   – А ты почему заинтересовался Веней? – Власов подозрительно покосился на Воронина.
   – Мне показалось странным, что двое мужчин, которым предстояла очень важная встреча, вдруг взяли и умерли в один день. Была и еще одна важная деталь, чрезвычайно меня удивившая: Васильева хоронили в закрытом гробу.
   – Почему ты следил за Звонаревым в день покушения? – спросил Власов.
   – Хотел выйти через него на след Васильева.
   – Сдается мне, господин Воронин, что вы рассказываете нам не все, – мягко укорил Германа стройный человек в штатском.
   – Если я расскажу вам все, товарищ…
   – Иванов.
   – Так вот, если я расскажу вам все, товарищ Иванов, то вы, чего доброго, отправите меня в психушку.
   – А вы все-таки попробуйте, Герман Всеволодович.
   – Хорошо. Но не для протокола. Считайте это, товарищи, фантазией на заданную тему. Звонарев не мог вернуться из леса, ибо я собственными глазами видел его труп. Более того, я снял с этого трупа часы. Вот они. Обратите внимание на надпись.
   Часы разглядывали по очереди. Сначала прокурор, потом человек в штатском, потом Песков с Морозовым.
   – А почему вы не отдали часы следователю? – не удержался от вопроса Песков.
   – У него и без того было достаточно оснований для того, чтобы сдать дело в архив. Ну хотя бы эти фотографии. А часы я собирался отдать невесте покойного. Немного погодя, когда она успокоится.