— Я все-таки не понимаю, почему ты убегал.
— Я тоже, инспектор.
Шеффер услышал конец диалога. Он вошел со стаканчиком кофе, аккуратно помешивая сахар. Поставил чашку на стол перед Брюсом и встал за спиной Кассиди. Нагнулся к его уху и сказал своим хорошо поставленным голосом:
— Ты хочешь знать, как она умерла? Кассиди выдержал удар. Его лицо, обращенное к Брюсу, потемнело.
— Если вы считаете, что это необходимо, — ответил он голосом, лишенным выражения.
— Он ударил ее, заковал в наручники, изнасиловал. Он задушил ее, почти что перерезал шею. Потом инсценировал все так, чтобы было поинтереснее. Как это ты сказал: «моя профессия немногим легче вашей»?
— Послушайте! Карла сейчас дома. Вызовите ее, она вам скажет, что я провел ночь с ней!
— Я думаю, что ты убегал, потому что не хочешь, чтобы она узнала, что ты спал с Кастро, дружок, — сказал Шеффер, навалившись животом на спинку стула.
— Вы мне не верите. Ну, если бы меня задержите, кончится тем, что она все узнает. И потом, я совершенно не в себе. Я в жизни не был замешан в дело об убийстве! И у Изабель были другие мужчины. Я знаю. Ей звонили, когда я бывал у нее.
— Что за мужчины?
— Этого я не знаю. Ничего я о них не знаю. Кассиди закрыл лицо руками. Когда он поднял голову, Брюс пододвинул к нему пластиковый стаканчик и велел ему выпить кофе. Он бросил взгляд на Шеффера, занявшего прежнее место у окна. Дождь кончился. Небо окрасилось во все оттенки серого.
— Ты всегда приходил к ней по утрам?
— Да, это была единственная возможность. Из-за Карлы.
Она-то считала, что ты с Пикачу. «Ловко придумано», — сказал про себя Брюс, внезапно подумав о Тессе и о ее расписании, таком напряженном и загадочном в последний период их совместной жизни. Хорошенькой блондиночке предстояло нахлебаться вдоволь, причем в самое ближайшее время.
— Мы поедем к тебе, — сказал он, вставая из-за стола.
— А Карла, что мы ей скажем?
— Правду, старик, — ответил Шеффер. — Нас тут интересует только правда. Уж поверь.
Удар пришелся Жюльену Кассиди прямо над правым глазом. Шеффер подумал, что, будучи костюмершей, Карла могла бы надеть на себя и побольше. Присутствие двух офицеров криминальной полиции не заставило ее поправить розовый хлопчатобумажный халатик, из-под которого виднелись почти все ее прелести. Тонкие ключицы, маленькие круглые грудки, светлые курчавые волосы, вполне соответствовавшие ее короткой шевелюре. Казалось, она совершенно забыла, что на носу у нее прилеплена полоска очищающего пластыря от угрей. Короткая пауза, а потом она начала колотить Кассиди в грудь, выкрикивая ругательства: «Подлая гадина! Подлая… гадина!» Кассиди защищался, как мог, но она заехала ему коленом между ног, после чего он взвыл и сложился пополам.
— Успокойтесь, мадемуазель, — сказал Шеффер, становясь между ними.
Она завопила. Шеффер схватил ее за запястья. Она попыталась вырваться. От нее пахло табаком, потом, ночью и хорошими духами. Что-то итальянское. «Джио», — внезапно вспомнил Шеффер. Ими душилась Людивин, его последнее безумное увлечение перед женитьбой, детьми, переходом в криминальную полицию, тогда ему было тридцать четыре года. Людивин, чертовски приятное воспоминание. Карла продолжала вопить. Кассиди держался за пах. Свободной рукой Шеффер вкатил девице две оплеухи и усадил ее в кресло. На несколько секунд стало тихо. Они с Карлой смотрели в глаза друг другу. Потом она разрыдалась и совсем обмякла. Брюс, оставшийся стоять возле двери, поднял большой палец в знак одобрения.
Когда восстановилось спокойствие, Карла Дубровны подтвердила сказанное Жюльеном Кассиди. Ей велели прийти в участок для составления протокола. Брюс и Шеффер оставили молодых людей улаживать свои отношения и сели в машину.
— Прямо как в кино!
— Думаю, этого требует их среда, — прокомментировал Брюс— Или… Может, это действительно кино? Девица, выгораживающая своего дружка-психопата. Что ты об этом думаешь?
— Я думаю, что тип, который признается, что не знает, почему побежал, увидев, как ты приближаешься, скорее всего, говорит правду. Врун придумал бы историю посложнее.
— Возможно. Ладно, высади меня на бульваре Гренель. А ты пока что покопайся в жизни Кассиди. «Лу де Фобур», Интернет-бар…
— И «По средам с Пикачу».
— Вот именно.
Брюс немного помедлил, прежде чем выйти из машины перед домом Изабель Кастро. Шеффер спросил:
— Что тебя мучит?
— Ничего меня не мучит. Я вот только думаю, ты что-нибудь слышал о капитане Мартине Левин из комиссариата восьмого округа.
— Левин? В первый раз слышу, а что такое?
— Вроде бы у нее голос во вкусе Вокса.
— Только не говори, что эта дурацкая идея насчет женщины-приманки всплыла снова!
— Именно так.
— Бывают дни, когда я спрашиваю себя, зачем мы надрываемся с этой конспирацией, допросами свидетелей, изучением дел и разработкой версий, Алекс, Женщина-приманка — вот в чем решение всех проблем! И когда появится это маленькое чудо?
— Как только сможет, сказал Дельмон.
— Подыхаю от нетерпения. И ты тоже, я же вижу. Надеюсь, она хоть собой ничего.
— Если верить шефу, она отлично стреляет, у нее отличный послужной список и она хорошо держится.
— Но это не означает, что собой она ничего.
Брюс раздвинул двойные шторы, открыл окно и стал ждать характерного шума поезда, прибывающего на станцию. Он посмотрел на часы. Состав вышел из туннеля. Он ясно различил пассажиров, а потом поезд ускорил ход, унося размытые лица к бульвару Гарибальди. Брюс заметил, что между отправлением и тем момент когда набравший скорость поезд превратился в смазанную полосу, прошло шесть секунд. Шесть секунд, за которые кто-то мог заметить лицо мужчины в квартире Кастро. Ее убийцу, наносящего галантный визит, перед грандиозной постановкой смерти в ночи. На фасаде следовало бы повесить плакат вроде рекламы агентств недвижимости: «Вниманию свидетелей убийства радиоведушей Кастро. Позвоните майору Брюсу из криминального отдела». Или Гедж мог бы передать это обще по телевидению. В конце концов, идея принадлежала ему.
Брюс вздохнул. Никто не хочет облегчить ему задачу. Он часто чувствовал что его затягивает тяжелая трясина администрации полицейского ведомства и, более того, общества в целом. Зябко дрожащий маленький шестиугольник. Типы, получившие высшее образовавание и засевшие в своих начальственных кабинетах думают за нас. На прошлой неделе в 20-м округе некий папаша вышвырнул малыша из окна. Что думали об этом выпускники высшей административной школы в элегантных костюмах с гастуками? Приятель Брюса, лейтенант из комиссариата на проспекте Гамбетта, провел расследование в школе и в квартале. Отец-алкоголик, иммигрань, три года без работы, неграмотная мать, день-деньской сидящая в четырех стенах, и ее отпрыски насмотревшиеся телевидения, полного чудесных реклам, озлобленная учительница, вынужденная ежедневно иметь дело с предоставленными самим себе детми и их ко всему безразличными родителями. Мерзкие уличные банды и бессильные социальные службы. В последний раз судебный психиатр сказал нечто более внятное, чем обычно: «Нам грозит разрастание феномена серийных убийц, майор Брюс. Тут достаточно открыть границу. Дело в системе ценностей. Разрушение моральных запретов, разложение семьи, стирание граней между злом и добром. С моей точки зрения, серийный убийца — это не просто продукт драматической личной истории, это и продукт коллективного поражения. Он просто определяет свое место на конце кривой». Если сам Саньяк согласен с ним! Интересно, говорил ли он об этом со своим другом, заместителем прокурора, за обедом в ресторане?
Алекс Брюс закрыл окно и позвонил Фреду Геджу. Ему ответили, что журналист готовит репортаж. Проколы по всем фронтам, но майор не собирался сдаваться. Он попробовал позвонить другу на мобильный, но услышал безликий женский голос, выбранный компанией «Итинерис» для автоответчика. Он отменил вызов. Партия откладывается.
Он бродил по квартире. В том месте, где лежало тело Кастро, осталась лужа засохшей крови. Брюс вдруг осознал, что она — единственная из всех жертв, о которой он думал, не называя ее мысленно по имени. Это, конечно, потому, что для всех она была «Кастро». Знаменитый голос. Лицо, которое уже тоже становилось знаменитым после интервью, взятых ею для «Пари-Премьер», одновременно деликатных и провокационных.
Брюс посмотрел на следы, оставшиеся на стене над диваном. Очень четкие благодаря стараниям ребят Санчеса. Две женские ладони с растопыренными пальцами. Единственное, что осталось от хозяйки в этой тихой квартире с театральными драпировками. Брюс представил себе, как она поднялась, увидев, что дело принимает скверный оборот. Спиной к стене, опираясь ладонями, рефлекс загнанной добычи. Тело, вжимающееся в стену, чтобы больше не видеть лицо собственной смерти. Брюс повернулся, пытаясь сообразить, на что был устремлен взгляд Кастро. Он понял, что убийца стоял в дверях гостиной, что его появление вызвало мгновенный ужас, плотный, как оттиск чернильной печати.
Он встал в дверях. Попятился. Ванная комната. Он нажал на выключатель. Мягкий свет. Вокс готовился здесь. Экзотическая полка из резного дерева, косметика, духи, белая раковина, испачканная техниками из отдела экспертизы. И большое старинное зеркало в позолоченной раме. Брюс был совершенно уверен, что Вокс смотрелся в него. И остался доволен своим видом. Перед тем, как перейти к делу. Он на мгновение вгляделся в собственное лицо. Несколько морщинок вокруг блестящих глаз. «Изабель», — сказал он. Провел рукой по отросшей щетине, погасил свет и вышел из ванной.
Он сел на диван, машинально оглядел прямоугольник двери, в котором, словно в рамке, стоял Вокс, и снова позвонил Геджу. Журналист снял трубку после второго гудка.
— Фред? Это Алекс.
— Приятель, у меня мало времени. Через две минуты эфир. Я уже выходил в «Телеутре», но в тринадцать часов у меня большой репортаж.
— Я в квартире Изабель Кастро. У меня есть идея. Можешь сказать в тринадцать часов, что ее окна выходили на метромост. Вроде как обращение к свидетелям.
— Теперь ты воруешь мои идеи?
— Ты ни разу не предлагал мне дать скрытое объявление для свидетелей.
— Вы рискуете получать по пятнадцать тысяч звонков в день. От хохмачей, дураков и так далее. Ладно, хоть Дельмон меня не загребет.
— Главное, что меня он уже имеет. А тебе это в любом случае несложно.
— Не люблю я импровизировать. Обычно готовлю тексты заранее.
— Ну, слушай, не заставляй себя упрашивать!
— Ладно, включай свой волшебный ящик. Договорились.
Алекс Брюс поискал пульт управления. Нашел его на телевизоре и включил канал «Франс-2». В студии были Рашид Араб и Кароль Гесслер. Дивные глаза у этой женщины, подумал Брюс, прибавляя звук. Картинка изменилась. Крупным планом— Гедж, в сером костюме, голубой рубашке, без галстука. Волосы светлее, чем в жизни. Похож на немного потрепанного жизнью американского игрока в гольф.
«Этой ночью при драматических обстоятельствах навсегда умолк один голос. Изабель Кастро, талантливая журналистка „Радио Франс“ и „Пари Премьер“, была зверски убита в своей квартире на бульваре Гренель, в пятнадцатом округе Парижа. Предполагаемый убийца — Вокс. Этот многократный рецидивист разыскивается с марта тысяча девятьсот девяносто седьмого года, после убийства двадцатичетырехлетней Мюриэль Данну, ставшей первой в длинной серии жертв, насчитывающей на сегодняшний день уже одиннадцать женщин. Напомним, что сотрудники криминальной полиции дали серийному убийце имя „Вокс“ на основании сходства, выявленного в голосах убитых. Судя по всему, Изабель Кастро обладала тембром голоса, приводящим этого преступника-психопата, мастерски уничтожающего следы своих преступлений, в состояние кровожадного исступления. Журналистка вернулась из студии „Радио Франс“ после передачи „Запретные ночи“, этой маленькой жемчужины нескромности, позволявшей нам, живущим в эпоху политкорректности, оценить ее по-настоящему благородный и живой талант. Сегодня мир средств массовой информации находится в смятении. Из-за потери прекрасного профессионала и женщины, невинной жертвы дикости. Один из руководителей с набережной Орфевр, Матье Дельмон, заверяет, что сотня лучших специалистов его отдела идут по следам человека, убивающего голоса. Но полиция, как и мы все, получила, извините за выражение, хорошую оплеуху. Она обращается к судебным психиатрам, описывающим убийцу как человека, обладающего незаурядным умом. Похвальное, но недостаточное усилие. Убийца рыщет среди нас. Безусловно, в нем нет ничего примечательного, он такой же, как все. Что делает его только более опасным. Позволю себе высказать одну мысль. Солидарность— понятие избитое, но в данном случае оно могло бы принести пользу. Задумайтесь вот над чем: окна квартиры Изабель Кастро, затянутые тяжелыми пурпурными шторами, выходят на метромост, а полиция считает, что Вокс входил в число знакомых журналистки. Может быть, кто-то из пассажиров заметил мужчину в ее квартире? Мугкчину, который был ее личным врагом, а она не подозревала об этом. Донос — мерзкая штука, а французы не любят стукачей? Неужели вы действительно верите, что подобные формулы могут иметь хоть какое-то значение в то время, когда какой-то безумец избрал своей жертвой совершенство?»
«Именно то, что я и думал, — сказал про себя Брюс, выключая телевизор. — Паршивый мужик, но хороший журналист. Наоборот было бы менее полезно. Только зачем говорить „пурпурные“ вместо „красные“?»
5
— Я тоже, инспектор.
Шеффер услышал конец диалога. Он вошел со стаканчиком кофе, аккуратно помешивая сахар. Поставил чашку на стол перед Брюсом и встал за спиной Кассиди. Нагнулся к его уху и сказал своим хорошо поставленным голосом:
— Ты хочешь знать, как она умерла? Кассиди выдержал удар. Его лицо, обращенное к Брюсу, потемнело.
— Если вы считаете, что это необходимо, — ответил он голосом, лишенным выражения.
— Он ударил ее, заковал в наручники, изнасиловал. Он задушил ее, почти что перерезал шею. Потом инсценировал все так, чтобы было поинтереснее. Как это ты сказал: «моя профессия немногим легче вашей»?
— Послушайте! Карла сейчас дома. Вызовите ее, она вам скажет, что я провел ночь с ней!
— Я думаю, что ты убегал, потому что не хочешь, чтобы она узнала, что ты спал с Кастро, дружок, — сказал Шеффер, навалившись животом на спинку стула.
— Вы мне не верите. Ну, если бы меня задержите, кончится тем, что она все узнает. И потом, я совершенно не в себе. Я в жизни не был замешан в дело об убийстве! И у Изабель были другие мужчины. Я знаю. Ей звонили, когда я бывал у нее.
— Что за мужчины?
— Этого я не знаю. Ничего я о них не знаю. Кассиди закрыл лицо руками. Когда он поднял голову, Брюс пододвинул к нему пластиковый стаканчик и велел ему выпить кофе. Он бросил взгляд на Шеффера, занявшего прежнее место у окна. Дождь кончился. Небо окрасилось во все оттенки серого.
— Ты всегда приходил к ней по утрам?
— Да, это была единственная возможность. Из-за Карлы.
Она-то считала, что ты с Пикачу. «Ловко придумано», — сказал про себя Брюс, внезапно подумав о Тессе и о ее расписании, таком напряженном и загадочном в последний период их совместной жизни. Хорошенькой блондиночке предстояло нахлебаться вдоволь, причем в самое ближайшее время.
— Мы поедем к тебе, — сказал он, вставая из-за стола.
— А Карла, что мы ей скажем?
— Правду, старик, — ответил Шеффер. — Нас тут интересует только правда. Уж поверь.
Удар пришелся Жюльену Кассиди прямо над правым глазом. Шеффер подумал, что, будучи костюмершей, Карла могла бы надеть на себя и побольше. Присутствие двух офицеров криминальной полиции не заставило ее поправить розовый хлопчатобумажный халатик, из-под которого виднелись почти все ее прелести. Тонкие ключицы, маленькие круглые грудки, светлые курчавые волосы, вполне соответствовавшие ее короткой шевелюре. Казалось, она совершенно забыла, что на носу у нее прилеплена полоска очищающего пластыря от угрей. Короткая пауза, а потом она начала колотить Кассиди в грудь, выкрикивая ругательства: «Подлая гадина! Подлая… гадина!» Кассиди защищался, как мог, но она заехала ему коленом между ног, после чего он взвыл и сложился пополам.
— Успокойтесь, мадемуазель, — сказал Шеффер, становясь между ними.
Она завопила. Шеффер схватил ее за запястья. Она попыталась вырваться. От нее пахло табаком, потом, ночью и хорошими духами. Что-то итальянское. «Джио», — внезапно вспомнил Шеффер. Ими душилась Людивин, его последнее безумное увлечение перед женитьбой, детьми, переходом в криминальную полицию, тогда ему было тридцать четыре года. Людивин, чертовски приятное воспоминание. Карла продолжала вопить. Кассиди держался за пах. Свободной рукой Шеффер вкатил девице две оплеухи и усадил ее в кресло. На несколько секунд стало тихо. Они с Карлой смотрели в глаза друг другу. Потом она разрыдалась и совсем обмякла. Брюс, оставшийся стоять возле двери, поднял большой палец в знак одобрения.
Когда восстановилось спокойствие, Карла Дубровны подтвердила сказанное Жюльеном Кассиди. Ей велели прийти в участок для составления протокола. Брюс и Шеффер оставили молодых людей улаживать свои отношения и сели в машину.
— Прямо как в кино!
— Думаю, этого требует их среда, — прокомментировал Брюс— Или… Может, это действительно кино? Девица, выгораживающая своего дружка-психопата. Что ты об этом думаешь?
— Я думаю, что тип, который признается, что не знает, почему побежал, увидев, как ты приближаешься, скорее всего, говорит правду. Врун придумал бы историю посложнее.
— Возможно. Ладно, высади меня на бульваре Гренель. А ты пока что покопайся в жизни Кассиди. «Лу де Фобур», Интернет-бар…
— И «По средам с Пикачу».
— Вот именно.
Брюс немного помедлил, прежде чем выйти из машины перед домом Изабель Кастро. Шеффер спросил:
— Что тебя мучит?
— Ничего меня не мучит. Я вот только думаю, ты что-нибудь слышал о капитане Мартине Левин из комиссариата восьмого округа.
— Левин? В первый раз слышу, а что такое?
— Вроде бы у нее голос во вкусе Вокса.
— Только не говори, что эта дурацкая идея насчет женщины-приманки всплыла снова!
— Именно так.
— Бывают дни, когда я спрашиваю себя, зачем мы надрываемся с этой конспирацией, допросами свидетелей, изучением дел и разработкой версий, Алекс, Женщина-приманка — вот в чем решение всех проблем! И когда появится это маленькое чудо?
— Как только сможет, сказал Дельмон.
— Подыхаю от нетерпения. И ты тоже, я же вижу. Надеюсь, она хоть собой ничего.
— Если верить шефу, она отлично стреляет, у нее отличный послужной список и она хорошо держится.
— Но это не означает, что собой она ничего.
Брюс раздвинул двойные шторы, открыл окно и стал ждать характерного шума поезда, прибывающего на станцию. Он посмотрел на часы. Состав вышел из туннеля. Он ясно различил пассажиров, а потом поезд ускорил ход, унося размытые лица к бульвару Гарибальди. Брюс заметил, что между отправлением и тем момент когда набравший скорость поезд превратился в смазанную полосу, прошло шесть секунд. Шесть секунд, за которые кто-то мог заметить лицо мужчины в квартире Кастро. Ее убийцу, наносящего галантный визит, перед грандиозной постановкой смерти в ночи. На фасаде следовало бы повесить плакат вроде рекламы агентств недвижимости: «Вниманию свидетелей убийства радиоведушей Кастро. Позвоните майору Брюсу из криминального отдела». Или Гедж мог бы передать это обще по телевидению. В конце концов, идея принадлежала ему.
Брюс вздохнул. Никто не хочет облегчить ему задачу. Он часто чувствовал что его затягивает тяжелая трясина администрации полицейского ведомства и, более того, общества в целом. Зябко дрожащий маленький шестиугольник. Типы, получившие высшее образовавание и засевшие в своих начальственных кабинетах думают за нас. На прошлой неделе в 20-м округе некий папаша вышвырнул малыша из окна. Что думали об этом выпускники высшей административной школы в элегантных костюмах с гастуками? Приятель Брюса, лейтенант из комиссариата на проспекте Гамбетта, провел расследование в школе и в квартале. Отец-алкоголик, иммигрань, три года без работы, неграмотная мать, день-деньской сидящая в четырех стенах, и ее отпрыски насмотревшиеся телевидения, полного чудесных реклам, озлобленная учительница, вынужденная ежедневно иметь дело с предоставленными самим себе детми и их ко всему безразличными родителями. Мерзкие уличные банды и бессильные социальные службы. В последний раз судебный психиатр сказал нечто более внятное, чем обычно: «Нам грозит разрастание феномена серийных убийц, майор Брюс. Тут достаточно открыть границу. Дело в системе ценностей. Разрушение моральных запретов, разложение семьи, стирание граней между злом и добром. С моей точки зрения, серийный убийца — это не просто продукт драматической личной истории, это и продукт коллективного поражения. Он просто определяет свое место на конце кривой». Если сам Саньяк согласен с ним! Интересно, говорил ли он об этом со своим другом, заместителем прокурора, за обедом в ресторане?
Алекс Брюс закрыл окно и позвонил Фреду Геджу. Ему ответили, что журналист готовит репортаж. Проколы по всем фронтам, но майор не собирался сдаваться. Он попробовал позвонить другу на мобильный, но услышал безликий женский голос, выбранный компанией «Итинерис» для автоответчика. Он отменил вызов. Партия откладывается.
Он бродил по квартире. В том месте, где лежало тело Кастро, осталась лужа засохшей крови. Брюс вдруг осознал, что она — единственная из всех жертв, о которой он думал, не называя ее мысленно по имени. Это, конечно, потому, что для всех она была «Кастро». Знаменитый голос. Лицо, которое уже тоже становилось знаменитым после интервью, взятых ею для «Пари-Премьер», одновременно деликатных и провокационных.
Брюс посмотрел на следы, оставшиеся на стене над диваном. Очень четкие благодаря стараниям ребят Санчеса. Две женские ладони с растопыренными пальцами. Единственное, что осталось от хозяйки в этой тихой квартире с театральными драпировками. Брюс представил себе, как она поднялась, увидев, что дело принимает скверный оборот. Спиной к стене, опираясь ладонями, рефлекс загнанной добычи. Тело, вжимающееся в стену, чтобы больше не видеть лицо собственной смерти. Брюс повернулся, пытаясь сообразить, на что был устремлен взгляд Кастро. Он понял, что убийца стоял в дверях гостиной, что его появление вызвало мгновенный ужас, плотный, как оттиск чернильной печати.
Он встал в дверях. Попятился. Ванная комната. Он нажал на выключатель. Мягкий свет. Вокс готовился здесь. Экзотическая полка из резного дерева, косметика, духи, белая раковина, испачканная техниками из отдела экспертизы. И большое старинное зеркало в позолоченной раме. Брюс был совершенно уверен, что Вокс смотрелся в него. И остался доволен своим видом. Перед тем, как перейти к делу. Он на мгновение вгляделся в собственное лицо. Несколько морщинок вокруг блестящих глаз. «Изабель», — сказал он. Провел рукой по отросшей щетине, погасил свет и вышел из ванной.
Он сел на диван, машинально оглядел прямоугольник двери, в котором, словно в рамке, стоял Вокс, и снова позвонил Геджу. Журналист снял трубку после второго гудка.
— Фред? Это Алекс.
— Приятель, у меня мало времени. Через две минуты эфир. Я уже выходил в «Телеутре», но в тринадцать часов у меня большой репортаж.
— Я в квартире Изабель Кастро. У меня есть идея. Можешь сказать в тринадцать часов, что ее окна выходили на метромост. Вроде как обращение к свидетелям.
— Теперь ты воруешь мои идеи?
— Ты ни разу не предлагал мне дать скрытое объявление для свидетелей.
— Вы рискуете получать по пятнадцать тысяч звонков в день. От хохмачей, дураков и так далее. Ладно, хоть Дельмон меня не загребет.
— Главное, что меня он уже имеет. А тебе это в любом случае несложно.
— Не люблю я импровизировать. Обычно готовлю тексты заранее.
— Ну, слушай, не заставляй себя упрашивать!
— Ладно, включай свой волшебный ящик. Договорились.
Алекс Брюс поискал пульт управления. Нашел его на телевизоре и включил канал «Франс-2». В студии были Рашид Араб и Кароль Гесслер. Дивные глаза у этой женщины, подумал Брюс, прибавляя звук. Картинка изменилась. Крупным планом— Гедж, в сером костюме, голубой рубашке, без галстука. Волосы светлее, чем в жизни. Похож на немного потрепанного жизнью американского игрока в гольф.
«Этой ночью при драматических обстоятельствах навсегда умолк один голос. Изабель Кастро, талантливая журналистка „Радио Франс“ и „Пари Премьер“, была зверски убита в своей квартире на бульваре Гренель, в пятнадцатом округе Парижа. Предполагаемый убийца — Вокс. Этот многократный рецидивист разыскивается с марта тысяча девятьсот девяносто седьмого года, после убийства двадцатичетырехлетней Мюриэль Данну, ставшей первой в длинной серии жертв, насчитывающей на сегодняшний день уже одиннадцать женщин. Напомним, что сотрудники криминальной полиции дали серийному убийце имя „Вокс“ на основании сходства, выявленного в голосах убитых. Судя по всему, Изабель Кастро обладала тембром голоса, приводящим этого преступника-психопата, мастерски уничтожающего следы своих преступлений, в состояние кровожадного исступления. Журналистка вернулась из студии „Радио Франс“ после передачи „Запретные ночи“, этой маленькой жемчужины нескромности, позволявшей нам, живущим в эпоху политкорректности, оценить ее по-настоящему благородный и живой талант. Сегодня мир средств массовой информации находится в смятении. Из-за потери прекрасного профессионала и женщины, невинной жертвы дикости. Один из руководителей с набережной Орфевр, Матье Дельмон, заверяет, что сотня лучших специалистов его отдела идут по следам человека, убивающего голоса. Но полиция, как и мы все, получила, извините за выражение, хорошую оплеуху. Она обращается к судебным психиатрам, описывающим убийцу как человека, обладающего незаурядным умом. Похвальное, но недостаточное усилие. Убийца рыщет среди нас. Безусловно, в нем нет ничего примечательного, он такой же, как все. Что делает его только более опасным. Позволю себе высказать одну мысль. Солидарность— понятие избитое, но в данном случае оно могло бы принести пользу. Задумайтесь вот над чем: окна квартиры Изабель Кастро, затянутые тяжелыми пурпурными шторами, выходят на метромост, а полиция считает, что Вокс входил в число знакомых журналистки. Может быть, кто-то из пассажиров заметил мужчину в ее квартире? Мугкчину, который был ее личным врагом, а она не подозревала об этом. Донос — мерзкая штука, а французы не любят стукачей? Неужели вы действительно верите, что подобные формулы могут иметь хоть какое-то значение в то время, когда какой-то безумец избрал своей жертвой совершенство?»
«Именно то, что я и думал, — сказал про себя Брюс, выключая телевизор. — Паршивый мужик, но хороший журналист. Наоборот было бы менее полезно. Только зачем говорить „пурпурные“ вместо „красные“?»
5
Моя территория— это территория Мертвых. Эту фразу Алекс Брюс не вычитал у какого-то поэта или греческого философа. Она просто пришла ему в голову, и он имел на нее все права. С самого начала дела Вокса он изъявил желание присутствовать на всех вскрытиях. Там требовался полицейский, исполняющий обязанности законного представителя заместителя генерального прокурора. Майор взял эту обязанность на себя, потому что хотел составить полное представление о степени жестокости Вокса. Четырнадцать лет назад, закончив математический факультет и поработав немного преподавателем, он понял, что лишен педагогической жилки, и решил стать полицейским. Теперь он находился в эпицентре подлинной жизни, может быть, лишь немного ближе к его краю, чем средние, реалистически мыслящие люди, и это ни с чем не сравнимое ощущение стоило того, чтобы ради него выкладываться.
Учитывая личность жертвы и нарастающее давление со стороны средств массовой информации, вскрытие решили провести незамедлительно. На следующий день после убийства, на рассвете, чтобы не менять намеченный распорядок дня. Брюс расположился в четвертом ряду амфитеатра Института судебно-медицинской экспертизы и спустя несколько минут сообразил, что этот ряд соответствовал этажу, где находилась квартира на бульваре Гренель. Хороший знак. Состояние полутранса, в котором он пребывал, предвещало что-то хорошее. Вся информация, все, происходившее вовне, просеивалось через сито его рассуждений, обогащая их. Становясь новыми звеньями в длинной цепи эпизодов дела Вокса. Он превратился в охотника. Собранного. Нацеленного только на свою добычу. Дельмону, Саньяку и другим не понравилось бы, что майор Брюс рассматривает себя как самостоятельного следопыта, а не как члена группы. Но какое это имело значение? Он следовал своему инстинкту. И, по сути дела, единственным, чье мнение что-то для него значило, был Виктор Шеффер.
Судебно-медицинский эксперт только что сделал скальпелем надрезы на теле и конечностях, позволяющие определить направление ударов и ранений, полученных до смерти. Он подтвердил наличие удара в область солнечного сплетения, о котором говорил Санчес. Копна золотых волос Изабель Кастро свешивалась за край оцинкованного стола. Брюс не мог отогнать мысль о том, какими шелковистыми они должны быть на ощупь, и тут же вспомнил слова Геджа о Тессе:«Бывает, что ты мечтаешь о ее смерти?» Затем вспомнилось и остальное. Идея Геджа. Сделка на Тессу. Достаточно было подстегнуть свое воображение. Представить Тессу на месте Изабель. Плотное тело вместо тонкого, черные волосы вместо светлых. Разрешат ли бывшему мужу не присутствовать на вскрытии жены? Безумие, какие коварные мысли иногда лезут в голову! Такие же, как его одержимому местью приятелю-алкоголику. «И все-таки в этой истории горечь не заразна», — подумал он, а потом постарался сосредоточиться на действиях эксперта.
Тот сделал большой разрез, от основания шеи до лобка. Чтобы добраться до органов грудной и брюшной полости. Теперь тело расчленяли по-настоящему. Брюс знал, что вся процедура займет не менее двух часов. От взятия образцов крови до взвешивания внутренних органов. Потом он рассечет кожу черепа, отделит волосяной покров, откинет скальп на лицо, распилит черепную коробку электропилой. Совершенство убивают во второй раз, Фред.
Территория Мертвых. Как и в предыдущих случаях, он снова вернулся мыслями к мифу об Орфее, отправившемся искать свою возлюбленную в подземное царство. Он вспомнил, как еще мальчиком изучал старый словарь своего деда Жерара, лотарингца, старого металлурга, заядлого книгочея. Старик научил его путешествовать по миру, созданному воображением древних греков. Посвятил в сложные связи между богами, богинями, их отпрысками и приятелями. Зевс, Афина, Гермес, Дионис, Ио и нимфы. Самое большое впечатление на маленького Алекса произвел Аид. Бог подземного царства был единственным, в чью честь греки не воздвигли ни одного храма и не сложили ни одного гимна. Аида боялись и ненавидели, ему посвящались особые ритуалы. Священнослужитель, имевший право совершать обряды только в темноте, вскрывал брюхо жертвенного животного, обязательно черного, ножом с рукояткой из эбенового дерева. Судебно-медицинский эксперт дописьменной эпохи. Вообще-то Алекс сразу полюбил Орфея. Музыканта, который не испугался страшных Аида и Цербера, потому что верил, что любовь сильнее смерти. В десять лет Алекс Брюс познал эту великую истину. Сегодня, особенно в дни вскрытий, когда приходилось терпеть кровь, растерзанную плоть, запахи и шум электропилы, он спрашивал себя, не из-за Орфея ли он решил податься в полицейские.
Около половины девятого утра майор вышел из института на площади Мазас и включил мобильный телефон. Сигнал оповестил его о наличии голосового сообщения. Он набрал свой код и услышал Санчеса: на стакане, который, верояно, использовал Вокс, нашли волокна, но никаких отпечатков пальцев. Как обычно. Брюс сел в машину и направился в сторону проспекта Президента Кеннеди. Ему предстояла встреча с Майте Жуаньи, продюсером «Запретных ночей».
Стеклянный подъезд здания «Радио Франс» украшали несколько плакатов с портретами ведущих-звезд. На одном из них можно было видеть Изабель Кастро: распущенные светлые волосы, умные глаза и улыбка, в руках с тонкими запястьями— большие круглые наушники. Поклонники положили цветы под плакатом. Брюс остановился посмотреть и заметил букет из мелких красных роз. Он нагнулся и увидел, что к целлофану приколот белый конверт. Осторожно взял букет за стебли, приподнял клапан конверта, стараясь оставить как можно меньше отпечатков. Белая картонная карточка. Одна строчка печатными буквами: «Вселенная— это машина».
— Что вы делаете, сударь? Это не ваши букеты! Брюс поднял голову и увидел перед собой взбешенного охранника. Двухметровый уроженец Антильских островов.
— Майор Александр Брюс, криминальная полиция. Вы видели, кто положил этот букет?
— Нет, майор. Утром приходили женщины с детишками. Но цветы стали класть еще ночью. Вообще-то я их видел, еще когда пришел, в шесть утра.
— Кто дежурил ночью?
— Мартен и Жерар. Сейчас они у себя. Но, если бы они заметили что-то необычное, они бы мне сказали.
— Мы с ними свяжемся. По очереди. Антилец скорчил гримасу, потом снял с пояса мобильный. Просмотрел список телефонов, набрал номер:
— Жеже! Я тебя разбудил. Прости, друг. Тут с тобой инспектор хочет поговорить. Это в связи…
Брюс выхватил телефон из рук охранника. Он хотел получить Жеже тепленьким, пока тот не успеет сочинить какую-нибудь историю. Судя по выговору, Жеже тоже был антильцем. Не совсем проснувшимся антильцем. В конце концов он объяснил, что ночью пять раз обошел здание вместе с напарником Мартеном и что они не видели никого, кто бы принес цветы в это время. Мартен подтвердил заявление коллеги и уточнил, что они видели только ведущих и техников «Радио Франс», работавших в ночную смену. Брюс вызвал Шеффера, чтобы тот организовал экспертизу букета и карточки. Они решили, что надо снять отпечатки, сфотографировать букет, а потом направить пять человек порыскать среди парижских цветочников.
Майте Жуаньи оказалась блондинкой лет пятидесяти, полной, с хриплым прокуренным голосом. Она была не накрашена, но ее пальцы украшали четыре массивных кольца. Она сидела в пустой монтажной среди разной аппаратуры. С правой стороны маленькая лесенка вела в студию с высокими окнами. В глубине— электронные часы с красными цифрами. Приглушенные звуки— программа «Франс-Интер». Брюс узнал Жерара Лефора. Он вспомнил, как слушал «Останемся вместе», когда приглашенная женщина-полицейский рассказывала о своей книге и о феминизации французской полиции.
Наверное, Майте Жуаньи хотела скрыть свою печаль, но это ей не удалось. Стянутые в конский хвост волосы оставляли открытым ее лицо, на котором ясно читались все мысли. Брюс извинился за опоздание, она кивнула и рассеянно посмотрела на него. Ее красные глаза напоминали глаза Жюльена Кассиди прошлой ночью. Брюс сел возле нее. От ее одежды, широкого свитера и черных брюк в китайском стиле, пахло табаком.
— Я только что слушала запись последней передачи, — сказала она, указывая на большой магнитофон «Награ», стоявший возле какой-то папки. — Это одна из лучших, которые мы сделали с Изабель. Но даже если бы она не была настолько удачной, она все равно хороша. Знаете, почему? — Он помотал головой. Она улыбнулась и пояснила: — Потому что у нее был такой удивительный голос. Она могла бы вам читать телефонную книгу, и вы бы просили еще и еще. Именно поэтому. Теперь осталась только Жанна Моро. Дельфин Сейриг и Изабель умерли.
Брюс не ожидал, что она так сразу перейдет к сути дела. Он тоже решил идти к цели напрямик, раз уж представилась возможность не углубляться в дебри патетики.
— Вы не могли бы передать нам записи всех передач за последние полгода?
— Послезавтра все будет готово. Я отправлю их вам в судебную полицию с курьером. Еще у меня есть для вас досье. Вырезки из прессы, фотографии. Всегда может пригодиться.
— Спасибо. Вы были знакомы с ее друзьями?
— Вы хотите сказать, с ее любовниками? Легкая горечь в голосе. Брюс продолжал:
— Да, с любовниками. Я видел одного. Жюльена Кассиди.
— Артиста? Надо же, я не знала, что она с ним спала. Красивый и вроде неглупый. Почему бы нет?
— Он утверждает, что познакомился с ней здесь.
— Да, он иногда у нас читает. И неплохо.
— А другие?
— Эмманюэль Шмидт, ведущий «Леса познания», научно-популярной передачи. Но с ним я хорошо знакома. Это нормальный человек. Очень хороший профессионал. И Жерар Сеймур с «Франс-2», но, насколько я знаю, с ним она рассталась не меньше года назад.
— У них было серьезно?
Она снова улыбнулась. Этакая снисходительная гримаска, которая все меньше нравилась Брюсу.
— Изабель была самым свободным человеком из всех, кого я знала. Ее собственные ночи запретными не были.
— Название ее передачи, это была своего рода внутренняя шутка?
— Да, можно сказать и так.
— А вам что-то говорит фраза «вселенная — это машина»?
— Нет, а что?
— Ничего. Просто пришло в голову.
— Хотите послушать пленку? — спросила она, показывая на «Нагру».
Брюс кивнул. Когда в монтажной зазвучал Изабель Кастро, Майте Жуаньи посмотрела ему в глаза, а на ее лице снова появилась улыбка-гримаса. Казалось, она всем своим существом требовала, чтобы полиция положила конец этому кошмару.
«Ваши ночи прекрасны, и нам интересно узнать о них. Позвоните Майте по телефону студии и доверьте нам свои мечты, свои сны, свои желания, свои вопросы. У микрофона „Запретных ночей“ в прямом эфире Изабель Кастро. В эту первую осеннюю ночь у меня в гостях Валери Кассен, профессор информатики Политехнического института. Валери пришла к нам, чтобы рассказать о ближайшем будущем. О будущем кибернетической революции. Останутся ли у нас шансы на выживание, когда роботы станут хитрее нас? Сможет ли каждый человек позволить себе завести маленького кибернетического домашнего Эйнштейна? Станет ли двадцать первый век веком стремительного развития технологий? Вот лишь некоторые из вопросов, которые вы можете задать нам. Здесь, в „Запретных ночах“, мы все свои…»
Минут десять они слушали молча. Безусловно, Изабель Кастро была великолепным профессионалом. Она обладала даром подвести собеседника к объяснению сложных понятий самым простым и доступным способом и знала, как успокоить смущавшихся слушателей. Какая-то девушка спросила, существует ли в обозримом будущем вероятность войны между андроидами и человечеством. Не дожидаясь ответа специалистки по кибернетике, Майте Жуаньи выключила магнитофон.
Учитывая личность жертвы и нарастающее давление со стороны средств массовой информации, вскрытие решили провести незамедлительно. На следующий день после убийства, на рассвете, чтобы не менять намеченный распорядок дня. Брюс расположился в четвертом ряду амфитеатра Института судебно-медицинской экспертизы и спустя несколько минут сообразил, что этот ряд соответствовал этажу, где находилась квартира на бульваре Гренель. Хороший знак. Состояние полутранса, в котором он пребывал, предвещало что-то хорошее. Вся информация, все, происходившее вовне, просеивалось через сито его рассуждений, обогащая их. Становясь новыми звеньями в длинной цепи эпизодов дела Вокса. Он превратился в охотника. Собранного. Нацеленного только на свою добычу. Дельмону, Саньяку и другим не понравилось бы, что майор Брюс рассматривает себя как самостоятельного следопыта, а не как члена группы. Но какое это имело значение? Он следовал своему инстинкту. И, по сути дела, единственным, чье мнение что-то для него значило, был Виктор Шеффер.
Судебно-медицинский эксперт только что сделал скальпелем надрезы на теле и конечностях, позволяющие определить направление ударов и ранений, полученных до смерти. Он подтвердил наличие удара в область солнечного сплетения, о котором говорил Санчес. Копна золотых волос Изабель Кастро свешивалась за край оцинкованного стола. Брюс не мог отогнать мысль о том, какими шелковистыми они должны быть на ощупь, и тут же вспомнил слова Геджа о Тессе:«Бывает, что ты мечтаешь о ее смерти?» Затем вспомнилось и остальное. Идея Геджа. Сделка на Тессу. Достаточно было подстегнуть свое воображение. Представить Тессу на месте Изабель. Плотное тело вместо тонкого, черные волосы вместо светлых. Разрешат ли бывшему мужу не присутствовать на вскрытии жены? Безумие, какие коварные мысли иногда лезут в голову! Такие же, как его одержимому местью приятелю-алкоголику. «И все-таки в этой истории горечь не заразна», — подумал он, а потом постарался сосредоточиться на действиях эксперта.
Тот сделал большой разрез, от основания шеи до лобка. Чтобы добраться до органов грудной и брюшной полости. Теперь тело расчленяли по-настоящему. Брюс знал, что вся процедура займет не менее двух часов. От взятия образцов крови до взвешивания внутренних органов. Потом он рассечет кожу черепа, отделит волосяной покров, откинет скальп на лицо, распилит черепную коробку электропилой. Совершенство убивают во второй раз, Фред.
Территория Мертвых. Как и в предыдущих случаях, он снова вернулся мыслями к мифу об Орфее, отправившемся искать свою возлюбленную в подземное царство. Он вспомнил, как еще мальчиком изучал старый словарь своего деда Жерара, лотарингца, старого металлурга, заядлого книгочея. Старик научил его путешествовать по миру, созданному воображением древних греков. Посвятил в сложные связи между богами, богинями, их отпрысками и приятелями. Зевс, Афина, Гермес, Дионис, Ио и нимфы. Самое большое впечатление на маленького Алекса произвел Аид. Бог подземного царства был единственным, в чью честь греки не воздвигли ни одного храма и не сложили ни одного гимна. Аида боялись и ненавидели, ему посвящались особые ритуалы. Священнослужитель, имевший право совершать обряды только в темноте, вскрывал брюхо жертвенного животного, обязательно черного, ножом с рукояткой из эбенового дерева. Судебно-медицинский эксперт дописьменной эпохи. Вообще-то Алекс сразу полюбил Орфея. Музыканта, который не испугался страшных Аида и Цербера, потому что верил, что любовь сильнее смерти. В десять лет Алекс Брюс познал эту великую истину. Сегодня, особенно в дни вскрытий, когда приходилось терпеть кровь, растерзанную плоть, запахи и шум электропилы, он спрашивал себя, не из-за Орфея ли он решил податься в полицейские.
Около половины девятого утра майор вышел из института на площади Мазас и включил мобильный телефон. Сигнал оповестил его о наличии голосового сообщения. Он набрал свой код и услышал Санчеса: на стакане, который, верояно, использовал Вокс, нашли волокна, но никаких отпечатков пальцев. Как обычно. Брюс сел в машину и направился в сторону проспекта Президента Кеннеди. Ему предстояла встреча с Майте Жуаньи, продюсером «Запретных ночей».
Стеклянный подъезд здания «Радио Франс» украшали несколько плакатов с портретами ведущих-звезд. На одном из них можно было видеть Изабель Кастро: распущенные светлые волосы, умные глаза и улыбка, в руках с тонкими запястьями— большие круглые наушники. Поклонники положили цветы под плакатом. Брюс остановился посмотреть и заметил букет из мелких красных роз. Он нагнулся и увидел, что к целлофану приколот белый конверт. Осторожно взял букет за стебли, приподнял клапан конверта, стараясь оставить как можно меньше отпечатков. Белая картонная карточка. Одна строчка печатными буквами: «Вселенная— это машина».
— Что вы делаете, сударь? Это не ваши букеты! Брюс поднял голову и увидел перед собой взбешенного охранника. Двухметровый уроженец Антильских островов.
— Майор Александр Брюс, криминальная полиция. Вы видели, кто положил этот букет?
— Нет, майор. Утром приходили женщины с детишками. Но цветы стали класть еще ночью. Вообще-то я их видел, еще когда пришел, в шесть утра.
— Кто дежурил ночью?
— Мартен и Жерар. Сейчас они у себя. Но, если бы они заметили что-то необычное, они бы мне сказали.
— Мы с ними свяжемся. По очереди. Антилец скорчил гримасу, потом снял с пояса мобильный. Просмотрел список телефонов, набрал номер:
— Жеже! Я тебя разбудил. Прости, друг. Тут с тобой инспектор хочет поговорить. Это в связи…
Брюс выхватил телефон из рук охранника. Он хотел получить Жеже тепленьким, пока тот не успеет сочинить какую-нибудь историю. Судя по выговору, Жеже тоже был антильцем. Не совсем проснувшимся антильцем. В конце концов он объяснил, что ночью пять раз обошел здание вместе с напарником Мартеном и что они не видели никого, кто бы принес цветы в это время. Мартен подтвердил заявление коллеги и уточнил, что они видели только ведущих и техников «Радио Франс», работавших в ночную смену. Брюс вызвал Шеффера, чтобы тот организовал экспертизу букета и карточки. Они решили, что надо снять отпечатки, сфотографировать букет, а потом направить пять человек порыскать среди парижских цветочников.
Майте Жуаньи оказалась блондинкой лет пятидесяти, полной, с хриплым прокуренным голосом. Она была не накрашена, но ее пальцы украшали четыре массивных кольца. Она сидела в пустой монтажной среди разной аппаратуры. С правой стороны маленькая лесенка вела в студию с высокими окнами. В глубине— электронные часы с красными цифрами. Приглушенные звуки— программа «Франс-Интер». Брюс узнал Жерара Лефора. Он вспомнил, как слушал «Останемся вместе», когда приглашенная женщина-полицейский рассказывала о своей книге и о феминизации французской полиции.
Наверное, Майте Жуаньи хотела скрыть свою печаль, но это ей не удалось. Стянутые в конский хвост волосы оставляли открытым ее лицо, на котором ясно читались все мысли. Брюс извинился за опоздание, она кивнула и рассеянно посмотрела на него. Ее красные глаза напоминали глаза Жюльена Кассиди прошлой ночью. Брюс сел возле нее. От ее одежды, широкого свитера и черных брюк в китайском стиле, пахло табаком.
— Я только что слушала запись последней передачи, — сказала она, указывая на большой магнитофон «Награ», стоявший возле какой-то папки. — Это одна из лучших, которые мы сделали с Изабель. Но даже если бы она не была настолько удачной, она все равно хороша. Знаете, почему? — Он помотал головой. Она улыбнулась и пояснила: — Потому что у нее был такой удивительный голос. Она могла бы вам читать телефонную книгу, и вы бы просили еще и еще. Именно поэтому. Теперь осталась только Жанна Моро. Дельфин Сейриг и Изабель умерли.
Брюс не ожидал, что она так сразу перейдет к сути дела. Он тоже решил идти к цели напрямик, раз уж представилась возможность не углубляться в дебри патетики.
— Вы не могли бы передать нам записи всех передач за последние полгода?
— Послезавтра все будет готово. Я отправлю их вам в судебную полицию с курьером. Еще у меня есть для вас досье. Вырезки из прессы, фотографии. Всегда может пригодиться.
— Спасибо. Вы были знакомы с ее друзьями?
— Вы хотите сказать, с ее любовниками? Легкая горечь в голосе. Брюс продолжал:
— Да, с любовниками. Я видел одного. Жюльена Кассиди.
— Артиста? Надо же, я не знала, что она с ним спала. Красивый и вроде неглупый. Почему бы нет?
— Он утверждает, что познакомился с ней здесь.
— Да, он иногда у нас читает. И неплохо.
— А другие?
— Эмманюэль Шмидт, ведущий «Леса познания», научно-популярной передачи. Но с ним я хорошо знакома. Это нормальный человек. Очень хороший профессионал. И Жерар Сеймур с «Франс-2», но, насколько я знаю, с ним она рассталась не меньше года назад.
— У них было серьезно?
Она снова улыбнулась. Этакая снисходительная гримаска, которая все меньше нравилась Брюсу.
— Изабель была самым свободным человеком из всех, кого я знала. Ее собственные ночи запретными не были.
— Название ее передачи, это была своего рода внутренняя шутка?
— Да, можно сказать и так.
— А вам что-то говорит фраза «вселенная — это машина»?
— Нет, а что?
— Ничего. Просто пришло в голову.
— Хотите послушать пленку? — спросила она, показывая на «Нагру».
Брюс кивнул. Когда в монтажной зазвучал Изабель Кастро, Майте Жуаньи посмотрела ему в глаза, а на ее лице снова появилась улыбка-гримаса. Казалось, она всем своим существом требовала, чтобы полиция положила конец этому кошмару.
«Ваши ночи прекрасны, и нам интересно узнать о них. Позвоните Майте по телефону студии и доверьте нам свои мечты, свои сны, свои желания, свои вопросы. У микрофона „Запретных ночей“ в прямом эфире Изабель Кастро. В эту первую осеннюю ночь у меня в гостях Валери Кассен, профессор информатики Политехнического института. Валери пришла к нам, чтобы рассказать о ближайшем будущем. О будущем кибернетической революции. Останутся ли у нас шансы на выживание, когда роботы станут хитрее нас? Сможет ли каждый человек позволить себе завести маленького кибернетического домашнего Эйнштейна? Станет ли двадцать первый век веком стремительного развития технологий? Вот лишь некоторые из вопросов, которые вы можете задать нам. Здесь, в „Запретных ночах“, мы все свои…»
Минут десять они слушали молча. Безусловно, Изабель Кастро была великолепным профессионалом. Она обладала даром подвести собеседника к объяснению сложных понятий самым простым и доступным способом и знала, как успокоить смущавшихся слушателей. Какая-то девушка спросила, существует ли в обозримом будущем вероятность войны между андроидами и человечеством. Не дожидаясь ответа специалистки по кибернетике, Майте Жуаньи выключила магнитофон.