Страница:
— Заседание началось рано, — сказал Ладвиг. — Часов в десять.
— Ну и как обстоят дела?
— Я просто ошарашен, Рой. Пара твердолобых консерваторов прямо-таки заходится в требованиях содрать с вас кожу живьем, но зато пришла помощь с совершено неожиданной стороны. Вдруг со своего места поднялся ветеран ООН Моген Соренсен из Дании и заявил, что ради спасения человечества крайне необходимо, чтобы мы утвердили вас в должности директора ВЫНАСа.
— Сорренсен? Но ведь только недавно он требовал, чтобы меня поганой метлой прогнали из Бюро!
Ладвиг кивнул:
— Вот это-то и хочется мне подчеркнуть. Климат меняется прямо на глазах, определенно меняется. Скорее берите инициативу в свои руки, Рой. Все, похоже, складывается так, что вы займете кабинет директора Бюро на всю оставшуюся жизнь.
Они вошли в огромный зал Генеральной Ассамблеи. На трибуне в это время выступал какой-то чернокожий мужчина с ослепительно белыми зубами.
— Кто это? — спросил шепотом Уолтон.
— Малькольм Нбоно, делегат из Ганы. Он считает вас святым.
Уолтон занял одно из свободных мест на балконе и произнес:
— Давайте послушаем немного отсюда, прежде, чем спустимся вниз. Мне хочется успокоиться и собраться с духом.
В это время молодой делегат из Ганы говорил вот что:
— …Подобные кризисы уже доводилось переживать человечеству. Много лет назад, когда мой народ освободился от колониальной зависимости и обрел свободу, мы на собственном горьком опыте узнали, что, какими бы трудными ни были переговоры, мирное решение самых сложных вопросов несравнимо более эффективно, чем лобовая атака. В моих глазах Рой Уолтон — поистине выдающийся проповедник именно такого мировоззрения. Я призываю все делегации голосовать за его назначение директором Бюро Выравнивания Населенности Регионов Земли.
Толстяк с окладистой бородой справа от Нбоно громко крикнул: «Браво!» и добавил при этом несколько сочных скандинавских ругательств.
— Вот это и есть старина Моген. Датчанин в самом деле переметнулся сегодня на нашу сторону, — шепнул Ладвиг.
— Наверное, от начала до конца просмотрел калейдограмму вчера вечером, — пробормотал еле слышно Уолтон.
Делегат из Ганы продолжал свой панегирик в честь Уолтона на высоких нотах. Глаза Роя даже слегка увлажнились — не так-то просто слушать, что ты в самом деле святой. Неожиданно оборвав свою речь в самой высшей точке финального аккорда, Нбоно вытер лоб платком и опустился на свое место.
— Вот теперь самая пора спускаться, — сказал Ладвиг.
Они прошли через главный вход, и Ладвиг торжественно занял место за неоновой надписью «Соединенные Штаты». Уолтон проскользнул на свободное место по правую руку от него. Их приход вызвал заметное оживление в зале.
Председательствовал сам генеральный секретарь ООН — Ларс Магнуссон из Швеции.
— Я вижу, прибыл мистер Уолтон из ВЫНАСа, — прокомментировал он появление двух американцев, сощурив и без того крохотные глаза-бусинки. — В соответствии с принятой вчера единогласной резолюцией мы пригласили на утреннее заседание мистера Уолтона, чтобы он коротко обрисовал свою деятельность на посту временно исполняющего обязанности директора Бюро Выравнивания Населенности. Мистер Уолтон, будьте добры, начинайте.
— Огромное вам спасибо, — произнес, поднимаясь со своего места, Уолтон.
Все делегаты смотрели на него с огромным интересом, а где-то за ними, отсеченные яркими лучами осветительных приборов, незримо присутствовали операторы телевидения, многочисленные зрители, пристально всматривающиеся в него с балкона.
Зрители, которые, по всей вероятности, в полной мере вкусили вчера вечером состряпанную Ли Перси калейдограмму. На него обрушилась лавина аплодисментов. «Слишком уж легко все это далось, — подумал он. — Калейдограмма, похоже, загипнотизировала всех и каждого».
— Господин генеральный секретарь, господа делегаты Ассамблеи, друзья. Я очень благодарен за предоставленную мне возможность лично выступить перед вами. Насколько я понимаю, вы сегодня собрались здесь, чтобы избрать постоянного преемника мистера Фиц-Моэма. Я предлагаю на этот высокий пост свою кандидатуру.
Моя подготовленность для этой должности, моя профессиональная пригодность должны быть очевидны всем присутствующим. Я работал с покойным директором Фиц-Моэмом еще тогда, когда только намечалось создание такой организации, как ВЫНАС. После его безвременной кончины я временно замещал его на этом посту и с немалым успехом поддерживал нормальное функционирование Бюро в течение восьми дней.
Имеются особые, я бы даже сказал чрезвычайные, обстоятельства, которые диктуют необходимость моего пребывания на этом посту. Наверное, вы уже знаете о трагической неудаче, постигшей наши эксперименты по переустройству Венеры — о гибели нашей авангардной группы ученых и об экологической катастрофе, постигшей эту планету. Провал этого проекта делает еще более необходимым выход в глубокий космос, чтобы разрешить кризис, связанный с огромной перенаселенностью нашей родной планеты.
Уолтон набрал побольше воздуха в легкие.
— Ровно через четыре часа, — торжественно объявил он, — на Землю прибудет для переговоров с директором ВЫНАСа представитель Дирны. Скажу прямо — кому как не мне возглавить эти переговоры, если мы хотим сохранить преемственность идеологических традиций и практических подходов, выработавшихся в Бюро. Я хочу подчеркнуть особую важность именно этого аспекта при решении стоящего перед вами вопроса. Поэтому я прошу вашей поддержки. Благодарю за внимание.
Он уселся на прежнее место. Ладвиг с ужасом глядел на него, явно не в силах постичь происшедшее.
— Рой! Что за речь вы только что произнесли? Разве можно требовать для себя эту должность? Для этого нужно было привести особо веские аргументы! Нужно было…
— Тише, тише, — шепотом стал успокаивать его Уолтон. — Не стоит об этом так беспокоиться. Вы смотрели вчера вечером программу калейдоскопической цветоверти?
— Я? Разумеется, нет!
Уолтон ухмыльнулся.
— А вот они все смотрели, — сказал он, обводя рукой делегатов. — Так что мне не о чем беспокоиться.
18
— Ну и как обстоят дела?
— Я просто ошарашен, Рой. Пара твердолобых консерваторов прямо-таки заходится в требованиях содрать с вас кожу живьем, но зато пришла помощь с совершено неожиданной стороны. Вдруг со своего места поднялся ветеран ООН Моген Соренсен из Дании и заявил, что ради спасения человечества крайне необходимо, чтобы мы утвердили вас в должности директора ВЫНАСа.
— Сорренсен? Но ведь только недавно он требовал, чтобы меня поганой метлой прогнали из Бюро!
Ладвиг кивнул:
— Вот это-то и хочется мне подчеркнуть. Климат меняется прямо на глазах, определенно меняется. Скорее берите инициативу в свои руки, Рой. Все, похоже, складывается так, что вы займете кабинет директора Бюро на всю оставшуюся жизнь.
Они вошли в огромный зал Генеральной Ассамблеи. На трибуне в это время выступал какой-то чернокожий мужчина с ослепительно белыми зубами.
— Кто это? — спросил шепотом Уолтон.
— Малькольм Нбоно, делегат из Ганы. Он считает вас святым.
Уолтон занял одно из свободных мест на балконе и произнес:
— Давайте послушаем немного отсюда, прежде, чем спустимся вниз. Мне хочется успокоиться и собраться с духом.
В это время молодой делегат из Ганы говорил вот что:
— …Подобные кризисы уже доводилось переживать человечеству. Много лет назад, когда мой народ освободился от колониальной зависимости и обрел свободу, мы на собственном горьком опыте узнали, что, какими бы трудными ни были переговоры, мирное решение самых сложных вопросов несравнимо более эффективно, чем лобовая атака. В моих глазах Рой Уолтон — поистине выдающийся проповедник именно такого мировоззрения. Я призываю все делегации голосовать за его назначение директором Бюро Выравнивания Населенности Регионов Земли.
Толстяк с окладистой бородой справа от Нбоно громко крикнул: «Браво!» и добавил при этом несколько сочных скандинавских ругательств.
— Вот это и есть старина Моген. Датчанин в самом деле переметнулся сегодня на нашу сторону, — шепнул Ладвиг.
— Наверное, от начала до конца просмотрел калейдограмму вчера вечером, — пробормотал еле слышно Уолтон.
Делегат из Ганы продолжал свой панегирик в честь Уолтона на высоких нотах. Глаза Роя даже слегка увлажнились — не так-то просто слушать, что ты в самом деле святой. Неожиданно оборвав свою речь в самой высшей точке финального аккорда, Нбоно вытер лоб платком и опустился на свое место.
— Вот теперь самая пора спускаться, — сказал Ладвиг.
Они прошли через главный вход, и Ладвиг торжественно занял место за неоновой надписью «Соединенные Штаты». Уолтон проскользнул на свободное место по правую руку от него. Их приход вызвал заметное оживление в зале.
Председательствовал сам генеральный секретарь ООН — Ларс Магнуссон из Швеции.
— Я вижу, прибыл мистер Уолтон из ВЫНАСа, — прокомментировал он появление двух американцев, сощурив и без того крохотные глаза-бусинки. — В соответствии с принятой вчера единогласной резолюцией мы пригласили на утреннее заседание мистера Уолтона, чтобы он коротко обрисовал свою деятельность на посту временно исполняющего обязанности директора Бюро Выравнивания Населенности. Мистер Уолтон, будьте добры, начинайте.
— Огромное вам спасибо, — произнес, поднимаясь со своего места, Уолтон.
Все делегаты смотрели на него с огромным интересом, а где-то за ними, отсеченные яркими лучами осветительных приборов, незримо присутствовали операторы телевидения, многочисленные зрители, пристально всматривающиеся в него с балкона.
Зрители, которые, по всей вероятности, в полной мере вкусили вчера вечером состряпанную Ли Перси калейдограмму. На него обрушилась лавина аплодисментов. «Слишком уж легко все это далось, — подумал он. — Калейдограмма, похоже, загипнотизировала всех и каждого».
— Господин генеральный секретарь, господа делегаты Ассамблеи, друзья. Я очень благодарен за предоставленную мне возможность лично выступить перед вами. Насколько я понимаю, вы сегодня собрались здесь, чтобы избрать постоянного преемника мистера Фиц-Моэма. Я предлагаю на этот высокий пост свою кандидатуру.
Моя подготовленность для этой должности, моя профессиональная пригодность должны быть очевидны всем присутствующим. Я работал с покойным директором Фиц-Моэмом еще тогда, когда только намечалось создание такой организации, как ВЫНАС. После его безвременной кончины я временно замещал его на этом посту и с немалым успехом поддерживал нормальное функционирование Бюро в течение восьми дней.
Имеются особые, я бы даже сказал чрезвычайные, обстоятельства, которые диктуют необходимость моего пребывания на этом посту. Наверное, вы уже знаете о трагической неудаче, постигшей наши эксперименты по переустройству Венеры — о гибели нашей авангардной группы ученых и об экологической катастрофе, постигшей эту планету. Провал этого проекта делает еще более необходимым выход в глубокий космос, чтобы разрешить кризис, связанный с огромной перенаселенностью нашей родной планеты.
Уолтон набрал побольше воздуха в легкие.
— Ровно через четыре часа, — торжественно объявил он, — на Землю прибудет для переговоров с директором ВЫНАСа представитель Дирны. Скажу прямо — кому как не мне возглавить эти переговоры, если мы хотим сохранить преемственность идеологических традиций и практических подходов, выработавшихся в Бюро. Я хочу подчеркнуть особую важность именно этого аспекта при решении стоящего перед вами вопроса. Поэтому я прошу вашей поддержки. Благодарю за внимание.
Он уселся на прежнее место. Ладвиг с ужасом глядел на него, явно не в силах постичь происшедшее.
— Рой! Что за речь вы только что произнесли? Разве можно требовать для себя эту должность? Для этого нужно было привести особо веские аргументы! Нужно было…
— Тише, тише, — шепотом стал успокаивать его Уолтон. — Не стоит об этом так беспокоиться. Вы смотрели вчера вечером программу калейдоскопической цветоверти?
— Я? Разумеется, нет!
Уолтон ухмыльнулся.
— А вот они все смотрели, — сказал он, обводя рукой делегатов. — Так что мне не о чем беспокоиться.
18
Уолтон покинул здание Ассамблеи в 12.15, подгоняемый другими неотложными делами ВЫНАСа. Голосование началось в 13.00, а уже через полчаса были оглашены официальные результаты.
Первым сенсационную новость сообщил «Ситизен» в своем четырнадцатичасовом выпуске.
— Кто написал статью в «Ситизене», посвященную моему избранию? — спросил он.
— Я написал, шеф, а в чем, собственно, дело?
— Написана-то она отлично, да только нет в ней тех изюминок, которыми так славился прежний «Ситизен». Уже в следующем выпуске напрочь повыбрасывайте все многосложные и мудреные слова. Возвращайтесь к прежнему стилю «Ситизена» с его рваным ритмом и хлесткими выражениями, которыми он так напоминал хороший джаз.
— Мы посчитали, что теперь, когда вас утвердили в должности, не грех бы и немного причесать стиль «Ситизена», — пояснил Перси.
— Нет. Это очень опасно. Лучше придерживайтесь прежнего стиля, только подправляйте содержание. У нас еще много не до конца решенных вопросов, так что почивать на лаврах нам еще никак нельзя. А каковы новости от наших социологов, проводящих выборочные опросы?
— Пятидесятипроцентный поворот в пользу ВЫНАСа. С сегодняшнего полудня вы самый популярный человек в нашей стране. В церквях возносят молитвы за вас. Похоже, разворачивается кампания по выдвижению вашей кандидатуры на пост президента Соединенных Штатов вместо старика Лэнсона.
— Пусть Лэнсон остается в Белом Доме, — хохотнул Уолтон. — Мне еще рановато домогаться чисто номинальной должности, быть внешним украшением государства. Я еще слишком молод для этого. Когда должен выйти следующий выпуск «Ситизена»?
— В 15.00. Мы поддерживаем ежечасовой выпуск бюллетеней, пока не закончится кризис.
Уолтон на мгновение задумался.
— Как мне кажется, 15.00 — это еще слишком рано. Дирнианин прибывает в Найроби в 15.30 по нью-йоркскому времени. Фанфары мне понадобится в шестнадцатичасовом бюллетене. Но ни словечка до этого!
— Вполне согласен, — сказал Перси и дал отбой.
Мгновением позже раздался голос секретарши:
— Звонок по каналу секретной связи, сэр. Вас вызывает Батавия.
— Кто? Кто?
— Батавия. Остров Ява, сэр.
— Соедините.
Экран заполнило мясистое лицо. Лицо человека, живущего сытой и спокойной жизнью во влажном климате.
— Это вы Уолтон? — глубоким басом пророкотал незнакомец.
— Да. Уолтон слушает.
— А я — Гаэтано ди Кассио. Очень рад с вами познакомиться, синьор директор Уолтон. Мне принадлежит каучуковая плантация в этой местности.
В уме Уолтона тотчас же возникло первое имя в списке земельных собственников, подготовленном для него Лассеном.
«Ди Кассио, Гаэтано, 57 лет. Активы оцениваются по меньшей мере в миллиард с четвертью. Родился в Генуе в 2175 году, обосновался в Амстердаме в 2199. Приобрел крупное землевладение на Яве в 2211».
— Чем могу быть вам полезен, мистер Ди Кассио?
У каучукового магната был вид очень больного человека, его лицо покрывали капельки пота.
— Ваш брат, — с натугой проурчал он. — Ваш брат работал на меня. Вчера я послал его на встречу с вами. Он не вернулся.
— В самом деле? — Уолтон пожал плечами. — Есть одна известная фраза, которой я мог бы воспользоваться. Но воздержусь.
— Говорите прямо, без околичностей, — прогромыхал ди Кассио. — Где он?
— За решеткой, — ответил Уолтон. — По обвинению в насильственных действиях, учиненных по отношению к должностному лицу. — Только теперь до него дошло, что ди Кассио до передела взвинчен и нервничает вдвое сильнее, чем он.
— Значит, вы засадили его за решетку, — тупо повторил Ди Кассио. — Да, да, понимаю. За решетку. — Было явственно слышно его тяжелое дыхание.
— А почему бы вам не освободить его?
— Никоим образом.
— Разве он не говорил вам, что произойдет, если не будут удовлетворены его требования?
— Говорил. Ну и что?
Толстяк совсем сник. Уолтон понял, что его оппонент начинает осознавать, что блефовать далее бесполезно. Заговорщики не посмеют начать в открытую производство сыворотки Ламарра. Слишком уж обоюдоострым оказалось это оружие, а Уолтон не позволил запугать себя с его помощью.
— Ну? — хладнокровно повторил Уолтон.
— Вы поставили меня в крайне затруднительное положение, — сказал Ди Кассио. — Вы причинили мне тяжкую сердечную боль, мистер Уолтон. Придется применить определенные крутые меры.
— Сыворотку бессмертия Ламарра…
Лицо на видеоэкране стало мертвенно-бледным.
— Речь идет совсем не о сыворотке, — медленно проговорил ди Кассио.
— Серьезно? А вот мой брат Фред обронил несколько фраз…
— Такой сыворотки нет!
Уолтон хладнокровно улыбнулся.
— Несуществующая сыворотка, — произнес он, — обладает, к несчастью, столь же несуществующим свойством как-либо на меня воздействовать. Вы меня не запугаете, ди Кассио. Я переиграл вас. Подите-ка лучше погуляйте по вашей плантации. Пока ее у вас не отобрали. Понятно?
— Меры все равно будут приняты, — повторил ди Кассио.
Однако Уолтону теперь было совершенно ясно, что за этой злобной угрозой ничего не стоит. Поэтому он рассмеялся и прервал контакт.
Рой извлек из ящика стола оставленным Лассеном список и снабдил его краткой запиской в адрес Олафа Эглина. В списке значились триста самых крупных поместий на земном шаре. Через неделю на всех будут жить переселенцы-японцы.
Он позвонил Мартинесу из службы безопасности.
— Я распорядился, чтобы под вашу опеку взяли моего брата Фреда, — сказал он.
— Мне доложили об этом, — голос Мартинеса звучал несколько раздраженно. — Но мы не можем задерживать арестованного бесконечно долго, что бы вы ни приказывали, директор Уолтон.
— Он обвиняется в участии в заговоре, — сказал Уолтон. — В заговоре, направленном на подрыв деятельности ВЫНАСа. Через полчаса на вашем столе будет список зачинщиков. Я хочу, чтобы их переловили, произвели тщательное психозондирование и упекли за решетку.
— Мне все чаще кажется, что вы превышаете свои полномочия, директор Уолтон, — медленно проговорил Мартинес. — Однако список пришлите, а я уж распоряжусь о соответствующих арестах.
Вторая половина дня тянулась бесконечно долго. Уолтон выполнял самую различную рутинную работу: провел селекторное совещание, переговорив с каждым из руководителей основных подразделений Бюро, более внимательно прочел отчеты, в которых приводились подробности катастрофы на Венере… И проглотил еще несколько таблеток бензолуретрина.
Позвонив Килеру, он узнал, что до сих пор нет ничего проливающего хоть какой-то свет на тайну исчезновения Ламарра. От Перси Рой узнал, что со вчерашнего вечера число подписчиков «Ситизена» увеличилось на двести тысяч. Многословная передовица пятнадцатичасового выпуска изобиловала всяческими восхвалениями Уолтона. В этом не отставали и «письма в редакцию», некоторые из них, клятвенно уверял Перси, были подлинными.
В 15.15 позвонил Олаф Эглин и доложил, что начался раздел крупных поместий.
— Вы сами вскоре услышите отчаянные вопли латифундистов — от канадских тундр до малайских островов, а мы не сегодня завтра и туда доберемся, — предупредил его Эглин.
— Нам больше ничего не остается, нужно действовать жестко и решительно.
В 15.17 он уделил несколько минут одной научной статье, где предлагалось переустроить Плутон, выведя на орбиту вокруг этой покрытой льдами планеты искусственный спутник, нечто вроде миниатюрного солнца, излучавшего энергию, которая выделяется при замедленном термоядерном синтезе.
«Возможно, пригодится» — такую краткую резолюцию наложил на статье Уолтон и переадресовал ее Эглину. В целом идея сама по себе была достаточно заманчивой, но после провала проекта переустройства Венеры у Роя возникло довольно сильное предубеждение против любых подобных проектов. Ведь в конце-то концов, существовал предел и для тех чудес, которые мог продемонстрировать широкой публике волшебник Ли Перси.
В 15.35 тишину его кабинета нарушил мелодичный голос секретарши:
— На связи Найроби, Африка, мистер Уолтон.
— О'кей.
На видеоэкране появилось лицо Мак-Леода.
— Мы уже здесь, — сказал Мак-Леод. — Благополучно приземлились полмикросекунды назад.
— А как себя чувствует наш инопланетный приятель?
— Мы поместили его в специально оборудованную каюту. Как вам известно, дышит он водородно-аммиачной смесью. Он с огромным нетерпением дожидается встречи с вами. Когда вы сможете к нам прибыть?
Уолтон задумался на мгновение.
— Насколько я понял, у нас пока нет возможности переправить его сюда, в Нью-Йорк, верно?
— Я бы рекомендовал не делать этого. Дирниане очень плохо переносят путешествие в поле с такой ничтожной силой тяжести. Этого, видите ли, не выдерживает их желудок. Так когда вы сможете сюда прибыть?
— Как только у вас будет все готово к моему визиту.
— Через полчаса — вас устроит? — спросил Мак-Леод.
— Уже еду.
Раскинувшийся на многие десятки миль мегаполис Найроби, столица республики Кения, лежал у подножия гряды Кукуйя, а с юга над ним возвышался величественный вулкан Килиманджаро. Четыре миллиона жителей населяли Найроби, наилучший среди многих прекрасных городов, выстроившихся вдоль восточного побережья Африки. Африканские республики очень быстро встали на ноги после обретения независимости от заморских метрополий.
Город был тих и спокоен, когда Уолтон прибыл спецрейсом в его раскинувшийся на много гектаров аэропорт. Вылетел он в 15.47 по нью-йоркскому времени и провел в воздухе чуть более двух часов. Разница во времени между Нью-Йорком и Кенией составляла восемь часов, и теперь в Найроби было 03.13. Предрассветный дождик точно по расписанию забарабанил по крыше салона, когда сверхзвуковой лайнер плавно остановился у самого входа в аэровокзал.
Там Роя уже поджидал Мак-Леод.
— Корабль находится в гористой местности в пяти милях от близлежащего поселка. Мы прямо сейчас отправимся туда на готовом к вылету вертолете.
Едва Уолтон покинул салон лайнера, как его препроводили в кабину вертолета. Взвыли турбины, неистово завертелись лопасти, и аппарат стал вертикально подниматься вверх, пока не завис над распылителями аэрозолей для борьбы с облаками над аэропортом на высоте 4000 метров. Здесь включились дополнительные двигатели, и вертолет рванулся к пологим горам.
В том месте, где они приземлились, дождя не было. Как объяснил Мак-Леод, по графику ночной дождь в этом секторе прошел ровно в два часа, после чего здесь уже побывали особые самолеты, и отвели дождевые тучи в другие местности, где им надлежало пролиться дождем строго по заранее установленному расписанию. На посадочной полосе среди холмов их дожидался электрокар. Мак-Леод сразу сел за руль и не преминул продемонстрировать, что с наземными транспортными средствами он справляется с не меньшим искусством, чем со сверхсветовым звездолетом.
— Вот он, наш корабль, — с гордостью произнес он, показывая рукой на серебристую иглу, стоящую на тупой, хвостовой части посредине широкой и ровной бетонной площадки, почерневшей от тормозных выхлопов.
Уолтон вдруг ощутил в горле неожиданно возникший комок.
Звездолет вздымался в небо на высоту по самой меньшей мере метров в полтораста, его веретенообразный корпус ярко серебрился в лунном свете, опираясь на массивные хвостовые контрфорсы. Вокруг него сновало множество занятых самыми различными работами инженеров, техников и подсобных рабочих. Всю стоянку звездолета освещали яркие лучи мощных прожекторов.
Мак-Леод подогнал электрокар к самому кораблю, затем объехал вокруг него, как бы показывая Уолтону, что строгая симметрия носовой части столь же безукоризненно продублирована и в хвостовой. Нарушал ее только винтовой ажурный трап, подымавшийся серпантином вокруг корпуса на высоту примерно в двадцать пять метров, где на боковой поверхности корпуса зиял проем входного шлюза. Сюда же поднималась и ничем внешне не примечательная шахта лифтового приемника.
Как только Мак-Леод спрыгнул с электрокара, команда тут же поприветствовала его, щегольски взяв по-военному под козырек. Самого же Уолтона встретили только удивленные взгляды офицеров.
— Лучше подняться на лифте, — предложил Мак-Леод, — чтобы не мешать работать персоналу, использующему винтовой трап для служебных целей.
Сохраняя торжественное молчание, они поднялись к входному шлюзу в кабине лифта и через открытый воздушный шлюз прошли сначала в небольшой холл, а затем к узкому корабельному трапу. Здесь Мак-Леод приостановился и нажал на какую-то кнопку в нише у самого трапа.
— Я вернулся, — громко объявил он. — Передайте Тограну Клэйрну, что я привел Уолтона. Выясните, сможет ли он выйти, чтобы побеседовать.
— Я думал, ему для дыхания нужен особый состав атмосферы, — удивился Уолтон. — А выходит, он может выходить из своей каюты.
— Для этого у инопланетян есть особые дыхательные маски. Но обычно они очень не любят ими пользоваться. — Мак-Леод на мгновение прильнул ухом к встроенному в стенку миниатюрному громкоговорителю внутренней бортовой связи, затем несколько раз понимающе кивнул. — Инопланетянин встретит вас в кают-кампании, — сказал он, обращаясь к Уолтону.
Уолтон едва успел сделать глоток очищенного рома, как в дверях кают-компании возник один из членов экипажа и с нарочитой торжественностью объявил:
— Его Превосходительство Тогран Клэйрн с планеты Дирна.
Затем появился инопланетянин.
Уолтон уже видел фотоснимки дирниан и поэтому частично был готов к встрече. Но, оказалось, только частично.
Фотографии не давали ни малейшего представления о размерах дирниан. Инопланетянин оказался ростом более двух метров да и вес его, судя по всему, должен был быть огромным. В нем было никак не меньше двухсот трехсот пятидесяти килограммов, однако стоял он на двух массивных ногах длиной едва ли больше метра. Примерно из средней части напоминающего необъятную колонну туловища под весьма странным углом выступали четыре крепкие руки. Огромное тело венчала голова без каких-либо признаков шеи, и эту голову полностью закрывала прозрачная дыхательная маска. В одной из рук инопланетянин держал какое-то непонятное механическое устройство. Уолтон предположил, что это автоматический переводчик.
Ярко-зеленая кожа инопланетянина ничем, кроме цвета, не отличалась от человеческой. Сразу же после появления инопланетянина в кают-компании инопланетянина по ней распространился слабый запах аммиака.
— Меня зовут Тогран Клэйрн, — зычным голосом объявил инопланетянин. — В качестве дипломатического представителя я уполномочен вести переговоры с Роем Уолтоном. Это вы — Рой Уолтон?
— Я, — даже самому Рою голос показался сдержанным и сухим. Уолтон понимал, что не могло не сказаться напряжение, которое он все это время испытывал. — Очень рад встретиться с вами, Тогран Клэйрн.
— Пожалуйста, присаживайтесь. Я этого сделать не могу. Мое тело не приспособлено к такой позе.
Уолтон сел. Чувствовал он себя при этом очень неудобно, так как приходилось все время высоко задирать голову, чтобы смотреть на дирнианина, но с этим он ничего не мог поделать.
— Путешествие было для вас приятным? — вежливо спросил Уолтон, стараясь выиграть время, которое сейчас, как никогда раньше, ему было необходимо, чтобы полностью успокоиться и не совершить впопыхах какую-нибудь глупость, в которой впоследствии придется горько раскаиваться.
Инопланетянин буркнул в ответ что-то весьма невразумительное, затем придал своим мыслям более законченную форму, которую автомат-переводчик уже смог выразить по-английски:
— Можно считать, что так. Но я не могу позволить себе отвлекаться на мелочи. У нас много очень серьезных вопросов, и мы должны всесторонне обсудить, как нам быть дальше.
— Не возражаю.
Возможно, дипломатия как определенного рода ремесло и существует на Дирне, но Клэйрна вряд ли можно было назвать настоящим дипломатом. И это открытие очень успокоило Уолтона, поскольку он понял, что не нужно тратить многие часы на формальный обмен любезностями, а можно сразу же приступить к обсуждению основных вопросов, возникших во взаимоотношениях между Землей и Дирной.
— Некоторое время назад, — начал инопланетянин, — нашу планетную систему посетил посланный жителями вашей планеты космический корабль. Командиром его был ваш полковник Мак-Леод, с которым мне удалось познакомиться поближе. Какова была цель, поставленная перед этим кораблем?
— Обследовать различные планеты в ближайшей к Земле части Вселенной и отыскать среди них такие, на которых могли бы обосноваться земляне. В настоящее время наша планета крайне перенаселена.
— Именно так я и был проинформирован. Вы выбрали в качестве своей потенциальной колонии Лабуру, или, если придерживаться вашей терминологии, Процион-8. Это так?
— Да, — ответил Уолтон. — Она во всех отношениях подходит для этой цели. Однако полковник Мак-Леод доложил мне, что вы категорически возражаете против организации наших поселений на этой планете.
— Мы действительно возражаем против этого. — Голос дирнианина звучал спокойно и уверенно. — Вы — молодая и очень энергичная раса. Мы не знаем, какие опасности таит ваше появление в нашей системе. Иметь вас в качестве своих соседей…
— Мы можем заключить скрепленный клятвами договор о вечном мире с вами, — предложил Уолтон.
— Слова. Это только слова.
— Но разве вы не понимаете, что мы не в состоянии даже высадиться на вашей планете! Она слишком велика, слишком непереносима для нас ее сила тяжести. Какой вред мы можем вам причинить?
— Существуют расы, — сурово заметил дирнианин, — для которых насилие
— освященное религией и традицией действо. Вы располагаете различными видами оружия с огромным радиусом действия. Как мы можем вам доверять?
Уолтон смутился, услышав такие слова. Затем на него вдруг нашло вдохновение.
— В нашей системе есть планета, которая в такой же мере устроила бы вас, как нас устраивает Лабура. Я имею в виду Юпитер. Мы можем предложить вам права на колонизацию Юпитера в обмен на привилегию заселить Лабуру!
Какое-то время после этих слов инопланетянин молчал. Обдумывал предложение? Невозможно было определить, какие эмоции владеют им.
— Нам не подходит ваше предложение, — в конце концов отозвался дирнианин. — Наш народ давным-давно добился стабильной численности населения. Нам не нужны колонии. Прошло много тысяч лет с тех пор, как мы отважились выйти в космическое пространство.
Первым сенсационную новость сообщил «Ситизен» в своем четырнадцатичасовом выпуске.
УОЛТОН ИЗБРАН РУКОВОДИТЕЛЕМ ВЫНАСА«Сегодня утром Генеральная Ассамблея Организации Объединенных Наций оказала полнейшее доверие Рою Уолтону. Девяносто пятью голосами „за“ при трех воздержавшихся и отсутствии голосов „против“ его избрали в качестве преемника покойного Д.Ф.Фиц-Моэма на посту руководителя этого учреждения. Последние восемь дней он занимал этот пост как временно исполняющий обязанности».Уолтон тут же позвонил Перси.
— Кто написал статью в «Ситизене», посвященную моему избранию? — спросил он.
— Я написал, шеф, а в чем, собственно, дело?
— Написана-то она отлично, да только нет в ней тех изюминок, которыми так славился прежний «Ситизен». Уже в следующем выпуске напрочь повыбрасывайте все многосложные и мудреные слова. Возвращайтесь к прежнему стилю «Ситизена» с его рваным ритмом и хлесткими выражениями, которыми он так напоминал хороший джаз.
— Мы посчитали, что теперь, когда вас утвердили в должности, не грех бы и немного причесать стиль «Ситизена», — пояснил Перси.
— Нет. Это очень опасно. Лучше придерживайтесь прежнего стиля, только подправляйте содержание. У нас еще много не до конца решенных вопросов, так что почивать на лаврах нам еще никак нельзя. А каковы новости от наших социологов, проводящих выборочные опросы?
— Пятидесятипроцентный поворот в пользу ВЫНАСа. С сегодняшнего полудня вы самый популярный человек в нашей стране. В церквях возносят молитвы за вас. Похоже, разворачивается кампания по выдвижению вашей кандидатуры на пост президента Соединенных Штатов вместо старика Лэнсона.
— Пусть Лэнсон остается в Белом Доме, — хохотнул Уолтон. — Мне еще рановато домогаться чисто номинальной должности, быть внешним украшением государства. Я еще слишком молод для этого. Когда должен выйти следующий выпуск «Ситизена»?
— В 15.00. Мы поддерживаем ежечасовой выпуск бюллетеней, пока не закончится кризис.
Уолтон на мгновение задумался.
— Как мне кажется, 15.00 — это еще слишком рано. Дирнианин прибывает в Найроби в 15.30 по нью-йоркскому времени. Фанфары мне понадобится в шестнадцатичасовом бюллетене. Но ни словечка до этого!
— Вполне согласен, — сказал Перси и дал отбой.
Мгновением позже раздался голос секретарши:
— Звонок по каналу секретной связи, сэр. Вас вызывает Батавия.
— Кто? Кто?
— Батавия. Остров Ява, сэр.
— Соедините.
Экран заполнило мясистое лицо. Лицо человека, живущего сытой и спокойной жизнью во влажном климате.
— Это вы Уолтон? — глубоким басом пророкотал незнакомец.
— Да. Уолтон слушает.
— А я — Гаэтано ди Кассио. Очень рад с вами познакомиться, синьор директор Уолтон. Мне принадлежит каучуковая плантация в этой местности.
В уме Уолтона тотчас же возникло первое имя в списке земельных собственников, подготовленном для него Лассеном.
«Ди Кассио, Гаэтано, 57 лет. Активы оцениваются по меньшей мере в миллиард с четвертью. Родился в Генуе в 2175 году, обосновался в Амстердаме в 2199. Приобрел крупное землевладение на Яве в 2211».
— Чем могу быть вам полезен, мистер Ди Кассио?
У каучукового магната был вид очень больного человека, его лицо покрывали капельки пота.
— Ваш брат, — с натугой проурчал он. — Ваш брат работал на меня. Вчера я послал его на встречу с вами. Он не вернулся.
— В самом деле? — Уолтон пожал плечами. — Есть одна известная фраза, которой я мог бы воспользоваться. Но воздержусь.
— Говорите прямо, без околичностей, — прогромыхал ди Кассио. — Где он?
— За решеткой, — ответил Уолтон. — По обвинению в насильственных действиях, учиненных по отношению к должностному лицу. — Только теперь до него дошло, что ди Кассио до передела взвинчен и нервничает вдвое сильнее, чем он.
— Значит, вы засадили его за решетку, — тупо повторил Ди Кассио. — Да, да, понимаю. За решетку. — Было явственно слышно его тяжелое дыхание.
— А почему бы вам не освободить его?
— Никоим образом.
— Разве он не говорил вам, что произойдет, если не будут удовлетворены его требования?
— Говорил. Ну и что?
Толстяк совсем сник. Уолтон понял, что его оппонент начинает осознавать, что блефовать далее бесполезно. Заговорщики не посмеют начать в открытую производство сыворотки Ламарра. Слишком уж обоюдоострым оказалось это оружие, а Уолтон не позволил запугать себя с его помощью.
— Ну? — хладнокровно повторил Уолтон.
— Вы поставили меня в крайне затруднительное положение, — сказал Ди Кассио. — Вы причинили мне тяжкую сердечную боль, мистер Уолтон. Придется применить определенные крутые меры.
— Сыворотку бессмертия Ламарра…
Лицо на видеоэкране стало мертвенно-бледным.
— Речь идет совсем не о сыворотке, — медленно проговорил ди Кассио.
— Серьезно? А вот мой брат Фред обронил несколько фраз…
— Такой сыворотки нет!
Уолтон хладнокровно улыбнулся.
— Несуществующая сыворотка, — произнес он, — обладает, к несчастью, столь же несуществующим свойством как-либо на меня воздействовать. Вы меня не запугаете, ди Кассио. Я переиграл вас. Подите-ка лучше погуляйте по вашей плантации. Пока ее у вас не отобрали. Понятно?
— Меры все равно будут приняты, — повторил ди Кассио.
Однако Уолтону теперь было совершенно ясно, что за этой злобной угрозой ничего не стоит. Поэтому он рассмеялся и прервал контакт.
Рой извлек из ящика стола оставленным Лассеном список и снабдил его краткой запиской в адрес Олафа Эглина. В списке значились триста самых крупных поместий на земном шаре. Через неделю на всех будут жить переселенцы-японцы.
Он позвонил Мартинесу из службы безопасности.
— Я распорядился, чтобы под вашу опеку взяли моего брата Фреда, — сказал он.
— Мне доложили об этом, — голос Мартинеса звучал несколько раздраженно. — Но мы не можем задерживать арестованного бесконечно долго, что бы вы ни приказывали, директор Уолтон.
— Он обвиняется в участии в заговоре, — сказал Уолтон. — В заговоре, направленном на подрыв деятельности ВЫНАСа. Через полчаса на вашем столе будет список зачинщиков. Я хочу, чтобы их переловили, произвели тщательное психозондирование и упекли за решетку.
— Мне все чаще кажется, что вы превышаете свои полномочия, директор Уолтон, — медленно проговорил Мартинес. — Однако список пришлите, а я уж распоряжусь о соответствующих арестах.
Вторая половина дня тянулась бесконечно долго. Уолтон выполнял самую различную рутинную работу: провел селекторное совещание, переговорив с каждым из руководителей основных подразделений Бюро, более внимательно прочел отчеты, в которых приводились подробности катастрофы на Венере… И проглотил еще несколько таблеток бензолуретрина.
Позвонив Килеру, он узнал, что до сих пор нет ничего проливающего хоть какой-то свет на тайну исчезновения Ламарра. От Перси Рой узнал, что со вчерашнего вечера число подписчиков «Ситизена» увеличилось на двести тысяч. Многословная передовица пятнадцатичасового выпуска изобиловала всяческими восхвалениями Уолтона. В этом не отставали и «письма в редакцию», некоторые из них, клятвенно уверял Перси, были подлинными.
В 15.15 позвонил Олаф Эглин и доложил, что начался раздел крупных поместий.
— Вы сами вскоре услышите отчаянные вопли латифундистов — от канадских тундр до малайских островов, а мы не сегодня завтра и туда доберемся, — предупредил его Эглин.
— Нам больше ничего не остается, нужно действовать жестко и решительно.
В 15.17 он уделил несколько минут одной научной статье, где предлагалось переустроить Плутон, выведя на орбиту вокруг этой покрытой льдами планеты искусственный спутник, нечто вроде миниатюрного солнца, излучавшего энергию, которая выделяется при замедленном термоядерном синтезе.
«Возможно, пригодится» — такую краткую резолюцию наложил на статье Уолтон и переадресовал ее Эглину. В целом идея сама по себе была достаточно заманчивой, но после провала проекта переустройства Венеры у Роя возникло довольно сильное предубеждение против любых подобных проектов. Ведь в конце-то концов, существовал предел и для тех чудес, которые мог продемонстрировать широкой публике волшебник Ли Перси.
В 15.35 тишину его кабинета нарушил мелодичный голос секретарши:
— На связи Найроби, Африка, мистер Уолтон.
— О'кей.
На видеоэкране появилось лицо Мак-Леода.
— Мы уже здесь, — сказал Мак-Леод. — Благополучно приземлились полмикросекунды назад.
— А как себя чувствует наш инопланетный приятель?
— Мы поместили его в специально оборудованную каюту. Как вам известно, дышит он водородно-аммиачной смесью. Он с огромным нетерпением дожидается встречи с вами. Когда вы сможете к нам прибыть?
Уолтон задумался на мгновение.
— Насколько я понял, у нас пока нет возможности переправить его сюда, в Нью-Йорк, верно?
— Я бы рекомендовал не делать этого. Дирниане очень плохо переносят путешествие в поле с такой ничтожной силой тяжести. Этого, видите ли, не выдерживает их желудок. Так когда вы сможете сюда прибыть?
— Как только у вас будет все готово к моему визиту.
— Через полчаса — вас устроит? — спросил Мак-Леод.
— Уже еду.
Раскинувшийся на многие десятки миль мегаполис Найроби, столица республики Кения, лежал у подножия гряды Кукуйя, а с юга над ним возвышался величественный вулкан Килиманджаро. Четыре миллиона жителей населяли Найроби, наилучший среди многих прекрасных городов, выстроившихся вдоль восточного побережья Африки. Африканские республики очень быстро встали на ноги после обретения независимости от заморских метрополий.
Город был тих и спокоен, когда Уолтон прибыл спецрейсом в его раскинувшийся на много гектаров аэропорт. Вылетел он в 15.47 по нью-йоркскому времени и провел в воздухе чуть более двух часов. Разница во времени между Нью-Йорком и Кенией составляла восемь часов, и теперь в Найроби было 03.13. Предрассветный дождик точно по расписанию забарабанил по крыше салона, когда сверхзвуковой лайнер плавно остановился у самого входа в аэровокзал.
Там Роя уже поджидал Мак-Леод.
— Корабль находится в гористой местности в пяти милях от близлежащего поселка. Мы прямо сейчас отправимся туда на готовом к вылету вертолете.
Едва Уолтон покинул салон лайнера, как его препроводили в кабину вертолета. Взвыли турбины, неистово завертелись лопасти, и аппарат стал вертикально подниматься вверх, пока не завис над распылителями аэрозолей для борьбы с облаками над аэропортом на высоте 4000 метров. Здесь включились дополнительные двигатели, и вертолет рванулся к пологим горам.
В том месте, где они приземлились, дождя не было. Как объяснил Мак-Леод, по графику ночной дождь в этом секторе прошел ровно в два часа, после чего здесь уже побывали особые самолеты, и отвели дождевые тучи в другие местности, где им надлежало пролиться дождем строго по заранее установленному расписанию. На посадочной полосе среди холмов их дожидался электрокар. Мак-Леод сразу сел за руль и не преминул продемонстрировать, что с наземными транспортными средствами он справляется с не меньшим искусством, чем со сверхсветовым звездолетом.
— Вот он, наш корабль, — с гордостью произнес он, показывая рукой на серебристую иглу, стоящую на тупой, хвостовой части посредине широкой и ровной бетонной площадки, почерневшей от тормозных выхлопов.
Уолтон вдруг ощутил в горле неожиданно возникший комок.
Звездолет вздымался в небо на высоту по самой меньшей мере метров в полтораста, его веретенообразный корпус ярко серебрился в лунном свете, опираясь на массивные хвостовые контрфорсы. Вокруг него сновало множество занятых самыми различными работами инженеров, техников и подсобных рабочих. Всю стоянку звездолета освещали яркие лучи мощных прожекторов.
Мак-Леод подогнал электрокар к самому кораблю, затем объехал вокруг него, как бы показывая Уолтону, что строгая симметрия носовой части столь же безукоризненно продублирована и в хвостовой. Нарушал ее только винтовой ажурный трап, подымавшийся серпантином вокруг корпуса на высоту примерно в двадцать пять метров, где на боковой поверхности корпуса зиял проем входного шлюза. Сюда же поднималась и ничем внешне не примечательная шахта лифтового приемника.
Как только Мак-Леод спрыгнул с электрокара, команда тут же поприветствовала его, щегольски взяв по-военному под козырек. Самого же Уолтона встретили только удивленные взгляды офицеров.
— Лучше подняться на лифте, — предложил Мак-Леод, — чтобы не мешать работать персоналу, использующему винтовой трап для служебных целей.
Сохраняя торжественное молчание, они поднялись к входному шлюзу в кабине лифта и через открытый воздушный шлюз прошли сначала в небольшой холл, а затем к узкому корабельному трапу. Здесь Мак-Леод приостановился и нажал на какую-то кнопку в нише у самого трапа.
— Я вернулся, — громко объявил он. — Передайте Тограну Клэйрну, что я привел Уолтона. Выясните, сможет ли он выйти, чтобы побеседовать.
— Я думал, ему для дыхания нужен особый состав атмосферы, — удивился Уолтон. — А выходит, он может выходить из своей каюты.
— Для этого у инопланетян есть особые дыхательные маски. Но обычно они очень не любят ими пользоваться. — Мак-Леод на мгновение прильнул ухом к встроенному в стенку миниатюрному громкоговорителю внутренней бортовой связи, затем несколько раз понимающе кивнул. — Инопланетянин встретит вас в кают-кампании, — сказал он, обращаясь к Уолтону.
Уолтон едва успел сделать глоток очищенного рома, как в дверях кают-компании возник один из членов экипажа и с нарочитой торжественностью объявил:
— Его Превосходительство Тогран Клэйрн с планеты Дирна.
Затем появился инопланетянин.
Уолтон уже видел фотоснимки дирниан и поэтому частично был готов к встрече. Но, оказалось, только частично.
Фотографии не давали ни малейшего представления о размерах дирниан. Инопланетянин оказался ростом более двух метров да и вес его, судя по всему, должен был быть огромным. В нем было никак не меньше двухсот трехсот пятидесяти килограммов, однако стоял он на двух массивных ногах длиной едва ли больше метра. Примерно из средней части напоминающего необъятную колонну туловища под весьма странным углом выступали четыре крепкие руки. Огромное тело венчала голова без каких-либо признаков шеи, и эту голову полностью закрывала прозрачная дыхательная маска. В одной из рук инопланетянин держал какое-то непонятное механическое устройство. Уолтон предположил, что это автоматический переводчик.
Ярко-зеленая кожа инопланетянина ничем, кроме цвета, не отличалась от человеческой. Сразу же после появления инопланетянина в кают-компании инопланетянина по ней распространился слабый запах аммиака.
— Меня зовут Тогран Клэйрн, — зычным голосом объявил инопланетянин. — В качестве дипломатического представителя я уполномочен вести переговоры с Роем Уолтоном. Это вы — Рой Уолтон?
— Я, — даже самому Рою голос показался сдержанным и сухим. Уолтон понимал, что не могло не сказаться напряжение, которое он все это время испытывал. — Очень рад встретиться с вами, Тогран Клэйрн.
— Пожалуйста, присаживайтесь. Я этого сделать не могу. Мое тело не приспособлено к такой позе.
Уолтон сел. Чувствовал он себя при этом очень неудобно, так как приходилось все время высоко задирать голову, чтобы смотреть на дирнианина, но с этим он ничего не мог поделать.
— Путешествие было для вас приятным? — вежливо спросил Уолтон, стараясь выиграть время, которое сейчас, как никогда раньше, ему было необходимо, чтобы полностью успокоиться и не совершить впопыхах какую-нибудь глупость, в которой впоследствии придется горько раскаиваться.
Инопланетянин буркнул в ответ что-то весьма невразумительное, затем придал своим мыслям более законченную форму, которую автомат-переводчик уже смог выразить по-английски:
— Можно считать, что так. Но я не могу позволить себе отвлекаться на мелочи. У нас много очень серьезных вопросов, и мы должны всесторонне обсудить, как нам быть дальше.
— Не возражаю.
Возможно, дипломатия как определенного рода ремесло и существует на Дирне, но Клэйрна вряд ли можно было назвать настоящим дипломатом. И это открытие очень успокоило Уолтона, поскольку он понял, что не нужно тратить многие часы на формальный обмен любезностями, а можно сразу же приступить к обсуждению основных вопросов, возникших во взаимоотношениях между Землей и Дирной.
— Некоторое время назад, — начал инопланетянин, — нашу планетную систему посетил посланный жителями вашей планеты космический корабль. Командиром его был ваш полковник Мак-Леод, с которым мне удалось познакомиться поближе. Какова была цель, поставленная перед этим кораблем?
— Обследовать различные планеты в ближайшей к Земле части Вселенной и отыскать среди них такие, на которых могли бы обосноваться земляне. В настоящее время наша планета крайне перенаселена.
— Именно так я и был проинформирован. Вы выбрали в качестве своей потенциальной колонии Лабуру, или, если придерживаться вашей терминологии, Процион-8. Это так?
— Да, — ответил Уолтон. — Она во всех отношениях подходит для этой цели. Однако полковник Мак-Леод доложил мне, что вы категорически возражаете против организации наших поселений на этой планете.
— Мы действительно возражаем против этого. — Голос дирнианина звучал спокойно и уверенно. — Вы — молодая и очень энергичная раса. Мы не знаем, какие опасности таит ваше появление в нашей системе. Иметь вас в качестве своих соседей…
— Мы можем заключить скрепленный клятвами договор о вечном мире с вами, — предложил Уолтон.
— Слова. Это только слова.
— Но разве вы не понимаете, что мы не в состоянии даже высадиться на вашей планете! Она слишком велика, слишком непереносима для нас ее сила тяжести. Какой вред мы можем вам причинить?
— Существуют расы, — сурово заметил дирнианин, — для которых насилие
— освященное религией и традицией действо. Вы располагаете различными видами оружия с огромным радиусом действия. Как мы можем вам доверять?
Уолтон смутился, услышав такие слова. Затем на него вдруг нашло вдохновение.
— В нашей системе есть планета, которая в такой же мере устроила бы вас, как нас устраивает Лабура. Я имею в виду Юпитер. Мы можем предложить вам права на колонизацию Юпитера в обмен на привилегию заселить Лабуру!
Какое-то время после этих слов инопланетянин молчал. Обдумывал предложение? Невозможно было определить, какие эмоции владеют им.
— Нам не подходит ваше предложение, — в конце концов отозвался дирнианин. — Наш народ давным-давно добился стабильной численности населения. Нам не нужны колонии. Прошло много тысяч лет с тех пор, как мы отважились выйти в космическое пространство.