Страница:
А Лерой Чанг все еще утверждает, что мы с Яной устраиваем ночные оргии за отвалом.
Может быть, я и попробую поухаживать за ней в следующий раз, когда мы пойдем на прогулку. Понимаешь, Лерой своими ухмылками и гнусными инсинуациями уже посадил на наши репутации несмываемое пятно. Так что мне терять? Яна действительно очень привлекательна. А я не давал обета целомудрия на время этой экспедиции. И, кроме того, мне до смерти надоело слушать панегирики филателисту Саулу Шахмуну.
5. 5 СЕНТЯБРЯ 2375. ХИГБИ-5
6. 6 СЕНТЯБРЯ 2375. ХИГБИ-5
Может быть, я и попробую поухаживать за ней в следующий раз, когда мы пойдем на прогулку. Понимаешь, Лерой своими ухмылками и гнусными инсинуациями уже посадил на наши репутации несмываемое пятно. Так что мне терять? Яна действительно очень привлекательна. А я не давал обета целомудрия на время этой экспедиции. И, кроме того, мне до смерти надоело слушать панегирики филателисту Саулу Шахмуну.
5. 5 СЕНТЯБРЯ 2375. ХИГБИ-5
Сегодня утром я лично, собственной персоной, обнаружил нечто чрезвычайно важное. И едва не вылетел за это из экспедиции. Мы все еще не вполне понимаем, что же такое я нашел, но, видимо, что-то серьезное. Сенсационное. Наверное, это самая важная добыча, которую когда-либо откапывали в поселениях Высших. И вот как все произошло.
После завтрака мы впятером отправились на место раскопок: Яна, Лерой Чанг, Миррик, Келли Вотчмен и я. При нынешнем положении дел команда из пяти археологов — идеальная рабочая группа: меньше — тяжело, больше — много. Остальные плотно засели в лаборатории, обрабатывая находки, определяя их примерный возраст, занимаясь компьютерным анализом и прочей обыденной дребеденью.
Мы уже довольно далеко забрались в глубь холма, а зона поисков все расширяется и расширяется. Артефакты лежат очень густо, мы набрали более сотни сигар с надписями и множество памятных знаков и головоломок. Стандартные предметы, только их гораздо больше, чем когда бы то ни было.
Стояло холодное дождливое утро. Впрочем, здесь всегда так. Мы быстро нырнули под благословенный пластиковый щит и приступили к работе. Сначала Миррик расчистил оставшийся со вчера завал и открыл нам доступ к тому слою, который нам предстояло раскапывать. Следом за ним двигалась Келли со своей вакуумной лопатой. Обязанности мы поделили так: я спускаюсь в дыру на самый низ, чтобы иметь обзор, прямо передо мной устраивается Келли со своим инструментом — срезать ломтиками камни там, где я ей укажу. Сбоку ворочается Миррик и выносит на клыках нарезанный Келли мусор, Яна управляется с камерой, делает объемные изображения всего, что мы накопаем. Лерой как старший археолог поисковой группы ведет подробную запись процесса.
Примерно около часа мы резали скалу безо всякого успеха. Потом пошел мягкий розоватый песчаник, в котором лежала парочка совершенно целых головоломок. Когда работаешь долго и достаточно тяжело, начинаешь превращаться в машину, подхватываешь удобный ритм и действуешь механически, не замечая ничего вокруг, ни о чем не думая. Келли, Миррик и я довольно быстро вошли в это полуавтоматическое состояние. Я показывал, Келли срезала, Миррик убирал мусор, из камня появлялся артефакт. Яна фотографировала его, Лерой заносил данные в записную книжку, а я аккуратно вытаскивал предмет и укладывал его в специальную коробку для находок. Отметил место, срез, очистка, вспышка аппарата, запись, нагнуться и поднять; отметка, срез, очистка, вспышка, запись, укладка. Отметка, срез, очистка…
И тут среди розового песчаника я заметил странный металлический блеск.
Яркий блеск. То был довольно массивный кривой металлический предмет. По характеру кривизны я определил, что это, наверное, шар или эллипс диаметром около метра. Он был отлит — или откован, почем я знаю, — из того сплава золота с неизвестно чем, который обычно использовали Высшие для всей своей механики. Поверхность шара местами гладкая, местами рубчатая. Глубина царапин — около сантиметра.
— Келли, ради бога, тащи скорее лопату! — закричал я. — Посмотри, что мы нашли!
Я буквально приволок ее к тому месту, где из камня высовывался край находки. Лихо и точно действуя лопатой, словно скальпелем, Келли срезала кусок породы, освободив еще несколько сантиметров поверхности шара, потом еще кусок, и еще, и еще. Я руками сгребал обломки, отпихивал их с дороги. Порезал палец. Лерой не обращал на нас никакого внимания, наверное, слишком углубился в свои записи или, скорее, мечтал о вступлении в интимные отношения с Яной. Они оба успели отойти от края ямы, а я был слишком занят крошащимися кусками песчаника, чтобы подниматься наверх и спрашивать Лероя, нет ли у него каких-нибудь инструкций.
— Хорошо идем, — кивнул я Келли. — Следуй за кривой. Видишь? Загони свою машинку пониже и…
Келли кивнула. Она была крайне напряжена, от нее чуть ли не било током. Я впервые видел андроида в таком возбуждении, но случай действительно был особый. Келли положила обе руки на рычаги лопаты и начала проходку сбоку. Режущий край вошел в центр глыбы песчаника и мягко развалил ее на две части. Я принялся убирать обломки, но тут вмешался Миррик. Он чуть отодвинул меня в сторону и сказал:
— Они слишком тяжелы для тебя, Том. Отойди. — Всунул свои клыки в щель и одним движением головы выбросил из ямы полутонную глыбу.
Отметка, срез, расчистка. Отметка, срез, расчистка. Я плавал в собственном поту. Келли, которая не могла бы вспотеть, если бы даже захотела, выглядела разгоряченной. Минут десять мы работали, как сумасшедшие, и выцарапали из камня половину шара. Я уже видел кнопки и рычажки встроенной панели управления.
На самом деле важные находки так не выкапывают. Мы трое работали в убийственном темпе, нас захватила поисковая лихорадка, мы гнали друг друга вперед, не имея ни сил, ни желания остановиться или хотя бы замедлить раскопки. Не знаю, что творилось в головах Миррика и Келли, но лично я, каюсь, грешен, больше всего хотел выкопать этот таинственный золотой шар прежде, чем появится кто-нибудь из наших старичков и отнимет его у меня. Вполне недостойный мотив. А также демонстрация болезненного идиотизма, полного непрофессионализма и крайней беспечности, ведь неопытный аспирант вполне мог покалечить находку и навлечь на себя проклятие всех своих ученых-коллег.
Самое смешное, я успел подумать обо всем этом, но продолжал продвигаться вперед. Отметка, срез, расчистка. Указание, срез, расчистка. Поворот, срез, расчистка. Отметка, срез, расчистка, отметка, срез, уборка…
Я выпрямился, хватая ртом воздух, и посмотрел вверх. Лерой и Яна не видели нас. Они были заняты друг другом. Нежный и трепетный Лерой уже положил Яне руку на… хм, да, бедро… Левую. Правой он боролся с магнитной застежкой ее блузки, одновременно пытаясь прижаться к губам Яны. Яна героически отбивалась, колотя уважаемого коллегу по груди сжатыми кулачками, и все это выглядело, как сцена насилия в плохоньком кинофильме. Как благородный человек я был обязан немедленно, одним прыжком вылететь со дна ямы на край и выкрикнуть:
— Руки прочь, мерзавец!
Желательно при этом накормить насильника его собственными зубами. Но я сказал себе, что, во-первых, Яна может сама о себе позаботиться, она взрослая девушка; во-вторых, пока Лерой занят вольной борьбой, он вряд ли будет в силах помешать нам работать. Увы, я не благородный человек. Стыд мне и позор!
Она ударила его кулаком в пах. Лерой покраснел, согнулся пополам и уронил в яму записную книжку. Яна повернулась и исчезла за пеленой дождя. Лерой кинулся за ней с криком:
— Яна! Яна! Подожди! Позволь мне объяснить!
— Мы покинуты и предоставлены сами себе, — сказал я Келли и Миррику. — Копаем.
И мы неудержимо принялись зарываться в камень. Келли, скорчившись в три погибели, вырезала песчаник из-под шара, а я безуспешно пытался раскачать нашу добычу и выкатить ее из каменной могилы. Миррик снова оттеснил меня, примерился и осторожно ткнул шар клыками. Тот пошевелился, но остался на месте.
Артефакт был очень красив: золотой, огромный — я едва мог обхватить его руками, — блестящий. Примерно половину его поверхности занимала панель управления со множеством кнопок, рычажков и рукояток. Я прикинул, что минут через пять мы его вытащим.
— Подождите, — остановил нас Миррик. — Я чувствую необходимость помолиться за успех нашей работы.
Миррик часто так говорит. Ты знаешь, он глубоко религиозен. Он парадоксиалист, обожествляющий все противоборствующие силы Вселенной, и разражается молитвой каждый раз, когда требуется умиротворить эти силы, а в нашей профессии это нужда непреходящая.
Келли убрала лопату. Миррик осторожно опустился на колени, подогнув ноги под массивное тело, и нежно коснулся шара кончиками клыков, а потом начал стонать и реветь по-динамониански. Позже я попросил его перевести эту молитву, и он выдал мне следующий текст:
Закончив свою молитву, Миррик немного отступил назад, засунул свои клыки в щель между золотым шаром и окружающим его камнем, яростно заурчал и дернул голову вверх. Шар поддался. Миррик толкнул еще раз. Шар начал освобождаться.
— Келли, давай вниз с лопатой, — заорал я. — Скуси вон тот кусок камня, и мы вытащим эту чертову штуку!
Вся наша троица буйных сумасшедших копошилась на дне ямы, толкая, работая клыками, срезая лопатой все подряд, отпихивая друг друга, балансируя в самых немыслимых позах, колотя этот несчастный шар. В общем, сценка напоминала утреннюю кормежку в тесном обезьяннике. Мы полагали, что шар быстро покинет свое каменное ложе, но, похоже, он здорово прилип. Как мы не покалечили артефакт своими силовыми приемами — уму непостижимо.
Внезапно над нашими головами зазвенел высокий, исполненный холодной ярости голос:
— Что вы делаете?! Идиоты! Преступники! Вандалы!
Я посмотрел наверх. На краю ямы стоял доктор Хорккк и буравил меня взглядом. Его глаза покраснели от ярости и, казалось, увеличились раз эдак в пять. Он размахивал всеми руками и подпрыгивал на трех ногах, яростно колотя себя четвертой по бокам, — таким образом обитатели Тххха выражают неудовольствие. Оба рта — и тот, что для питания, и тот, что для разговора, — были разинуты и жадно хватали воздух.
— Мы нашли этот шар, — объяснил я, — и теперь пытаемся очистить его…
— Вы его покалечите! Олухи! Убийцы!
— Еще несколько секунд, доктор Хорккк, и мы вытащим его. Все в порядке.
Ты должна понять одно: в то время как я дискутировал с доктором Хорккком, Миррик, Келли и отчасти я сам продолжали ворочать нашу добычу. Появление начальства вовсе не отрезвило нас, а заставило работать еще быстрее, как будто судьба Вселенной зависела от того, поднимем мы этот шар из ямы за две минуты или нет. Доктор Хорккк кричал, и скрипел, и плевался. Я уловил обрывок фразы:
— … или выгоню всех троих!
Он был уже не один на краю ямы. Я взглянул через плечо и увидел Пилазинула, 408б, Саула Шахмуна и Яну. Доктор Хорккк, обезумев от ярости, оторвал ногу у Пилазинула и, тыча ею в нашу сторону, разразился тирадой на родном языке. Сомневаюсь, что он осыпал нас комплиментами. Пилазинул пытался хоть как-то успокоить разбушевавшегося коллегу.
В этот миг из воздуха появился доктор Шейн, огляделся, оценил положение и спрыгнул в яму.
С его прибытием владевшая нами невменяемая торопливость куда-то испарилась. Келли выключила установку, Миррик оторвался от шара, я выпрямился и вытер пот со лба.
— И что мы здесь имеем? — мягко спросил доктор Шейн.
— А-а… артефакт, сэр, — промямлил я.
— Странно. Чрезвычайно странно и необычно. Но к чему такая спешка?
— Не знаю… сэр, мы увлеклись… нас понесло.
— Хм-м, но зачем же так? Следует вести дело обычным порядком, по-моему, именно это и пытается объяснить вам доктор Хорккк. Я понимаю ваш энтузиазм, но все же… — Он нахмурился. — А кто руководил работами?
— Лерой Чанг, — ответил я.
— И где он?
Я не знал, что сказать, а потому промолчал. Перевел взгляд на Яну, она ответила мне хмурой усмешкой. Ее одежда была несколько измята и изрядно промокла, видно, Яна долго бежала под дождем. Она подмигнула мне и покачала головой. Как я и думал, Яна сумела позаботиться о себе.
— Так где же профессор Чанг? — повторил Шейн.
— Он ушел отсюда минут десять назад, — сказал я.
Доктор Шейн удивленно наморщил лоб, потом шевельнул бровями, словно отмел этот вопрос, и поднял записную книжку.
— Давайте продолжим, — кивнул он. — Я останусь с вами. Вынимайте этот шар… Только поспокойнее.
И поскольку доктор Шейн сразу задал ровный темп, а все остальные члены экспедиции внимательно наблюдали за нами сверху, наша команда закончила работу куда профессиональнее, чем начала. Мне было стыдно за ту безумную гонку, а когда доктор Хорккк спрыгнул в яму, чтобы посмотреть на артефакт, я не мог поднять на него глаза. У нас ушло еще полчаса на то, чтобы высвободить шар. Пилазинул, доктор Шейн и доктор Хорккк открыли совещание прямо в яме, сошлись на том, что шар — это, несомненно, механизм Высших и, вдобавок, самый большой механизм, который когда-либо находили археологи, и что все они трое не имеют даже отдаленного понятия, что это и как оно работает. И никто из них не удосужился поздравить меня с самым большим открытием, какое только делали со времен открытия самих Высших. Правда, я тоже был не особенно горд собой — все время вспоминал, насколько по-идиотски организовал работу по извлечению своей находки.
Когда конференция закончилась, Миррик со всей возможной осторожностью подхватил шар на клыки — по его словам, он весит не больше среднего человека — и потащил в лабораторию.
Это произошло три часа назад. Доктор Шейн, доктор Хорккк и Пилазинул до сих пор сидят с нашей новинкой безвылазно. С ними 408б. Саул Шахмун мотается туда и обратно. На каждом новом витке он кажется еще более возбужденным, но ничего определенного не говорит — никаких результатов пока нет.
Миррик, Келли, Стин Стин и Лерой Чанг отправились обратно к яме. У Лероя вся физиономия в синяках и довольно поганое настроение. А нам с Яной приказано после обеда учинить большую уборку. Вот этим мы и занимаемся. Она в своем домике, а я — в своем.
Это великая награда за находку века, не так ли, сестренка?
Двумя часами позже. В лаборатории все еще продолжается симпозиум. Мне чертовски хотелось бы знать, до чего они там договорились, но если бы нашему начальству понадобились аспиранты, оно бы нас вызвало. Саул уже что-то давненько не показывался. Наши чернорабочие все еще роют, но больше не нашли ничего интересного. Келли с Мирриком копали бы день и ночь, если б им только разрешили.
Я закончил наводить чистоту в домике, привел себя в порядок и отправился в хозяйство напротив поговорить с Яной.
Любопытно, что ее больше интересовала не наша удивительная добыча, а неприличное поведение профессора Лероя Чанга. Типично женский подход, как сказал бы я, если б не боялся тебя обидеть. Кроме того, я не вполне уверен, что это действительно типичная реакция.
— Ты ведь видел, как он лапал меня, — тоном обвинителя заявила Яна. — Почему же не вмешался?
— Не сообразил, насколько это серьезно.
— Серьезно! Куда уж серьезнее! Да он чуть не раздел меня!
— Милый старый Лерой, уж он-то знает, как уговорить девушку.
— Очень смешно! А если бы он меня изнасиловал?
— Мне показалось, ему было далеко до успеха, разве не так?
— Ты не чувствуешь себя виноватым? Копал, как сумасшедший, в этой проклятой яме, а я кричала, звала на помощь.
— Знаешь, мне говорили, что насилие практически невозможно без согласия самой жертвы, — улыбнулся я. — То есть жертва просто должна защищаться, как только может, и, если она не калека, а нападающий не супермен, любая девушка сможет отбиться от него. А если нет, значит, она либо перепугалась до смерти, либо вовсе и не собиралась сопротивляться всерьез. Кроме того, я что-то не помню, чтобы ты кричала.
— Твоя дешевая психология не убедительна, — фыркнула Яна. — Не знаю, откуда ты взял эту сомнительную теорию, но, уверяю тебя, ты ошибаешься, ибо, как и большинство мужчин, не имеешь ни малейшего понятия, что думают и чувствуют в такую минуту женщины.
— Тебя что, неоднократно насиловали, и ты считаешься специалистом по этому вопросу?
— Мы не можем сменить пластинку? Готова предложить несколько тысяч куда более увлекательных тем для беседы. И, кстати, меня еще ни разу не насиловали, и, надеюсь, этого не случится. Спасибо за заботу.
— Как тебе удалось отшить Лероя?
— Я ударила его по лицу. Кулаком. Изо всех сил. А потом пнула его.
— И он отстал. Что подтверждает теорию…
— Мы же переменили тему.
— Прости, но ты первая заговорила об изнасиловании, — заметил я.
— Я не хочу больше слышать этого слова!
— Хорошо.
— И все же мне кажется, что с твоей стороны было полным хамством рыться в своей яме, когда Лерой… напал на меня.
— Прости. Я слишком увлекся работой.
— И что это была за штука?
— Хотел бы я знать, — ответил я. — Может, зайдем в лабораторию и спросим у них?
— Лучше не надо. Не думаю, что они хотят нас видеть.
— Пожалуй.
— Том, прости, я не хотела устраивать истерику. Но, понимаешь, Лерой напугал меня, здорово напугал. А когда никто не пришел на помощь…
— Ты собираешься рассказать обо всем доктору Шейну?
Она покачала головой:
— Лерой больше не пристанет. Нет смысла затевать скандал.
Я восхищен ее отношением к этому делу. Более того, признаюсь, я восхищен самой Яной. До сих пор в своих письмах я упоминал о ней только мельком. Отчасти потому, что очень нескоро понял: Яна не просто красивая девушка, но еще и интересный человек. А кроме того, — ну прости меня, Лори, — мне всегда очень неудобно обсуждать свои любовные дела. Не из-за того, что не желаю делиться с тобой, я просто боюсь причинить тебе боль.
Вот. Вырвалось. Хотя, быть может, я сотру запись, прежде чем отдам тебе блок.
Пойми, мне не хотелось бы касаться некоторых сторон человеческой жизни, полностью недоступных тебе из-за болезни: любви, брака, ну, ты понимаешь. То, что я веду активный образ жизни, мотаюсь с места на место, работаю руками, когда ты лишена всего этого, уже достаточно жестоко. Но эмоциональная сфера: первое свидание, влюбленность, семья… Ты отрезана от нее, и мне просто неловко напоминать об этом, посвящая тебя в мои отношения с девушками (а мои романы были многочисленны и исключительно удачны, хотя мама твердит, что мне пора остепениться).
Ну, разве я не гений? Как тактично я объясняю тебе причины, по которым умалчиваю о чем-то, даже делаю длинные отступления, чтобы сказать, как мне горько говорить с тобой о понятиях, о которых продолжаю говорить. Проклятье. Сотру эту часть записи, как только придумаю что-нибудь более подходящее.
Ты знаешь, почему теперь Яна интересует меня куда больше, чем в начале экспедиции?
Нет, о мудрая моя, не потому, что я не в силах более переносить одиночество. На прошлой неделе Яна рассказала мне, что она не совсем человек. Ее бабушка родилась на Бролагоне.
Каким-то образом этот штрих прибавляет Яне экзотичности, и она становится для меня более желанной, чем была бы обычная шведка. Меня всегда волновало все необычное.
Тебе, наверное, известно, что бролагониане — гуманоиды. У них блестящая серая кожа, больше пальцев на ногах и уйма зубов. Они принадлежат к числу шести или семи инопланетных рас, способных скрещиваться с хомо сапиенс — вероятно, эволюция на этих планетах шла параллельно земной. Требуется масса перестановок в ДНК и прочая генетическая хирургия, чтобы получить здоровое потомство, но это возможно. И делается. И будет делаться, что бы там ни вопили реакционеры вроде Лиги Расовой Чистоты.
У Яны в роду несколько поколений дипломатов. Ее дед был нашим представителем на Бролагоне шестьдесят лет назад и влюбился в местную девушку. Они поженились, родили четырех детей, один из которых и стал отцом Яны. Он женился более скромно — на соотечественнице, шведке, но бролагонианские гены-то остались.
Яна показала мне несколько признаков смешанной крови. Стыдно признаться, но до сих пор я не обращал на них внимания.
— У меня темные глаза, — сказала она, — а не голубые или серые, как положено блондинке. Не такой уж редкий случай, но прибавь еще это.
— Яна сняла сандалии. У нее по шесть пальцев на ногах. Очень милые пальчики, но по шесть штук, что есть, то есть. — У меня сорок зубов, — продолжала она. — Если не веришь, можешь сосчитать.
— Поверю на слово, — ответил я, не желая совать голову в ее инопланетную многозубую пасть.
— Мои внутренние органы тоже отличаются от человеческих. Например, кишечник куда меньше. Это придется принять на веру. А еще у меня есть особая бролагонианская родинка, ее передает доминантный ген. Она есть у всех бролагониан и у всех помесей. Очень миленькая, геометрически правильная, и цвет приятный. Если я когда-нибудь попаду в неприятности на планете, принадлежащей бролагонианам, стоит только показать родинку, и она сойдет за паспорт.
— А я могу посмотреть?
— Не приставай. Она в неудобном месте.
— Мною движет чисто научное любопытство. Кроме того, неудобных и неприличных мест не бывает. Есть только чрезмерно стеснительные люди. Я не знал, что ты так стыдлива.
— И вовсе я не стыдлива, — ответила Яна. — Но порядочная девушка должна быть скромной.
— Почему?
— Животное! — рявкнула она, но в голосе ее не было гнева.
Итак, я не увижу ее родинки.
Но мне приятно знать, что она есть. Назови это снобизмом, если хочешь, но мне приятно, что Яна не вполне человек. Девушки моего собственного вида мне уже порядком надоели.
Конечно, Яна по-прежнему безнадежно влюблена в Саула Шахмуна. Или утверждает, что влюблена. Я не уверен в силе ее чувства. Исключительно ради научного эксперимента я недавно поцеловал Яну. Просто чтобы выяснить, как целуется девушка, которая на четверть бролагонианка.
Ничего особенно инопланетного в ее поцелуе я не обнаружил. Однако она отнеслась к эксперименту с большим энтузиазмом, что и заставляет меня сомневаться в серьезности ее безнадежной любви к Саулу. Возможно, она уже отчаялась завоевать его. Возможно, утреннее приключение с Лероем разбудило ее до сих пор спавшее либидо. Или же…
Нет, я точно сотру всю эту чушь. Лори нельзя это слышать. Сейчас я просто говорю сам с собой, это вполне надежный способ разобраться в собственных чувствах и переживаниях, а их у меня сегодня было порядочно. Мало того, что я собственноручно откопал находку века, так еще и понял, что влюбился — пускай слегка — в чрезвычайно интригующую и привлекательную особу женского пола. Но я не хочу причинять Лори боль, развивая побочные линии сюжета археологического романа. Как погано, наверно, всю жизнь провести на госпитальной койке с миллионом различных приборов, подогнанных к телу или введенных непосредственно в нервную систему, и знать, что никогда не будешь ходить, целовать любимого, отправляться на свидание, не выйдешь замуж… ни детей, ни семьи — ничего. Конечно, Лори телепат, но разве этого достаточно?
Завтра сотру все это.
Боже правый! Только что в лагерь на всех парах ворвался Миррик. Похоже, несколько часов назад он смылся с раскопок и направился к своим подснежникам подкрепиться. Я еще никогда не видел его таким пьяным. Он пронесся мимо нас, сотрясая землю, блестя потными боками и выкрикивая что-то, какой-нибудь образчик динамонианской лирики. А сейчас он исполняет боевой танец перед дверью лаборатории. Лучше мне пойти туда и увести его, прежде чем…
Ой, нет!
Он таки вломился в лабораторию. Я слышу, как внутри все трещит и рушится.
Час спустя. Миррик перевернул лабораторию вверх дном, но сейчас это никого не беспокоит. Выяснилось, что та машина, которую я сегодня откопал, находится в прекрасном рабочем состоянии. Это что-то вроде видеомагнитофона.
И теперь он показывает фильмы миллиардолетней давности о Высших и их цивилизации.
После завтрака мы впятером отправились на место раскопок: Яна, Лерой Чанг, Миррик, Келли Вотчмен и я. При нынешнем положении дел команда из пяти археологов — идеальная рабочая группа: меньше — тяжело, больше — много. Остальные плотно засели в лаборатории, обрабатывая находки, определяя их примерный возраст, занимаясь компьютерным анализом и прочей обыденной дребеденью.
Мы уже довольно далеко забрались в глубь холма, а зона поисков все расширяется и расширяется. Артефакты лежат очень густо, мы набрали более сотни сигар с надписями и множество памятных знаков и головоломок. Стандартные предметы, только их гораздо больше, чем когда бы то ни было.
Стояло холодное дождливое утро. Впрочем, здесь всегда так. Мы быстро нырнули под благословенный пластиковый щит и приступили к работе. Сначала Миррик расчистил оставшийся со вчера завал и открыл нам доступ к тому слою, который нам предстояло раскапывать. Следом за ним двигалась Келли со своей вакуумной лопатой. Обязанности мы поделили так: я спускаюсь в дыру на самый низ, чтобы иметь обзор, прямо передо мной устраивается Келли со своим инструментом — срезать ломтиками камни там, где я ей укажу. Сбоку ворочается Миррик и выносит на клыках нарезанный Келли мусор, Яна управляется с камерой, делает объемные изображения всего, что мы накопаем. Лерой как старший археолог поисковой группы ведет подробную запись процесса.
Примерно около часа мы резали скалу безо всякого успеха. Потом пошел мягкий розоватый песчаник, в котором лежала парочка совершенно целых головоломок. Когда работаешь долго и достаточно тяжело, начинаешь превращаться в машину, подхватываешь удобный ритм и действуешь механически, не замечая ничего вокруг, ни о чем не думая. Келли, Миррик и я довольно быстро вошли в это полуавтоматическое состояние. Я показывал, Келли срезала, Миррик убирал мусор, из камня появлялся артефакт. Яна фотографировала его, Лерой заносил данные в записную книжку, а я аккуратно вытаскивал предмет и укладывал его в специальную коробку для находок. Отметил место, срез, очистка, вспышка аппарата, запись, нагнуться и поднять; отметка, срез, очистка, вспышка, запись, укладка. Отметка, срез, очистка…
И тут среди розового песчаника я заметил странный металлический блеск.
Яркий блеск. То был довольно массивный кривой металлический предмет. По характеру кривизны я определил, что это, наверное, шар или эллипс диаметром около метра. Он был отлит — или откован, почем я знаю, — из того сплава золота с неизвестно чем, который обычно использовали Высшие для всей своей механики. Поверхность шара местами гладкая, местами рубчатая. Глубина царапин — около сантиметра.
— Келли, ради бога, тащи скорее лопату! — закричал я. — Посмотри, что мы нашли!
Я буквально приволок ее к тому месту, где из камня высовывался край находки. Лихо и точно действуя лопатой, словно скальпелем, Келли срезала кусок породы, освободив еще несколько сантиметров поверхности шара, потом еще кусок, и еще, и еще. Я руками сгребал обломки, отпихивал их с дороги. Порезал палец. Лерой не обращал на нас никакого внимания, наверное, слишком углубился в свои записи или, скорее, мечтал о вступлении в интимные отношения с Яной. Они оба успели отойти от края ямы, а я был слишком занят крошащимися кусками песчаника, чтобы подниматься наверх и спрашивать Лероя, нет ли у него каких-нибудь инструкций.
— Хорошо идем, — кивнул я Келли. — Следуй за кривой. Видишь? Загони свою машинку пониже и…
Келли кивнула. Она была крайне напряжена, от нее чуть ли не било током. Я впервые видел андроида в таком возбуждении, но случай действительно был особый. Келли положила обе руки на рычаги лопаты и начала проходку сбоку. Режущий край вошел в центр глыбы песчаника и мягко развалил ее на две части. Я принялся убирать обломки, но тут вмешался Миррик. Он чуть отодвинул меня в сторону и сказал:
— Они слишком тяжелы для тебя, Том. Отойди. — Всунул свои клыки в щель и одним движением головы выбросил из ямы полутонную глыбу.
Отметка, срез, расчистка. Отметка, срез, расчистка. Я плавал в собственном поту. Келли, которая не могла бы вспотеть, если бы даже захотела, выглядела разгоряченной. Минут десять мы работали, как сумасшедшие, и выцарапали из камня половину шара. Я уже видел кнопки и рычажки встроенной панели управления.
На самом деле важные находки так не выкапывают. Мы трое работали в убийственном темпе, нас захватила поисковая лихорадка, мы гнали друг друга вперед, не имея ни сил, ни желания остановиться или хотя бы замедлить раскопки. Не знаю, что творилось в головах Миррика и Келли, но лично я, каюсь, грешен, больше всего хотел выкопать этот таинственный золотой шар прежде, чем появится кто-нибудь из наших старичков и отнимет его у меня. Вполне недостойный мотив. А также демонстрация болезненного идиотизма, полного непрофессионализма и крайней беспечности, ведь неопытный аспирант вполне мог покалечить находку и навлечь на себя проклятие всех своих ученых-коллег.
Самое смешное, я успел подумать обо всем этом, но продолжал продвигаться вперед. Отметка, срез, расчистка. Указание, срез, расчистка. Поворот, срез, расчистка. Отметка, срез, расчистка, отметка, срез, уборка…
Я выпрямился, хватая ртом воздух, и посмотрел вверх. Лерой и Яна не видели нас. Они были заняты друг другом. Нежный и трепетный Лерой уже положил Яне руку на… хм, да, бедро… Левую. Правой он боролся с магнитной застежкой ее блузки, одновременно пытаясь прижаться к губам Яны. Яна героически отбивалась, колотя уважаемого коллегу по груди сжатыми кулачками, и все это выглядело, как сцена насилия в плохоньком кинофильме. Как благородный человек я был обязан немедленно, одним прыжком вылететь со дна ямы на край и выкрикнуть:
— Руки прочь, мерзавец!
Желательно при этом накормить насильника его собственными зубами. Но я сказал себе, что, во-первых, Яна может сама о себе позаботиться, она взрослая девушка; во-вторых, пока Лерой занят вольной борьбой, он вряд ли будет в силах помешать нам работать. Увы, я не благородный человек. Стыд мне и позор!
Она ударила его кулаком в пах. Лерой покраснел, согнулся пополам и уронил в яму записную книжку. Яна повернулась и исчезла за пеленой дождя. Лерой кинулся за ней с криком:
— Яна! Яна! Подожди! Позволь мне объяснить!
— Мы покинуты и предоставлены сами себе, — сказал я Келли и Миррику. — Копаем.
И мы неудержимо принялись зарываться в камень. Келли, скорчившись в три погибели, вырезала песчаник из-под шара, а я безуспешно пытался раскачать нашу добычу и выкатить ее из каменной могилы. Миррик снова оттеснил меня, примерился и осторожно ткнул шар клыками. Тот пошевелился, но остался на месте.
Артефакт был очень красив: золотой, огромный — я едва мог обхватить его руками, — блестящий. Примерно половину его поверхности занимала панель управления со множеством кнопок, рычажков и рукояток. Я прикинул, что минут через пять мы его вытащим.
— Подождите, — остановил нас Миррик. — Я чувствую необходимость помолиться за успех нашей работы.
Миррик часто так говорит. Ты знаешь, он глубоко религиозен. Он парадоксиалист, обожествляющий все противоборствующие силы Вселенной, и разражается молитвой каждый раз, когда требуется умиротворить эти силы, а в нашей профессии это нужда непреходящая.
Келли убрала лопату. Миррик осторожно опустился на колени, подогнув ноги под массивное тело, и нежно коснулся шара кончиками клыков, а потом начал стонать и реветь по-динамониански. Позже я попросил его перевести эту молитву, и он выдал мне следующий текст:
О творец печали и замешательства, помоги нам.Согласись, довольно-таки странная молитва. Да и религия непривычная. По крайней мере, для землянина. Главное свойство инопланетян — они иные. Знаешь, я попросил Миррика объяснить мне символ веры парадоксиалистов, когда у него будет свободное время. Надеюсь, он не забудет.
О ты, в чьем существовании мы сомневаемся, избавь нас от сомнения в этот час.
О правитель неуправляемого, о создатель несозданного, о голос истины, которая есть ложь, даруй нам ясность разума и твердость руки.
О тайна, пребывающая в ясности, о грязь, живущая в чистоте, о тьма посреди света, укрепи нас и направь нас, и дай нам покой.
Не дай нам совершить ошибку.
Убереги нас от разочарования.
Пребудь с нами ныне и вовеки, как в первый, так и в последний день.
О ты, кто скрывает судьбы и расшатывает связи мира, будь милостив к нам, ибо в ненависти таится любовь, и зоркость скрывается в слепоте, и рождается из ошибок правота. Аминь. Аминь. Аминь.
Закончив свою молитву, Миррик немного отступил назад, засунул свои клыки в щель между золотым шаром и окружающим его камнем, яростно заурчал и дернул голову вверх. Шар поддался. Миррик толкнул еще раз. Шар начал освобождаться.
— Келли, давай вниз с лопатой, — заорал я. — Скуси вон тот кусок камня, и мы вытащим эту чертову штуку!
Вся наша троица буйных сумасшедших копошилась на дне ямы, толкая, работая клыками, срезая лопатой все подряд, отпихивая друг друга, балансируя в самых немыслимых позах, колотя этот несчастный шар. В общем, сценка напоминала утреннюю кормежку в тесном обезьяннике. Мы полагали, что шар быстро покинет свое каменное ложе, но, похоже, он здорово прилип. Как мы не покалечили артефакт своими силовыми приемами — уму непостижимо.
Внезапно над нашими головами зазвенел высокий, исполненный холодной ярости голос:
— Что вы делаете?! Идиоты! Преступники! Вандалы!
Я посмотрел наверх. На краю ямы стоял доктор Хорккк и буравил меня взглядом. Его глаза покраснели от ярости и, казалось, увеличились раз эдак в пять. Он размахивал всеми руками и подпрыгивал на трех ногах, яростно колотя себя четвертой по бокам, — таким образом обитатели Тххха выражают неудовольствие. Оба рта — и тот, что для питания, и тот, что для разговора, — были разинуты и жадно хватали воздух.
— Мы нашли этот шар, — объяснил я, — и теперь пытаемся очистить его…
— Вы его покалечите! Олухи! Убийцы!
— Еще несколько секунд, доктор Хорккк, и мы вытащим его. Все в порядке.
Ты должна понять одно: в то время как я дискутировал с доктором Хорккком, Миррик, Келли и отчасти я сам продолжали ворочать нашу добычу. Появление начальства вовсе не отрезвило нас, а заставило работать еще быстрее, как будто судьба Вселенной зависела от того, поднимем мы этот шар из ямы за две минуты или нет. Доктор Хорккк кричал, и скрипел, и плевался. Я уловил обрывок фразы:
— … или выгоню всех троих!
Он был уже не один на краю ямы. Я взглянул через плечо и увидел Пилазинула, 408б, Саула Шахмуна и Яну. Доктор Хорккк, обезумев от ярости, оторвал ногу у Пилазинула и, тыча ею в нашу сторону, разразился тирадой на родном языке. Сомневаюсь, что он осыпал нас комплиментами. Пилазинул пытался хоть как-то успокоить разбушевавшегося коллегу.
В этот миг из воздуха появился доктор Шейн, огляделся, оценил положение и спрыгнул в яму.
С его прибытием владевшая нами невменяемая торопливость куда-то испарилась. Келли выключила установку, Миррик оторвался от шара, я выпрямился и вытер пот со лба.
— И что мы здесь имеем? — мягко спросил доктор Шейн.
— А-а… артефакт, сэр, — промямлил я.
— Странно. Чрезвычайно странно и необычно. Но к чему такая спешка?
— Не знаю… сэр, мы увлеклись… нас понесло.
— Хм-м, но зачем же так? Следует вести дело обычным порядком, по-моему, именно это и пытается объяснить вам доктор Хорккк. Я понимаю ваш энтузиазм, но все же… — Он нахмурился. — А кто руководил работами?
— Лерой Чанг, — ответил я.
— И где он?
Я не знал, что сказать, а потому промолчал. Перевел взгляд на Яну, она ответила мне хмурой усмешкой. Ее одежда была несколько измята и изрядно промокла, видно, Яна долго бежала под дождем. Она подмигнула мне и покачала головой. Как я и думал, Яна сумела позаботиться о себе.
— Так где же профессор Чанг? — повторил Шейн.
— Он ушел отсюда минут десять назад, — сказал я.
Доктор Шейн удивленно наморщил лоб, потом шевельнул бровями, словно отмел этот вопрос, и поднял записную книжку.
— Давайте продолжим, — кивнул он. — Я останусь с вами. Вынимайте этот шар… Только поспокойнее.
И поскольку доктор Шейн сразу задал ровный темп, а все остальные члены экспедиции внимательно наблюдали за нами сверху, наша команда закончила работу куда профессиональнее, чем начала. Мне было стыдно за ту безумную гонку, а когда доктор Хорккк спрыгнул в яму, чтобы посмотреть на артефакт, я не мог поднять на него глаза. У нас ушло еще полчаса на то, чтобы высвободить шар. Пилазинул, доктор Шейн и доктор Хорккк открыли совещание прямо в яме, сошлись на том, что шар — это, несомненно, механизм Высших и, вдобавок, самый большой механизм, который когда-либо находили археологи, и что все они трое не имеют даже отдаленного понятия, что это и как оно работает. И никто из них не удосужился поздравить меня с самым большим открытием, какое только делали со времен открытия самих Высших. Правда, я тоже был не особенно горд собой — все время вспоминал, насколько по-идиотски организовал работу по извлечению своей находки.
Когда конференция закончилась, Миррик со всей возможной осторожностью подхватил шар на клыки — по его словам, он весит не больше среднего человека — и потащил в лабораторию.
Это произошло три часа назад. Доктор Шейн, доктор Хорккк и Пилазинул до сих пор сидят с нашей новинкой безвылазно. С ними 408б. Саул Шахмун мотается туда и обратно. На каждом новом витке он кажется еще более возбужденным, но ничего определенного не говорит — никаких результатов пока нет.
Миррик, Келли, Стин Стин и Лерой Чанг отправились обратно к яме. У Лероя вся физиономия в синяках и довольно поганое настроение. А нам с Яной приказано после обеда учинить большую уборку. Вот этим мы и занимаемся. Она в своем домике, а я — в своем.
Это великая награда за находку века, не так ли, сестренка?
Двумя часами позже. В лаборатории все еще продолжается симпозиум. Мне чертовски хотелось бы знать, до чего они там договорились, но если бы нашему начальству понадобились аспиранты, оно бы нас вызвало. Саул уже что-то давненько не показывался. Наши чернорабочие все еще роют, но больше не нашли ничего интересного. Келли с Мирриком копали бы день и ночь, если б им только разрешили.
Я закончил наводить чистоту в домике, привел себя в порядок и отправился в хозяйство напротив поговорить с Яной.
Любопытно, что ее больше интересовала не наша удивительная добыча, а неприличное поведение профессора Лероя Чанга. Типично женский подход, как сказал бы я, если б не боялся тебя обидеть. Кроме того, я не вполне уверен, что это действительно типичная реакция.
— Ты ведь видел, как он лапал меня, — тоном обвинителя заявила Яна. — Почему же не вмешался?
— Не сообразил, насколько это серьезно.
— Серьезно! Куда уж серьезнее! Да он чуть не раздел меня!
— Милый старый Лерой, уж он-то знает, как уговорить девушку.
— Очень смешно! А если бы он меня изнасиловал?
— Мне показалось, ему было далеко до успеха, разве не так?
— Ты не чувствуешь себя виноватым? Копал, как сумасшедший, в этой проклятой яме, а я кричала, звала на помощь.
— Знаешь, мне говорили, что насилие практически невозможно без согласия самой жертвы, — улыбнулся я. — То есть жертва просто должна защищаться, как только может, и, если она не калека, а нападающий не супермен, любая девушка сможет отбиться от него. А если нет, значит, она либо перепугалась до смерти, либо вовсе и не собиралась сопротивляться всерьез. Кроме того, я что-то не помню, чтобы ты кричала.
— Твоя дешевая психология не убедительна, — фыркнула Яна. — Не знаю, откуда ты взял эту сомнительную теорию, но, уверяю тебя, ты ошибаешься, ибо, как и большинство мужчин, не имеешь ни малейшего понятия, что думают и чувствуют в такую минуту женщины.
— Тебя что, неоднократно насиловали, и ты считаешься специалистом по этому вопросу?
— Мы не можем сменить пластинку? Готова предложить несколько тысяч куда более увлекательных тем для беседы. И, кстати, меня еще ни разу не насиловали, и, надеюсь, этого не случится. Спасибо за заботу.
— Как тебе удалось отшить Лероя?
— Я ударила его по лицу. Кулаком. Изо всех сил. А потом пнула его.
— И он отстал. Что подтверждает теорию…
— Мы же переменили тему.
— Прости, но ты первая заговорила об изнасиловании, — заметил я.
— Я не хочу больше слышать этого слова!
— Хорошо.
— И все же мне кажется, что с твоей стороны было полным хамством рыться в своей яме, когда Лерой… напал на меня.
— Прости. Я слишком увлекся работой.
— И что это была за штука?
— Хотел бы я знать, — ответил я. — Может, зайдем в лабораторию и спросим у них?
— Лучше не надо. Не думаю, что они хотят нас видеть.
— Пожалуй.
— Том, прости, я не хотела устраивать истерику. Но, понимаешь, Лерой напугал меня, здорово напугал. А когда никто не пришел на помощь…
— Ты собираешься рассказать обо всем доктору Шейну?
Она покачала головой:
— Лерой больше не пристанет. Нет смысла затевать скандал.
Я восхищен ее отношением к этому делу. Более того, признаюсь, я восхищен самой Яной. До сих пор в своих письмах я упоминал о ней только мельком. Отчасти потому, что очень нескоро понял: Яна не просто красивая девушка, но еще и интересный человек. А кроме того, — ну прости меня, Лори, — мне всегда очень неудобно обсуждать свои любовные дела. Не из-за того, что не желаю делиться с тобой, я просто боюсь причинить тебе боль.
Вот. Вырвалось. Хотя, быть может, я сотру запись, прежде чем отдам тебе блок.
Пойми, мне не хотелось бы касаться некоторых сторон человеческой жизни, полностью недоступных тебе из-за болезни: любви, брака, ну, ты понимаешь. То, что я веду активный образ жизни, мотаюсь с места на место, работаю руками, когда ты лишена всего этого, уже достаточно жестоко. Но эмоциональная сфера: первое свидание, влюбленность, семья… Ты отрезана от нее, и мне просто неловко напоминать об этом, посвящая тебя в мои отношения с девушками (а мои романы были многочисленны и исключительно удачны, хотя мама твердит, что мне пора остепениться).
Ну, разве я не гений? Как тактично я объясняю тебе причины, по которым умалчиваю о чем-то, даже делаю длинные отступления, чтобы сказать, как мне горько говорить с тобой о понятиях, о которых продолжаю говорить. Проклятье. Сотру эту часть записи, как только придумаю что-нибудь более подходящее.
Ты знаешь, почему теперь Яна интересует меня куда больше, чем в начале экспедиции?
Нет, о мудрая моя, не потому, что я не в силах более переносить одиночество. На прошлой неделе Яна рассказала мне, что она не совсем человек. Ее бабушка родилась на Бролагоне.
Каким-то образом этот штрих прибавляет Яне экзотичности, и она становится для меня более желанной, чем была бы обычная шведка. Меня всегда волновало все необычное.
Тебе, наверное, известно, что бролагониане — гуманоиды. У них блестящая серая кожа, больше пальцев на ногах и уйма зубов. Они принадлежат к числу шести или семи инопланетных рас, способных скрещиваться с хомо сапиенс — вероятно, эволюция на этих планетах шла параллельно земной. Требуется масса перестановок в ДНК и прочая генетическая хирургия, чтобы получить здоровое потомство, но это возможно. И делается. И будет делаться, что бы там ни вопили реакционеры вроде Лиги Расовой Чистоты.
У Яны в роду несколько поколений дипломатов. Ее дед был нашим представителем на Бролагоне шестьдесят лет назад и влюбился в местную девушку. Они поженились, родили четырех детей, один из которых и стал отцом Яны. Он женился более скромно — на соотечественнице, шведке, но бролагонианские гены-то остались.
Яна показала мне несколько признаков смешанной крови. Стыдно признаться, но до сих пор я не обращал на них внимания.
— У меня темные глаза, — сказала она, — а не голубые или серые, как положено блондинке. Не такой уж редкий случай, но прибавь еще это.
— Яна сняла сандалии. У нее по шесть пальцев на ногах. Очень милые пальчики, но по шесть штук, что есть, то есть. — У меня сорок зубов, — продолжала она. — Если не веришь, можешь сосчитать.
— Поверю на слово, — ответил я, не желая совать голову в ее инопланетную многозубую пасть.
— Мои внутренние органы тоже отличаются от человеческих. Например, кишечник куда меньше. Это придется принять на веру. А еще у меня есть особая бролагонианская родинка, ее передает доминантный ген. Она есть у всех бролагониан и у всех помесей. Очень миленькая, геометрически правильная, и цвет приятный. Если я когда-нибудь попаду в неприятности на планете, принадлежащей бролагонианам, стоит только показать родинку, и она сойдет за паспорт.
— А я могу посмотреть?
— Не приставай. Она в неудобном месте.
— Мною движет чисто научное любопытство. Кроме того, неудобных и неприличных мест не бывает. Есть только чрезмерно стеснительные люди. Я не знал, что ты так стыдлива.
— И вовсе я не стыдлива, — ответила Яна. — Но порядочная девушка должна быть скромной.
— Почему?
— Животное! — рявкнула она, но в голосе ее не было гнева.
Итак, я не увижу ее родинки.
Но мне приятно знать, что она есть. Назови это снобизмом, если хочешь, но мне приятно, что Яна не вполне человек. Девушки моего собственного вида мне уже порядком надоели.
Конечно, Яна по-прежнему безнадежно влюблена в Саула Шахмуна. Или утверждает, что влюблена. Я не уверен в силе ее чувства. Исключительно ради научного эксперимента я недавно поцеловал Яну. Просто чтобы выяснить, как целуется девушка, которая на четверть бролагонианка.
Ничего особенно инопланетного в ее поцелуе я не обнаружил. Однако она отнеслась к эксперименту с большим энтузиазмом, что и заставляет меня сомневаться в серьезности ее безнадежной любви к Саулу. Возможно, она уже отчаялась завоевать его. Возможно, утреннее приключение с Лероем разбудило ее до сих пор спавшее либидо. Или же…
Нет, я точно сотру всю эту чушь. Лори нельзя это слышать. Сейчас я просто говорю сам с собой, это вполне надежный способ разобраться в собственных чувствах и переживаниях, а их у меня сегодня было порядочно. Мало того, что я собственноручно откопал находку века, так еще и понял, что влюбился — пускай слегка — в чрезвычайно интригующую и привлекательную особу женского пола. Но я не хочу причинять Лори боль, развивая побочные линии сюжета археологического романа. Как погано, наверно, всю жизнь провести на госпитальной койке с миллионом различных приборов, подогнанных к телу или введенных непосредственно в нервную систему, и знать, что никогда не будешь ходить, целовать любимого, отправляться на свидание, не выйдешь замуж… ни детей, ни семьи — ничего. Конечно, Лори телепат, но разве этого достаточно?
Завтра сотру все это.
Боже правый! Только что в лагерь на всех парах ворвался Миррик. Похоже, несколько часов назад он смылся с раскопок и направился к своим подснежникам подкрепиться. Я еще никогда не видел его таким пьяным. Он пронесся мимо нас, сотрясая землю, блестя потными боками и выкрикивая что-то, какой-нибудь образчик динамонианской лирики. А сейчас он исполняет боевой танец перед дверью лаборатории. Лучше мне пойти туда и увести его, прежде чем…
Ой, нет!
Он таки вломился в лабораторию. Я слышу, как внутри все трещит и рушится.
Час спустя. Миррик перевернул лабораторию вверх дном, но сейчас это никого не беспокоит. Выяснилось, что та машина, которую я сегодня откопал, находится в прекрасном рабочем состоянии. Это что-то вроде видеомагнитофона.
И теперь он показывает фильмы миллиардолетней давности о Высших и их цивилизации.
6. 6 СЕНТЯБРЯ 2375. ХИГБИ-5
Правду говорят, что дуракам везет. Миррику чертовски повезло. Вчерашний инцидент должен был поставить крест на его карьере археолога. Вместо этого Миррик сделался героем, и наши боссы думать забыли о его прошлых прегрешениях.
Когда он ворвался в лабораторию, все думали, что произойдет катастрофа. Лаборатория сама по себе невелика, да и предназначена для тихой бумажной работы — ни помещение, ни аппаратура не рассчитаны на прыжки пьяного динамонианина. В ту минуту, когда я влетел внутрь, Миррик как раз пытался встать на дыбы, что, в общем, весьма сложно для существа с телосложением носорога. Каждое его движение сносило со столов приборы, которые после этого не могло воскресить даже чудо. Доктор Хорккк висел в центре потолка и трясся от страха, 408б взобрался на компьютер и раскачивался там, доктор Шейн схватил один из рабочих лазеров и держал его перед собой с угрожающим видом, Пилазинул лихорадочно прикручивал на место недостающие руки и ноги, готовясь отчаянно сопротивляться. А Миррик громко пытался объяснить, что несколько минут назад на клумбе с подснежниками его посетило видение:
Когда он ворвался в лабораторию, все думали, что произойдет катастрофа. Лаборатория сама по себе невелика, да и предназначена для тихой бумажной работы — ни помещение, ни аппаратура не рассчитаны на прыжки пьяного динамонианина. В ту минуту, когда я влетел внутрь, Миррик как раз пытался встать на дыбы, что, в общем, весьма сложно для существа с телосложением носорога. Каждое его движение сносило со столов приборы, которые после этого не могло воскресить даже чудо. Доктор Хорккк висел в центре потолка и трясся от страха, 408б взобрался на компьютер и раскачивался там, доктор Шейн схватил один из рабочих лазеров и держал его перед собой с угрожающим видом, Пилазинул лихорадочно прикручивал на место недостающие руки и ноги, готовясь отчаянно сопротивляться. А Миррик громко пытался объяснить, что несколько минут назад на клумбе с подснежниками его посетило видение: