Страница:
В конце концов даже он устал от великолепия небес. В детстве дядя подарил ему дешевый микроскоп, и, зачерпнув стоячей воды в парке по соседству, целыми днями с восхищением наблюдал за плавающими в воде одноклеточными, детенышами улиток и ордой наделенных ресничками существ.
Вселенная в капле воды наконец утомила глаза и наскучила ему со всей живностью. Потом он спустил эту «Вселенную» в канализацию.
Звезды великолепны, но даже самое яркое великолепие со временем тускнеет. Сколько можно размышлять о грандиозности космоса? О бесконечном множестве солнц, о неведомых видах разумных существ возле красного Антареса или ослепительной Капеллы? Величие космоса воспринималось им на чисто эмоциональном уровне, а не на интеллектуальном, поэтому и утомило так быстро, а в конце концов стало само собой разумеющимся. Он отвернулся и вновь погрузился в чтение.
Так длилось до тех пор, пока гигант Юпитер не заслонил собой весь горизонт. Сайзер пришел сообщить, что ледяной серпик, едва заметный на фоне массива планеты, и был их местом назначения — Ганимедом.
Его снова пристегнули к гамаку, дали таблетку, и он опять уснул. А когда проснулся, в иллюминаторе было уже белым-бело — там расстилалась бесконечная притупляющая зрение белизна снежных равнин Ганимеда.
Стоял день, напоминавший здесь на значительном удалении от Солнца, призрачный полусвет сумерек. Кеннеди достаточно хорошо усвоил небесную механику Ганимеда эа месяц работы над псевдоколонией и знал, что ганимедский день длился чуть долее семи земных суток, соответствуя периоду обращения Ганимеда вокруг Юпитера, так как Ганимед подобно нашей Луне практически всегда был повернут к своей планете одной стороной.
Юпитер висел в небе выпуклым ломтем, и этот огромный кусок планеты, казалось, падает на голую поверхность Ганимеда, подобно небесному копью. На фоне туши планеты виднелся осколочек еще одной. Из юпитерианских лун, открытых Галилеем, вероятнее всего, — Ио.
Конечно же, купол станции находился по другую сторону корабля, из его иллюминатора не было видно ничего, кроме уродливых клыков иззубренных голых скал, местами покрытых пластами замерзшего аммиака, которые закутывали завихрения метановых облаков.
Бортовое радио отрывисто скомандовало: «Экипажу одеть скафандры! Мистер Кеннеди, пройдите вперед, быстрее. Мы прибыли на Ганимед!» Кеннеди озадаченно подумал, как они собираются высаживать его без скафандра. Но ответ появился прежде, чем он высказал свой вопрос вслух. К нему подошел Сайзер вместе с еще одним членом экипажа, он нес болтающийся пустой, как будто выпотрошенный, скафандр.
Ему помогли влезть внутрь, защелкнули шлем, подключили воздух и радио.
— Тебе недолго придется в нем торчать, — сказал Сайзер. — Ничего не трогай и старайся не чихать. Если почувствуешь, что с подачей воздуха что-то не в порядке, кричи, тут же кричи. Все ясно?
— Да, — ответил Кеннеди, ему было тепло и как-то влажно в скафандре, никто не позаботился о том, чтобы включить систему кондиционирования, а может, она не была предусмотрена. Он видел, как остальные двинулись в скафандрах по трапам на корму, и сам тоже направился к раскрытому зеву воздушного шлюза неуклюжей роботоподобной походкой, пока не заметил, что скафандр довольно гибкий и позволяет двигаться нормально.
Он высунулся из люка и с величайшей осторожностью спустился по трапу. Справа виднелся низкий купол, накрывший несколько довольно неряшливо собранных домиков. Из шлюза, пристроенного к куполу сбоку, выскочил грузовик и направился к ним. Внутри купола можно было различить несколько фигурок, прильнувших к стенкам и с любопытством разглядывавших только что севшую ракету.
Свистел резкий ветер. Кеннеди потел в своем скафандре, но, как ни странно, одновременно ощущал оковы холода, от которого его тело отделяла какая-то доля дюйма. Несмотря на слабый свет дня на темно-синем небе, явственно проглядывал холодный рисунок созвездий. Кеннеди понял, что ни разу до сих пор толком не представлял себе, как выглядит Ганимед, несмотря на все свои коммюнике и информационные выпуски о нем.
Это было суровое, безрадостное место, где ветер бормотал невнятные ругательства во внешний микрофон его скафандра, а звезды мерцали и днем. Кеннеди окинул взглядом горизонт в поисках аборигенов, которых могло заинтересовать их прибытие, но насколько хватало глаз местность была пустынна.
Подкатил грузовик. В его герметизированной кабине сидел рыжебородый водитель, знаком пригласивший их сесть в кузов. Кеннеди вскарабкался туда предпоследним, причем шедшему позади пришлось его еще подсадить. От такой беспомощности Теду стало стыдно за себя.
Грузовик развернулся и покатил к раскрывающимся в куполе ганимедской станции воротам шлюза.
Глава десятая
Глава одиннадцатая
Вселенная в капле воды наконец утомила глаза и наскучила ему со всей живностью. Потом он спустил эту «Вселенную» в канализацию.
Звезды великолепны, но даже самое яркое великолепие со временем тускнеет. Сколько можно размышлять о грандиозности космоса? О бесконечном множестве солнц, о неведомых видах разумных существ возле красного Антареса или ослепительной Капеллы? Величие космоса воспринималось им на чисто эмоциональном уровне, а не на интеллектуальном, поэтому и утомило так быстро, а в конце концов стало само собой разумеющимся. Он отвернулся и вновь погрузился в чтение.
Так длилось до тех пор, пока гигант Юпитер не заслонил собой весь горизонт. Сайзер пришел сообщить, что ледяной серпик, едва заметный на фоне массива планеты, и был их местом назначения — Ганимедом.
Его снова пристегнули к гамаку, дали таблетку, и он опять уснул. А когда проснулся, в иллюминаторе было уже белым-бело — там расстилалась бесконечная притупляющая зрение белизна снежных равнин Ганимеда.
Стоял день, напоминавший здесь на значительном удалении от Солнца, призрачный полусвет сумерек. Кеннеди достаточно хорошо усвоил небесную механику Ганимеда эа месяц работы над псевдоколонией и знал, что ганимедский день длился чуть долее семи земных суток, соответствуя периоду обращения Ганимеда вокруг Юпитера, так как Ганимед подобно нашей Луне практически всегда был повернут к своей планете одной стороной.
Юпитер висел в небе выпуклым ломтем, и этот огромный кусок планеты, казалось, падает на голую поверхность Ганимеда, подобно небесному копью. На фоне туши планеты виднелся осколочек еще одной. Из юпитерианских лун, открытых Галилеем, вероятнее всего, — Ио.
Конечно же, купол станции находился по другую сторону корабля, из его иллюминатора не было видно ничего, кроме уродливых клыков иззубренных голых скал, местами покрытых пластами замерзшего аммиака, которые закутывали завихрения метановых облаков.
Бортовое радио отрывисто скомандовало: «Экипажу одеть скафандры! Мистер Кеннеди, пройдите вперед, быстрее. Мы прибыли на Ганимед!» Кеннеди озадаченно подумал, как они собираются высаживать его без скафандра. Но ответ появился прежде, чем он высказал свой вопрос вслух. К нему подошел Сайзер вместе с еще одним членом экипажа, он нес болтающийся пустой, как будто выпотрошенный, скафандр.
Ему помогли влезть внутрь, защелкнули шлем, подключили воздух и радио.
— Тебе недолго придется в нем торчать, — сказал Сайзер. — Ничего не трогай и старайся не чихать. Если почувствуешь, что с подачей воздуха что-то не в порядке, кричи, тут же кричи. Все ясно?
— Да, — ответил Кеннеди, ему было тепло и как-то влажно в скафандре, никто не позаботился о том, чтобы включить систему кондиционирования, а может, она не была предусмотрена. Он видел, как остальные двинулись в скафандрах по трапам на корму, и сам тоже направился к раскрытому зеву воздушного шлюза неуклюжей роботоподобной походкой, пока не заметил, что скафандр довольно гибкий и позволяет двигаться нормально.
Он высунулся из люка и с величайшей осторожностью спустился по трапу. Справа виднелся низкий купол, накрывший несколько довольно неряшливо собранных домиков. Из шлюза, пристроенного к куполу сбоку, выскочил грузовик и направился к ним. Внутри купола можно было различить несколько фигурок, прильнувших к стенкам и с любопытством разглядывавших только что севшую ракету.
Свистел резкий ветер. Кеннеди потел в своем скафандре, но, как ни странно, одновременно ощущал оковы холода, от которого его тело отделяла какая-то доля дюйма. Несмотря на слабый свет дня на темно-синем небе, явственно проглядывал холодный рисунок созвездий. Кеннеди понял, что ни разу до сих пор толком не представлял себе, как выглядит Ганимед, несмотря на все свои коммюнике и информационные выпуски о нем.
Это было суровое, безрадостное место, где ветер бормотал невнятные ругательства во внешний микрофон его скафандра, а звезды мерцали и днем. Кеннеди окинул взглядом горизонт в поисках аборигенов, которых могло заинтересовать их прибытие, но насколько хватало глаз местность была пустынна.
Подкатил грузовик. В его герметизированной кабине сидел рыжебородый водитель, знаком пригласивший их сесть в кузов. Кеннеди вскарабкался туда предпоследним, причем шедшему позади пришлось его еще подсадить. От такой беспомощности Теду стало стыдно за себя.
Грузовик развернулся и покатил к раскрывающимся в куполе ганимедской станции воротам шлюза.
Глава десятая
Внутри, под куполом, он почувствовал себя как в тюрьме. Встретился со всеми шестнадцатью жившими тут людьми, находившимися на станции с тех самых пор, как деньги Корпорации и техника, которой она владела, дали человеку возможность достичь Ганимеда. Он стоял, переминаясь с ноги на ногу, вдыхая резкий горьковатый искусственный воздух; слегка подташнивало от ослабленной гравитации. Ганимед притягивал его чуть больше, чем в 80 процентов земной силы. Тут он весил только 142 фунта.
Все же подспудно он ожидал увидеть, как директор Лестер Брукман широко шагнет ему навстречу, пожмет руку и поздравит с прибытием на Ганимед, но Брукман был лишь плодом воображения, возникшим в его мозгу одним дождливым майским вечером. Настоящим начальником станции на Ганимеде был коротышка с кустистой испятнанной проседью бородой. Его звали Гюнтер. Он был служащим Корпорации третьего ранга, но тут подобные титулы не принимались во внимание.
Флегматично глянув на Кеннеди после того, как тот выкарабкался из скафандра, Гюнтер наконец сказал:
— Вы Кеннеди?
— Да.
— Судя по сопроводительному письму, вы остаетесь тут до отлета корабля обратно на Землю. Значит, на три ганни-дня, немного дольше трех недель. Будете жить в казарме Б на втором этаже; один из наших людей покажет там вашу койку. Под куполом нигде нельзя курить, ни при каких обстоятельствах. Если у вас возникнут какие-либо вопросы относительно наших действий, адресуйте их только ко мне. Если кто-либо из персонала станции скажет вам, что та или иная зона закрыта, то вы ни при каких условиях не должны пытаться туда проникнуть. Ясно?
— Ясно, — ответил Кеннеди. Ему не по нраву пришлась бесцеремонность Гюнтера, но, вероятно, так на него повлияло полугодовое, а то и годовое пребывание среди этой застывшей пустыни.
— Вы знаете, как пользоваться скафандром?
— Нет.
— Так я и думал. Получите инструктаж, начиная с 9.00 завтрашнего утра. Будете проходить ежедневную тренировку в скафандре, пока не освоите его как следует. Мы ведь не можем знать точно, когда купол даст трещину.
Он констатировал это ровным и спокойным тоном, как если бы говорил: «Мы ведь не можем точно предсказать, когда пойдет дождь». Кеннеди молча кивнул.
— Вас вывезут осмотреть местность по первому требованию, но при условии, что будет свободный человек для сопровождения. Ни при каких условиях не разрешается покидать купол в одиночку. Категорически.
— Когда мне будет предоставлена возможность встретиться с аборигенами? — спросил Кеннеди.
Гюнтер отвел взгляд в сторону.
— Вам можно будет повидать гаников тогда, когда мы сочтем нужным, мистер Кеннеди. Есть еще вопросы?
Вопросы были, но Кеннеди не испытывал желания их задавать. Он просто покачал головой, и Гюнтер сделал знак другому члену команды аванпоста провести Кеннеди в его комнату.
Она оказалась крошечной комнатушкой казенного образца, из окна открывался вид на дворик между тремя строениями купола; из обстановки там были только накрытая одной простыней койка, умывальник и полка для вещей. Больше всего она напоминала номер в дешевой захудалой гостинице и выглядела очень уж по-земному, в ней не было ничего инопланетного, кроме проглядывавших за зданиями казарм унылых снежных полей.
Все три здания аванпоста были, конечно, сборными — на Ганимеде нельзя было предполагать существования запаса строительного материала, только и ждущего, чтобы прилетевшие астронавты отделали себе по аккуратному коттеджику. Центральная вентиляционная система поддерживала воздух под куполом и во всех помещениях относительно свежим. Централизованная система энергоснабжения обеспечивала освещение и обогрев; водопровод был простой, но надежный.
Впервые ганимедский проект обрел для Кеннеди настоящую реальность. Пока, несмотря на все фильмы, изучение материалов, предоставленных Корпорацией, Ганимед оставался некой абстракцией. Теперь он стал конкретным местом. Действительно, добавилось новое существенное для всей кампании измерение. Ганимед был маленькой планетой, населенной разумными существами, богатой радиоактивными рудами, которые хотела прибрать к рукам гигантская Корпорация. Здесь Кеннеди мог уже безошибочно разобраться, что к чему.
Именно этим местом он торговал. Тут жили Лестер Брукман, Дэвид Хорнсфолл и все остальные воображаемые колонисты. Они были вымыслом, но Ганимед-то существовал на самом деле.
Астронавт по имени Джекил обучал его пользоваться скафандром. Он показал, как управляться с устройствами, которые вытирали нос и лоб, проветривать скафандр. К концу первого часа инструктажа Кеннеди уже примерно представлял себе, как действуют все основные приспособления, хотя вряд ли бы сообразил, что делать, если сядут аккумуляторы или как послать сигнал SOS через усилитель в шлеме.
Когда он овладел скафандром, ему разрешили выходить за пределы купола, но всегда в сопровождении свободного от дежурства подчиненного Гюнтера. Снег был слежавшийся, местами превратившийся в лед, из-под снега высовывались голые выступы скал. В полумиле к западу от купола располагалось парафиновое озеро — широко разлившееся тусклое зеркало темной жидкости. Кеннеди постоял на берегу, вглядываясь в глубину.
— Там кто-нибудь живет?
— Какие-то улитки, головастики, что-то в этом роде. Конечно, их ганимедские эквиваленты. Те, что дышат метаном. Мы видели их, когда во время сильных бурь этих существ выбрасывало на берег.
— А как насчет эквивалентов рыб? — спросил Кеннеди.
— Неизвестно. У нас нет ни лодок, ни рыболовных снастей. Радар показывает движущиеся у самого дна тени, но что это такое, мы до сих пор не смогли выяснить.
Кеннеди наклонился над водой, надеясь разглядеть силуэт дышащей метаном рыбы, но увидел только собственное отражение, нечеткое в тусклом свете дня ~ неуклюжая гротескная фигура в скафандре с куполообразной головой.
Ему показали и местные растения: «леса» жесткого бесцветного кустарника с аммиачно-метановым дыхательным циклом. Они были всего нескольких дюймов высотой с мясистыми негнущимися листьями, широко раскинутыми в стороны, чтобы уловить побольше солнечных лучей, и даже самые сильные ветры не могли им повредить меж заснеженных холмов, где они приютились.
На самом аванпосте Кеннеди по существу нечего было делать. После того как он осмотрел питающие купол энергией компактные турбины, кухню, комнату для игр и небольшую библиотеку, смотреть там больше было практически не на что. На третий день он осведомился у Гюнтера, когда ему позволят увидеть аборигенов Ганимеда, на что тот раздраженно ответил: «Скоро!» У Кеннеди росли подозрения. Он начал было подумывать, уж не являются ли эти аборигены такой же выдумкой, как доктор Хорнсфолл и директор Брукман.
Разговаривал он с лингвистом, нанятым Корпорацией, — угловатым бесцветным молодым человеком по фамилии Энгел. Энгел занимался ганимедским языком.
— Язык этот довольно простой, — объяснил он Кеннеди. — У ганнитов не развилась письменная культура, и язык передается только в устной традиции, в силу чего он и не может быть слишком сложным. Разговор начинается с серии обусловленных ворчащих звуков, они же составляют основу языка. У тех ганнитов, с которыми мы встречались, активный словарный фонд включает около тысячи слов, а пассивный словарь не превышает трех-четырех тысяч. Язык у них агглютинирующего типа, то есть слова присоединяются друг к другу, как бы нанизываются рядком. Есть одно слово «человек», но вместо того, чтобы иметь особое слово для обозначения «человека с копьем» вроде «воин», их словарный эквивалент «воину» будет просто «человекскопьем». Грамматика также чрезвычайно проста — ни флексий, ни склонений, нет категорий рода и падежа. Ганнитам повезло — над ними не довлеет путаница, доставшаяся нам в наследство от индоарийского протоязыка. Это на удивление простой язык.
— Что означает, что его носители — совсем примитивные люди? — спросил Кеннеди.
Энгел рассмеялся.
— Тут корреляция не совсем один к одному. Если на то пошло, они очень оперативно мыслят и живут совсем неплохо, несмотря на такой, казалось бы, ограниченный язык. Этот мир сам по себе ограничен. На планете, где почти нет смены времен года и условия жизни не меняются на протяжении столетий, остаются повсеместно такими скудными, вряд ли нужно слишком много слов — я хочу сказать.
Кеннеди согласно кивнул. Энгел показал ему ксерокс подготовленной им брошюрки под названием «Заметки к ганнитской этимологии и филологии».
— Не возражаете, если я ее просмотрю? — спросил Кеннеди.
Энгел пожал плечами и сказал:
— Думаю, можно. Никакого вреда, если вы ее прочитаете, быть не может.
За отсутствием лучшего способа провести время Кеннеди вечером, оставшись один в своей комнатке, изучил брошюрку. Через пару часов бормотания отдельных ганнитских фраз, следуя, как он надеялся, фонетическим указаниям Энгела, он уснул с раскрытой книжкой в руках, даже не погасив свет. Он не проснулся, и когда свет погас сам, — его отключали всегда в час ночи по времени станции.
На четвертый день налетела страшная буря, охватившая район, где находился аванпост. Кеннеди стоял во дворике подле самой выпуклой стены купола и с благоговейным ужасом смотрел на хлещущие струи жидкого аммиака, обрушившиеся на равнину, которые затем сменились летучими облачками снега из кристаллического аммиака. Наконец все улеглось. Равнину теперь покрывал слой свежевыпавшего снега, из которого порывы ветра принялись ваять фантастические шпили и витые колонны. У самого купола намело громадные сугробы, и трое в скафандрах вышли наружу, чтобы отгрести их. Вдалеке видна была ракета, на которой он сюда прилетел. Она по-прежнему стояла, опираясь на занесенные стабилизаторы, с залепленным снегом темным корпусом и снежной шапкой наверху.
Пятый день Кеннеди опять в одиночку сидел у себя, как вдруг в дверь быстро постучали. Он засунул лингвистическую брошюру Энгела под влажную подушку и открыл дверь.
Там стоял астронавт Джекил.
— Меня послал за вами Гюнтер. Пришли несколько туземцев. Они ждут возле купола, если вы хотите их увидеть.
Кеннеди торопливо сбежал вниз, к шкафу со скафандрами, надел свой. Гюнтер, маленький, кругленький и подвижный, был уже готов к выходу наружу.
— Поторапливайтесь, Кеннеди, если хотите увидеть их! Они не станут ждать вечно!
Вчетвером — Гюнтер, Энгел, Кеннеди и астронавт по фамилии Палисер — вышли из шлюза. Кеннеди ощущал странное возбуждение. Существ, которых фирма «Стьюард и Диноли» учила ненавидеть, которых Альф Хоген постепенно выставлял врагами рода человеческого, с этими существами ему предстояло теперь встретиться лицом к лицу.
Их было трое, стоящих маленькой группкой в десяти футах от входа в шлюз. Обнаженные, если не считать матерчатых поясов, безносые и с глубоко посаженными глазами, они напомнили Кеннеди жителей экзотического острова в Южных морях, как они могли привидеться во сне. Их бледная белая кожа восково блестела. Уголки безгубых ртов загибались книзу скорбным полукругом. Вначале Кеннеди удивился тому, как им удается так спокойно переносить убийственный холод — ведь они стояли почти голышом, не выказывая ни малейших признаков неудобства.
«Но почему, черт возьми, им бы не переносить холод, — одернул он себя. — Это их мир. Они дышат его вонючим разъедающим воздухом и чистят зубы, если у них вообще есть зубы, высокооктановой смесью, которая течет в их реках. Вероятно, они также не могут понять, как мы вообще выживаем в невыносимой земной жаре и можем пить ядовитое соединение водорода и кислорода, так любимое нами».
— Эти трое из самого близкого к нам племени, — сказал Гюнтер. — Они живут в одиннадцати милях к востоку и приходят каждый седьмой земной день поговорить с нами.
Аборигены действительно пытались вести беседу: один из них начал говорить монотонным голосом, адресуясь к Гюнтеру. Кеннеди в восхищении внимал.
Ему удавалось ухватывать только отдельные слова: несколько часов, проведенных с брошюркой Энгела, не могли сделать его настоящим знатоком ганнитского языка. Но те слова, которые он уловил, в высшей степени заинтересовали его.
Так как абориген, похоже говорил: «…снова… оставьте нас… ненавистьнесущие… вмешиваться… когда вы уйдете… скоро…» Гюнтер ответил быстрой серией слогов, выпалив их как пулеметную очередь, и Кеннеди не смог понять почти ничего. Кроме одного слова — ганнитского эквивалента полного отрицания, абсолютного отказа.
Абориген ответил: «…печаль… боль… пока уйдете… святотатство…»
— Могу я узнать, о чем вы беседуете? — спросил Кеннеди.
Энгел моргнул. Гюнтер поджал губы, затем сказал:
— Мы договариваемся о доставке припасов в их селение взамен на уступку вождем этого селения права нам вести добычу руды. Он сообщает нам наиболее удобное время для доставки.
Кеннеди постарался скрыть свое удивление. Либо Гюнтер просто выдал откровенную ложь, либо Кеннеди полностью ошибся в своем понимании смысла слов. Ему показалось, что ганниты требовали отлета землян, а Гюнтер им отказал. Но, вероятно, он ошибся — даже простейший язык невозможно выучить за пару дней.
Аборигены беспокойно задвигались. Их оратор дважды повторил первоначальное заявление, затем откинул голову назад церемонным движением, склонился вперед и выдохнул белое облачко. На лицевом щитке шлема Гюнтера возникли на мгновение кристаллики аммиака. Служащий Корпорации ответил предложением слишком кратким, чтобы Кеннеди мог его перевести.
Затем все трое ганнитов кивнули головой и произнесли двухсложное слово, означавшее расставание. Кеннеди его расслышал. Автоматически в сознании всплыло ответное слово, и он произнес: «А-ях». Остальные трое землян произнесли его же одновременно с ним. Аборигены повернулись и невесело зашагали прочь, навстречу порывам ветра.
Мгновением позже Гюнтер крутнулся к Кеннеди и крепко сжал ему руку своей кистью в перчатке скафандра. За щитком дыхательной маски лицо Гюнтера обрело почти демоническое выражение, он свирепо глянул на Кеннеди.
— Что вы сказали? — потребовал ответа. — Что вы только что сказали? Вы действительно ответили этому ганику на его родном языке? ~Где вы его выучили? Кто дал вам право учить ганнитский язык?~ Я бы мог застрелить вас за это, Кеннеди, невзирая на все ваши связи в агентстве!
Все же подспудно он ожидал увидеть, как директор Лестер Брукман широко шагнет ему навстречу, пожмет руку и поздравит с прибытием на Ганимед, но Брукман был лишь плодом воображения, возникшим в его мозгу одним дождливым майским вечером. Настоящим начальником станции на Ганимеде был коротышка с кустистой испятнанной проседью бородой. Его звали Гюнтер. Он был служащим Корпорации третьего ранга, но тут подобные титулы не принимались во внимание.
Флегматично глянув на Кеннеди после того, как тот выкарабкался из скафандра, Гюнтер наконец сказал:
— Вы Кеннеди?
— Да.
— Судя по сопроводительному письму, вы остаетесь тут до отлета корабля обратно на Землю. Значит, на три ганни-дня, немного дольше трех недель. Будете жить в казарме Б на втором этаже; один из наших людей покажет там вашу койку. Под куполом нигде нельзя курить, ни при каких обстоятельствах. Если у вас возникнут какие-либо вопросы относительно наших действий, адресуйте их только ко мне. Если кто-либо из персонала станции скажет вам, что та или иная зона закрыта, то вы ни при каких условиях не должны пытаться туда проникнуть. Ясно?
— Ясно, — ответил Кеннеди. Ему не по нраву пришлась бесцеремонность Гюнтера, но, вероятно, так на него повлияло полугодовое, а то и годовое пребывание среди этой застывшей пустыни.
— Вы знаете, как пользоваться скафандром?
— Нет.
— Так я и думал. Получите инструктаж, начиная с 9.00 завтрашнего утра. Будете проходить ежедневную тренировку в скафандре, пока не освоите его как следует. Мы ведь не можем знать точно, когда купол даст трещину.
Он констатировал это ровным и спокойным тоном, как если бы говорил: «Мы ведь не можем точно предсказать, когда пойдет дождь». Кеннеди молча кивнул.
— Вас вывезут осмотреть местность по первому требованию, но при условии, что будет свободный человек для сопровождения. Ни при каких условиях не разрешается покидать купол в одиночку. Категорически.
— Когда мне будет предоставлена возможность встретиться с аборигенами? — спросил Кеннеди.
Гюнтер отвел взгляд в сторону.
— Вам можно будет повидать гаников тогда, когда мы сочтем нужным, мистер Кеннеди. Есть еще вопросы?
Вопросы были, но Кеннеди не испытывал желания их задавать. Он просто покачал головой, и Гюнтер сделал знак другому члену команды аванпоста провести Кеннеди в его комнату.
Она оказалась крошечной комнатушкой казенного образца, из окна открывался вид на дворик между тремя строениями купола; из обстановки там были только накрытая одной простыней койка, умывальник и полка для вещей. Больше всего она напоминала номер в дешевой захудалой гостинице и выглядела очень уж по-земному, в ней не было ничего инопланетного, кроме проглядывавших за зданиями казарм унылых снежных полей.
Все три здания аванпоста были, конечно, сборными — на Ганимеде нельзя было предполагать существования запаса строительного материала, только и ждущего, чтобы прилетевшие астронавты отделали себе по аккуратному коттеджику. Центральная вентиляционная система поддерживала воздух под куполом и во всех помещениях относительно свежим. Централизованная система энергоснабжения обеспечивала освещение и обогрев; водопровод был простой, но надежный.
Впервые ганимедский проект обрел для Кеннеди настоящую реальность. Пока, несмотря на все фильмы, изучение материалов, предоставленных Корпорацией, Ганимед оставался некой абстракцией. Теперь он стал конкретным местом. Действительно, добавилось новое существенное для всей кампании измерение. Ганимед был маленькой планетой, населенной разумными существами, богатой радиоактивными рудами, которые хотела прибрать к рукам гигантская Корпорация. Здесь Кеннеди мог уже безошибочно разобраться, что к чему.
Именно этим местом он торговал. Тут жили Лестер Брукман, Дэвид Хорнсфолл и все остальные воображаемые колонисты. Они были вымыслом, но Ганимед-то существовал на самом деле.
Астронавт по имени Джекил обучал его пользоваться скафандром. Он показал, как управляться с устройствами, которые вытирали нос и лоб, проветривать скафандр. К концу первого часа инструктажа Кеннеди уже примерно представлял себе, как действуют все основные приспособления, хотя вряд ли бы сообразил, что делать, если сядут аккумуляторы или как послать сигнал SOS через усилитель в шлеме.
Когда он овладел скафандром, ему разрешили выходить за пределы купола, но всегда в сопровождении свободного от дежурства подчиненного Гюнтера. Снег был слежавшийся, местами превратившийся в лед, из-под снега высовывались голые выступы скал. В полумиле к западу от купола располагалось парафиновое озеро — широко разлившееся тусклое зеркало темной жидкости. Кеннеди постоял на берегу, вглядываясь в глубину.
— Там кто-нибудь живет?
— Какие-то улитки, головастики, что-то в этом роде. Конечно, их ганимедские эквиваленты. Те, что дышат метаном. Мы видели их, когда во время сильных бурь этих существ выбрасывало на берег.
— А как насчет эквивалентов рыб? — спросил Кеннеди.
— Неизвестно. У нас нет ни лодок, ни рыболовных снастей. Радар показывает движущиеся у самого дна тени, но что это такое, мы до сих пор не смогли выяснить.
Кеннеди наклонился над водой, надеясь разглядеть силуэт дышащей метаном рыбы, но увидел только собственное отражение, нечеткое в тусклом свете дня ~ неуклюжая гротескная фигура в скафандре с куполообразной головой.
Ему показали и местные растения: «леса» жесткого бесцветного кустарника с аммиачно-метановым дыхательным циклом. Они были всего нескольких дюймов высотой с мясистыми негнущимися листьями, широко раскинутыми в стороны, чтобы уловить побольше солнечных лучей, и даже самые сильные ветры не могли им повредить меж заснеженных холмов, где они приютились.
На самом аванпосте Кеннеди по существу нечего было делать. После того как он осмотрел питающие купол энергией компактные турбины, кухню, комнату для игр и небольшую библиотеку, смотреть там больше было практически не на что. На третий день он осведомился у Гюнтера, когда ему позволят увидеть аборигенов Ганимеда, на что тот раздраженно ответил: «Скоро!» У Кеннеди росли подозрения. Он начал было подумывать, уж не являются ли эти аборигены такой же выдумкой, как доктор Хорнсфолл и директор Брукман.
Разговаривал он с лингвистом, нанятым Корпорацией, — угловатым бесцветным молодым человеком по фамилии Энгел. Энгел занимался ганимедским языком.
— Язык этот довольно простой, — объяснил он Кеннеди. — У ганнитов не развилась письменная культура, и язык передается только в устной традиции, в силу чего он и не может быть слишком сложным. Разговор начинается с серии обусловленных ворчащих звуков, они же составляют основу языка. У тех ганнитов, с которыми мы встречались, активный словарный фонд включает около тысячи слов, а пассивный словарь не превышает трех-четырех тысяч. Язык у них агглютинирующего типа, то есть слова присоединяются друг к другу, как бы нанизываются рядком. Есть одно слово «человек», но вместо того, чтобы иметь особое слово для обозначения «человека с копьем» вроде «воин», их словарный эквивалент «воину» будет просто «человекскопьем». Грамматика также чрезвычайно проста — ни флексий, ни склонений, нет категорий рода и падежа. Ганнитам повезло — над ними не довлеет путаница, доставшаяся нам в наследство от индоарийского протоязыка. Это на удивление простой язык.
— Что означает, что его носители — совсем примитивные люди? — спросил Кеннеди.
Энгел рассмеялся.
— Тут корреляция не совсем один к одному. Если на то пошло, они очень оперативно мыслят и живут совсем неплохо, несмотря на такой, казалось бы, ограниченный язык. Этот мир сам по себе ограничен. На планете, где почти нет смены времен года и условия жизни не меняются на протяжении столетий, остаются повсеместно такими скудными, вряд ли нужно слишком много слов — я хочу сказать.
Кеннеди согласно кивнул. Энгел показал ему ксерокс подготовленной им брошюрки под названием «Заметки к ганнитской этимологии и филологии».
— Не возражаете, если я ее просмотрю? — спросил Кеннеди.
Энгел пожал плечами и сказал:
— Думаю, можно. Никакого вреда, если вы ее прочитаете, быть не может.
За отсутствием лучшего способа провести время Кеннеди вечером, оставшись один в своей комнатке, изучил брошюрку. Через пару часов бормотания отдельных ганнитских фраз, следуя, как он надеялся, фонетическим указаниям Энгела, он уснул с раскрытой книжкой в руках, даже не погасив свет. Он не проснулся, и когда свет погас сам, — его отключали всегда в час ночи по времени станции.
На четвертый день налетела страшная буря, охватившая район, где находился аванпост. Кеннеди стоял во дворике подле самой выпуклой стены купола и с благоговейным ужасом смотрел на хлещущие струи жидкого аммиака, обрушившиеся на равнину, которые затем сменились летучими облачками снега из кристаллического аммиака. Наконец все улеглось. Равнину теперь покрывал слой свежевыпавшего снега, из которого порывы ветра принялись ваять фантастические шпили и витые колонны. У самого купола намело громадные сугробы, и трое в скафандрах вышли наружу, чтобы отгрести их. Вдалеке видна была ракета, на которой он сюда прилетел. Она по-прежнему стояла, опираясь на занесенные стабилизаторы, с залепленным снегом темным корпусом и снежной шапкой наверху.
Пятый день Кеннеди опять в одиночку сидел у себя, как вдруг в дверь быстро постучали. Он засунул лингвистическую брошюру Энгела под влажную подушку и открыл дверь.
Там стоял астронавт Джекил.
— Меня послал за вами Гюнтер. Пришли несколько туземцев. Они ждут возле купола, если вы хотите их увидеть.
Кеннеди торопливо сбежал вниз, к шкафу со скафандрами, надел свой. Гюнтер, маленький, кругленький и подвижный, был уже готов к выходу наружу.
— Поторапливайтесь, Кеннеди, если хотите увидеть их! Они не станут ждать вечно!
Вчетвером — Гюнтер, Энгел, Кеннеди и астронавт по фамилии Палисер — вышли из шлюза. Кеннеди ощущал странное возбуждение. Существ, которых фирма «Стьюард и Диноли» учила ненавидеть, которых Альф Хоген постепенно выставлял врагами рода человеческого, с этими существами ему предстояло теперь встретиться лицом к лицу.
Их было трое, стоящих маленькой группкой в десяти футах от входа в шлюз. Обнаженные, если не считать матерчатых поясов, безносые и с глубоко посаженными глазами, они напомнили Кеннеди жителей экзотического острова в Южных морях, как они могли привидеться во сне. Их бледная белая кожа восково блестела. Уголки безгубых ртов загибались книзу скорбным полукругом. Вначале Кеннеди удивился тому, как им удается так спокойно переносить убийственный холод — ведь они стояли почти голышом, не выказывая ни малейших признаков неудобства.
«Но почему, черт возьми, им бы не переносить холод, — одернул он себя. — Это их мир. Они дышат его вонючим разъедающим воздухом и чистят зубы, если у них вообще есть зубы, высокооктановой смесью, которая течет в их реках. Вероятно, они также не могут понять, как мы вообще выживаем в невыносимой земной жаре и можем пить ядовитое соединение водорода и кислорода, так любимое нами».
— Эти трое из самого близкого к нам племени, — сказал Гюнтер. — Они живут в одиннадцати милях к востоку и приходят каждый седьмой земной день поговорить с нами.
Аборигены действительно пытались вести беседу: один из них начал говорить монотонным голосом, адресуясь к Гюнтеру. Кеннеди в восхищении внимал.
Ему удавалось ухватывать только отдельные слова: несколько часов, проведенных с брошюркой Энгела, не могли сделать его настоящим знатоком ганнитского языка. Но те слова, которые он уловил, в высшей степени заинтересовали его.
Так как абориген, похоже говорил: «…снова… оставьте нас… ненавистьнесущие… вмешиваться… когда вы уйдете… скоро…» Гюнтер ответил быстрой серией слогов, выпалив их как пулеметную очередь, и Кеннеди не смог понять почти ничего. Кроме одного слова — ганнитского эквивалента полного отрицания, абсолютного отказа.
Абориген ответил: «…печаль… боль… пока уйдете… святотатство…»
— Могу я узнать, о чем вы беседуете? — спросил Кеннеди.
Энгел моргнул. Гюнтер поджал губы, затем сказал:
— Мы договариваемся о доставке припасов в их селение взамен на уступку вождем этого селения права нам вести добычу руды. Он сообщает нам наиболее удобное время для доставки.
Кеннеди постарался скрыть свое удивление. Либо Гюнтер просто выдал откровенную ложь, либо Кеннеди полностью ошибся в своем понимании смысла слов. Ему показалось, что ганниты требовали отлета землян, а Гюнтер им отказал. Но, вероятно, он ошибся — даже простейший язык невозможно выучить за пару дней.
Аборигены беспокойно задвигались. Их оратор дважды повторил первоначальное заявление, затем откинул голову назад церемонным движением, склонился вперед и выдохнул белое облачко. На лицевом щитке шлема Гюнтера возникли на мгновение кристаллики аммиака. Служащий Корпорации ответил предложением слишком кратким, чтобы Кеннеди мог его перевести.
Затем все трое ганнитов кивнули головой и произнесли двухсложное слово, означавшее расставание. Кеннеди его расслышал. Автоматически в сознании всплыло ответное слово, и он произнес: «А-ях». Остальные трое землян произнесли его же одновременно с ним. Аборигены повернулись и невесело зашагали прочь, навстречу порывам ветра.
Мгновением позже Гюнтер крутнулся к Кеннеди и крепко сжал ему руку своей кистью в перчатке скафандра. За щитком дыхательной маски лицо Гюнтера обрело почти демоническое выражение, он свирепо глянул на Кеннеди.
— Что вы сказали? — потребовал ответа. — Что вы только что сказали? Вы действительно ответили этому ганику на его родном языке? ~Где вы его выучили? Кто дал вам право учить ганнитский язык?~ Я бы мог застрелить вас за это, Кеннеди, невзирая на все ваши связи в агентстве!
Глава одиннадцатая
Кеннеди застыл, прислушиваясь к вою ветра и лихорадочно соображая, что ответить. Обнаружив свое знание ганнитского языка, он совершил непростительную оплошность.
— Ну, — повторил Гюнтер, — как вышло, что вы можете говорить с ганиками?
— Я…
Он замолк. К нему на выручку пришел Энгел.
— Это единственное известное ему слово, — сказал лингвист. — Пару дней назад он зашел ко мне, а когда уходил, я попрощался с ним по-ганнитски. Он спросил, что я сказал, и я объяснил. В этом нет ничего позорного.
Начальник аванпоста неуверенно ослабил хватку. Кеннеди понял, что Энгел спасал скорее свою шкуру, чем выгораживал его: по-видимому, разговаривать на местном языке ему запрещалось. Но он понял и свое преимущество.
— Послушайте, Гюнтер, я ведь не служу в Корпорации и только номинально нахожусь в вашем распоряжении. Что вы о себе возомнили, если грозите застрелить меня за то, что я попрощался с ганнитом на его языке? Я бы мог сообщить об этом Булларду, и он бы вас за такие фокусы понизил до десятого класса.
Коротким энергичным предложением Гюнтер высказал, что он думает о главе Корпорации Булларде. Затем добавил:
— Пройдемте обратно в купол. Тут неподходящее место для болтовни.
Не дожидаясь ответа, Гюнтер сделал знак открыть шлюз. Кеннеди был более чем рад повернуться спиной к унылой ганимедской равнине.
Они молча сняли скафандры и повесили их на место.
— Предлагаю зайти ко мне, Кеннеди, — сказал Гюнтер. — Там мы сможем обо всем потолковать.
— Мне тоже пойти? — спросил Энгел.
— Нет, занимайтесь своими делами. — И следующий раз подумайте, прежде чем сообщать посетителям секретную информацию, мистер Энгел. Ясно?
— Ясно, — пробормотал Энгел и отвернулся.
Кабинет Гюнтера оказался гораздо уютнее остальных комнат аванпоста. Из широкого окна открывался панорамный вид на окрестности станции, но нажатием кнопки стекло можно было затемнить; койка была общего аскетического образца, но дополнительная панель управления вентиляцией и более яркий свет сказали Кеннеди, что Гюнтер был не из тех, кто следовал теории, согласно которой командиры должны делить все неудобства и лишения с подчиненными.
Гюнтер открыл шкаф и достал оттуда ополовиненную бутылку спиртного. Этикетка была снята и заменена другой: «Собственность Роберта Гюнтера».
— Хотите выпить?
Кеннеди не хотел, но намеренно кивнул.
— Конечно. Если вы ничего не имеете против.
— Вот лед, — сказал Гюнтер. Он налил, протянул Кеннеди бокал, и продолжал:
— Сожалею, что вспылил по такому пустячному поводу. Вы должны принять во внимание, каково нам тут приходится, Кеннеди. Обстановка отнюдь не благотворно действует на нервы. Совсем не благотворно. Я стараюсь держать себя в узде, так же как и остальных, но порой нервы не выдерживают. Сожалею, что вы как раз попали под руку в такой момент.
Кеннеди улыбнулся.
— Вы хотели практически подвести меня под расстрел из-за того, что я знал ганнитское слово. Почему вдруг этот язык стал столь секретен?
Вопрос был задан в точку. Гюнтер неловко поежился и сказал:
— По существу, он таковым не является. Да нет, не совсем. Мы просто стараемся следить, чтобы все торговые сделки между Землей и Ганимедом осуществлялись через Корпорацию. Нам бы не хотелось, чтобы сюда вклинилось другое предприятие.
— То есть, я могу предположить, что вы заподозрили с моей стороны намерение выучить ганнитский язык, составить по возвращении на Землю словарь и продать его за баснословную сумму некоему, еще не существующему, потенциальному конкуренту Ганимедского отделения Корпорации по исследованию и развитию Внеземелья? Уверяю вас, у меня не было столь злостных намерений. Я всю жизнь невезучий служащий отдела информации, отправленный сюда боссом, чтобы получить непосредственные впечатления, увидеть местность своими глазами.
— Я ни в чем вас и не обвинял, Кеннеди. Но мы должны принимать определенные меры предосторожности.
— Это я понимаю.
— Хорошо. Если вам нужно будет представить отчет, то был бы весьма обязан, если бы вы совсем не упоминали данный инцидент. Прошу вас о таком одолжении лично для меня.
— Думаю, таким пустяком я могу поступиться, — беззаботно сказал Кеннеди.
Вскоре он вышел от Гюнтера, порядком сбитый с толку. Истинные побуждения начальника аванпоста были совершенно ясны. Гюнтер не боялся прибытия конкурентов — потребовались бы годы на утрясание юридических тонкостей и миллиардный капитал для основания организации калибра Корпорации. Никто не разрабатывал нелегально план послать на Ганимед свой космический корабль и вырвать права на разработку рудных запасов из-под острого носа Гюнтера, воспользовавшись при этом подготовленным Кеннеди словарем ганнитского языка.
Нет, могла быть только одна причина столь бурной реакции Гюнтера на проявленное Кеннеди понимание языка аборигенов. Гюнтер боялся, как бы Кеннеди не подслушал то, что Корпорация стремилась сохранить в тайне.
И это нечто, как подозревал Кеннеди, заключалось в факте несогласия ганнитов с присутствием землян в их мире, не говоря уж об их полном нежелании обсуждать передачу прав на добычу руд и требовании отлета Гюнтера и всех его людей обратно на Землю.
Именно к этому склонялся разговор, свидетелем которого оказался Кеннеди. А если так, думал он, то единственным путем достижения желаемой цели на Ганимеде для Корпорации было бы полное уничтожение ганнитов. Не простая «полицейская акция» со стороны ООН, как убеждали Кеннеди и остальных служащих его агентства, а развернутые военные действия, рассчитанные на подавление местных жителей, требовались Корпорации.
Конечно, они станут обосновывать свою точку зрения и облекать свою цель в рациональные одежды. Ганниты, мол, — народ на нетехнической стадии развития, обладающий огромными запасами ценных руд радиоактивных металлов и не намеревающийся этими запасами воспользоваться. Следовательно, для блага всей Солнечной системы только лучше станет, если эти руды у них изымут.
— Ну, — повторил Гюнтер, — как вышло, что вы можете говорить с ганиками?
— Я…
Он замолк. К нему на выручку пришел Энгел.
— Это единственное известное ему слово, — сказал лингвист. — Пару дней назад он зашел ко мне, а когда уходил, я попрощался с ним по-ганнитски. Он спросил, что я сказал, и я объяснил. В этом нет ничего позорного.
Начальник аванпоста неуверенно ослабил хватку. Кеннеди понял, что Энгел спасал скорее свою шкуру, чем выгораживал его: по-видимому, разговаривать на местном языке ему запрещалось. Но он понял и свое преимущество.
— Послушайте, Гюнтер, я ведь не служу в Корпорации и только номинально нахожусь в вашем распоряжении. Что вы о себе возомнили, если грозите застрелить меня за то, что я попрощался с ганнитом на его языке? Я бы мог сообщить об этом Булларду, и он бы вас за такие фокусы понизил до десятого класса.
Коротким энергичным предложением Гюнтер высказал, что он думает о главе Корпорации Булларде. Затем добавил:
— Пройдемте обратно в купол. Тут неподходящее место для болтовни.
Не дожидаясь ответа, Гюнтер сделал знак открыть шлюз. Кеннеди был более чем рад повернуться спиной к унылой ганимедской равнине.
Они молча сняли скафандры и повесили их на место.
— Предлагаю зайти ко мне, Кеннеди, — сказал Гюнтер. — Там мы сможем обо всем потолковать.
— Мне тоже пойти? — спросил Энгел.
— Нет, занимайтесь своими делами. — И следующий раз подумайте, прежде чем сообщать посетителям секретную информацию, мистер Энгел. Ясно?
— Ясно, — пробормотал Энгел и отвернулся.
Кабинет Гюнтера оказался гораздо уютнее остальных комнат аванпоста. Из широкого окна открывался панорамный вид на окрестности станции, но нажатием кнопки стекло можно было затемнить; койка была общего аскетического образца, но дополнительная панель управления вентиляцией и более яркий свет сказали Кеннеди, что Гюнтер был не из тех, кто следовал теории, согласно которой командиры должны делить все неудобства и лишения с подчиненными.
Гюнтер открыл шкаф и достал оттуда ополовиненную бутылку спиртного. Этикетка была снята и заменена другой: «Собственность Роберта Гюнтера».
— Хотите выпить?
Кеннеди не хотел, но намеренно кивнул.
— Конечно. Если вы ничего не имеете против.
— Вот лед, — сказал Гюнтер. Он налил, протянул Кеннеди бокал, и продолжал:
— Сожалею, что вспылил по такому пустячному поводу. Вы должны принять во внимание, каково нам тут приходится, Кеннеди. Обстановка отнюдь не благотворно действует на нервы. Совсем не благотворно. Я стараюсь держать себя в узде, так же как и остальных, но порой нервы не выдерживают. Сожалею, что вы как раз попали под руку в такой момент.
Кеннеди улыбнулся.
— Вы хотели практически подвести меня под расстрел из-за того, что я знал ганнитское слово. Почему вдруг этот язык стал столь секретен?
Вопрос был задан в точку. Гюнтер неловко поежился и сказал:
— По существу, он таковым не является. Да нет, не совсем. Мы просто стараемся следить, чтобы все торговые сделки между Землей и Ганимедом осуществлялись через Корпорацию. Нам бы не хотелось, чтобы сюда вклинилось другое предприятие.
— То есть, я могу предположить, что вы заподозрили с моей стороны намерение выучить ганнитский язык, составить по возвращении на Землю словарь и продать его за баснословную сумму некоему, еще не существующему, потенциальному конкуренту Ганимедского отделения Корпорации по исследованию и развитию Внеземелья? Уверяю вас, у меня не было столь злостных намерений. Я всю жизнь невезучий служащий отдела информации, отправленный сюда боссом, чтобы получить непосредственные впечатления, увидеть местность своими глазами.
— Я ни в чем вас и не обвинял, Кеннеди. Но мы должны принимать определенные меры предосторожности.
— Это я понимаю.
— Хорошо. Если вам нужно будет представить отчет, то был бы весьма обязан, если бы вы совсем не упоминали данный инцидент. Прошу вас о таком одолжении лично для меня.
— Думаю, таким пустяком я могу поступиться, — беззаботно сказал Кеннеди.
Вскоре он вышел от Гюнтера, порядком сбитый с толку. Истинные побуждения начальника аванпоста были совершенно ясны. Гюнтер не боялся прибытия конкурентов — потребовались бы годы на утрясание юридических тонкостей и миллиардный капитал для основания организации калибра Корпорации. Никто не разрабатывал нелегально план послать на Ганимед свой космический корабль и вырвать права на разработку рудных запасов из-под острого носа Гюнтера, воспользовавшись при этом подготовленным Кеннеди словарем ганнитского языка.
Нет, могла быть только одна причина столь бурной реакции Гюнтера на проявленное Кеннеди понимание языка аборигенов. Гюнтер боялся, как бы Кеннеди не подслушал то, что Корпорация стремилась сохранить в тайне.
И это нечто, как подозревал Кеннеди, заключалось в факте несогласия ганнитов с присутствием землян в их мире, не говоря уж об их полном нежелании обсуждать передачу прав на добычу руд и требовании отлета Гюнтера и всех его людей обратно на Землю.
Именно к этому склонялся разговор, свидетелем которого оказался Кеннеди. А если так, думал он, то единственным путем достижения желаемой цели на Ганимеде для Корпорации было бы полное уничтожение ганнитов. Не простая «полицейская акция» со стороны ООН, как убеждали Кеннеди и остальных служащих его агентства, а развернутые военные действия, рассчитанные на подавление местных жителей, требовались Корпорации.
Конечно, они станут обосновывать свою точку зрения и облекать свою цель в рациональные одежды. Ганниты, мол, — народ на нетехнической стадии развития, обладающий огромными запасами ценных руд радиоактивных металлов и не намеревающийся этими запасами воспользоваться. Следовательно, для блага всей Солнечной системы только лучше станет, если эти руды у них изымут.