Страница:
«Тед, я ухожу. Это не поспешный шаг. Я давно обдумывала его, а когда началась вся история с Ганимедом, пришло окончательное решение. Нам просто не следовало жить вместе. Нет, не пойми меня превратно, порой все было прекрасно. Но в нашем взгляде на вещи существуют такие глубокие расхождения, что разрыв был неизбежен и на него следует пойти сейчас, пока еще не поздно.
Ты работал по этому ганимедскому контракту легко, беззаботно и даже не замечал, что я всем сердцем против него. Вот в чем дело. Тут не расхождения в политических взглядах или в чем-либо подобном. Скажем так: твоя работа по ганимедскому проекту была симптомом, а не причиной неблагополучия в нашей семейной жизни. Я ненавидела этот контракт и все, что с ним было связано. А ты даже не потрудился понять, в чем причина. Поэтому сегодня, когда ты, Тед, улетаешь в космос, — я ухожу от тебя.
Уезжаю вместе с Дейвом Сполдингом. Но не торопись с выводами: я не изменяла тебе с Дейвом. У меня есть свои принципы, согласно которым я живу. Но мы обсуждали, как уехать отсюда вместе, а твой отлет на Ганимед решил дело. Вот почему я не удерживала тебя. Пожалуйста, не обижайся и прошу — не ругайся и не круши все вокруг. Прослушай запись еще пару раз и подумай. Ничего из того, что есть в доме, мне не надо. Я уже взяла все, что хотела сохранить, остальное — твое. Через некоторое время, когда ты свыкнешься с новым положением вещей, я свяжусь с тобой относительно развода.
Вот и все, Тед. Было великолепно, пока все длилось, но я видела, что продолжаться так долго не могло, поэтому и решила выйти из игры, чтобы избавить нас с тобой от пятидесяти-шестидесяти лет горечи и разочарований. Дейв ушел из агентства, но у нас есть у каждого небольшие сбережения. И еще, Тед, снова хочу сказать, жаль, что так вышло у нас с тобой.
Кота я оставила у Камеронов, ты можешь забрать его, когда вернешься с Ганимеда. Никто, кроме тебя и Дейва, не знает о случившемся между нами. Позаботься о себе, Тед. И до свидания».
Кеннеди прокрутил пленку до конца и выключил магнитофон. И долго, онемев, стоял посреди комнаты, потом прослушал запись снова — от начала до конца. Мардж. Дейв Сполдинг. И кот у Камеронов.
— Этого я не ожидал, Мардж, — тихо проговорил он. В горле совсем пересохло. Глаза щипало, но слезам он не дал хода.
Глава пятнадцатая
Глава шестнадцатая
Ты работал по этому ганимедскому контракту легко, беззаботно и даже не замечал, что я всем сердцем против него. Вот в чем дело. Тут не расхождения в политических взглядах или в чем-либо подобном. Скажем так: твоя работа по ганимедскому проекту была симптомом, а не причиной неблагополучия в нашей семейной жизни. Я ненавидела этот контракт и все, что с ним было связано. А ты даже не потрудился понять, в чем причина. Поэтому сегодня, когда ты, Тед, улетаешь в космос, — я ухожу от тебя.
Уезжаю вместе с Дейвом Сполдингом. Но не торопись с выводами: я не изменяла тебе с Дейвом. У меня есть свои принципы, согласно которым я живу. Но мы обсуждали, как уехать отсюда вместе, а твой отлет на Ганимед решил дело. Вот почему я не удерживала тебя. Пожалуйста, не обижайся и прошу — не ругайся и не круши все вокруг. Прослушай запись еще пару раз и подумай. Ничего из того, что есть в доме, мне не надо. Я уже взяла все, что хотела сохранить, остальное — твое. Через некоторое время, когда ты свыкнешься с новым положением вещей, я свяжусь с тобой относительно развода.
Вот и все, Тед. Было великолепно, пока все длилось, но я видела, что продолжаться так долго не могло, поэтому и решила выйти из игры, чтобы избавить нас с тобой от пятидесяти-шестидесяти лет горечи и разочарований. Дейв ушел из агентства, но у нас есть у каждого небольшие сбережения. И еще, Тед, снова хочу сказать, жаль, что так вышло у нас с тобой.
Кота я оставила у Камеронов, ты можешь забрать его, когда вернешься с Ганимеда. Никто, кроме тебя и Дейва, не знает о случившемся между нами. Позаботься о себе, Тед. И до свидания».
Кеннеди прокрутил пленку до конца и выключил магнитофон. И долго, онемев, стоял посреди комнаты, потом прослушал запись снова — от начала до конца. Мардж. Дейв Сполдинг. И кот у Камеронов.
— Этого я не ожидал, Мардж, — тихо проговорил он. В горле совсем пересохло. Глаза щипало, но слезам он не дал хода.
Глава пятнадцатая
Он налил себе попить, но даже это простое действие не прошло без болезненного воспоминания, потому что Мардж всегда делала ему питье сама. Затем разулся и в третий раз прослушал запись, примерно как тот человек, что бился головой о каменную стену только потому, что наступало заметное облегчение, по контрасту, когда он переставал об нее биться.
На этот раз он уже был в состоянии следить не за смыслом слов Мардж, а за тем, как она их произносила: прямо, почти без колебаний, без дрожи в голосе. Он понял, что Мардж долго вынашивала эти слова и едва ли не счастлива была их наконец высказать.
Нет, думал он про себя, он никак не ожидал такого от Мардж. Вероятно, именно поэтому она так и поступила. С ее переменчивым, непостоянным характером. Теперь Кеннеди видел, что совсем не знал, не понимал ее.
Прошло несколько минут, он понемногу начал отходить от шока. Теперь он мог взглянуть на все философски. Этого нельзя было избежать. Мардж поступила очень мудро и решительно. Тед Кеннеди, побывавший на Ганимеде, где его глаза открылись, уважал ее за такой поступок.
Но в душе поднималось горькое чувство: ведь он вернулся другим человеком, не только переменившим жизненную позицию, но и предпринявшим действенный шаг в защиту новых убеждений, а Мардж не оказалось рядом, чтобы похвалить его за то, что он наконец понял ее точку зрения. Слишком поздно произошло его обращение. Бессмысленно было кидаться за ней в погоню ради признания вроде: «Послушай, Мардж, я порвал с Корпорацией и агентством, — может, вернешься теперь ко мне?» Нет. Время упущено, и не пристало ему выставлять напоказ свою новую веру в ожидании, что Мардж простит его прежние заблуждения. Половина всех терзаний происходит из-за попыток людей склеить то, что навсегда должно было оставаться разбитым. Было горько, но он принудил себя не думать о Мардж. Поднялся, пересек комнату и включил радио. Программу новостей он нашел на 72-м канале. Терпеливо прослушав привычные сетования на невыносимую погоду в конце июля, остающуюся, несмотря на все попытки со стороны Бюро оптимизации погодных условий, жаркой и влажной, Кеннеди дождался перемены темы. Диктор замолк на секунду, а затем, видимо перевернув страницу, сказал: «Несколько часов назад космодром N-7 в Нью-Джерси стал местом приземления космического грузового судна капитана Луиса Хиллза, прибывшего с Ганимеды, куда три недели тому назад был отправлен с провиантом и необходимыми для колонии землян вещами. По сообщениям капитана Хиллза, на маленькой планете все в порядке. В вечерней игре бейсболисты „Ред соке“ одержали победу над…» Кеннеди выключил аппарат. Значит, они решили замолчать все, что касалось его, и, кроме того, по-прежнему последовательно проводят версию о храбрых поселенцах, мужчинах и женщинах с Земли на Ганимеде. Ну, тут ничего неожиданного нет. Усиленная охота за ним начнется, как только Корпорация мобилизует силы. Вероятно, она уже началась.
Кеннеди принялся обдумывать план дальнейших действий. Сегодня было 30 июля. Корпорация собиралась обращаться в ООН за военной поддержкой 11 октября. До этой даты ему требовалось обзавестись убедительными доказательствами против той лжи, что он сам прежде помогал громоздить.
Но действовать придется осмотрительно. Корпорация будет стремиться схватить его и принудить к молчанию прежде, чем он успеет навредить проекту. И они не постесняются пустить по его следу полицию сил безопасности ООН на том основании, что он якобы снабдил ганнитов оружием и убил Энгела. Ему надо бежать, причем незамедлительно, и скрываться понадежнее. Поневоле зашевелишься, когда за тобой станут охотиться и головорезы Корпорации, и сотрудники официальной всемирной полицейской организации.
Зазвонил телефон. Кеннеди не имел ни малейшего представления, кто бы это мог быть. Может, Мардж. Да и неважно, кто бы это ни был, ответив, он скорее всего навел бы на себя ищеек Корпорации. Кеннеди подавил желание взять трубку, и через некоторое время звонки прекратились. Не отводя взгляда от трубки шоколадного цвета, он прикидывал, кто мог ему позвонить. Нет, теперь это неважно.
Он знал, что необходимо сделать: раздобыть изобличающие сведения о мистификации с Ганимедом из досье фирмы Диноли и передать их ООН. Но тут дело обстояло не так просто, как могло бы показаться. Вполне вероятно, как только он ступит на порог агентства, его тут же схватят и передадут властям, и тогда уже никогда не представится шанса высказаться публично.
Конечно, в агентстве могут еще и не знать о перемене его убеждений. Возможно, руководство Корпорации не сочло нужным доводить до сведения отчет Гюнтера; можно также предположить, что Буллард со своей кликой решил предпринять общую проверку на преданность нанятого ими агентства, прежде чем сообщать Диполи, что один из его отборных сотрудников сделался изменником на Ганимеде.
Но полагаться на это он не имел права. Придется выкрасть материалы из досье агентства и найти способ передать их представителю США в ООН.
На время ему надо будет затаиться. Оставалось еще больше двух месяцев. Укрыться бы пока где-нибудь и совершить вылазку в агентство, когда его меньше всего бы там ждали… Где спрятаться, он знал. В доме брата в Висконсине. Очень осторожно он снял поляризацию оконных стекол и внимательно вгляделся в происходящее снаружи, не скрывается ли кто уже сейчас возле дома. Затем снова затемнил окна. Собрал сумку, положив туда только самое необходимое, — пару белья да туалетные принадлежности, не время было обременять себя личными вещами. Оставил в доме все как есть, и в баре, и на кухне, и в гостиной, откуда не взял даже портрета Мардж. Он мог только рассчитывать, что коту хорошо у Камеронов. Кот жил у него много лет, его будет здорово недоставать.
Снова зазвонил телефон. Кеннеди проигнорировал его. Наконец звонки смолкли. Всего несколько секунд он собирался с духом и наконец решительно обвел прощальным взглядом дом, который они с Мардж выбирали вместе восемь лет назад.
Он прощался с прошлым. Прощался с Мардж, котом, своим баром, коллекцией записей, библиотекой. Со всем, что было ему дорого. С уютной, прочной и безопасной жизнью, в одночасье прервавшейся, вопреки его прежней молчаливой удовлетворенности ею. Тед Кеннеди — беглец. Все свои тридцать два года он шел к этому дню, хотя еще не мог сжиться с мыслью, что именно такую судьбу уготовили ему прожитые годы.
Прощай, агентство. Прощайте, книги, записи, жена, сонный старый кот и респектабельный квартал Коннектикут. Адье. Он мало о чем пожалел. Краткое знакомство с ганнитами научило его придавать меньшее значение вещественному. Он стал спокойнее, целеустремленнее после их уроков. Вот почему он жертвовал всем во имя спасения жителей Ганимеда.
Кеннеди понимал, что их культуру во что бы то ни стало следует сохранить, и только он один мог это сделать.
В ящике тумбочки возле кровати лежал короткоствольный револьвер 38-го калибра, который его заставила купить Мардж, когда объявился ночной грабитель, наводивший страх на всех женщин в округе. Ни разу не понадобившийся, он так и лежал полностью заряженный в своем ящике.
Теперь Кеннеди взял его, вставил в кобуру под мышкой, ругнувшись от досады, что в июльскую жару придется еще напяливать пиджак из-за этого пистолета. Документ на право ношения оружия тоже был где-то в ящике. Порывшись, Кеннеди нашел его и сунул в чемоданчик. Часы показывали 16.32. Кеннеди на секунду задумался: «Мой телефон может прослушиваться, поэтому звонить в аэропорт из дома небезопасно. Лучше заказать билет из города».
Отворив входную дверь, он осторожно выглянул и осмотрелся. Никого не видно. Либо его еще не выследили или же решили дать пока побегать, готовясь к решительной атаке.
Кеннеди запер за собой дверь и обогнул дом, направляясь к гаражу. Там положил чемоданчик в багажник, сел в машину и, не оглядываясь, спустился на главное шоссе.
Через десять минут он был уже в «городе». Пара магазинов, банк, почта, церковь, расположенные друг подле друга. За последние сто лет тут мало что изменилось: маленькие городки всегда оказываются устойчивее к переменам, чем большие. Кеннеди выехал на главную площадь и припарковал машину под часами — массивными, старыми, уже более столетия отмечавшими время и, конечно, с циферблатом еще на 12 часовых делений. Взглянул на них и, слегка нахмурившись, вычислил время. Стрелки показывали 4.45, что в пересчете давало более привычные 16.45. С момента посадки на космодроме прошло меньше трех часов.
В это время дня городок был тих. Послеобеденный сеанс в кинотеатре заканчивался еще через 10-15 минут, а те, кто не пошел в кино, сидели по домам и готовили ужин.
Кеннеди вылез из машины и вошел в магазинчик Шиллера, представлявший собой объединенное заведение — тут были и аптека, и журнальный киоск, и кафетерий для жителей городка. Двое местных у стойки посасывали содовую. Кеннеди вытащил горсть мелочи из кармана и не отыскал ни одного жетона для телефона. А у Шиллера в телефонной будке не было разменного автомата. Выложив четверть доллара на прилавок, Кеннеди попросил:
— Дайте мне, пожалуйста, два жетона.
— Сейчас. О, здравствуйте мистер Кеннеди. — Шиллер взвешивающе посмотрел на него. Это был старик лет шестидесяти, а то и семидесяти. Сколько ему исполнилось, было точно неизвестно, но наверняка он помнил еще события середины прошлого века. Вытерев руки о свою белую в пятнах куртку, Шиллер сказал:
— Тут только что заходили двое, спрашивали вас. Хотели узнать, как добраться до вашего дома, и я отправил сына показать им дорогу. Верно, ваши приятели.
— Я никого не жду, — сказал Кеннеди и взял жетоны с прилавка.
— А, вот и они! — воскликнул Шиллер, показывая на улицу. Сквозь зеркальную витрину Кеннеди увидел двух мужчин в темно-коричневых деловых костюмах и строгих лиловых плащах, которые выходили из банка. Хмурые, явно знатоки своего дела. Люди Корпорации, подумал Кеннеди. Он быстро направился к телефонной будке в глубине магазина.
— Эй, мистер Кеннеди, — позвал Шиллер. — Вам бы выйти к ним, пока они не сели в свою машину, а то укатят к вашему дому.
— Мне некогда с ними разговаривать. Мне необходимо срочно попасть в Нью-Йорк по одному важному делу.
— Может, мне выйти к ним и передать, что вы сказали, — предложил свои услуги Шиллер.
— Нет, это их только обидит. Пусть в следующий раз, когда захотят со мной встретиться, заранее договариваются, чтобы застать меня дома.
Он нырнул в телефонную будку, избежав еще одного нудного монолога Шиллера по поводу молодежи, вечно куда-то мчащейся, так что даже времени поговорить друг с другом у них не остается.
Кеннеди попросил справочную, набрал номер билетной кассы в аэропорту Рузвельта, где ему сообщили, что ближайший рейс на Милуоки отправляется вечером в 19.51 и прибывает в место назначения в 21.13 по милуокскому времени. Это Кеннеди вполне устраивало.
— Забронируйте одно место, — сказал он. — Для Энгела. Фамилию он назвал машинально, почти не задумываясь.
— Имя, пожалуйста, — донесся бесстрастный ответ.
— А… Виктор, для Виктора Энгела.
— Благодарю вас, сэр. Пожалуйста, выкупите бронь не позже чем за час до вылета самолета.
— Да, конечно, — сказал Кеннеди. Он повесил трубку, услышал, как его жетон звякнул, провалившись в телефонное чрево, и вышел из будки. Шиллер сказал ему:
— Ну вот, все так и вышло, как я вам говорил, мистер Кеннеди. Те ваши два приятеля отправились к вам на дом, пока вы тут говорили по телефону. Теперь, видно, потеряют зря время.
— Вероятно, — откликнулся Кеннеди. Он широко улыбнулся. — Так или иначе, у меня совсем не было времени с ними встречаться. Мне надо поспешить, чтобы добраться до пристани вовремя. Мой пароход отплывает в 19.00.
— Пароход?
Кеннеди кивнул.
— Я отправляюсь в Европу по делам фирмы. Но, прошу, никому ни слова. Мне бы сильно не хотелось, чтобы слух распространился, не то все знакомые станут ждать от меня сувениров.
Дружески помахав Шиллеру, он вышел. Уже устремившись по магистрали к Нью-Йорку, он подумал о Шиллере и двоих с непроницаемыми лицами из Корпорации. Когда они убедятся, что его дом пуст, то, конечно, вернутся в городок, скорее всего завернут к Шиллеру и тогда непременно вызовут старика на беседу.
И Кеннеди всем сердцем надеялся, что им придется попотеть, когда они попытаются отыскать его на кораблях, отплывающих в Европу.
На этот раз он уже был в состоянии следить не за смыслом слов Мардж, а за тем, как она их произносила: прямо, почти без колебаний, без дрожи в голосе. Он понял, что Мардж долго вынашивала эти слова и едва ли не счастлива была их наконец высказать.
Нет, думал он про себя, он никак не ожидал такого от Мардж. Вероятно, именно поэтому она так и поступила. С ее переменчивым, непостоянным характером. Теперь Кеннеди видел, что совсем не знал, не понимал ее.
Прошло несколько минут, он понемногу начал отходить от шока. Теперь он мог взглянуть на все философски. Этого нельзя было избежать. Мардж поступила очень мудро и решительно. Тед Кеннеди, побывавший на Ганимеде, где его глаза открылись, уважал ее за такой поступок.
Но в душе поднималось горькое чувство: ведь он вернулся другим человеком, не только переменившим жизненную позицию, но и предпринявшим действенный шаг в защиту новых убеждений, а Мардж не оказалось рядом, чтобы похвалить его за то, что он наконец понял ее точку зрения. Слишком поздно произошло его обращение. Бессмысленно было кидаться за ней в погоню ради признания вроде: «Послушай, Мардж, я порвал с Корпорацией и агентством, — может, вернешься теперь ко мне?» Нет. Время упущено, и не пристало ему выставлять напоказ свою новую веру в ожидании, что Мардж простит его прежние заблуждения. Половина всех терзаний происходит из-за попыток людей склеить то, что навсегда должно было оставаться разбитым. Было горько, но он принудил себя не думать о Мардж. Поднялся, пересек комнату и включил радио. Программу новостей он нашел на 72-м канале. Терпеливо прослушав привычные сетования на невыносимую погоду в конце июля, остающуюся, несмотря на все попытки со стороны Бюро оптимизации погодных условий, жаркой и влажной, Кеннеди дождался перемены темы. Диктор замолк на секунду, а затем, видимо перевернув страницу, сказал: «Несколько часов назад космодром N-7 в Нью-Джерси стал местом приземления космического грузового судна капитана Луиса Хиллза, прибывшего с Ганимеды, куда три недели тому назад был отправлен с провиантом и необходимыми для колонии землян вещами. По сообщениям капитана Хиллза, на маленькой планете все в порядке. В вечерней игре бейсболисты „Ред соке“ одержали победу над…» Кеннеди выключил аппарат. Значит, они решили замолчать все, что касалось его, и, кроме того, по-прежнему последовательно проводят версию о храбрых поселенцах, мужчинах и женщинах с Земли на Ганимеде. Ну, тут ничего неожиданного нет. Усиленная охота за ним начнется, как только Корпорация мобилизует силы. Вероятно, она уже началась.
Кеннеди принялся обдумывать план дальнейших действий. Сегодня было 30 июля. Корпорация собиралась обращаться в ООН за военной поддержкой 11 октября. До этой даты ему требовалось обзавестись убедительными доказательствами против той лжи, что он сам прежде помогал громоздить.
Но действовать придется осмотрительно. Корпорация будет стремиться схватить его и принудить к молчанию прежде, чем он успеет навредить проекту. И они не постесняются пустить по его следу полицию сил безопасности ООН на том основании, что он якобы снабдил ганнитов оружием и убил Энгела. Ему надо бежать, причем незамедлительно, и скрываться понадежнее. Поневоле зашевелишься, когда за тобой станут охотиться и головорезы Корпорации, и сотрудники официальной всемирной полицейской организации.
Зазвонил телефон. Кеннеди не имел ни малейшего представления, кто бы это мог быть. Может, Мардж. Да и неважно, кто бы это ни был, ответив, он скорее всего навел бы на себя ищеек Корпорации. Кеннеди подавил желание взять трубку, и через некоторое время звонки прекратились. Не отводя взгляда от трубки шоколадного цвета, он прикидывал, кто мог ему позвонить. Нет, теперь это неважно.
Он знал, что необходимо сделать: раздобыть изобличающие сведения о мистификации с Ганимедом из досье фирмы Диноли и передать их ООН. Но тут дело обстояло не так просто, как могло бы показаться. Вполне вероятно, как только он ступит на порог агентства, его тут же схватят и передадут властям, и тогда уже никогда не представится шанса высказаться публично.
Конечно, в агентстве могут еще и не знать о перемене его убеждений. Возможно, руководство Корпорации не сочло нужным доводить до сведения отчет Гюнтера; можно также предположить, что Буллард со своей кликой решил предпринять общую проверку на преданность нанятого ими агентства, прежде чем сообщать Диполи, что один из его отборных сотрудников сделался изменником на Ганимеде.
Но полагаться на это он не имел права. Придется выкрасть материалы из досье агентства и найти способ передать их представителю США в ООН.
На время ему надо будет затаиться. Оставалось еще больше двух месяцев. Укрыться бы пока где-нибудь и совершить вылазку в агентство, когда его меньше всего бы там ждали… Где спрятаться, он знал. В доме брата в Висконсине. Очень осторожно он снял поляризацию оконных стекол и внимательно вгляделся в происходящее снаружи, не скрывается ли кто уже сейчас возле дома. Затем снова затемнил окна. Собрал сумку, положив туда только самое необходимое, — пару белья да туалетные принадлежности, не время было обременять себя личными вещами. Оставил в доме все как есть, и в баре, и на кухне, и в гостиной, откуда не взял даже портрета Мардж. Он мог только рассчитывать, что коту хорошо у Камеронов. Кот жил у него много лет, его будет здорово недоставать.
Снова зазвонил телефон. Кеннеди проигнорировал его. Наконец звонки смолкли. Всего несколько секунд он собирался с духом и наконец решительно обвел прощальным взглядом дом, который они с Мардж выбирали вместе восемь лет назад.
Он прощался с прошлым. Прощался с Мардж, котом, своим баром, коллекцией записей, библиотекой. Со всем, что было ему дорого. С уютной, прочной и безопасной жизнью, в одночасье прервавшейся, вопреки его прежней молчаливой удовлетворенности ею. Тед Кеннеди — беглец. Все свои тридцать два года он шел к этому дню, хотя еще не мог сжиться с мыслью, что именно такую судьбу уготовили ему прожитые годы.
Прощай, агентство. Прощайте, книги, записи, жена, сонный старый кот и респектабельный квартал Коннектикут. Адье. Он мало о чем пожалел. Краткое знакомство с ганнитами научило его придавать меньшее значение вещественному. Он стал спокойнее, целеустремленнее после их уроков. Вот почему он жертвовал всем во имя спасения жителей Ганимеда.
Кеннеди понимал, что их культуру во что бы то ни стало следует сохранить, и только он один мог это сделать.
В ящике тумбочки возле кровати лежал короткоствольный револьвер 38-го калибра, который его заставила купить Мардж, когда объявился ночной грабитель, наводивший страх на всех женщин в округе. Ни разу не понадобившийся, он так и лежал полностью заряженный в своем ящике.
Теперь Кеннеди взял его, вставил в кобуру под мышкой, ругнувшись от досады, что в июльскую жару придется еще напяливать пиджак из-за этого пистолета. Документ на право ношения оружия тоже был где-то в ящике. Порывшись, Кеннеди нашел его и сунул в чемоданчик. Часы показывали 16.32. Кеннеди на секунду задумался: «Мой телефон может прослушиваться, поэтому звонить в аэропорт из дома небезопасно. Лучше заказать билет из города».
Отворив входную дверь, он осторожно выглянул и осмотрелся. Никого не видно. Либо его еще не выследили или же решили дать пока побегать, готовясь к решительной атаке.
Кеннеди запер за собой дверь и обогнул дом, направляясь к гаражу. Там положил чемоданчик в багажник, сел в машину и, не оглядываясь, спустился на главное шоссе.
Через десять минут он был уже в «городе». Пара магазинов, банк, почта, церковь, расположенные друг подле друга. За последние сто лет тут мало что изменилось: маленькие городки всегда оказываются устойчивее к переменам, чем большие. Кеннеди выехал на главную площадь и припарковал машину под часами — массивными, старыми, уже более столетия отмечавшими время и, конечно, с циферблатом еще на 12 часовых делений. Взглянул на них и, слегка нахмурившись, вычислил время. Стрелки показывали 4.45, что в пересчете давало более привычные 16.45. С момента посадки на космодроме прошло меньше трех часов.
В это время дня городок был тих. Послеобеденный сеанс в кинотеатре заканчивался еще через 10-15 минут, а те, кто не пошел в кино, сидели по домам и готовили ужин.
Кеннеди вылез из машины и вошел в магазинчик Шиллера, представлявший собой объединенное заведение — тут были и аптека, и журнальный киоск, и кафетерий для жителей городка. Двое местных у стойки посасывали содовую. Кеннеди вытащил горсть мелочи из кармана и не отыскал ни одного жетона для телефона. А у Шиллера в телефонной будке не было разменного автомата. Выложив четверть доллара на прилавок, Кеннеди попросил:
— Дайте мне, пожалуйста, два жетона.
— Сейчас. О, здравствуйте мистер Кеннеди. — Шиллер взвешивающе посмотрел на него. Это был старик лет шестидесяти, а то и семидесяти. Сколько ему исполнилось, было точно неизвестно, но наверняка он помнил еще события середины прошлого века. Вытерев руки о свою белую в пятнах куртку, Шиллер сказал:
— Тут только что заходили двое, спрашивали вас. Хотели узнать, как добраться до вашего дома, и я отправил сына показать им дорогу. Верно, ваши приятели.
— Я никого не жду, — сказал Кеннеди и взял жетоны с прилавка.
— А, вот и они! — воскликнул Шиллер, показывая на улицу. Сквозь зеркальную витрину Кеннеди увидел двух мужчин в темно-коричневых деловых костюмах и строгих лиловых плащах, которые выходили из банка. Хмурые, явно знатоки своего дела. Люди Корпорации, подумал Кеннеди. Он быстро направился к телефонной будке в глубине магазина.
— Эй, мистер Кеннеди, — позвал Шиллер. — Вам бы выйти к ним, пока они не сели в свою машину, а то укатят к вашему дому.
— Мне некогда с ними разговаривать. Мне необходимо срочно попасть в Нью-Йорк по одному важному делу.
— Может, мне выйти к ним и передать, что вы сказали, — предложил свои услуги Шиллер.
— Нет, это их только обидит. Пусть в следующий раз, когда захотят со мной встретиться, заранее договариваются, чтобы застать меня дома.
Он нырнул в телефонную будку, избежав еще одного нудного монолога Шиллера по поводу молодежи, вечно куда-то мчащейся, так что даже времени поговорить друг с другом у них не остается.
Кеннеди попросил справочную, набрал номер билетной кассы в аэропорту Рузвельта, где ему сообщили, что ближайший рейс на Милуоки отправляется вечером в 19.51 и прибывает в место назначения в 21.13 по милуокскому времени. Это Кеннеди вполне устраивало.
— Забронируйте одно место, — сказал он. — Для Энгела. Фамилию он назвал машинально, почти не задумываясь.
— Имя, пожалуйста, — донесся бесстрастный ответ.
— А… Виктор, для Виктора Энгела.
— Благодарю вас, сэр. Пожалуйста, выкупите бронь не позже чем за час до вылета самолета.
— Да, конечно, — сказал Кеннеди. Он повесил трубку, услышал, как его жетон звякнул, провалившись в телефонное чрево, и вышел из будки. Шиллер сказал ему:
— Ну вот, все так и вышло, как я вам говорил, мистер Кеннеди. Те ваши два приятеля отправились к вам на дом, пока вы тут говорили по телефону. Теперь, видно, потеряют зря время.
— Вероятно, — откликнулся Кеннеди. Он широко улыбнулся. — Так или иначе, у меня совсем не было времени с ними встречаться. Мне надо поспешить, чтобы добраться до пристани вовремя. Мой пароход отплывает в 19.00.
— Пароход?
Кеннеди кивнул.
— Я отправляюсь в Европу по делам фирмы. Но, прошу, никому ни слова. Мне бы сильно не хотелось, чтобы слух распространился, не то все знакомые станут ждать от меня сувениров.
Дружески помахав Шиллеру, он вышел. Уже устремившись по магистрали к Нью-Йорку, он подумал о Шиллере и двоих с непроницаемыми лицами из Корпорации. Когда они убедятся, что его дом пуст, то, конечно, вернутся в городок, скорее всего завернут к Шиллеру и тогда непременно вызовут старика на беседу.
И Кеннеди всем сердцем надеялся, что им придется попотеть, когда они попытаются отыскать его на кораблях, отплывающих в Европу.
Глава шестнадцатая
Он въехал в центр Нью-Йорка, свернул налево к сквозной магистрали и взял курс на большой новый аэропорт, что на южном берегу пролива Лонг-Айленд. Аэропорт Рузвельта сам практически был городом в городе: его заполненные гулом взлетные и посадочные полосы занимали достаточно большой клочок Лонг-Айленда. Практически он служил всемирной авиационной столицей.
Кеннеди добрался до автостоянки в 17.47 и сдал машину технику.
— Вам ее помыть? Заправить, может, перекрасить?
Кеннеди помотал головой.
— Нет, спасибо.
— А отражатели, похоже, не мешало бы…
— Нет, — сказал Кеннеди. Он взял парковочный талон с проставленным на нем временем и спрятал в бумажник. Придется технику удивиться, когда за «Фронтенаком-42» с помятым крылом никто так и не явится.
Кеннеди направился к сверкающему пластиком домику билетных касс и встал в очередь, медленно продвигавшуюся к окошку с надписью: «Бронирование мест на сегодня». Дойдя до окошка, назвал имя:
— Виктор Энгел. Лечу в Милуоки.
— Разумеется, мистер Энгел.
Девушка тремя ловкими движениями выполнила необходимые операции, пододвинула ему блестящую белую папку и сказала:
— 113 долларов 50 центов.
Кеннеди вытащил две купюры из бумажника, протянул их в окошко и взял сдачу. Он привык расплачиваться чеками, но билет был заказан на имя Энгела и чек пришлось бы подписать его фамилией. Это означало бы мгновенный провал. Провести фальшивый чек при молниеносной скорости обработки на центральной станции проверки в Чикаго стало совершенно невозможно — ответ поступил бы через пятнадцать секунд после сверки подписи с оригиналом.
Конечно, мало хорошего, что приходится брать билет в оба конца. Срок обратного действия кончался через 30 дней, а он не собирался возвращаться на восток так скоро. Но поездка только в одну сторону могла бы вызвать подозрения, от которых бы хотелось обезопасить имя Виктора Энгела.
Виктор Энгел. Собственно, само имя он выбрал наугад, пережив странное волнение, когда вдруг осознал, что так и не спросил погибшего лингвиста, как его звали.
Из зала с билетными кассами Кеннеди вышел на террасу. Вдалеке заходил на посадку, четко вырисовываясь на фоне садящегося солнца, гигантский самолет. Один из реактивных стратолайнеров серии ФБ-11 на пятьсот пассажиров, пересекавших страну от калифорнийского до атлантического побережья меньше, чем за два часа. Кеннеди наблюдал, как он сел, подобно большой птице, возвращающейся в гнездо.
Он поел в автоматическом кафе — легкий ужин, просто сандвич с белковой пастой и молоком, потому что был не очень голоден, потом купил в автомате газету — листок новостей. Быстро пробежал глазами колонки с результатами бейсбольных игр, прогнозом погоды, политическими сплетнями и наконец нашел заметку о возвращении ракеты с Ганимеда. Там не было ни слова о служащем рекламного агентства, бежавшем с космодрома, за которым попятам гнались головорезы Корпораций.
Он смял листок и бросил его в урну. Оказавшись перед книжным магазином, он зашел внутрь и стал перебирать книги на полках, потратив на это полчаса и выбрав пару изданий в мягких обложках.
После этого в ожидании, когда объявят регистрацию, Кеннеди прогуливался по террасе в теплых угасающих лучах вечернего солнца. В 19.25 по радио объявили: «Самолет компании „Юниверсал Эйрлайиэ“ на Милуоки, рейс 165, принимает пассажиров у стойки 17».
Модель самолета ФБ-9 была не из самых последних: рассчитанный на 90 пассажиров, он никогда не поднимался выше 20000 футов. На борту его с улыбкой приветствовала стюардесса, скромного вида розовощекая блондинка: «Добрый вечер, мистер Энгел. Надеюсь, ваш полет будет приятным».
— Благодарю, — ответил он и пошел на свое место, оказавшееся в носу самолета.
После космического путешествия лететь самолетом Кеннеди показалось как-то странно — и неудобно и тревожно. Взлетели по расписанию — оторвались от земли и резко взмыли в небо: Внизу, на темнеющих улицах Бруклина виднелись движущиеся точки автомобилей, затем и Бруклин исчез из виду, когда самолет, достигнув заданной высоты 20000 футов, перешел на горизонтальный полет.
Облака остались под ними. Теперь до самого горизонта без разрывов расстилался светло-серый покров. Он пузырился, как будто из замершего моря выдвигались, наползая одни на другую, льдины. Вибрация и движение почти не ощущались, тем не менее у Кеннеди ни разу не возникло ощущения неподвижности, преследовавшего его на космическом корабле.
Немного почитал, но чтение быстро наскучило, и он задремал. В Милуоки они оказались прежде, чем он ожидал. Его часы показывали 22.13; нажав стопор, он перевел стрелки на час назад в согласии с местным временем.
Вероятно, около века назад аэропорт в Милуоки был местной достопримечательностью, но с тех пор он пообветшал и превратился просто в старое здание из зеленого стекла и пластика. Кеннеди взял чашечку синтетического кофе в одном из ресторанов аэропорта, обдумывая за ней свои следующий шаги.
От Милуоки был всего час езды до Брокхерста — городка, где он родился и где все еще жил его старший брат. Но время позднее, и Кеннеди опасался неожиданно сваливаться к ним на голову, тем более туда он сможет добраться только к полуночи. Стив всегда отличался размеренным образом жизни, и даже если он ничего и не скажет брату, заявившемуся среди ночи, тем не менее такой визит пошатнет весь домашний уклад.
Поэтому Кеннеди взял такси и отправился в город, где снял комнату в первом попавшемся отеле. Утром, в 8.00, как только проснулся, он тут же позвонил брату. Стив в это время всегда завтракал перед выходом на работу.
Так и оказалось. Хрипловатый низкий голос ответил: «Кеннеди слушает. Кто говорит?»
— Кеннеди, это Кеннеди. Из коннектикутских Кеннеди, знаешь ли. После секундной заминки:
— Тед?
— И никто другой.
Неуверенно:
— А что, чего ты хочешь?
— Я думал заехать к тебе, — сказал Кеннеди, — вчера попал в Милуоки уже слишком поздно, неудобно было звонить.
— Хм, ясно.
Это было совсем не похоже на обычное радушие Стива. Голос брата казался встревоженным, напряженным.
— Послушай, Стив, на ближайшем автобусе я к тебе приеду. Я тут один и все по телефону не могу объяснить. Подождешь, пока я доберусь? Тогда…
— Нет, — оборвал Стив. — Оставайся в Милуоки, я к тебе приеду. Где ты находишься?
— Отель «Эйвон». Но…
— Оставайся там. Буду через час.
Кеннеди озадаченно повесил трубку. Непонятно. Стив всегда проявлял готовность принять его. А теперь, когда он был по-настоящему нужен, Стив уклонялся.
Может, это он в отместку? Кеннеди понимал, что слишком долго не вспоминал брата, теперь Стив, вероятно, решил отыграться. Но ведь, если по правде, ничего общего, кроме родителей, у них никогда не было.
Стив был на 11 лет старше и фактически заменял главу семьи после смерти отца, умершего, когда Теду исполнилось семь. Стив принадлежал к тому типу людей, что считали себя солью земли на Среднем Западе — добродушный, крупнотелый весельчак, питающий склонность к пиву и рыбной ловле. Прилежный прихожанин. Он беспрестанно ссорился с братом, пока более нетерпеливый Тед, интроверт и интеллектуал, не уехал из родительского дома после школы в Чикаго, где записался в Северо-Западный университет.
Со времени женитьбы Теда на Мардж братья встречались только однажды, в 2039 году, когда отпускной маршрут Стива забросил его на юг. Встреча получилась вымученной: Стив и его толстушка жена Бетти чувствовали себя неуютно в современной обстановке дома Кеннеди. Музыкальная запись, поставленная для гостей, им прискучила, обилие книг неприятно поразило, а Бетти к тому же дернула за больное, осведомившись у Мардж, когда та планирует обзавестись ребенком. У самой Бетти уже были двое и третий на подходе. Мардж покраснела и попыталась объяснить, что дело тут не в их нежелании иметь детей… С тех пор Кеннеди временами обменивался с братом письмами, но с годами у них оставалось все меньше тем для писем. Последний раз он писал Стиву месяцев десять назад.
Теперь Кеннеди нетерпеливо мерил шагами дешевый номер милуокского отеля. Стив приехал в начале десятого.
Он заметно поседел, но выглядел по-прежнему внушительно — большой мускулистый мужчина с глубоко посаженными грустными глазами, за которыми, однако, крылся довольно спокойный, прагматичный ум. Стив безжалостно стиснул руку Кеннеди. Рядом с братом Тед вдруг почувствовал прилив стыда, таким он себе вдруг представился, по сравнению со Стивом, субтильным и слишком возбудимым умником, а здоровому счастливому брату, вероятно, показался совсем удрученным.
— Должен извиниться перед тобой, — хрипловато сказал Стив. — Но я никак не мог допустить тебя подойти к дому.
— Почему?
Стив неуверенно огляделся.
— Скажи мне честно, Тед, ты вляпался в какое-то грязное дело?
— Да вроде нет.
— Я всегда знал, когда ты мне врешь. Вот сейчас соврал. Тед, я всегда боялся, как бы ты не попал в скверную историю. Старался научить тебя добросовестно выполнять свое дело, а все прочее оставлять побоку, но, верно, не впрок мои слова пошли. Или там, на востоке, тебя переучили на свой лад. Что ты натворил, Тед?
— Ничего я не натворил, — соврал Кеннеди. — Просто хотел у тебя некоторое время пожить в покое и тишине.
— Нет, никак не выйдет.
Просто невероятно было слышать такое от Стива.
— Почему?
Стив вздохнул.
— Вчера вечером мне позвонили из местного отделения контрразведки. Хотели узнать, брат ли я тебе. Я сказал «да». Тогда они сказали, что ты там на востоке заварил кашу, поэтому контрразведка тебя разыскивает. За что конкретно, они мне не захотели сообщать. А потом еще сказали, что я должен оказывать им содействие, иначе меня арестуют как укрывателя.
Несмотря на жару, Кеннеди охватил холод.
— Что еще они говорили?
— Сказали, что ты в бегах и можешь у меня объявиться. И что если ты на меня выйдешь, я должен немедленно поставить их в известность, в противном случае мне будет плохо. Потом попросили составить список всех наших остальных родственников в США, ну, и я это сделал. Потом повесили трубку. Тед, что же ты натворил?
Кеннеди крепко охватил мускулистую руку брата:
— Клянусь, я не сделал ничего дурного. Преступная шайка возвела на меня ложное обвинение, и я вынужден скрываться. И хотел бы остаться у тебя, отсидеться.
— Так они и сказали, что ты захочешь у меня отсидеться. Прости, Тед. Никак нельзя.
— Мне нельзя?
Стив покачал головой.
— У меня жена и пятеро детей, Тед. Положение в обществе. Я просто не имею права рисковать всем этим. Они сказали, что я могу заработать двадцать лет тюрьмы, если стану тебе помогать.
Кеннеди добрался до автостоянки в 17.47 и сдал машину технику.
— Вам ее помыть? Заправить, может, перекрасить?
Кеннеди помотал головой.
— Нет, спасибо.
— А отражатели, похоже, не мешало бы…
— Нет, — сказал Кеннеди. Он взял парковочный талон с проставленным на нем временем и спрятал в бумажник. Придется технику удивиться, когда за «Фронтенаком-42» с помятым крылом никто так и не явится.
Кеннеди направился к сверкающему пластиком домику билетных касс и встал в очередь, медленно продвигавшуюся к окошку с надписью: «Бронирование мест на сегодня». Дойдя до окошка, назвал имя:
— Виктор Энгел. Лечу в Милуоки.
— Разумеется, мистер Энгел.
Девушка тремя ловкими движениями выполнила необходимые операции, пододвинула ему блестящую белую папку и сказала:
— 113 долларов 50 центов.
Кеннеди вытащил две купюры из бумажника, протянул их в окошко и взял сдачу. Он привык расплачиваться чеками, но билет был заказан на имя Энгела и чек пришлось бы подписать его фамилией. Это означало бы мгновенный провал. Провести фальшивый чек при молниеносной скорости обработки на центральной станции проверки в Чикаго стало совершенно невозможно — ответ поступил бы через пятнадцать секунд после сверки подписи с оригиналом.
Конечно, мало хорошего, что приходится брать билет в оба конца. Срок обратного действия кончался через 30 дней, а он не собирался возвращаться на восток так скоро. Но поездка только в одну сторону могла бы вызвать подозрения, от которых бы хотелось обезопасить имя Виктора Энгела.
Виктор Энгел. Собственно, само имя он выбрал наугад, пережив странное волнение, когда вдруг осознал, что так и не спросил погибшего лингвиста, как его звали.
Из зала с билетными кассами Кеннеди вышел на террасу. Вдалеке заходил на посадку, четко вырисовываясь на фоне садящегося солнца, гигантский самолет. Один из реактивных стратолайнеров серии ФБ-11 на пятьсот пассажиров, пересекавших страну от калифорнийского до атлантического побережья меньше, чем за два часа. Кеннеди наблюдал, как он сел, подобно большой птице, возвращающейся в гнездо.
Он поел в автоматическом кафе — легкий ужин, просто сандвич с белковой пастой и молоком, потому что был не очень голоден, потом купил в автомате газету — листок новостей. Быстро пробежал глазами колонки с результатами бейсбольных игр, прогнозом погоды, политическими сплетнями и наконец нашел заметку о возвращении ракеты с Ганимеда. Там не было ни слова о служащем рекламного агентства, бежавшем с космодрома, за которым попятам гнались головорезы Корпораций.
Он смял листок и бросил его в урну. Оказавшись перед книжным магазином, он зашел внутрь и стал перебирать книги на полках, потратив на это полчаса и выбрав пару изданий в мягких обложках.
После этого в ожидании, когда объявят регистрацию, Кеннеди прогуливался по террасе в теплых угасающих лучах вечернего солнца. В 19.25 по радио объявили: «Самолет компании „Юниверсал Эйрлайиэ“ на Милуоки, рейс 165, принимает пассажиров у стойки 17».
Модель самолета ФБ-9 была не из самых последних: рассчитанный на 90 пассажиров, он никогда не поднимался выше 20000 футов. На борту его с улыбкой приветствовала стюардесса, скромного вида розовощекая блондинка: «Добрый вечер, мистер Энгел. Надеюсь, ваш полет будет приятным».
— Благодарю, — ответил он и пошел на свое место, оказавшееся в носу самолета.
После космического путешествия лететь самолетом Кеннеди показалось как-то странно — и неудобно и тревожно. Взлетели по расписанию — оторвались от земли и резко взмыли в небо: Внизу, на темнеющих улицах Бруклина виднелись движущиеся точки автомобилей, затем и Бруклин исчез из виду, когда самолет, достигнув заданной высоты 20000 футов, перешел на горизонтальный полет.
Облака остались под ними. Теперь до самого горизонта без разрывов расстилался светло-серый покров. Он пузырился, как будто из замершего моря выдвигались, наползая одни на другую, льдины. Вибрация и движение почти не ощущались, тем не менее у Кеннеди ни разу не возникло ощущения неподвижности, преследовавшего его на космическом корабле.
Немного почитал, но чтение быстро наскучило, и он задремал. В Милуоки они оказались прежде, чем он ожидал. Его часы показывали 22.13; нажав стопор, он перевел стрелки на час назад в согласии с местным временем.
Вероятно, около века назад аэропорт в Милуоки был местной достопримечательностью, но с тех пор он пообветшал и превратился просто в старое здание из зеленого стекла и пластика. Кеннеди взял чашечку синтетического кофе в одном из ресторанов аэропорта, обдумывая за ней свои следующий шаги.
От Милуоки был всего час езды до Брокхерста — городка, где он родился и где все еще жил его старший брат. Но время позднее, и Кеннеди опасался неожиданно сваливаться к ним на голову, тем более туда он сможет добраться только к полуночи. Стив всегда отличался размеренным образом жизни, и даже если он ничего и не скажет брату, заявившемуся среди ночи, тем не менее такой визит пошатнет весь домашний уклад.
Поэтому Кеннеди взял такси и отправился в город, где снял комнату в первом попавшемся отеле. Утром, в 8.00, как только проснулся, он тут же позвонил брату. Стив в это время всегда завтракал перед выходом на работу.
Так и оказалось. Хрипловатый низкий голос ответил: «Кеннеди слушает. Кто говорит?»
— Кеннеди, это Кеннеди. Из коннектикутских Кеннеди, знаешь ли. После секундной заминки:
— Тед?
— И никто другой.
Неуверенно:
— А что, чего ты хочешь?
— Я думал заехать к тебе, — сказал Кеннеди, — вчера попал в Милуоки уже слишком поздно, неудобно было звонить.
— Хм, ясно.
Это было совсем не похоже на обычное радушие Стива. Голос брата казался встревоженным, напряженным.
— Послушай, Стив, на ближайшем автобусе я к тебе приеду. Я тут один и все по телефону не могу объяснить. Подождешь, пока я доберусь? Тогда…
— Нет, — оборвал Стив. — Оставайся в Милуоки, я к тебе приеду. Где ты находишься?
— Отель «Эйвон». Но…
— Оставайся там. Буду через час.
Кеннеди озадаченно повесил трубку. Непонятно. Стив всегда проявлял готовность принять его. А теперь, когда он был по-настоящему нужен, Стив уклонялся.
Может, это он в отместку? Кеннеди понимал, что слишком долго не вспоминал брата, теперь Стив, вероятно, решил отыграться. Но ведь, если по правде, ничего общего, кроме родителей, у них никогда не было.
Стив был на 11 лет старше и фактически заменял главу семьи после смерти отца, умершего, когда Теду исполнилось семь. Стив принадлежал к тому типу людей, что считали себя солью земли на Среднем Западе — добродушный, крупнотелый весельчак, питающий склонность к пиву и рыбной ловле. Прилежный прихожанин. Он беспрестанно ссорился с братом, пока более нетерпеливый Тед, интроверт и интеллектуал, не уехал из родительского дома после школы в Чикаго, где записался в Северо-Западный университет.
Со времени женитьбы Теда на Мардж братья встречались только однажды, в 2039 году, когда отпускной маршрут Стива забросил его на юг. Встреча получилась вымученной: Стив и его толстушка жена Бетти чувствовали себя неуютно в современной обстановке дома Кеннеди. Музыкальная запись, поставленная для гостей, им прискучила, обилие книг неприятно поразило, а Бетти к тому же дернула за больное, осведомившись у Мардж, когда та планирует обзавестись ребенком. У самой Бетти уже были двое и третий на подходе. Мардж покраснела и попыталась объяснить, что дело тут не в их нежелании иметь детей… С тех пор Кеннеди временами обменивался с братом письмами, но с годами у них оставалось все меньше тем для писем. Последний раз он писал Стиву месяцев десять назад.
Теперь Кеннеди нетерпеливо мерил шагами дешевый номер милуокского отеля. Стив приехал в начале десятого.
Он заметно поседел, но выглядел по-прежнему внушительно — большой мускулистый мужчина с глубоко посаженными грустными глазами, за которыми, однако, крылся довольно спокойный, прагматичный ум. Стив безжалостно стиснул руку Кеннеди. Рядом с братом Тед вдруг почувствовал прилив стыда, таким он себе вдруг представился, по сравнению со Стивом, субтильным и слишком возбудимым умником, а здоровому счастливому брату, вероятно, показался совсем удрученным.
— Должен извиниться перед тобой, — хрипловато сказал Стив. — Но я никак не мог допустить тебя подойти к дому.
— Почему?
Стив неуверенно огляделся.
— Скажи мне честно, Тед, ты вляпался в какое-то грязное дело?
— Да вроде нет.
— Я всегда знал, когда ты мне врешь. Вот сейчас соврал. Тед, я всегда боялся, как бы ты не попал в скверную историю. Старался научить тебя добросовестно выполнять свое дело, а все прочее оставлять побоку, но, верно, не впрок мои слова пошли. Или там, на востоке, тебя переучили на свой лад. Что ты натворил, Тед?
— Ничего я не натворил, — соврал Кеннеди. — Просто хотел у тебя некоторое время пожить в покое и тишине.
— Нет, никак не выйдет.
Просто невероятно было слышать такое от Стива.
— Почему?
Стив вздохнул.
— Вчера вечером мне позвонили из местного отделения контрразведки. Хотели узнать, брат ли я тебе. Я сказал «да». Тогда они сказали, что ты там на востоке заварил кашу, поэтому контрразведка тебя разыскивает. За что конкретно, они мне не захотели сообщать. А потом еще сказали, что я должен оказывать им содействие, иначе меня арестуют как укрывателя.
Несмотря на жару, Кеннеди охватил холод.
— Что еще они говорили?
— Сказали, что ты в бегах и можешь у меня объявиться. И что если ты на меня выйдешь, я должен немедленно поставить их в известность, в противном случае мне будет плохо. Потом попросили составить список всех наших остальных родственников в США, ну, и я это сделал. Потом повесили трубку. Тед, что же ты натворил?
Кеннеди крепко охватил мускулистую руку брата:
— Клянусь, я не сделал ничего дурного. Преступная шайка возвела на меня ложное обвинение, и я вынужден скрываться. И хотел бы остаться у тебя, отсидеться.
— Так они и сказали, что ты захочешь у меня отсидеться. Прости, Тед. Никак нельзя.
— Мне нельзя?
Стив покачал головой.
— У меня жена и пятеро детей, Тед. Положение в обществе. Я просто не имею права рисковать всем этим. Они сказали, что я могу заработать двадцать лет тюрьмы, если стану тебе помогать.