Сименон Жорж. Мегрэ напуган

   - А местные жители в курсе?
   - Некоторые болтают на эту тему. В маленьких городах люди вообще не сдержанны на язык. И с недоверием относятся к тому кто хоть в чем-то живет не как все.
   - А после первого происшествия этот треп усилился?
   Шабо, не задумываясь ни на секунду, кивнул головой.
   - Почему?
   - Поскольку знают, или считают себя осведомленными о том, что Юбер Верну и его шурин Курсель не ладили между собой. А может, и потому, что проживали они в стоящих дуг против друга домах.
   - Они встречались?
   Шабо произнес со смешком сквозь зубы:
   - Хотел бы я знать, что ты о нас в конечном счете подумаешь. Как мне представляется, в Париже такого рода ситуации просто немыслимы.
   В общем следователю было стыдно за среду, которая в известной мере была и его собственной, ибо он вращался в ней в течение всего года.
   - Я тебе уже сказал, что Курсоны были практически полностью разорены к тому времени, когда Изабелла вышла замуж за Юбера Верну. Тот взял на свое содержание шурина. Робер этого ему так и не простил. Упоминая о своем родственнике, он каждый раз иронически бросал:
   - "Мой шурин-миллиардер".
   Или же:
   - "Сейчас справлюсь у Богача".
   Он ни разу не посетил величественный особняк на улице Рабле. Но из окон мог наблюдать за всем, что там происходит. Ведь он занимал небольшой, но вполне приличный домик напротив; к нему каждое утро приходила служанка, чтобы прибраться. Однако сапоги он чистил себе сам, как и готовил еду, а на рынок ходил разодетый как настоящий хозяин замка, объезжавший свои владения, а возвращался оттуда с пучками лука-порея или спаржи, нес их в руках, словно охотничьи трофеи сеньора. Ему мнилось, что тем самым он приводит в бешенство Юбера.
   - А того действительно это злило?
   - Откуда мне знать. Не исключено. Как бы то ни было, но он продолжал субсидировать его. Люди неоднократно замечали, что при встречах на улице они обменивались кисло-сладкими фразами. А вот тебе невыдуманный пустячок: Робер де Курсон никогда не закрывал свои окна ставнями, так что семья Верну, располагавшаяся напротив, видела, как он живет в течение всего дня. Некоторые утверждают, что, случалось, он им показывал язык.
   Но делать из этого вывод, что Верну избавился от него или пристукнул в приступе ярости...
   - А на этом настаивали?
   - Да.
   - Ты тоже так думал?
   - С профессиональной точки зрения я не отвергаю априори ни одной гипотезы.
   Мегрэ не мог не улыбнуться, услышав столь выспренное заявление своего друга.
   - Ты допрашивал Верну?
   - Я не вызывал его повесткой к себе в кабинет, если ты это имеешь в виду. Все же достаточных оснований подозревать такого человека, как он, не имелось.
   Он так и выразился:
   - "Такого человека, как он".
   И тут же уразумел, что выдал себя, признавая тем самым, что и он в большей или меньшей степени является членом этой касты избранных. Этот вечер, как и визит Мегрэ в целом, были для него, должно быть, настоящей пыткой. Не доставляли они удовольствия и комиссару, хотя теперь ему и не так уж хотелось побыстрее покинуть Фонтенэ.
   - Повстречав его на улице, я задал Юберу несколько вопросов, маскируя свой оперативный интерес.
   - И что он ответил?
   - Не выходил, дескать, в тот вечер из дому.
   - В котором часу было совершено преступление?
   - Первое? Почти тогда же, что и сегодня: около десяти вечера.
   - А чем в семье Верну обычно занимаются в это время?
   - Помимо субботнего бриджа, на который все подтягиваются в салон, каждый живет сам по себе, не обращая внимания на остальных.
   - Верну и его жена спят в разных комнатах?
   - Будь по-иному, это попахивало бы, на его взгляд, мещанством. Там у каждого свои апартаменты, прочем, на разных этажах. У Изабеллы на втором, у Юбера в крыле первого, выходящего во двор. Чета Алена живет на третьем, а тетка Люсиль занимает две комнаты типа мансарды на четвертом. Что касается дочери и её мужа, то когда они навещают родителей...
   - А сейчас чета Пайе в городе?
   - Нет, но их ожидают через несколько дней.
   - Сколько обслуги?
   - Супружеская пара, которая при них уже лет двадцать-тридцать, плюс две довольно молоденьких горничных.
   - Где они находятся ночью?
   - В другом крыле первого этажа. Ты увидишь их дом. Чуть ли не замок.
   - С черным входом позади здания?
   - В стене вокруг двора зияет дверь, она выводит в тупик.
   - Выходит, любой может войти и выйти, и никто этого не заметит!
   - Вероятно.
   - Не проверял?
   Шабо явно тяготился этим разговором, а почувствовав, что допустил ошибку, повысил голос, едва не сорвавшись:
   - Ты рассуждаешь ничуть не лучше, чем местные простолюдины. Если бы я начал допрашивать прислугу, не имея никаких доказательств и ни малейшей зацепки, то весь город утвердился бы в мнении, что Юбер Верну или его сын виновны.
   - Ты сказал "сын"?
   - Совершенно верно, и он тоже! Раз не работает, а интересуется психиатрией, автоматически находятся люди, которые наклеивают на него ярлык человека, у которого не все в порядке с головой. Ведь он не посещает ни одного из двух городских кафе, не играет ни в бильярд, ни в белот*, не бегает за юбками, более того, бывает и так, что Ален вдруг останавливается на улице и начинает пристально вглядываться в кого-нибудь глазами, увеличенными стеклами очков. Их ненавидят в достаточной степени, чтобы...
   ___
   * карточная игра.
   - А ты их защищаешь?
   - Нет. Стараюсь сохранить хладнокровие, а в су-префектуре это не всегда легко сделать. Пытаюсь быть справедливым. Я тоже было подумал, что первое преступление - дело семейное. Изучил вопрос со всех сторон. Меня насторожило, что не было никакой кражи, а Робер де Курсон даже не попытался защитить себя. Я, наверное, принял бы в этой связи кое-какие меры, если бы...
   - Минуточку. Ты не просил полицию установить наружное наблюдение за Юбером Верну и его сыном?
   - Для Парижа это норма. Но не здесь. Все отлично знают в лицо наших несчастных четырех полицейских. А инспекторов из Пуатье засекли ещё до того, как они вышли из машины! Тут редко бывает за раз больше десятка прохожих на улице. И ты хочешь проследить за кем-то да ещё остаться при этом незамеченным?
   Он внезапно успокоился.
   - Извини. Что-то раскричался, не разбудить бы матушку. Просто захотелось, чтобы ты вошел в мое положение. Вплоть до появления уличающих их фактов Верну невиновны. Я готов был бы поклясться, что так оно и есть. И второе убийство, совершенное всего два дня спустя после первого, почти полностью доказывает этот тезис. Согласен, Юбер Верну мог оказаться вынужденным убить шурина, ударить его в порыве гнева. Но у него не было никаких причин тащиться в конец улицы Лож, чтобы прикончить вдову Жибон, с которой он, возможно, вообще не был знаком.
   Но старухой Жибон убийства не ограничились, сегодня вечером появился труп Гобийяра. Вот его-то Верну точно знал, как и любой другой житель Фонтенэ. В каждом городе Франции имеется по меньшей мере один такой пьянчужка, который становится своего рода персонажем местного фольклора.
   Но если сможешь, то приведи хотя бы один резон, по которому нужно было бы отправлять на тот свет безвредного простака вроде него...
   - А если он что-то видел?
   - А свидетельницей чего, спрашивается, могла стать вдова Жибон, которая и из дому-то не выходила по причине своей немощи? Или тоже чего-то там углядела? Приплелась, скажем, на улицу Рабле после десяти часов вечера и в окно узрела, как убивают Робера де Курсона, а? Нет, дудки. Методы расследования преступлений мне известны. Я, конечно, не был делегатом Конгресса в Бордо и, не исключено, что отстал от новейших научных достижений в области криминалистики, но, смею думать, ремесло свое знаю и работаю на совесть. Три жертвы принадлежат к абсолютно разным социальным слоям населения и между ними нет никакой связи. Все они были умерщвлены одним и тем же способом и, судя по нанесенным ранениям, одним и тем же орудием, всех троих атаковали спереди, где говорит в пользу того, что нападавший не вызывал у них недоверия. Если речь идет о человеке, лишившемся рассудка, то не о таком, который вовсю размахивает руками и выглядит настолько разъяренным, что всех распугивает. Нет, я бы назвал его психически ненормальным, но сохраняющим ясность ума, достаточную для того, чтобы придерживаться определенной линии поведения и проявлять осмотрительность вплоть до принятия мер предосторожности.
   - Ален Верну не очень распространялся насчет того, почему он сегодня вечером очутился на улице под проливным дождем.
   - Он заявил, что шел повидаться с другом, проживающим по ту сторону Марсового поля.
   - Но он не назвал его фамилии.
   - Потому что нужды в этом не было. Я знаю, что он частенько навещает некоего холостяка Жоржа Вассаля, с которым сошелся ещё в колледже. Но даже и без этого уточнения его появление там меня ничуть не удивило бы.
   - Почему?
   - Потому что это дело его волнует куда сильнее, чем меня, по более личным мотивам. Не хочу тем самым сказать, что он подозревает своего отца, но я не так уж и далек от подобной мысли. Прошло всего несколько недель, как он рассказал мне о себе и об изъянах, присущих его семье...
   - И это случилось вот так вот запросто, спонтанно?
   - Он тогда возвращался из Ля Рош-сюр-Йон и сообщил мне об одном происшествии, изучать которое он ездил. Дело касалось человека, разменявшего седьмой десяток, который вел себя до этого вполне нормально, но в тот день, когда должен был отдать давно обещанное приданое за свою дочь, вдруг съехал с катушек. И сразу этого никто не заметил.
   - Иначе говоря, Ален Верну шатался ночью по Фонтенэ в поисках убийцы?
   Следователь опять вскинулся.
   - А разве он не более подходит для опознания больного с помраченным сознанием на улице, чем наши бродящие о городу бравые полицейские или чем ты и я?
   Мегрэ смолчал.
   Было уже заполночь.
   - Ты уверен, что тебе следует обязательно возвращаться в гостиницу?
   - Там мои вещи.
   - Завтра увидимся?
   - Непременно.
   - Я буду во Дворце правосудия. Ты знаешь, где он?
   - На улице Рабле.
   - Чуть выше дома Верну. Сначала увидишь решетки тюрьмы, затем неказистое с виду здание. Во Дворце правосудия пройди подальше в глубину. Там мой кабинет, рядом с прокурорским.
   - Спокойной ночи, старина.
   - Неважно я тебя принял как гостя.
   - Ну что ты, право!
   - Тебе следует понять мое нынешнее умонастроение. Это дело способно восстановить против меня весь город.
   - Черт побери!
   - Издеваешься?
   - Клянусь, нет.
   И это было правдой. Мегрэ был скорее опечален, как случается всякий раз, когда видишь, как что-то из прошлого безвозвратно улетучивается неведомо куда. В коридоре, надевая мокрое пальто, он ещё раз вдохнул в себя воздух этого дома, который всегда представлялся ему таким смачным, а сейчас почему-то показался пресным.
   У Шабо уже выпали почти все волосы, в результате обнажился череп, заостренный, как у некоторых птиц.
   - Я провожу тебя...
   Было видно, что ему не хотелось этого делать и произнес он эти слова из чистой вежливости.
   - Ни за что на свете!
   Мегрэ напоследок выдал немудреную шутку - надо было что-то сказать, дабы завершить разговор на веселой ноте:
   - Плавать я умею!
   После чего, подняв воротник, ринулся в стихию шквала. Жюльен Шабо некоторое время постоял на пороге дома, выделяясь в желтом прямоугольнике света, затем дверь захлопнулась, и у Мегрэ возникло ощущение, что на улицах города не осталось никого, кроме него самого.
   Глава третья
   Учитель, который не спал
   Утром, при дневном свете, улицы выглядели ещё более угнетающе, чем ночью, ибо дождь его кругом перепачкал, оставив после себя темные подтеки на фасадах домов, обезобразив цвета, в которые их раньше принарядили. Тяжеленные капли все ещё срывались с карнизов и электрических проводов, как порой и с небес, по-прежнему сурово хмурившихся, наливавшихся, казалось новой силой, дабы опять окатить землю водяными потоками.
   Мегрэ, рано поднявшись, так и не отважился спуститься вниз на завтрак. Угрюмый, без всякого аппетита, он жаждал сейчас лишь проглотить две-три чашечки черного кофе. Коньяка, выпитый вчера у Шабо, так и смог пересилить ощущавшееся до сих пор послевкусия от слишком сладкого вина, которым их потчевали в Бордо.
   Он нажал небольших размеров резиновую грушу, висевшую над кроватью. Горничная, явившаяся на его вызов, взглянула на него с таким любопытством, что комиссар поспешил удостовериться, что у него все в порядке с одеждой.
   - Вы и впрямь не хотите отведать тепленьких круассанов? Такому мужчине, как вы, надо утром плотно кушать.
   - Только кофе, крошка. И кофейник покрупнее.
   Она заметила костюм, который комиссар накануне положил на радиатор, чтобы высушить, и подхватила его.
   - Что такое?
   - Я поглажу его.
   - Нет, спасибо, не надо.
   Она все же настояла на своем!
   Судя по внешности - и он был готов поспорить на что угодно - женщина принадлежала к категории людей скорее несговорчивых.
   Пока Мегрэ занимался утренним туалетом, она дважды побеспокоила его: первый раз зашла убедиться, что мыло на месте, а во второй - принесла ещё один кофейник, о чем он её не просил. Потом вернула костюм, сухой и выглаженный. Горничная была худа, с плоской грудью, на вид нездорова, но, должно быть, вынослива и упряма.
   Комиссар подумал, что та узнала его фамилию внизу, увидев её на регистрационной карточке, и обожает обсуждать всякого рода происшествия.
   Было половина десятого. Он тянул время из чувства протеста, хотя и не знал точно - против чего, смутно отождествляя это с происками судьбы.
   Когда он спускался в вестибюль по красной ковровой дорожке лестницы, навстречу попался какой-то чернорабочий, уважительно поприветствовавший его:
   - Добрый день, месье Мегрэ.
   Он понял причину такого внимания к своей особе, когда увидел в холле на круглом столике с одной ножкой свежий номер "Уэст-Эклер" со своей фотографией на первой странице.
   Это был снимок, сделанный в тот момент, когда он наклонялся к телу Гобийяра. Двойной заголовок на три колонки гласил:
   "Комиссар Мегрэ занялся расследованием преступлений в Фонтенэ"
   "Торговец кроличьими шкурками - третья жертва"
   Он не успел даже пробежать статью, как к нему подскочил директор отеля с той же прытью, что и горничная.
   - Надеюсь, вы хорошо выспались и семнадцатый вам не очень досаждал?
   - Что за "семнадцатый"?
   - Заезжий коммерсант, вчера вечером перебрал и начал тут буянить. Кончилось тем, что мы сменили ему номер, - лишь бы вас не разбудил.
   Мегрэ ничего ночью не слышал.
   - Кстати, сегодня утром приходил Ломель, корреспондент "Уэст-Эклер", хотел увидеться с вами. Когда я ему сказал, то вы ещё почиваете, он заверил, что у него нет ничего срочного и что он встретится с вами позже во Дворце правосудия. Получено также письмо на ваше имя.
   Дешевенький конвертик, из тех, что продают в бакалейных лавках пачками по шесть штук - все разных цветов. Этот был зеленоватого. Открывая его, Мегрэ заметил, что с полдюжины незнакомых ему людей стояли снаружи гостиницы, прижавшись лицами к стеклянной двери и между кадками с пальмами.
   Ни поддывайтесь людим из Верхотуры.
   Среди ожидавших его на тротуаре были и две женщины в одежде продавщиц с рынка, все они раздвинулись, чтобы дать ему пройти, и было нечто дружеское, какая-то продиктованная не праздным любопытством и тем, что он был человеком знаменитым, а в силу того, что они возлагали на него свои надежды. Одна из женщин, не осмеливаясь подойти к нему, проронила:
   - Ну уж вы-то его отыщите, месье Мегрэ!
   А какой-то парень, по внешнему виду служащий, доставлявший товары покупателям, шел в том же темпе, что и он по противоположной стороне улицы, стараясь получше разглядеть комиссара.
   Стоявшие у порогов своих домов женщины судачили о последнем преступлении и прервали свой оживленный разговор, чтобы проводить его глазами. Группа завсегдатаев вышла из кафе "У почты" и в том, как они глядели на него, также чувствовалось проявление симпатии. Все они, пожалуй, хотели ободрить его.
   Мегрэ прошел мимо жилища Шабо; со второго этажа Роза вытряхивала пыль из каких-то тряпок, и он не стал останавливаться, пересек площадь Вьет, поднялся по улице Рабле, на которой слева по ходу возвышался громадный особняк с гербом на фронтоне; в нем, по всей видимости, и проживала семья и родственники Верну. За опущенными ставнями не угадывалось ни малейшего проявления жизни. Напротив стояло небольшое здание, тоже старинное и с закрытыми окнами, вероятно, в нем-то и закончилась одинокая жизнь Курсона.
   Иной раз порыми налетал влажный ветер. Низко над землей телились сумрачные на матовом фоне неба облака, их бахрома сочилась каплями воды. Решетки тюрьмы казались ещё чернее от покрывавшей их влаги. С десяток горожан толпились у Дворца правосудия, который смотрелся ничуть не престижно и в сущности по размерам уступал палатам Верну, но все же был украшен колоннадой и крыльцом в несколько ступенек.
   Первым навстречу Мегрэ устремился Ломель с неизменными двумя фотоаппаратами болтавшимися на ремешке и без следов каких-либо угрызений совести ни на свежем и румяном лице, ни в глазах ярко выраженного светло-голубого цвета.
   - Обещайте, что вашими впечатлениями об этом деле вы поделитесь со мной раньше, чем с моими коллегами из Парижа.
   А когда насупившийся Мегрэ показал ему на высовывавшуюся из его кармана газету, он улыбнулся:
   - Рассердились?
   - Кажется, я вам ясно сказал...
   - Послушайте, комиссар, я обязан выполнять свои обязанности репортера. Это мое ремесло. Я знал, что в конечном счете вы все же займетесь этим преступлением. И всего лишь предвосхитил на несколько часов...
   - В следующий раз не забегайте вперед.
   - Вы идете на встречу со следователем Шабо?
   Среди стоявших перед Дворцом правосудия людей находились и два-три журналиста, прибывших из Парижа, и Мегрэ с трудом удалось освободиться от них. Толпились там и просто зеваки, готовые, как видно, продежурить там целый день.
   В коридорах было темновато. Ломель, вызвавшийся на роль проводника, шел впереди, показывая дорогу.
   - Сюда, пожалуйста. Для нас все, что связано с этим делом, важнее, чем для моих столичных коллег! Вы должны это понимать! А "он" сидит у себя в кабинете с восьми утра. Прокурор тоже на месте. Вчера его где только не искали, а он, оказывается, был в Ля Рошели, куда ненадолго заскочил на машине. Вы знакомы с ним?
   Мегрэ постучал и после того, как ему крикнули заходить, открыл дверь, захлопнув её перед носом рыжего репортера, оставшегося в проходе.
   Жюльен Шабо был не один. Напротив него в кресле сидел Ален Верну, тут же вставший, чтобы поприветствовать комиссара.
   - Как спалось? - осведомился следователь.
   - Совсем даже неплохо.
   - А я так зол на самого себя за вчерашнее жалкое гостеприимство. Алена Верну ты уже знаешь. Он забежал сюда по пути на минутку.
   Шабо сказал очевидную неправду. Мегрэ готов был дать руку на отсечение, что психиатр жаждал встретиться именно с ним и, чего доброго, они оба заранее сговорились устроить это свидание.
   Ален снял пальто. Остался в костюме из грубоватой шерсти, мятом и явно нуждавшемся в глажке. Галстук завязан кое-как. Из-под пиджака высовывались края желтого свитера. Обувь не начищена. Но и в таком неопрятном виде он сохранял тот же социальный статус, что и его отец, одевавшийся столь изысканно.
   Почему при этом Мегрэ сморщился о неудовольствия? Один кичился чрезмерной ухоженностью и был одет с иголочки. Второй, напротив, выделялся подчеркнутой небрежностью в одежде, которую не мог бы позволить себе, скажем, банковский служащий, преподаватель лицея или коммивояжер, но в то же время костюм из такой ткани можно было приобрести, наверное, только у очень классного портного в Париже, хотя не исключено, что и в Бордо.
   Повисла довольно тягостная тишина. Мегрэ не собирался в чем-то помогать этим двоим выпутываться из ими же самими созданной ситуации и подошел поближе к едва тлевшим поленьям в камине, на верхней полке которого стояли часы из черного мрамора, точно такие же, как в его кабинете на набережной Орфевр. Видно, когда-то давно администрация заказала их сотнями, если не тысячами. А не одинаково ли они все также и опаздывали на двенадцать минут, как у него?
   - Ален как раз рассказывал мне кое-что интересное, - прервал наконец затянувшуюся паузу Шабо, подперев рукой подбородок в позе, очень характерной для расхожего представления о вдумчивом следователе. - Мы говорили о криминальном безумии...
   Верну-сын прервал его:
   - Я не утверждал, что все три преступления были совершены психические неуравновешенным человеком. Я только сказал, что "если бы они были делом рук какого-нибудь сумасшедшего"...
   - Ну это одно и то же.
   - Не совсем.
   - Ладно, допустим, это я сказал, что все, похоже, указывает на то, что речь идет о душевно больном.
   И, повернувшись к Мегрэ, добавил:
   - Мы об этом беседовали с тобой вчера. Отсутствие мотива во всех трех случаях... Сходство орудий убийства...
   Потом, обращаясь уже к Верну, закончил:
   - Будьте добры, повторите комиссару то, что вы мне излагали только что.
   - Я не эксперт и в этой области не более, чем любитель. Развивал общую идею. Большинство считает, что психически ненормальные люди обязательно и ведут сея как таковые, то есть без всякой логики и последовательности в своих мыслях. На деле же зачастую бывает наоборот. Умалишенные имеют свою, присущую только им, логику. Трудность в том и заключается, чтобы обнаружить её в их поединках.
   Мегрэ, не произнося ни слова, смотрел на него своими большими и с утра мрачноватыми глазами. Он сожалел, что по дороге сюда не остановился, чтобы осушить рюмашку и взбодрить тем самым желудок.
   Реальность этого небольшого кабинета, где в воздухе начал клубиться дымок от его трубки, а в камине поплясывали короткие язычки пламени, представлялась ему сомнительной, а эти два человека, рассуждавшие о безумии, то и дело косясь на него в ожидании реакции, казались в некотором смысле вылепленными из воска фигурами. Они тоже не принадлежали к этой жизни. Делали заученные жесты, обменивались затверженными фразами.
   Что такой человек, как Шабо, мог знать о том, что происходит на улице? И уж тем более в голове убийцы?
   - Вот эту логику я и пытаюсь выявить, начиная с первого преступления.
   - Именно с него?
   - Ну, со второго. Впрочем, уже после насильственной смерти дяди я подумал, а не замешан ли в ней какой-нибудь невменяемый субъект?
   - И вы что-нибудь выяснили?
   - Еще нет. Я лишь вычленил кое-какие образующие эту проблему элементы, которые могут нас сориентировать.
   - Например?
   - Пожалуйста: он наносит удар спереди. Не так-то легко изложить мою мысль в упрошенном виде. Человек, решившийся на убийство ради самого убийства, то есть на то, чтобы лишить другие существа жизни, но одновременно не желающий, чтобы его поймали, избрал бы для этого менее опасное средство. А этот тип, конечно же, не хочет попасться, раз избегает оставлять следы. Вы следите за моими размышлениями?
   - До сих пор это было не слишком сложно.
   Верну нахмурился, почувствовав иронию в голосе Мегрэ. В сущности, не исключено, что он из числа застенчивых. Не смотрел в глаза. Укрываясь за толстыми стеклами очков, довольствовался тем, что украдкой бросал на собеседника острые взгляды, и тут же отводил глаза, уставившись в какую-то точку пространства.
   - Но вы согласны с тем, что он из кожи лезет вон, лишь бы его не обнаружили?
   - Да, все выглядит таким образом.
   - И тем не менее в течение одной недели он трижды нападает на людей и каждый раз добивается своей цели.
   - Верно.
   - Во всех трех случаях он мог бы ударить сзади, что уменьшало бы вероятность того, что жертва успеет закричать.
   Мегрэ пристально вглядывался в Верну.
   - Исходя из того, что даже сумасшедший ничего не делает беспричинно, я делаю вывод о том, этот убийца жаждет бросить вызов судьбе или же презирает тех, на кого обрушивает свои удары. Некоторые люди испытывают потребность самоутвердиться, пусть даже ценой преступления или ценой их серии. Иногда это делается из-за стремления самим себе доказать собственное могущество, значимость или отвагу. Другие убеждены, что им необходимо взять реванш над своими ближними.
   - До настоящего времени этот тип атаковал только слабых. Робер де Курсон был семидесятитрехлетним стариком. Вдова Жибон - калека, а Гобийяр в момент нападения был мертвецки пьян.
   На этот раз заговорил следователь, по-прежнему держась рукой за подбородок и, судя по внешнему виду, весьма довольный собой.
   - Я тоже подумал об этом. Возможно, это какой-то симптом, но нельзя исключать и случайность. Я стремлюсь обнаружить хоть какую-то логику, определяющую поступки и поведение в целом незнакомца. Стоит нам её выявить, и до его задержания останется рукой подать.
   Он говорил "нам", как если бы само собой разумелось, что он тоже участвует в расследовании, Шабо не воспротивился этому.
   - Поэтому-то вы и гуляли вчера вечером? - спросил комиссар.
   Ален Верну вздрогнул и слегка покраснел.
   - Частично. Я действительно направлялся к своему другу, но признаю, что вот уже три дня, как брожу по улицам столь часто, как могу, изучая поведение прохожих. Город наш небольшой. Вполне правдоподобно, что убийца не ушел в подполье и не избегает появляться на людях. Как и все, ходит по тротуарам, даже опорожняет рюмку-другую в кафе.