Страница:
— Возьми четыре-пять адресов. Остальные продиктуй Люка, он пошлет людей.
Лапуэнт еще не кончил диктовать, когда в бистро вошли Жанвье, Бронкард и еще один инспектор. В ожидании они устроились у стойки и, казалось, были довольны. Выбрав момент, Жанвье открыл дверь:
— Не клади трубку. Мне тоже надо с ним поговорить.
— Это не шеф. Это Люка.
— Все равно.
От бессонницы глаза у них были воспалены, дыхание горячее и прерывистое.
— Это ты, старик? Скажи шефу, все идет нормально. Мы попали в точку. Есть шанс, что этот тип носит костюм из английской материи. Я тебе объясню, теперь я специалист в этом деле. Короче говоря, всего двенадцать ателье заказывали этот материал. Значительно большее число получило отрезы. Эти образцы они показывали клиентам и, когда костюм заказан, доставляли необходимое количество материи. Короче, можно надеяться, что это не займет много времени, если только, что маловероятно, костюм не был пошит в Англии.
Они, как в лотерею, разыграли по два-три адреса. Кому-то из них уже в это утро удастся узнать имя того, кого они ищут шесть месяцев.
Маленькому Лапуэнту выпал главный выигрыш. Он взял на себя левобережную набережную в районе бульвара Сен-Жермен, известную ему как свои пять пальцев, поскольку он тут жил.
Первый портной с бульвара Сен-Мишель на самом деле заказывал партию такого материала. Он может показать инспектору костюм, который шил, но еще не выдал — не готов. С одним рукавом и непрошитым воротником костюм ждал примерки.
Второй закройщик был низенький поляк, чья мастерская располагалась на третьем этаже по улице Вано. Лапуэнт застал его сидящим за столом в очках со стальной оправой.
— Вы узнаете этот материал? — спросил он. Жанвье снабдил своих коллег образцами.
— Конечно. А что? Вы хотите костюм?
— Мне нужно имя клиента, для которого вы сделали такой костюм.
— Это было давно.
— Когда?
— Прошлой осенью.
— И вы помните имя клиента?
— Помню.
— Кто он?
— Мосье Монсин.
— Кто такой мосье Монсин?
— Один очень хороший господин, который одевается у меня уже многие годы.
Лапуэнт вздрогнул, боясь поверить. Чудо совершилось, человек, которого столько искали, который был покрыт такой неизвестностью, на поиски которого были брошены все силы полиции и потрачено столько часов, имел имя. У него был адрес, он существовал и скоро обретет материальную форму.
— Он живет в квартале?
— Недалеко отсюда, на бульваре Сен-Жермен, рядом со станцией метро «Сольферино».
— Вы хорошо его знаете?
— Как всех своих клиентов. Это образованный, очаровательный человек.
— Он давно не заходил?
— Последний раз в ноябре за пальто, которое я ему делал после костюма.
— У вас есть его точный адрес?
Маленький портной полистал книгу, где все адреса были написаны карандашом, там были цифры и суммы за одежду. По уплате он обводил их красным карандашом.
— 228-бис.
— Вы не знаете, он женат?
— Жена его сопровождала несколько раз. Они вместе приходили выбирать фасон.
— Она молодая?
— Я думаю, около тридцати. О, это настоящая дама.
Лапуэнт никак не мог унять дрожь в теле. Это походило на панику. Находясь так близко от цели, он боялся, как бы что-нибудь не поставило вновь все под вопрос.
— Благодарю вас. Я, может быть, еще загляну.
Он забыл спросить о профессии Марселя Монсина. Кубарем скатившись по лестнице, Лапуэнт направился к дому № 228-бис на бульваре Сен-Жермен. Этот дом ничем не отличался от других, тот же стиль, те же кованные решетки на балконах. Но Лапуэнту он показался изумительным. Дверь была открыта. В конце выкрашенного в светло-бежевый цвет коридора была видна кабина лифта, и направо — комната консьержки.
У Лапуэнта было страстное желание войти, представиться, подняться в квартиру Монсина и одному покончить с этим знаменитым убийцей. Но он знал, что действовать самостоятельно не имеет права.
Прямо перед входом в метро находился пост полиции. Лапуэнт обратился к полицейскому:
— Не могли бы вы понаблюдать несколько минут за этим домом, пока я позвоню на набережную Орфевр?
— Что я должен делать?
— Ничего, если только человек около тридцати лет, худощавый, светловолосый будет выходить из него, попытайтесь задержать. Делайте, что хотите. Ну, хотя бы… проверьте его документы.
— Как его зовут?
— Марсель Монсин.
— А что он сделал?
Лапуэнт предпочел не уточнять, хотя была полная вероятность того, что это и есть убийца с Монмартра.
Некоторое время спустя он уже был в телефонной кабине.
— Управление? Соедините меня немедленно с комиссаром Мегрэ. Это Лапуэнт.
Его так лихорадило, что он стал заикаться.
— Это вы, шеф? Лапуэнт. Да. Я нашел. Как? Да… Его имя, адрес… Сейчас я напротив его дома. Внезапно ему в голову пришло, что были сделаны и другие костюмы из такого же материала, и он может оказаться в дураках.
— Жанвье не звонил? Да? Что он сказал? Нашли три таких костюма, но приметы, данные Мартой Жюссеран, не подходили.
— Звоню с бульвара Сен-Жермен… Я поставил сержанта у дверей дома… Да… Да… Жду вас… Сейчас посмотрю название бистро…
Он вышел из кабины и прочитал написанное эмалью во всю витрину название заведения.
— Кафе «Сольферино»…
Мегрэ посоветовал ему оставаться внутри и не высовываться.
Менее чем через четверть часа, когда Лапуэнт уже сидел за стойкой и приканчивал второй стаканчик белого вина, показались две маленькие машины полиции. Они остановились на разных углах квартала…
Из одной из них вылез Мергэ, более грузный и неповоротливый, как показалось Лапуэнту, чем обычно.
— Шеф, это оказалось так просто, что я боюсь поверить…
Если даже Мегрэ и нервничал так же, как он, то по нему это не было заметно.
— Что ты пьешь?
— Белое.
Мегрэ поморщился.
— У вас есть бочковое пиво?
— Конечно, господин Мегрэ.
— Вы знаете меня?
— Я часто видел ваши портреты в газетах. А в прошлом году, когда вы были заняты в министерстве напротив, несколько раз заходили сюда пропустить глоток. — Он подал пиво.
— Прекрасно.
За это время была осуществлена операция, хотя и не такая значительная, как накануне ночью, но не менее эффективная. Два инспектора поднялись на самый верхний этаж дома, остальные заняли посты на тротуаре, за углом. Вдобавок в непосредственной близости от дома расположилась машина с передатчиком.
Конечно, все это было ни к чему. Такие убийцы редко защищаются, еще реже — с оружием в руках.
— Я пойду с вами?
Мегрэ утвердительно кивнул, и они вдвоем вошли к консьержке. Ее комната была выдержана в стиле буржуа, с маленькой гостиной, отделенной красной велюровой занавеской от кухни. Консьержка лет пятидесяти оказалась спокойной и улыбчивой женщиной.
— Что вам угодно, господа?
— Монсин, пожалуйста.
— Второй этаж, налево.
— Вы не знаете, он у себя?
— Возможно. Я не видела, чтобы он уходил.
— Мадам Монсин тоже дома?
— С полчаса назад она вернулась с прогулки.
Мегрэ никак не мог отделаться от мыслей о беседе с профессором Тиссо у Пардона. Дом был тихий, комфортабельный. Вид этого старомодного, построенного в стиле середины прошлого века здания, внушал доверие. Они могли бы воспользоваться хорошо смазанным с блестящими медными частями лифтом, но предпочли подняться по лестнице, застеленной темно-красным ковром.
На большинстве циновок перед дверями из темного дерева были написаны инициалы хозяев, а звонки отблескивались солнечными зайчиками. Ни звука не проходило сквозь эти толстые стены, никакого запаха из кухни не проникало на лестничную площадку. На одной из дверей висела табличка с фамилией врача — специалиста по легочным болезням.
На втором этаже, налево, на медной табличке того же формата, но с более модным шрифтом, можно было прочитать: «Марсель Монсин, архитектор-декоратор».
Мужчины переглянулись, и Лапуэнту показалось, что Мегрэ взволнован не меньше его. Комиссар протянул руку и позвонил. Время тянулось невероятно долго, и наконец дверь открылась. Служанка двадцати лет, в белом фартуке, удивленно посмотрела на них и спросила:
— Вам кого?
— Мосье Монсин дома?
Она озадаченно пробормотала:
— Я не знаю. Значит, он был дома.
— Если вы подождете минутку, я пойду спрошу мадам…
Ей не было необходимости уходить. Еще молодая женщина, только что вернувшаяся с прогулки и от жары переодевшаяся в пеньюар, показалась в конце коридора:
— Кто там, Одиль?
— Два мосье желают поговорить с господином, мадам. Запахнув полы пеньюара, она подошла, смотря прямо в лицо Мегрэ, как будто он ей напоминал кого-то.
— Что вам угодно? — спросила она.
— Ваш муж дома?
— То есть?!
— Значит, он тут.
Она слегка покраснела.
— Да. Но он спит.
— Я буду весьма обязан, если вы его разбудите.
Еще колеблясь, она пробормотала:
— Извините, с кем имею честь?
— Уголовная полиция.
— Комиссар Мегрэ, не так ли? Мне показалось, что я вас узнала…
Мегрэ был уже в прихожей.
— Идите, разбудите своего мужа. Я думаю, что он пришел поздно прошлой ночью?
— Что вы хотите сказать?
— Это у него привычка такая: спать после одиннадцати утра?
Она улыбнулась.
— Это часто с ним бывает. Он любит работать вечером, иногда далее ночью. Он гений, художник.
— Он не уходил прошедшей ночью?
— Нет, насколько я знаю. Подождите в гостиной, я пойду, разбужу его.
Мадам открыла дверь в комнату, обставленную с неожиданной в этом старом доме современностью. Она не была броской или кричащей, и Мегрэ отметил, что он смог бы жить в такой обстановке. Единственное, что ему не понравилось, — это картины на стенах, содержание которых он не понял.
Лапуэнт внимательно наблюдал за входной дверью. Впрочем, это было лишним: к этому времени все входы и выходы были тщательно блокированы полицией.
Молодая женщина, удалившаяся всего на две-три минуты, появилась вновь, уже причесанная.
— Он сейчас будет. У Марселя странная привычка, над которой я иногда подшучиваю: он стыдится показываться перед гостями в неглиже…
— Вы спите в разных комнатах?
Она слегка вздрогнула и ответила непринужденным тоном:
— Как и большинство супружеских пар, не так ли?
Разве это не было чуть ли не правилом для людей подобной категории? То, что они спали в разных комнатах, еще ни о чем не говорило. Комиссар лишь пытался определить, не играла ли она какую-то роль в этом деле, догадывалась ли она о чем-либо или, наоборот, задавала себе вопрос, что побудило комиссара Мегрэ прийти к ее мужу.
— Ваш муж работает в этой комнате?
— Да.
Она открыла боковую дверь в довольно просторный кабинет, окна которого выходили на бульвар Сен-Жермен. Мегрэ заметил там доски для рисунков, рулоны бумаги, разложенные или свернутые макеты странного вида, похожие на театральные декорации.
— Он много работает?
— Даже слишком, что вредно для здоровья. А оно у него никогда не было крепким. В это время года мы должны были поехать в горы, как и в прошлые годы, но он получил заказ и не смог взять отпуск.
Мегрэ редко приходилось встречать такую спокойную, уравновешенную женщину. Разве не должна была она встревожиться, зная из газет об убийце с Монмартра и что Мегрэ ведет расследование этого дела, увидев комиссара в их доме? Но она лишь с любопытством наблюдала за столь известным человеком, сохраняя невозмутимый вид.
— Я пойду посмотрю, готов ли он.
Мегрэ, удобно расположившись в кресле, набил трубку, медленно раскурил ее и переглянулся с Лапуэнтом, которому не сиделось на месте.
Когда дверь, за которой скрылась мадам Монсин, вновь открылась, в комнате появился мужчина, казавшийся таким молодым, что можно было подумать, что произошла ошибка.
Он был одет в домашний костюм нежного бежевого цвета, так гармонирующий с его светлыми волосами, бледным лицом, голубыми глазами.
— Прошу прощения, господа, что заставил вас ждать. — Улыбка, хрупкая и инфантильная, появилась на его губах. — Моя жена разбудила меня, сказав…
Разве той не интересно было знать о цели визита к ним в дом двух полицейских? В комнату она не возвратилась. Может быть, она подслушивала у двери, которую только что затворил ее муж.
— Последнее время мне пришлось много работать над декорацией огромной виллы, которую один из моих друзей построил на нормандском побережье…
Вынув из кармана батистовый носовой платок, он вытер им лоб, губы от блестевших на них капелек пота.
Он посмотрел в окно, заметил, что небо было свинцового цвета.
— Даже раскрытые окна не спасают от духоты. Надеюсь, что после грозы будет легче дышать…
— Прошу прощения, — начал Мегрэ, — мне надо задать вам несколько нескромных вопросов. Я бы хотел прежде всего посмотреть на костюм, в котором вы были вчера.
Это, казалось, застало его врасплох, но тем не менее не испугало. Глаза у него немного расширились. Он поджал губы:
— Забавная идея!
Направляясь к двери, он бросил:
— Вы позволите на минуту?
Он отсутствовал всего полминуты и вернулся с хорошо отглаженным костюмом серого цвета. Мегрэ осмотрел его и
нашел внутри кармана бирку с именем маленького портного с улицы Вано.
— Вы были в нем вчера?
— Конечно.
— Вчера вечером?
— Да, после обеда. Перед работой я переоделся в домашний костюм. Я работаю по ночам.
— Вы никуда не ходили после восьми часов вечера?
— Я был в кабинете до двух или до половины третьего. Это объясняет вам, почему я спал, когда вы пришли. Я нервный человек, и мне надо долго спать.
Он старался говорить убедительным тоном и больше походил на студента, чем на мужчину, которому за тридцать.
Вблизи, однако, можно было заметить печать усталости на его лице, что никак не сочеталось с его юным видом. Во всем его облике было что-то болезненное, выцветшее, но это придавало ему определенное очарование, которое могло бы привлекать зрелых женщин.
— Могу я попросить вас показать мне весь ваш гардероб? На этот раз он внутренне напрягся и, казалось, готов был решительно протестовать и ответить отказом.
— Если вы желаете. Пойдемте со мной…
Если его жена и подслушивала у двери, у нее было достаточно времени, чтобы удалиться от нее. Мегрэ увидел ее в конце коридора беседующей со служанкой в светлой и современной кухне.
Монсин толкнул дверь в спальню светло-коричневого цвета с диван-кроватью посередине. Комната была погружена в полумрак. Монсин отдернул занавеси, открыл дверцы встроенных в стены шкафов.
Шесть костюмов были тщательно отутюжены, словно их ни разу не надевали или они только что побывали в прачечной; три пальто, включая демисезонное, не считая смокинга и фрака.
Однако костюма из материи, образец которой лежал в кармане Лапуэнта, не было.
— Дай мне образец, — попросил комиссар. И протянул хозяину.
— Прошлой осенью вам портной сшил костюм из этой материи. Вы помните?
Монсин рассматривал кусочек материи.
— Я припоминаю.
— Что с ним стало?
Он, казалось, раздумывал.
— Я вспомнил, — сказал он наконец. — Кто-то мне прожег его сигаретой на автобусной площадке.
— Вы отдали его в починку?
— Нет. Я ненавижу хоть чуть испорченные вещи. Это похоже на манию, но такое у меня с детства. Еще ребенком, помнится, я не мог играть, если на игрушке была хоть одна царапина.
— Вы выбросили костюм? Хотите сказать, что выкинули его в мусорный ящик?
— Нет. Я отдал его.
— Сами?
— Да. Я взял его с собой на прогулку, что иногда со мной случается, и отдал его бродяге.
— И давно это было?
— Дня два-три тому назад.
— Точнее?
— Позавчера.
В правой части шкафа правильными рядами расположились туфли, ящики с рубашками, бельем, пижамами и платками. Все было в образцовом порядке.
— Где туфли, которые вы надевали вчера вечером?
Он не дрогнул, не выдал себя.
— Я не надевал туфель, кроме этих домашних, потому что работал в кабинете.
— Вы можете позвать прислугу? Пройдемте в гостиную.
— Одиль! — крикнул Монсин, повернувшись в сторону кухни. — Вас просят зайти сюда на минутку.
Она, должно быть, недавно приехала в Париж, вид у нее был явно деревенский.
— Комиссар Мегрэ желает задать вам несколько вопросов. Прошу вас ответить на них.
— Хорошо, мосье.
Она тоже выглядела спокойной, с любопытством бросая взгляды на комиссара, о котором часто писали газеты.
— Вы спите в квартире?
— Нет, мосье. Моя комната на седьмом этаже. Я ночую там с другими служанками, которые работают в этом доме.
— Вы поздно ушли туда вчера вечером?
— Около девяти часов, как и каждый день, как только помыла посуду.
— Где был в тот момент господин Монсин?
— В своем кабинете.
— Как он был одет?
— Как сейчас.
— Вы уверены в этом?
— Да, точно.
С какого времени вы не видели его серого костюма с небольшими голубыми полосками? Она задумалась.
— Нужно сказать, что я не занимаюсь одеждой мосье. Он очень… щепетилен в этом вопросе…
Она, видимо, хотела назвать эту черту своего хозяина «манией».
— Вы хотите сказать, что он сам утюжит свою одежду?
— Да.
— И вам не разрешают открывать ящики гардероба?
— Только после того, как белье приходит из прачечной, и его нужно положить туда.
— Вы не помните, когда видели на нем последний раз серый костюм с голубыми прожилками?
— Кажется, два-три дня тому назад.
— Когда вы прислуживали за столом, вы не слышали разговоров о том, что костюм был прожжен сигаретой?
Она посмотрела на своего хозяина, как бы спрашивая у него совета, и прошептала:
— Не помню… Нет… Я никогда не прислушиваюсь к разговорам за столом… Они говорят о таких вещах, которые мне непонятны…
— Вы можете заниматься своими делами.
Марсель Монсин ожидал окончания разговора со спокойным видом и улыбался. Лишь капельки пота снова появились у него над верхней губой.
— Прошу одеться и следовать с нами на набережную Орфевр. Инспектор проводит вас.
— И в ванную тоже?
— Извините, и в ванную. А я пока поговорю с вашей женой. Очень сожалею, господин Монсин, но не могу действовать иначе.
Архитектор-декоратор махнул рукой:
— Как вам угодно.
Около самой двери он обернулся и спросил:
— Могу я знать, чем обязан такой чести?..
— Нет. не сейчас. Потом, у меня в кабинете.
Мегрэ подошел к двери в коридор, позвал мадам Монсин, находившуюся на кухне:
— Мадам, не могли бы вы уделить мне несколько минут?
Глава 6
Лапуэнт еще не кончил диктовать, когда в бистро вошли Жанвье, Бронкард и еще один инспектор. В ожидании они устроились у стойки и, казалось, были довольны. Выбрав момент, Жанвье открыл дверь:
— Не клади трубку. Мне тоже надо с ним поговорить.
— Это не шеф. Это Люка.
— Все равно.
От бессонницы глаза у них были воспалены, дыхание горячее и прерывистое.
— Это ты, старик? Скажи шефу, все идет нормально. Мы попали в точку. Есть шанс, что этот тип носит костюм из английской материи. Я тебе объясню, теперь я специалист в этом деле. Короче говоря, всего двенадцать ателье заказывали этот материал. Значительно большее число получило отрезы. Эти образцы они показывали клиентам и, когда костюм заказан, доставляли необходимое количество материи. Короче, можно надеяться, что это не займет много времени, если только, что маловероятно, костюм не был пошит в Англии.
Они, как в лотерею, разыграли по два-три адреса. Кому-то из них уже в это утро удастся узнать имя того, кого они ищут шесть месяцев.
Маленькому Лапуэнту выпал главный выигрыш. Он взял на себя левобережную набережную в районе бульвара Сен-Жермен, известную ему как свои пять пальцев, поскольку он тут жил.
Первый портной с бульвара Сен-Мишель на самом деле заказывал партию такого материала. Он может показать инспектору костюм, который шил, но еще не выдал — не готов. С одним рукавом и непрошитым воротником костюм ждал примерки.
Второй закройщик был низенький поляк, чья мастерская располагалась на третьем этаже по улице Вано. Лапуэнт застал его сидящим за столом в очках со стальной оправой.
— Вы узнаете этот материал? — спросил он. Жанвье снабдил своих коллег образцами.
— Конечно. А что? Вы хотите костюм?
— Мне нужно имя клиента, для которого вы сделали такой костюм.
— Это было давно.
— Когда?
— Прошлой осенью.
— И вы помните имя клиента?
— Помню.
— Кто он?
— Мосье Монсин.
— Кто такой мосье Монсин?
— Один очень хороший господин, который одевается у меня уже многие годы.
Лапуэнт вздрогнул, боясь поверить. Чудо совершилось, человек, которого столько искали, который был покрыт такой неизвестностью, на поиски которого были брошены все силы полиции и потрачено столько часов, имел имя. У него был адрес, он существовал и скоро обретет материальную форму.
— Он живет в квартале?
— Недалеко отсюда, на бульваре Сен-Жермен, рядом со станцией метро «Сольферино».
— Вы хорошо его знаете?
— Как всех своих клиентов. Это образованный, очаровательный человек.
— Он давно не заходил?
— Последний раз в ноябре за пальто, которое я ему делал после костюма.
— У вас есть его точный адрес?
Маленький портной полистал книгу, где все адреса были написаны карандашом, там были цифры и суммы за одежду. По уплате он обводил их красным карандашом.
— 228-бис.
— Вы не знаете, он женат?
— Жена его сопровождала несколько раз. Они вместе приходили выбирать фасон.
— Она молодая?
— Я думаю, около тридцати. О, это настоящая дама.
Лапуэнт никак не мог унять дрожь в теле. Это походило на панику. Находясь так близко от цели, он боялся, как бы что-нибудь не поставило вновь все под вопрос.
— Благодарю вас. Я, может быть, еще загляну.
Он забыл спросить о профессии Марселя Монсина. Кубарем скатившись по лестнице, Лапуэнт направился к дому № 228-бис на бульваре Сен-Жермен. Этот дом ничем не отличался от других, тот же стиль, те же кованные решетки на балконах. Но Лапуэнту он показался изумительным. Дверь была открыта. В конце выкрашенного в светло-бежевый цвет коридора была видна кабина лифта, и направо — комната консьержки.
У Лапуэнта было страстное желание войти, представиться, подняться в квартиру Монсина и одному покончить с этим знаменитым убийцей. Но он знал, что действовать самостоятельно не имеет права.
Прямо перед входом в метро находился пост полиции. Лапуэнт обратился к полицейскому:
— Не могли бы вы понаблюдать несколько минут за этим домом, пока я позвоню на набережную Орфевр?
— Что я должен делать?
— Ничего, если только человек около тридцати лет, худощавый, светловолосый будет выходить из него, попытайтесь задержать. Делайте, что хотите. Ну, хотя бы… проверьте его документы.
— Как его зовут?
— Марсель Монсин.
— А что он сделал?
Лапуэнт предпочел не уточнять, хотя была полная вероятность того, что это и есть убийца с Монмартра.
Некоторое время спустя он уже был в телефонной кабине.
— Управление? Соедините меня немедленно с комиссаром Мегрэ. Это Лапуэнт.
Его так лихорадило, что он стал заикаться.
— Это вы, шеф? Лапуэнт. Да. Я нашел. Как? Да… Его имя, адрес… Сейчас я напротив его дома. Внезапно ему в голову пришло, что были сделаны и другие костюмы из такого же материала, и он может оказаться в дураках.
— Жанвье не звонил? Да? Что он сказал? Нашли три таких костюма, но приметы, данные Мартой Жюссеран, не подходили.
— Звоню с бульвара Сен-Жермен… Я поставил сержанта у дверей дома… Да… Да… Жду вас… Сейчас посмотрю название бистро…
Он вышел из кабины и прочитал написанное эмалью во всю витрину название заведения.
— Кафе «Сольферино»…
Мегрэ посоветовал ему оставаться внутри и не высовываться.
Менее чем через четверть часа, когда Лапуэнт уже сидел за стойкой и приканчивал второй стаканчик белого вина, показались две маленькие машины полиции. Они остановились на разных углах квартала…
Из одной из них вылез Мергэ, более грузный и неповоротливый, как показалось Лапуэнту, чем обычно.
— Шеф, это оказалось так просто, что я боюсь поверить…
Если даже Мегрэ и нервничал так же, как он, то по нему это не было заметно.
— Что ты пьешь?
— Белое.
Мегрэ поморщился.
— У вас есть бочковое пиво?
— Конечно, господин Мегрэ.
— Вы знаете меня?
— Я часто видел ваши портреты в газетах. А в прошлом году, когда вы были заняты в министерстве напротив, несколько раз заходили сюда пропустить глоток. — Он подал пиво.
— Прекрасно.
За это время была осуществлена операция, хотя и не такая значительная, как накануне ночью, но не менее эффективная. Два инспектора поднялись на самый верхний этаж дома, остальные заняли посты на тротуаре, за углом. Вдобавок в непосредственной близости от дома расположилась машина с передатчиком.
Конечно, все это было ни к чему. Такие убийцы редко защищаются, еще реже — с оружием в руках.
— Я пойду с вами?
Мегрэ утвердительно кивнул, и они вдвоем вошли к консьержке. Ее комната была выдержана в стиле буржуа, с маленькой гостиной, отделенной красной велюровой занавеской от кухни. Консьержка лет пятидесяти оказалась спокойной и улыбчивой женщиной.
— Что вам угодно, господа?
— Монсин, пожалуйста.
— Второй этаж, налево.
— Вы не знаете, он у себя?
— Возможно. Я не видела, чтобы он уходил.
— Мадам Монсин тоже дома?
— С полчаса назад она вернулась с прогулки.
Мегрэ никак не мог отделаться от мыслей о беседе с профессором Тиссо у Пардона. Дом был тихий, комфортабельный. Вид этого старомодного, построенного в стиле середины прошлого века здания, внушал доверие. Они могли бы воспользоваться хорошо смазанным с блестящими медными частями лифтом, но предпочли подняться по лестнице, застеленной темно-красным ковром.
На большинстве циновок перед дверями из темного дерева были написаны инициалы хозяев, а звонки отблескивались солнечными зайчиками. Ни звука не проходило сквозь эти толстые стены, никакого запаха из кухни не проникало на лестничную площадку. На одной из дверей висела табличка с фамилией врача — специалиста по легочным болезням.
На втором этаже, налево, на медной табличке того же формата, но с более модным шрифтом, можно было прочитать: «Марсель Монсин, архитектор-декоратор».
Мужчины переглянулись, и Лапуэнту показалось, что Мегрэ взволнован не меньше его. Комиссар протянул руку и позвонил. Время тянулось невероятно долго, и наконец дверь открылась. Служанка двадцати лет, в белом фартуке, удивленно посмотрела на них и спросила:
— Вам кого?
— Мосье Монсин дома?
Она озадаченно пробормотала:
— Я не знаю. Значит, он был дома.
— Если вы подождете минутку, я пойду спрошу мадам…
Ей не было необходимости уходить. Еще молодая женщина, только что вернувшаяся с прогулки и от жары переодевшаяся в пеньюар, показалась в конце коридора:
— Кто там, Одиль?
— Два мосье желают поговорить с господином, мадам. Запахнув полы пеньюара, она подошла, смотря прямо в лицо Мегрэ, как будто он ей напоминал кого-то.
— Что вам угодно? — спросила она.
— Ваш муж дома?
— То есть?!
— Значит, он тут.
Она слегка покраснела.
— Да. Но он спит.
— Я буду весьма обязан, если вы его разбудите.
Еще колеблясь, она пробормотала:
— Извините, с кем имею честь?
— Уголовная полиция.
— Комиссар Мегрэ, не так ли? Мне показалось, что я вас узнала…
Мегрэ был уже в прихожей.
— Идите, разбудите своего мужа. Я думаю, что он пришел поздно прошлой ночью?
— Что вы хотите сказать?
— Это у него привычка такая: спать после одиннадцати утра?
Она улыбнулась.
— Это часто с ним бывает. Он любит работать вечером, иногда далее ночью. Он гений, художник.
— Он не уходил прошедшей ночью?
— Нет, насколько я знаю. Подождите в гостиной, я пойду, разбужу его.
Мадам открыла дверь в комнату, обставленную с неожиданной в этом старом доме современностью. Она не была броской или кричащей, и Мегрэ отметил, что он смог бы жить в такой обстановке. Единственное, что ему не понравилось, — это картины на стенах, содержание которых он не понял.
Лапуэнт внимательно наблюдал за входной дверью. Впрочем, это было лишним: к этому времени все входы и выходы были тщательно блокированы полицией.
Молодая женщина, удалившаяся всего на две-три минуты, появилась вновь, уже причесанная.
— Он сейчас будет. У Марселя странная привычка, над которой я иногда подшучиваю: он стыдится показываться перед гостями в неглиже…
— Вы спите в разных комнатах?
Она слегка вздрогнула и ответила непринужденным тоном:
— Как и большинство супружеских пар, не так ли?
Разве это не было чуть ли не правилом для людей подобной категории? То, что они спали в разных комнатах, еще ни о чем не говорило. Комиссар лишь пытался определить, не играла ли она какую-то роль в этом деле, догадывалась ли она о чем-либо или, наоборот, задавала себе вопрос, что побудило комиссара Мегрэ прийти к ее мужу.
— Ваш муж работает в этой комнате?
— Да.
Она открыла боковую дверь в довольно просторный кабинет, окна которого выходили на бульвар Сен-Жермен. Мегрэ заметил там доски для рисунков, рулоны бумаги, разложенные или свернутые макеты странного вида, похожие на театральные декорации.
— Он много работает?
— Даже слишком, что вредно для здоровья. А оно у него никогда не было крепким. В это время года мы должны были поехать в горы, как и в прошлые годы, но он получил заказ и не смог взять отпуск.
Мегрэ редко приходилось встречать такую спокойную, уравновешенную женщину. Разве не должна была она встревожиться, зная из газет об убийце с Монмартра и что Мегрэ ведет расследование этого дела, увидев комиссара в их доме? Но она лишь с любопытством наблюдала за столь известным человеком, сохраняя невозмутимый вид.
— Я пойду посмотрю, готов ли он.
Мегрэ, удобно расположившись в кресле, набил трубку, медленно раскурил ее и переглянулся с Лапуэнтом, которому не сиделось на месте.
Когда дверь, за которой скрылась мадам Монсин, вновь открылась, в комнате появился мужчина, казавшийся таким молодым, что можно было подумать, что произошла ошибка.
Он был одет в домашний костюм нежного бежевого цвета, так гармонирующий с его светлыми волосами, бледным лицом, голубыми глазами.
— Прошу прощения, господа, что заставил вас ждать. — Улыбка, хрупкая и инфантильная, появилась на его губах. — Моя жена разбудила меня, сказав…
Разве той не интересно было знать о цели визита к ним в дом двух полицейских? В комнату она не возвратилась. Может быть, она подслушивала у двери, которую только что затворил ее муж.
— Последнее время мне пришлось много работать над декорацией огромной виллы, которую один из моих друзей построил на нормандском побережье…
Вынув из кармана батистовый носовой платок, он вытер им лоб, губы от блестевших на них капелек пота.
Он посмотрел в окно, заметил, что небо было свинцового цвета.
— Даже раскрытые окна не спасают от духоты. Надеюсь, что после грозы будет легче дышать…
— Прошу прощения, — начал Мегрэ, — мне надо задать вам несколько нескромных вопросов. Я бы хотел прежде всего посмотреть на костюм, в котором вы были вчера.
Это, казалось, застало его врасплох, но тем не менее не испугало. Глаза у него немного расширились. Он поджал губы:
— Забавная идея!
Направляясь к двери, он бросил:
— Вы позволите на минуту?
Он отсутствовал всего полминуты и вернулся с хорошо отглаженным костюмом серого цвета. Мегрэ осмотрел его и
нашел внутри кармана бирку с именем маленького портного с улицы Вано.
— Вы были в нем вчера?
— Конечно.
— Вчера вечером?
— Да, после обеда. Перед работой я переоделся в домашний костюм. Я работаю по ночам.
— Вы никуда не ходили после восьми часов вечера?
— Я был в кабинете до двух или до половины третьего. Это объясняет вам, почему я спал, когда вы пришли. Я нервный человек, и мне надо долго спать.
Он старался говорить убедительным тоном и больше походил на студента, чем на мужчину, которому за тридцать.
Вблизи, однако, можно было заметить печать усталости на его лице, что никак не сочеталось с его юным видом. Во всем его облике было что-то болезненное, выцветшее, но это придавало ему определенное очарование, которое могло бы привлекать зрелых женщин.
— Могу я попросить вас показать мне весь ваш гардероб? На этот раз он внутренне напрягся и, казалось, готов был решительно протестовать и ответить отказом.
— Если вы желаете. Пойдемте со мной…
Если его жена и подслушивала у двери, у нее было достаточно времени, чтобы удалиться от нее. Мегрэ увидел ее в конце коридора беседующей со служанкой в светлой и современной кухне.
Монсин толкнул дверь в спальню светло-коричневого цвета с диван-кроватью посередине. Комната была погружена в полумрак. Монсин отдернул занавеси, открыл дверцы встроенных в стены шкафов.
Шесть костюмов были тщательно отутюжены, словно их ни разу не надевали или они только что побывали в прачечной; три пальто, включая демисезонное, не считая смокинга и фрака.
Однако костюма из материи, образец которой лежал в кармане Лапуэнта, не было.
— Дай мне образец, — попросил комиссар. И протянул хозяину.
— Прошлой осенью вам портной сшил костюм из этой материи. Вы помните?
Монсин рассматривал кусочек материи.
— Я припоминаю.
— Что с ним стало?
Он, казалось, раздумывал.
— Я вспомнил, — сказал он наконец. — Кто-то мне прожег его сигаретой на автобусной площадке.
— Вы отдали его в починку?
— Нет. Я ненавижу хоть чуть испорченные вещи. Это похоже на манию, но такое у меня с детства. Еще ребенком, помнится, я не мог играть, если на игрушке была хоть одна царапина.
— Вы выбросили костюм? Хотите сказать, что выкинули его в мусорный ящик?
— Нет. Я отдал его.
— Сами?
— Да. Я взял его с собой на прогулку, что иногда со мной случается, и отдал его бродяге.
— И давно это было?
— Дня два-три тому назад.
— Точнее?
— Позавчера.
В правой части шкафа правильными рядами расположились туфли, ящики с рубашками, бельем, пижамами и платками. Все было в образцовом порядке.
— Где туфли, которые вы надевали вчера вечером?
Он не дрогнул, не выдал себя.
— Я не надевал туфель, кроме этих домашних, потому что работал в кабинете.
— Вы можете позвать прислугу? Пройдемте в гостиную.
— Одиль! — крикнул Монсин, повернувшись в сторону кухни. — Вас просят зайти сюда на минутку.
Она, должно быть, недавно приехала в Париж, вид у нее был явно деревенский.
— Комиссар Мегрэ желает задать вам несколько вопросов. Прошу вас ответить на них.
— Хорошо, мосье.
Она тоже выглядела спокойной, с любопытством бросая взгляды на комиссара, о котором часто писали газеты.
— Вы спите в квартире?
— Нет, мосье. Моя комната на седьмом этаже. Я ночую там с другими служанками, которые работают в этом доме.
— Вы поздно ушли туда вчера вечером?
— Около девяти часов, как и каждый день, как только помыла посуду.
— Где был в тот момент господин Монсин?
— В своем кабинете.
— Как он был одет?
— Как сейчас.
— Вы уверены в этом?
— Да, точно.
С какого времени вы не видели его серого костюма с небольшими голубыми полосками? Она задумалась.
— Нужно сказать, что я не занимаюсь одеждой мосье. Он очень… щепетилен в этом вопросе…
Она, видимо, хотела назвать эту черту своего хозяина «манией».
— Вы хотите сказать, что он сам утюжит свою одежду?
— Да.
— И вам не разрешают открывать ящики гардероба?
— Только после того, как белье приходит из прачечной, и его нужно положить туда.
— Вы не помните, когда видели на нем последний раз серый костюм с голубыми прожилками?
— Кажется, два-три дня тому назад.
— Когда вы прислуживали за столом, вы не слышали разговоров о том, что костюм был прожжен сигаретой?
Она посмотрела на своего хозяина, как бы спрашивая у него совета, и прошептала:
— Не помню… Нет… Я никогда не прислушиваюсь к разговорам за столом… Они говорят о таких вещах, которые мне непонятны…
— Вы можете заниматься своими делами.
Марсель Монсин ожидал окончания разговора со спокойным видом и улыбался. Лишь капельки пота снова появились у него над верхней губой.
— Прошу одеться и следовать с нами на набережную Орфевр. Инспектор проводит вас.
— И в ванную тоже?
— Извините, и в ванную. А я пока поговорю с вашей женой. Очень сожалею, господин Монсин, но не могу действовать иначе.
Архитектор-декоратор махнул рукой:
— Как вам угодно.
Около самой двери он обернулся и спросил:
— Могу я знать, чем обязан такой чести?..
— Нет. не сейчас. Потом, у меня в кабинете.
Мегрэ подошел к двери в коридор, позвал мадам Монсин, находившуюся на кухне:
— Мадам, не могли бы вы уделить мне несколько минут?
Глава 6
Серый костюм
— Ну, на этот раз настоящий? — насмешливо спросил маленький Ружин, когда в коридоре управления появились Лапуэнт и Мегрэ со своим пленником.
Мегрэ довольствовался тем, что отметил время ареста, медленно повернул голову и мельком взглянул на репортера. Тот смущенно закашлялся, а фотографы сразу же поумерили свой пыл.
— Присаживайтесь, господин Монсин. Если жарко, можете снять пиджак.
— Спасибо, не имею такой привычки.
Действительно, его трудно было представить неряшливым. Мегрэ снял пиджак и отправился к инспекторам отдать распоряжения. У него был потрепанный вид, голова втянута в плечи, блуждающий взгляд.
Вернувшись в кабинет, комиссар перебрал свои трубки, набил две из них, потом сделал знак Лапуэнту остаться для ведения протокола допроса. Тот походил на пианиста-виртуоза, который нерешительно усаживается за инструмент, передвигая стул, несмело прикасается к клавишам, как бы привыкая к роялю.
— Вы давно женаты, господин Монсин?
— Двенадцать лет.
— А сколько вам лет?
— Тридцать два. Я женился в двадцать лет.
Затем последовала долгая пауза, во время которой Мегрэ разглядывал свои руки.
— Вы архитектор?
Монсин поправил:
— Архитектор-декоратор.
— Это значит, что вы архитектор, специализирующийся на декорации интерьера?
— Не совсем так, — собеседник немного покраснел.
— Вас не очень затруднит объяснить мне?
— Я не имею права делать проекты жилых домов, такое право дает диплом архитектора.
— Какой же диплом у вас?
— Я начинал с живописи.
— В каком возрасте?
— В семнадцать лет.
— Вы сдавали на степень бакалавра?
— Нет. В юности я хотел стать художником. Картины в гостиной мои.
Мегрэ, только недавно созерцавший их в квартире Монсина, так и не мог понять, что они изображали. Картины содержали что-то печальное, извращенное. Ни линии, ни цвета не были четко выражены. Преобладал красно-фиолетовый тон, который причудливо смешивался с зеленым цветом, похожим на краски подводного мира, и можно было подумать, что вся эта масляная живопись сама появилась на картинах, подобно чернильному пятну на промокательной бумаге.
— Итак, у вас нет диплома архитектора, а декоратором, если я вас правильно понял, может быть любой человек?
— Я заметил вашу манеру уточнять. Думаю, вы хотели напомнить мне, что я неудачник. — Он горько усмехнулся. — Вы имеете право. Мне это уже говорили.
— У вас много заказчиков?
— Я предпочитаю иметь тех немногих, но таких, которые доверяют мне и предоставляют полную свободу действий, чем толпу, стоящую над душой.
Мегрэ выбил трубку и зажег следующую. Редко допрос начинался так издалека.
— Вы родились в Париже?
— Да.
— В каком квартале?
Монсин немного помедлил с ответом.
— На пересечении улиц Коленкур и Местр. То есть в самой середине района, где произошло пять убийств и это последнее неудачное покушение.
— И долго вы там жили?
— До самой женитьбы.
— Ваши родители живы?
— Только мать.
— Она живет?..
— В том же доме, где я родился.
— Вы в хороших отношениях с ней?
— Моя мать и я всегда очень любили друг друга.
— Кем был ваш отец, господин Монсин? На этот раз он опять заколебался, хотя ничего такого при вопросе о матери Мегрэ не заметил.
— Он был мясник.
— На Монмартре?
— Адрес я уже называл.
— Он умер?
— Когда мне было четырнадцать лет.
— Ваша мать продала лавку?
— Сначала она сдала ее в аренду, а потом продала все, кроме дома. Ее квартира находится на пятом этаже.
В дверь тихо постучали. Мегрэ отправился в кабинет инспекторов, где увидел четырех мужчин, ростом, возрастом и внешностью сходных с Монсином.
Это были служащие префектуры, подобранные Торрансом.
— Не могли бы вы, господин Монсин, встать и занять место среди этих господ?
Несколько минут в комнате царило молчание. Наконец снова раздался стук в дверь.
— Войдите! — крикнул комиссар.
Вошла Марта Жюссеран. Она очень удивилась, увидев столько людей в кабинете. Посмотрела сначала на Мегрэ, потом на мужчин, нахмурилась, когда ее взгляд остановился на Монсине.
Все затаили дыхание. Она побледнела, когда поняла, в чем дело, и осознала, какая ответственность ложится на ее плечи. Эта мысль так огорошила ее, что она готова была расплакаться.
— Не спешите, — посоветовал ей комиссар ободряющим тоном.
— Это он, не так ли? — пробормотала она.
— Вам это лучше знать, чем кому-либо. Ведь вы единственная, кто видел его.
У меня впечатление, что это он. Я уверена в этом. И все же…
— Что все же?
— Я хочу посмотреть его в профиль.
— Встаньте в профиль, господин Монсин.
Он повиновался, ни один мускул не дрогнул на его лице.
— Теперь я почти совсем уверена. Он не так был одет. Совсем другое выражение глаз…
— Сегодня вечером, мадемуазель Жюссеран, мы привезем вас на то место, где вы видели своего обидчика. Посмотрите на него при том же освещении и, может быть, в той же одежде.
Инспектора уже обшаривали все закоулки Парижа в поисках злополучного костюма.
— Я вам больше не нужна?
— Нет. Спасибо. А вы, господин Монсин, можете сесть. Сигарету?
— Спасибо. Я не курю.
Мегрэ оставил его под присмотром Лапуэнта, приказав не спрашивать ни о чем, не разговаривать с ним и отвечать уклончиво, если тот все-таки о чем-нибудь спросит.
В кабинете инспекторов комиссар увидел Лоньона, пришедшего за указаниями.
— Пройди в мой кабинет и посмотри на всякий случай на типа, который там находится вместе с Лапуэнтом.
А он тем временем позвонил судье Комельо, зашел на минуту к начальнику управления, чтобы ввести его в курс дела. Потом нашел задумавшегося Лоньона, словно тот тщетно пытался что-то вспомнить.
— Ты знаешь его?
Лоньон работал в комиссариате квартала Гранд-Карьер уже двадцать два года. Он жил метрах в пятистах от дома, где родился Монсин.
— Уверен, что я его уже видел. Но где? При каких обстоятельствах?
— Его отец был мясником на улице Коленкур. Он умер, но мать еще живет в том доме. Пойдем со мной.
Они сели в одну из небольших машин уголовной полиции, и шофер-инспектор довез их до Монмартра.
— Я все стараюсь вспомнить. Уверен, что знаю его. Я бы поклялся, что между нами что-то было.
— Может быть, ты когда-нибудь штрафовал его?
— Нет, не это. Но я еще вспомню.
Лавка была все еще на месте. В ней — три или четыре продавца и пухленькая кассирша.
— Мне идти с вами?
— Да.
Лифт был тесен. Когда они вошли, консьержка бросилась к ним.
— Вам кого?
— Мадам Монсин…
— На пятом этаже.
Мегрэ довольствовался тем, что отметил время ареста, медленно повернул голову и мельком взглянул на репортера. Тот смущенно закашлялся, а фотографы сразу же поумерили свой пыл.
— Присаживайтесь, господин Монсин. Если жарко, можете снять пиджак.
— Спасибо, не имею такой привычки.
Действительно, его трудно было представить неряшливым. Мегрэ снял пиджак и отправился к инспекторам отдать распоряжения. У него был потрепанный вид, голова втянута в плечи, блуждающий взгляд.
Вернувшись в кабинет, комиссар перебрал свои трубки, набил две из них, потом сделал знак Лапуэнту остаться для ведения протокола допроса. Тот походил на пианиста-виртуоза, который нерешительно усаживается за инструмент, передвигая стул, несмело прикасается к клавишам, как бы привыкая к роялю.
— Вы давно женаты, господин Монсин?
— Двенадцать лет.
— А сколько вам лет?
— Тридцать два. Я женился в двадцать лет.
Затем последовала долгая пауза, во время которой Мегрэ разглядывал свои руки.
— Вы архитектор?
Монсин поправил:
— Архитектор-декоратор.
— Это значит, что вы архитектор, специализирующийся на декорации интерьера?
— Не совсем так, — собеседник немного покраснел.
— Вас не очень затруднит объяснить мне?
— Я не имею права делать проекты жилых домов, такое право дает диплом архитектора.
— Какой же диплом у вас?
— Я начинал с живописи.
— В каком возрасте?
— В семнадцать лет.
— Вы сдавали на степень бакалавра?
— Нет. В юности я хотел стать художником. Картины в гостиной мои.
Мегрэ, только недавно созерцавший их в квартире Монсина, так и не мог понять, что они изображали. Картины содержали что-то печальное, извращенное. Ни линии, ни цвета не были четко выражены. Преобладал красно-фиолетовый тон, который причудливо смешивался с зеленым цветом, похожим на краски подводного мира, и можно было подумать, что вся эта масляная живопись сама появилась на картинах, подобно чернильному пятну на промокательной бумаге.
— Итак, у вас нет диплома архитектора, а декоратором, если я вас правильно понял, может быть любой человек?
— Я заметил вашу манеру уточнять. Думаю, вы хотели напомнить мне, что я неудачник. — Он горько усмехнулся. — Вы имеете право. Мне это уже говорили.
— У вас много заказчиков?
— Я предпочитаю иметь тех немногих, но таких, которые доверяют мне и предоставляют полную свободу действий, чем толпу, стоящую над душой.
Мегрэ выбил трубку и зажег следующую. Редко допрос начинался так издалека.
— Вы родились в Париже?
— Да.
— В каком квартале?
Монсин немного помедлил с ответом.
— На пересечении улиц Коленкур и Местр. То есть в самой середине района, где произошло пять убийств и это последнее неудачное покушение.
— И долго вы там жили?
— До самой женитьбы.
— Ваши родители живы?
— Только мать.
— Она живет?..
— В том же доме, где я родился.
— Вы в хороших отношениях с ней?
— Моя мать и я всегда очень любили друг друга.
— Кем был ваш отец, господин Монсин? На этот раз он опять заколебался, хотя ничего такого при вопросе о матери Мегрэ не заметил.
— Он был мясник.
— На Монмартре?
— Адрес я уже называл.
— Он умер?
— Когда мне было четырнадцать лет.
— Ваша мать продала лавку?
— Сначала она сдала ее в аренду, а потом продала все, кроме дома. Ее квартира находится на пятом этаже.
В дверь тихо постучали. Мегрэ отправился в кабинет инспекторов, где увидел четырех мужчин, ростом, возрастом и внешностью сходных с Монсином.
Это были служащие префектуры, подобранные Торрансом.
— Не могли бы вы, господин Монсин, встать и занять место среди этих господ?
Несколько минут в комнате царило молчание. Наконец снова раздался стук в дверь.
— Войдите! — крикнул комиссар.
Вошла Марта Жюссеран. Она очень удивилась, увидев столько людей в кабинете. Посмотрела сначала на Мегрэ, потом на мужчин, нахмурилась, когда ее взгляд остановился на Монсине.
Все затаили дыхание. Она побледнела, когда поняла, в чем дело, и осознала, какая ответственность ложится на ее плечи. Эта мысль так огорошила ее, что она готова была расплакаться.
— Не спешите, — посоветовал ей комиссар ободряющим тоном.
— Это он, не так ли? — пробормотала она.
— Вам это лучше знать, чем кому-либо. Ведь вы единственная, кто видел его.
У меня впечатление, что это он. Я уверена в этом. И все же…
— Что все же?
— Я хочу посмотреть его в профиль.
— Встаньте в профиль, господин Монсин.
Он повиновался, ни один мускул не дрогнул на его лице.
— Теперь я почти совсем уверена. Он не так был одет. Совсем другое выражение глаз…
— Сегодня вечером, мадемуазель Жюссеран, мы привезем вас на то место, где вы видели своего обидчика. Посмотрите на него при том же освещении и, может быть, в той же одежде.
Инспектора уже обшаривали все закоулки Парижа в поисках злополучного костюма.
— Я вам больше не нужна?
— Нет. Спасибо. А вы, господин Монсин, можете сесть. Сигарету?
— Спасибо. Я не курю.
Мегрэ оставил его под присмотром Лапуэнта, приказав не спрашивать ни о чем, не разговаривать с ним и отвечать уклончиво, если тот все-таки о чем-нибудь спросит.
В кабинете инспекторов комиссар увидел Лоньона, пришедшего за указаниями.
— Пройди в мой кабинет и посмотри на всякий случай на типа, который там находится вместе с Лапуэнтом.
А он тем временем позвонил судье Комельо, зашел на минуту к начальнику управления, чтобы ввести его в курс дела. Потом нашел задумавшегося Лоньона, словно тот тщетно пытался что-то вспомнить.
— Ты знаешь его?
Лоньон работал в комиссариате квартала Гранд-Карьер уже двадцать два года. Он жил метрах в пятистах от дома, где родился Монсин.
— Уверен, что я его уже видел. Но где? При каких обстоятельствах?
— Его отец был мясником на улице Коленкур. Он умер, но мать еще живет в том доме. Пойдем со мной.
Они сели в одну из небольших машин уголовной полиции, и шофер-инспектор довез их до Монмартра.
— Я все стараюсь вспомнить. Уверен, что знаю его. Я бы поклялся, что между нами что-то было.
— Может быть, ты когда-нибудь штрафовал его?
— Нет, не это. Но я еще вспомню.
Лавка была все еще на месте. В ней — три или четыре продавца и пухленькая кассирша.
— Мне идти с вами?
— Да.
Лифт был тесен. Когда они вошли, консьержка бросилась к ним.
— Вам кого?
— Мадам Монсин…
— На пятом этаже.