Сименон Жорж. Мегрэ в «Пикреттс»

   — Хозяйка сказала, кто этот Бернар?
   — Никогда, говорит, о таком и не слышала. Явно какой-нибудь торговец наркотиками.
   — Сейчас он направляется к площади Клиши. Едва Мегрэ положил трубку, как снова раздался звонок. Торранс.
   — Шеф, я хотел проветрить комнатушку и наткнулся на чемодан Филиппа. Забыли отдать. Вы думаете, он придет за ним?
   — Не раньше чем раздобудет наркотики.
   Когда Мегрэ возвратился в зал, в центре площадки стояли Роза и заменившая Арлетту девица. Фред — он пересел в одну из кабин, словно посетитель, — сделал комиссару знак присоединиться к нему.
   — Повторим! — крикнул он, подмигнув.
   Девица была совсем молоденькая — светлые кудряшки, розовая, как у младенца или у деревенской жительницы, кожа, крепко сбитое тело, наивный взгляд.
   — Начинать? — переспросила она.
   Ни музыки, ни прожекторов. Только над площадкой Фред зажег еще одну лампу. Он стал тихонько напевать, отбивая рукой ритм мелодии, под которую раздевалась Арлетта.
   Роза, поздоровавшись с Мегрэ, жестами объясняла девице, что надо делать.
   Неуклюже, чрезмерно раскачиваясь из стороны в сторону, новенькая задвигалась по площадке, изображая танец, затем медленно, как учили, принялась расстегивать длинное, узкое, подогнанное под ее фигуру платье.
   Фред красноречиво посмотрел на комиссара. Оба, сохраняя серьезность, едва удерживались от смеха. Сначала обнажились плечи, потом одна грудь. В пустом зале зрелище казалось нелепым.
   Роза махала рукой, отмечая паузы, и девица не спускала глаз с ее руки.
   — Пройдись по площадке, — командовал Фред, снова начиная подпевать. — Не так быстро… Тра-ла-ла-ла… Хорошо!
   Роза жестом подсказывала:
   — Вторую грудь.
   Крупные розовые соски. Живот. Платье скользило все ниже и ниже; наконец девица неловко скинула его и, прикрывая руками интересное место, осталась в чем мать родила.
   — На сегодня сойдет, — вздохнул Фред. — Одевайся, крошка.
   Подобрав платье, она ушла в кухню. К столику подсела Роза.
   — Пусть и этому радуются. Больше из нее не выжмешь. Никакой изюминки, словно отбывает повинную. Очень мило, что вы зашли к нам, комиссар.
   Сама искренность, говорит что думает.
   — Полагаете, вам удастся поймать преступника?
   — Господин Мегрэ надеется взять его сегодня вечером, — сообщил Фред.
   Роза посмотрела на мужчин, поняла, что она — лишняя, и тоже направилась в кухню, объявив:
   — Пойду приготовлю что-нибудь поесть. Перекусите с нами, комиссар?
   Мегрэ не отказался: кто знает, как все сложится дальше. Он выбрал «Пикреттс» своим командным пунктом еще, может быть, и потому, что чувствовал себя здесь уютно. Разве в другой обстановке влюбился бы Лапуэнт в Арлетту?
   Фред погасил над площадкой свет. Наверху взад-вперед ходила новенькая. Вскоре она спустилась к Розе на кухню.
   — Так о чем мы говорили?
   — Об Оскаре.
   — Вы, наверно, все меблирашки перевернули? Вопрос не требовал ответа.
   — Он тоже не бывал у Арлетты?
   Мыслили они одинаково: оба знали квартал и его жизнь.
   Где-то же Оскар и Арлетта встречались, если были в близких отношениях.
   — Ей сюда не звонили? — спросил Мегрэ.
   — Не обращал внимания. Но если бы звонили часто, я заметил бы.
   В квартире Арлетты телефона не было. По словам же привратницы, а она казалась женщиной серьезной, не то что другая, с улицы Виктор-Массе, мужчины к ней не заходили.
   Лапуэнт скрупулезно просмотрел учеты отдела меблированных комнат. Жанвье обошел объекты, и обошел добросовестно, потому что обнаружил следы Фреда.
   Уже сутки, как фотография Арлетты появилась в газетах, но никто не торопился сообщать, где ее видели регулярно.
   — Я не отказываюсь от своих слов: этот парень силен!
   Озабоченный вид Фреда ясно показывал, что думает он о том же, о чем и комиссар: пресловутый Оскар не подходил под обычную классификацию. Вполне возможно, он жил в квартале, оставаясь в стороне.
   И попытки определить его место, представить себе его образ жизни не приносили успеха.
   Одиночка, насколько можно судить; это-то и впечатляло обоих.
   — Надо полагать, он постарается убрать Филиппа?
   — Скоро узнаем.
   — Я заглянул недавно в табачную лавочку на улице Дуэ. Мы с хозяевами приятели. Вот уж кто знает квартал! Кого у них только не бывает, но и они ничего не могут сказать.
   — Тем не менее где-то же Арлетта встречалась с ним.
   — Может, у него?
   Мегрэ готов был поклясться, что это не так. Ситуация становилась курьезной: никому не известный Оскар принимал угрожающие масштабы. Под влиянием окружавшей таинственности его непроизвольно наделяли такими способностями, какими на самом деле он не обладал.
   С ним получалось как с тенью: она всегда впечатляет сильнее, чем реальная фигура.
   Между тем это был обыкновенный человек, из плоти и крови, который когда-то служил шофером и питал слабость к женщинам.
   Последний раз его видели в Ницце. От него забеременела горничная, Антуанетта Межа, умершая потом от преждевременных родов. Спал он и с Марией Пинако, оказавшейся теперь на панели.
   Сам же он несколько лет спустя приобрел виллу неподалеку от тех мест, где родился, — естественная реакция разбогатевшего человека из низов. Он вернулся на родину, чтобы показать всем, кто знал его в дни унижения, каким в конце концов стал.
   — Это вы, шеф?
   Снова телефон, традиционная формула. Лапуэнт: через него шла связь.
   — Звоню из бара на площади Константен-Пекёр. Он вошел в дом на улице Коленкура, поднялся на шестой этаж. Стучал в дверь, но ему не открыли.
   — Что говорит привратница?
   — Там живет какой-то художник, из богемы. Привратница не знает, наркоман он или нет, но утверждает, что вид у него порой довольно странный. Филипп и раньше бывал у художника. Иногда ночевал.
   — Педераст?
   — Возможно. Она о таком даже не подозревала, хотя ни разу не видела своего жильца с женщинами.
   — Где сейчас Филипп?
   — Повернул направо, к Сакре-Кёр.
   — Хвоста за ним нет?
   — Никого, кроме нас. Все идет нормально. Начинает накрапывать, и жуткий холод. Если бы знал, надел бы свитер.
   Тем временем Роза постелила скатерть в красную клетку, поставила посреди стола дымящуюся супницу. Накрывали на четверых. Розе помогала девица, которая в темно-синем костюме казалась совсем молоденькой. Никому и в голову бы не пришло, что всего несколько минут назад она, обнаженная, танцевала на площадке.
   — Странно, — заметил Мегрэ, — что он никогда не заходил сюда.
   — К ней?
   — В конце концов, она его ученица. Неужели он не ревновал?
   На этот вопрос убедительнее всех мог бы ответить Фред, поскольку у него тоже были женщины, которые спали с другими, которых он даже вынуждал спать с другими, и поэтому знал, какие чувства испытывают к ним.
   — Уверен, что ни к одному из тех, с кем она здесь встречалась, он ее не ревновал, — сказал Фред.
   — Вы думаете?
   — Видите ли, он считал себя хозяином положения, нисколько не сомневаясь, что она у него в руках и никуда не денется.
   Неужели графиня сама столкнула муженька с террасы «Оазиса»? Вполне возможно. Соверши преступление Оскар, он не имел бы над ней столько власти, даже если бы они действовали сообща.
   Во всей этой истории присутствовала доля иронии. Несчастный граф сходил с ума по жене, ублажал ее капризы, унижался, выпрашивая местечко возле нее.
   Если бы он любил ее меньше, она, может, и терпела бы его. Но именно сила мужской страсти стала ненавистна графине.
   Предвидел ли Оскар такой исход? Следил ли за графиней? Пожалуй, да.
   Нетрудно было представить сцену. По возвращении из казино супруги вышли на террасу, графиня подвела старика к краю скалы и столкнула.
   После содеянного она, должно быть, испугалась, обнаружив шофера, который спокойно наблюдал за ней.
   О чем они говорили? Какой заключили договор?
   Во всяком случае, не все досталось альфонсам; добрая часть состояния перекочевала к Оскару.
   Человек осмотрительный, он не остался с хозяйкой. Исчез из поля зрения, выжидал несколько лет и лишь потом купил шале в родной провинции.
   Он не засветился, не выбросил деньги на ветер.
   Мегрэ убеждался все больше и больше: перед ним одиночка, а он привык их остерегаться.
   Бонвуазен, как известно, питал страсть к женщинам, о чем красноречиво свидетельствовали показания старой кухарки. До встречи с Арлеттой в Ла-Бурбуле у него, конечно, было много других.
   Всех ли он приобщил таким же образом? И все ли они так сильно привязались к нему?
   Ни одна история не заставила его выплыть на поверхность.
   С высоты своего положения покатилась графиня — Оскар остался в тени.
   Графиня давала ему деньги. Вероятно, он жил недалеко, в том же квартале, но даже Фред, у которого Арлетта работала два года, ничего о нем не подозревал.
   Как знать! Может быть, пришел и его черед попасться на удочку, как случилось с графом? Кто докажет, что Арлетта не пыталась избавиться от него?
   Во всяком случае, однажды, после откровенного разговора с Лапуэнтом, она сделала такую попытку.
   — Одного не пойму, — сказал Фред, словно Мегрэ, продолжая есть суп, думал вслух. — Зачем он убил эту сумасшедшую старуху? Утверждают — чтобы завладеть ее драгоценностями, спрятанными в матраце. Возможно. Почти наверняка. Но он-то, при его власти над ней, мог бы получить все иначе.
   — Так она и отдала! — возразила Роза. — Что-то ведь надо оставить и на черный день. К тому же она кололась, а с наркоманами, сами знаете, раз — и проболтался.
   Новенькая, ничего не понимая, смотрела на всех с любопытством. Фред наткнулся на нее во второразрядном театре, где она подвизалась статисткой. Теперь, имея свой номер, девица явно гордилась, хотя и побаивалась повторить судьбу Арлетты.
   — Вы будете здесь вечером? — спросила она у Мегрэ.
   — Возможно. Еще не знаю.
   — Комиссар может уйти через минуту, а может и до утра задержаться, — криво усмехаясь, пояснил Фред.
   — По-моему, — сказала Роза, — Арлетта просто устала от него и он это чувствовал. Такую женщину, как она, тем более молоденькую, мужчина может удержать какое-то время. Но ведь она встречалась и с другими.
   Роза выразительно посмотрела на мужа.
   — Не правда ли, Фред? Ей делали предложения, а интуицией обладают не только женщины. И ничего удивительного, если он решился провернуть дельце, чтобы увезти ее куда-нибудь. Однако допустил ошибку: чересчур ей доверяя, рассказал обо всем. Что обеих и погубило.
   В рассуждениях Розы, довольно сбивчивых, но не лишенных резона, вырисовывался тревожный образ Оскара.
   Мегрэ снова направился к телефону, но звонили не ему. Просили Фреда. Фред деликатно оставил приоткрытой дверь туалетной комнаты.
   — Алло… Да… Что?.. Что ты там делаешь?.. Да… Да, он здесь. Не кричи так громко, у меня уши лопнут… Хорошо… Да, я знаю… Зачем?.. Глупо, малыш… Лучше все рассказать… Именно так… Не знаю, что он решит… Оставайся там… Возможно, он придет…
   Фред вернулся к столу чем-то озабоченный.
   — Кузнечик, — сказал он, словно себе самому. Потом сел, но есть принялся не сразу. — Никак не пойму, что ему взбрело в голову. Кузнечик работает у меня уже пять лет, но я никогда не знаю, что у него на уме. Даже не говорит, где живет. Ничуть не удивлюсь, если у него семья, дети.
   — Где он? — спросил Мегрэ.
   — Возле Сакре-Кёр, «У Франсиса» — это забегаловка на углу, там один бородач всегда рассказывает байки. Улавливаете суть?
   Фред напряженно размышлял, пытался понять.
   — Любопытно, что напротив разгуливает и инспектор Лоньон.
   — Почему Кузнечик «У Франсиса»?
   — Не объяснил. Насколько я понял, из-за какого-то Филиппа. Кузнечик знает всех гомиков квартала, я даже думал, что он сам такой. А может, — конечно, между нами — балуется наркотиками. Уверен, вы этим не воспользуетесь, и, клянусь, в моем заведении этого никогда не будет.
   — Филипп частенько захаживает к «Франсису»?
   — Судя по всему, да. Может, Кузнечик знает больше.
   — И все-таки не ясно, почему он там оказался.
   — Ладно, скажу, коли вы еще не догадались. Но имейте в виду: это его идея. Он думает, что нам выгодно помочь вам: услуга за услугу — при случае и вы будете сговорчивее. В нашем деле надо ладить со всеми. Впрочем, кажется, не только он идет по следу — там же крутится Лоньон.
   Мегрэ и ухом не повел. Фред удивился:
   — Вы туда не пойдете? И добавил:
   — Понял. Вам звонят сюда, и вы не можете уйти. Мегрэ направился к телефону.
   — Торранс? У тебя есть кто-нибудь под рукой? Трое? Хорошо! Отправь их на площадь Тертр. Пусть понаблюдают за бистро «У Франсиса». Попроси восемнадцатый округ послать им подкрепление… Нет, точно не знаю. Буду здесь.
   Теперь, не решаясь покинуть «Пикреттс», он сожалел, что избрал это заведение своим штабом.
   Зазвонил телефон. Опять Лапуэнт.
   — Ничего не могу понять, шеф. Вот уже полчаса он кружит по Монмартру. Неужели подозревает, что за ним следят, и пытается оторваться? Зашел в кафе на улице Лепик, потом спустился к площади Бланш, заглянул в две пивнушки. Снова вернулся на Лепик. Забрел в какой-то дом на улице Толозе; там, во дворе, мастерская, в ней живет старушенция, бывшая певичка из кафешантана.
   — Наркоманка?
   — Да. Жакен поговорил с ней после ухода Филиппа. Она еще хуже графини. Пьяница. Расхохоталась и стала уверять, что, мол, не смогла дать ему то, чего он искал.
   — Только этого не хватало! Где он сейчас?
   — Ест яйца вкрутую в баре на улице Толозе. Дождь льет как из ведра. Все нормально.
   — Возможно, он отправится на площадь Тертр.
   — Недавно мы подошли туда, но он вдруг повернул назад. Надеюсь, все-таки решится. У меня ноги окоченели.
   Роза с новенькой убирали со стола. Фред сходил за бутылкой коньяка и, пока подавали кофе, наполнил две рюмки.
   — Пора переодеваться, — сказал он. — Я вас не гоню. Будьте как дома. Ваше здоровье.
   — Вам не приходила мысль, что Кузнечик знает Оскара?
   — Ну и дела! Только что подумал об этом.
   — Днем он всегда на скачках, не так ли?
   — И вполне вероятно, что человек вроде Оскара, которому нечего делать, проводит время там же. Вы это хотите сказать?
   Фред допил коньяк, вытер губы, взглянул на томившуюся от скуки девицу и подмигнул Мегрэ.
   — Пойду, — сказал он. — Поднимись-ка наверх, малышка, я поговорю с тобой о номере. Он снова подмигнул и тихо добавил:
   — Надо проводить время с удовольствием, правда? В зале остался один Мегрэ.
 
 
   — Шеф, он поднялся на площадь Тертр и чуть не столкнулся с инспектором Лоньоном — тот едва успел отскочить.
   — Ты уверен, что он его не видел?
   — Уверен. Он подошел к «Франсису», посмотрел через витрину. Там сейчас почти никого нет, так, несколько завсегдатаев с мрачными лицами. В кафе не заходил. Потом направился по улице Мон-Сени, спустился по лестнице. На площади Константен-Пекёр задержался у другого кафе. В зале, посредине, огромная плита, на полу опилки, столики мраморные, а хозяин играет в карты с посетителями из ближайших домов.
   Появилась новенькая. Чуть смущенная, не зная, куда приткнуться, она подсела к Мегрэ. Видимо, чтобы не оставлять его одного. На ней было черное шелковое платье, принадлежавшее Арлетте.
   — Как тебя зовут?
   — Женевьева, а здесь Долли. Завтра меня будут фотографировать в этом платье.
   — Сколько тебе лет?
   — Двадцать три. Вы видели Арлетту на сцене? Говорят, она была бесподобна. А я вот не совсем ловкая, да? Снова позвонил Лапуэнт, голос раздраженный.
   — Ходит по кругу, словно лошадь в цирке, а мы за ним. Дождь проливной. Опять площадь Клиши, площадь Бланш, те же самые пивнушки. Наркотиков у него нет, и он стал выпивать; здесь стаканчик, там стаканчик. Никак не найдет то, что ищет; идет все медленнее, прижимаясь к домам.
   — Он ничего не подозревает?
   — Нет. Жанвье переговорил с Лоньоном. Он узнал о «Франсисе», когда ходил по тем адресам, где был Филипп прошлой ночью. Ему прямо сказали, что Филипп появляется в баре время от времени и, вероятно, кто-то дает ему наркотики.
   — Кузнечик там?
   — Нет. Ушел несколько минут назад. Филипп спускается по лестнице на улице Мон-Сени, наверняка пойдет к площади Константен-Пекёр, в кафе.
   Пришли Таня с Кузнечиком. Рекламные огни «Пикреттс» еще не зажигал, но все привыкли приходить рано, чувствуя себя здесь как дома. Прежде чем идти наверх переодеваться, в зал заглянула Роза с кухонным полотенцем в руке.
   — А, вот ты где! — обратилась она к новенькой. Затем, осмотрев ее с головы до ног, добавила:
   — В следующий раз не надевай платье так рано — затаскаешь.
   И бросила Мегрэ:
   — Наливайте, господин комиссар. Бутылка на столе.
   Таня, казалось, была не в настроении. Изучающе взглянув на новенькую, она слегка пожала плечами.
   — Подвинься-ка.
   Потом она долго смотрела на Мегрэ.
   — Вы нашли его?
   — Надеюсь, к ночи найдем.
   — А вы не думаете, что он может пойти на крайности?
   Она тоже что-то знала. Получалось, каждый что-то знал. У него еще вчера сложилось такое впечатление. Теперь Таню мучил вопрос: не лучше ли все рассказать?
   — Ты когда-нибудь видела его с Арлеттой?
   — Я не знаю, ни кто он, ни какой он из себя.
   — Но ты знаешь, что он существует?
   — Догадываюсь.
   — Что ты еще знаешь?
   — Где его искать.
   Она считала этот разговор унизительным для себя, поэтому говорила с недовольным видом, словно нехотя.
   — Моя портниха живет на улице Коленкура, напротив площади Константен-Пекёр. Обычно я хожу к ней около пяти, поскольку днем отсыпаюсь. Я дважды видела, как Арлетта выходит на углу из автобуса, а потом пересекает площадь.
   — В какую сторону она шла?
   — К лестнице.
   — Тебе не приходила мысль пойти за ней?
   — С какой стати?
   Таня лгала. Она была любопытна. Неужели, дойдя до лестницы, она никого больше не видела?
   — Это все, что ты знаешь?
   — Все. Вероятно, он живет там.
   Мегрэ налил себе коньяка и, когда снова зазвонил телефон, подниматься не спешил.
   — Та же песня, шеф.
   — Кафе на площади Константен-Пекёр?
   — Да. Останавливается он теперь лишь в двух пивнушках на площади Бланш да перед «Франсисом».
   — Лоньон на своем посту?
   — Да. Я только что видел его, проходя мимо
   — Попроси его от моего имени сходить на площадь Константен-Пекёр и поговорить с хозяином. Желательно, конечно, не на глазах у посетителей. Надо выяснить, знает ли тот Оскара Бонвуазена. Если нет, пусть Лоньон даст приметы. Может быть, его знают под другим именем.
   — Сейчас?
   — Да, пока Филипп прогуливается. И скажи Лоньону, чтобы он мне потом позвонил.
   Когда он вернулся в зал, Кузнечик в баре наливал себе стаканчик.
   — Вы еще не взяли его?
   — Как ты вышел на «Франсиса»?
   — Через гомиков. Они все знают друг друга. Сначала мне назвали бар на улице Коленкура, куда Филипп частенько заглядывает, а потом «У Франсиса», где он бывает ночью.
   — Там знают Оскара?
   — Да.
   — Бонвуазена?
   — Фамилия его неизвестна. Сказали, что это кто-то из квартала. Он заходит изредка выпить стаканчик белого перед сном.
   — И встречается с Филиппом?
   — Там разве поймешь, кто с кем встречается — все разговаривают друг с другом. Вы не будете отрицать, что я вам помог?
   — Его не видели в баре сегодня?
   — Ни сегодня, ни вчера.
   — Где он живет, не сказали?
   — Где-то в квартале.
   Время тянулось невыносимо медленно, чуть ли не остановилось. Пришел Жан-Жак, аккордеонист, проскочил в туалет почистить грязные ботинки и причесаться.
   — Убийца Арлетты все еще разгуливает? Позвонил Лапуэнт.
   — Я передал ваш приказ инспектору Лоньону. Он на площади Константен-Пекёр. Филипп только что зашел к «Франсису», заказал стаканчик. Нет никого, похожего на Оскара. Лоньон позвонит сам. Я сказал ему, где вы. Я правильно сделал?
   Голос Лапуэнта был далеко не тот, что в начале вечера. Звонил он из баров и уже в который раз, чтобы согреться, разумеется, принимал стаканчик.
   Спустился Фред. В смокинге, в накрахмаленной рубашке с фальшивым бриллиантом, гладко выбритый, розовый, он был великолепен.
   — Иди-ка и ты одевайся, — сказал он Тане. Фред зажег свет, поправил в баре бутылки. Пришел г-н Дюпо, второй музыкант, когда наконец-то позвонил Лоньон.
   — Ты откуда?
   — Из «Маньера» на улице Коленкура. Я был на площади Константен-Пекёр. У меня есть адрес. Лоньон был крайне возбужден.
   — Тебе дали его без затруднений?
   — Хозяин ничего не понял. Я ни словом не обмолвился о полиции. Сказал, что приехал из провинции и разыскиваю приятеля.
   — Его знают по имени?
   — Называют господин Оскар.
   — Где он живет?
   — Возле лестницы, справа, в маленьком домике в глубине сада. Дом окружен стеной и с улицы не виден.
   — Он не был сегодня на площади Константен-Пекёр?
   — Нет. Его ждали играть в карты — обычно он не опаздывает. Пришлось хозяину сесть вместо него.
   — Он им не говорил, чем занимается?
   — Нет. Он вообще много не разговаривает. Его принимают за состоятельного рантье. Здорово играет в белот. По утрам, около одиннадцати, отправляясь за покупками, нередко заходит, чтобы пропустить стаканчик белого.
   — Он что, сам закупает провизию? У него нет прислуги?
   — Ни прислуги, ни уборщицы. Его считают чудаковатым.
   — Жди меня у лестницы.
   В то время как музыканты, настраивая инструменты, брали первые аккорды, Мегрэ допил коньяк и направился в гардероб за своим тяжелым, еще мокрым пальто.
   — Порядок? — спросил Фред из-за стойки.
   — Будет порядок.
   — Потом зайдете распить бутылочку?
   Кузнечик, свистнув, подозвал такси. Уже закрывая дверцу, он тихо бросил:
   — Если это тот тип, о котором я слышал будьте осторожнее. Он легко не дастся.
   Стекла заливало дождем. Сквозь частые струи с трудом различались огни города, где в сопровождении эскорта полицейских шлепал по грязи Филипп.
   Мегрэ пешком пересек площадь Константен-Пекёр, нашел Лоньона, прижимавшегося к стене.
   — Я отыскал дом.
   — Свет горит?
   — Я заглянул через стену — ничего не видно. Гомик, вероятно, не знает адреса. Что будем делать?
   — В доме нет другого выхода?
   — Нет. Дверь только одна.
   — Пойдем. Оружие при тебе?
   Лоньон похлопал себя по карману. Стена была облупившаяся, вроде деревенской, над которой нависали ветви деревьев. Лоньон занялся замком и возился с ним несколько минут. Комиссар наблюдал за улицей.
   Войдя внутрь, они увидели маленький, похожий на церковный садик и в глубине двухэтажный дом, какие еще встречаются на Монмартре. Свет был погашен.
   — Открой дверь и возвращайся. Несмотря на уроки специалистов, Мегрэ и впрямь не был силен в замках.
   — Жди меня на улице, а когда подойдут остальные, предупреди Лапуэнта и Жанвье, что я здесь. Пусть продолжают наблюдение за Филиппом.
   В доме стояла тишина, не чувствовалось никаких признаков жизни. Комиссар достал револьвер. Было жарко и пахло деревней: видимо, Бонвуазен топил дровами. Дом казался сырым. Мегрэ долго не решался зажечь свет, но потом, пожав плечами, все-таки повернул выключатель, который обнаружил справа от себя.
   Вопреки ожиданиям, было чисто, ничего тягостного или сомнительного, свойственного жилищу холостяков. В коридоре горел цветной фонарь. Открыв дверь с правой стороны, Мегрэ оказался в гостиной, обставленной мебелью, которая предлагается в магазинах на бульваре Барбес: дурного вкуса, но дорогая, из массивного дерева. Следующая комната — столовая в провинциальном стиле, из тех же магазинов, с пластмассовыми фруктами на серебряном подносе.
   Нигде ни пылинки. Войдя на кухню, комиссар отметил, что и она в идеальном порядке. В плите еще теплился огонь, вода в чайнике не остыла. Он заглянул в шкафчики, нашел хлеб, мясо, яйца, в кладовке за кухней — морковь, репу, цветную капусту. В доме, вероятно, не было подвала, поскольку здесь же стоял и бочонок вина с перевернутым на затычке стаканом, словно пользовались им постоянно.
   Была и еще одна комната на первом этаже, на другой стороне коридора, напротив гостиной. Просторная спальня с кроватью, покрытой атласным покрывалом. Лампы под шелковым абажуром давали свет, характерный для спальни женщины. Множество зеркал, напоминавших чем-то дома терпимости. Почти столько же зеркал и в смежной ванной.
   Кроме продуктов на кухне, вина в бочонке, огня в плите — никаких следов обитания. Нигде ничего не валялось, как бывает и в более ухоженных домах. Ни пепла в пепельницах, ни грязного белья, ни скомканной одежды в шкафах.
   Он понял почему, когда поднялся на второй этаж и, не без доли опасения, открыл обе двери — столь впечатляющей была тишина, в которой гулко раздавался стук дождя по крыше.
   В доме никого не было.
   Комната слева действительно оказалась комнатой Оскара Бонвуазена, где протекала его холостяцкая жизнь. Железная, с толстыми красными одеялами кровать не убрана, простыни несвежие; на ночном столике фрукты — одно яблоко надкушено, мякоть потемнела.
   На полу грязные башмаки, несколько пачек из-под сигарет; везде окурки.
   Если внизу была настоящая ванная, то здесь, в углу комнаты, лишь раковина с краном да грязные полотенца. На крючке висели брюки.
   Напрасно Мегрэ искал документы. В ящиках хранилось все, что угодно, даже патроны к пистолету, но ни писем, ни личных бумаг.
   И только спустившись на первый этаж, комиссар нашел в комоде спальни ворох фотографий, пленки, фотоаппарат, лампу-вспышку.
   На фотографиях была не одна Арлетта, а по крайней мере еще десятка два женщин, все молодые, стройные, которых Бонвуазен заставлял принимать одни и те же эротические позы. Кое-какие снимки увеличены. Мегрэ снова поднялся наверх и обнаружил темную каморку с красной электрической лампочкой над бачками, множество пузырьков, порошки.